«воины Христовы» — это парни, которые могут защитить свою родину и бога, именно поэтому здесь учат послушанию, труду и молитве.
По информации, с пятого по седьмой класс у Максима Р. неоднократно был секс под лестницей и в душевой у старших. О-В показывает мне эту душевую.
Один из выпускников «Клещёвки», М., так описывает ту историю: «Была личность такая, как Ярослав К. Вороватый, злобный, мстительный. Помню, его лишили последнего звонка — ну, с голубизной связано. Это, получается, было ещё в двадцатом году. Доучиться дали, но на последний звонок не пустили. А дело в том, что их спалили, что Ярослав К. и Максим Р. друг другу дрочили. И письку в жопу там совали. А всплыло сейчас. Ну и, видимо, решили так: раз Ярослав К. старше, значит, он виноват.».
Тем временем О-В знакомит меня с воспитателем младших: «Сергей Сергеевич». Худой, маленького роста, с детским лицом, сам бывший выпускник «Клещёвки». О-В уходит, а С-С повторяет тезисы про местные порядки: парни всегда при деле, звонок родным раз в неделю и телевизор по выходным на несколько часов. Смотрят на DVD советские фильмы: комедии Гайдая или что-нибудь героическое, про войну. По будням у них учёба: обычные предметы и закон Божий. Каждый день служба. Для провинившихся есть послушания: убирать снег, мыть туалеты и душевую, дежурить в столовой. Отбой в десять, после молитвы.
Случай в медблоке
В 2016 году его мать, Оксана, сильно заболела — присмотреть за пятнадцатилетним подростком было некому, и она решила временно отправить Алексея в «Клещёвку», «потому что слышала про интернат много хорошего». Григулецкий сдал экзамены в восьмой класс в конце августа того же года. «У меня до этого была обычная жизнь, обычная компания, и тут сразу бросилось в глаза то, что эти ребята странные, — вспоминает Григулецкий. — Неопрятные и, как бы выразиться, они, короче, странно разговаривали. Налицо была такая деградация. Ребята всю жизнь живут в какой-то среде религиозной: и вот подростковые проблемы, перемешанные с религиозной темой. Вся каша половая, девочку хочется, и они это называют блудом, начинают отшучиваться так узко, что ты видишь — никакого развития культурного нет. Довольно быстро стало доходить, как они решают свои проблемы. Ну. Гейством. Кто-то мог в раздевалке. Кто-то — под лестницей. Кто-то в душе умудрялся. Кто-то в бане подольше оставался. Кто-то на заброшенные бараки ходил. Мест, где можно этим заняться, — выше крыши. Все про это слышали как бы, но, разумеется, никто не видел. Сам признаться — кто признается? Но так вышло, что через месяц пребывания там я увидел всё своими глазами».
В начале октября Григулецкий сильно простудился и попал в медблок. Это небольшое помещение в торце жилого корпуса, расположенное на первом этаже. Две палаты: в одной жил Григулецкий и семиклассник [ФИО 1]. В другой — пятиклассник [ФИО 2] и третьеклассник Миша Ф. Врач в тот день уехала в город — и дети были предоставлены сами себе.
«Понятно, они все помладше, им со мной общаться не о чем, — вспоминает Григулецкий. — И они все тусуются в другой комнате. Тут заходит в один из вечеров семиклассник [ФИО 1]. Говорит: слушай, Лёш, прикинь, там пятиклассник [ФИО 2] в рот дал Мише Ф. Типа, смотри, что умею, и, эм, дал. Я говорю ему: ты понимаешь, что, если ты гонишь, ты отхватишь леща? Он говорит: я тебе не вру. Ответственно тебе, блин, заявляю. Он дал в рот ему. Я говорю: давай ты ещё раз в к ним комнату зайдёшь и попросишь повторить. Но дверь до конца не закроешь, и мне будет как раз всё видно. И если Миша Ф. согласится, то будем разбираться. И [ФИО 1] пошёл. И попросил, чтоб они повторили. [ФИО 2] сказал Мише Ф. встать на колени, и, короче, они это повторили. Разумеется, я туда влетаю, [ФИО 2] получает несколько хороших ударов по роже. Утром я пошёл к отцу Спиридону. Начал рассказывать, пытаясь заменять слово “педерастия” на “содомия”. Спиридон выслушал. Я не заметил в его глазах какой-то растерянности, шока. Сказал только: никому про это не рассказывай.
«Через несколько месяцев после того, как я стал свидетелем эпизода [c Мишей Ф.], меня стали ломать, — рассказывает Алексей Григулецкий. — Я приехал здоровым парнем, у меня родители с Кавказа и я тоже, кровь кипела. Я ненавижу эту голубизну. С ней никто ничего не делает! И вот уже я ловлю себя на том, что у меня депрессия глубочайшая, суицидальные мысли появились. Пошло от О-В и отца Спиридона, они мне говорят: тебя мать бросила, ты ей не нужен, ты никому не нужен, от тебя отказались, ты умрёшь. Я звоню маме: мам, тут нездоровая херня, забери меня, а она мне с полной уверенностью говорит: слушай, у тебя же там проблемы, тебе нужно вырасти, что ты как маленький? Они маме говорили постоянно за то, что я какой-то маргинал конченый. И понятно, что мама, женщина, которая болеет, которая при смерти фактически, конечно, хочет, чтобы сын вырос нормальным человеком и его не выгнали. Был ещё такой отец Аристарх — главный воспитатель. На самом деле — просто сволочь. Бил детей, унижал всячески морально. Одно на одно, система непонятная, и тут ещё какой-то отец Аристарх, урод, реально кайфовал от насилия.
[ФИО 3], десять лет. С ним случилось в летнем лагере, на “Клещёвских зорях”. Его дети называли девочкой. [ФИО 4] — это десятый год, что ли. За год до нашего, в шестнадцатом году, там был мальчик [ФИО 5] — он всю группу младшую просто… Его оттуда пришлось в итоге убрать. С моим ребёнком случилось когда, с ним вызывали ещё одного мальчика — якобы видели его на коленях, как он делал это тому же [ФИО 2]
Все мои собеседники рассказывали об Аристархе истории, совпадающие вплоть до мелких деталей. Приведу характерное воспоминание однокашника Григулецкого, Пети Суркова. Он учился в «Клещёвке» десять лет, с первого класса.
«У Аристарха была отдельная комната, ну, каморка. У него там висели портупея широкая, ремень узенький, бечёвка капроновая, лоза, провод и дрын. У каждого орудия была своя стоимость удара: один удар лозой заменит два удара портупеей. У нас еженедельные были порки, по итогам недели. И от случая к случаю — на неделе. Разбил план эвакуации — идёшь в каморку к Аристарху. Мой одноклассник — [ФИО 6], тоже гей, — его особенно любили пиздить. Показывай дневник — двойка? Пойдём. У него как-то случилось воспаление этих ран, дети ходили в медблок и выпрашивали мази.
Касательно субботних порок — это происходило в актовом зале, при полном построении, при всех. Спустил портки до колен, лёг на лавку, зачитали нарушение, тебе всыпали — оделся и пошёл. В особых случаях они любили поставить человека на колени и заставить его извиняться. Один раз собрали всех в столярке. По одному запускали. Руки в тиски. Не до хруста, но чтобы ты не мог их вырвать. И лозой херачили. Там ребята ссались!
Один из воспитанников Школы Интерната при Николо-Шартомском муж. монастыре, слова Алексея Григулецкого подтверждаю на все 100%. Воспитатель 5-7 классов иеродиакон Никита (Шутков* если мне память не изменяет) применял достаточно жестокие и садистские меры в отношении воспитанников это неоднократные избиения различными предметами различными габаритами тяжести, моральные унижения и оскорбления, всераспущенность и вседозволенность, насильные принуждения к физическим нагрузкам и упражнениям, не законная и преступная эксплуатация детского труда. Меня чаще всего лупили лыжной палкой. Ребят лупили шнуром удлинителя. Свои действия оправдывал якобы "наказанием за провинность". Не однократные побои, моральные унижения и оскорбления в адрес воспитанников и в мой адрес в том числе.
Православная семья Сурковых переехала в деревню Мизгино, что рядом с Николо-Шартомским монастырём, в начале нулевых. Как и несколько других семей, они сделали это по благословению тогдашнего игумена Никона. Прошло несколько лет, старшему сыну пора было идти в школу. Никон дал новое благословение: всех мальчиков следует отдать учиться в «Клещёвку». Сначала туда пошёл старший сын Петя, затем отправили среднего, Б. (в силу обстоятельств мы вынуждены изменить его имя. — Прим. Baza). А потом — и младшего. Забирать их обратно пришлось безо всякого благословения.
«Это лучшее что мы можем дать детям, — так я говорила мужу, — вспоминает Елена Суркова, — Мы сами их так не научим. Они будут воины Христовы. Поэтому у меня все три сына там училось. И только после той истории в медблоке до меня начало что-то доходить. И я и их забрала. Хорошо помню, как Александра [К., мать Миши Ф.] пришла к отцу Филиппу. Отец Филипп с Александрой разговаривал очень долго. Я так понимаю, он хотел выяснить, что она за человек, может искал слабые ее места. Через некоторое он понял, что у нее слабых мест нет, что она выясняет информацию про них, и сказал: “забирай ребенка, и вали отсюда, ты кого нам привезла и ты вообще больная?”. Я верю, он может так сказать, мы когда детей забирали — он позвонил. Вы что детей забираете из школы? Их что, насилуют, что ли? Если вы заберёте, с вами никто общаться не будет, вам никто не будет помогать! Вас благословил Владыка Никон, вот у него и спрашивайте. Потом нам передали, что если мы будем что-то говорить про школу, то на жизни наших детей отразится. Не то что их машина собьёт, конечно, но… О-В ко мне подходила, спрашивала: вы что, обижены? Конечно, я обижена! Я хотела, чтобы мои сыновья были воинами Христовыми. Но их О-В воспитывала, а она женщина. Отец Спиридон — баба, по сути. Он лживый. Мой средний сын Б. слышал, как отец Спиридон с О-В идут и обсуждают, кто с каким мальчиком пара. Всё они знают, им с помощью этого лишь удобно было детьми управлять».
Угадайте кто с кем пара
Старшему сыну Сурковых, Пете, двадцать лет. Сейчас у него «полно подруг» и он не собирается возвращаться к гомосексуальным отношениям. Но на протяжении десяти лет обучения в школе у него были связи только с парнями. Так же, как и у половины его одноклассников.
«Воспитатели говорили, что вот такое существует — пидорасы есть, но никто не говорил, что это плохо. У меня опыт случился в первом классе, это было на уровне ровесников, оральные сношения. Собирались между своими друзьями, чтобы это никуда... Но выяснилось, меня высекли. Родителям ничего не сказали. Несколько лет я этого не касался. В пятом классе продолжилось уже. Тоже на уровне круга общения своего. Лично у меня. Потому что, если с более взрослым, он может тебя шантажировать, если с более младшим — ну, блядь, как бы, это, сука... Нехорошо. Поэтому встречаются ребята с разницей плюс-минус один год. Будем считать, два класса — то есть это человек двадцать. Если про меня говорить, вот из этих двадцати — я человек восемь знаю лично. Ну и так в каждой возрастной группе. Это не то что плюс-минус отношения, скорее на уровне поебались-разбежались. Два персонажа знают, что могут сделать друг другу приятно, но не всегда это получается, и оба знают, что у них есть альтернатива. Мы обычно просыпались ночью, уходили в какую-нибудь дальнюю комнату, где никого нет. Там делали свои дела и разбегались. Там комната самоподготовки, например. Диванчики стояли, пальмы там. До того как я к этой схеме пришёл, ныкались во всяких заброшенных зданиях, их много на территории. По лесам бродили, сначала как Робин Гуды, а потом… Не выноси из избы, сами разберёмся. А никто не разбирался. Ещё я очень переживал, когда мой средний брат, Б., перешёл в пятый класс: на него положил глаз один мой одноклассник».
«Он был старше на три года, — вспоминает средний брат Б. — Когда я говорю своим друзьям, что у меня в двенадцать лет произошло по согласию, они говорят — какое согласие может быть в таком возрасте? Но я считаю, что это было добровольно. А первый раз я столкнулся с этим: второй класс. Чистили зубы, выходит из туалетной кабинки мальчик и говорит — смотри, что мне сделали. И оттуда потом вышел второй мальчик — и говорит, я сделал ему минет. Постепенно начинаются разговоры: а вы знаете, что такое секс? Преподносится в ключе обычных отношений. Интернет там не ловил, да и телефонов нет, информации никакой. Ну и сначала была какая-то шайка, породила свои плоды. Когда я перешёл в пятый класс, там все уже свободно об этом разговаривали. Знали конкретных людей, кто куда ходил. Каждый второй примерно. И потом это разрасталось. Это был чаще оральный. Ну или подрочить друг другу — голландский штурвал. Иногда дети оставались убирать кабинеты. Кельи, когда воспитатель куда-то ушёл. Лес — там есть заброшка. Никаких знаков внимания друг другу не было: как правило, самые отдалённые — это и есть пара. Скорее это было с кем удобно, с кем у тебя график совпадает.
В середине сентября 2022 года до меня дошли слухи, что по делам, связанным с сексуальными отношениями в школе, задержаны два человека. Тот самый Ярослав К. — по делу Максима Р. — и выпускник Иван Л. — по ещё одному делу. «Ваня тихонький. Он сирота, его привезли монахини когда-то, и с первого класса он в “Клещёвке” проучился, — рассказывает один из выпускников школы. — Получается, всему этому пидорскому там и научили его. То, что я знаю по слухам: он с ребятами, которые младше него, тусил, вплоть до пихания пиписьки в задний проход, и просил им подрочить. Видимо, когда детей в августе допросили, это выяснилось».