ПЕДОФИЛЫ НА ПАРАДЕ

Скачать:

 

Дэвид Соненшайн (год рождения неизвестен - умер 28 мая 2021 года) был исследователем секса с академическим образованием, антропологом и этнографом, обладавшим опытом в области социологии и критики СМИ. Он провел раннее исследование мужских гомосексуальных сообществ 1960-х годов и опубликовал одну из первых работ, критически рассматривающих то, что он назвал истерией сексуального насилия над детьми, в главе книги 1984 года «Нарушение табу секса и подросткового возраста: дети, секс и средства массовой информации». - частично доступно в книгах Google. Его двухтомное исследование паники «Педофилы на параде» 1998 года «может быть самым подробным исследованием конструкции растлителя малолетних», по мнению одного рецензента, и «окончательным исследованием», по мнению другого.

Годы исследований секса Соненшайн начались в 1961 году, когда он получил степень магистра антропологии в Университете Индианы. Здесь он работал штатным научным сотрудником (1966–1968) в университетском Институте сексуальных исследований, основанном Альфредом Кинси. Работая с Уильямом Саймоном и Джоном Х. Ганьоном, чей выдающийся труд был назван социологом-союзником MAP Кеном Пламмером «вероятно, самым важным общесоциологическим исследованием сексуальности, которое когда-либо было опубликовано», основным проектом Зоненшейна было исследование геев. Общественная жизнь в Индианаполисе и Чикаго. Его устные истории 23 мужчин, собранные в 1967 году, в период до освобождения геев в Чикаго, позже были опубликованы самостоятельно под названием «Некоторые гомосексуальные мужчины» (1983). Его книга «Педофилы на параде» 1998 года демонстрирует сходное мышление с Симоном и Ганьоном, поскольку его «предпосылка состоит в том, что мы основываем социальные отношения на образах, используя символы», которые «сопровождаются стандартными, согласованными и жестко навязанными текстами, требующими суровых мер», наказание за нарушение наряду с устранением критики...

Его ранние работы были сосредоточены на гомосексуализме в антропологии, этнографии, и повседневном языке и сленге, используемых гомосексуалистами. В 1969 году президентская комиссия по непристойности и порнографии попросила его провести исследование женской эротики, которое было опубликовано в их отчетах за 1972 год под названием «Журнал «Романтика». После того, как он, по его словам, «сбежал из академических кругов» в 1973 году, он продолжал писать и публиковаться как независимый ученый, входя в редакционную коллегию Общества научных исследований сексуальности, Ассоциации американских исследований Техас (ASAT) и Национальная коалиция независимых ученых (NCIS). В дальнейшей жизни он был редактором рецензии на книги The Independent Scholar, ежеквартального онлайн-издания NCIS и веб-мастером ASAT. Он работал секретарем совета директоров NCIS, редактором книжного обзора, сотрудником по членству и менеджером базы данных, и с тех пор NCIS учредила премию Дэвида Соненшейна в его память.

 

«Педофилы на параде» — это лучший анализ истерии о растлителях малолетних, который мы когда-либо видели. Автор бесстрашно показывает, как взрослые злодеи, дети-жертвы и героические авторитеты изобретаются правительством, средствами массовой информации и группами с особыми интересами, имеющими репрессивные социальные программы.
В первом томе «Монстр в СМИ» используются данные, собранные за десятилетие, для документирования популярных идей о сексуальных отношениях взрослых и молодежи с середины 1970-х по 1990-е годы, периода, который теперь известен как истерия сексуального насилия над детьми. Если критически взглянуть как на художественную литературу (включая кино), так и на журналистику, можно выявить и показать, что основные элементы злодеев, жертв и героев взаимосвязаны. Широко распространенные, а также недоступные другим источники исследуются и связываются с различными продуктами и процессами американской культуры, чтобы обеспечить наиболее полное и углубленное исследование этого важного периода и проблемы.
Во втором томе «Популярные образы моральной истерии» истерия по поводу сексуального насилия над детьми 1980-х годов используется в качестве отправной точки для обширного культурно-исторического исследования того, как в Америке создавались и использовались сексуальные злодеи, жертвы и герои. Включая обширную и уникальную главу «Сексуальный ребенок» — одну из самых избегаемых и недокументированных тем в истории. «Педофилы на параде» — одно из лучших разоблачений того, как создается «реальность», которое мы когда-либо видели, и его обязательно должны прочитать все думающие люди. 

 

 

МОНСТР в Средствах Массовой Информации

 

 

 

Вступление

Уже довольно давно известно, что существует значительное разнообразие сексуальных отношений и событий, которые происходят между взрослыми и не взрослыми людьми. Известно также, что последствия этих контактов и интрижек охватывают широкий спектр, и конкретные культурные и исторические моменты, в которые они происходят, оказывают значительное влияние. Но на ассоциации обычно смотрели свысока, и, несмотря на явные свидетельства различий, фактические описательные исследования были довольно редкими. Профессиональные взгляды, по крайней мере на начальном этапе, обычно кодируют популярные этноцентрические суеверия; следовательно, отношения и вовлеченные в них индивиды уже давно определяются и управляются агентами, чьи намерения больше связаны с дисциплиной и доминированием, чем с эмпирическим исследованием и открытым доступом к информации.

Начиная примерно с середины 1970-х годов, с кажущейся внезапностью секс между молодежью и взрослыми стал яростно осуждаться, его разновидности гомогенизировались в единый образ ужасающего насилия и эксплуатации. Участники подвергались все более жестоким наказаниям, сторонники подвергались стигматизации, а те, кто был заинтересован в критическом исследования игнорировались или подвергались порицанию. Кажущийся взрыв осуждения на самом деле имел твердые исторические предпосылки, исходящие из трех культурных областей. Одной из них была профессиональная культура, исторически специфическая взаимосвязанная система ценностей, смыслов и социально-экономических отношений, которая формировала карьерные пути журналистов, работников в области психического здоровья и социальной сферы, исследователей, юристов и медицинского персонала. Опираясь на уже существующие шаблоны, создание и наказание “педофила” осуществлялось по всем тем же шагам, что и были использованы в отношении других преднамеренно стигматизированных сексуальных интересов и поведения. Инструменты, методы и предположения расследования, стили прошлого, репрезентации, намерения реабилитации и устранения — все содержало элементы, которые предопределяли характеристику педофилов и детей. Теория и метод были линейными, причинно следственными и одержимыми объектом. Теория влечений в сексуальности, после краткой замены более сложными и реалистичными объяснениями, вновь стала доминировать с новой силой.

Другим источником была политическая культура. Долгое время существовавшее в Америке напряжение между реакцией и либерализмом усилилось в результате бурного возрождения религиозного и политического фундаментализма в конце 1960-х и начале 1970-х годов. Некоторые старые антагонизмы (такие как феминизм и патриархальные интересы) нашли эффективные точки соприкосновения с легкостью и быстротой, удивляющими тех, кто не осведомлен об исторических прецедентах. Классический либерализм продолжил свой крах, начавшийся за несколько десятилетий до 1980-х годов, левый радикализм продолжал раскалываться, а военные крылья правых продолжало набирать членов и вооружение. Основные сегменты движений геев и лесбиянок были кооптированы господствующим и консервативным менталитетом. Феминизм стал профессионализированным и тривиализированным академиками, но, что более важно, движение раскололось, привлекая и поощряя тоталитарных личностей, которые настаивали на эссенциалистских догмах веры и поведения. Движение за освобождение детей было задушено правовым дискурсом и со временем не смогло заменить само себя.

Старые и новые военные действия переросли в буквальное сражение. Война была объявлена недвусмысленно, а риторика и образность были основным оружием. Третьей областью, помогающей сконструировать феномен, была популярная культура, предмет данного исследования. Именно здесь были использованы традиционные образы и жанры для характеристики сексуальных отношений молодежи и взрослых. Секс между взрослыми и молодежью накладывается на ряд тем, мотивов и повествовательных приемов, группирующихся вокруг трех основных элементов того, что составляет особую концепцию “растления малолетних". Три фокуса — педофил как злодей, подросток как жертва и взрослый как герой — требуют взаимозависимые описания, декорации и сюжетные линии. Эти относительно стабильные связи сохранили историческую согласованность и обеспечили популярность изображений как среди широкой публики, так и среди профессионалов. Основной упор в массовой культуре 1980-х годов делался на высокоэмоциональное и агрессивное представление злодейства, виктимности и героизма. При поддержке профессиональной и политической культур машина массовой культуры массово производила и продавала три типа персонажей для всеобщего потребления с помощью знакомых театральных постановок. Каждый из них предстал перед обществом как актер в драме космических масштабов. Апокалиптические образы были превращены моральными иерархиями в сенсационные экспозиции почти всех информационных институтов культуры. Это создавало хорошие, часто превосходные и захватывающие развлечения, настолько, что высокие человеческие и социальные издержки были тщательно скрыты.

Подход, используемый здесь для изучения этого периода, называется “историей культуры”. Его основной обязанностью является документирование. Это исследование, ориентированное на данные, его самый базовый уровень - описательный, и я трачу некоторое время на цитирование образцовых текстов. Здесь представлен точный язык, использовавшийся в тот период — пронзительный и искаженный язык и противоречивые образы, которые одновременно отражали реакцию эпохи на секс между молодежью и взрослыми и способствовали этому. Когда я начинал в 1984 году, не было доступно никаких критических записей о событиях, составляющих истерию жестокого обращения. Некоторые из них сейчас начали появляться по отдельным событиям или проблемам, таким как дело Макмартина, сатанизм или “восстановленные воспоминания”; эти исследования содержат более подробную информацию, и я рад сослаться на критические работы других исследователей для получения дополнительных данных, хотя ошибки или недоразумения исправлены в настоящем исследовании.

Центральное место в языке того периода занимают ярлыки “педофил” и “педофилия”. Подобно словам “гомосексуалист”, “гетеросексуал” или “порнография”, это не эмпирические термины, описывающие стабильные, вечные, неотъемлемые и универсальные формы или содержание. Это названия культурно обоснованного западного введения 19-го века тревоги и стремление к власти, беспорядки, которые все еще искажают мышление и поведение, далеко выходящее за рамки шутовства. Вместо того, чтобы постоянно заключать эти термины в кавычки, как следовало бы, следует помнить, что их использование здесь относится к ограниченным и разнообразным значениям того времени. Несмотря на все почти фанатичные попытки привить идею “педофила”, концепция остается. Поскольку объективистский или категорический подход оказался столь же надуманным, смущающим, сколь и разрушительным (нелепо пытаться говорить о “гетеросексуальном " или о любой другой старой гомогенной простоте как о единой и отчетливой конфигурация мотивов и поведения), продолжающееся принудительное использование такого языка основано на других соображениях, обычно психологических, экономических или политических.

Поскольку они носят скорее символический, чем эмпирический характер, использование таких терминов и идей также обусловлено некритическим принятием культурной инерции. Термины содержат ссылки за пределы самих себя, пересекая культурные горизонты, и связывают себя с историческими традициями. Более того, их важность усиливается их использованием, то есть их производительностью. Секс между молодежью и взрослыми был представлен культуре как театр, и актеры, часто сопровождаемые подходящими саундтреками, разыгрывали злодейство, виктимизацию или героизм для (ненадолго) очарованной аудитории, часто на интерактивной основе: злодеев освистывали, убивали или сажали в тюрьму, жертвам давали выплакаться на плече, а героев приветствовали и позволяли избежать судебного преследования за их злоупотребления и преступления.

Чтобы придать документации больше глубины, по возможности я попытаюсь проследить историю некоторых событий настолько, насколько они могут быть узнаваемы современным читателем, показывая, какие значения были задуманы или оказались полезными. Там, где у меня достаточно данных, я попытался более точно указать временные интервалы и контексты. Некоторое время я выступал против таких поверхностных выражений, как “шестидесятые”, но теперь мне нравится несмотря на простодушие всего этого, и фраза, безусловно, подходит для концепции периодов и отношения к истории и отдельным личностям, используемый здесь ”период" относится в основном к 1980-м годам, но охватывает диапазон с середины 1970-х до середины 1990-е годы. Я избегал дисциплинарных теоретических дискуссий, потому что акцент делается на описании, и по другим причинам. Хотя я ссылаюсь на такие проблемы, когда это кажется уместным, в профессиональной литературе цитируется мало. Такая работа должна проводиться в контексте отдельного изучения профессиональных культур, это способствовало возникновению паники. Почти все исследования секса между взрослыми и не-взрослыми имеют настолько серьезные недостатки, что мало что можно сделать, чтобы спасти то, что осталось от жизни их субъектов, что является дорогостоящей характеристикой сексологии по целому ряду тем с момента ее создания.

Первые четыре главы этого тома посвящены темам секса между взрослыми и молодежью в популярной художественной литературе, как текстовой, так и визуальной. Большинство из них появилось в криминальных романах и фильмах, хотя их также можно было увидеть в фильмах ужасов, научной фантастике и бытовых драмах. Образ растлителя малолетних долгое время был негативным, хотя интенсивность варьировалась от ошеломления до убийственной ненависти. Я придерживаюсь более общепринятого взгляда на то, как он развивался и сохранялся в популярной культуре — как он использовался, откуда он пришел, его связь с другими символическими наборами и как он связан с историческими событиями и действиями. Привязан к образу растлителя - это образы жертв и героев, и они рассматриваются в том же ключе. Я обычно опускал работы, обычно с более художественными внежанровыми претензиями, которые пытаются представить сбалансированный, понимающий или позитивный взгляд на секс между взрослыми и не-взрослыми женщинами. Я также избегал очень редких романов о сексуальных детях и многих повествованиях о достижении совершеннолетия, и я не включил растущее число романов о взрослых и молодежи, которые имеют сексуальные интересы друг к другу, таких как те, которые встречаются в богатой и быстро развивающейся субкультуре любви к мальчикам.

В части II основное внимание в научной литературе уделяется печатной и радиовещательной журналистике. Именно здесь профессиональная и политическая культуры имеют важные и явные связи. Хотя иногда это присутствует в художественной литературе, именно в научной литературе эксперт через журналиста автоматически и неоднократно выдвигается на первый план, чтобы авторизовать изображения и утверждения фактов для массового рынка. Кроме того, многие из этих экспертов придерживались определенных политических или религиозных интересов, поскольку такие обязательства предполагали решение того, что представлялось как индивидуальные и социальные проблемы. Как в части I, где это возможно, я пытаюсь указать на некоторые исторические изменения образов в течение периода. Сразу же заметным будет повторное появление нескольких из тех же образов и приемов, которые были замечены в художественной литературе. Именно это повторение.

Я хочу поразить читателя. Тот период характеризовался культурным разделением и фрагментацией; для того чтобы изображения были эффективными в этом структурном контексте, единство должны были заменить повсеместность и простое дублирование. Послание чудовищного педофила и истерзанной жертвы было в целом последовательным, несмотря на то, что исходило от разнообразие источников, хотя у каждого был свой особый акцент и обоснование. Куда бы вы ни обратились за это время, образы угрожающего растлителя и ребенка, которому угрожают, пропитывали культурную среду.

Во втором томе вторая часть этого исследования переходит на более интерпретационный уровень, сначала предоставляя исторические данные о сохранении ключевых образов и тем, а также отмечая события 1980-х годов, которые поддерживали конкретную концепцию педофила и социальное поведение, вытекающее из этого образа. Во-вторых, анализ комментирует последствия использования Америкой этих изображений в связи с тем, что было основными социальными и политическими значениями относительно молодой демократии.

1

Педофил в художественной литературе

 I

Периоды высокоморальной художественной литературы в американской культуре приходили и уходили. Когда они набирают популярность, они, как правило, обновляют любой жанр, который используют, и из-за приверженности автора предоставляемое развлечение часто бывает довольно хорошим. Одним из таких периодов было неистовое беспокойство по поводу секса между молодежью и взрослыми примерно с середины 1970-х по 1990-е годы. Много энергии было вложено в структурирование троицы персонажей, важных для драмы, и в описание контекстов, в которых, как считалось, имели место такие взаимоотношения. Некоторые авторы строили свои драмы на основе их собственного негодования и ненависти, в то время как другие просто использовали идею о том, что молодой человек и взрослый занимаются сексом, чтобы увеличить свой стабильный результат. Все они использовали стандартные, традиционные формы персонажей, делая их явными презентациями. Однако, при использовании на службе жанра, не так уж много можно было сделать, чтобы изменить образы растлителя малолетних, его жертвы и героя, если повествование должно было иметь смысл для читателя (который ожидал определенных условностей), и если продукт должен был иметь прибыльные продажи.

Самая ранняя известная мне американская характеристика растлителя содержится в книге Андерсона "Уайнсбург" (1919). Огайо. В фильме “Руки” Адольфа Майерса обвинили в том, что он занимался сексом с мальчиками в другом городе. Он очень нервный, с беспокойными, взбалмошными руками; он “вечно напуган”, замкнут и необщителен, его голос дрожит. Его руки раскрывают его “низкий и дрожащий” до “пронзительного и громкого, фундаментально жестокого характера; неспособные контролировать их, они “встревожили своего владельца”.

В 1984 году, в разгар паники по поводу секса между молодежью и взрослыми, роман Миллара 1964 года "Изверг" был переиздан не только потому, что он остается уважаемым автором, но и потому, что ее описание растлителя малолетних все еще соответствовало распространенным представлениям. У Чарли избыточный вес и менталитет девятилетнего ребенка, на том же уровне, что и у девочек, которых он находит привлекательными. Он защищается, его пугает окружающий мир; наивный, он воспринимает все буквально, ему не хватает чувства юмора. С высоким уровнем вины и ненависти к себе, чувствами, которые психиатрическое лечение “не излечило”, он ненавидит женщин и социально не приспособлен к представителям обоих полов. Он надувает губы и легко пугается; он инфантилен по отношению точки отсчета.

Большая часть морального накала в 1980-х годах была вызвана такими насыщенными ценностями произведениями. Физическое описание педофила было кульминацией развлечения, и некоторые усилия были потрачены на детализацию внешности злодея "лицо и глаза". Когда Мэри Хиггинс Кларк "Где дети?" впервые появившийся в 1975 году, в нем фигурировал “педофил-садист”[1]. Он был олицетворением зла, его лицо “толстое и белое, черты раздулись и расширились” (1988: 277). Частный детектив Кэмпбелл (1986: 224) описывает парня-любовника: “весь тонус покинул плоть. Его мышцы обвисли. Повсюду были маленькие мешочки. Он был похож на присыпанный порошком труп... или на человека, испытывающего ужасную боль”. У режиссера секс-фильмов “обвисшие лицевые мышцы свидетельствуют о том, что в его образе жизни слишком много удовольствий и недостаточно морали, а также ярко выраженный хорьковый прищур вокруг глаз” (Мерц 1986:52). У другого похитителя-убийцы глаза “глубоко под выступающими надбровными дугами”, которые переходят от пустого взгляда к пылающему, “как раскаленные угли”, и улыбка, которая оттягивает “его рот от лица окрашивал зубы до тех пор, пока заостренные клыки не обнажились полностью. ...как ухмыляющийся демон на картине ада эпохи Возрождения”[2]. Роман для юных читателей "Подонок" сочетает в себе похожие элементы. С “лукаво-безумными глазами” растлитель “воркует” с людьми или издает “пронзительный скулеж”. Его улыбка - “зубастая улыбка продавца автомобилей”; он пользуется лосьоном после бритья, которого “достаточно, чтобы заткнуть рот личинке” (Додсон 1980: 211-215). Спейт описывает убийцу-растлителя с “рябоватой кожей...жирные волосы... [дикий взгляд] в глазах [и] странно возбужденное выражение” (1987:16). Когда полиция обнаружила его, он находится в ступоре: “У его пронзительных глаз было остекленевшее выражение” (стр. 33) — неуклюжий образ, который пытается объединить тупицу с демоном, одна из многих противоречивых стереотипных концепций, встречающихся на протяжении всего периода.

У Бартона, похитителя-убийцы с избыточным весом, лицо было “бледным и мягким, со слишком гладкими щеками. Он выглядел так, словно был сделан из дурацкой замазки” (Стрибер 1990:108). Он похитил 12-летнего Билли, и его дряблые черты скрывают более жесткую внутреннюю сторону; его улыбка “была такой улыбкой, которую [делает] тот, кто ненавидит детей...

Эти толстые руки скрывали железные кости, и они хотели схватить его за горло и задушить...” (стр. 144). Со вздохом, похожим на “выдох из могилы”, Бартон начинает целовать Билли; “...там было что-то еще, влажное, сжимающее что-то. Когда Билли понял, что это язык Бартона, он совершенно непроизвольно вскрикнул и отстранился” (стр. 212,226). Отталкивающее выражение лица и глаз злодея распространяется на остальную часть тела по мере расширения описаний.

Педофил в Маленькой девочке, которая живет дальше по переулку, лысеет, хихикает и хнычет, у него мягкие розовые руки и “опухшее красное лицо, он влажный; он хрипит, и его частое использование блеска для губ - отличный способ определить отталкивающую сексуальную угрозу: он втирает “блестящий бальзам в свои большие красные губы. Как след слизи, оставленный улиткой...” Но он не просто грязный, он загрязняет окружающую среду. Вот его первое появление:

Он сунул мазь обратно в карман плаща, края которого были запачканы жиром. Рукава и низ пальто были окаймлены такой же черной каймой. Его серые фланелевые брюки висели неглаженными, поверх мокрые ботинки из коричневой замши, оставлявшие следы на полу. Розовая рука продолжала приглаживать пряди каштановых волос на его голове, которые блестели под недостаточным покровом волос. Все в этом человеке казалось грязным, или растрепанным[3].

13-летняя героиня приходит в ярость от его бесцеремонных прикосновений и испытывает тошноту от его запаха. С каждым появлением он становится все более отвратительным, его одежда все более мятой, обувь грязнее, его характер более зловещий и хищный. Финальная сцена заканчивается тем, что он начинает свои сексуальные заигрывания, поглаживая ее по волосам, в то время как она неподвижно сидит, ожидая, пока яд, который она ему дала, подействует.

Насильник-убийца из McDonald's (1986: 106f) вызывает отвращение “своим маленьким, похожим на жабу, толстым телом, толстыми влажными губами, прищуренными глазами, сальными волосами, толстыми короткими пальцами и пятнистым и одутловатым лицом...” В одном из романов Макбейна “87-й участок” второстепенный персонаж (“Толстяк”) испытывает “склонность” к 10-летним и 11-летним девочкам.

 ..тучный громила, одетый в выцветший синий халат, цвет его лица такой же бледный, как январское небо за окном, его толстые безволосые ноги покоятся на пуфике, одна неприлично пухлая рука достает финики из корзинки на столике рядом с его мягким креслом, рука движется ко рту, его толстые губы посасывают финики без косточки. ... Кусочек финика прилип к его передним верхним зубам, отчего казалось, что одного из них не хватает. (1989:52)

Поскольку полнота долгое время была признаком злодейства, ее часто использовали для создания образа педофила. Наряду с облысением, полнота может указывать на средний возраст, помогая подчеркнуть разницу между взрослостью и молодостью. Упитанность означает большую массу тела, и это также означает разницу в силе, масса - физическое выражение грубой силы и авторитета. Этот существенный контраст необходим между взрослыми и детьми, несоответствие усиливается из-за того, что упитанность ассоциируется с упадническим богатством и ленью, в которых правит плоть. В 1980-х годах ожирение обозначало мутацию, “неестественность” крупность внешности и поведения, признак плохого здоровья. Как правило, неэротичный или даже антиэротичный в культуре, ориентированной на стройное тело, ожирение означает вызывать отвращение к мысли о том, что такие люди занимаются сексом. Поскольку полнота сигнализирует об избытке, она проявляет неконтролируемый физический аппетит. Ужас усиливается, когда сексуальным партнером является ребенок. Вопреки нормам стройности, полнота является признаком того, что природа пошла не так или испорчена. У кинопродюсера, который растлевал малолетних в “Крестном отце”, было "тяжелое брюшко"[4]. Психически неполноценный растлитель в "Макгивеме" (1979) огромен, неуклюже передвигается, не осознавая своей массы[5]; головорез, которого привлекают 10-летние девочки в "Рэе" (1988), - бывший футболист с соответствующим весом.; и Фэй Детский фотограф Келлермана толстый, лысый и с глазами-бусинками (1988).

Ожирение у мужчин часто отождествляется с его мягкостью и дряблостью. Мальчиколюба (О'Рурк 1987:288) ассоциирует гендер с женственностью, смущением; герой замечает свои груди, “два мягких треугольных лоскута плоти, свисающие вниз, перекрывая растущую луну его живота, Растлитель-убийца в Билли женоподобен неуклюжими, лишенными изящества способами, но женственность здесь представляет собой своего рода гендерную неопределенность, которая вновь заявляет о себе как о неполноте и некомпетентности, основу атрибута педофила. Даже голос Бартона неуверенный: в одном предложении он звучал как мужчина, в следующем - как получеловек. Как будто в нем был мальчик, который так и не повзрослел, и, если прислушаться, женщина тоже” (Стрибер 1990: 144, 225). Мейерс/Биддлбаум в “Руках” робок и обладает “тонкими выразительными пальцами” с “извивающимися” движениями. Гумберт Гумберт в "Лолите" щеголеват, а другие в Келлермана описывают как “слабака”[6]. Ваксс (1987: 201-207) описывает педофила, сочетающего в себе характеристики щеголя, богатого, интеллектуального и претенциозного, слабовольного и уродливого. Его персонаж худой, лысеющий, с кустистыми бровями, острым лицом, тонкими губами и изящными пальцами, покрытыми прозрачным лаком для ногтей. У него “английский акцент делает его похожим на учителя”. Многие педофилы в романах подвержены приступам рыданий (Vachss 1990, Crumley 1981), что еще больше ассоциирует их с женственностью, трусостью и нестабильностью.

Замечательный прием, требующий обширной физической характеристики, почти не использовался: встреча младшего партнера со взрослым после того, как юноша вырос. Несмотря на поток рассказов о “выживших” в конце десятилетия и возможности для создания поразительных образов и драматизма, почти все авторы того периода пренебрегали этим. В "Грайсе" (1990) рассказчица встречается со своим учителем младших классов, когда ей 12 лет, затем снова видит его, когда ей 36. Учителю на момент романа было чуть за 30, и он был красив (девушки были в него влюблены), но сейчас ему за 50, он толстый, бородатый, его волосы седые и выпадают, цвет лица испорчен, и у него рак горла. Рыдая от этого противостояния, он начинает падать, как эмоционально, так и физически.

По мере того, как описания педофила культивируют патетику, эстетическое движение приближается к комичному и нелепостям. В “Руках” Андерсона Мейерс раскрывает свое настоящее имя, Винг Биддлбаум, неблагозвучное имя с германским или еврейским подтекстом, усиливающим зловещий характер фигуры. У Додсона (1980:219) героиня смотрит на растлителя после его поимки и чувствует, что “он больше не был монстром, просто растрепанным, жалким уродом”; чтобы завершить переход, отмечается, что лицо мужчины, зовут Бигги, сочетание “большой” и “хихикать”. Гумберт Гумберт Набокова так же знаменит своим избыточным именем, как и тем, что он раздутый болван.

II

При наличии физических описаний используются другие формы поведения и установки для дальнейшего определения педофила. Один из них - комплекс маскировки, скрытности и бегства. Это обоюдоострое решение: с одной стороны, есть бегство от прошлых преступлений и чувства вины, но также есть продвижение к новым незагрязненным территориям, к большему количеству преступлений, экспансии и распространению. В нескольких романах утверждается, что педофилы перемещаются часто и таинственным образом появляются на рабочих местах, ориентированных на молодежь, что дает им доступ к детям и власть над ними. В глубоко консервативном и гомофобном романе Уиснера (1987) юноша из колледжа, похитивший 12-летнего подростка, бесцельно разъезжает по округе, чтобы быть пойманным, но он одержим секретностью, постоянно спрашивая мальчика, расскажет ли он, если его отпустят[7].

Секретность является основополагающей в построениях греха, ереси и заговора. Рекламный ролик на обложке о культе зла в романе Мастерсона (1988) пропагандирует первичный культурный ландшафт того периода. Педофилия часто изображалась с помощью приемов жанра ужасов, и рекламный ролик мог послужить вводной к любому популярному обсуждению педофилии в 1980-х годах. Действие происходит в маленьком городке, у которого есть тайна.

Ужасная, невообразимая тайна. Тайна, которую знали только дети. Она питалась их молодостью, разъедала их невинность, пожирала их души извращенным голодом, который никогда нельзя было раскрыть — и никогда не насытить... [многоточие в оригинале]

Слова “накормленный“, "поел", "потребляемый”, “голод” и так далее часто используются в Западных обществ к сексуальному влечению, но в данном случае рекламный ролик буквален, описывая Христианский культ каннибалов. В то время как культ наслаждается “невинными детьми”, когда у него есть возможность заполучить их, он принимает всех, кто хочет присоединиться; рекламный акцент на молодежи больше соответствовал времени, чем самому сюжету[8].

В рассказе Андерсона Мейерс/Биддлбаум бежал из города, сменив имя, чтобы сохранить свою тайну. Гумберт знаменит своим бегством через всю Америку, его чувство вины усугубляет страх, что она может рассказать. В "Тайне Каркита" есть убийца, у которого есть послужной список приставание, подтверждающее читателям, что “такие люди посвящают свою жизнь тому, чтобы что-то скрывать” (1980:241). Дисней несколько раз подчеркивает, что ее педофил умело скрывается под многими личинами и “ангельской” внешностью (1990:57ff, 107, 164, 203). Ваксс говорит, что растлители “ведут монументальную двуличную жизнь” и что “Истинное зло невидимо, пока оно не насытится, педофилы, проходящие лечение, “смеются под масками над психотерапевтом” и способны обойти любой тест на полиграфе (1991: 242). Убийца Стрибера использует несколько личин, когда охотится на мальчиков, и повествование делает большую часть его мер предосторожности направленую на то, чтобы оставаться невидимым. Он надевает женскую одежду, когда пытает и убивает своих мальчиков в секретной комнате, и вообще ему нравятся темные укромные места[9].

Описание школьного тренера по драматическому искусству, который занимается сексом со своими учениками (Крамли, 1981) подчеркивает его гротескность. Он невысок, лыс и перегружен одеколоном и драгоценностями. У него глубокий театральный голос, но его наличие лишь указывает на его сбивающую с толку внешность и подчеркивает притворство, маскировку и фальшь в его характере. Хотя он гетеросексуал, он использует свою одежду и манеры, чтобы стимулировать восприятие себя как гомосексуалиста, чтобы скрыть свои сексуальные отношения. "Чародей" — это Более раннее (1987) построение Набоковым характеров и желаний, которые следовало увидеть. Постоянной темой в этом первом произведении является то, что рассказчик слушает вполуха или притворяется, что слушает других, в то время как сам тайно предается фантазиям; в "Лолите", реальные чувства, цели и привязанности остаются скрытыми и искаженными. Забавной вариацией замаскированного растлителя было появление с середины по конец 1985 года истории о сексуальном насилии над детьми в комиксе Стэна Ли "Человек-паук"[10]. Молодая девушка подвергается насилию в детском саду со стороны кого-то, одетого в костюм человека-паука, и, как обычно, бедного человека-паука ложно обвиняют в преступлении.

Более интересным проявлением костюмированной маскировки были широко распространенные истории о том, что педофилы использовали костюмы клоунов для соблазнения и похищения детей. Детоубийца в "Вулмане" (1982) работал клоуном в "Макдоналдсе"; злодей в "Вакссе" (1987) использует костюм клоуна и щенка, чтобы заставить мальчика раздеться и сделать ему минет; серийный убийца детей в "Стрибере" играет похожего на клоуна персонажа, который развлекает детей в книжном магазине. Образы не ограничивались художественной литературой. Джон Уэйн Гейси, осужденный за убийство более тридцати подростков и юношей, был известен как клоун Пого в середине 1970-х[11], и некоторые дети в случаях так называемого ”ритуального насилия" говорили, что их обидчики были одеты в костюмы клоунов. В Голландии целое сообщество запаниковало из-за слухов о клоунах, похищающих детей (Hicks 199la:342, цитируя Бенджамина Россена).

В 1981 году Роберт Тарт и Уильям Холм (1982) были поражены тем, что казалось серией ужасающих ассоциаций, связанных с клоунами. Их поиски привели их к контакту с Лорен Коулман (1982), которая в то время собирала сообщения о клоунах в фургонах, пытающихся заманить детей, выставляющих себя напоказ или угрожающих им ножами, но его исследование было основано только на ряде новостных сюжетов середины 1981 года (время убийств детей в Атланте). Позже, после того, как мотивы сексуального насилия над детьми стали более определенными, а паника все еще была на высоком уровне, анонимный автор публикации Международной организации Fortean высказал мнение, что клоуны были частью национальной сети, ответственной за похищение и продажу значительной части из миллиона пропавших детей каждый год[12]. В конце 1980-х годов также появилось несколько новостных сообщений о клоунах, активных в программах борьбы с сексуальным насилием, которые были арестованы за секс с молодыми людьми[13]. Другие использовали это, чтобы придать достоверности сообщениям о жестоком обращении сатанистов с детьми. Ссылаясь на случай, когда мужчина в костюме клоуна приставал в “волшебной комнате”, Лайонс рассуждал так: “Если фетишист наденет костюм клоуна, почему бы не надеть мантию с капюшоном или набор рогов?”[14]

Широкое появление клоунов в "панике" неудивительно. Подобно своим родственникам, народным трикстерам и классическим божествам, таким как Гермес, клоуны являются фундаментальными фигурами мифологии. Когда возникают космические проблемы, как это было в 1970-е и 1980-е годы, на самом деле следует ожидать их присутствия. Клоуны по определению причудливы внешне и в поведении, и часто считается, что они обладают экстраординарными способностями (иногда основанными на условиях “безумия” или “моральной развращенности” [Буиссак 1990]). В рамках систем культурных значений им “разрешается” нарушать границы поведения, особенно этические и эстетические; в этом смысле они “непристойны”. Клоуны - это преднамеренные преувеличения и искажения, сигнализирующие о неизбежности опасного хаоса, угрожающего идеям невинности, пристойности и святости. Границы могут быть не только нарушены, они могут быть полностью устранены, и областям, которые были разделены, угрожает неустойчивое смешение; ценности, которые укрепляли границы, также отрицаются, и их противоположности могут даже пропагандироваться и прославляться. Это рискованно, даже при наличии разрешения, и должно быть сведено на нет другими способами, которые “доказывают” глупость и конечную разрушительность ценностей клоуна.

Как театральный прием, клоун прекрасно подходит для использования в стратегиях ужаса и юмора, основанных на шоке и несоответствии. Клоунская маскировка не только маскирует личность индивида, но скрывает его цели, проецируя веселье и безвредность, чтобы скрыть коварство безумия, травмы и угрозу смерти, Неопределенность идентичности и опыта имеет фундаментальное значение для эффективной культурной клоунады. Но это тоже рискованно. Злой клоун - это, с одной стороны, относительно позитивная инверсия и опровержение пустой сентиментальности, которая развлекает, одновременно инфантилизируя; с другой стороны, и более негативно, фигура представляет собой простодушный и столь же реакционный провал в мелодраму, который отрицает возможности восстановительной анархической подрывной деятельности. Злой клоун, ставший популярной фигурой, явно был частью, если не продуктом более широких проблем с маскировкой, секретностью, аутентичностью и заговором, которые пронизывали всю панику по поводу секса между молодежью и взрослыми и других областей культуры 1980-х. Клоун-психопат несколько раз появлялся в телевизионных комедиях того времени, таких как "Женат... С Детьми", "В живом цвете", "Симпсоны" и замечательный фильм 1991 года Клоун Шейкс.

Предполагается, что педофилы ненавидят как себя, так и других - это характеристика с долгой историей как еще один общий элемент злодейства. В романе середины 19 века. Одержимый (Бесы) (Достоевский, 1959) Ставрогин не испытывает ничего, кроме презрения к другим. Хотя он не представлен как “педофил” (этот термин еще не был изобретен), он изображен как персонаж, который, если кто-то и будет заниматься сексом с детьми.

Ставрогин циничен, нигилист (эпитет, который тогда был в моде), и он манипулирует эмоциями и жизнями других просто как “глупой шуткой”, потому что ему “скучно, неумеха". в фильме “Браун” (1983) это "бессердечный, ищущий удовольствий паразит", чье презрение к другим хорошо известно; он пытается заставить молодую девушку приласкать его просто ради забавы, хотя его не привлекают дети. Злодей в романе Флэгга 1988 года насилует женщин, в том числе двухлетнего ребенка, хотя он не идентифицируется как педофил. Часто утверждается, что движущей силой педофилии является ненависть к обществу, фундаментальные недостатки характера. Похититель Домера полон “тлеющей ненависти”, что делает его особенно опасным, поскольку его презрение к другим подразумевает, что его невозможно остановить или удержать. Серийный детоубийца через опыт садомазохистского секса обнаруживает, что он “свободен от мелочных ограничений вас, овец. Я другой, лучше…” (Шутц 1985:191; многоточие в оригинале). Работа Диснея с середины 1960-х годов сохраняет устойчивую традицию от старых форм до характеристик 1980-х годов. В ее книге педофилы могут выглядеть и вести себя как другие, “но в глубине души они, кажется, чувствуют все по-другому”; они думают, что социальные правила к ним неприменимы (1990.88, 122, 132).

Наиболее значимым объектом ненависти являются женщины. Это присутствует в “Маленьких птичках” Нина, проявляясь как импотенция (Nin, 1980). Гумберт открыто говорит о своем отвращении к женщинам и своем неудачном опыте общения с ними[15]. Детоубийцу в "Крейне" подозревают в том, что женщина нанесла ему эмоциональный ущерб. Мужчина, который похищает мальчиков-подростков, говорит им, что женщины - “Мерзкие, вонючие, злые существа. Там, внизу” (Vachss 1990:77). Основанный на инциденте из его детства, растлитель в романе Маррика 1959 года зациклен на девушках с определенным типом волос и ненавидит их годами (1986:149). Преследующий педофил в “Грайсе“ испытывает отвращение к женщинам, чувствуя, что у них слишком много волос, "их фигуры отвратительно полные, груди обвисли мешками плоти", психиатр в "Келмане" (1989:14) утверждает, что педофилы, скорее всего, убивают взрослых женщин просто из-за "ярости и разочарования, Чарли Миллара начинает подозревает, что девочка-подросток, которой он очарован, на самом деле пытается обмануть его, и его ярость нарастает, превращая девочку в его сознании во взрослую, коварную, интригующую, провокационную” (1984:113).

Поскольку секс считался оскорбительным, было легко предположить, что педофилы ненавидели своих юных любовников. Педофил в "Рэе" (1989) говорит, что детям нужна дисциплина и подчинение. Убийца Стрибера говорит о своих мальчиках с любовью и восхищением, но часто заканчивает тем, что проклинает их (1990:14, 17, 23). Стрибер использует повествовательный прием, при котором его персонаж начинает говорить или мыслить рационально и спокойно, но затем быстро становится яростным и непристойным, выкрикивая и проклиная высказывания, которые прямо противоречат тому, что он только что говорил. Это довольно хорошо подчеркивает убеждение в том, что истинный характер растлителя — жестокий и неустойчивый, едва и временно скрытый тонкой оболочкой. Однако Стрибер злоупотребляет этим, и через некоторое время, как и все представления о злодеянии, это становится мелодраматичным и карикатурным. Как и в самой истерии сексуального насилия над детьми, переходы от трагедии к непреднамеренной комедии стали обычным явлением.

Считалось, что большая часть недоброжелательности педофила основана на его ненависти к самому себе. Консультант младших классов средней школы говорит, что некоторые проявляют свое отчуждение или ненависть, не желая общаться со взрослыми и становясь “подозрительными одиночками”; затем они обращаются к детям за сексом, когда они охвачены кризисом (Domer 1988:71). В "Мопине" неуклюжий персонаж Нормана, производителя детской порнографии, чувствует себя неловко рядом с женщинами (1978), и — решающий момент — у него настолько низкая самооценка и презрение к общественным приличиям, что он носит галстуки-клипсы. Растлитель в "Нарушенных правах " связан узами, которые шире и броскее, чем у других плохих парней.

Эта ненависть к себе часто приводит, как это было у лесбиянок и геев в старых романах, к трагическим и ужасным смертям или, по крайней мере, к желанию такой смерти. Растлитель в Мопассан (1955) и герой-любовник Берка (1917) совершают самоубийство; Молодой злодей-гей Уиснера пытается покончить с собой. Ранний рассказчик Набокова (1987) попадает под грузовик, спасаясь от своей кричащей жертвы; массового убийцу детей в Шутце пожирают акулы; Злодей Кларка (1988), страдающий фобией воды, погибает при падении в море; “Человек из Лолиты” убивает себя просто так, прежде чем быть схваченным (Джеймс, 1991); а растлитель Брэндона убит полицией (1993). Других убивают жертвы и мстители, как мы увидим позже.

Сочетание чувства вины и ненависти усиливает сосредоточенность педофила на себе. Он становится одержимым удовлетворением своих собственных потребностей, и статус желания для педофила таков, что все остальное подчинено его потребностям. Проницательный исследователь Шутц делает интересное наблюдение о том, что “в мире не было недостатка в мужчинах, которые могли бы украсить [сексуальность молодежи] своими собственными рисунками в стиле рококо” (1985: 144). Конечно, он говорит о растлителях малолетних, но эта предрасположенность к приукрашиванию культурно поощряется у романистов и журналистов, помогает создать образ растлителя как эксплуататора и манипулятора, использующего любые средства, необходимые для получения того, в чем он якобы так отчаянно нуждается.

В “Руках” Андерсона главный герой “изголодался” по мальчику. В представлении злодейской похоти здесь задействовано несколько тематических элементов и теоретических предположений. Одно из них заключается в том, что желание - это требование, что возбуждение - это необходимость. Феминистки много и точно говорили об этом, хотя это также использовалось для формирования редукционистских взглядов на мужскую сексуальность. Связанная с этим тема заключается в том, что объект чей-либо интерес - это всего лишь средство реализации эгоцентричных желаний и потребностей, будь то сексуальных или эмоциональных. Это тоже рассматривает выраженные идеалы любви и преданности как маски для низменных, неблагородных и паразитических мотивов. Один растлитель хочет не секса, а "абсолютного контроля" над всеми аспектами жизни ребенка, говорит эксперт. Педофилы рассматривают “весь мир детей как нацию, созревшую для завоевания” (Брэндон 1993: 93 курсив в оригинале: 200).

Набоков довольно определенно и пространно характеризует Гумберта как человека, использующего “дьявольскую хитрость” (1977:7). Гумберт описывает себя как хищник с “неуклюжими, ноющими, робкими когтями”, достаточно мягкий снаружи, но за его медлительной мальчишеской улыбкой скрывается “выгребная яма, полная гниющих монстров” (стр. 41-53). В сцене, где Гумберт трется о спящую Лолиту (стр. 54-59), он говорит, что это “замаскированная похоть” к “бесхитростным конечностям” в исполнении “маньяка”, “скрытого невыразимой страсти”, с самим собой в роли “рвущегося наружу зверя с кляпом во рту, превратившегося из “Пса Гумберта, дегенеративной дворняги с печальными глазами” в “турка... наслаждающегося самой юной и хрупкой из своих рабынь". Затем он вспоминает песню описывая убийство женщины, чтобы завершить связь между обманом и рассказчик в более ранней версии (Набоков, 1987) еще более расчетлив и преднамерен. Детоубийца в романе Стрибера угрожает расправиться с семьей похищенного мальчика, если тот не будет хорошо себя вести, говоря, что это будет вина самого Билли. Варли (1981) в рассказе присутствует угроза подавленной ярости, напоминающая образы Андерсона более чем полувековой давности: “Его руки тоже были сильными. Он держал их сцепленными на коленях”. Образ едва сдерживаемого насилия распространен и абсолютно необходим для злодейства.

Также распространена тема тщательно скрываемого расчета, поддерживающая идею обмана. Бартон очень методичен в своей охоте за мальчиками; в тексте Стрибера говорится о его “целях”, поскольку он “обрабатывает” определенные географические районы для “приобретения", кульминацией является “захват” (I990:14ff). В Варли (1981) таинственная фигура, сидящая “в тени” на детской площадке (у него даже есть пакет конфет), чрезвычайно расчетлива и обдумывает все заранее, оценивая риски и методы, основанные на многолетнем опыте. Педофил “умен, коварен, проницателен” (Рэй, 1989). Эксперт серьезно говорит, что педофилы используют целый “набор инструментов” тактики, чтобы получить доступ к жертвам и поддерживать их: “страх, изоляция, обещания, угрозы, иллюзии, химический контроль, пытки” (Кельман, 1989). Прокурор считает, что растлитель должен “перевоспитывать” мальчика каждый раз, когда они встречаются. “Возможно, в этом была одна из привлекательных сторон растления малолетних. Как только ребенок пресытился и смирился, пришло время двигаться дальше. К тому времени больше не было необходимости в завоеваниях, не было страха, который нужно было преодолевать...” (Брэндон 1993: 240).

Массовый убийца в Шутце рассматривает свое волеизъявление над другими как свою личную правду. Более четкая характеристика господства и эксплуатации появляется в научно-фантастическом рассказе Инга. Инопланетные “пользователи” предпочитают детей, потому что они больше подходят для их дьявольских целей.

Существа научились получать удовольствие от потребления невинных; [пользователь] задавался вопросом, какое из крошечных созданий за следующей кочкой могло бы удовлетворить его ненасытные желания. Даже изнасилование человеческого ребенка другим пользователем принесло ему тайное удовлетворение. В ближайшие несколько дней они начнут набирать новых детей. Это может занять неделю. Незаметно, а струйка слюны потекла по его подбородку. (1979:108)

Похитители подвергали пыткам, чтобы “промыть мозги своим жертвам, буквально запугать их, чтобы заставить повиноваться. Они делали это из страха, из гнева. Однако в основном они делали это ради забавы”, - говорит один герой-полицейский (Streiber 1990: 155).

Часто появляется идея о почти сверхъестественной силе педофилов. Предполагается, что они обладают особыми способностями, которые превращают даже осторожных подростков в зомби. Одной из стандартных злодейских ролей в американской художественной литературе была роль “таинственного гипнотизера”, появлявшегося еще в конце 18 века в романах Чарльза Броктена Брауна, ставшего более распространенным в 19 веке в связи с увлечением “месмеризмом”. Частично этот мотив присутствует в рассказе Э. М. Форстера (1972), в котором у мужчины забирают маленького сына соблазнители и оккультисты, которые оживляют древние музейные статуи. С помощью яркого, основанного на жанре языка утверждается уравнение сексуальности с колонизацией, необходимая связь между желанием (как слюнявой похотью) и разрушением. Лица девочек на секс-видеозаписи выглядят пустыми, а их глаза “остекленели” (Грайс 1990: 58f). Другой выбирает ребенка в соответствии с проверенными критериями и устанавливает с ней зрительный контакт. Явная сила воли притягивает ее к нему. Он рассказывает ей историю, “адаптированную к ее реакциям". Очень скоро “ребенку захотелось спать. Рано или поздно она сдастся в состояние транса...” (Варли, 1981).

Она была нужна ему, новые опасения по поводу “промывания мозгов”. Подозрение в этом подтверждается, когда герой Карло пытается спасти жертву и защитить ее от нападения плохих парней; она выполняет его приказы “слишком послушно” (1986:108, 115). В рассказе Джойс Кэрол Оутс мужчина за 30, притворяющийся 18-летним, мило беседует с 15-летней девочкой; его плавная речь приобретает гипнотическую и демоническую силу, влекущую молодую женщину против ее воли к смутному, но верному разрушению[16]. “Дьявольски умный” растлитель гипнотизировал своих жертв, заставляя их чтобы забыть об их изнасилованиях и его присутствии; он также убеждал жертв, что люди в черных мантиях и униформе были его агентами, чтобы жертвы боялись давать показания в суде (Kelman 1989). Другие темы, связанные с этим, включали манипулирование молодежью с помощью культов[17] и эксплуатацию проблемной молодежи в целях детской проституции[18]. Центральный персонаж, который похищает детей в спорах об опеке, также является педофилом. Он работал культовым “депрограммистом”, и подразумевается, что он все еще использовал свои методы манипулирования сознанием, чтобы облегчить себе секс с детьми (Martin 1990).

Широко распространенное предположение состояло в том, что педофилы всегда фотографируют своих жертв для личного использования или коммерческого распространения. Гораздо реже в художественной литературе высказывается идея о том, что фотографии секса молодежи и взрослых используются для манипулирования чувствами молодежи и снижения ее сопротивляемости (Vachss 1989: 160). Эта идея манипулирования, более распространенная в популярном “факте” (см. часть II), не использовалась в художественной литературе для развития сцены или персонажа не потому, что там была какая-либо сдержанность в описании материалов откровенного сексуального характера, а потому, что эта концепция потребовала бы появления сексуального ребенока, сущность, даже если она искусственно мотивирована, которая была запрещена в течение этого периода.

Идея о том, что наличие одного извращения указывает на другие в личности, существовала долгое время; родственное понятие объединяет все так называемые перверсии в один полиморфный комплекс. Кроме того, чрезмерная сосредоточенность педофила на себе означает, что в дополнение к корыстным манипуляциям педофил будет искать различные стимулы. Ставрогин Достоевского - “рассеянный”, допсихиатрический, поздний ярлык 19-го века для чувственного декаданса и дегенерации. Для тех, кто видит бисексуальность как извращение, растлителю из McDonald's нравятся как мужчины, так и женщины[19]. Мужчина в истории Нина, которого привлекают девушки, также вуайерист и эксгибиционист. Злодей Стрибера переодевается в женскую одежду, когда пытает и убивает своих похищенных мальчиков. Когда героиня Грайс видит видеозапись детского секса с “каждым половым актом, о котором она когда-либо читала”, она поражена неизбирательным и тотализирующим аппетитом.

Детоубийца в фильме Уэллса (1980) подразумевается как некрофил. В другом романе похититель так возбуждается, убивая молодых девушек, что занимается неистовым сексом с трупом (Domer 1987:80). Злодей из "Шутца", убивший сорок одного ребенка, начал разгул, когда нашел свой ключ к власти в садомазохистских отношениях. Герой Ваксса (1988:46) говорит, что “настоящий урод” любит “дисциплину, золотой дождь и нюхательный табак".

В видеокаталоге сети, занимающейся детской порнографией (логотип - черная звезда, пронзенная кинжалом, с которого капает кровь), дети фигурировали в SM, зоофилии, оккультных жертвоприношениях и “худшем” (Келман, 1989). Менее распространенной является ассоциация с несексуальными аппетитами, как у фотографа в романе Гранта-Адамсона (1988); он фотографирует “несовершеннолетних девочек” для журнала, но что его возбуждает, так это наблюдение за незаконными собачьими боями во всей их кровавости, идея тотализированного извращения немного ослабла в 1990-х годах, хотя там была ассоциация педофилии с другими развлечениями, такими как употребление наркотиков и сексуальные фотографии.

Наиболее распространенным до недавнего времени было смешение педофилии с гомосексуальностью. Из одной из самых ранних историй (руками Андерсона), через в более позднем романе в жанре саспенса (Strieber, 1990) эта ассоциация использовалась для распространения представлений об извращениях, угрозах и безнравственности, которые окружают сексуальные отношения молодежи и взрослых[20]. Убийца педофила гомосексуалиста в романе Макгивема, как говорят, основана на “скрытой гомосексуальности”, но на самом деле не такая уж и “скрытая”; его гомосексуальному поведению присваивается статус “нормального и невинного”, но нельзя не чувствовать, что это результат умственной отсталости персонажа(1979). Эллен описывает прошлое убийцы-коммуниста, подразумевая, что травмирующие события сделали его тем, кто он есть. Ребенком в Берлине в 1945 году женщина, воспитывавшая его, использовала его в качестве сексуального партнера для себя и для остаточного культурного отвращения к “скрытным мужчинам с тяжелыми веками" (1988:32). Гомосексуальность используется для определения последней угрозы молодежи - педофила. Но гомосексуальность становится просто средством, с помощью которого совершается позорное растление малолетних; персонажи все еще сохраняют гротескность, которая раньше придавалась образам геев и лесбиянок, но теперь это происходит из-за их интереса к молодежи (например, Штрауб, 1988), перестройки злодейства и девиантности в фильмах, романах 1980-х годов. Полицейский-гей в романе Келлермана слушал, как судья-педофил говорит ему, что они оба были похожи, такие же извращенцы; “он ставит нас [геев] в одну лодку”, - жалуется он (1985:350).

Vachss помогает перераспределить вину, отделяя педофилов от гомосексуалистов, последних от “взрослых мужчин, которые занимались сексом с другими взрослыми мужчинами; некоторые из них были крутыми парнями, некоторые из них были подонками. Как и все мы. Этот урод был не таким, как все мы” (1987:203). Герой Ваксса (1988:211) прилагает все усилия, чтобы объяснить, что “большинство геев тоже их ненавидят". В более позднем романе у Ваксса есть комментарий толстого женоподобного гея: “Эти... существа... они занимаются сексом с детьми и говорят об этом такие милые вещи. Трахать маленького мальчика - это не гомосексуалист (Vachss 1990.22, многоточия в оригинале; 66).

С другой стороны, юный растлитель-похититель в "Уиснере" (1987) представляет гомосексуальность и педофилию как неразделимые продукты испорченного развития. У Вернона были журналы с мальчиками-подростками, занимающимися сексом, с тех пор, как он сам был ребенком. Одинокий, изолированный и привыкший заниматься сексом только в общественном туалете, Уиснер представляет несколько сцен поиска молодым человеком секса и привязанности, но все они негативные и унизительные. Описание однополого секса на протяжении всего романа хорошо продумано. Уиснер пытается передать отталкиваемость и опустошенность, а также его способность предвосхищать деструктивное поведение.

В то время как педофилов обычно изображали склонными к насилию и убийствам, только в конце 1980-х годов начала появляться более конкретная ассоциация педофилии с сексуальными интересами, костюмами, артефактами и видами деятельности того, что в народе понимается как “садомазохизм”[21]. В течение некоторого времени этот интерес признавался, с некоторой нерешительностью, в кругах геев-мужчин и ограниченных гетеросексуалов, но с началом 1980-х годов он стал более открытым и положительно оценивался как в мужском, так и в лесбийском контекстах, а затем был признан более общий гетеросексуальный интерес или возможность. По большому счету, популярные и профессиональные образы садомазохизма все еще строятся на несовершенном понимании желаний, отношения “я” к другим, на смешении "фетишизмов" и игры с костюмами и приспособлениями, а также на пренебрежении субкультурными контекстами. Поскольку эмпирические основы представлений о педофилии были поставлены под сомнение, большая часть образов педофилии (как и гомосексуальности до этого) была перенесена в садомазохизм, такой как тайные подпольные секс-клубы смерти и пыток, единственные подлинные и уполномоченными регулирующими органами являются психиатры, ученые и ФБР[22].

Уравнение безумия и эмоциональной нестабильности также долгое время ассоциировалось с педофилом, как и с другими стигматизированными сексуальными проявлениями. Этот образ присутствует во многих цитируемых до сих пор работах, восходящих к американской болезни “нервозности” 19-го века, описанной Мейерсом в книге Андерсона “Руки“, большинство педофилов рассматривались как эмоционально недоразвитые, неспособные к "зрелым” социальным или сексуальным отношениям. У некоторых есть невротические компульсии и навязчивые идеи, такие как принятие “сложные, суеверные ритуалы”, связанные с их сексуальностью (Кельман 1989:14). Именно это предположение позволило в конце 1980-х годов легко установить связь с тем, что считалось практикой ритуального насилия.

В "Крипе" растлитель либо тошнотворно мил, либо жесток и безжалостен в своих нападениях. Когда его захватывает полиция, он становится “разглагольствующим, бредящим маньяком” (Додсон 1980: 225). Растлители в "Милларе", "Макгивеме" и "Макдональде" не только умственно отсталые, но и настолько не контролируют себя, что становятся убийцами. То психическое нутро педофила у Келмана - это “подвижная, вздымающаяся масса необузданных нервов и неконтролируемых импульсов” (1989:153). Диснеевский педофил-убийца впадает в приступ ревности, когда мальчик встречается с его 14-летней племянницей. В одной из сцен жена убийцы застает его борющимся с 15-летней молодой женщиной, его лицо напоминает “безумное расстроенное животное, готовое избивать, насиловать, убивать; нечто вышедшее из-под контроля, недоступное разуму” (1990: 215). Более поздние версии этого типа продолжали указывать на некоторую эмоциональную неспособность, но, несмотря на то, что они действовали на грани приемлемости, персонажи не так сильно вышедшие из-под контроля, как в случае с похитителем-педофилом-христианским фундаменталистом в Мартине.

Детоубийце Бартону приходится постоянно говорить себе, что он “стабилен” и “нормален”, и что он не “сумасшедший”, “невменяемый”, “хищник” или “эксплуататор", он помнит только двоих из 14 мальчиков, которых он убил, и в конце книга, в которой он поражен количеством тел в своем подвале. Он говорит себе, что не совершал ничего подобного, потому что считает себя всегда рациональным и контролируемым. Однако убийца в "Человеке из Лолиты", наконец, начинает сомневаться в собственном здравомыслии после долгого избегания этой проблемы (Джеймс, 1991).

Рассказчик в "Волшебнике" Набокова настолько поглощен своими претензиями и скрытыми фантазиями, что внутренние видения искажают его восприятие и исполнение; действительно, сын и переводчик Набокова Дмитрий называет “Волшебника” “исследованием безумия, увиденного глазами сумасшедшего", потому что педофилия - это "отклонение от нормы” и зло[23]. Келман описывает фотографии растлителей как “резкие снимки мужчин с угрожающими выражениями лиц, мужчины, охваченные отчаянием, мужчины настолько явно невменяемые, что их лица, казалось, деформировались и теряли фокус” (1989:4).

Похититель Вернон постепенно теряет рассудок, выходит из-под контроля, испытывает дикие колебания настроения, любит и ненавидит своего мальчика-заложника. Чтобы объяснить это, Уиснер предлагает изложение взглядов на эмоциональный дефицит и основания для педофилии через образ претенциозного психиатра, который говорит, что педофилы “предрасположены” к сексу с детьми из-за отсутствия заботы или жестокого обращения в детстве, и они будут стремиться путем похищения лишать родителей удовольствия видеть своих детей.

Вариация на тему безумия есть в книге "Деймон", написанной в том же жанре, что и "Изгоняющий дьявола" или серия "Знамение". Восьмилетний Дэймон, похоже, одержим сексуальным демоном. Когда Дэймон засмеялся, “звенящий фальцет внезапно [переходит] в грубый бас, комната вибрирует от этого звука. В этом был какой-то грязный оттенок, похожий на хихиканье мальчишек, прикрывающихся руками, когда по улице проходит городская непослушная девчонка” (Клайн 1975:51). Мальчик занимается жестоким, убийственным сексом со взрослой медсестрой, своей матерью и молодой девушкой по ходу романа, но суть истории в том, что у лечащего психолога есть тайные фантазии об изнасиловании подростков. Деймон был плодом воображения, всего лишь проекцией жестокости доктора и его нарушенной сексуальности. У него нервный срыв, и он помещен в собственную клинику.

Исключение составляет "Тайна Стива Аллена". Ток-шоу "Убийства" (1982). В то время, когда педофила активно рекламировали как демона, второстепенный персонаж (один из нескольких убитых в "тайне") не изображается как оскорбительный или даже как необычный. A бывшую звезду тенниса, пытающуюся начать новую карьеру, привлекают молодые девушки-подростки, “малолетки” или “перепелки Сан-Квентина”, как называет их его агент. Его называют “аморальным” или “сексуально аморальным”, но эти термины не соответствуют краткому и относительно симпатичному описанию фигуры.

Отходя от идеи психического заболевания, сексуальные желания иногда рассматривались, особенно в конце 1980-х годов, как “личный выбор”. Психиатр из Vachss (1987: 229) говорит: “Чем умнее педофил, тем более искусен, он может рационализировать свое поведение, но истина на самом деле проста — он знает, что поступает неправильно, и все равно делает это.... Они могут остановиться — они предпочитают этого не делать”. В конце 1980-х годов это мнение было согласовано с консервативным и религиозным осуждением гомосексуальности и усиливалось вместе с недовольством тем, что считалось ”разрешительными“ профессиональными объяснениями и защитой ”невменяемости", используемыми для избежания уголовных наказаний.

Непосредственно связанные с этим, действительно, первичные проявления психологического беспокойства и нестабильности - это наличие неконтролируемых и ненасытных желаний. Классические западные персонажи, такие как единорог-сатир в "Халпеме" (1979), используют этот образ сексуального избытка. Физически гротескный педофил может быть изображен с необычно большими гениталиями, традиционная фигура, указывающая на неестественные или сверхактивные сексуальные интересы. В книге Грайса у мужчины, насилующего девочек на видео, “огромный пенис, толстый и с синими прожилками. Это выглядело нереально, как большой фаллоимитатор, огромный по размеру, особенно по отношению к девушке.” (1990:59; 53, 283).

У педофила в книге Кларка есть история кровосмесительных домогательств, и его возбуждают дети героини, особенно трехлетняя девочка, которую он пытается похитить и убить. Существует “неистовое желание”, которое он ощущает “глубоко в своих чреслах” (1988:145). Это желание упоминается как “настойчивая распущенность” в рассказе Гарланда (1982) о мести женщины местной элите, которая сексуально использует маленьких девочек-подростков в детском доме. В “Палаче” Мерца (1986:238) те, кто наслаждается визуальными эффектами детского секса, “тешатся в темноте своими больными фантазиями”. Для Кельмана педофилы — это “скользкие создания под соседскими скалами”, у каждого из которых “эпическая история нездоровых сексуальных аппетитов”, которыми управляют “жестокие, садистские импульсы” (1989:75, 15, 30). Педофилом в Брэндоне управляют желания, которые “не позволяют ему жить нормальной жизнью, [и] вынуждают его заманить в ловушку мальчика” (1993:185, 332), которого он насилует.

Герой Ваксса объясняет, что каждый педофил “это бездонная яма... эти уроды, они никогда не могут насытиться” (1988:272; I990:67f). Независимо от того, пожирают ли они сексуальных партнеров или сексуальные фотографии, растлители ненасытны. Подруга героини Грайс говорит: “Они не остановятся. Извращенец остается извращенцем на всю жизнь, - говорит директор школы, - они никогда не увольняются... Они переезжают из города в город, их могут посадить в тюрьму, но потом они снова двигаются дальше, они не останавливаются. Им может быть семьдесят пять лет, и они не останавливаются” (1990:128, 187f).

Как только сформирована идея о том, что сексуальное желание ненасытно, о контроле не может быть и речи; все, что нужно, - это “спусковой крючок”. Центральная фигура в позднем рассказе Мопассана 19-го века взволнована “плотскими образами”. Пытаясь убежать от них, он отправляется на ручей, но обнаруживает там 12-летнего подростка, купающегося обнаженным. Он “побежден”, и когда он выходит из воды, “он почувствовал, что его толкает к нему непреодолимая сила, звериный порыв страсти, который всколыхнул всю его чувственность, одурманил его душу и заставил дрожать с головы до ног”. Он нападает, а затем убивает его. Изнасилование и убийство приписываются всепоглощающему “порыву страсти”, “чувственной буре”, “звериной любви” (1955:1293f). Ставрогин Достоевского, увидев 12-летнюю девочку в соседней квартире, чувствует, как будто “некое желание пронзило меня, как лезвие (1959:598). Эти “низменные чувства” овладевают им, и он позволяет себе “Ирензи”. В “Нарушенном" психолог предполагает, что как только человек становится "расстроенным", в результате происходят всевозможные “странные события”. Человек становится “рабом страсти, инструментом движущей силы, которую он не может ни понять, ни контролировать”. Растлитель в фильме "Никогда не бери Конфету у незнакомца" дрожит, наблюдая за двумя девочками на качелях. Девочки приходят к нему за конфетами, и он заставляет их раздеваться и танцевать для него; он сидит и смотрит, издавая только животные звуки. На самом деле у персонажа почти нет реплик в фильме, в основном, различные звуки указывают на безумное неконтролируемое желание; невыразимое здесь буквально не в состоянии говорить. Растлитель из McDonald's немного контролирует себя, чтобы не напасть на женщину публично, потому что его возбуждает ее детская внешность.

Рисунок 1.1; Признайтесь, что когда-либо брали Конфеты у Незнакомца (1960).

Артур, хитрый, злобный адвокат-гей, подавлен своими желаниями, “жаждущий чего-то нового”. Это становится злокачественной опухолью, “разъедающей его” до такой степени, что все остальное в жизни игнорируется. Его заставляют мастурбировать под картинки детского секса, и, будучи не в состоянии достичь оргазма, он чувствует “ужасное насилие, ярость, расползающуюся по его телу. Он был переполнен яростью. И ненавистью. Именно тогда он возжелал ребенка” (Уэллс 1980: 26ff). В этом романе десятилетнюю девочку похищает Билли-бой, инфантильный, компульсивный, скрытный гей. Поскольку Билли-бой наблюдая, как она спит, он задирает ее ночную рубашку и прикасается к ее неразвитой груди.

Он не осознавал, что плачет, слезы текли из его темных, озадаченных глаз и падали на спящего ребенка. Он сунул руку в расстегнутые брюки, почувствовав тошнотворное отвращение, когда его эрекция исчезла. (стр. 46)

Фантазии формируют локус для ряда жанровых элементов, таких как секретность, извращение, насилие, ненависть к себе, чувство вины и гиперсексуальность. Детектив говорит, что от фантазий извращенцев “нас бы стошнило. Не оставляйте свою дочь одну. Даже на минутку”. Героиня думает: “Неуравновешенные люди вели странную внутреннюю жизнь” (Грайс 1990:243,356, 128).

В романе Уиснера Вернон хватает похищенного им мальчика, и когда они оба начинают плакать, Вернон кричит, выделено курсивом: "Я не причиню тебе вреда. Я люблю тебя. Разве ты не понимаешь? Это любовь. Это любовь. Как будто этого изложения было недостаточно, для идеологического акцента эта сцена сразу же контрастирует с эпизодом, в котором 15-летний брат мальчика. Мэтт и чернокожая девушка, к которой он неравнодушен, обнимаются в машине возле ее дома. Сцена пассивная, тихая, сдержанная, молчаливая; ни один не двигается. Мэтт говорит: “Я только что открыл глаза, но я ничего не вижу” (они в темноте) — она молча соглашается, “издавая слабый вздох в горле [это] говорит ему, что она слышала, что он сказал, что она знает, что он имеет в виду (1987:73f). Представленная в отличие от однополого секса, гетеросексуальная активность изображается как нежная, пассивная, невинная и даже несексуальная; это взаимное соглашение, допустимое откровение. Отмечаемая молодыми сверстниками, впервые вступающими в брак, гетеросексуальность (даже между расами) преподносится как естественное сближение. Расовые различия и допускается указание пола, но не возраста.

Одним из лучших изображений неконтролируемого желания в тот период были образы наркомании. Марио, международный террорист, которого привлекают молодые девушки-подростки, “считал себя наркоманом, которому периодически нужны были эти ощущения”; занимаясь сексом с 13-летней девочкой, он испытывает неконтролируемые “эмоции, настолько сильные, что они заставляли его дрожать...теперь они нахлынули на него, заполнили его чувства, как сон наркомана” (Smoke 1989:100, 101). Другой педофил “зависим” от возбуждения и опасности секса с девочками-подростками (Грайс 1990: 2,355).

В сочетании с психологической нестабильностью наличие неконтролируемых желаний может привести только к окончательному проявлению педофилии: смерти. Одна точка зрения заключалась в том, что, хотя педофилы добивались и поддерживали свои отношения силой, они убивали бы, только если бы их обнаружили, как это делает растлитель в сериале "Человек-паук" (13, 14 декабря 1985). Но другие убивают, несмотря ни на что. Мужчина в "Никогда не бери конфет..." застает врасплох двух девушек на тропинке в лесу и, издавая гортанные звуки, протягивает им пакет со сладостями. Они убегают, а растлитель плетется за ними, неуклюже пробираясь через лес, похож на монстра Франкенштейна[24]. В конце концов он застает девочек в хижине, а позже его находят с искореженным телом девочки. Мужчина, одетый в лохмотья, сходит с ума.

У преследователя детей в Гастингсе “пунктик насчет наказания маленьких детей” (1985:23). Убийца в рассказе Маррика хочет только “побыть наедине с [девочками], обнять и приласкать их, заставить их замолчать” (1986:126). Предполагается, что естественным продолжением садомазохизма является убийство, вдвойне порочное, когда “педофил” является “садистом” (или когда “садист” является “педофилом”). Спейт кратко описывает демоническое насилие, в котором растлитель похищает, насилует и убивает свою жертву, двенадцатилетнюю девочку, буквально схваченную после школы скрывающимся извращенцем, мужчиной, у которого “был безумный взгляд дикого зверя, когда его глаза скользили вверх и вниз по ее телу”. Как только он сажает ее в свою машину,

его руки сжали ее горло, затем скользнули вниз по блузке, на мгновение задержавшись на ее крошечных грудях. Он рывком задрал ее юбку, задрав ее выше талии, провел руками по ее бедрам, затем вверх, под тонкии трусики.... Ее тошнило. (1987:12)

Будучи умственно неполноценным, человек, который похищает, насилует, пытает и убивает детей в Макгивем захвачен образами и побуждениями, над которыми он не имеет ни сознания, ни контроля. Когда влечение начинает проявляться, зверь высвобождается:

Не было слов, чтобы описать... огромную белую пустоту внутри его головы и кричащие формы ужаса и возбуждения, которые наполняли пещеры его разума почти физически невыносимым голодом и принуждениями. .. С этими образами, горячо пронизывающими его тело, он стоял, внезапно его стул с грохотом опрокинулся, но он не осознавал этого, не осознавал ничего, кроме своих диких, растущих потребностей. (1979:101)

Рассказчик "Чародея" изображен более изменчивым, более охваченным чувством вины, более звериным и демоническим, чем более поздний Гумберт; он ближе к потере контроля, ближе к насилию и более активно занимается самообманом. Когда он видит лист в волосах 12-летнего подростка, который его привлекает, он фантазирует об этом в хищных формах: “он продолжал сдергивать призрак этого листа, хватая и дергая двумя пальцами, сначала тремя, затем всеми пятью” (Набоков 1987:33). Становясь еще более звериным и дьявольским, он мечтает, что скоро 

вплетет в свою улыбающуюся жертву восемь рук, которые превратились в восемь щупалец, прикрепленных к каждой детали ее наготы, и, наконец, он растворится в черном тумане и потеряет ее в темноте, и чернота распространится повсюду и будет чернотой всего мира. ночь в его уединенной спальне. (стр. 62)

Тексты Стрибера выстраивают для нас ассоциацию между этими желаниями и присущей им испорченностью. В одной из сцен после избиения Билли Бартон падает на пол в ванной: “его затошнило, он почувствовал, как что-то ужасное и черное внутри него выползает на поверхность. На полу извивалась змея, скользкая и мокрая, как будто она свернулась у него в животе” (стр. 241).

Одной из наиболее проблемных фигур является женщина-педофил, редкая и совсем недавняя роль. Авторы не уверены, как определить этого персонажа. В "Клайне" медсестра, ухаживающая за мальчиком-демоном, занимается с ним сексом, но, в соответствии с ее в целом позитивной сексуальной характеристикой, взглядом на сексуальность, значительно более распространенным в 1960-х и 1970-х годах, она воспринимает этот опыт полуобъективно и конструктивно; она не изображена растлительницей или насильником. В похожем романе, появившемся несколько лет спустя, у Рэндалла (1981) тетя (40 лет) занимается сексом с демоническим мальчиком, но она менее уверена в своей позиции и мотивации, защищаясь, отрицая свой поступок как жестокое обращение. Путаницы добавляет сам сюжет, аномально раннее половое развитие; несмотря на свой маленький рост, мальчик выглядит и ведет себя скорее как 25-летний, чем как его хронологический возраст в 10 лет. Более поздние изображения просто переносят общие характеристики и мотивы мужчин-педофилов на женщин. Полиция описывает женщин, которые помогают мужчинам заниматься сексом с несовершеннолетними (даже если сами они могут этого не делать), как неполноценных или ненормальных: они “находили секс и физическую близость отвратительными” (Дж. Келлерман 1985:16). Перси (1987) указывает, что женщины могут быть сексуально вовлечены в отношения с молодежью, но не вдается в подробности, а Дженнингс (1987) называет одного члена лесбийской пары педофилом[25]. Женщина в "Сангстере" (1987:206ff) пытает 14-летнего мальчика и 12-летнюю девочку, фотографируя их связанными и напуганными. Ее обвиняют не столько в педофилии (как и ее мужа, первоначально обвиненного в преступлении), сколько в садизме. В "Блоке" команда мужа и жены занимается садомазохистским сексом и убийствами молодых мужчин-подростков. Глава американо-мексиканской мафии оказывается лесбиянкой в романе Лохте ее привлекает 14-летняя партнерша героя. Женщина заигрывает с ней, но она отказывается, говоря: “От этой старой лесбиянки у меня крапивница” (1985: 219ff) - Описания в начале 1990-х несколько варьировались. В книге Мартина в романе у второстепенной героини есть любовник в подростковом возрасте, но в тексте нет комментариев, и героя совершенно не волнует гомосексуальность женщины. По большому счету, из-за недостатка информации и воображения женщины-педофила, встречающиеся в популярной литературе, недифференцированы в своих чувствах, мотивации, выражения и отношения со стороны мужчин, характеризуемых как насильники. Существует некоторая разница в европейских презентациях, где образ более мягкий, воспринимается как эротический, романтичный и игривый. В фильме "Вергюрунг: Смерть Граусаме" Фрау, продавщица магазина, фантазирует о сцене SM с участием десятилетнего ребенка, который во сне превращается из “типичного ребенка” в переодетую госпожу"[26]. Эти характеристики отдельного педофила достаточно плохи, но когда это зло переходит от индивидуальной изоляции к социальной силе, становится еще хуже.

2

СОЦИАЛЬНЫЙ ПЕДОФИЛ

I

В начале 1980-х годов педофил впервые был изображен как социальная угроза посредством отождествления с “серийным убийцей”. Педофил по-прежнему представляет собой, по сути, индивидуальную угрозу, но к ней добавились социальные опасности, поскольку, как говорили, он убил много молодых жертв, и, что еще более пугающе, они были выбраны случайным образом. Роль еще более усилилась из-за ассоциации с “психокиллером”. Эта фигура появилась в Готике 18 века, но впервые получила значительное распространение в современном мире в конце 1880-х годов с институционализацией театра средствами массовой информации и Джека Потрошителя. Использование маньяка-убийцы в художественной литературе было несколько эпизодическим, пока “крутые” криминальные писатели 1930-х и кинематографисты 1940-х годов не прониклись чувствительностью к нуару. После Второй мировой войны этот образ стал более распространенным. Развитие 1980-х годов было сосредоточено на двух разновидностях: серийном убийце и массовом убийце, увековеченном в книгах “настоящее преступление” и художественной литературе[1].

Основные элементы, применяемые к педофилу, заключаются в том, что он убивает многих, будет продолжать убивать, что в мотивации присутствует сексуальный элемент и что ему нравится пытать и калечить своих жертв. Роман Уэллса продавался с рекламными объявлениями, подчеркивающими острые ощущения психокиллера. Его отличительными чертами были то, что он был на свободе, не имел видимых или рациональных мотивов и наносил удар без предупреждения — все это общие элементы традиционных рассказов ужасов. Безумный убийца в "Шутце" убил 41 ребенка и не собирался останавливаться. Злодей в "Стрибере" убил 14 мальчиков и снова охотится. Другие включают международного террориста во тьме, разыскивающего девочек в возрасте от 12 до 15 лет, сумасшедшего, который похищает, насилует, пытает и убивает 13 и 14-летних женщин (Макгивем, 1979), сумасшедший убийца в Джеймсе, который убивает молодых девушек-подростков, муж и жена, которые убивают молодых мальчиков (Блок, 1991), и убийца в Торпе (1986), которого привлекают молодые женщины 14 и 15 лет. Убийца молодых девушек в "Крейне" (1981) связывает, пытает, убивает и разделывает своих жертв, и героиня предполагает сексуальную мотивацию. Даже если в этой истории они убивают только одного молодого человека, подразумевается, что педофил убьет еще многих, если его не остановить. При склонности к подсчету трупов популярному воображению было нетрудно принять утверждения что у всех растлителей есть многочисленные жертвы убийств.

С этим образом психопата на свободе тесно связаны убеждения в том, что они повсюду, что они могут быть кем угодно, что любой может стать жертвой и что насилие может произойти в любое время. Личная секретность и маскировка приобретают социальные масштабы, когда каждый становится потенциальным злодеем или жертвой, и ощущение, что окружение изобилует угрозами, усиливается, разрушая чувство социальной сплоченности и вытекающие из этого значения. Спешка на спасение человека, травмированный ребенок в результате нападения, герой романа Келлермана-психолог видит аналогию между морем и современной жизнью, уравнение биологии и поведения.

Я задавался вопросом, сколько кровавой бойни было скрыто за глянцевой черной поверхностью воды: и сколько ночных охотников притаилось на суше, прячась в переулках, за мусорными баками, прячась среди листьев и веток пригородного кустарника" с дикими глазами, тяжело дыша. (1985:76)

В рассказе Мопассана врач, расследующий убийство юноши, говорит: “На это способен каждый! Каждый в частности и никто в целом” (1955: 1284). А персонаж в “Макгивеме" (1979:183) удивляется, как кому-то может нравиться причинять боль подростку: "внешность вам ничего не говорит.... У любого из них может быть дьявол внутри, но вы этого не видите”.

Героиня-обвинитель в какой-то момент вспоминает “порочную” порнографическую сеть, которую она преследовала, специализирующуюся на девочках младше 6 лет. Они были выдающимися и ультрарычавыми, встречались в частных клубах, “но торговля скинфликами с участием малышей и волосатых, пускающих слюни обезьян не нарушала ни одного из их раритетных правил этикета” (Кельман 1989: 244;231f). Становятся необходимыми руководства по выявлению правонарушителей. Героиня Додсона читает

“профили”, изображающие растлителей как милых и тихих людей, которые и мухи не обидят, тогда я начал становиться немного параноиком, думая обо всех милых тихих типах, которых я когда-либо встречал, включая учителей, священников и соседей. Меня немного потрясла мысль о них. (1980:102)

Друг-полицейский говорит ей, что “этот мерзавец подавил все свои чувства и прикрывается маской”. Он советует ей: “До конца своих дней life...be остерегайтесь чрезмерно вежливых людей”. В книге Диснея середины 1960-х годов также говорится, что сексуальным маньяком может быть кто угодно. ”Подозрение направлено против кажущихся нормальными; они могут внешне “очаровательны”, и, чтобы еще больше подчеркнуть разницу, они могли быть ”хорошо образованными, остроумными, интеллигентными, даже блестящими" (1990: 67f). Власти утверждают, что убийца в Романе Крейна мог быть “обычным членом сообщества”, и “мог быть кем угодно... кем угодно... кем угодно”, повторение становится настойчивым (Крейн 1981:100; 82, 85, 98). Человек-паук думает, что растлителем дочери его друга “может быть кто угодно”, но он задается вопросом, просто ли он параноик, или “были ли у меня на то причины?!!” (16, 19 июня 1985, в оригинале).

Впервые столкнувшись с нападением на подругу, героиня книги Додсона считает, что “это могло случиться с кем угодно и где угодно” и что растлитель был всемогущим. Все молодые люди находятся под угрозой, и их повреждение или потеря означает угрозу и для взрослых. Персонаж Уэллса думает, что “женщины всегда были незащищенными, его жена, его мать, его прекрасная племянница. Он ничего не мог с этим поделать. Ничего” (1980:120). Он чувствовал себя больным. Некоторые связывали это с распространением девиантности в повседневном сознании, вызванным, в частности, возросшей известностью лесбиянок и геев в начале 1970-х годов. То герой Уэллса видит только “необнаруженных уродов”, “извращенцев” или “ффеакос”, составляющих мир. Таким образом, педофил связан с более широкими социальными, культурными или биологическими проблемами. “Палач” приходит к выводу, что “зло мафии, подонков, растлевающих малолетних... ничем не отличалось от зла таких стран, как Иран или Советский Союз, которые стремились посеять хаос среди цивилизованных людей...своими варварскими деяниями”. Для героя это “темная сторона коллективной человеческой психики, импульс к саморазрушению, присущий биологическому виду...” (Мерц 1986:57).

II

Поскольку педофилия олицетворяет неестественность, она обязательно находится в демоническом подземном мире. Педофилия становится социальной в том смысле, что педофилы являются частью преступного сообщества, объединяясь, создавая угрозу невинности, справедливости, порядку, святости и хорошему вкусу. В рекламных объявлениях к роману Карло говорилось, что он рассказывает о “кровожадном мире международных преступников, которые похищают и продают детей для порнографии и проституции”. В рекламном ролике говорилось, что Амстердам - “извращенная столица мира”, и там герой “проникает в глубины зловещего преступного мира бессердечных педофилов”. Промоутеры воскликнули, что роман был “своевременным разоблачением хладнокровного сексуального преступного мира, который сегодня слишком реален... и который угрожает невинным детям повсюду” [многоточие в оригинале]. Педофил в "Макбейне" (1989) изображен как естественная и неотъемлемая часть преступного мира, и в центральных сюжетных убийствах романа — убийстве младенца и 16—летней девочки - он автоматически становится подозреваемым.

Употребление наркотиков было интенсивным, весьма заметным и широко эксплуатируемым социальным явлением уже более ста лет в американском обществе порождает свой собственный пантеон злодеев, угрожающих детям. Способность многих наркотиков усиливать или изменять сознание и доставлять удовольствие с их помощью оказалась серьезной проблемой для властей, регулирующих официальные способы осознания и получения удовольствия (такие как религия или алкоголь). Злодей в "Клариссе" Ричардсона (1748) накачивает юную жертву наркотиками, прежде чем изнасиловать ее. В "Монахе" Мэтью Грегори Льюиса священник накачивает наркотиками, похищает, насилует и убивает 15-летнюю девочку; заключенный в тюрьму, он сбегает и продает свою душу дьяволу и становится сатанистом. Это знакомые элементы художественной литературы 1980-х годов, хотя этот американский роман был написан за два столетия до этого, в 1796 году. Набоков в начале 1950-х упоминает наркотики, когда Гумберт использует их в "Лолите", но у него не было более широких социальных связей, которые были установлены в 1980-х годах, когда растлитель часто был потребителем наркотиков, наркоторговцем, частью наркосубкультур и/или связан с организованной преступностью.

В Уэллсе один подросток погибает от передозировки, а Артур, адвокат-гомосексуалист, употребляет кокаин; Джоанну, молодую девушку, похищенную Артуром и его психопатическим приятелем, во время похищения накачивали наркотиками. Героиня Гутчона описывает детские сексуальные фотографии как полные “пьяных маленьких мальчиков с одурманенными улыбками”. Социальный мир наркотиков расширяется по масштабам и углубляется в разврате Паркера - Церемония. Наркотики, секс и рок-н-ролл составляют основу сцены оргии, в которой принимают участие подростки в возрасте от 15 до 16 лет (1982: 157).

К середине 1980-х годов связь наркотиков как антиобщественной силы с молодежью усилилась, секс со взрослыми был более откровенным и частым, чему в значительной степени способствовала политически и эстетически совместимая “Война с наркотиками”. Шутц устанавливает связь между преступностью и склонностью молодежи к наркотикам и сексу; злодей Торпа заслужил ненависть правительства, потому что жил с 14- и 15-летними девушками, которых он держал “на наркотиках”. Мужчины, которые снимают секс-фильмы с использованием 15- и 16-летних молодых женщин, также являются контрабандисты наркотиков, дилеры и потребители; они используют кокаин, чтобы заманить их (McDonald 1986). В конце 1980-х годов эта идея была расширена "история" Дженнингса (1987), который связывает совращение молодежи в 19 веке с абсентом, употребляемым соответственно нетрадиционным бунтарем в вымышленной версии поэта Поля Верлена. Перси добавляет довольно глупое уточнение, связывая сексуальное насилие над детьми с попытками добавлять тяжелый натрий в муниципальное водоснабжение для регулирования антиобщественного поведения. О'Рурк представляет неряшливого тучного персонажа, чей дом, кажется, заполнен 10- и 11-летними мальчиками и марихуаной; ему нравится, когда его мальчики втирают кокаин в его задний проход, хотя это достаточно распространенный способ употребления кокаина, обычно без такой интересной помощи. В романе Басби (1989) о сильно пьющих агентах, борющихся со злом кокаина, есть центральный персонаж из международной наркосети, которого задерживают, когда он занимается сексом с двумя сбежавшими “несовершеннолетними школьницами”.

Более непосредственно с опасениями по поводу сексуального насилия над детьми связаны предполагаемые ассоциации педофилии с фотографиями детского секса и молодежной проституцией. В качестве случайного упоминания, более поздняя любовь Лолиты пытается заставить ее сниматься в фильмах, которые Ло красиво описывает как “странные, грязные, причудливые вещи”[2]. Политическая реакция на изображения тем детского секса появилась в начале 1970-х, а к концу десятилетия эта тема стала появляться в жанровой фантастике. Связь между педофилией и сексуальными представлениями довольно устойчива с конца 1970-х и на протяжении всего следующего десятилетия[3].

Уэллс связывает неконтролируемую похоть с фотографиями детского секса, где эротические изображения становятся одновременно необходимостью для секса и автоматически побуждают их пользователей жаждать более жесткого материала. Под “более жестким материалом" подразумевались съемки убийства в фильме, который стал известен в 1970-м году как “snuff films”[4]. Уолман - одна из ранних ссылок на убийц и фотография смерти, в то время как Кэмпбелл, Ваксс и Блок (1991) продолжают эту ассоциацию. Молодые проститутки-подростки поставляют жертв для snuff films (и для Сатанистских жертвоприношений) в романе Ф. Келлермана. Избранная группа мужчин сформировала клуб для просмотра этих специально заказанных фильмов, а затем “отправляется на поиски молодого мяса... и воплощает фантазию”, согласно источнику информации (1988: 190). Дочь героини в романе Грайса говорит после просмотра детского секс-видео: “Эти мужчины не просто отпустили их домой, не так ли? Я имею в виду, после... после тех ужасных вещей, которые они совершили”. (1990:108, многоточие в оригинале). Домер называет фотографирование убийцей своих жертв “S& M kiddie pom”. Ссылки пытаются подкрепить распространенные идеи того периода о том, что молодежь в сексуальных видеороликах подвергалась жестокому обращению всеми возможными способами и что просмотр изображений привел бы только к еще большему насилию[5].

Вернон, похититель в романе Уиснера, идет в секс-магазин и находит журнал с двумя мужчинами лет 15-16, но его не удовлетворяют “потерянные” выражения на их лицах. Он просит у продавщицы “материалы помоложе”, но ему отвечают бесцеремонно отказом. В последнем отчаянии и депрессии он идет посмотреть художественный фильм в кинотеатре магазина Дети в рабстве. Дети в фильме примерно 12 или 13, и Уиснер дает графическое описание сюжета, в котором они подглядывают за взрослыми, занимающимися сексом, затем их ловят и наказывают. Повествование Уиснера помещает просмотр в причинно-следственный поток факторов, которые приводят к похищению, изнасилованию и смерти 12-летнего мальчика. Паркер, Кэмпбелл (1986), О'Рурк и Ваксс связывают “детское порно” с более широкой субкультура нелегальной эротики, вовлекающая организованную преступность. В романе Джеки Коллинз (1985) классический подлый гангстер заставляет похищенного 14-летнего подростка позировать для фотографий. Он настолько возбужден, что после фотосессии намеревается “совершить столь vile...so неприличный поступок...” с 4-летним мальчиком, что читатель уверен в прямой связи (стр. 584; многоточие в оригинале). Отмечая, что большая часть организованной преступности рассматривается как бизнес, Шутц указывает на преимущества делового подхода в сексуальной коммерции, добавляя, что детский секс более выгоден, если его снимать на видео, потому что, повторяется предполагаемая часть педофильской порнографии: “дети никогда не становятся старше”[6].

Организованная преступность обеспечивает связь с более широкими сферами незаконной культуры и коммерции, как в McDonald's и Vachss, когда средства массовой информации о детском сексе, молодежная проституция и DMG связаны: “Деньги от продажи наркотиков поступают в конвейер, а на другом конце вы получаете наличные ростовщиков на улицах и операции по продаже детского порно в интернете” (1985a; 1988:272f). Проблема детской проституции была еще одним важным направлением конца 1970-х и 1980-х годов, вновь возникшим после более чем тридцатилетнего затишья, связанного со Второй мировой войной. Типичным был фильм. Маленькие леди ночи. Предваряемый праведными намерениями (“Этот фильм - предупреждение подросткам и их родителям”), в нем рассказывается о 14-летней Мнуэй (Линда Перл), которой остается только заниматься проституцией как способом существования, но ее спасают, полицейские, спасающие детей. Фильмы конца 1970-х, подобные этому, привлекали внимание к более широким социально-экономическим причинам бегства из дома и подростковой проституции, а также к непригодные для жизни семейные обстоятельства. Напротив, фильмы 1980-х годов усилили стереотипы о злодеях, жертвах и героях, сузили свое внимание от социальных проблем (хотя по-прежнему обвиняли распадающуюся семью, особенно работающих матерей, например, Дочь улиц), чтобы возложить больше вины на индивидуальную патологию злодея, и раздули травму и страдания жертвы. Самым известным из фильмов о подростковых проститутках 1980-х годов был “Ангел” ("Днем отличница, ночью проститутка!"); было два продолжения, и в последнем "Ангел", ставшая взрослым, тематически возвращается и спасает свою младшую сестру, возвращаясь к теме развращения подростков из первого фильма в сочетании с популярным в то время женским образом мстительницы. Улицы, пристальный взгляд Кристины Эпплгейт" рассказывает о жизни проституток-подростков (один персонаж, убитый злодеем-полицейским, - подросток); а "Уличная любовь" - это история 16-летней девушки с феминистским акцентом.

С самого начала также существовали ассоциации молодежной проституции с организованной преступностью (Лохте 1985: 2I9ff), “бандами педофилов” (Келлерман 1985; Домер 1987: 195, Vachss 1988:272f) и другие международные или местные заговоры (Торп 1986: 294f). У Паркера (1984) есть гей-“бэби-рэпер”, который поставляет наркотики и старшеклассниц в качестве проституток в рамках своей работы на ринге. В шпионском триллере герой определяет педофила (в данном случае гея- “цыплячьего ястреба”) как “человека, который находит маленьких мальчиков для продажи в проституцию” (Дэвис 1984:95). Преступный мир, в который входит палач, изображает детскую порнографию, детскую проституцию и наркотики в рамках управления организованной преступностью (Ньютон, 1985).

Социальная экспансия педофилии также включала ассоциацию педофилов с другими деструктивными силами. Одной второстепенной темой была связь с терроризмом, основным объектом общественного беспокойства, а также пропаганды со стороны полиции и журналистов[7]. Была также интересная ассоциация педофилии с нацизмом, призванная усилить злодейство растлителя и усилить либеральный имидж рассказчика или автора. Ваксс связывает это в своих работах, а Олбери (1988) включает стареющих нацистов в Южной Америке, которые используют индейских детей в качестве сексуальных партнеров и на сексуальных картинках[8]. Клан также использовался в качестве прикрытия. Мужчина, который вожделеет молодых девушек в Романе Джонстона 1986 года “большой, глупый, порочный" посвящен "Братству", расистскому клановому заговору. Герой Паркера сравнивает трусливого члена Клана с растлителем малолетних (1987:110), в то время как Ваксс сравнивает педофилов с членами Клана (1987:236).

Два сюжетных элемента более полно раскрывают социальную угрозу педофила. В одном рассказывается о жестоком обращении с детьми в детских садах. Убийца из "Каркита" имеет судимость за растление и является главой объединенного исследовательского института и детского сада, хотя роман написан до того, как скандалы с дошкольными учреждениями появились на национальной сцене. Ваксс (1985a), Келлерман (1985), комикс "Человек-паук", Фрей и Кельман используют это место для эксплуатации детей и совершения ужасных поступков; некоторые использовали детские дома в качестве источника для группировок педофилов. Хотя тема многих новостных статей, отряды скаутов или церковные группы как эксплуатируемые группы молодежи не фигурировали ни в одном из романов, но обстановка в детском саду не была обычной, что несколько удивительно, учитывая высокий уровень беспокойства и фантазий, возникавших в то время. Отчасти это связано с возникшими сомнениями в обоснованности этих дел, очень скоро после пика их сенсационного продвижения в новостной индустрии в 1984 году. Герой Мартина говорит, что он циник, когда речь заходит о новостных сообщениях о массовых растлениях в дошкольных учреждениях.

Другой проблемой была проблема похищенных подростков, и она гораздо чаще появляется в романах и фильмах. Эта идея является основным тематическим элементом в древнем фольклоре, а похищенные девственницы долгое время были основным сюжетом сенсационных романов, мелодрам и триллеров, набирая популярность начиная с 18 века. Соединяя народные сказки с современным фэнтези, неудивительно, что Уолт Дисней помог сохранить страх живым. "Пиноккио", где честные Джон и Гидеон находят пропавших мальчиков, чтобы продать демоническому кучеру, который отвозит их на чудесно названный остров удовольствий. Самым непосредственным предшественником особой ассоциации похищения с педофилией того периода была "Лолита" Набокова.

В романе Карло герой говорит, что статья в Newsweek доказывает, что “десятки детей похищались каждый день из городов по всей территории Соединенных Штатов...”[9] Герой обнаруживает международную банду цыган, которые употребляют наркотики и крадут детей (с помощью нескольких эфиопов с длинными заостренными носами и желтыми глазами). Молодая женщина, была продана арабу; герой узнает, что арабы покупают много несовершеннолетних, “особенно светловолосых детей”. Цыгане вывозят детей на остров у берегов Испании, переправляют их в Алжир, а затем расселяют по всей Африке. Точно так же в Дамаске герою романа Шагана предлагают за пятьдесят долларов “двух очень молодых, очень чистоплотных мальчиков” и/или белокурую 15-летнюю немецкую хулиганку, “мягкую, кругленькую, полногрудую, слегка подержанную, но одаренную. Этот ребенок удовлетворит любую просьбу” (1984:271). В Грайсе банда педофилов похищает мексиканских девочек, используя их, они снимаются в секс-видео, а затем контрабандой ввозят фильмы в Соединенные Штаты. Группировка расширяется, похищая молодых американок, держа их в цепях и наручниках до тех пор, пока это не понадобится.

Книга Паркера "Боже, храни ребенка" 1974 года стала связующим звеном между страхами похищения в 1970-х и середине 1980-х годов; ее тематика позволила с комфортом переиздавать ее десятилетие спустя, начиная с 1983 года. Дело вращается вокруг поисков 15-летнего подростка, который, как полагают, был похищен, но который оказался несовершеннолетним. Он добровольно вступил в отношения с пожилым геем, и эта связь изображена как благородная; эти двое взаимно и искренне увлечены друг другом. Пожилой гей, однако, является отвратительным типом и описывается как “растлитель малолетних”. Даже при такой амбивалентности в романе персонажу не хватает категоричной и догматичной ненависти, характерной для художественной литературы 1980-х.

Кларк, 1975 Где дети? выявила явную связь между похищенной молодежью и педофилией. Бывший муж рассказчицы убил двух ее детей от этого брака и возвращается, чтобы попытаться похитить и убить двух ее новых детей. В ее более поздних в книгах (1979) нет упоминания о педофилии, но история опирается на элементы, использованные в более поздних характеристиках педофилов. К началу 1980-х жанр был одновременно знакомым и достаточно популярным, так что "Потерянный маленький мальчик" Уолмана с участием сумасшедшего похитителя детей и убийцы рекламировался издателем как связанный с сюжетами Кларка и Гутчона о пропавших детях"[10]. Другие похожие книги, появившиеся в этот период, включали "Людвиг" (1977), Пол (1978) и Гастингс (1980), последний рекламировался как “триллер о преследовании детей”.

С начала 1980-х годов педофилы, как говорили, похищали детей для использования в качестве личных секс-рабынь, проституции, сексуальных фотографий и убийств для острых ощущений. В одном из сериалов “Палач” (Mertz 1986: 60f) говорилось, что пропавшие дети были “национальной эпидемией”, последствия которой разрушали американское общество и семьи. Криминальный роман Блоха 1954 года о похищении и убийстве ребенка был переиздан в 1988 году и продавался для читателей ужасов. Имя Блоха было хорошо известно, а тема похищения детей была обновлена настолько, что в остальном ничем не примечательная книга привлекла бы покупателей, даже несмотря на то, что в похищении и убийстве ребенка не было сексуального мотива, как это было обнаружено в работах конца 1970-х-1980-х годов.

Были и более общие постановки на тему похищенных детей, такие как фильм “Золотое дитя”, в котором священный юноша похищен демоном, замаскированным под человека; говорит, что ребенок способен "спасти мир", если только можно спасти ребенка. В фильме также фигурирует банда байкеров, которая похищает девушек-подростков для продажи азиатским оккультистам, причем последняя тема не встречалась со времен расистских выступлений 1910-30-х годов.

Однако проблема “пропавших детей” в результате похоти педофилов в значительной степени прекратилась после 1985 года, разоблаченная как необоснованная паника, если не откровенный обман средств массовой информации (сf. Best 1990). Сейчас эта тема встречается реже или используется с меньшим моральным накалом; Книга Карло была переиздана в мягкой обложке в 1988 году, но не имела большого успеха. Герой Лохте, совершенно устаревший к концу 1980-х, упоминает, что он “прочитал в журнале”, что ежегодно пропадает 30 000 детей и что колумбийская банда похищает светловолосых детей в возрасте от 3 до 10 лет, чтобы продать в Южной Америке для финансирования контрабанды наркотиков (1988). Ваксс, конечно, продолжал использовать сбежавшую или похищенную фигуру. В “Голубой красавице" (1988:273) герой объясняет, как педофилы привлекают малолеток для сексуальных снимков и проституции: "Точно так же они получают все остальное. Что-то они покупают, что-то крадут. ”Педофил в расцвете сил“ находит ”мальчиков-подростков, которые “заблудились” в торговых центрах, хотя идея быть схваченным в торговом центре была отвергнута довольно рано как в художественной литературе, так и в популярных фактах (см. главу 5). Тем не менее, сценарий обещает на некоторое время оживить эпизодическую художественную литературу; роман Розена 1993 года о похищенном 10-летний мальчике добавил еще одного к десятилетнему списку похищенных детей.

Хотя в 1980-х годах понятие “пропавшие дети” упоминалось реже, оно также включало беглецов, и в нескольких романах основное внимание уделялось их ответственности за эксплуатацию (Parker 1982, Schutz, Masterson 1988). Беглецы, несмотря на то, что они составляли большинство феномена “пропавших детей”, не обладали драматическими возможностями похищенных и использовались в художественной литературе главным образом для указания на социальное искупление качеств героя и охарактеризовать общую уязвимость молодежи.

Параллельно с этими проблемами шла гораздо более сдержанная озабоченность по поводу похищение родителями, похищение собственных детей, когда браки перерастали в ожесточенные споры об опеке. Появлялись романы (Филдинг 1981, Олсен 1982), наряду с многочисленными журнальными и газетными статьями и популярными книгами (Гилл 1981), особенно в начале-середине 1980-х, но тема никогда не вызывала такого сильного негодования и морального возмущения, как гораздо менее частые похищения незнакомцами; антипедофильские тексты перекрикивали бытовое насилие в виде похищения родителями с середины 1980-х годов. Культура, которая прославляет и преувеличивает важность брака а гетеросексуальная нуклеарная семья, очевидно, будет стремиться подавлять важность и масштабы внутрисемейной нестабильности и усиливать внешние угрозы, независимо от того, являются ли они реальными или сфабрикованными.

В конце 1970-х и начале 1980-х похищенная молодежь была связана несколькими другими способами с распространением педофилии и жестокого обращения с детьми. Мнение семидесятых о том, что культы промывали мозги и заманивали “детей” (людей в возрасте позднего подросткового возраста или в начале 20-х годов) подальше от их родителей, дома и ценностей, нашло некоторые отголоски в более ранних романах (Халпем, Китинг). В "Кэмпбелле" (1981) культ похищает в основном молодых женщин, некоторые будучи старше, некоторые - подростками. Вариант, сочетающий культовые страхи и заботы о детях, - это “лидер движения за человеческий потенциал”, который руководит дошкольным учреждением, поставляющим детям секс-картинки и секс с богатыми мужчинами (Фрей). Похититель-педофил в "Мартине" мотивирован своими христианскими убеждениями, а не педофилией (хотя подразумевается, что он занимается сексом со своими похищенными).

Тема культов несколько ослабла в течение 1980-х годов, но к концу десятилетия вернулась в нескольких романах ужасов и криминале. Чейз (1988) в нем было несколько довольно стандартных детских подгузников, но гарниром конца 1980-х был ее оккультный подтекст. В "Нордане" (1989) учитель средней школы возглавляет культ молодых подростков, которые также служат его сексуальными партнерами; других молодых женщин похищают для культовых ритуалов. Стрибер смешивает старые и новые темы, когда просит частного детектива проконсультировать родителей похищенного мальчика с набором вариантов пропавших детей: “Существуют сатанистские культы, которые крадут детей по очень неприятным причинам. ...Есть детские кольца с помпонами и детские проституционные сети. Вашего сына могут продать педерасту” (1990:174). В Vachss есть культ, который принимает беглецов, но оказывается, это программа разведения для получения превосходных детей, продажа младенцев по 50 000 долларов за каждого. Молодые подростки зарабатывают себе на жизнь проституцией и секс-картинками (1989). Сатанисты в книге Таненбаума используют подростков из своего детского сада в виде секс-роликов и в качестве проституток для финансирования деятельности культа; молодежь убивают, а видеозаписи продаются как порнографические фильмы. В романе Ньютона “Палач” 1989 года есть свой герой, спасает молодежь от сатанинского культа, который соблазняет подростков скрытыми посланиями в рок-песни, а также торговля наркотиками и фотографиями детского секса и, конечно же, участие в человеческих жертвоприношениях. В октябре 1989 года телеканал CBS выпустил в эфир фильм, снятый для телевидения, который представлял собой смесь сатанистских педофильских сцен в детских садах, соединенных компьютерами.[11]

К началу 1990х сатанистская идея все еще была жизнеспособна для художественной литературы, и авторы, казалось, не осознавали критики и отсутствия доказательств - или, возможно, их это просто не волновало, поскольку идея является отличным приемом для жанра ужасов и криминала. Роман от Миллса, написанные в конце 1980-х годов, появились по мере того, как критики становилось все больше, но элементы ее сюжета некритично типичны для 1980-х[12]. Героиня ее романа верит, что существует подпольная сеть сатанинских групп, занимающихся наркотиками, “детским порно” и торговлей оружием, с членами и влиянием в высших эшелонах власти. Одна из 17-летних учениц героини состоит в секте и увлекается музыкой хэви-метал, которая, как полагают, является основным средством передачи сатанинских посланий. Наставник героини ссылается на культ “Матоморос” [sic] как на доказательство истинности сатанинских культов. Наставник говорит, что дети, подвергающиеся ритуальному насилию, лишаются “всех форм безопасности у них есть: представление о себе, семейные ценности, религиозные убеждения, [и] сексуальная идентичность” (1991:137). В Vachss in Sacriifce представлены культы вуду и группа сатанистов. Персонаж ворчит, что обвинительные приговоры усложняются критиками, “которые говорят о ”мифе“ о ритуальном насилии”, но даже Эндрю Ваксс вынужден признать абсурдность этого страха: "Предполагается, что "уроды с ложными обвинениями" могут быть правы. “Настоящие” Сатанисты могут ничего не делать детям; педофилы по-прежнему остаются для него главными злодеями, и они используют сатанизм только как прикрытие (1991: 204,252).

В конце десятилетия в двух рассказах Куни все еще использовалась идея культов похищения людей, но это не было главным акцентом. Семейные драмы были сосредоточены на эмоциональных невзгодах воссоединения похищенной молодой женщины со своей биологической семьей. Ее мать была проституткой из секты, и был намек на то, что дети подвергались сексуальному насилию, но этой идее не хватало центральности и накала 1980х[13].

III

В большинстве криминальных романов основной упор делается на эстетику и развлечение. Однако верно, что многие криминальные тексты, научная фантастика и тексты ужасов содержат четкие идеологические позиции; одно из достоинств жанра в том, что формы могут быть отличным средством для социальных комментариев и побуждения к действию. Популярные криминальные романы и фильмы ужасов с персонажами-педофилами в 1980-х годах были насыщены такими указателями. Многое из этого было сделано в форме описания и развития персонажа, но дополнительным аспектом были более конкретные аргументы против секса между несовершеннолетними и взрослыми. Одним из способов сделать это было добавить к и без того отвратительному списку элементов злодея высокомерие сопротивления без чувства вины. О единственно допустимом оправданием секса между взрослыми и молодежью традиционно служило то, что взрослый был пьян. Признавая недееспособность, это оправдание поддерживало существенную “нормальность” обидчика, и предложило извинения и возможность “реабилитации”. Такая терпимость недопустима в отношении других утверждений, особенно более вызывающих.

Некоторые виды сопротивления приводили критиков в ярость больше, чем другие. Одно из них было связано с заявлениями о “любви”: педофил настаивает, что она или он действительно любит ребенка и что половые акты являются частью этого. Утверждение этой идеи в художественной литературе того периода обычно контекстуализируется безумием и/или преступным обманом. Умственно отсталый растлитель в книге Макдональда утверждается, что пятилетняя девочка, которую он изнасиловал и убил, была неразборчивой в связях и завела его; он помог ей “совершить акт любви” (1986: 250). В романе Грайса, когда героине и двум другим подросткам было по 12 лет, у них был роман со своим учителем. Она сталкивается с ним много лет спустя, и он предпринимает неуклюжие и бессвязные попытки объясниться, говоря, что он действительно любил их, ни за что не причинил бы им вреда, что он пытался обратиться за помощью и так далее. Бартон считает, что он был бы полезен “правильному мальчику”. Он даст им все, чего они хотят, и поможет осуществить их мечты; “Душа расцветет”, - говорит он себе и мальчикам, которых похищает (Strieber 1990; 14,21). Убийца Джеймса чувствует, что то, что он делает, - это любовь, и что он защищает и спасает молодых женщин от ужасной и отвратительной судьбы. A убийца-педофил признается после, но это был всего лишь “бессвязный рассказ… жалкая, искаженная мольба о понимании. С его больной точки зрения, он не сделал ничего плохого”[14].

Основным обоснованием, вызвавшим чрезвычайно бурную реакцию со стороны властей, было то, что можно было бы назвать гордостью педофилов. Психиатр в романе Келмана видит, что всеми педофилами движет как их эго, так и их сексуальность: “У всех этих маньяков есть один смертельный недостаток. Они хотят, чтобы их признавали, им аплодировали. В это трудно поверить, но они на самом деле гордятся своими гротескными завоеваниями. В конце концов стремление искать одобрения извне становится непреодолимым” (1989:15). Эндрю Ваксс известен в своих романах как идеологической, так и физической борьбой с педофилией, и его особенно раздражала такая позиция. В "Стреге" персонаж противостоит герою Берку с высокомерным эгоизмом и претенциозностью. В "Жертвоприношении" Берк возвращается к тому же педофилу, который защищал свои желания как любовь, используя. Мужчина подчеркивает, насколько его “шелковистый голос обволакивает лживые слова“[15], а другие ”подвергаются травле“ со стороны "охотников на ведьм". Но к 1991 году Берк похоже, у него новое отношение. Он, кажется, отделяет педофила от насильников детей, говоря, что знает, что злодей не похож на насильников и не стал бы потворствовать причинению вреда подросткам, по сути отменяя и подтверждая защиту педофила[16]. Берк говорит ему, что если он поможет найти нарушителей ритуала, Берк все исправит, так что он получит иммунитет, если его когда-нибудь за что-нибудь арестуют. Но позже, пылая вечным пламенем ненависти к растлителям малолетних, Берк рассказывает окружному прокурору о своем визите и говорит, что он всего лишь пошутил. Он просит окружного прокурора солгать растлителю, который скрывается прикрываясь “интеллектуальным прикрытием“. Берк по-прежнему стойко презирает разговоры о ”последнем табу“, острие сексуальности, ”наставниках", "архаичных законах" и немыслимом праве молодежи говорить как "да", так и "нет"[17]. Прокурор охотно соглашается.

В другом романе Берк сталкивается с оправданиями мужчины, изнасиловавшего молодую девушку, и который объясняет свое невинное использование эротических фотографий как

... м... отдушину, понимаете? Выпускной клапан. Эти терапевты, они не понимают необходимости. Драйв. Теперь я сам себе психотерапевт. Опираться смотрят на картинки, фантазирую в уме.... И выхожу, когда нужно, когда на меня давит желание. В учреждении у нас пытались отнять это. Контролируйте наши мысли. Фашисты. Мы должны были смотреть на фотографии, а потом они нас дразнили. Ударили нас током. Через некоторое время у меня даже не встал, когда я увидел красивые маленькие картинки. (1990: 67f; курсив в оригинале).

Столь же нетерпимым является утверждение, что некоторые или все молодые люди хотят секса и/или наслаждаются им, тема с несколькими подмножествами. Поскольку герой книги Лохте разрушает фотосессию с мягкими помпонами от неряшливого фотографа латиноамериканца, мужчина оправдывает свои эротические снимки 14-летних девушек, эти снимки безобидны по сравнению с другими, говорит он. Далее, и это более оскорбительно, он предполагает, что молодые женщины либо не возражают, либо займутся своим бизнесом в другом месте (1985:188).

В романе Торпа правительственный чиновник говорит герою: “Я надеюсь, ты сможешь отравить этого ублюдка газом...! до сих пор тошнит от одной мысли о нем. Он смеялся над нами и спорит. Девочкам [14 и 15] это понравилось, так что все в порядке, сказал он” {1986:196). Еще один злодей выражает свою философию (дети никогда не сопротивлялись, он никогда никого не насиловал, они знали, что это “естественно” и не неправильно, он любит их, и они любят его), затем переходит к тому, почему он занимается сексом (потому что у детей нет скрытых мотивов и они нуждаются в привязанности), связывая это с социальными проблемами (эмоционально нуждающиеся дети в детских садах с отсутствующими родителями). Герой чувствует, что он “бредит”, и после суда растлитель, похоже, решил, что “это его право жить так, как он хочет, за чей угодно счет” (Брэндон 1993: 332, 353f). Любая рациональная основа для педофильского интереса и поведения является непостижимой; его рассуждения изображаются как непоследовательность или высокомерие и отвергаются как симптомы патологии.

В то время как все отказы составляют социальные аспекты педофилии, отдельный педофил по-прежнему был в центре внимания. Но в художественной литературе того периода педофилы обычно не изолированы и не связаны между собой. Они часто принадлежат к известным национальным или международным “кругам”, а также к официальным общественным и политическим организациям. Педофилы рассматривались как подмножество более широкого рода! уровень ассоциации среди декадентов и гедонистов, который воспринимался как международный заговор. Федеральный чиновник в романе Торпа говорит: “Мы узнали, что во всем мире существует слой общества, который верит, что все допустимо. Они поддерживают связь друг с другом, передавая информацию о том, что доступно” (1986: 381). Именно в этих “кругах зла” респектабельное и регламентированное поведение превращается в разрушительные оргии необузданного желания. В романе, более явно рассказывающем о путях и хитростях богатых декадентов, подробно описаны разнообразные интересы группы городских жителей, ищущих острых ощущений, развлечение для читателя: не только гетеросексуальность и гомосексуальность, но и некрофилия, садомазохизм (в общепринятом понимании, при котором наносится значительный и смертельный физический ущерб) и употребление наркотиков - все это снимается на видео, включая секс взрослых с двенадцатилетней девочкой, употребляющей наркотики (Stewart 1988: 470ff).

Герой Карло (1986:41) говорит, что педофилы “использовали растление малолетних так же, как другие используют оружие для охоты, коллекционирование марок в качестве хобби, автомобильные гонки для острых ощущений... Но я понял, насколько хорошо организованными и продуманными могут быть эти люди... Эти персонажи, полные демонического потенциала, населяют мир и придают ему характер, но никогда не ценят. Ваксс снова предоставляет нам голос героя, выражающий недоверие и ярость по поводу самой концепции организованных и сетевых извращенцев.

Фрики по отдельности меня не пугают — обычно они неизлечимо неадекватны. Но сама идея пугает меня до чертиков. Это противоестественно... Предполагается, что фрики живут сами по себе — в меблированных комнатах, со своими книжками, с картинками и надувными пластиковыми куклами. Мы в плохой форме, когда они начинают формировать гребаные аффинити-группы. (1985a;57f)

Авторы могут ссылаться на реальные организации — Кэмпбелл (1986: 223) упоминает Североамериканскую ассоциацию любви мужчин и мальчиков (NAMBLA) и Общество Рене Гийона — или на вымышленные, такие как глупая книга Фэй Келлерман “Любящие дедушки”. В поисках неуловимого злодея герой Ваксса ждет снаружи окончания собрания “Общества границ”:

Темой вечернего собрания был секс между поколениями, новый эвфемизм для растления малолетних. Я уже был на одной из таких встреч — все о том, как ранняя сексуализация готовит ребенка к реалиям современной жизни. Большую часть аудитории составляли мужчины, некоторые из них со своими “подопечными”... Я сидел [снаружи]... пока собрание не извергло своих паразитов на улицы. (1985a; 274)

Эти группы, связанные секретными кодами и языками и объединенные компьютерной сетью, публикуют информационные бюллетени и журналы. Но герой Ваксса утверждает, что понимает истинную правду, стоящую за риторикой:

Информационный бюллетень никогда не выходит за рамки — просто несколько фотографий детей вперемешку с жалобами на это репрессивное общество. В одном даже была колонка, предположительно написанная самим ребенком, в которой он хвастался тем, как его жизнь была обогащена его “значимой связью” с мужчиной постарше.... По большей части это напомнило мне о том, что выпускает Клан...такого рода дерьмо. Какие-то уроды, бродячие кроссы, какие-то бродячие дети. В сюжете рассказывалось о каком-то священнике в Луизиане, отбывающем срок за содомию с группой алтарных мальчиков — в информационном бюллетене говорилось, что реальной проблемой была свобода вероисповедания[18].

Журналы - это только прикрытие, группы называются “кольцами”, ответственными за “многомиллионные в год” операции с детскими сексуальными фотографиями, которые приносят “тонны” фильмов и картинок (Честейн 1982:151f). Браун дает представление о социальном мире одного из своих злодеев, когда достает письмо от корреспондента, “сотрудника международной организации меньшинств под названием "Золотой треугольник", изображаемые как "выдающиеся люди", обменивались материалами и советами. К письму прилагалась фотография

 девушки в восхитительной неловкой позе, рукой прикрывающей глаза от солнца, промежность едва прикрыта — золотым треугольником. Ни намека на лукавство, если только это не были ее трусы вокруг и под одной ногой, из-под которых выглядывали пальцы ног. [Злодей] пытался придумать, что из своей коллекции он мог бы предложить взамен. Что-нибудь качественное, что исчерпало его интерес. (1978: 276f, курсив в оригинале)

Вот все основные темы детской порнографии: подрывная международная политическая организация педофилов (или просто слабо организованная), скрывающаяся за заявлениями о статусе меньшинства, респектабельности или прогрессивных целях, накопление коллекций педофилами, активная торговля, которая является основой и целью сети, а также эмоциональные качества иссушающей похоти и расходного материала, при которых детей используют, а затем выбрасывают.

Одной из ранних историй о зле детской проституции, побегов из дома и педофилии была история 12-летней девочки, которая погибла после загадочного падения со здания в Нью-Йорке[19]. Преподобный Брюс Риттер, директор Covenant House, использовал эту историю в нескольких своих рассылках и рекламных акциях, и Джонсон (1979) построили криминальный роман вокруг этой истории, которая помещает смерть прямо в контекст детской порнография, детская проституция и педофилия. Подразумевалось, что по всей стране действовала сеть, через которую дети продавались или иным образом утилизировались. Когда пришло известие о пропавшем ребенке в романе Виснера, поступает анонимный звонок в полицию по поводу главы “Мужчины, которые любят мальчиков”, в которой, по словам звонившего, вербуются молодые парни. Полицейский наводит справки о группе в других подразделениях городской полиции, предполагая (правильно), что полиция получает данные наблюдения за подозреваемыми группами и обменивается ими. Отказывая этим организациям в какой-либо политической легитимности, власти в романах не стесняются добиваться их уничтожения любыми необходимыми средствами. В книге Келмана, в рамках розыска гипнотизирующего педофила-убийцы, героиня-прокурор считает “логичным” получить списки слушателей курсов гипноза, семинаров и лекций, а также списки членов ассоциаций и обществ. Расследование в отношении тех, кто просматривал библиотечные книги по гипнозу и брал за них плату в книжных магазинах, также считается само собой разумеющимся, не ограниченным юридическими или этическими соображениями[20].

Социальный педофил трансформирует социальный мир граждан. Описывая характер педофила, авторы одновременно рисуют мир, в котором он обитает, и качества, которые он привносит с собой, вторгаясь в разрушающуюся область “нормального”. Последствие этого одновременного краха и нападения проявляется в виде пышной литературной и идеологической конструкции - детской жертвы 1980-х.

3

ВЫМЫШЛЕННАЯ ЖЕРТВА

I

Наиболее настойчивым образом несовершеннолетнего в сексуальных отношениях взрослых и молодежи в художественной литературе был образ жертвы. Образ, отрицающий все другие возможности, со временем менялся по степени выраженности, но его компоненты сохраняли преемственность в различных исторических контекстах. Теория заключается в том, что секс между взрослыми и молодежью - это “о власти и доминировании, а не о сексе”, - говорит персонаж (Lewin 1988:43), перекликаясь с феминистскими анализами начала 1970-х, которые доминировали в 1980-х годах. Некоторая часть этой разницы в мощности передается визуальным путем отсылки, такие как преувеличенные углы перспективы, призванные подчеркнуть физическую разницу между взрослым и подростком. Героиню Грайс поражает “крупность мужчин, контрастирующая с изящной незрелостью детей.... Двухсотфунтовые мужчины насилуют маленьких девочек весом в семьдесят и восемьдесят фунтов” (1990:283). Расширение разницы между возрастами - еще один прием, например, когда критики берут крайние случаи и приводят их в качестве модальных примеров, противопоставляя взрослых среднего возраста очень маленьким детям от двух до четырех лет или младенцам. Один персонаж думает о растленном юноше как о “всего лишь маленькой девочке” (Додсон 1980:36), затем позже тот же человек описывается как “всего лишь младенец”[1]. Другой рассказчик видит подростков в секс-видео как "маленьких девочек... детей...дети грудного возраста. Использование слова “только” и растущая инфантилизация - это две риторические стратегии разделения и противопоставления, а также способы возмутить читателя.

Другим методом убеждения является использование качества голоса для возбуждения сочувствия или жалости, разжигания гнева или ненависти, а также для возбуждения любых непризнанных отцовских и/или эротических чувств к детям. Одним из самых популярных примеров была песня Шэрон Баттс “Дорогой мистер Иисус”. Взрослые заставили Шэрон спеть эту песню в церкви, в Техасе, не отдавая себе отчета в ее значении: “Мне было шесть лет, и я не понимала, что такое жестокое обращение с детьми. Теперь я знаю, что это ужасная вещь” (анонимный 1988a). Песня был записана в 1985 году христианского Евангелия мастер-класс для детей, во главе с Матерью Шарона[2]. Впервые вышедшая в эфир в Техасе в 1986 году, к концу 1987 года она стала одной из самых востребованных песен на радио, привлекая 500 звонков в день на радиостанциях близ Форт-Уэрта/Далласа. Она вызвала 3000 звонков в Нью-Йорке, когда прозвучала там в ноябре 1987 года на WHTZ-FM, который продвигал песню как дань уважения Лизе Стейнберг[3]. В Сан-Антонио, штат Техас, в декабре 1987 года, это был хит номер один. После каждого выступления раздавались номера телефонов, чтобы слушатели могли делать пожертвования в фонд борьбы с жестоким обращением с детьми; часть продаж, как говорили, пошла “на борьбу с жестоким обращением с детьми”, хотя подробности не сообщались. Сюжетная линия песни такова: молодая девушка начинает писать письмо президенту после просмотра телевизионного репортажа о жестоком обращении с детьми, но затем спрашивает Иисуса, как она может лучше помочь общему делу. В конце Шэрон жалобно поет: “Пожалуйста, не говорите моему папе, но моя мама тоже меня бьет”[4].

Молодежь - жертвы, потому что взрослые - единственные подстрекатели к сексу. Утверждалось, что у детей нет ни сексуальности, ни стремления к власти, и молодых людей нужно заманивать или принуждать к отношениям. Образ растлителя как соблазнителя и обманщика, а также насильника - это тот, которого требует образ невинности молодежи в романах. После установления отношений наиболее распространенным методом поддержания их является угроза. Некоторые растлители угрожают рассказать другим или родителям или высказывают общие угрозы. В соответствии с требованиями жанра, угрозы, насилие встречаются чаще. Растлитель в McDonald угрожает причинением вреда и использует шантаж. Мужчина может угрожать убить подростка (Додсон 1980) или его родителей (Ваксс 1987: 219; Кельман 1989:192; Стрибер 1990:114).

Косвенная, но ужасающая угроза - очень популярная условность. Одним из лучших средств для этого является использование мелких животных в качестве дублеров людей. Злодей Стрибер мучает мышь просто ради забавы, а другой мучает и убивает домашнюю крысу героини (Кениг 1974: 114). Один из мотивов, используемых для эмоционального вовлечения читателя, заключается в том, что растлитель калечит или убивает щенка (обычно на глазах у ребенка), чтобы выразить свое собственное уродство и подлость (Гарланд, Макгивем), принудить юношу к сексу (Шутц, Ваксс 1987: 219) или обеспечить молчание ребенка (Кельман; Ваксс 1991; 197,204).

Угрозы необходимы из-за двух основных факторов, присущих юности. С одной стороны, ребенок должен быть абсолютно невинным и уязвимым, чтобы усилить воздействие насилия. Детектив Карло (1986:21) представляет похищенного 10-летнего подростка “возвращалась домой из школы с книгами в руках и думала здоровыми, естественными мыслями девочек ее возраста”. Молодая женщина, спасенная инспектором от культового гуру у Гота (Китинг 1981:182) “мягкий, слегка припухший носик, выражение лица новорожденного щенка или оленя, любознательное, невинное, страшно подверженное опасности со стороны сурового мира.

С другой стороны, предполагается, что ребенок инстинктивно знает, что любая сексуальная активность является “неправильной”, причем “неправильной” в большей степени, чем просто плохое поведение; к глубокой моральной вине добавляется чувство глубокой опасности. В подростковом возрасте Человек-паук был мальчик постарше который показал ему журнал о сексе, но он “инстинктивно” знал, что это “неправильно” для мальчика - показывать это и для него - видеть это (6 ноября 1985 г.). Как раз в период полового созревания. Кловер Ли автоматически понимает, что она должна воздержаться от ласк лесбиянки-педофила (Дженнингс 1987: 212). Другой подросток реагирует со страхом, впервые увидев неизвестного тогда убийцу детей[5]. Похищенная 11-летняя девочка не в состоянии представить себе подробности того, чего хочет ее похититель, но, как ни странно, “ее созревающие сексуальные инстинкты предупреждали ее, что это будет мучительно и непристойно” (McGivem 1979: 170). Она хорошо приспособленная и образованная девушка из либеральной и сплоченной семьи, а ее сверстники столь же зрелые и реалистичные.

Макгивем рисует приятный контраст, чтобы подчеркнуть:

...были области сексуальной зрелости, в которых у Кейт не было явного опыта. И это было то, что пугало ее сейчас. В своих квартирах, с колой и мисками попкорна, она и ее друзья могли говорить и смеяться над своей осведомленностью о сексуальности друг друга, отпуская щекочущие шутки и озорные игры словами. Но это было невинно и весело, в то время как это было ужасно и внушало страх. (стр. 172f)

В вариации на тему "ребенок знает лучше" рассказчица Грайс сама была восторженной участницей сексуального контакта со взрослым, за который ей позже стыдно и она злится. Став взрослой, она теперь считает, что любой секс между молодежью и взрослыми - это неправильно, потому что “так говорит мне мое тело” {1990; 112).

II

Секс преображает тело множеством способов. Один из них заключается в том, чтобы превратить невинное тело в сексуальное. С этой точки зрения, невинность может означать опасно низкий уровень иммунитета, Шутц описывает 13-летнюю беглянку с “детской осанкой”, зависимой, но в то же время странно провокационная в ней. Казалось, она излучала ауру пассивности и уступчивости, которая опьяняла... ходячее приглашение к насилию (1985:144). Другой герой попадает в “специализированный” дом проституции с

Девочки на пороге половой зрелости, которые выглядели так, словно собрались на пижамную вечеринку. На них были переднички, маленькие сорочки, обтягивающие плюшевые мишки, гольфы и блузки. Он увидел на диване девочку, которой было не больше десяти. Белокурая, с янтарной кожей, она носила кружевные трусики и розовую шелковую кофточку. Ее хрупкое телосложение было детским. Стройные бедра и ноги, нежные плечи и руки с едва заметным намеком на грудь под светящимися складками кофточки.

Тело ребенка начинает движение от невинного к чувственному, вызванное желанием взрослого. С девочкой толстый лысеющий мужчина, и она, кажется, борется, сигнализируя о трансформации: ...вопиющее несоответствие между тяжелым вялым телом мужчины и безупречной деликатностью девушки оттолкнуло его. Девушка была слишком молода; она просто не могла знать, что делает...” [многоточие в оригинале]. Что-то вроде "Что-не-так-С-Этой-картинкой", образность наталкивается на концептуальные проблемы. Несексуальный юноша, движущийся вместе с сексуальным взрослым, пугает и приводит в бешенство героя, поскольку он движется со сжатыми кулаками, чтобы спасти девочку и уничтожить взрослого.

Мгновенное впечатление невинности было разрушено. У девочки похотливое, но в то же время эльфийское лицо. Ее помада и макияж глаз были одинаковых оттенков фиолетового, накладные ресницы были тонкими. Вблизи Пол смог разглядеть, что ее волосы были крашеными, а кожа не обладала той детской чистотой, которую он себе представлял. (Эллен 1988: 125f)

Это приятная последовательность образов, эстетическая логика требует, чтобы превращение ребенка в сексуальное существо завершилось появлением его единственной возможностью: сексуальный гротеск. Альтернативой является столь же гротескный травмированный ребенок. 12-летняя девочка покидает особняк киномагната со “свежими малиново-красными губами, которые теперь размазаны в густую розовую массу”, и “Ее глаза цвета морской волны были закрыты пленкой... ее длинные ноги шатались, как у жеребенка-калеки” (Пьюзо 1969:61).

Это искажение не ограничивается сексом взрослых и молодежи. Две сцены в фильме "Халпем" (1979) хорошо описывают, что происходит, когда происходит секс в подростковом возрасте.

Руки мальчика нежно скользили по ее обнаженной плоти. Она ахнула от внезапного удовольствия, когда его большие пальцы коснулись ее незрелых сосков... Мальчик внезапно напрягся.... Его глаза засветились, как серебряные зеркала. А затем его тело начало корчиться и подергиваться, удлиняясь, расширяясь, клочья густых, жестких волос покрыли его гладкую молодую плоть. Его нежные вздохи и слова любви превратились в хриплое, похотливое рычание, глубокое и гортанное. Его рот растянулся в широкой плотоядной ухмылке. Мальчик становился все крупнее, все более звериным и мощным, его торс бугрился широкими мышцами, руки бугрились толстыми узлами силы. Его лицо стало напряжено, обрамленный длинными косматыми локонами жестких волос, в то время как его рот распух и наполнился широкими лошадиными зубами....

Мальчик становится сатиром, нападающим на девочку; 

вонзая свой огромный член глубоко в нее, окрашивая его необъятность пятнами крови.... девушка закричала ужасным, чужеродным криком, криком крайнего ужаса, криком оргазмического экстаза. И тогда ребенок замолчал, а зверь в безумии своего триумфа разорвал неподвижное тело на куски, снова и снова вонзая свой смертоносный рог в безвольное туловище. (стр. 294f) 

Позже полиция осматривает место происшествия, в центре внимания находится тело жертвы: Густые, липкие струи крови запеклись на всем... Ее одежда была сорвана с тела и лежала клочьями... Она лежала, растянувшись на животе ,,ее голова была гротескно повернута к плечу… Из-под ее тела по земле извивались нити кишечных органов. Многочисленные зияющие раны покрывали ее спину и бока, обнажая поперечнополосатую мышечную ткань и необработанные кости. Между ее ног дымящаяся масса блестящей окровавленной ткани выплеснулась на грязь, уже кишащую с муравьями. Ее левая рука была полностью отделена от тела и свисала с каких-то кустов примерно в четырех с половиной футах от нее. (стр. 12)

В то время как текст Халпема опирается на популярные в то время образы “брызг” в фильмах ужасов, его физическая эксплицитность обычно не встречалась в текстах следующего десятилетия, хотя подразумевалось, что секс между молодежью и взрослыми будет иметь те же последствия.

Трансформация тела также является метафорой трансформации разума невинного. Во второй половине прошлого века симптомы “безумия” использовались как доказательство сексуального опыта. Молодые женщины в Мейчене (1894) появляются как “беспомощные идиоты” после таинственного контакта с символом секса и дьявола Паном. Несмотря на то, что девочку в фильме “Никогда не бери конфеты у незнакомца” никто не трогал, ее мать настаивает на предъявлении педофилу обвинения в попытке изнасилования, говоря, что "он посягнул на их невинность... на их разум".

Следующее описание начинается с первого абзаца в книге Келмана, сцены, напоминающей изображения преступлений в жанре нуар 1930-х годов. Внешние физические признаки говорят о внутренней эмоциональной травме. Либби - одна из четырех жертв подросткового возраста:

У нее был шокированно-отсутствующий взгляд раненого животного, холодная отстраненность человека, закутанного в защитную оболочку. Ее глаза были затуманены матовой дымкой, как ледяная паутина на оконном стекле. Ужас придал ее коже молочную бледность и ослабил тонкие черты лица, так что они, казалось, растаяли в лучах палящего солнца. Резкие синие пульсации танцевали на ее висках, как пара соблазнительных змей. Остальная часть ее тела была каменной, подсвеченной зимним сиянием, проникавшим сквозь затянутое пленкой окно моего офиса. (1989:1)

Говорят, что молодежь создает видимость, физическую маскировку ужасающих психологических травм, частично вызванная защитными механизмами, которые хоронят “немыслимые ужасы"[6]. Но травма настолько сильна, что должна прорваться. Во время судебного процесса, когда девочке показывают фотографию улыбающегося судьи в мантии, образа, которого она была гипнотически приучена бояться, она кричит. Она все отрицает, но когда на нее давят, она кричит и корчится в судорогах, а когда ее снова допрашивают, у нее начинается припадок и она впадает в кататонию (Кельман, 1989).

В работе Vachss (1991: 119f) психиатр говорит, что секс со взрослыми “предрасполагает” детей к “Синдрому множественной личности”. В аннотации к роману Шутца говорится о героине, что “что-то выключило ее улыбки, превратило ее в сутулую посетительницу торгового центра...” Она была хорошей ученицей, болельщицей, “хорошей спортсменкой, и у нее было отличное тело”. Однако она оставила спорт, начала “говорить, что все это чушь собачья”, бросила своих обычных друзей, интересы и привычки, изменила свою внешность и раздала вещи своего детства (1985:21, 40). Когда она видит “нормальных” детей, возвращающихся домой из школы, она разражается слезами. Это может звучит как тяжелый случай подросткового возраста или политического сознания, но Шутц, клинический психолог, объясняет такое поведение и установки жестоким обращением.

Эта индивидуальная патология легко переходит в социальную патологию. Молодежь становится оторванной от общества и антагонистичной по отношению к политическому телу, точно так же, как молодежь зависает в торговых центрах 1980-х годов. Как и у падших женщин 19 века, жестокое обращение приводит к быстрому личному и социальному упадку и заслуженной смерти. Когда героиня фильма "Никогда не бери конфет"... теряет деньги на угощение, подруга с понимающим видом говорит, что знает, где они могут достать сладости. Она знакомит ее с городским педофилом, и они раздеваются и танцуют для него. Позже в фильме он гоняется за детьми по лесу, насилует и убивает более дерзкую девушку. В фильме Келмана (1989: 231f) педофил убивает женщину, которой на тот момент было 20 лет, но которая была беглянкой с 11 лет и проституткой в подростковом возрасте. Ее часто избивал сутенер подсел на героин и постепенно деградировал. В другом романе Ваксса социальный работник ставит диагноз молодой женщине, которая была проституткой и в порнографии с “посттравматическим стрессовым расстройством”, “Пограничным синдромом”, аморальностью, отсутствием вины и другими социопатическими симптомами. Позже девушка убивает себя. (1989: 173).

Жертва Шутца объясняет свое участие в порнографии и проституции тем, что “это делаешь не ты”. Однако ей нравилось снимать секс-фотографии, потому что “это было что-то вроде, знаете ли, быть такой плохой” (1985:143). Здесь есть двойная угроза в том, что она отделена от самой себя, но в то же время осознает и привлекает то, что, с точки зрения героя, антисоциально. Это еще один пример одного из наиболее частых подтекстов повествований о жестоком обращении: когда утверждается об угрозе ребенку, одновременно ведется дискурс об угрозе в адрес ребенка. Дети могут быть опасно уязвимы, затем просто опасны. Рассказчица Грайса беспокоится, что молодые женщины могут возбуждаться, совершая запретное, быть склонными к озорству, следовать за другими, которые это делают (1990:5). Это было связано со знаменитой тревогой “давления со стороны сверстников”, которой уделялось много внимания, сначала в 1950-х годах как “конформизму”, затем с конца 1960-х годов[7].

Существовало серьезное опасение, что молодым людям настолько “промоют мозги”, что они сблизятся со своими обидчиками и, таким образом, откажутся отрицать удовольствие от отношений, откажутся покидать их, откажутся признаваться и демонстрировать травму, а также откажутся свидетельствовать против своих обидчиков, любовников. “Даже их разум не был в безопасности”, - говорится в аннотации к роману Планта (1989). Растленный подросток Штрауба (1988) напуган, но есть еще один пугающий элемент: собственные желания ребенка. Заставить молодого человека осознать, что его нужно спасать, “Сложнее, чем депрограммировать ребенка, попавшего в один из этих культов. Это займет много времени”, - жалуется один герой. Мальчик написал стихотворение для вымышленного журнала “Мальчики, которые любят”, прославляющее "маленькие бутоны, нуждающиеся в чистом солнечном свете любви, чтобы они полностью расцвели", - говорит насмешливый полицейский (Vachss 1990:29). Еще один герой-полицейский ворчит, что жертвы слишком часто привязываются к своим похитителям “нечестивой любовью”: “Иногда они целовали руку, которая, в конце концов, убила бы их” (Стрибер 1990: 155). В какой-то момент мальчик в романе Брэндона сопротивляется судебному преследованию растлителя: “Он никогда не причинял мне вреда. В том, что произошло, был не только его вина”. Обвинитель был предупрежден, что это может всплыть; злодей не только занимался с ним сексом, “он наставлял его”, - восклицает разочарованный герой (1993: 206, 230). Он говорит мальчику, что тот ни в чем не виноват и что растлитель причинил боль другим и продолжит, если его отпустят. Он произносит перед молодым человеком речь "Мы-Всего лишь-выполняем-Приказы“, но признает про себя, что именно он определяет, в чем заключается преступление и кто является преступником; более того, "Я бы никому не позволил отнять у меня это решение. Уж точно не какой-нибудь проклятый обвиняемый, которому удалось проникнуть в сердце своей жертвы”. (стр. 206). Мальчик соглашается быть свидетелем.

В некоторых более поздних романах используется менее параноидальный или абсолютистский подход. Похититель-педофил в Мартине работал инспектором по делам несовершеннолетних и был “осторожен” с теми, с кем занимался сексом; бывший коллега сказал, что половина молодых людей были сексуально готовы, а другая половина видела преимущества в отношениях, даже если у них не было интереса к сексу. В то время как персонаж показан как искусный в манипулировании, желаниям молодежи отводится в этом романе большая роль и уменьшается мелодраматическое злодейство, что является переходом от массовой художественной литературы 1980-х годов.

Мнение о том, что угрозы в адрес детей порождают угрожающих детей, основано на основной теории сексуального насилия над детьми: подвергшиеся насилию становятся насильниками, это подтверждается и часто встречается в романах и способствует возникновению чувства опасности, упадка и паранойи, культивируемого романами. Набоков пишет, что Гумберт - “нимфолепт” из-за неудачного романа, который у него был, когда ему было 13 лет, на котором он сейчас сосредотачивает свое эротическое внимание. Один из ужасов молодежного секса для героя Ваксса заключается в том, что дети сейчас были бы подростками и “вербовали бы других детей” (Ваксс 1987: 151). Одна из бывших юных любовниц педофила (Sauer, 1989) теперь вербует для него молодежь, хотя больше по финансовым, а не эмоциональным причинам. Подвергшийся насилию несовершеннолетний может заниматься тем, что считается антиобщественной деятельностью, независимо от того, получал ли он “удовольствие” от секса или нет. Несексуальное насилие может позже проявиться как сексуальное насилие.

В начале 1980-х годов несколько романистов прослеживали связь между сексуальными переживаниями в детстве и гомосексуалистами (Уэллс, Гутчон), но многое из этого было остатком антигомосексуальных кампаний 1970-х годов, которые приравнивали гомосексуализм к педофилии. В середине 1980-х годов эта точка зрения снизилась, но соответствовала возвращению, что касается гомофобных и эротофобных настроений, то некоторые авторы в конце 1980-х годов (Спейт, Дженнингс, Линдси) снова предполагали, что секс между несовершеннолетними и взрослыми вызывает гомосексуальность и/или педофилию. Кроме того, новой проблемой того времени был садомазохизм, и также утверждалось, что секс с молодежью является причиной этого возрожденного разврата. В книге Уиснера Вернон рассказывает о том, как его в детстве соблазнил друг его матери. Он наслаждался мужской компанией и сексом, но их застукали, и друга отослали; Вернон чувствовал себя использованным, преданным и покинутым. Виснер рассказывает о нескольких сценах ранних сексуальных переживаний Вернона, все тайные, отягощенные чувством вины и предсказывающие превращение Вернона в похитителя-насильника-убийцу. Он рассказывает о своем самом запоминающемся опыте, когда он нашел журнал “kiddie porn”: “он знал, от корней волос до кончиков пальцев ног, в глубине души, во время своего первоначального сексуального припадка, он знал, что он найден, что жизнь начинается (1987:264). Когда Вернону было 12 лет, он занимался сексом с другим подростком в лагере: “еще один шаг через запретную черту, который вызвал в нем еще один расцвет, еще одну способность” (стр. 296).

В менее явно выраженной причинно-следственной связи Грант-Адамсон (1988) подразумевает связь между сексом мужчины и мальчика и становлением убийцей. Сексуальное насилие Бартона со стороны его отца частично является причиной его нынешней гомицидальной патологии (Strieber 1990); Злодей Макгивема - результат эмоционального и физического насилия со стороны одноклассников, тренеров и его родителей. Необъяснимым исключением является человек-паук, который признается, что в молодости к нему приставал мужчина постарше, но сейчас он борец с преступностью и жестоким обращением (октябрь, ноябрь 1985). В 1980-х годах теория цепной реакции сочеталась в романах с образами “скользкого склона”. Детектив излагает свою теорию о том, как растлители подвергались насилию в детстве: “Ласковое похлопывание по плечу привело некоторых людей к тому, что они стали спускаться по лестнице к прикосновениям, приставаниям, сексуальному насилию и, наконец, к убийству жертвы, - говорит другой. - Мелкое сексуальное хулиганство часто является основной причиной более поздних убийствах и садистских изнасилованиях” (Уэллс 1980: 41, 70). Вторя Набокову, Кэмпбелл говорит, что у каждого педофила

был вкус к детям того возраста, в котором они были, когда у них отняли невинность. Теперь они торговали утраченной невинностью, передавая друг другу детей из рук в руки по мере того, как они становились старше, пока не состарились настолько, что у них ничего не осталось. (1986:30)

Большинство утверждало, что эта цепочка является неизбежной, продолжающейся операцией. Фильм Филдинга (1984) Героиня говорит, что педофилам “суждено” стать “монстрами”, потому что в детстве они подвергались насилию. В молодом возрасте их можно распознать по их автоматическим и неконтролируемым реакциям, их “синдромам”. Врач сообщает, что “безошибочные ответы” и “оральные заигрывания” на медицинские осмотры со стороны подростков, имевших половые контакты со взрослыми (Percy 1987: 224). Позднее в течение десятилетия и в начале 1990х годов, когда давно доступные свидетельства различной степени адаптации к сексу со взрослыми вернулись к сторонникам издевательств над детьми, некоторые допускали, что, конечно, с героической помощью, некоторые молодые люди могут “разрешить конфликт”, чтобы он “не ждал взрывапозже” (Brandon 1993:91). Женщины были освобождены от этой цепочки становления[8]. Однако в целом художественная литература возродила женоненавистнические убеждения 19-го века о том, что в результате раннего переживания, женщины станут гиперсексуальными (Келлерман, 1986), проститутками (Набоков; Рэй), сексуально “девиантны” или, что наиболее неприятно Гумберту, заканчивают как приземистые домохозяйки из низов среднего класса, трагическая судьба Долорес Хейз (урожденной Лолиты).

III

Представления о молодежном сексе даются в виде метафор, а также описаний того, что предположительно происходит в отношениях с педофилами. Прежде всего, сексуальная эксплицитность обычно имеет негативную валентность в западных религиозных культурах и их светских производных, и Грайс дает современное объяснение этого. Кассеты, отправленные Шерри, рассказчица, “злая”. Затем Шерри говорит своей дочери Кэди, что запись была “грязной и bad...it это был ужасный материал, предназначенный для просмотра ужасными мужчинами. Это было не для девочек... не для нас...” (1990:55, многоточие в оригинале). Кэди говорит, что видела подобные материалы раньше, когда они с подругой просматривали какие-то журналы, которые отец ее подруги прятал в ящике стола, и она спрашивает, было ли это тоже “порнографией”, Шерри отвечает, вероятно, и говорит: “Но, по крайней мере, дамы были взрослыми и знали, что делали, когда позировали для фотографий, так что это...это немного разное” (стр. 56, многоточие в оригинале). Название одного видео, которое они получили, было YoungMeat.

Как они могли выбрать такое название so...so мерзкое, грубое, наводящее на размышления и жестокое?

Но в этом, конечно, и был весь смысл порнографии. Она была изготовлена для того, чтобы мужчины — такие, каких Шерри даже представить себе не могла — могли мастурбировать, наблюдая за ней. Шерри верила, что истинная цель фильмов, подобных этому, - доставить сексуальное удовольствие извращенным умам, которые не могут нормально реагировать на секс, но нуждаются в стимуляции болезненными и необычными способами. (стр. 58, многоточие в оригинале).

Пытаясь уловить идею, юная Кэди заявляет, что просмотр сексуальных картинок “на самом деле не может причинить вам вреда. Это просто наводит на плохие мысли...” (стр. 62). Большинство авторов описывают сюжеты на фотографиях таким образом, который отражает содержание и важность секса между молодежью и взрослыми. Гутчон видит насилие над телом и традиционные гендерные роли на фотографиях “маленьких мальчиков в явном ужасе, связанных и с кляпами во рту, которых собираются анально изнасиловать...маленькие мальчики, одетые как маленькие девочки...” (1981:152). У подростков на фотографиях, которые видел Палач, “затравленный взгляд, выражение безнадежности и отчаяния” или они выглядят “испуганными” и “охваченными ужасом” (Мерц 1986:211, 219). У женщин в ленте, которую описывает Грайс, “бессмысленное” выражение лица или “остекленевшие” глаза (1990: 58f). Келлерман предлагает аналогичное описание, когда его герой видит фотографии, сделанные растлителем, “добивающимся своего” с детьми от 2 до 5 лет: меня поразила не графическая резкость, хотя это было отталкивающе само по себе. Это был взгляд в глазах детей — испуганный, но осознающий уязвимость. Это был взгляд, который говорил: "Я знаю, что это неправильно". Почему это происходит? (1985:15: курсив в оригинале)

Когда герой Ваксса обнаруживает фотографии, сделанные командой педофилов мужа и жены, они представляются ему как

..худшее, что есть на этой грязной планете — мирно спящий младенец, эрегированный мужской пенис у него во рту в качестве соски — дети от нескольких дней до, может быть, десяти или одиннадцати, пронзенные всеми тупыми предметами, какие только могут прийти в голову причудливым умам, — улыбающиеся дети, играющие друг с другом— маленький мальчик, может быть, лет шести, его кричащее лицо скорректировано камерой так, чтобы вы могли видеть, как его насилуют сзади, две нити колючей проволоки натянуты поперек его маленькой груди, образуя кровавую букву “X”. (Vachss 1986:282)

Важным драматическим дополнением являются внутренние реакции взрослых на сексуальные образы. Палач пытается игнорировать “легкий холодок, [который] пробежал у него по спине, а также “волну отвращения, поднявшуюся из его жизненно важных органов” (Ньютон 1985: 120). В более позднем романе он просматривает часть детского секс-видео, и его “чуть не вырвало. Он выбежал со съемочной площадки, сдерживая порыв всадить пару пуль в машину, настолько мощной и горячей была внезапная ярость, охватившая его” (Мерц 1986: 48f). На просмотре он видит человека, издающего “слабый, свистящий звук”, и ему приходится сдерживаться, чтобы не разрядить "Большой гром" [его любимое название для одного из своих пистолетов] в воздух у головы человека. Отвращение, ярость и желчь подступили к горлу солдата...” (стр. 219). Героев Ф. Келлермана, Кэмпбелла (1986:228) и Грайса тошнит, когда они слышат или видят фильмы о нюхательном табаке.

Когда частный детектив Карло видит сексуальные фотографии, его мышцы напрягаются, он ходит взад-вперед, и у него появляется “внезапный неприятный привкус” во рту (1986:8f). Он показывает фотографии своей секретарше, которая бледнеет, вздыхает “несколько раз глубоко”, прикусывает губу, а затем “ее взгляд выпускает темные стрелы с очень острыми шипами” (стр. 12). Когда он смотрит садомазохистский фильм с участием несовершеннолетних, “у меня в голове бурлит кровь”[9]. Такие реакции являются неотъемлемой целью жанра. Роман Грайса содержит несколько расширенных описаний секс-видео, которые рассказчик анонимно получил по почте. Кэди включила телевизор, чтобы посмотреть, и когда ее мать вернулась домой, она свернулась калачиком в позе эмбриона “с неподвижным, пустым, испуганным выражением лица”. Сцена была

Немецкая овчарка лизала девушку между ее раздвинутых бедер, в то время как жалкое молодое худенькое тело вибрировало и сотрясалось от дрожащих спазмов, которые никак не могли быть сексуальным удовольствием, но должны были быть страхом и ужасом. A мужчина стоял позади девочки, полностью обнаженный, его эрегированный пенис был гигантским, он прижимал ребенка к земле, его руки впивались в хрупкие ручки. (1990:52f)

Затем Кэди начинает плакать слезами, похожими на “мокрые, огромные комочки” (стр. 53). По мнению этих авторов, просмотр сексуальных представлений оказал на детей такое же воздействие, как и на одного из их испытуемых.

IV

Против этого искажения и разрушения тела и разума юноши, а также телесного неприятия и отречения взрослого человека направлены повествования, которые, хотя и явно ностальгические, являются попытками восстановить как ребенка, так и взрослого. Многие из этих рассказов особенно поразительны, потому что они начинаются с чувственных описаний юности. На самом деле их можно выгодно сравнить с рассказами о физическом наслаждении, которые, как предполагается, типичны только для педофилов. Поскольку педофил стереотипно изображается как пускающий слюни маньяк, их рассказы о чувственном отношении к детям очень редки; когда они появляются, они обычно неестественны и поверхностны. Стрибер, однако, предлагает одну приятную деталь с точки зрения Бартона, когда он проводит инвентаризацию похищенного им молодого человека:

В глазах огонь и природная мальчишеская мягкость. На это лицо можно было смотреть часами; такая красота была своего рода пищей. Его светлые щеки порозовели от солнца, черты его лица были одновременно нежными и резкими, и в то же время полными достоинства. Его нос был изящным, но в нем была и милая прямолинейность. Его губы были такими красными, как будто их подкрасили. Волосы мальчика были светло-рыжими, а кожа - как сливки. Его карие глаза, как и волосы, были тронуты едва уловимым пламенем[10].

Одно из нескольких чувственных описаний Грайсом подростков или секса между взрослыми и молодежью таково, когда рассказчик находит записную книжку учителя, который работал с некоторыми из своих учеников над этим текстом:

Просто на пике, у нее маленькие твердые груди, которые возбуждают кончики моих пальцев, розовые соски так прекрасны, я хочу ее всегда такой, какая она есть, я хочу видеть, как ее глаза блестят от прекрасного возбуждения, когда я раскрываю ее распускающийся цветок и пробую на вкус его лепестки… (1990:203; многоточие в оригинале)

Героиню “тошнит”, и предполагается, что читатель испытывает такое же воздействие. Поскольку читатель считает педофила угрозой, любая сочувственная оценка, эстетика педофилов отрицается. Возбуждающие повествования отрицают любое намерение вызвать удовольствие, но если они это делают, это должно быть немедленно замаскировано под отвращение и ярость. Вступительная сцена книги описывает встречу нескольких подростков и их учителя. Чтобы подчеркнуть сексуальную природу встречи, Грайс фокусируется на эротической привлекательности девушек, какими они могли бы показаться педофилу, но описания достаточно откровенны, чтобы вызвать любой эротический интерес, который писатель может привнести в текст, сознательно или нет. Одна девушка “чувственная, с удивительно округлой попкой”. на другой “рубашка туго натянута на то, что через шесть месяцев или около того станет дерской. Ее глаза горят нетерпением”. На другом изображены “розовые трусики”, когда она наклоняется (стр. 5f).

Контрастом этому является построение тела ребенка в “надлежащем” контексте ребенка, то есть в семье через родительские чувства. Но и здесь присутствует определенная физическая оценка ребенка. Не совсем ново, но с конца 17 века в популярных романах наблюдается почти эротический оттенок описания отношений родителей и детей; интересно, что этот мотив функционировал параллельно текстам о молодых женщинах, которые были изнасилованы и/или насильственно увезены из своих домов (Staves 1980). Романы для массового рынка 1970-х и 1980-х годов просто продолжали эти взаимоподдерживающие соглашения. Рассказчица Грайс описывает красоту 12-летней подруги своей дочери в словаре невинности, светлых волос и “молочно-розового цвета лица”, и она обнимает свою дочь, прижимая к себе “стройное тело, от которого соблазнительно пахло шерстью, розовой помадой и арахисовым маслом”[11]. Романы содержат такие небольшие описания, краткие потому что они воспринимаются как должное, до угрозы и до трансформации.

Дочь хочет быть модницей! и без ведома матери делает серию гламурных фотографий для отправки в агентство. Рассказчица-мать может видеть в своей дочери сходство с моделью (ее сравнивают с Брук Шилдс), но эта идея для нее “неприятный булавочный укол”. Признание красоты ее дочери и ее коммерческого потенциала запускает процесс эрозии взглядов на мир и на себя. Первый просмотр фотографий повергает рассказчицу в шок: “глаза подчеркнутые макияжем и полная сексуальности. Ее рот, надутый и понимающий. Ее долговязое, гибкое, совершенное молодое тело" (стр. 26; курсив в оригинале). Фотографии типичны для макета журнала Vogue, “почти наглые в своей откровенности” (стр. 26, 40). Она думает о своей “милой, естественной, двенадцатилетней девочке-сорванце”, искаженной позами: она “просто обычная маленькая девочка” (стр. 27, 32). Шерри держит Кэди после просмотра секс-видео, “чувствуя уязвимые крылья лопаток Кэди, ее девичьи косточки” (стр. 54), наглядная попытка найти и сохранить внутреннюю суть в том, чтобы сдержать грядущую трансформацию тела своей дочери, угрозу, исходящую от полового созревания и педофила. Напуганная распространением убийств детей, мать в романе Крейна внимательно присматривается к своей дочери и ее друзьям. Ее дочь привлекательна, совсем как ребенок, невинна и асексуальна, но, оказавшись за пределами тесного семейного круга, мир и друзья дочери становятся более проблематичными. Мать видит проявление женственности в одной из 9-летних подруг своей дочери, а муж называет подростка “сексотом". У 12-летней подруги “очаровательная аура юной девушки смешанный с лукавой, дразнящей женственностью” (1981:11, 18, 23; 30, 37). Осознав больше истинности этого восприятия, героиня немедленно очерняет молодую женщину, называя ее “помешанной на мальчиках”, кем-то слишком юным для романтики. Для взрослрй женщины, эти упоминания о красоте детей вызывают тревогу, отчасти потому, что эротизм остается непризнанным, но также и потому, что он являются признанием того, что молодые женщины получат внимание мужчин раньше, чем родители, и, конечно, раньше, чем родители могут поверить, что они смогут справиться с ними. Отчасти это также может быть ревностью или завистью к себе, но, возможно, в большинстве случаев это женское знание того, как большинство мужчин, скорее всего, будут обращаться с молодыми женщинами, то есть плохо. 

Трансформация тела достигает более полного выражения с появлением тела, подвергшегося насилию. Часто используются органические метафоры. В "Гутчхоне" мать похищенного ребенка ходит по магазинам за продуктами; покупая бананы, она вспоминает, как ее сына передернуло при виде сочных частей тела. Помятый кусочек фрукта, казалось, показал ему больше, чем он хотел знать о природе. Ему потребовалось немного веры, чтобы съесть полезные части, даже после того, как гниль была удалена, как будто в глубине души он опасался, что патология носит системный характер, что она незаметно распространяется от клетки к клетке, клетки проникают в твердую белую мякоть плода и продолжают распространяться в его животе[12].

В другом случае, когда злокачественная пища ассоциируется с жизнью и смертью организма, мать похищенного мальчика идет на запах и обнаруживает приоткрытую коробку, полную заплесневелого печенья Oreo: “Уборка напомнила ей о старом ритуале омовения тела”[13]. Однонаправленный процесс - от здоровья к болезни, от духа к телу, от жизни к смерти. Убитая девушка в романе Диснея совсем недавно была жива, “полна мечтаний и планов, был интерес ко многими вещами. Теперь она была жертвой, телом, раздутым объект ужаса на пути в лабораторию патологоанатома” (1990:76). Активизация воспоминаний о потерянном ребенке вызывает образы того, что может происходить с этим телом, поскольку страх создает драматизацию секса. Мать Билли размышляет о его уязвимости, в том числе о его предполагаемом невежестве в вопросах секса[14]: "...самое отвратительное - представить его таким.... Когда вы думали о грубых действиях мужчины, занимающегося сексом с маленьким мальчиком, вам просто хотелось зачахнуть и умереть”[15]. В одной сцене после обнаружения похищения Билли отец начинает заниматься сексом со своей женой, но чувствует себя виноватым и начинает представлять, что происходит с его сыном: 

...возбужденные руки шарили по обнаженной коже его сына. Затем они раздвинули голые ноги Билли... Тело его сына лежало, светясь в лунном свете. Тело его сына лежало, скорчившись, под деревом. Бледное тело его сына плавало в медленных водах реки Помандер, время от времени всплывая на поверхность, как выбившаяся из сил рыба. Тело его сына лежало под пульсирующей плотью огромной человеческой личинки, и его глаза были закрыты морщинами, а руки были фиолетовыми, настолько туго они были связаны. (Стрибер 1990; 104)

Как сопротивление и как компенсация, потеря требует восстановительного воспоминания, представлена сцена, в которой мать пропавшего мальчика вспоминает своего сына:

Ее разум был подобен проектору, прокручивающему домашние фильмы о ее сыне. Она смотрела его кадр за кадром с разной скоростью. Камера приблизила ободранный локоть, скользнула вниз по его худощавому телу, затем отодвинулась, чтобы показать, как Кевин подпрыгивает. Гейл увидела изображение развязанного и болтающегося шнурка. Теперь Кевин висел в воздухе, его рыжие волосы блестели на солнце. Прядь его волос взлетела вверх, затем упала на его лоб. Его глаза были чудесного зеленого цвета с танцующими в них золотыми искорками. Его лицо имело одухотворенный вид. Его бледно-розовая кожа была похожа на морскую раковину. Его веснушки выглядели так, словно кто-то провел кистью, полной лиловой краски, по его лицу. Его улыбка была похожа на волну, накатывающуюся на море; она расползалась по его лицу, опускаясь вниз, как будто часть его хотела нахмуриться, но большая часть хотела угодить. (1982:200)

Одним из наиболее интересных аспектов этого является представление этих сцен в виде фотографического характера. Учитывая обвинения в том, что педофилам нужно запечатлевать детей на фотографиях, тем более поразительно, что только родителям позволено воспринимать и фотографировать детей, которые явно чувственны, но не признаются таковыми. Кроме того, фотографическое желание заморозить время допустимо для родителей, но является признаком патологии, если это делает педофил. Эти тексты длинные, подробные и чувственные, поскольку они необходимы для того, чтобы подчеркнуть потерю и насилие, помогая отделить родительскую оценку физического ребенка как преданности от педофильской, восхищение, рассматриваемое только как одержимость.

Гутчон предлагает похожие изображения, когда ее героиня пытается вспомнить своего пропавшего сына — ”удовольствие, слишком сложное, чтобы его вернуть” (1981; 342f) — но воспоминания возвращаются с трудом, как мучение; “Все, что она могла принести, - это мысленный образ его фотографии на плакате. ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ” (стр. 81; 44,56). Воспоминание о теле перед лицом потери также является средством восстановления самоощущения. Восстановление тела ребенка посредством избирательного и чувственного воспоминания восстанавливает социальный и культурный контекст этих удовольствий, “слишком сложных для того, чтобы восстановиться”, особенно "я", определяемое семейной ячейкой. Чувственное тело ребенка может также символизировать чувство вины за пренебрежение, ощущаемую недостаточную любовь к нему, особенно в семьях с одним родителем или в тех, где оба родителя работают. Отец похищенного мальчика изображен как стареющий радикал, и потеря заставляет его осознать, что его личное эго вложено в будущее его сына (Strieber 1990: 288). Мать молодой женщины, которую приютил лидер культа, говорит: “Если бы она только могла все изменить, снова сделать Бекки молодой, ребенком, которым она могла бы управлять, подчинять своей воле”. (Нордан 1989:63). Ностальгия побуждает к фантазийным воспоминаниям и сожалениям, память взрослого человека страдает от потери не только чувственного присутствия, но и силы.

V

Превращение ребенка в жертву, а также индивидуальные и социальные характеристики “педофила” закреплены в конкретных цифрах для драматических целей, но их сочетание создает идеологическое измерение, взгляд на мир, который содержит утверждения о социальном и культурном здоровье способами, предопределяющими определенные решения, лучше всего отметить, что “Популярная культура редко представляет социальную проблему, как продукт несовершенной социальной системы; скорее акцент делается на индивидуальных проблемах...” (1990: 112f). Этого нельзя было сказать о популярных жанрах 1980-х годов, многие из героев, злодеев и жертв которых представляли последствия, возможности и ограничения социальных и культурных систем, подвергавшихся критике в явных политических терминах. Неудивительно, что в большинстве романов антипедофильские настроения озвучиваются в более широком и довольно легко идентифицируемом идеологическом контексте.

Педофилы повсюду в значительной степени потому, что преступность в целом становится все более серьезной и частой. Своего рода непосредственная угроза на протяжении многих лет была достаточно распространенной темой в американской художественной литературе (“Они уже здесь!” - восклицает Кевин Маккарти в оригинальном фильме "Вторжение похитителей тел"). Обратная сторона мощных образов, угроз подчеркивает хрупкость и уязвимость цивилизации. В отсутствие активности, тонкая голубая линия, натянутая до предела и искалеченная либерализмом, - это все, что защищает детей и семью. Мир становится полон опасных мест и мест совершения преступлений. Когда героиня Грайс получает детское секс—видео, это становится символом “уродливого, реального, ужасного, порочного мира - без предупреждения или подготовки...” (1990:54). Лента/злой мир “поразили в самое сердце их жизни”, и мать почти физически подавлена, “ее захлестнуло чувство надвигающейся потери, настолько сильное и глубокое, что она почувствовала, как ее качает под его воздействием”. Потеря близкого и заслуживающего доверия человека накладывается на угрозу ее дочери: “Она потеряет ее. Уже теряла ее, к взрослой жизни, ко времени и расстоянию” (стр. 60, 157). В романах, начиная с конца 1970-х годов, чувство потери имеет первостепенное значение. Роман Гутчона задает тон заявлением в самом начале, которое будет подчеркнуто позже: “В этой ужасной потере ребенка, потерянного таким ужасным образом, было что-то такое, что, казалось, символизировало многие виды потерь” (1981: 9f, 124).

В эпилоге к книге Уиснера герой едет по сельской местности, воображая себя вернувшимся в свое сельское детство. Он заезжает на стоянку грузовиков, которая оказывается рестораном; к нему подходит официантка.

 На ней много косметики, от нее исходит облако духов, и она красива и провокационна в своей детской манере, хотя ей не больше одиннадцати или двенадцати лет. Накладные ресницы, губная помада, румяна, лента в волосах: кажется, она готова к тому, чтобы ее уложили на кушетку, чтобы ее целовали и ласкали.... Дюлак застигнут врасплох, сбит с толку... Он замечает, что ее блузка прозрачна; маленькие соски на плоской груди, либо накрашены губной помадой, либо покрыты красными пирожками. На ней черные колготки, блестящие черные туфли на высоком каблуке. (1987:384)

Он протестует перед менеджером и полицией, но они отмахиваются от него с удивлением, нетерпением и жалостью к его наивности. Преобразившийся ребенок олицетворяет его чувство потери места и ценности. Он буквально обездвижен, застрял как во времени, так и вне его, “пытаясь снова увидеть, поверить во что бы то ни было, во что он верил на протяжении многих лет”[16]. Чтобы подчеркнуть коварство происходящего, был использован прием, часто используемый в сюжетах ужасов. Действие историй Кинга и Диснея разворачивается в маленьком, но процветающем и мирном городке, спокойствие и предсказуемые социальные отношения которого нарушены исчезновением ребенка. Героиня Филдинга описывает себя как мать-домоседку, окруженную безопасностью и респектабельностью дома и семьи, пока ее шестилетнюю дочь не похищают, не насилуют и не убивают. 12-летний подросток, которого похитили, изнасиловали и убили в Спейте, происходит из обычной семьи чьи дети ходят в школу, которая является “теплым, заботливым местом с приличными, респектабельными детьми из приличных, респектабельных семей” (1987:8). Но нормальность, как и невинность, исчезают[17]. Герой-полицейский-вдовец Уэллса продолжает искать “нормальных, здоровых женщин”, но видит только “баб”: проституток, женатых мошенниц, алкоголичек или лесбиянок; его покойная жена была одной из тех, кто занял “заднее сиденье” перед мужчиной.

Вторжение внешнего аберрантного загрязнителя возможно из-за того, что рушатся целые учреждения. Никогда не берите конфеты... использует устройство, упомянутое выше: идиллическая обстановка омрачена надругательством над его эмблемой — ребенком. Но когда мать хочет, чтобы растлителя арестовали и посадили в тюрьму, ее негодование раскрывает уродливую изнанку “нормального” города. Растлитель принадлежит к самой богатой правящей семье города, и никто не хочет расследовать это дело; даже ее муж и мать сдержанны. Горожане преуменьшают значение события и травму и начинают кампанию сплетен против девушки. Роман Гутчона предполагает, что все больше людей похищают детей, потому что их становится меньше для усыновления; персонаж замечает, что число похищений увеличилось с момента легализации абортов в 1973 году. Большинство семей жертв “сломлены” или находятся в состоянии стресса. Более ранние романы о семьях, находящихся под угрозой, содержали полное родительское участие с солидным содержанием, в то время как семьи 1980-х годов изображаются как подверженные риску из-за разногласий или развода, что делает детей еще более уязвимыми. Роман Диснея начала 1960-х годов заимствован из психиатрии 1950-х годов, когда убитая девочка происходит из семьи с “неэффективным” отцом и матерью, эгоцентричной и властной. Келленнан (1985) рассматривает мать травмированного ребенка как представительницу низшего класса, некомпетентную, жестокую, непривлекательную и неженственную; отец ”метричен" и склонен к насилию. Уиснер изображает мать похитителя-убийцы безразличной и эгоцентричной, а мать жертвы в его романе почти физически и эмоционально подавлена как родитель-одиночка, погрязший в нищете. Дочь, которой угрожают, не рассказывает своей работающей матери-одиночке о том, что ее преследуют как злодейку, потому что она чувствовала, что была слишком “занята”. Мать ошеломлена: “Виновна, она была виновна, мать, которая не выполняла свою работу”, - говорит она себе (Грайс 1990:214). В начале 1990-х годов эта идея все еще считалась верной, но опять же под давлением реальности произошел небольшой сдвиг в профессиональной терминологии. В романе Брэндона предполагается, что педофил ищет только детей из плохо организованных семей” (1993:94).

Романы подразумевают, что отчасти эта социальная деградация происходит из-за растущей черствости и цинизма, в результате углубления переживаний утраты и нестабильности. В романе Шутца разочарованный ветеран войны во Вьетнаме, готовящий военное нападение, чтобы спасти ребенка, задается вопросом, за какие идеалы он готов убить в наши дни. Кажется, что ему не осталось ничего, что могло бы шокировать и мобилизовать воображение и мораль общества, кроме детской проституции и детской порнографии, точного и проницательного наблюдения за временем.

Два дополнительных элемента помогают создать картину социального коллапса, разобщенности и враждебности. Один из них несколько чаще появляется в жанре “пропавший ребенок”. Наряду со страданиями родителей, огласка, окружающая исчезновение, превращает страдающую героиню в мишень для странных звонков, начиная от ложных наблюдений, людей, утверждающих, что они получили прямое указание божества, обвинений в родительской безответственности в ответ на призывы сексуального характера. Этот фильм представляет собой интересное изображение отсутствия сочувствия, поддержки и уважения, которое подтверждает распространение патологических личностей и отрицание привычных социальных ценностей и общественных отношений.

Во-вторых, большинство романов этого периода содержат высказывания жертв и героев в адрес СМИ, направленные против новостей, особенно использование СМИ индивидуальной трагедии. В комментариях репортеры изображаются как эксплуататоры, паразиты, вампиристы, оскорбительные, унижающие достоинство, манипулятивный, жаждущий сенсаций, поверхностный, навязчивый, бесчеловечный, воинственный, некомпетентный, лживый, дезинформирующий, искажающий и бесчувственный. Эти романы нападают на средства массовой информации в то самое время, когда, как мы увидим в части 2, журналисты представляли себя героями, стоящими на стороне ребенка-жертвы. Связанная с этим критика касается разжигания или минимизации паники. Когда репортер благосклонно упоминает газетные статьи, разоблачающие статистику “пропавших детей”, герой Мастерсона высмеивает сериал за то, что он вводит общественность в заблуждение относительно социальной чрезвычайная ситуация. Героиня Келман описывает газету с рисунком “клыкастого монстра с хищным выражением лица, держащего когтистую пригоршню сопротивляющихся маленьких Ширли Темпл”, комментируя: “Ничто так не радовало этот город, как приятная эпидемия инфекционной истерии”[18]. Это контрастирует с некоторыми ранними романами. Герой Джонсона - фотокорреспондент, который использует свою 12-летнюю дочь в качестве проститутки, чтобы заманить сутенера в ловушку. Она попадает в перестрелку, и хотя кажется, что она “травмирована” этим опытом, она настаивает, что ей это понравилось и она хочет сделать это снова (1979:178ff).

Мир приобретает определенный необходимый характер, а люди делятся на героев, жертв и злодеев. В художественной литературе одним из наиболее важных элементов для представления этого комплекса является атмосфера, устройства, изображающие ухудшающийся мир. Гутчон подчеркивает это, и это сочетается с чувством потери и угрозы, которое пронизывает роман, когда героиня “увидела мир таким, каким его видела полиция”. (1981:121). Осознание “было медленным и кумулятивным. Чем больше Сьюзен узнавала, тем больше теряла. Каждая новая информация удивляла все меньше, и, в тонком смысле образом, причинил ей больше боли или, по крайней мере, изменила ее больше” (стр. 134).

Основой этой точки зрения является идея “неряшливости”. Во-первых, существует неряшливость места, где локаль является контекстуальным представлением более широкой реальности. Уэллс описывает милого Еврейского мальчика, которого тянет в “притоны эксцентричных”, как она выразилась, обозначая старую идею декаданса. Этнические гетто служили подходящим местом для разврата в старой художественной литературе, в которой процветали педофилия и жестокое обращение с детьми, как составные части преступности и похоти. Ченг Хуан, увлеченный 12-летней Люси, живет в лондонском Чайнатауне (Лаймхаус), в место “крадущихся голосов”, “шепота ног в тапочках и запинающихся шагов сатира и садиста” (Burke 1917:9). Филдинг выслеживает своего растлителя в более захудалых районах города, районе, заполненном гомосексуалистами, подразумевая, что одно определяет другое, вариация использования этнического гетто.

В то время как некоторые видят в педофиле невротически одержимого избеганием микробов и грязи, многие изображения помещают растлителя в какую-то загрязненную среду, соответствующую его характеру и мотивам. Даже когда он компульсивно очищая мир и самого себя или поддерживая видимость респектабельности (своего рода чистоплотность), изображения по-прежнему основаны на эстетике неряшливости. Кроме того, это связано с повествовательной необходимостью секретов в криминальных текстах и текстах ужасов, этих угрожающих вещей, невидимых и невысказанных. Нечистый на руку злодей Спейта живет в захудалом районе, в грязной комнате, его машина является выражением его характера с ее вмятинами, болтающейся выхлопной трубой и сломанным глушителем. Бартон, любитель поспать, тоже живет в убожестве. Он хвастается своей готовкой, но его кухня переполнена грязной немытой посуды. На обед он делает пюре из куриных наггетсов, грибов, сельдерея и банки перлового лука с небольшим количеством измельченного лука пополам, чтобы получилась “своего рода серо-зеленую кашу”, которая “действительно была похожа на фарш”, - говорит Билли[19]. Педофил Макгивема огромен, уродлив и дурно пахнущий, живущий там, где “грязь и отбросы... усеивали бордюры и улицы этих ожесточенных и побежденных городских трущоб” (1979:101). Художник-карикатурист Роберт, хорошо известный персонаж Армстронга, Микки Рэт, хотя и более героический, не является исключением. Он толстый, уродливый, грязный, подверженный порокам, бедный и добродушный. В рассказе “На молодежной сцене” (Армстронг, 1982) Микки возбуждается от двух девочек-подростков и пытается стать романтичным. Юмор рассказа в том, что он терпит неудачу, потому что дети намного превосходят Микки в своих способностях к сексу и опьяняющим веществам.

Рисунок 3.1: Микки Рат “на молодежной сцене" (Армстронг, 1982). Обратите внимание на вывеску магазина.

Когда героиня романа Грайс находит жилое помещение своей бывшего учителя, с которым она и две другие девочки занимались сексом много лет назад, она находит полуразрушенную лачугу в изолированном пустынном районе, вонючую и полную мусора; она испытывает отвращение и тошноту.

Другие более традиционны в своих обвинениях, описывая то, что на самом деле является “адом”, которому приписываются элементы, считающиеся неотъемлемыми. Частный детектив и его друг-полицейский замечают, что они работают в “мусорных ямах” общества (Шутц 1985). Ваксс более красноречив и горяч в описании таких сфер. A рецензент его превосходной книги “Потоп" справедливо заметил, что "это душный зловонный мир...[это], наконец, придает силы этому впечатляющему, захватывающему первому роману” (Стейнберг, 1985). Городское население - это “мрак” (Vachss 1985a: 101), город - это “туман” (стр. 75), мир - это “яма” (стр. 137), “запущенная рана, наполненная опасными личинками” (стр. 170). Таймс-сквер в Нью-Йорке - одно из любимых священных мест Ваксса. “Выгребная яма” (1985a:46), в которой, согласно одному из его лучших абзацев,

повсюду плавает мусор... — девочки-подростки, работающие на улицах в своий изношенной обуви и подавленное настроение; те, кто помоложе, дети, у которых еще не было первых месячных, работали внутри — в массажных салонах и отелях. ..безвкусные пимпмобили, припаркованные вокруг автовокзала Портового управления, тупые железные кони, которые ели человеческую плоть, ждали, когда рыбки-лоцманы в кольцах с цирконами и шапочках из искусственного меха приведут им новых маленьких девочек; салоны видеоигр с их кучей маленьких мальчиков были просто сданы в аренду — если вы хотели купить одного навсегда, вам нужно было встретиться с мужчиной в офисе и заплатить крупную сумму наличными. Без депозита, без возврата. (1985a:29If)

Одним из самых современных атмосферных мест, которые будут использоваться, является секс-шоп, сменивший бильярдные, опиумные притоны, кафе-мороженое и салуны 19-го века, как знаменитые места деградации человека. Карло описывает магазин, который посещает его герой, как место с “прогорклым, мускулистым, грязным запахом”, где парни ”дрочат корнишоны" (1986:15). Кэмпбелл описывает один из таких кинотеатров:

Темно-серый свет внутри кинотеатра был таким же серым, как дождливое утро снаружи.... [Посетителей] было немного. Все пожилые мужчины. Все в ожидании чуда, которое сойдет с экрана и снова сделает их молодыми. Руки на коленях. Сердца в другом месте....

У девушки [в фильме] было лицо не по годам развитого ребенка. Россыпь веснушек на курносом носике. Такая же аппетитная, как сладкие сливки. Он знал сотню таких девушек в Нью-Йорке. Он видел, как еще тысяча приезжала в Голливуд просто потому, что она милая. Наблюдал, как они откусывают отравленное яблоко. Пожал плечами и сказал, какого черта. Мир катится к гибели. Кого волновали еще несколько девственных пизд, превратившихся в камень? (1986:56)

Полицейский Уиснера отправляется в “Секс-барн”. Магазин находится на земле, где раньше был фруктовый сад, хороший образ городского разрушения сельских районов и прогрессирующего упадка цивилизации. Полицейский чувствует себя поглощенным “откровенностью” при просмотре фильма на большом экране. В ходе утомительных расспросов оператор описывает фильм "Дети в рабстве" со взрослыми актерами, играющими детей, у которых связаны руки и ноги и которых шлепают. Полицейский приходит к выводу, что изображение секса

делает атмосферу вокруг него другой. Другая ценность. Это создает атмосферу, в которой жизнь приобретает меньшйю ценность. Невдохновленный. Как полицейский, он оказался между дьяволом и глубоким синим морем. Товары действительно кажутся образовательными, если задуматься. Чему они учат? (1987: 185f)

Он обращается к академическому психиатру, эксперту в области “сексуальных отклонений”, которого резко изображают напыщенным дураком. Дюлак хочет знать, мог ли фильм стать причиной похищения. Психиатр высказывает некоторые классические либеральные взгляды, но допускает, что это возможно. Он просматривает фильм и чувствует, что в нем есть “скрытая сатира”, но изложение Визнера указывает на то, что это неправильное понимание серьезности угрозы, в лучшем случае наивность, а в худшем - опасное невежество. Наконец, эксперт говорит, что фильм, возможно, вызовет у человека желание заняться сексом с ребенком, может спровоцировать попытку забрать ребенка, может привести к насильственному похищению. Полицейский хочет знать, участвуют ли педофилы в других девиантных сексуальных действиях. На это эксперт просто раздраженно замечает, что “ненормальное поведение создается не порнографией” (стр. 240f), либеральное клише, противоречащее всему, что он только что неохотно признал.

За неряшливостью места следует неряшливость людей, области, получающей много преданного, тщательного написания и построения имиджа. Лейтенант полиции в романе Уэллса исследует ”психов, любителей переворачивать бананы, растлителей малолетних, психованных наркоманов", которые составляют его окружение. Контакт с этими людьми может быть разрушительным. После допроса растлителя он вспоминает: “Испытание было ужасным, захватывающим и оставило у него чувство тошноты, опустошенности, уверенности только в смерти и извращении” (1980:32). Другой - уставший от мира: “Четырнадцать лет на этой работе, и мне трудно поверить некоторым существам, которые пытаются выдать себя за людей” (Кельман 1989:13). Когда герой Келлермана допрашивает юную жертву, это “похоже на серфинг в выгребной яме, когда пытаешься сохранить равновесие, а тебя хлещет волна за волной” (1985:19).

VI

Суть краха в том, что злобному педофилу и трагедии жертвы позволено оставаться безнаказанными. Персонажи Ваксса пессимистичны и циничны в отношении адекватности правосудия, когда оно предоставлено другим. Копы в расцвете сил злятся и впадают в депрессию при мысли о том, что педофил мог легко отделаться: “несколько мягких лет в федеральном лагере отдыха, посещение одной из этих шлюх-психиатров, выход и трудоустройство в детском саду... Может быть, напишет книгу” (1990:30). Другие персонажи жалуются, что, хотя полиции известно, что злодей вовлечен в сеть, занимающуюся детской порнографией, и в фильмы про нюхательный табак, “его нельзя трогать” (Vachss 1985a: 196).

Если бы это было так, скорее всего, раздались бы крики о “жестокости полиции”, обвинение Шульц подразумевает, что оно неприменимо к фигурам мафии и растлителям малолетних. Героический статус выбор “Палача” зависит от веры в то, что полиция беспомощна “остановить волну”, разочарована бюрократизмом и законодателями, адвокатами и судьями, которые, похоже, благоволят преступнику. Во время преследования растлителя малолетних. Человек-паук замечает, что “правила” только мешают сажать преступников за решетку (20 сентября 1985). Разделяя эту точку зрения, полиция видит необходимость “сдержать беспорядок, который хлынул изнутри, прогорклую, вонючую жидкость, которая с каждым днем распространялась все шире, портя все, к чему прикасалась” (Newton 1985:75). Мать похищенного подростка чувствует себя незащищенным, даже преданным обещаниями традиционных институтов и отношений (Домер, 1987). Герой Ваксса высокого мнения о прокуроре, который ведет грязную игру, из-за чего “дегенератам слишком трудно победить". Но они продолжали наступать. Приливные волны от болота, которое Агентство по охране окружающей среды никогда не смогло бы очистить” (1990:30). Судьи и юристы не только вступают в противоречие с “истинным” правосудием, но и присяжные также становятся частью более широкой силы, препятствующей наказанию правонарушителей и неправильно мыслящих людей. Герой в “Жертвоприношении” рассматривает таких присяжных как "граждан-лицемеров" (Vachss 1991:14), а обвинитель-героиня в “Келман" чувствует, что присяжные "relieved...to имеют альтернативу отвратительной правде... о непостижимом зле” (1989:11). У Келман замечательное изображение коррумпированного правосудия. Педофил-убийца оказывается судьей, который проводит ритуалы очищения над детьми, включая песнопения, заклинания и нанесение таинственных символов на их торсы. В гениальном образе сошедшего с ума правосудия, буквально наносящего удар по измученным телам невинных жертв, руны мистериоира оказываются буквами и цифрами, цитатами из судебных дел (1989: 271).

У героя Карло есть довольно много резких слов о предполагаемой неспособности голландцев пресечь детскую порнографию; критика полиции распространяется и на оскорбления общества и культуры. Говорят, что голландская полиция апатична и берет взятки, чтобы игнорировать куплю-продажу молодежи, которая, по его словам, широко распространена в их стране; позже герой обнаруживает, что полиция на самом деле работает с похитителями. Обращаясь непосредственно к читателю, он говорит: “И, между прочим, распространение детской порнографии совершенно законно во всей Голландии. Действительно.”[20] Это, по его словам, потому что Голландцы “странный, холодный народ”, и их язык звучит “как цыплята, собирающие червяков” (1986:10).

Романы 1980-х годов почти все содержат какие-либо намеки на несправедливость. Это старый мотив, характерный для некоторых криминальных романов 1930-х годов, авторы которых симпатизировали левым, но более известный в тех, которые отражают правые взгляды, например, когда Спиллейн Майк Хаммер долго и громко жаловался на медлительность и неэффективность действующего законодательства. В более поздних сообщениях наиболее распространенной жалобой является то, что пойманные педофилы выходят на свободу по “техническим причинам” и в результате переговоров о признании вины. Перси включает пример того, как осужденный растлитель (часть “банды”) получил помилование от губернатора штата. Это довольно глупое и, конечно, к концу 1980-х годов очень маловероятное событие, но поскольку педофилы используются в качестве маркеров социальной и культурной коррупции, авторам пришлось изыскивать такие сюжетные приемы. Адвокаты достаточно плохи, но адвокаты защиты показаны еще более гротескными, обладающими многими из тех же характеристик педофила; один из них описан как “толстый, лысый мышонок, который отлично зарабатывал на жизнь, защищая этих типов” (Izzi 1990: 25). Здесь есть старая традиция, разделяемая многими слоями американской политики, которая видит вечную коррупцию в правительстве на всех уровнях. Теневые фигуры власти действуют, чтобы препятствовать расследованию и правосудию, как в фильме "Бруно" (1988), когда расследование Конгресса в отношении беглецов прекращено из-за пристрастия конгрессмена к мальчикам-сиротам.

Обязательная терапия для педофилов рассматривается как еще один способ побега. Один персонаж жалуется, что “мало что можно было сделать, чтобы помочь [преступникам], еще меньше - защитить от них других” (Филдинг), в то время как другой считает, что психология просто пытается прикрыть зло претенциозной и неэффективной терапией (Домер). Vachss персонажей комментируют, что католическая церковь лишь временно отстраняет священников-педофилов, а затем заменяет их в конгрегациях, не рассказывая членам церкви о прошлом священников; “новый способ переработки мусора”, - говорит Берк (1991: 252,249).

Правительственный чиновник говорит герою, что пропаганда педофилии свирепствует, но о смертной казни не может быть и речи; “Верховный суд нашего штата тратит большую часть своего времени на поиск оправданий, чтобы не судить людей”, - говорит он (Торп 1986:196). Спейт, сам судебный юрист, пишет сцену так, словно испытывает отвращение к тому, что обвиняемый (который, как мы знаем, действительно виновен в романе) имеет какие-либо права. 

Он высокомерно потребовал своего единственного телефонного звонка и продемонстрировал сверхъестественную осведомленность об ограничениях, которые закон налагает на его следователей, почти провоцируя их зайти слишком далеко и сделать слишком много. Благодаря запутанной недальновидности закона у него было преимущество, и он это знал. (1987:36)

Спейт описывает защиту как “искажение фактов и манипулирование свидетелями” (стр. 41), подразумевая, что прокуроры никогда этого не делают. Истцы чувствуют себя жертвами, преданными системой. Родители девочки, подвергшейся растлению в Никогда не бери Конфеты... полиция и семья богатого растлителя предупреждены, что их дочь подвергнется нападению во время дачи показаний, если они выдвинут обвинения. Они так и делают, и злобный адвокат доводит девушку до слез, суд проявляет явный фаворитизм по отношению к подсудимой, а другая девушка, которая была с ней, сбежала из города, затем изменила свою историю, так что обвинения должны быть сняты. Ваксс снова находит возможность осудить либеральные взгляды, когда замечает, что растлители “питают слабость к гражданским свободам” (1991: 243), компрометирующий признак и эпитет, который широко использовался в середине-конце 1980-х годов для дискредитации либералов, их философии и последствий их убеждений.[21]

Инспектор Гидеон чувствует себя скованным британскими бюджетными ограничениями, бюрократическими проблемами и законами, которые препятствуют поимке и наказанию преступников (Маррик, 1986). Плохие законы и перегруженные работой социальные работники, а также непокорные жертвы поощряют собственное решение проблемы. Частный детектив Шутц решает шантажировать отца, совершающего жестокое обращение, чтобы поддержать образование и терапию дочери, а не доводить дело до суда: “Я знаю все о гражданских правах папы. Пошли они все к черту. Вот почему я не юрист. Не все стороны равны” (1985:150).

Герой оказался на высоте положения.

4

ВЫМЫШЛЕННЫЙ ГЕРОЙ

I

Определения злодеев и жертв структурно требуют героя, определяемого внутренними качествами и внешними действиями. Существовало множество традиционных героических образов, но в 1970-х и 1980-х годах пантеон пополнился. Социального работника иногда представляют как героя (Мэри Джейн Харпер плакала последней Ночью), а также прокурор, последний представляет собой попытку поддержать подвергшиеся резкой критике институты правосудия ("Крик ребенка", Кельман). Прокурор обычно привлекательная, жесткая, отчужденная женщина, морально и эстетически контрастирующая с (мужчинпми) злодеями, но и с адвокатами, защищающими педофилов (Vachss 1991: 136ff). Иззи посвятил “Вторжения” (1990) "одному из истинных героев" войны против вторжений. Тот, кто “вершит правосудие над обиженными, мужественно противостоя вторгшимся подонкам”: прокурор Элис Ваксс, жена писателя Эндрю Ваксса. Брэндон изображает прокурора, который утверждает, что действовал ради спасения всех детей в городе “Это было неблагодарное призвание - быть защитником будущих жертв”, - говорит он. (1993:199,104).

Также время от времени появлялись героические психологи или психиатры. Один из них - директор Института поведенческих исследований”, профессор, признанный авторитет и популярный лектор. Помимо академических ассоциаций, он ассоциируется с эффективной наукой как таковой. Десяти этажное здание IBS из стекла и стали, финансируемое фондами и корпорациями, является “меккой” для учебы и научных исследований, укомплектованное международными экспертами, полными высокотехнологичных лабораторий и техников с планшетами, лаборантами, добровольцами, оборудованием для мониторинга, компьютерами и подопытными животными. Комнаты “совершенно белые и безукоризненные” (чистота и сама чистота), круглосуточно слышны звуки фильтруемого воздуха и звуковые сигналы машин. Чтобы подтвердить свое поведение в этом деле, героиня обращается за советом к всемирно известному специалисту по клиническому гипнозу. Она застает его читающим лекцию в роскошном и монументальном зале Нью-Йоркской академии наук в окружении поклонников. Он критически относится к использованию гипноза, отмечая, что “В чужих руках все может быть извращено. Ни одна область не застрахована от этого. Даже не твое. Его лицо потемнело и стало вызывающим. Определенно не твое“ (Келман 1989:120). Это ссылка на многочисленные случаи жестокого обращения, скандалы, отклоняется героиней. Роман, написанный во времена растущих разоблачений прокурорской и научной некомпетентности и коррупции, переписывает события так, как они должны были быть, если бы реальные актеры больше придерживались жанровых ориентиров.

Однако есть исключения. Некоторые специалисты в области психического здоровья представлены как напыщенные, забывчивые, даже вероломные и подрывающие порядочное общество. Научное мнение резко высмеивается в книге Уиснера; его сатира на экспертов ставит под сомнение прошлые мнения и данные о теориях сексуальности человека и сексуальных представлениях, особенно те, которые пришли из “разрешительных” 1960-х и начала 1970-х. Психиатр в конечном итоге приходит к осознанию превосходства знаний полицейского. Во многих романах родители изображаются жертвами вместе со своим растленным или пропавшим без вести ребенком, и этот период возвел родительские обязанности на героический уровень. Как минимум, восхищала чистая сила воли перед лицом невзгод, но родитель может стать активной фигурой, найдя своих детей или устранив злодеев, как это делает мать похищенного 11-летнего ребенка в телефильме "Кошмар".

Концепция педофилии становится идеологическим полем, на котором определяются и квалифицируются героические состояния, а педофил становится конкретной мишенью героических приключений. Поскольку большинству литературных героев даются задания, герой должен спуститься в подземный мир педофильских субкультур и выжить там, как это делает журналист-крестоносец, замаскировавшийся под “куриного ястреба” (Дэвис, 1984). Берк часто попадает в ад педофилов, и ему требуется сверхчеловеческое усилие, чтобы сохранять самообладание, сталкиваясь с монстрами. Он самодостаточен, отстранен, и с ним трудно общаться; он обладает мистическими способностями силы и восприятия, особенно способностью воспринимать и идентифицировать “уродов” мира.[1] Он связан с силами и персонажами, в равной степени противоречащими обычному миру; он супер-(анти) герой против суперзлодеев, но верный своим мультяшным корням, он не гнушается ввязываться в драки с жирными засаленными головорезами в байкерской одежде, например, когда он галантно спасает официантку кафе.[2] Издатели продвигали Берка, и многие рецензенты в середине и конце 1980-х приветствовали его как достойного восхищения и традиционного героя. Он был “Робином Худ” (Ровнер 1987, Стейнберг 1987, Пирсон 1989) или “Одинокий рейнджер 90-х” (Дретцка 1989). Берка выгодно ставили в один ряд с другими героями криминальной литературы, такими как Шерлок Холмс, Майк Хаммер и Рэмбо, и многие воспринимали его как желанное дополнение к крутой фантастике и называли “героем нашего времени” и “повелителем асфальтовых джунглей".[3]

В противоположность недостаткам характера педофила, герой, хотя и жесткий, эмоционально чувствителен. Герой Карло, боксер и бывший полицейский, которого посадили на скамейку запасных за убийство насильника, обладает житейской мудростью. Он пользуется уважением, больше похожим на благоговейный трепет, у других головорезов, хотя, утешая страдающую мать, он плачет. И, как у многих мифических героев, на его стороне Бог. Герой Карло обладает почти мистическими способностями; его поклонники больше похожи на молящихся, которые молились о том, чтобы появился кто-то вроде него (1986:107, 119,215,50, 34; Ваксс 1990; Ньютон 1985:97, 100). Можно было бы ожидать, что герой использует силу рациональности, логики или научной дисциплины. Объясняя гею, почему он, гетеросексуальный полицейский, знает больше о жизни геев, герой романа Виснера хвастается: “Я был working...in мудаком в течение двадцати пяти лет, где тусуются многие ребята из вашей команды, и я знаю лучше. Реальность - это единственное, что я знаю” (1987:308). Соприкосновение с “реальностью” и использование “здравого смысла” отличает героя от его противников, долгое время считавшихся основой криминальной литературы.

Но для 1980-х годов с их восторженным акцентом на культурную символику наиболее эффективными средствами борьбы с преступностью были, в конечном счете, мистические и мифопоэтические. Келлерман (1985) и Перси, авторы с профессиональным психологическим образованием и лояльности, наделяют своих героев способностью воспринимать правду, читать знаки и выпытывать невыразимое у молчаливых страдальцев. Копы обычно разделяют эту загадочность. Полицейский эксперт по “извращениям” может с первого взгляда просканировать игровую площадку и определить, “чистая” она или нет. Его специальностью были кинотеатры, где он спасал детей, которые не замечали, как “кончики пальцев ощупывают их места” (McGivem 1979:38). Дьявольской силе педофилов противостоит не менее мистическая сила полиции, особенно в их “предчувствиях” и нутряных ощущениях, что превращает это в состязание тел и сил на нескольких уровнях.

Внутреннее чутье иногда могло быть проблематичным для героя. Интересной героической борьбой, которая иногда находила отражение в текстах того периода, была борьба героя с возможностью возникновения у него сексуальных желаний к другим мужчинам или, что более вызывающе, к молодежи. Герой Уэллса, полицейский, размышляя о распространенности и коварстве личности педофила, думает, что, возможно, “он сам мог бы быть растлителем малолетних и не осознавать этого” (1980:41). Частный детектив, которому за 40, работает в паре с 14-летней девушкой в качестве напарницы, и в одной сцене он просыпается и видит ее в дверях:

На ней была короткая футболка и розовые трусики. Она...я выключил потолочный светильник [и] остановился в дверном проеме, освещенный светом из ее комнаты позади нее. Она казалась крупнее, полнее телом. Вызывающе. Я вздрогнул. Я испугался того, о чем думал. Я отреагировал типично по-взрослому. Я зажмурил глаза и натянул одеяло на голову. (Лохте 1985:151)

Герою позволена погрешность в его пугающих мыслях, потому что его накачали наркотиками, избили и чуть не убили. Он еще больше дистанцируется, часто ссылаясь на свой возраст и связанные с ним физические и эмоциональные неудобства, ограничения и нелепости. В романе середины 1970-х герой Паркера сталкивается лицом к лицу с 13-летней девочкой в бикини. Он поражен ее фигурой, но понимает, что должен следить за своей реакцией: “Должна быть черта, которую ты не переступишь, и мой нижний предел произвольно установлен в шестнадцать”.[4] Еще один герой околачивается возле школы, пытаясь вычислить убийцу, убившего четырех школьниц. Полицейский считает, что

однажды банда родителей может ошибиться, и его линчуют. В конце концов. некоторые из этих девушек были очень привлекательны даже для него, у которого были дочери такого возраста [12-14], и, возможно, интерес время от времени вспыхивал на его лице. Лолиты могли быть очень обаятельными, очень длинноногими, очень зрелыми. Конечно, иначе не было бы очаровательного романа об одной из них. И подумайте о том кинопродюсере, который специализировался на маленьких девочках: бесполезно пытаться изобразить, чтобы объяснить это, сказав, что он иностранец. "Похоть на марше" собрала всех под своим развевающимся знаменем... (Джеймс I991:29f)

Позже он видит подругу своей дочери в бикини и снова возбуждается:

Ему внезапно стало стыдно. Господи, он действительно начал пускать слюни над телами детей. ... Возможно, он начинал слишком хорошо понимать этого Человека Лолиты. Полицейский мог стать похожим на свою жертву, настолько близкими были их отношения.[5]

В "Бьюкенене" (1990:74) подруга детектива играет с ним в игру, входя в спальню, одетая в кукольное белье, неся потрепанное одеяло и плюшевого мишку. “Привет, папочка”, - говорит она. Она запрыгивает в постель, хихикая и посасывая большой палец, попеременно принимая застенчивый вид и надувая губы. Она прижимает своего плюшевого мишку к его гениталиям и говорит детским голоском: “Тедди хочет поцеловать его”. Детектив думает: “Ее извращенная ролевая игра была замечательной и такой захватывающей. Ее тело казалось почти детским. Слегка тревожным, удивительно виноватым образом это почти заставило его понять, каково это - быть растлителем малолетних”.

Это чувство самосознания типично в основном для более ранних текстов. Ассистентка заигрывает с героем-прокурором в романе Брэндона, которого привлекает ее простодушие и детская кожа: “Я желал ее так, как любой человек желает сладкую молодую плоть, упругую и податливую, которой можно придать любую форму, какую пожелает желание”. (1993:167). Однако эти чувства нельзя сравнить с чувствами злодея, хотя концептуализация такая же, как и у педофила. Многое из этого является частью акцента на страданиях и мучениях героического тела, которое в конечном счете выздоравливает, воскрешает и торжествует, что является стандартом мотива в художественной литературе и религии. Беспокойство связано не только с наличием педофильских влечений у полицейских, но и с угрозой физической и эмоциональной трансформации, с тем, что они сами могут стать “морально больными”, проблема, преследующая полицию с начала 19-го века (Лейн 1967:69). Отмеченная ранее рвотная реакция героев - это именно то, что она означает, очищение от любой возможной скверны из-за столь тесной связи со злом. Лучшая защита - перейти в наступление.

II

Первым шагом к решению проблемы педофилов является обзывательство. Поскольку термин “педофил” является уничижительным, можно просто использовать его для обозначения других. Разновидность этого заключается в том, чтобы заставить кого-то назвать себя педофилом. Более мощная форма стигматизации - это признание своей вины и принятие неполноценности в условиях господства власти, и все это достигается с помощью эффективной экономики одного имени. Берк допрашивает мужчину, обвиняемого в изнасиловании молодой девушки:

“Разве они не сказали вам, кем вы были, когда проходили всю эту терапию?” Его правая рука сильно сжала левое запястье. Мышцы на предплечье дернулись. “Что за война?” “Скажи это”. Его глаза были мягкого, задумчивого карего цвета, мутные по краям, где они переходили в белые, твердые в крошечных кружочках вокруг зрачков. “Педофил, вот что они сказали”. (Vachss 1990:66)

 Во-вторых, педофила можно называть и другими именами. Один из способов - приписывание патологии; здесь враждебность и притязания на власть маскируются (слегка) фасадом науки и доброжелательности. Другой - откровенное обзывательство с использованием эпитетов и оскорблений. Насильник Маррика - “зверь” и “свинья”. Похититель Домера — “подонок”, и “безумен, как псих”. Как обычно, Vachss лидирует по масштабности и интенсивности. Его герой называет растлителей “уродами, неудачниками”, “отбросами”, “личинками”, “подонками”, “пакостниками”, “отморозками, паразитами” и “болванами”. Палач охотится на “дикарей”, ищет “голову скользкой Гидры, чтобы раздавить ее своим каблуком”; он предпочитает термин “отбросы”. Что касается криминальных романов, то самым непосредственным предшественником этого является герой Спиллейна Майк Хаммер, когда он говорит о плохих парнях как о “отбросах” и “вшах” (1951:165), или называет полицейский - “паршивое дерьмо” (1950: 118). Это употребление является частью лингвистического стиля писательской школы “сваренных вкрутую”, и оно имеет долгую историю в бизнесе развлечений.

Такое присвоение имен предполагает стабильную и фундаментальную внутреннюю реальность, которая выходит за рамки времени и индивидуальных различий. Кроме того, жесткие высказывания - это способ отстаивания защитной стабильности от угроз тому, что человек считает единственно правильным моральным порядком и образом жизни. Однако, каковы бы ни были намерения, жесткие высказывания быстро устаревают, и использование арго и ругательств, если оно не регулируется несколькими другими эстетическими приемами, может привести к, как это почти сразу же произошло в творчестве Ваксса, становятся комическими интермедиями, подрывающими характер и сюжет. Это особенно верно, если у названных есть другие источники отсылки и идентичности, и тем более, если реальность не похожа на ту, которую название пыталось навязать своим субъектам. Это неоднократно происходило в социальных науках и науках о поведении, самым последним примером является то, что было названо “гомосексуальностью". Это становится еще более острым затруднением, когда название пытается не только описать и оценить, но и предсказать, обещать предрасположенность, которая на самом деле может отражать не что иное, как собственные надежды и ненависть обвинителя, как и любая мораль, основанная на страхе.

Жесткая речь, используемая против педофилов, является ритуальным и магическим противовесом “мягкой речи”, которую педофил, как предполагается, использует по отношению к своим жертвам. Поскольку tough talk называет злодея, он надеется разрушить чары, раскрыв зверя под маской. Назвать - значит приручить или, по крайней мере, одомашнить, как домашнее животное. Что еще более важно, это начальная форма уничтожения монстра, подготовка к другим методам и оправдание их. Связи с фольклором сразу очевидны и подчеркивают, насколько популярная литература использует традиционные средства в представлении проблем и действующих лиц. Театральность требует подходящей риторики, а обзывательство является частью драматизации, характерной для проблемы секса между взрослыми и молодежью. Термины предназначены для обозначения внутренней сущности, а также для причинения боли или оскорбления и магического поражения. Герой размышляет о “безумцах”, что включает в себя уравнение серийных убийц-каннибалов с педофилами:

Где-то внутри головы безумца было что-то, что совсем не походило [на других людей]. Это было совсем по-другому. Это было что-то, что говорило ему, что это нормально - вырезать сердца уличных проституток, поджаривать их и съедать их на обед. Что-то, что подсказало ему, что заниматься сексом с маленькими мальчиками нормально, потому что он помогает им узнать об их сексуальности. (Smoke 1989: 207f)

Полицейский-гей Келлермана противостоит судье-педофилу, и благодаря его способности восприятия “все, что я вижу, - это темнота и зло. Там нет ничего хорошего. От этого парня ничего хорошего исходить не может. Он ничтожество” (1985:350). Полагая, что секретность и фасады всегда подразумевают негатив, рассказчик Грайса задается вопросом о внутреннем мире! состав девиантов; их мысли “Больные. Уродливые, невыразимые”, - уверяет она себя (1990:128). Детектив говорит ей: “Некоторые из этих сексуальных преступников могут быть довольно извращенными и уродливыми. Они фантазируют, только их фантазии сделали бы нас больными. Не оставляйте свою дочь одну. Ни на минуту” (стр. 243). Героиня знает, что “Неуравновешенные люди вели странную внутреннюю жизнь” (стр. 356).

В то время как все в мире Ваксса признают воровство того или иного рода, педофилы “переходят черту, где бы вы ее ни провели” (1987:179), и следовательно, в этой логике находятся за пределами правил. Внешняя сторона педофильских отклонений объясняется тем, что они относятся к сфере неестественного и неупорядоченного. Психиатры в Ray (1989:285) настаивают, что они “отличаются от нас с вами”. Адвокат, который изначально был в команде защиты ибо детоубийца объясняет, почему она теперь считает его “никчемным подонком”:

...он был уродом, мутацией, нарушением основных принципов природы. Он был человеком без чувств, без угрызений совести, вообще без какой-либо чувствительности. Он был совершенно лишен каких-либо искупительных качеств... (Спейт 1987:172)

О другом злодее (Vachss 1985a: 196) говорится как о “нечеловеке”, “демоне”. Верный своему стилю, Ваксс более точно выражает чувства, говоря о главном злодее “Кобре”, личинках, которые “движутся только в направлении разложения — они помогают это продолжается... Вам не нужна степень доктора социологии, чтобы понять слизь. Слизи нужно свежее мясо, чтобы жить, и если вы не приносите его с собой, слизь отправляется за покупками” (1985a: 132). Этот замечательный образ Капли, идущей в торговый центр, олицетворяет превращение различия в опасность. Полицейский (Додсон 1980:92) говорит, что растлители - “худшие из возможных преступников, очень больные и очень опасные".

Ситуация ухудшается.

Сравнения с болезнью следует ожидать, поскольку существует давняя традиция ассоциировать несанкционированный секс с органическим заболеванием. Миллар использует такие образы, в которых желания - это “микробы“, враги Палача — ”злокачественные образования, разъедающие мягкую плоть цивилизованного общества" (Newton 1985:38). В целом, однако, на самом деле в этом уравнении относительно немного. Изображения болезней и инфекционных заболеваний были очень популярны во второй половине 19-го века, главным образом, благодаря открытиям в медицине и достижениям в области общественного здравоохранения. Сопоставимые образы с середины 20-го века больше опираются на светские политические и военные мотивы, используя темы вторжения, подрывной деятельности и господства. Как основа действия в художественной литературе, как и в политике, антипедофильское отношение должно быть еще более углублено и превращено в ненависть. Лучше всего это выразила героиня Додсона, Брина:

Я наклонилась, подняла ворсинку и раздавила ее в руке, как будто это были все плохие люди в мире.... Я хотела подраться с ним.… Теперь я чувствовала ненависть... и страх. Я лежала и ненавидела изо всех сил. (1980:40).

Ее ненависть растет и превосходит ненависть отдельных лиц, нападающих на детей в этом районе. Брина начинает кампанию, “направленную против крипов в целом, а не только против моего конкретного крипа” (стр. 172). Она разрабатывает план “дать отпор. ... У меня был крестовый поход!”, даже если это означает, что она должна “болтаться в общественных местах и как бы выглядеть так, чтобы ее подобрали” (стр. 43, 54). Учитывая ограничения и несправедливость существующей системы, решать проблемы путем прямых действий должен сам человек. Одно из них - это продолжение обзывательства, чтобы убедиться, что стигматизация принимает более постоянные и распространяющиеся формы. Продолжая американскую религиозную и литературную форму публичного навешивания ярлыков 17-го века, друг рассказчика рассказывает о мужчине, обвиняемом в интрижках со своей старшеклассницей: “Нам следовало вымазать его дегтем и перьями в тот день. Нам следовало достать клеймо и поставить ему красную печать прямо на лбу” (Грайс 1990: 187f).

III

Есть несколько важнейших ролей, которые должен сыграть герой. Некоторые из них пересекаются, но существует приблизительная шкала повышения храбрости и эффективности. Героическое отрицание своего сексуального влечения к молодежи является частью роли защитника, хотя в данном случае человек защищает детей от самого себя в романах середины 1970-х и очень ранних в 1980-е годы было меньше навязчивой приверженности защите детей, особенно молодежь, которая, как считалось, была способна либо позаботиться о себе, либо ей была дарована способность оправляться от травм взросления, реалии, которые с течением десятилетия отрицались все больше и больше. Герой конца 1970-х видит, как юная старшеклассница приближается к дому, который он только что покидает, дому, где школьный тренер по драматическому искусству соблазняет своих учеников:

Я хотел сказать ей, что Глисона нет дома, но ее приветствие и улыбка были застенчивыми и вежливыми от удивления, ее стройные загорелые бедра покрылись потом....

Вместо того, чтобы заключить ее в объятия, чтобы защитить, вместо того, чтобы отослать ее домой с лекции, я прошел мимо нее. Молодость терпит все: королей, поэзию и любовь. Все, кроме времени. (Крамли 1981:56)

Полицейский в Домере "яростно защищает" детей и лишен таких либертарианских колебаний. Для героев такого рода молодые люди, по крайней мере, их идеал, являются последним прибежищем невинности, особенно для взрослых, которые больше не могут найти невинность ни в себе, ни в окружающем мире. Защита молодежи от реальной или потенциальной угрозы - это способ защитить себя и отстоять образ себя как более компетентное и превосходящее существо защищает человека от скрытых вызовов, которые молодежь бросает взрослой жизни. Герой Торпа говорит: “Закон защищает детей именно потому, что у них нет интеллектуального оснащения, позволяющего отличить приятное от хорошого” (1986:196, курсив в оригинале), о чем взрослые, как предполагается, компетентны судить. Использование слова “точно” подчеркивает предполагаемую остроту восприятия взрослых по сравнению с восприятием молодых людей.

Убив растлителя, Рэй Мердок чувствует, что отомстил за смерть друга и защитник спас девушку от необходимости давать показания в суде против растлителя, отражая широко распространенное в то время мнение о том, что адвокаты защиты жестоко обращаются с молодыми людьми и лучше поступиться правами любого обвиняемого в подобном преступлении, чтобы защитить молодежь.

Другой вариант - более ожидаемая роль спасителя, в которой герой спасает подростка от жестоких обстоятельств и сексуального греха. Спасение юных проституток - важный мотив в нескольких романах. Герой Ваксса бесцеремонно спасает 13-летнюю девочку от ее сутенера, передавая ее симпатичному ирландскому полицейскому, с признаками того, что он делает это постоянно (1985a:85ff, 89, 137). Все это вполне соответствует американской теме спасения детей, популяризируемой с 19 века. Это позволяет не только проявить героизм, но и своего рода патриотизм, поскольку спасенная молодежь отплачивает за доброе дело тем, что становится идеальными гражданами. Эта тема была в романах 19-го века о молодых женщинах, спасенных из “белого рабства”, и в нескольких романах, где богатые мужчины берут молодых подопечных (обычно женщин) под свое крыло, чтобы вырастить цивилизованные существа, герой признается благодетелем общества. Один из ранних романов Генри Джеймса (1878) относится к этому жанру, но в нем больше откровенных эротических тонов, чем в большинстве других. Роджер, 29-летний герой, усыновляет брошенную 12-летнюю девочку, надеясь, что, когда она “достигнет совершеннолетия”, она признает его благородство и выйдет за него замуж.

Спасателем может играть и ребенок - распространенная тема 19-го века. Дитя-спаситель было тем, кто благодаря своей силе божественно соединял невинность, привело к исправлению отступников и разобщенных семей. Во многом те же намерения были присущи ребенку-жертве 1980-х годов, хотя применялась большая пассивность, а государство и специалисты в области психического здоровья вмешались, чтобы взять на себя роль спасителя. Таким образом, спаситель, как это было во многом в христианстве, также выступает в роли силовика. Спаситель 1980-х был гораздо более воинственным, гораздо менее снисходительным.

Другая роль - реставратор, в которой нет заметных гендерных различий. Когда офицер Уиснера беседует с матерью и сыном, он делает замечание, которое позволяет мальчику чувствовать себя более непринужденно, полицейский способен правильно воспринимать истинные чувства мальчика. “Настоящий детектив” является защитником и реставратором личной и социальной правды и обеспечивает благоприятные условия для индивидуальной и коллективной реализации. То палач спасает 12-летнюю девочку и маленького мальчика, находящихся в рабстве и ожидающих расправы от рук гангстера. Он убивает растлителя, нанося как можно больше телесных повреждени и освобождает детей, полагая, что вернул им “что-то от их поруганного достоинства” (Newton 1985: 123f). Героиня Миллс чувствует, что общество игнорирует и высмеивает веру в жестокое обращение с детьми в сатанистских культах. Она встречает женщину, которая говорит, что сама подвергалась ритуальному насилию, и уверяет героиню, что они существуют и хуже, чем можно себе представить. Женщина поощряет роль “выжившего” и поднимает вопрос о возвращение героини к молитве и вере в Бога как способ спасения и исцеления от жестокого обращения.

В одной из вариаций герой предстает в роли светского целителя. Человек-паук доставляет подвергшегося насилию подростка к психотерапевтам (11 ноября 1985 года), а прокурор Брэндона исцеляет “дезорганизованную” семью, спасая мальчика, давая ему “отличный совет” и повышая его самооценку. Но лучший пример этого - в книге Джонатана Келлермана "Когда ломается сук". Герой романа (Алекс) - психолог (как и сам Келлерман), который погружается в “гнилостную выгребную яму” детских страданий, но его восприятие и сила торжествуют, когда он видит, что “искорка вернулась в детскии глаза” (1985:19), подтверждая его представление о себе как о дающем жизнь. В одном случае он восстанавливает поврежденную психику семилетнего ребенка и тем самым раскрывает несколько убийств и распадает международную банду педофилов. Для этого он использует гипноз в дополнение к другим своим способностям восприятия и чувствительности. “Моя роль, - смиренно говорить и заключается просто в том, чтобы помочь вашей дочери делать то, что для нее естественно” (стр. 33). В необычной и откровенной главе (стр. 59-70) развиваются его отношения с девушкой.

Чтобы пробиться сквозь почти аутичный фасад и завоевать ее расположение, он начинает с апеллируя к ее привлекательности. Он водит ее в парк развлечений и покупает ей аттракционы и еду, укрепляя свое положение власти, обещая не говорить ее матери, если она будет плохо себя вести. У них будет секрет. Он позволяет ей перейти вброд и использует эту возможность, чтобы способствовать физической близости между ними. Он говорит ей снять обувь и защитить платье от промокания (подняв его повыше); он поправляет ей волосы и гладит по голове, делая комплименты. Он заверяет ее в присущей ей невинности и хорошем поведении, что позволяет ей более спокойно задавать вопросы ему о своем желании загипнотизировать ее. Он сделает это с ней, “только если она этого захочет”, - говорит он ей, что это будет полезно для нее самой и окажет услугу другим. Но она напугана. Это ее первый раз.

Он успокаивает ее, говоря, что это совсем не “страшно”; “Это действительно весело”, - говорит он. Он идет дальше: “Ты когда-нибудь раньше видела кого-нибудь загипнотизированным?” Он не показывает ей фотографии загипнотизированных людей, чтобы попытаться убедить ее, что все в порядке, но он ссылается на несколько мультфильмов о Попае в качестве примеров. Затем он объясняет ей, что гипноз, и ей становится интересно. На самом деле, она становится откровенной: “Мы можем сделать это сейчас?” - спрашивает она. Он выбит из колеи этим внезапным желанием и возможностью и беспокойно оглядывается украдкой: “Пляж был пуст; там было достаточно уединения. И момент был подходящий”. Он решает сделать это с ней и говорит: “Сначала давай устроимся поудобнее”.

“В считанные мгновения” он околдовывает ее и поощряет фантазировать, все время мягко говоря, что ей “так комфортно, так счастливо, так все контролирует...” Затем он пытается заставить ее пережить ночь убийства, в которой она призналась, но она сопротивляется; он разочарован, потому что “я ничего не собирался от нее получать”. Он уходит, давая ей неопределенные “советы по овладению собой, контролю и ощущению свежести и счастья”. Она счастлива. И она хочет сделать это снова. Алексу становится все более не по себе. Он задается вопросом, не “перевозбудился” ли он только для того, чтобы вернуть ее к унылой рутине. Он должен оправдать себя и решить, будет ли он “готов постоянно играть в хорошего парня-спасателя”. Однако в следующей главе, когда у ребенка начинается истерика, герой списывает это на “ночные кошмары” и категорически отрицает, что ее гипнотизирование имело какое-либо отношение к вспышкам гнева. Его призывают успокоить ее, и он делает это, лаская и поглаживая ее и разговаривая с ней “тихим, ритмичным голосом, непринужденным, обнадеживающим, гипнотическим” (стр. 78).

Я потратил некоторое время на текст Келлермана и придал ему непристойный оттенок, которого автор не хотел. Но я не сильно исказил его, и в этом суть. Текст удивительно погружен в себя и наивен, автор, по-видимому, вообще не видит ничего любопытного в этой сцене. Глава поразительна, и ее стоит прочитать в конце и очевидные параллели действий и риторики с теми самыми механизмами и обоснованиями, которые, как говорят, педофилы используют в своих травмирующих соблазнениях и эгоистичных удовлетворениях"[6]. И это не единственный текст, в котором это делается. Сара, героиня-обвинитель в книге Келмана, хочет добраться до жертвы Либби, чтобы получить больше информации, но ее родители получили постановление суда, запрещающее Саре видеться с ней. Затем Сара вступает в сговор с Гейб, психиатр, приходит к Либби; она хочет, чтобы он потихоньку забрал Либби из клиники, но он беспокоится, что Либби расскажет. Сара, однако, уверена, что она этого не сделает и выдаст их секрет, потому что она любит их обоих и доверяет им. Но все, чего добивается на тайной встрече, - это того, что девушка впадает в истерику. Чувствуя, что единственный способ добиться того, что знает Либби, - это манипулировать ее сознанием, Сара читает книги по гипнозу. Убедившись, что ее намерения подтвердились, она пробирается в клинику, где содержится Либби, и гипнотизирует ее. Она получает некоторую информацию, а затем инструктирует Либби не вспоминать об этом, когда она проснется, чтобы та не рассказала. Затем героиня ускользает.

Одно из самых откровенных проявлений манипулирования содержится в героической книге Брэндона прокурор. История довольно прямолинейна в отношении того, как прокуроры строят свои дела и проводят судебные процессы, и как они используют слабости, хотя сам герой утверждает о профессиональной чистоте (1993: 120ff). Он хочет использовать это дело для восстановления целостности системы правосудия, а также для победы на предстоящих выборах. Растлитель действует в городе уже несколько лет, и у него проблемы с поиском заслуживающих доверия свидетелей. Чтобы настаивать на своем, он говорит, что при необходимости может заставить ребенка-свидетеля заплакать. После решающего процесса Ваймс отрекается, предположительно, под давлением родителей (им заплатили за молчание), он выбирает другого, чтобы нести чемодан.“Я не собирался позволять родителям вставать между нами [им и мальчиком]. Я бы сделал Томми своим own...so , чтобы он сделал то, о чем я попросил, независимо от того, что сказали его родители” (стр. 139). Все еще ухаживает за своей слабостью, говорит он позже. “Мне нужно еще немного поработать с жертвой” (он пытается превратить мальчика в привлекательную жертву в суде). Ассистент хочет пойти с ним, но он “... Сначала я хочу, чтобы он очень зависел от меня. Пока этого недостаточно, чтобы разбавлять” (стр. 149). Он снова встречает мальчика: я просто настраивал мальчика, его зависимость от меня. Это то, чего я хотел, это то, на что я потратил недели, пытаясь достичь”. В частности, желая заменить родителей в качестве авторитетной фигуры (с. 204f).

Он знает, что использует мальчика, а мальчик был "соблазнен и... брошен мной". Я не собирался провести остаток своей жизни, будучи его наставником, его другом. Как только дело будет закрыто, он останется сам по себе.” Очевидно, что герой осознаёт его методы, но все это ради высшего блага: “...жертва - всего лишь необходимый элемент дела. Я бы не позволил себе чувствовать вину за Томми. Ему пришлось пережить эту вторую виктимизацию, чтобы не было других жертв” (стр. 204). Когда он позволяет подвергнуть мальчика интенсивному перекрестному допросу, он говорит: “Мне нужно было, чтобы он выглядел беспомощным; нужно было, чтобы присяжные увидели, как он страдает” (стр. 320).

Другая роль - это роль крестоносца, который переходит к более агрессивным действиям. Натиск преступности и извращений требует тотальной борьбы. Для английского офицера полиции Гидеона похитители детей, насильники-убийцы, убийцы полицейских и террористы-смертники призывают к тотальной войне. Однако даже на войне в ходе кампаний кто-то должен выглядеть каким-то образом рациональным. Полицейский Уиснера (1987: 178), запрашивая списки подозреваемых в похищении, замечает, что “мы никоим образом не собираемся никого впутывать — мы осторожны в этом”, заявление, прямо противоречащее исторической записи 1980-х годов. Личная честь человека противопоставляется чести педофила; (анти) герой может лгать, мошенничать, красть и убивать, но он не делает этого с теми, кто менее могущественен, чем он сам, а если и делает, то с теми, кто явно недостоин какого—либо внимания.

Преступники (по-разному определяемые) долгое время были самооправданной мишенью героического гнева. Один из примеров взят из романа Шутца, в котором гангстеры рассматриваются как основной источник порнографии и проституции. Полиция защищает устав “Организаций, находящихся под влиянием рэкета и коррумпированных организаций” (RICO), официальное оправдание законам, позволяющим государству конфисковывать собственность любого подозреваемого в преступлениях, которые в общих чертах определяются как “рэкет” или “коррупция”[7].“Полицейский утверждает, что его не интересуют ”аресты проституток или сжигание тонн мусора“. Все, что требуется, - это "большие мальчики". ... Вот почему с pom вообще что-либо делается” (стр. 78f). Герой частного детектива соглашается, говоря: “Всем насрать на порнографию”, - снова комментирует в отличие от обширных и дорогостоящих антипорнографических кампаний 1980-х годов, проводимых федеральным правительством, штатами и частными группами бдительности.

Но в крестовом походе герои должны реагировать по-военному. Герой Макгивема собирает большое полицейское подразделение, используя вертолеты, служебных собак и отряды стрелков. Это действует как военное предприятие, а полицейский рассматривает убийства как часть войны. Герой Ваксса вступает в военную борьбу со злодеями, когда он уничтожает культ сатанистов с помощью гранат, дробовиков, автоматического оружия и многого другого (1991: 267ff). В отличие от войны во Вьетнаме, где сторонники и многие участники чувствовали, что политики и протестующие мешают им выполнять свою работу, здесь крестоносцы могут сдуться повсеместно презираемые злодеи вволю, ограниченные только своей собственной компетенцией и бюджетами на вооружение.[8]

Героям тяжело проходить через ад, и некоторые из них демонстрируют изнеможение, которое приходит к любой схватке, в которой нет света в конце туннеля. Роман Уизнера пропитан меланхоличной усталостью, которая проявляется в описаниях внешности многих полицейских: мятые костюмы, растрепанные волосы, отросшая борода, неправильное питание и так далее. То же самое и с палачом, “вечным воином". Всегда начеку. Всегда бдительный. Уставший от войны. Но неспособный остановиться...” (Мерц 1986: 226; 253). Настойчивость должна быть частью героических усилий. Герой Иззи чувствует вину перед выходным. “Нужно было спасать жизни, в буквальном смысле. Умы на пути к уничтожению...” (1990:258). Уязвимое и конечное тело героя призвано контрастировать с бесконечными телами злодеев и их неутомимой способностью проникать и воспроизводиться.

IV

Насилие имело место с самого начала. Когда полицейский в романе Уиснера понимает, что мальчик был похищен, а не сбежал, он приходит в ярость и ему “хочется причинить кому-нибудь боль”. Герой Уэллса, полицейский (1980:41), рассказывает, что “его первым желанием было набить им морду, унизить их, заставить почувствовать себя дерьмом. Поскольку педофилы не чувствуют вины, Рэй Мердок говорит, что они “не испытали бы угрызений совести, даже если бы у них разбилась верхняя губа” (1989:285). Насилие становится менее значимым, чем оно было, потому что, с этой точки зрения, они даже не могут его почувствовать, так что можно с таким же успехом отмахнуться. Вариация этого обычно мужского подхода - женщина-мышка, ставшая амазонкой. В романе Флэгга один из главных героев вступает с ней в контакт, и как персонаж “Тованды” она мечтает избивать всевозможных плохих парней, включая растлителей малолетних. Расширяя эту версию феминистского правосудия, она планирует казнить всех “продюсеров порно фильмов и эксплуатирующих детей”. (1988: 238f).

Как и прежде, мы можем обратиться к Эндрю Вакссу за ярким выражением этого. Во время переговоров с пуэрториканской националистической группировкой Ваксс вставляет сцену избиения Берком педофила, напоминающую избиения гомосексуалистов в романе Спиллейна 1947 года. Педофил был замечен защелкивающим молнию на своих штанах, когда он наблюдая за детьми на игровой площадке — аверсивная терапия, отмечает Берк. Берк подходит к нему и берет с собой женщину из пуэрториканской группы: “Я протянул ей руку. Она взяла ее, плавно двигаясь рядом со мной, когда мы переходили улицу” (1988:211). Это небольшое предисловие к сцене подтверждает гетеросексуальность героя, сексуальную приемлемость, определенную как только для взрослых, и “плавную” естественность его статуса и желаний. Берк оказывается нос к носу со злодеем и велит ему убираться. Он настаивает на своем аргументе.

Я оттащил его от забора, занося правую руку в короткий хук в живот. Он издал рвотный звук и упал на землю. Я опустился на одно колено рядом с ним. Его лицо было прижато к тротуару, его рвало. “Мы знаем твое лицо, урод”, - тихо сказал я. “Когда мы увидим тебя в следующий раз, с тобой будет покончено”. Я сильно ударила каблуком ему в лицо; раздался хлюпающий звук. На нас никто не взглянул.[9]

Но избиения недостаточно ни для обеспечения безопасности цивилизации и детей, ни для удовлетворения силовика. Когда частный детектив Карло видит фотографии похищенной 10-летней девочки, которую он нанял, чтобы застать заниматься сексом с мужчиной, частный детектив, герой думает: “У меня не было бы ни малейшей задней мысли, ни малейшего угрызения совести по поводу того, чтобы пустить пулю в голову этому парню” (1986:9). Герой фактически заручается восторженной поддержкой членов мафии, все из которых согласны с тем, что похитители малолеток были самыми низкими из низких и не заслуживают того, чтобы жить. Один из гангстеров считает молодежь очень привлекательной, но он имеет в виду людей пятнадцати-шестнадцати лет. “Но не детей...маленькие дети, что за грязное извращение!”, возмущенно восклицает он (стр. 198).

Дедушка Брины объясняет ей, “насколько плох, насколько болен” растлитель малолетних. Он продолжает: “Мы не можем позволить себе никакой жалости к нему! Он здесь как этот сорняк.... Мы должны избавиться от него, пока он не навредил хорошим растениям” (Додсон 1980: 50f). Героиня-обвинитель в “Кельмане” с жалостью смотрит на идеализм молодого юриста, который считает, что обвиняемые в суде являются плодами “недоразвитого детства”; героиня чувствует, что мужчина скоро узнает, что "некоторые люди были просто плохими". (1989:221).

В эпизоде телесериала “Святой в другом месте” (8 августа 1985 года), женщину допрашивает психиатр. Она застрелила мужчину, который, по ее словам, был насильником, “на половину выше растлителя малолетних”. Психиатр спрашивает, пристрелила бы она и растлителя малолетних, и она отвечает: “Нет, я бы не смогла снова зайти так далеко. Но если бы кто-то захотел повесить растлителя малолетних, я бы их не остановила!” Позже, после осмотра, психиатр говорит: “С ней вообще все в порядке”. Для Палача сенатор-педофил “слишком грязен”, чтобы позволить ему жить. Похитителя в книге Домера следует “травить газом, как таракана, говорит один из персонажей (1987:170). Герой Ваксса говорит, что злодей “должен умереть. ... Его нельзя реабилитировать, перевоспитать или даже сдержать” (1985a: 168). Он уточняет для тех, кто может сомневаться:

Есть некоторые вещи, которых не должно быть на этой планете, некоторые вещи, которые рождены, чтобы умереть, ничего больше. Не все сходится в этой жизни, детка, что бы ни говорили помешанные на экологии. Кому нужны крысы? Кому нужны тараканы. ... Вы не сидите сложа руки, пытаясь понять, откуда берется грязь — вы просто сметаете ее с дороги...[10]

Неудивительно, что конечное и наиболее эффективное выражение героического статуса — это мститель, а точнее, палач. Этот образ 1980-х годов был создан на основе фольклорных и литературных традиций ужасающего наказания, постигающего тех, кто растлевает невинность, а также религиозных культур, в которых правят мстительные, гневные божества.[11] Пожалуй, лучший пример этого можно найти в романах “Палач”, созданный в 1969 году Доном Пендлтоном и позже написанных целой группой писателей. В одном из материалов история молодежной проституции и порнографии, по словам Ньютона (1985), была вдохновлена газетной статьей о беглецах. Палач Болан нацелен на “порно-брокеров” в голливудском аду. В романе много крови и кишок, насилие основано на философии военного героизма, философии, которая отрицает не только саму себя как систему ценностей, но, благодаря мистической предрасположенности, отрицает саму идею рационального рассмотрения.

Воин не рассматривал себя с точки зрения линчевателя. Он не пытался узаконить мораль, навязать свои собственные убеждения и ценности населению в целом. Он был солдатом... Вы убивали [врага] не ради философии или идеологии, а скорее из необходимости остановить его, прямо сейчас, пока он не причинил еще большего вреда другой живой душе. Враги Болана осудили себя словом и делом еще до того, как Палач пересек их извилистые пути. (1985:38)

Рассматривая врагов как “злокачественные образования”, Болан стал “прижигающим агентом, несущим очищающее пламя, чтобы выжечь их пятно” (стр. 38). Перед лицом вседозволяющего общества “у него хватило мужества настоять на своем и провести черту” против “личинок” и “каннибалов”, и он продолжает сражаться “один на один, близко и лично” (стр. 108f). Как солдат-одиночка, Болан распределяет вершит правосудие так, как считает нужным. Независимый от авторитетных военных и правоохранительных органов, он был настроен к ним враждебно, поскольку они подвели его лично и общество в целом. В романе там, где Палач разоблачает банду, занимающуюся похищением детей и порнографией, его ловит полиция, которая с восхищением отпускает его, несмотря на выданные на него ордера. “Возможно, вы не справляетесь с этим по правилам, но вы чертовски уверены, что справляетесь!” - восклицает полицейский (Мерц 1986: 251).

Агент ФБР-ренегат в книге Бруно убивает конгрессмена, который использует восьмилетних-десятилетних сирот и сбежавших мальчиков для SM-секса, потому что любое расследование было бы остановлено на высоком уровне и правосудие не восторжествовало бы (1988:31). Герой-полицейский в "Макдональдсе" проходит через долгое самокопание о том, как он казнит плохих парней, но он решает, что это его “миссия” и что его действия соответствуют божественному правосудию.[12] Хотя на это также указывалось в романах Келлермана, Филдинга и Спейта, в частности, Ваксса обвиняли в пропаганде или поощрении линчевания (Дретцка, Пирсон, Эншоу), причем настолько, что ко времени выхода его романа 1991 года "Жертвоприношение" герою приходится специально отрицать это. Ну, в некотором роде быть линчевателем означало бы безличные казни; для Берка, как и для Палача, каждый случай, когда он убивает злодея, становится чем-то личным и, следовательно, морально оправданным оправданно.[13]

В 1977 году в книге Мэри Хиггинс Кларк (1979) содержался призыв против смертной казни, даже применительно к похитителям и убийцам детей. Диалог в романе Уэллса с началом десятилетия, появляется все больше сомнений. Мужчина и женщина соглашаются её реабилитация невозможна, он говорит, что “смерть слишком хороша для него, продолжает: “Я думал, что не верю в смертную казнь, теперь я не уверен. Я хочу отомстить. Но мести нет” (1980: 125f). Героиня Филдинга читает о гражданах, избивающих или расстреливающих, и реагирует “со смесью отвращения и любопытного удовлетворения” (1984: 103). К 1984 году Филдинг может заставить члена толпы сказать после дебатов о смертной казни, что “некоторые люди просто не заслуживают того, чтобы жить” (стр. 133). Убийца в романе Стива Аллена охотится за теми, кого он считал “грязными животными”, ответственными за “абсолютную моральную дезинтеграцию” общества и ответственными за наркоманию его дочери и смерть, связанную с абортом (1982: 313f). Однако роман Аллена является исключением из других, появившихся в начале и середине 1980-х годов, поскольку убийца не вызывает особого сочувствия, а его мотивы и методы не направлены казаться героическим. В остальном убийство становится полностью оправданным. Берк вносит свою лепту: он казнит отца-растлителя и убивает злодея, возглавляющего культ беглецов, использовавшихся в качестве проституток и производителей младенцев (1989: 3-9, 225). Жертвы могут свободно и обоснованно защищаться от нападения, как это делает 14-летний подросток в Коллинзе (1985:596), когда она стреляет в гангстера; он получает один год условно. В фильме Р. Спенсера (1989) мужчина буквально стаскивает шестилетнюю девочку с трехколесного велосипеда и тащит ее в заброшенной гараж; герой-полицейский убивает его, но либеральная газета критикует его как полицейского-убийцу. Однако позже обозреватель соглашается с тем, что растлитель “должен был уйти — рано или поздно [он] убил бы маленькую девочку или дюжину”, - соглашается герой (стр. 51).

Убийство оправдано, потому что терапия неэффективна, как известно общественности, полиции и даже самим психотерапевтам. Раннее выражение этого было через героиню Крейна, которая хотела, чтобы детей проверяли в начальной школе и любых других учреждениях, “психи”, которые были найдены, были бы заперты. Более поздние мнения были более пессимистичными и суровыми. Психолог Келлерман отмечает, что есть люди, которые по своей сути настолько злы, что являются “посягательством на чувствительность терапевта” (1985:90). Мать похищенного мальчика начинает верить в сочетание “психосоциального заболевания” и средневекового взгляда на чистое зло; ей ужасно хочется убить злодея (Стрибер 1990: 221f). Растлителю дают шанс пройти терапию в Стреге, но он “поскользнулся и упал” и совершил повторное преступление. Он снова был взят под стражу полицией, но Берк озадачен.

“Я думал, ты сказал, что копы ничего не могли сделать”. “В данном случае они могли, приятель. Когда он поскользнулся и упал в последний раз, он был на крыше”. Пабло поднял свой бокал в молчаливом тосте за единственную реабилитацию, которая действительно работает. (Ваксс 1987: 230)

Полиция в романе Макгивема также готова вершить правосудие. Когда они поймают убийцу, они

уничтожат его. ... И не было бы никаких душераздирающих извинений психиатров... Никаких заявлений о временной невменяемости, никаких судебных шлепков по запястью, за которыми последовали бы шесть или семь лет на какой-нибудь веселой ферме... Его бы прикончили, как бешеную собаку...(1979:39).

Столкнувшись лицом к лицу с женщиной, возглавлявшей управляемую мафией индустрию детской порнографии и похищений людей, Палач объявляет, что он не прочь убить безоружную женщину. Он уже собирается нажать на спусковой крючок, когда его спутница выхватывает у него автомат и превращает криминального авторитета в “изодранный труп... из которого хлещут ручейки растекающейся крови”. Она поворачивается к Палачу и гордо объявляет: “Это правосудие” (Мерц 1986: 239). Имеется в виду террористы, которые похищали, насиловали и убивали детей богатых промышленников. Герой Хантера говорит, что “Некоторых людей в мире нужно убивать” (1989:69). В то время его подруга с ним не соглашалась, но позже, после того, как она сама убила одного, она говорит: “Я рада, что застрелила его.... Некоторых людей нужно расстрелять” (стр. 228). Судья-педофил казнен героем-полицейским-геем (Келлерман, 1985) из-за неэффективности и коррумпированности системы. Мужа и жену в романе Блока казнит частный детектив, потому что они не могут быть привлечены к ответственности как педофилы из-за отсутствия надлежащих доказательств. Полиция по аналогичным причинам позволяет педофилу быть убитым человеком, чей сын был похищен и убит “любителем детей”, “уродом” и “отбросом” (Izzi 1989: 144f).

Убийство оправдано и поддерживается восторженным обществом.[14] Женщина обнаруживает, что ее бойфренд - педофил, и убивает его, и, хотя она бывшая проститутка, она оправдана, вина искуплена и ее статус повышен - приятное переосмысление морали, выполненное с уникальным подходом кинорежиссера Сэмюэля Фуллера".[15] В романе Спейта мать изнасилованной и убитой девочки стреляет в убийцу. Женщина, которая защищает ее от обвинения в убийстве, изначально входила в команду защиты злодея, но теперь рассматривает убийство педофила,

как акт мужества, месть обиженной женщины, окончательный ответ того, с кого просто было достаточно. В глубине души она восхищалась Кэрол Роджерс, за принятие мер, какими бы жестокими они ни были, против зла, олицетворяемого Фрэнком Джорданом. (1987:139)

Героиня изображена неудачницей, несмотря на возмущение либералов. Адвокат говорит, что настоящей жертвой является женщина. На эмоциональном процессе ее признают виновной в непредумышленном убийстве вместо преднамеренного и дают испытательный срок. Милосердие становится проще, и более удобно, когда выгода заключается в уничтожении опасных недочеловеков, у которых проблемы с отношением к себе и безвкусный вкус.[16] После того, как героиня Домера убивает растлителя, она начинает задаваться вопросом, не ошиблась ли она во всем этом и не превратила ли его в какое-то ужасное существо, “материал, из которого сделана желтая журналистика” (1987:275). Она чувствует, что поступила неправильно, убив его, и большая часть романа вращается вокруг ожидания того, что ее разоблачат. Герой-полицейский в конце концов понимает, что она действительно убила его, но он не предпринимает никаких действий, потому что намекают, что он влюблен в нее и “яростно защищает” детей. Он не может позволить ей сесть в тюрьму, потому что это было бы хуже, чем пожертвовать его “профессиональной честностью”, и она решает, что должна жить со своими “демонами” одна. Герой-полицейский из романа Макдональда убивает растлителя малолетних и других, отпущенных системой правосудия, и его действия приветствуются коллегами-офицерами. После рейда по спасению похищенной Валери герой Карло и его товарищи-гангстеры убивают плохих парней. Затем Валери говорит: “Я рада, что они мертвы”. После убийства сенатор-педофил, Палач развеял его сомнения в том, что он “становится мягкотелым. Он получал такое же удовлетворение, как и всегда, уничтожая вшей” (Мерц 1986: 222). Героиня Филдинга стреляет в убийцу своей дочери на суде, несмотря на то, что он был осужден. Она беспокоится о том, что “выбивается из колеи”, но чувствует себя освобожденной, когда зал суда “наполнился звуком". Звук аплодисментов” (1984:347, заключительное предложение книги).

Американская массовая культура 1980-х годов побудила кинокритика Джона Таску написать,

Сейчас больше, чем когда-либо, стремление понять было заменено, нужно быть жестоким и мстительным. Вопрос все чаще заключается не в том, кто является убийцей, а в том, что убийство, в зависимости от того, кого убивают и по какой причине, оправдано, более того, может даже быть самим правосудием. Это совершенно определенно варварская передача полномочий, которая сама по себе не может не вызывать подозрений с моральной точки зрения.[17]

Аналогичным образом Эншоу увидел в работе Ваксса “ярую ненависть” и “идеальный круг насилия и отвращения. Хорошие парни хотят избавиться от грязи и подонков, чье намерение состоит в том, чтобы избавиться от грязи и подонков”. Более того, она заметила, “что популярность книг Ваксса меня немного пугает. Мне не нравится думать, что я единственный читатель, которого морально подташнивает в этом безвоздушном замкнутом цикле.[18] 

Но это были всего лишь истории, чистый вымысел, “всего лишь фильм”, как говорится. Возможно, когда кто-то обратится к журналистам и профессионалам за информацией о реальном мире, появятся точные и беспристрастные отчеты, основанные на кропотливых объективных исследованиях. Возможно, эти расследования были бы восприняты вдумчивыми и просвещенными гражданами, стремящимися к рациональному и гуманному поведению и политике.

Возможно, можно быть слишком оптимистичным.

5 

ФАКТИЧЕСКИЙ ПЕДОФИЛ 

Писателям-фантастам часто советуют следить за новостями, чтобы найти темы, привлекательные для массового читателя. Чтобы еще больше обеспечить жизнеспособность рынка, большинство популярных авторов принимают ценности, передаваемые репортерами по тому или иному вопросу. Из-за этого и других соображений грань между художественной литературой и журналистикой всегда была тонкой. Для многих в 1980-е годы чтение художественной литературы было принятием текстов как факта. Модлески восприняла “Трех мужчин и ребенка” как педофильский текст, потому что, по ее мнению, мужчин в фильме отталкивает "зрелая женственность", и потому что она думает “ребенок женского пола [является] подходящим объектом сексуального влечения для стареющих холостяков”. Фильм заканчивается стоп-кадром ребенка, и хотя Модлески признала, что это визуальное клише, она назвала тактику “соответствующей педофильскому импульсу, заморозить жизненный процесс, чтобы объект не перерос желание”.[1]

Кристофер Рив, готовящийся сыграть главную роль в фильме "Удар в ночи", получил информацию о сексе между взрослыми и молодежью от психиатров и полиции. Продюсеры хвастались, что мальчик, играющий жертву, ничего не знал о сюжете (“похищение и растление малолетних детей”) или о намерениях взрослых использовать его; “Все, что он знал... это то, что его похитили”, - сказал Рив. Рив поспешно дистанцировался от своей роли, подчеркнув, что он всего лишь актер, а “актер только притворяется, что притворяться забавно, что на самом деле он такими вещами не занимается…” (Бреннан, 1991, многоточие в оригинале). Уровни усложняются, даже сбивают с толку. Рив хотел отделить свое реальное "я" от вымышленного, даже несмотря на то, что оно якобы было основано на фактах.

Более прямое размывание границы между вымыслом и фактом заключается в том, что дети не рассказывают. Продюсеры хотели представить жестокое обращение с детьми в “реалистичной манере” через историю двух кинематографистов, которые снимают документальный фильм о растлении “настолько правдиво, насколько это возможно”. Для исследования показано, как они получают мудрость от полиции и прокуратуры, а молодежь, у которой они берут интервью, говорит прямо в камеру в знак правдивости своих слов в вымышленный роли. Предполагается, что правдивость отделяет факты от вымысла, фактологические” тексты определяют подлинность и реальность, утверждая знания и авторитет. Все тексты, рассмотренные во второй части, оживлены обещаниями правдивых фактов из жизни, представленных экспертами, имеющими отношение к жизни.

Сейчас это достаточно распространенное наблюдение, но его все равно нужно повторять, поскольку, похоже, оно забывается как регулярно, так и быстро. Рассказы о фактах в художественной литературе, в значительной степени обусловлены условностями издающего учреждения, которые, в свою очередь, основаны на культурных традициях. Для журналистов правила рынка и театра определяют их поведение от начала до конца. Для полиции это взгляд криминалистов: мир - это место преступления, и его население распределено по степеням преступности.[2] Как и у большинства официальных учреждений, этот взгляд близорук и привязаны к властным устремлениям личности или государства. Американские законы, регулирующие и наказывающие сексуальное поведение, мысли и артефакты, печально известны своей реакционностью и садизмом. Описания всех видов секса между взрослыми и молодежью с искажением таких слов, как “нападение”, “рукоприкладство”, “при отягчающих обстоятельствах”, “растление” и “жестокое обращение”, говорят нам больше, чем о событиях и мотивах. Ни полиция, ни пресса, ни большинство профессионалов никогда не смогут сказать, что на самом деле произошло в тех или иных сексуальных отношениях между взрослым и не-взрослым человеком.

Что касается “популярного факта”, то именно журналистика передала большинство образов. Эмпирически неоднократно демонстрировалось, что средства массовой информации искажают и раздувают масштабы, частоту и серьезность преступлений, особенно когда речь идет о сексе. Причины этого могут быть театральными или экономическими. Вклад Chicago Tribune в истерию по поводу злоупотреблений (Элиасоф, 1986) отчасти объяснялся конкуренцией за тираж. В начале 1980-х годов "Трибюн" расширила освещение преступлений, чтобы конкурировать с "Чикаго Сан Таймс" (Green 1984; Гордон и Ригер 1989:88); серия статей Рэя Мозли в 1977 году обеспечила основу для создания привлекательного присутствия на рынке по проблеме сексуального насилия. Следовательно, они оказались привязанными к определенной точке зрения до такой степени, что им и другим людям пришлось усиленно избегать и отрицать противоречивые или квалифицирующие доказательства. В своей авторитетности журналистика опирается на назначение и цитирование избранных экспертов. Мы увидим, как развлекательные СМИ выбирали из имеющегося пула экспертов, наказывая и продвигая некоторых, унижая и заставляя замолчать другие, все в соответствии с конкретными эстетическими и политическими критериями. Замечания и изображения профессионалов были контекстуализированы в рамках типов новостных сюжетов, которые предопределяли то, что стало “фактами”.

Синьориелли (1980) изучила освещение в журналах жестокого обращения с детьми с середины 1971 по середину 1978 года. Она разработала “индекс сенсационности”, состоящий из “эмоционального, вызывающего слезы” тона, “чрезмерного акцента на личных и бытовых деталях”, зацикливания на “личных случаях, а не обсуждении общих вопросов”, внимания к “кровавым подробностям насилия” и высокого уровня “цветные” прилагательные. Количество статей о сексе между взрослыми и молодежью значительно увеличилось с 1971 года, и хотя большинство в этот ранний период были посвящены физическому насилию, статьи о сексе были самыми сенсационными из всех. Тенденция сохранялась с конца 1970-х до начала 1980-е (Nelson 1984), достигнув пика в 1984-85 годах.

Один из способов, которым журналистика оправдывает себя, - это представление большого количества жертв. Чтобы подготовить почву, вопрос “Сколько их всего?” был рассчитан как для педофилов, так и для жертв. Ходили слухи, что в мире миллионы педофилов. Америка: 1% населения США, или 1,8 миллиона;[3] 4% мужского населения; 10% всех мужчин и 1% всех женщин (Гордон, 1985); четыре миллиона растлителей, в основном мужчин (О'Брайен, 1986;ix); или 500 000.[4] Но в середине 1980-х психиатр Роланд Саммит заметил, что “такого понятия, как педофил, не существует”. Учитывая выступавшего (одного из самых энергичных представителей антипедофильского лагеря) и время (разгар истерии), это довольно необычное заявление. Что он мог иметь в виду? Было ли все это очередной профессиональной ошибкой? Саммит быстро уклонился от подтекста своего замечания, а его интервьюер не обратил на это внимания.[5] Профессионалы и артисты продолжали прилагать огромные усилия для определения педофила конца 20-го века с помощью огромного количества повторяющихся описаний действующих лиц, мотивов и событий. Точность или последовательность не были главными соображениями.

I

В основном секс между взрослыми и молодежью представлялся как “компульсивный и повторяющийся акт насилия” (П. Смит 1985:12). Коллинз (1982) цитирует Джина Абеля. Клинический как говорится, половина всего секса между молодежью и взрослыми “может быть сопряжена с насилием, психолог Роберт Повицки рассматривал педофилов как “заряженный дробовик у детей” (Хаттон, 1989), а таможенный агент Джон Д. “Джек” О'Мэлли сказал: “эти парни выходят из-под контроля и направляются к нашим детям” (Кон 1988). Оружие и автомобили - прекрасные образы, взятые непосредственно из американских тематических областей острых ощущений с эротическим оттенком и опасности, и они демонстрируют особую жестокую природу педофилии, которую журналисты и власти хотели бы закрепить в сознании своих потребителей.

Очевидной демонстрацией насилия является убийство. Лайндекер утверждал, что существует подмножество педофилов, представляющих целое, которые “настолько коррумпированы и порочны, что они сексуально надругаются над детьми, убивают и насилуют просто потому, что им это нравится” (1981: 299). В шоу Frontline (“Монстры среди нас”) рассказывалось о заключенных в тюрьму детоубийцах в штате Вашингтон, подразумевая, что педофилы были естественной и логичной частью этой классификации.[6] Идея педофила-убийцы уходит корнями в историю. Жиль де Раис, убийца примерно 800 похищенных детей в 15 веке, был связан с с “кольцами” сообщников (Вольф, 1980). Несмотря на то, что Питер Куртен убивал в основном взрослых, именно его убийства детей сделали его образцом для фильма "М", в котором Питер Лорри незабываемо продемонстрировал многие психопатические качества, приписываемые растлителям малолетних. После 18 лет пыток, убийств и каннибализма, Альберт Фиш был казнен в 1936 году; опять же, вспоминали о его детях-жертвах (Wertham 1949: 65-94; Schechter 1990). Хотя Вертхэм использовал термин “парафилия” как эквивалент “извращения” при описании рыб (несколько за десятилетия до того, как Джон Мани популяризировал этот термин), ни Куртен, ни Фиш в свое время не были конкретно названы педофилами”. Однако Шехтер отмечает, что Фиш, изображенный в средствах массовой информации, послужил основным прототипом убийцы-похитителя-педофила. В течение 1930-х годов репортеры сфабриковали несколько сценариев его поведения (“дикие оргии дегенерации”), и они оправдывали действия линчевателей против невинных сторон (1990: 13, 15f, 27f, 59, 86, 168ff, 230f). Шехтер приравнял мотивы Фиша к тем, кто участвовал в исчезновения Итана Патца и Адама Уолша пятьдесят лет спустя (обсуждается ниже).

Соман (1974: 189-195) рассматривал убийства Дина Корлла (обнаруженные в 1973 году), как “вполне логичное, практически предсказуемое продолжение” педофильской деятельности; Мозли (1977b) объявил (без доказательств), что 27 молодых людей, убитых Корллом, были поставлены национальной сетью детской порнографии со штаб-квартирой в Чикаго. Сообщения о семи похищенных и убитых детях в Мичигане еще больше способствовали восприятию педофила как маньяка-убийцы (Anonymous 1977b). Янус использовал осужденного массового убийцу Джона Гейси в качестве примера педофилии.[7] Гейси, Тед Банди, Ричард Рамирес и другие убийцы были использованы в качестве примеров педофилов Эхолсом (1991: 304) и Кеннетом Вуденом (см. примечание 35).

Лайндекер настаивал на том, что “садизм” является общим знаменателем педофильских отношений, и сказал, что полицейские досье “переполнены фотографиями детей, связанных веревками, цепями или колодками, избитых плетьми, порезанных ножами или с отверстиями в теле, пронзенными ошеломляющим разнообразием сексуальных приспособлений.[8] Картрайт уверенно принял заявление подозреваемого в ритуальном насилии в Остине, штат Техас, спектакль как “хрестоматийный пример педофилии”, в котором “ужасные вещи совершаются с детьми и снимаются на видео. Подробностей не сообщалось, но Картрайт сказал, что признание читается как Страница из истории О.[9] ФБР, продвигая спекуляции своего научно выглядящего “Подразделения поведенческих наук”, трезво заявило в разгар паники по поводу “пропавших детей”, что педофилы являются крупнейшей категорией похитителей детей и что они убивают своих жертв или продают их другим убийцам.[10] Хейден заявил, что пытки и убийства животных и маленьких детей были частью сатанизма и “мрачного преступного мира” педофилов, утверждая, что они снимают порнографические фильмы, которые “рассматриваются как средство сопротивления для многих заядлых зрителей порнографии” (1991:302).

Этот акцент на насилии уменьшился в конце 1980-х годов, но педофил как детоубийца сохранялся в качестве отдельной возможности. Саммит (1987a) начал свои предложения по сдерживанию педофилии с рассказа об убийстве ребенка, и хотя он признал, что “подавляющее большинство” не убивают и не калечат своих партнеров, те, кто это делает, начнут “с менее жестоких форм сексуального насилия”, поддерживая идею о присущем всем педофилам и неизбежном насилии. Полиции пришлось признать, что люди, которые похищают, пытают и убивают детей, являются “исключениями”, но они по-прежнему пропагандировали убийство как возможность того, что может произойти в педофильских отношениях (Fletcher 1991: 131f, 153). В телевизионном шоу о войне с педофилами и порнографами полицейский из Лос-Анджелеса Уильям Дворин прокрутил запись, предположительно, итальянского “промышленника-миллионера”, стремящегося купить 10-летнюю девочку для “жесткого секса”; это будет записано на видео, мужчина хотел знать, что произойдет, если она умрет (“Крестоносцы”, ABC, "Дети на продажу", 22 января 1995).

Всегда существовало противоположное мнение, что педофилы не пытают и не убивают своих партнеров, но это преуменьшалось даже теми, кто чувствовал, что доказательства вынуждают их признать это, а также другими, кого больше интересовал драматизм и полезность образа убийцы. Основным производным предположением было то, что отношения педофилов основаны на силе. Соман считал, что секс между молодежью и взрослыми "всегда содержит угрозу насилия”. (1974: 197, курсив в оригинале). Другие уточняли контекст, говоря, что применение силы может быть незначительным, "если жертва не сопротивляется или не хочет прекратить отношения. Когда "ухаживание" прекращается, и эксплуатация становится вопиющей” (Сэнфорд 1982: 108; курсив в оригинале). Большинство подчеркивало принуждение, угрозы и давление, обычно в форме угроз подростку и/или его родителям или даже домашним животным.[11] Почти все считали, что сексуальные контакты молодежи со взрослыми повсеместно содержат “навязывание власти и эксплуатацию” (Marriott 1984b). Наряду с наркотиками и считалось, что взятки и шантаж были основным способом создания и поддержания страшной организации, которая стала доминировать над ландшафтом 1980-х годов, - секреты.

Даже когда не было прямых доказательств или только запутанные отрывочные слухи, следователи, не колеблясь, предположили, что имели место угрозы. В своем отчете о деле Келли Майклс Маншел неожиданно объявила, что Майклс угрожала убить детей в ее детском саду, если они расскажут о предполагаемом насилии (1990:50). Позже она написала, что

Следователи не были уверены, какую форму приняли угрозы Келли. Они могли бы [выделено мной] быть прямыми угрозами, например: Ты сделал что-то плохое, и ты будешь наказан. Я убью тебя, если ты расскажешь, или они могли [мое ударение] быть невысказанными, но подразумеваемыми, как в “Я самый большой, сильный человек, которого ты знаешь, и знаю [ударение в оригинале] Я не хочу, чтобы ты рассказывал”.

Затем на той же странице Маншел сказал: “Команда была уверена, даже без конкретики, что каким-то образом детей заставили молчать и поверить, что они или их родители исчезнут или умрут”.[12] Одно из более интересных обвинений в терроризировании детей были выдвинуты во Флориде. Дело Walk child care. Предположительно, Fusters всегда играли одну определенную песню, используя маски, чтобы заставить детей замолчать: “Thriller” Майкла Джексона.[13]

Одним из наиболее распространенных представлений в тот период было то, что педофилы регулярно похищают детей, стремясь заполучить их как угодно, когда угодно и где только могут (Rooney 1983; Anonymous 1989a, KXAN-TV [12 ноября 1992]). До середины 1980-х годов почти все из предполагаемых 25 000-500 000. Сообщалось, что ежегодно похищенные “незнакомцами” дети попадают в руки педофилов и принуждаются к секс-медиа и проституции.[14] Джон Рабун, заместитель Директора Национального центра по делам пропавших без вести и эксплуатируемых детей (основан 1984), подкрепил это мнение, хотя в новостных статьях о его выездных семинарах обычно приходилось признавать, что “лишь небольшой процент” был похищен незнакомцами (Obregon 1986). Фотографии подростков демонстрировались почти во всех средствах массовой информации до такой степени, что картинки и тексты с надписью “пропавшие дети” стали символами всего десятилетия — особенно те, что на упаковках из-под молока, размещение, предназначенное для просмотра детьми, служит не столько попыткой определить местонахождение детей, сколько средством внушения страха.

Считалось, что дети, скорее всего, уже мертвы, вскоре после их похищения, Турбак (1982) утверждал, что “Ежегодно убивают тысячи людей, тема довольно старая, ее наибольшая предыдущая популярность была связана с боязнью белого рабства в конце 19-го века. Утверждая, что 50 000 детей в год исчезают, один источник сообщил: “считается, что многих принуждают к жизни в сексуальном рабстве, в то время как других убивают ради сексуального удовольствия их похитителей” (Защита детей Предупреждение 1985 года, цитируется статья New York Daily News, на которую нет ссылок, 27 марта 1983 года). Указывая на источник, указанный только как “исследование специалистов в области психического здоровья”, Рашке (1992: 346) сказал, что детей передавали от богатого педофила к богатому педофилу, затем либо убивали, либо “возвращали домой”, довольно странная дихотомия.

В семидесятых предполагалось, что молодые проститутки были похищены, подвергались пыткам и были обращены в рабство (Аноним 1971; Аноним 1972; Аноним 1977с). Вера 1980-х годов в то, что похищалось большое количество молодежи, была дополнительно подкреплена использованием СМИ информации о похищении 26 студентов в Чоучилле, штат Калифорния, в середине 1976 года. Хотя событие само по себе было достаточно сенсационным, Боу и Морган делают наблюдение, которое оказалось важным подтекстом в следующем десятилетии:

Одним из неизмеримых последствий похищения Чоучиллы стало воздействие, которое оно оказало на безымянные миллионы родителей из среднего класса, чья первоначальная реакция на то, что жертвами могли быть их дети.[15]

Еще одна связь между массовым похищением людей и образом педофила-убийцы была обеспечена похищениями, сексуальными надругательствами, нанесением увечий и убийствами ряда молодых людей, возбужденно пропагандируемыми журналистами, полицией и политиками как “Убийства детей в Атланте.” Примерно с 1979 года были убиты мальчики и девочки в возрасте от 7 до 16 лет; однако с начала 1981 года картина изменилась на жертвы, которым почти всем было чуть за 20. Уэйн Уильямс был осужден в конце 1981 года, но обзоры дела указывали на значительную юридическую коррупцию и журналистские искажения. Многие другие жертвы из отдела убийств в Атланте не были внесены в список убийств, и некоторые утверждали, что по меньшей мере полдюжины других молодых людей были убиты аналогичным образом после ареста Уильямса.[16]

Большая часть беспокойства по поводу похищений в начале 1980-х годов была пережитком культовых страхов конца 1970-х годов, когда родители боялись, что их детей насильно похищают и промывают мозги, приобщая к новым религиям. В основном это касалось поздних подростков и взрослых (все еще называемых “детьми”), но были также предположения, что похищались и несовершеннолетние (Янофф 1981: глава 10). Обширный фольклор о похищениях развивался на протяжении 1980-х годов и распространялся со значительной скоростью; некритичность того времени, наряду с доверчивостью и некомпетентностью массового и профессионального мира, способствовали его распространению. Наиболее известны истории о похитителях в торговом центре. В 1977 году, истории и рассказы 1960-х годов о похищении чернокожими и кастрации белых мальчиков, ходящих по магазинам со своими матерями (Розенталь, 1971), телевизионные сети выпустили серию сенсационных и непроверенных историй о похищении голубоглазого блондина подростока, совершавшего покупки, был похищен и доставлен в Нью-Йорк, где работал проституткой.[17]

Обозреватель “Советов” Энн Ландерс [Эстер Фридман] прославилась тем, что помогла сделать 1984 год пиком истерии. То, что она неосторожно напечатала письмо о похищении в торговом центре, хорошо известно, но что менее осознается, так это степень, в которой информационные и развлекательные СМИ насыщали общественное сознание вызывающими эмоции сообщениями. Только в колонке “Ландерс”: 

3 февраля 1984 года: в письме Денни Эбботта, исполнительного директора Центра помощи детям Адама Уолша, говорится: “Каждый час 205 американских детей объявляются пропавшими без вести. Это означает 4920 в день и 1,8 миллиона в год. ...50 000 детей в год похищаются незнакомцами”.

23 марта 1984: сообщается об арестах в дошкольных учреждениях Макмартина.

26 апреля 1984: мужчина пишет, что он “приставал” (его слово) к 11-летней девочке, но указывает, что она продолжает возвращаться для новых “приставаний”. Мужчина чувствует, что ему, возможно, нужна консультация, но отношения неплохие, и он обвиняет Ландерса в том, что он “является членом благотворительного истеблишмента, который создал нынешнюю истерию, пугающе напоминающую темные века”. ”Ландерс“ возражает: "Ваше странное поведение может повлиять на этого ребенка на всю жизнь. Это отвратительный и разрушительный поступок, который вы совершаете. Немедленно обратитесь к психотерапевту”.

13 июня 1984: вся ее колонка посвящена повторению клише того периода Марлис Олсон, исполнительным директором Такомы, Вашингтон Совет по жестокому обращению с детьми.

11 сентября 1984: “Ландерс” осуждает подростковый секс. 

21 ноября 1984: появляется печально известный отчет о похищении в сетевом магазине, подписанный “Предупреждение Западному побережью”.

28 ноября 1984: письмо от библиотекаря, в котором он жалуется на то, что родители не следят за своими детьми: “со всеми этими чудаками все может случиться... кто-то может схватить вашего ребенка...” “Энн” соглашается, отвечая: “сотни детей исчезают... один неосторожный момент, и ваш ребенок может исчезнуть навсегда”.

7 января 1985 года: “Ландерс” говорит, что ей звонили из нескольких газет, в которых говорилось, что версии о похищении в магазине ходили годами как фольклор и мистификация. “Очевидно, какой-то Вайзенхаймер навесил на меня одну из них”, - говорит она.

14 февраля 1985: “BS Detector в Чикаго” снова упрекает “Landers” за то, что они передали “пряжу”. Затем “Landers” немедленно перепечатывает четыре совета для покупателей о том, как защитить детей, писатель отмечает, что “на свободе разгуливает невероятное количество психов, и мы страдаем от национальной эпидемии похищений, изнасилований и убийств детей”.

Морган и Такер (1987: 185-187) сказали, что история возникла в районе Пеории, штат Иллинойс, где люди были в “безумии” из-за безопасности своих детей. Они сказали, что репортер Peoria Journal Star не нашел оснований для этой истории и опроверг ее в мае 1984 г. Однако связи этой истории старше и шире, чем это (Odean 1985). Эта история также не была “опровергнута”. Кнапп, продвигающий местный бизнес по снятию отпечатков пальцев и фотографированию подростков, процитировал слова предпринимателя о том, что “кому-то не требуется и близко [четырех или пяти минут], чтобы схватить ребенка и выйти с ним из магазина”. В боковой строке в конце статьи Кнапп уверенно сказал: “Похитители очень успешны в торговых центрах”.[18] Шуман (1986) The Chicago Tribune цитировала, без проверки, историю о похищении, рассказанную начальником полиции Джо Майо, предупреждая, что детей часто убивают или используют в качестве рабов из-за детской порнографии.[19] На боковой панели San Francisco Examiner отображены сообщения из Аризоны о молодежи, предположительно похищенной из торговых центров, накачанной наркотиками, подвергшейся насилию, а затем “принесенной в жертву” в ходе Сатанинских ритуалов (Ross 1986d).

Озабоченность по поводу похищения родителей возникла примерно в середине 1970-х и сохранялась на протяжении 1980-х, но, как и в художественной литературе, ей уделялось незначительное и нерегулярное внимание, поскольку она имела меньшую развлекательную ценность и была менее политически приемлемой, чем заговоры о похищении педофилов.[20] Сочувственный рассказ от первого лица в 1979 году оправдал похищение в иске об опеке (Anonymous 1979b), но хотя в более поздних статьях иногда признавалось, что похищение родителями было обычным явлением, к этой теме относились менее серьезно, и некоторые предполагали, что они были безвредны для ребенка (Турбак, 1982). Даже когда появились доказательства, (Абрамс, 1983) поскольку похищение родителями было более травмирующим и подвергало ребенка небольшему риску, чем любая “чужая опасность”, журналисты и профессионалы в 1980-х годах тратили больше времени и энергии на прославление гетеросексуальной нуклеарной семьи, настаивая на абсолютной невиновности детей, пропагандируя международные педофильские или сатанинские заговоры, и раскрывали чудовищные сексуальные угрозы растлителя.

Были использованы три человека, чтобы раздуть проблему и связать ее с изображениями педофилов-убийц. На Западном побережье широко и сенсационно сообщалось о похищении, пытках, изнасиловании и убийстве в 1978 году двухлетней Эми Сью Сейтц. Это дело послужило побудительной силой для основания SLAM, в 1980 году, и стало популярным делом, привлекшим известных деятелей индустрии развлечений.[21] Итан Патц исчез в мае 1979 года, и интенсивные поиски не увенчались успехом. Было много шума в средствах массовой информации, но поразительное отсутствие доказательств. Этот фактический вакуум позволил преподнести событие как драматический эпизод, к большому гневу и обиде родителей мальчика (Battelle 1980). В какой-то момент НАМБЛУ(NAMBLA) обвинили в похищении мальчика, но группа оправдала себя на двух впечатляющих пресс-конференциях, которые основательно смутили ФБР и новостную индустрию; понятно, что журналисты почти не сообщали об опровержениях.[22]

Шестилетний Адам Уолш был похищен в конце июля 1981 года из торгового центра (послуживший отправной точкой для рассказов о похищении в торговом центре). Его отрубленная голова была найдена в течение месяца. Его отец, Джон Уолш (и, в меньшей степени, мать мальчика), начали личную кампанию, неоднократно появляясь на публике. Утверждая, что 50 000 детей исчезают каждый год с преступными целями, Уолш сказал, что серийные убийцы, педофилы, похищение родителей и детская проституция составляют феномен “пропавших детей” (Walsh 1981:26, I982:65f, 1985:llf) - Телевизионный фильм, "Адам" показал, что эти истории все еще в ходу, который увидела треть страны, транслировался с большой оглаской в 1983, 1984 и 1985 годах; продолжение ("Адам: его песня продолжается") вышло в эфир в 1986 году. На показе 29 апреля 1985 года президент Рональд Рейган читал “перекличку” “пропавших детей”, в то время как фотографии прокручивались позади него на заднем плане. После шоу сенатор США Пола Хокинс и другие принимали звонки от зрителей, которые могли располагать информацией о пропавших детях. Линда Отто, продюсер NBC сериала Адам и основатель "Найди детей" в Лос-Анджелесе, сказала, в конце шоу: “наступила минута молчания, пока мы все гадали, позвонит ли кто-нибудь, а затем внезапно все телефоны загорелись одновременно. В течение трех полных дней поступало примерно 150 звонков в час.[23]

К концу 1980-х годов количество пропавших без вести подростков вызывало споры, и связь с педофилией устанавливалась не так охотно. Похищению родителей по-прежнему уделялось мало внимания. К началу 1990-х годов реальность вторглась в полемику, и журналисты были вынуждены уделять больше внимания беглецам, покидающим свои семьи, и похищенные родителями, которые составляют подавляющее большинство о “пропавших детях”, но проблема по-прежнему оставалась неурегулированной. Кантровиц (1989) показывала “родителей пропавших детей”, указывая, что похищение лицами, не входящими в семью, было главной проблемой, хотя статистика в ее собственной статье указывала, что только 2% детей, похищенных в 1984-1989 годах, были “похищениями незнакомцами". В радиоспектакле 1991 года, спродюсированном Child Find of America, главной темой было драматически произнесенное заявление о том, что “тысячи похищаются каждый день”; только позже в рекламе в одном предложении упоминалось, что большинство похищений детей делали сами родители (7 февраля 1991 года, KSYM-FM, Сан-Антонио, Техас).

Другим примером был "Отчет о пропавших детях", издававшийся нерегулярно Калифорнийским журналом, который распространялся по всей стране среди полиции, школ, библиотек и продавался в газетных киосках. Количество фотографий, опубликованных в журнале, не отражало вселенную пропавших детей и не было репрезентативной выборкой, но фотографии дошли до многих людей и послужили руководством для поисков, наблюдения и общественного мнения. В номере за 1992 год было четыре статьи о похищении незнакомцем, ни одной о похищении родителями. Главная статья посвящена похищению незнакомцем и сексуальному насилию над 2х годовалой девочкой.[24] "Возрастной диапазон всех пропавших без вести составляет от менее чем одного года до 25 лет. В этом выпуске большинство “пропавших несовершеннолетних” (в отличие от Похищений незнакомцами и похищений родителями) - девочки в возрасте от 13 до 16 лет (61,9%); все они родом из Соединенных Штатов. Выпуск 1993 года, тема которого — “Родительское Похищение: запутанная паутина” содержала пять статей, три из которых были посвящены похищению родителями; есть одна для детей о том, как избежать похищения, и одна о похищении незнакомцем 5-летнего мальчика.[25] Опять же, большинство “пропавших несовершеннолетних” - девочки в возрасте от 13 до 16 лет (79,5%); было добавлено несколько человек из Канады, и двенадцать человек из выпуска 1992 года были повторены. В номере за 1993 год больше внимания уделялось фотографиям похищений незнакомцами, и они были сделаны в более молодом возрасте, но статей о похищениях родителями; количество “пропавших несовершеннолетних” пропорционально уменьшилось.[26]

Похищения родителями остались прежними, а пропавшие несовершеннолетние переместились в более старшие возрасты. В 1992 году Малковски опубликовал статью об угрозе похищения, аналогичную тем, которыми пестрели газеты в 1980-х годах, хотя к настоящему времени авторам пришлось довольствоваться, подчеркнув важность ведения описаний и записей о ребенке, она попыталась справиться с угрозой, которую родители представляют для своих детей. Однако эта последняя проблема все еще была неприятной, не говоря уже о реальной; сержант полиции Джон Лил мягко обошел семейные похищения, заявив, что когда родитель, не являющийся опекуном, захватывает ребенка, это дело “рассматривается как гражданское дело - вмешательство в опеку над ребенком”. Чтобы еще больше защитить неприкосновенность семьи, он добавил: “Обычно [похищение] совершается из любви, и мы не боимся за безопасность ребенка”. Они также не могли удерживать ребенка как злодей-педофил. В дополнении к ее статье, озаглавленной “Как предотвратить похищение детей”, в семи пунктах перечисляются те же опасности и предостережения в отношении незнакомцев, которые пропагандировались более десяти лет. Об угрозах со стороны родителей вообще не упоминалось.

Отмечая Национальный день пропавших детей (25 мая) в 1993 году, Джон Уолш посвятил часть своего шоу "Самые разыскиваемые в Америке" пропавшим детям. В промо-ролике к шоу был показан постановочный снимок молодой девушки, схваченной во время игры, и голос за кадром, произносящий нараспев: “Более миллиона детей пропадают без вести каждый год”. На следующем снимке был показан газетный заголовок, гласящий (выделенный красным): “ПОХИЩЕН!” Шоу включало примеры похищений младенцев из яслей (утверждается, что каждый год совершается 50 000 попыток), похищений малышей, путешествующих автостопом и пропавших подростков (здесь показана фотография связанной девочки и мальчика-подростка с кляпом во рту, происхождение которой, по их признанию, спорно, но это было впечатляющее изображение; путаница в отношении подлинности служит намеченной цели усиления тревоги), и несколько убитых молодых людей. Была показана часть профилактического видеоролика, в котором мальчик находится в магазине, вспомнив фольклор торгового центра. Наконец, мужчина настаивал на том, что он принадлежал к “банде”, возглавляемой таинственным “Эмилио”, которая похищала большое количество мальчиков для проституции и порнографии. Он имел камеры в доме, где, как он клянется, все это имело место, но никаких доказательств или подтверждений не было представлено или обнаружено в ходе последующих действий. О похищении родителями вообще не упоминалось.

В октябре 1993 года 12-летняя Полли Клаас была похищена из собственной спальни, а ее тело было найдено в декабре того же года. Ее похищение вызвало новую волну негодования по отношению ко всем сексуальным преступникам, сделало новый акцент на похищениях незнакомцами и помог движению начать национальную регистрацию и отслеживание лиц, осужденных за сексуальные преступления (Hale 1993). К 1994 году, когда телеканал Nickoldeon network транслировал шоу под названием “Опасность незнакомца” (17 мая), ситуация все еще оставалась напряженной. Журналист Линда Эллерби начала с того, что сказала, что, несмотря на то, что “4600 детей забирают незнакомцы” каждый год, воспитаюшие детей должны чувствовать, что с большинством из вас никогда, ни чего не случится того, что вас заберут из вашей семьи”. Она осознавала, что многие подростки были глубоко напуганы и предположили, что это произошло только из-за “нескольких широко освещенных случаев”. Затем Эллерби рассказал детям об инциденте с Клаасом и еще об одном, оба из которых привели к смерти. На съемочной площадке ее окружили молодые люди, один из которых рассказал, как он ускользнул от незнакомца, пытавшегося затолкать его в фургон под дулом пистолета. Ее гость, Эрни Аллен, президент Национального центра по делам пропавших без вести и эксплуатируемых детей, рассказал о том, как защитить себя в случае фактического нападения и попыток похищения. Он сказал, что “каждый ребенок подвергается некоторому риску, [но] не нужно жить в страхе, но нужно быть осторожным и...подготовленным.” Эллерби спросил, какие дети уязвимы, и Аллен перечислил множество характеристик жертв педофила, обычно путая проблему насильственного похищения и убийства незнакомцами со сложными и разнообразными сексуальными отношениями, которые возникают между взрослыми и молодежью.

Но усилия продолжали терять обороты. Эпизод “Материалы правосудия” (ноябрь 1994 г., 2 октября 1997 г.) был еще одним из "невыразимых преступлений против детей", ведущий несколько раз признавал показать, что программа состояла из фрагментов шоу, выходивших в эфир с 1979 по 1989 год. Однако было сохранено настоящее время, создавая впечатление, что они отражают текущую ситуацию и полностью игнорируют критику и опровержения, прозвучавшие за прошедшие пятнадцать лет. Они сказали, что каждые три часа убивают ребенка и что каждые 26 секунд ребенок убегает из дома и занимается проституцией. Сегмент об Этане Патце был создан на основе программных сегментов 1979 и 1985 годов (в конце сегмента “файл фактов” было объявлено, что большинство похищений являются связанные с семьей); и исчезновение 20-летней женщины было использовано из отснятого материала 1989 года (другой “файловый факт” объявил, что 54 миллиона “Вы меня видели”

Наконец, в отчете за 1984 год Кеннет Вуден выступил со своей программой “Приманки для детей”, после демонстрации приманки детям он воскликнул: “Этот человек убил семерых детей! Далее он подробно описал контакты взрослых с молодежью, которые, по его словам, привели к сексу, насилию и убийствам.[27] В конце 1980-х годов появилось несколько новых мифов о детском сне. Одна, на самом деле гораздо более древняя идея, заключалась в похищении детей для использования в сатанинских обрядах, а другая представляла собой сборник рассказов о детях и младенцах из стран Третьего мира, похищенных или купленных для использования в качестве доноров органов для реципиентов из стран Первого мира или для продажи в качестве приемных детей богатым американцам (Nathan 1990b, Шепер-Хьюз 1990). Это рассматривалось как организованные усилия, и часто устанавливалась связь с неустановленными кругами педофилов (Thomas 1991: 4, 158ff, 270ff). Слухи о детском рынке, раздуваемые местными журналистами, стали причиной избиения нескольких американцев в Гватемале.[28]

Мнение о том, что незнакомые педофилы похищают подростков, на короткое время затмило давнее противоположное утверждение о том, что педофилы легче всего находят общий язык с молодежью, которую они знали. Мартин и Хаддад сказали, что большинство детей “подвергаются растлению и эксплуатации со стороны дружелюбного, доброго, разумного человека, который является другом или быстро становится им” (1982:10). Такого рода противоречивые предложения характеризовали менталитет того периода, но они позволили более плавно перейти к вере в то, что педофилы коварно получали физический и эмоциональный доступ путем соблазнения.

1980-е годы ознаменовались возрождением “промывания мозгов”, концепции, которая не пользовалась такой популярностью (и полезностью) с середины 1970-х годов, когда культы заманивали молодежь. Детей “соблазняли”, “завлекали”, “искушали” наркотиками, алкоголем, едой, деньгами, подарками, поездками, постоянно популярным пакетом конфет и прочими до безумия материальными ценностями. Педофилы “уговаривают своих жертв по радио citizen band или играми”[29] Растлитель лишает мальчика возможности сказать ”нет", - заявили эксперты Абель и Харлоу (1987). В совершенно слепом прочтении рассказа одного человека говоря о том, как развиваются его отношения, Янус настаивал на том, что педофилы “манипулируют” молодежью.[30] Существовало два аспекта соблазнения. Согласно Кеннету Лэннингу, один утверждал, что педофил обладает почти сверхъестественными способностями, заглядывая в души и обнаруживая уязвимых подростков с таинственной способностью, подобной радару (Emmerman 1985a). Подводя итоги экспертизы за этот период, прокурор округа Монмут (Нью-Джерси) Лерер сказал, что педофилы “посылают разведчиков, чтобы найти... детей, выманить их из дома и использовать в своих извращенных целях. Впоследствии они выбрасывают их как мусор” (Герр, 1983). Профессор О'Брайен сказала, что способ действий растлителей (на самом деле она использовала латынь), по словам одной из ее подопытных, заключается в том, чтобы “искать этот особый взгляд в глазах, что-то вроде затравленного оленя, совсем одного в лесу, напуганного, знающего, что ты собираешься его убить...” (1986:37, многоточие в оригинале). Она сказала, что самыми популярными сексуальными фотографиями были те, на которых были изображены “худощавые, светловолосые, голубоглазые мальчики, которые выглядели испуганными и одинокими”, у которых был “какой-то затравленный, дикий взгляд” и “выражение боли в глазах".[31]

Многие профессии стали подозрительными из-за идеи о том, что педофилы будут делать все, что угодно, лишь бы быть рядом с детьми; Саммит предупредил, что “хищники… ухватятся за любую возможность получить доступ к ребенку” (Линдси, 1984). Лидеры бойскаутов всегда были под подозрением, и в течение десятилетия было подано несколько судебных исков, в которых утверждалось, что организация потерпела неудачу из-за того, что не проводила проверку своего персонала, и что она несет ответственность.

Другой элемент соблазнения заключается в том, что после выбора “сверхъестественные” способности педофила задействуются с такой интенсивностью, что дети полностью подавлены, физически и психологически, делая все, что педофил требует, никогда не рассказывая (Anonymous 1989b). Научный социальный работник Джейн Гилгун считала, что “когда преступник намеревается вступить в половые отношения с ребенком, независимо от того, как ребенок может сопротивляться, будет совершено сексуальное преступление” (Гордон 1985:1). Эми Фишер, “лолита с Лонг-Айленда” (так ее назвали журналисты), считалась жертвой обольстительных способностей своего старшего партнера.

Многие считали, что педофилы получают большую часть своего доступа к детям с помощью “приманок". Одним из самых страшных соблазнов была “порнография”, изображения секса, особенно с участием несовершеннолетних. Но наряду с “ослаблением запретов” или их использованием для “разрушения защитных механизмов детей,”[32] речь шла о более коварной идеологической цели: показать молодым людям, что другие делали это, делают это и что они тоже могут это делать."[33] По словам Лэннинга, однажды “соблазненных” порнографией детей затем заставляют позировать, а фотографии используют для их шантажа.[34] Другие “приманки”, перечисленные Вуденом (1984a, 1986) включая “приманка для оказания помощи”, “приманка для развлечений и игр” (которая может включать клоунов) и “приманка для магических ритуалов”, которая включала “промывание мозгов". В “приманке для героев” Вуден сказал, что “повторяющейся темой сексуального насилия является растлитель, который выдает себя за Большую Птицу, Пасхального кролика или какого-либо другого героя детства.[35]

Однако для многих наиболее “пагубной” уловкой было "изложение сексуального насилия в терминах любви и привязанности" (Хиллман и Солек-Теффт 1988:11f, курсив в оригинале). Завоевав доверие ребенка, Пьенчак предложил в том, что по сути было практическим руководством (1984b), что любому заинтересованному занимаясь сексом с детьми, “можете попробовать немного пощекотать или побороться, за чем, возможно, последуют ласки”. 

II

“Профили” педофилов относятся к мужчинам. Ничего ценного не известно о женщинах, которые могут получать удовольствие от сексуальных отношений с детьми. Им было отказано в праве голоса, их опыт и отношения подпадали под патернализм виктимологии, а их аффекты отвергались как интернализация мужских интересов, как простое подражание или мазохистская зависимость.[36] Многие наблюдатели признавали, что женщины часто довольно чувственны с детьми, но сейчас такое поведение заслуживало большего подозрения, потому что они могут жестоко обращаться с подростками и, что еще ужаснее, “дети даже не знают, что к ним пристают”.[37]

Большинство наблюдателей были неспособны представить себе женщин в сексуальных отношениях с молодыми людьми, главным образом потому, что они не могли признать существование позитивных отношений и из-за стереотипных представлений о гендерных ролях. Крудсон, однако, считал, что женщины могут подвергать детей сексуальному насилию чаще, чем сообщалось (1988:70). Саммит сказал, что женщины, вовлеченные в секс между молодежью и взрослыми, редки, но затем сказал, что для “тех ситуаций, когда несколько детей со временем ”по крайней мере половина вовлеченных в сексуальную активность будут женщинами, часто большинство. После того, как их заставят растлевать подростков, женщины могут прийти в восторг от этого, утверждал он (Холлингсворт 1986: 470f; Виктор 1993:110). Продолжали появляться случаи, когда пожилые женщины и молодые мужчины вступали в сексуальные отношения, а прокуроры и эксперты оставались возмущенными, даже несмотря на всеобщее безразличие населения. По словам Кристин, 40-летняя женщина, обвиняемая в сексе с 14-летним мальчиком, соответствовала профилю “женщины-педофила”.

Деланж, исполнительный директор Совета по борьбе с жестоким обращением с детьми и безнадзорностью в Окленде Округ Мичиган. Прокурор был разгневан: “Я не понимаю, почему некоторые люди не воспринимают это всерьез. Если бы это был 40-летний мужчина, общество потребовало бы сурового обращения с ним. Но в данном случае это стало большой шуткой в школе” (Аноним, 1993г). 

Одной из первых “новых” идей, выдвинутых о педофилах, было то, что они не были стереотипными “грязными стариками”. Педофилом может быть кто угодно, респектабельный и “порядочный”, “нормально выглядящий” (Fletcher 1991: 128ff). Это могут быть даже те которые публично возмущаются жестоким обращением с детьми, сказал Льюис (1987), хотя это наблюдение, по понятным причинам, было необычным. Более ранняя позиция заключалась в том, что каждый человек носит в себе “темные импульсы” или “зверя” (Wittles 1948; Соман 1974: xii), но по мере развития истерии усиливалось разделение между педофилами и остальным населением с точки зрения внутренней сущности. Как часть этого нового изображения, очень распространенный родственный взгляд, несущий в себе привкус Американской антиинтеллектуальной, антиэлитной популистской традиции, а также классовые антагонисты рассматривали педофилов как “искушенных, мобильных, образованных и богатых” (Linedecker 1981:32).

Педофилов трудно обнаружить, потому что они маскируются, создают видимость или “сливаются с сообществом”, во многом так же, как это делали подрывники в 1950-е годы.[38] Преступники долгое время избегали разоблачения; у них есть "пожизненные модели секретности и обмана”, которые “хорошо укоренились” (Дженсен и Джуэлл 1988:15). “Энн Ландерс” (1993a) перепечатала письмо, предположительно от человека, проходящего курс лечения, чудесно подписанное “Мистер Аноним откуда угодно”. В нем он сказал, “Я делаю все, что в моих силах, чтобы скрыть свою личность. ... Мы очень спокойная компания и мастера скрывать свою личность. Осторожно.” Говорили, что педофилы используют для себя кодовые имена, часто имена персонажей мультфильмов.[39] Они остаются незамеченными в течение длительных периодов времени“, потому что их жертвы настолько уязвимы,[40] что косвенно перекладывают долю вины на молодежь, что самоутверждает необходимость усиления методов обнаружения и дисциплины. Здесь также противоречивые образы одновременно преподносятся как достоверный факт. Законодательная следственная комиссия Иллинойса (ILIC) заявила, что у педофилов есть “принуждение” или “потребность” сообщать о своих “самых интимных потребностях и желаниях [перед] совершенно незнакомыми людьми.[41] Крудсон (1988:96) предположил, что педофилы обладают особым отличительным инстинктом или склонностью к группировке и организации. Однако еще до того, как паранойя заговора развилась более полно, Сэнфорд уверенно заявил, что педофилы “не разделяют дух товарищества, присущий другим преступным группировкам. ... Растлители малолетних работают в одиночку и не делятся подробностями своих преступлений” (1982:85). Возможно, мы можем пойти на компромисс, как это сделало большинство критиков (имидж в любом случае более привлекателен), о педофиле как организаторе и члене тайных группировок. Лучшее выражение этого можно было найти в концепции “секс-кольца”, которая приобрела популярность в 1980-х годах.

Большинство бредней по поводу секс-колец, вероятно, были основаны на откровении Джона Нормана о так называемом “проекте Дельта”, который, как фантазия, предполагал наличие мальчиков в нескольких городах. Комиссия штата Иллинойс заявила, что средства массовой информации раздули это “ непропорционально”, и на слушаниях в Комитете Сената США в 1977 году этому уделялось больше внимания, чем того заслуживало (ILIC 1980: 169-172, 51-64). Но по их словам, “кольца” действительно существуют, потому что они нашли доказательства того, что взрослые и несовершеннолетние были связаны друг с другом. Они сказали, что концепцией пренебрегли, и процитировали термин Гейзера.[42] В отчете также упоминались "Мальчики из Бози" Джерасси (1966), но Комиссия была разочарована тем, что его книга была критикой козлов отпущения гомосексуалистов, а не “эффективным ответом правоохранительных органов на растление малолетних” (стр. 210). В заключении доклада содержится ссылка на 1977 год Бостон-Ревирский “ринг”, где они утверждали, что “мальчики в возрасте 8-13 лет использовались гомосексуалистами для совершения актов и заставляли позировать в качестве моделей для порнографических фотографий и фильмов, ”а также давали наркотики и пиво".[43]

Комиссия использовала неопубликованную статью Николаса Грота, назвав ее “хорошо документированным, в высшей степени объективным исследованием” 6 “колец” и 36 подростков (стр. 213). Грот сказал, что, несмотря на то, что сила обычно не применяется, отношения по-прежнему являются “нападением”, потому что взрослый, возможно, использовал обман, соблазнение и манипуляцию, посредством которых “дети запрограммированы на предоставление сексуальных услуг через сложную систему вознаграждений и потребностей” (стр. 213f, слова отчета). В отчете говорилось,

что можно было бы задаться вопросом, почему дети так долго занимаются этими видами деятельности, не сообщая о них родителям или другим взрослым. Ответы сложны, и ни один однозначный ответ не подойдет, но в большинстве групп у детей развилась странная лояльность друг к другу и даже к обидчику. (стр. 215). 

Но в отчете хотели дать собственное объяснение и использовали статью Грота, чтобы предположить угрозы насилия, шантаж и “давление со стороны сверстников”. В отчете говорилось, что только в одном кольце вмешательство третьей стороны разорвало сообщество, но в последующих в текстах, где они приводят подробности, был отмечен только один случай прямой жалобы со стороны детей. Все остальные касались признаний подростков во время допроса и/или наблюдения за взрослым со стороны полиции (стр. 216f). Грот утверждал, что организованная проституция является следующей логической фазой “колец”, потому что молодежь усвоила, что секс - это “процесс обмена” и “средство достижения цели” (стр. 221, слова Грота).

III

Лживость педофила по-прежнему вызывала серьезные опасения. Одним из самых давних способов представления зла является респектабельный фасад скрывая что-то отвратительное. Эта “банальность зла” поощряла не только подозрительные взгляды на людей с мягкими манерами, но и помогала продвигать теории заговора для объяснения социальных проблем. Если внешность педофила традиционна, то внутреннее наполнено изъянами характера и интеллекта и является демоническим, потому что эти недостатки в совокупности порождают звериную гиперсексуальность. Несмотря на то, что подчеркивается заурядная внешность растлителя, все же существовал небольшой поджанр личностей, чья внешность и образ жизни отражают внутреннее загрязнение. Как и в художественной литературе, было несколько рассказов о растлителях, которые жили в среде, “заваленной мусором и воняющей мочой” (Кон, 1988). Как литературный прием, это может быть довольно занимательной и важной частью аргумента.

Одним из лучших примеров этого стала картина Келли Майклс, написанная Лизой Маншел. Мэншел начал с того, что сказал, что Майклс проживал в самом криминальном городе Нью-Джерси, жил в захудалом многоквартирном доме, лужайка которого “усеяна выброшенным мусором” (1990:18, 47). Майклс пах “отвратительно” и был “заросшим”, “невысокий и толстый”, с “толстыми костями, животом, широкой головой”; даже волосы у него были “густыми”.[44] Маншел описывает снимок Майклс как показывающий ”плоскую выпуклость под челюстью, [которая] намекала на двойной подбородок“, ее ”жесткую и несчастную" внешность, глаза, ”смотрящие вверх из лужи плоти", с глазами “темными, врезанными в белое лицо" (стр. 137f, 301, 48). На своем первом судебном процессе он был “немного полноват” и “бугрист”; во время экскурсии присяжных по детскому саду он выглядел “как ребенок предпубертатного возраста, толстушка, обтянутая тонким материалом”.[45] Мотив ожирения, рассмотренный в главе 1, теперь превращается в демоническую фигуру Лолиты. Когда Майклс был вызван в качестве свидетеля, он “перескочила” на трибуну и предстал в образе “маленькой девочки на сцене”, его голос звучал как “знойное мурлыканье с открытой девичьей интонацией” (стр. 299, 301). Замечание Майклса произнесено “невинно хриплым голосом”, и на полицейском допросе Маншел сказала (как будто она была там), что голос Майклса был “низким и дребезжащим: сексуальным. Но умоляющие, томительные взгляды принадлежали маленькой девочке” (стр. 304, 20). На суде Маншел сказала, что одежда Майклса “как на маленькой девочке была простой и милымой, но на двадцатипятилетнем теле она, казалось сексуальным образом” (стр. 137).

Маншель также пришлось сделать место предполагаемого надругательства таким же отвратительным, как и ее главный герой, поэтому здание было описано в готическом стиле, что сделало историю еще более захватывающей. Здание располагалось “жутковато сгорбившись”; оно было “похоже на лабиринт”, а проходы и тропинки вели к “неиспользуемым дверям или зарослям кустарника” (стр. 71, 27). Сама школа представляла собой “узел переплетенных проходов и лестниц” (стр. 56). Комнаты были “залиты мутным светом”, задернутые шторы делали комнаты “серыми и затененными”. Осматривая помещение, присяжные ”свернули из коридора в смежные комнаты"; возвращаясь, группе пришлось “разматывать” свой путь: “Петляя, пригибаясь, петляя по проходам, репортеры перешептывались...‘Боже, здесь можно заблудиться! Смотрите, еще одно укромное местечко”" (стр. 200f).

Более ранние теории рассматривали педофилов как отклонения от природы, мутантов, появившихся в обществе по какой-то не совсем объяснимой причине (Даттон, 1937). Уиттлс (1948) использовал фразу “конституционально неполноценный психопат”, сочетание Точка зрения сохранилась во многих местах; доктор Фред Берлин из Университета Джона Хопкинса Клиника сексуальных расстройств, считавшая, что многие педофилы имеют биологические, более либеральные объяснение аномалией в их мозге, гормонах или хромосомах.[46] Предполагало экологическую и культурную депривацию, при которой “дегенераты” могут быть результатом того, что им было отказано в половом воспитании и религиозной подготовке (Голдберг и Голдберг 1940). Наиболее часто приводимая причина ущербного характера, больше пропагандировавшаяся с середины до конца 1980-х годов, заключалась в том, что педофилы подвергались сексуальному насилию в детстве. Распространенная подтеория заключалась в том, что предпочтение педофилом определенного возраста отражало возраст, в котором у них самих “отняли детство”. Со своей обычной уверенностью Холлингсворт заявила: “Исследования были убедительными: растлители малолетних не рождались; они восстали из пепла растленных детей” (1986:19).

Несмотря на настойчивость репортеров и экспертов, на самом деле всегда были несколько профессионалов которые спорили по этому поводу, но очень мало критики просачивалось в популярные публикации вплоть до конца 1980-х годов, когда многие другие основные предположения начали робко подвергаться сомнению. Большинство из тех, кто квалифицировал позицию "подвергшиеся насилию становятся насильниками", сделали это, все еще сохраняя демоническую и подрывную характеристику педофила, как и Фонтан и Мулман, которые сказали, что только 30% насильников подвергались насилию в детстве (1991:65). Это была популярная идея, однако в 1994 году Бойл использовал замечание Фреда Берлина 1986 года о том, что “большинство педофилов подвергались насилию в детстве, утверждая, что от 50% до 85% растлителей подвергались сексуальному насилию (стр. 28). Однако в более поздней журнальной статье Абель и Харлоу решительно настаивали на том, что большинство педофилов “не подвергались растлению в детстве, но все равно развили в себе эту навязчивую идею”. Их “ненормальный сексуальный интерес к маленьким детям, вероятно, развивается изолированно от любого другого антиобщественного поведения”, - продолжили они.[47] Другие позже значительно расширили концепцию жестокого обращения, чтобы допустить любую возможность объяснения, когда они поняли, что у предыдущих заявлений были серьезные проблемы. Крудсон, например, предложил более всеобъемлющее причинно-следственное объяснение педофилии, полагая, что “независимо от того, подвергались ли они сексуальному насилию, избиениям или просто заставляли чувствовать себя никчемными, почти все взрослые, которых поймали за сексом с детьми, подвергались жестокому обращению со стороны кого-либо, когда они были детьми” (I988:64f).

Одним из наиболее распространенных недостатков, приписываемых педофилам, было сильное чувство вины, стыда и раскаяния. Чувство вины усиливает навязчивость педофилов, которые стремятся избавиться от него; любопытно, что в попытке убежать они каким-то образом становятся зависимыми от своих желаний (Гордон 1985:4). Многие полагали, что педофилы чувствуют себя настолько виноватыми, что на самом деле были рады быть задержанными (Флетчер 1991:151).

Другое убеждение состояло в том, что педофилам не хватает сочувствия к молодежи, и они превращают ее в объект, а также всех других людей в мире. Поскольку пол определяется просто как злоупотребление, педофилы не могут любить молодежь, “потому что мы не растлеваем, мы любим".[48] Педофилы по определению являются манипуляторами, “эгоцентричными берущими” (Остром, 1989). Они эгоистично озабочены своими собственными потребностями в отличие от “нормальных” или “здоровых” сексуальных отношений взрослых, которые, по определению, являются добровольными и эгалитарными. Эмоции, которыми педофилы “изливают” на своих партнеров, “по своей сути пусты”, и, в качестве дополнительной проверки, утверждалось, что молодые люди знают это и “никогда не обманываются” (Crewdson 1988: 69, 96) — вопреки теориям соблазнения. Любое равенство в отношениях было просто результатом проецирования педофилом характеристик взрослого на ребенка (Sanford 1982:108).

С другой стороны, также выдвигалась противоположная точка зрения, часто теми же самыми писателями, что педофилы могут “искренне любить детей” (Fletcher 1991: 130) и что у них могут быть позитивные и продуктивные отношения с детьми (Sonnenschein 1983; Фолькман и Розенберг 1985b; Хаттон 1989). Почти все авторы сообщали, что большинство сексуальных отношений между взрослыми и молодежью, по-видимому, происходят между людьми, которые знают, любят и доверяют друг другу. Несмотря на то, что их игнорировали и отрицали, к середине 1980-х годов голоса людей, у которых в юности были позитивные отношения со взрослыми, начали вновь публично звучать, сначала в основном от мужчин-геев, но позже от гетеросексуальных женщин, а также рассказывающих о своем опыте в качестве младшего партнера. Поэтому критикам пришлось попытаться объяснить это разнообразие опыта, которое угрожало чистоте теорий жестокого обращения и продвижению политических программ.

Некоторые допускали, что многие отношения поддерживались в течение длительных периодов времени. В качестве объяснения использовалось понятие тайны и длительность отношений объяснялись как результат угроз и соблазнительных манипуляций. Другим объяснением было то, что подросток был либо неполноценным (одиноким, заброшенный) и/или результат неблагополучной семейной ситуации. Уязвимый, бессильный или ущербный ребенок, несостоявшийся родитель и распавшаяся семья помогли влиять на независимую молодежь. Точно так же объяснения, связанные с потребностями молодежи во власти, сострадании, “утешении”, тепле, понимании и так далее, помогали отрицать и клеймить позором сексуально активных детей, которые искали и испытывали удовольствие и похоть. Только в качестве платы за материальные и эмоциональные подарки младший партнер “должен выполнить несколько физических действий”, как красиво выразился один полицейский (Fletcher 1991: 142).

Сэнфорд настаивал на том, что педофилы не имеют никакого представления о “последствиях” своих действий, что было популярным рефреном того времени (1982:89). Предполагались только негативные последствия, и когда педофилы или их партнеры указывали на продуктивные отношения, они были поспешно отвергнуты, как это сделала Сэнфорд, когда она объяснила долгосрочные отношения результатом “невероятного терпения педофила в его преднамеренном совершении преступления”. Настаивая на клише о том, что сексуальные отношения между молодежью и взрослыми основаны только на злоупотреблении властью, она вынуждена была признать, что “В таких областях при принятии решений, участии в спортивных состязаниях или разговоре преступник и жертва равны. На самом деле, ребенок может обладать немного большей властью в отношениях, чем преступник” (стр. 103). Чтобы прийти в себя, она продолжила: “В воображаемой жизни преступника ребенок не только инициирует сексуальные отношения, но и поощряет их продолжение. Он также может зайти так далеко, что поверит, что друзья жертвы ищут его по ее рекомендации”. Она процитировала двадцатичетырехлетнего мужчину:

У меня не было ни мира, ни умиротворения. Сначала она продолжает возвращаться, потом она нарушила свое обещание и рассказала другим детям, и они начали приставать ко мне, потому что, по их словам, ей это очень понравилось. Это был один из тех других детей, который донес на меня. Я все еще люблю ее. (стр. 104)

Точка зрения Сэнфорда отражает не только страх перед сексуальными детьми, но и незнание собственных социальных отношений детей и того, как взрослые могут вписаться в них.[49] Хиллману и Солек-Теффту (1988: 138f) пришлось уделить значительное место аргументам против отношений, которые, с одной стороны, по их мнению, могли бы быть благоприятными и “воспитывающими”, но, с другой стороны, который они характеризуют языками ненормальности, аморальности и извращенности, перекликаясь с ранней полемикой Форварда и Бака (1978) и Гайзера (1979). Очевидно, незнакомые с социальной теорией и исследованиями последней половины столетия, Хиллман и Солек-Теффт отвергли как “крайнюю точку зрения” тот факт, продемонстрированный исследователями (отвергнутыми как “сторонниками”), что ценности возникают в социальных и культурных процессах и поддерживаются ими, а не исходят от сверхъестественных существ, движений планет. Не оставляя себе иного выбора, кроме как поддержать абсурдные и деструктивные законы, Хиллман и Солек-Теффт настаивали на том, что, хотя и существуют некоторые “серые зоны”, дела обоих “довольно независимы и зрелый семнадцатилетний” и семилетний подросток должны подчиняться одним и тем же правилам общества.

Потребности растлителя также рассматривались как преходящие. Педофила привлекали только “наивная невинность” и покорность (Rush 1980: 164). Но, как нам сказали Мартин и Хаддад, “к тому времени, когда ребенок диктует своё, маневрируя, будь то в постели или на публике, педофил может стремиться найти нового партнера.[50] Из-за ограниченности своих желаний и потребности доминировать педофил вынужден искать другие отношения.[51] “Окончательный отказ” — это новые отношения, часть травмы, причиненной взрослым. Это обвинение, как в распущенности, так и в нарциссизме, было аналогично тем, которые использовались против более широкого круга других сексуальных отношений в тот период. Педофилы не могли и не желали быть моногамными; считалось, что у них может быть от пяти до семи партнеров в любой момент времени (Fletcher 1991: 131).

Другим предполагаемым главным недостатком характера была низкая самооценка или ее отсутствие, широко распространенное психологическое клише. Это обвинение продолжило традицию рассматривать сексуальных девиантов как слабых, пассивных, неуверенных в себе, неадекватных, импотентных, незначительных, социально и сексуально неумелых, одиноких, незрелых и инфантильных. Поклонники классических утверждений о гомосексуальности хорошо знакомы с этим общим клеймом.[52] Другие утверждали, что педофилы “регрессировали” зацикливались, имели “серьезные отклонения” и были “пограничными психотиками”.[53] Низкая самооценка в сочетании с манипулятивными наклонностями толкают педофила на “акты самоуничижения и осквернения” (Crewdson 1988:62), к которым он каким-то образом затем становится зависимым. Хиллман и Солек-Теффт (1988: 136) предположили, что педофилы происходят из подгруппы мужчин, которые не в состоянии справиться с повышением статуса и власти женщин, поэтому они уходят в “хобби, работу, социальные группы и клубы, других мужчин, детей, порнографию, проституток или экзотические приключения...”

С другой стороны, педофилы рассматривались (часто теми же критиками, не обращающими внимания на противоречия) как лишенные угрызений совести и чувства вины (Виейра, 1988, цитируя Postal Инспектор службы Джон Роберти). У них было “мало, если вообще были, моральных угрызений совести” (Голдберг и Голдберг 1940: 142) или они были “моральными калеками” (Уиттлс 1948). К концу 1980-х годов значительная часть дискурса была посвящена тому, чтобы показать, насколько самонадеянными были педофилы. Либералы говорили, что у педофилов слишком низкая самооценка и они нуждаются в терапии и устранении. Консерваторы считали, что у педофилов слишком завышенная самооценка и они заслуживают наказания и устранения.

Эта дерзость воспринималась как поза превосходства. Педофилы гордились тем, что они чувствовали и делали, и считали себя и свои поступки “нормальными”. Некоторые “считают, что они не сделали абсолютно ничего плохого" (Fletcher 1991: 150, курсив в оригинале, цитата чикагского полицейского). Брайан Карем был поражен тем, что педофилы “считают остальных из нас аморальными, потому что мы с ними не согласны!" (Самый разыскиваемый в Америке", 17 декабря 1994 г.). О'Брайен сказала, что один из ее испытуемых не видел ничего криминального в своих отношениях и не стал бы использовать слова “жертвы” или “растление”; он рассматривал свои встречи как ”интрижки", - говорит она.(1986:153)

Критиков особенно беспокоило, что педофилы (и другие) имеют подготовленные тексты не только доказывающие их философию, но и предоставляют контраргументы. “Многие педофилы также пишут длинные трактаты, утверждая, что их сексуальные предпочтения нормальны, и обвиняя общество в том, что оно запрещает им свободу выражения мнений”, - сказал возмущенный репортер (Emmerman 1985a). Это проявление “оправданий и ошибочного мышления; это просто “извращенная логика” (Остром, 1989). Картрайт (1994: 104) сказал, что педофилы демонстрируют “когнитивные искажения или неспособность признать, что даже самый отвратительный поступок - это что угодно, кроме нормального поведения”. Педофилы должны частично удовлетворять свой особый инстинкт группирования, чтобы они могли “обменяться... недоделанными философиями” (Crewdson 1988:96).

Во многом изменение мнения от представления о педофиле как о неадекватном и пассивном к маниакальному было вызвано тем, что большинство образов педофила сталкивались с эмпирическими трудностями из-за продолжающегося политического присутствия педофилов, упрямого упорства либеральной сексологии и продолжающегося распространения радикальной сексуальной политики. Демонизация также была частью более масштабного движения к более агрессивному и враждебно настроенному “нападки на политику” и культурная война, объявленные в 1980-х и начале 1990-х годах. Такое негодование было явным признанием политического конфликта. “Иногда эти педофилы становятся воинственными, потому что думают, что мы ущемляем их права”, - сказал Арчи Анз, агент таможенной службы Соединенных Штатов (Хаттон, 1989). Критики были поражены, увидев, что некоторые педофилы чувствовали себя мучениками в борьбе за сексуальную свободу (Linedecker 1981:285) или на переднем крае культурной революции (Crewdson 1988:96). Что еще опаснее, многие педофилы настаивал на том, что у детей есть права на их собственную сексуальную свободу.

Эту дилемму можно было решить, только отрицая политическую легитимность. Для этого необходимо было жестко поставить педофилу под сомнение преступность и патологию, отвергнув любую научную критику, а политические вопросы отбросить как несущественные. Политические оппоненты стали “социопатами”. Педофил “втайне верит, что правила и законы предназначены для других”, и они не понимают “нормальных социальных границ”, утверждал Крудсон.[54] Следовательно, “педофилы пойдут на любые хитрости, чтобы обойти закон” (Хаттон, 1989, цитируя Бо Сазерленда, Таможенная служба).

Психологизация включает в себя второй метод, простое обзывательство. Для Крюдсон, рассматриваемый с точки зрения психиатрической теории 1950-х годов, педофил - идеальный нарцисс.[55] У него не только завышенное мнение о себе, он не может хранить никаких секретов и всегда “принижает достижения других”. И еще: глубоко в своей извращенной психике педофил “предается грандиозным и совершенно нереалистичным фантазиям — стать миллионером, стать кинозвездой, стать Президентом...” (1988:61). Именно педофил, и никто другой, “навязывает свою собственную интерпретацию поведению других” (стр. 62), очень интересное обвинение в свете количества судебных процессов о сексуальном насилии и скандалов с восстановленной из памяти, только пару из которых упомянул Крудсон. В качестве примера настоящего педофила, пришедшего домой, Крудсон указал на бывшего клоуна Джона Гейси.[56]

Чтобы помочь затмить политические последствия секса между молодежью и взрослыми, демонический педофил был реанимирован, хотя и сохранен с чуть большим количеством трудностей. То малое признание разнообразия сексуальных отношений между молодежью и взрослыми было утрачено из-за простодушных дихотомий к середине 1980-х годов, чему в немалой степени способствовала неспособность ранних наблюдателей использовать какой-либо другой язык, кроме языка растления, изнасилования, рукоприкладства, нападения и жестокого обращения. Для многих стало довольно обычным делом и довольно волнующим видеть педофила, сначала выставленного напоказ в своем респектабельном обличье, а затем услышать, что они “уходят в темноту и делают с подростками такие вещи, которые образуют отвратительные эпизоды в порнографических фильмах” (Льюис, 1987). Суть этого рисунка, гиперсексуальный зверь, столь интенсивно культивируемый популярной литературой и фактами. После кратких и поверхностных жестов психологической терпимости, если они вообще были, писатели того периода вложили большую часть своей энергии в детализацию своих представлений о сексуальной гротескности, “предельной порочности” (Linedecker 1981: 302). На протяжении более двух десятилетий новостная индустрия и индустрия развлечений наслаждались, фактически купались в изображении того, что это означало.

Растущая эротофобия, начавшаяся в середине 1970-х, требовала гедонистического фона. Гомосексуалист стал неприемлемым для использования в качестве злодея, несмотря на толпы верующих. К середине 1980-х создатели популярного факта почувствовали себя глубоко прогрессивными и просвещенными, когда настаивали на различии между гомосексуалистами и педофилами. В одной из глав SLAM использовался учебный фильм в классе. "Педофил" в своих информационно-пропагандистских программах был одним из самых гомофобных из многих антипедофильских фильмов, доступных в то время. Когда его попросили объяснить идею фильма о том, что “практикующие гомосексуалисты” предпочитают мальчиков и даже девочек-подростков, как представитель SLAM, так и представитель офиса окружного прокурора округа решительно отрицал какую-либо связь между гомосексуальностью и педофилией.[57] Говорилось, что такие люди, как Джон Уэйн Гейси, гомосексуалисты не оправдывают отношения между взрослыми и молодежью, Гейси утверждал, что убивают, потому что они “садисты и педерасты”, а не потому, что они гомосексуалисты, ответственные”гомосексуалисты не потворствуют отношениям между взрослыми и молодежью, и журналисты и профессионалы призвали геев не защищать педофилов или секс между поколениями. Гомосексуальность рассматривалась как отдельная сущность, психологически и морально отличная от педофилии; большинство геев и лесбиянок “испытывают такое же отвращение к сексу с ребенком” (Мартин и Хаддад 1982: 37, sic). “Патологическая педофилия не является ни гомосексуальной, ни гетеросексуальной. Это болезнь, это отравление. Это преступно”, - заявил автор редакционной статьи в Philadelphia Inquirer от 13 сентября 1984 года.[58]

В основе всех своих грехов педофилы - “искатели удовольствий — они делают то, что кажется приятным в краткосрочной перспективе, и не думают о последствиях”, - жаловался психотерапевт Стив Сильвер (Ostrom, 1989). Это то, что движет компульсивной распущенностью педофилов и их влечением к различным сексуальным “отклонениям”. Капитан полиции Лос-Анджелеса Уильям Риддл сказал, что “Когда вы арестовываете растлителя малолетних, вы арестовываете человека, который делал это день за днем, неделю за неделей” (Love, 1982). Многие власти полагали, что педофилам все равно, мужчина потенциальный партнер или женщина, главное, чтобы это был ребенок и они могли наложить на него руки.

Сол Гордон был уверен, что педофилов возбуждают не только подростки, но и “мысли об изнасиловании, о том, что они занимаются этим с животными..., подвергают пыткам, причиняют кому-то боль, заставляют или обманом заставляют ребенка мастурбировать и наблюдают за людьми во время полового акта”.[59] В свидетельских показаниях по делу во Флориде округ Walk, касающемуся достоверности обвинений в ритуальном насилии, Саммит сказал, что терроризирующие ритуалы и действия, такие как дефекация или мочеиспускание на детей, распространены и “предсказуемы в большинстве случаях растления малолетних”. Он сказал, что эти действия совершаются для сексуального удовлетворения (любой, кто достаточно извращен, чтобы интересоваться детьми, достаточно извращен, чтобы находить удовольствие в “проблемах с туалетом”), для чистого безобразия и для создания алиби (Холлингсворт 1986: 470). Его образ был пример неконтролируемого, но преднамеренного извращения, каждый элемент которого хорош сам по себе, но довольно противоречив в сочетании.

Помимо того, что он был простым гедонистом, педофилу приписывалась более декадентская сущность. Отчасти это связано с ассоциацией педофилии с употреблением алкоголя и наркотиков. Макколл (1984b) и Остром (1989) утверждали, что по меньшей мере половина всех педофилов злоупотребляют наркотиками и алкоголем, а также детьми. Хиллман и Солек-Теффт сначала сказали, что употребление алкоголя и наркотиков не является существенной характеристикой, но несколькими страницами позже они с не меньшим упорством настаивают на том, что педофилы обычно ведут себя “импульсивно из-за внешних факторов, таких как алкоголь или наркотики” (1988: 112, 134). Крудсон добавил, что педофилы, как нарциссы, также злоупотребляют пищей, склонны к алкоголизму и ожирению (1988:63).

“Аддикция” была предложена в качестве стигматизирующего объяснения многих религиозных обрядов, недавно психологизированная идея, восходящая к трактатам 18-го века о морали и нравах. Аддикция в 1980-х годах была заменой более старым терминам “одержимость” или “принуждение”. Но какая бы фраза ни использовалась, она выполняла функцию нарастающий патологии. Антинаркотическая истерия была на высоком уровне в середине 1980-х, и было эстетически легко и политически необходимо применить образы наркомана к педофилу. Джеральд Каплан, директор лечебного центра в Миннеаполисе, сказал, что, как только педофил занимается сексом с подростком, “подобно героинщику, он быстро подсаживается” (McCall 1984b). Журналисты снова оказались на переднем крае создания образов зависимости (Pienciak 1984a; Brody 1990). Сол Гордон сурово отчитал своего воображаемого педофила за то, что “ужасные побуждения” толкают его на удовлетворение, но, хотя напряжение спало, “ты знаешь, что это ненадолго”, - сказал он с драматическим предчувствием (1985:4).

Патология передавалась полемическим использованием таких терминов, как “девиантность”, “неестественный” (термин, получивший широкую известность после того, как подвергся насмешкам за его использование против гомосексуалистов), “ненормальный”, “извращенный”, “нездоровый”, "аберрантный”. Взрослый и одно из наиболее употребляемых слов в тот период — “неуместный".[60] Сексуальность предполагает взаимное участие, заботу о потребностях обоих партнеров и атмосферу уважения и доверия. Все эти факторы отсутствуют, когда взрослый вступает в половую связь с несовершеннолетним”, - уверенно заявил нам Куни (1987). Возвращаясь к мотиву Тайны, психологическая болезнь ассоциировалась, как в классических текстах, так и в фольклоре, с болезнями и подземными демоническими царствами. Рассказывая о деле Келли Майклс, мать сказала, что расследование было “похоже на вскрытие фурункула на коже”. “После зондирования гной начинает сочиться и вскоре вытекает из раны”, - сказала она; предполагаемое жестокое обращение было похоже на “гигантскую инфекцию” (Кроули 1990:44).

Нарративной разновидностью этого была история о растлителе-со-СПИДом-, заражающем-невинных-детей. Сообщения связывали предполагаемый рост сексуального насилия с распространением СПИДа, и в 1984 году офицер полиции сказал мне, что СПИД распространяют педофилы. Одним из заметных элементов этой паники было то, что арестованным были предъявлены обвинения в покушении на убийство. Наиболее широко освещался случай с “дядей Эдди” (Эдвард Савиц), который, будучи ВИЧ-положительным, занимался сексом с сотнями мальчиков. Его арест вызвал “менталитет толпы линчевателей” и сотни звонков в центр по борьбе со СПИДом на горячую линию поступило сообщение от молодежи, которая занималась сексом с этим мужчиной. Его залог был установлен в рекордные двадцать миллионов долларов, но он умер в марте 1993 года, за месяц до начала судебного процесса. В то время было признано (хотя и преуменьшено средствами массовой информации), что никто не заразился от секса с ним.[61] ВИЧ-позитивному мужчине в Орегоне были предъявлены обвинения по 26 пунктам в покушении на убийство за то, что он якобы принуждал к сексу несовершеннолетних. Дело имело обычные сатанинские атрибуты, и в жанровой манере анонимная статья Associated Press (1992v) начиналась словами: “Они плачут слишком часто и слишком страшно much...An 8-летний мальчик спрашивает... умрет ли он...7-летняя девочка рыдает часами...” и т.д. и т.п. Коллекция клише KXAN-TV не могла позволить себе пропустить это. В одном из их выпусков (13 ноября 1992 года) рассказывалось о мальчике, которому отсосал пенис ВИЧ-положительный мужчина. Анализы мальчика давали отрицательный результат каждые три месяца, что неудивительно: такая форма секса, по-видимому, является одной из самых безопасных, не упомянутых в серии “углубленных”. Беспокойство, паранойя и ненависть поощрялись комментаторами KXAN, объявил, что у растлителей, как предполагается, более высокий уровень заражения ВИЧ, потому что педофилы более сексуально активны — с другими взрослыми. В то время как утверждения о том, что педофилы представляют угрозу заболевания, были достаточно распространены, заявление филиала NBC было уникальным в повествовательном корпусе "истерии".

Болезнь обычно рассматривается как скрытое явление, и образы объединяются: “Сексуальная девиантность начинается как скрытая мысль, которая выливается в открытое поведение” (Кинг, 1988). Ряд авторов подчеркивали связь этой секретности с мастурбацией, как правило, частным или уединенным поведением (до тех пор, пока проблемы со СПИДом не помогли превратить его в социальную деятельность). Поскольку аутоэротизм связан с игрой личных фантазий, образ мастурбирующего педофила был добавлен ко всем уже упомянутым негативным валентностям и был особенно связан с образами педофильского секса как тайного, компульсивного, отчаянного и неистового. Популярные писатели и профессиональные эксперты неоднократно сходились во мнении, что сексуальные интересы педофилов являются “навязчивыми идеями”: они “импульсивны” и “ведомы”, а “пожизненное, неконтролируемое принуждение”. Это “желание настолько сильное, что почти всегда заканчивается преступлением”, - торжественно предупредила репортер Ронда Роуленд (CNN Представляет, “Похитители детства”, 5 февраля 1995 г.). Признающийся педофил сказал: “Я буду сексуальным преступником до конца своей жизни, я не могу контролировать свои импульсы. ... Мне не нужен мотив; у меня есть мотив, [sic] Это просто для удовлетворения моих извращенных сексуальных влечений. Что мне нужно, так это возможность”.[62]

Точно так же мужчина написал “Дорогой Эбби”:

Я не могу сосчитать, сколько маленьких мальчиков я изнасиловал. Я знаю, что я заболел и умолял, чтобы меня заперли и упрятали подальше. Я проходил лечение и думал, что вылечился, но у меня был первый шанс. Я сделал то же самое снова. Я ненавижу себя и то, какой я есть. (Ван Бюрен 1989) 

Мартин и Хаддад предложили свои идеи относительно того, почему педофилы целеустремленны, доведены до отчаяния и опасны (в отличие от родительских мотивов).

...педофил должен действовать быстро, чтобы удовлетворить все свои желания, пока его жертва не повзрослела. Он знает, что сидит на бомбе замедленного действия. За те короткие месяцы или несколько лет, что существуют отношения, любящий ребенка будет снимать, записывать и хранить свой короткий роман... Он втиснет в него, короткие дни, недели или годы - воспоминания на всю жизнь, потому что он понимает, что это не может длиться вечно. Но пока это существует, он наслаждается моментами, которые разделяет с этим юношей, и будет вспоминать те времена с другими педофилами… (1982: I5; 37, 85f)

Теория того периода заключалась в том, что педофилы фотографируют детей, потому что тогда они “никогда не повзрослеют”.[63] Другой текст Мартина и Хаддада (1982: 77f) продолжает: “Когда память потускнеет, фотографии будут извлечены, и полное воспоминание об этом событии взорвется в памяти и разуме педофила. Изображения могут “потускнеть”, но, что больше соответствует одержимому сексуальному извергу, они могут просто изнашиваться от такого частого использования (Brody 1990). В любом случае, взрывающийся педофил должен снова начать свой поиск большего количества материала, новых, более свежих и жестких изображений. Питерс (1986:28) сказал: “чем больше растлитель подвергается воздействию детской порнографии, тем грубее и насильственнее должен быть порнографический материал, чтобы вызвать сексуальное возбуждение”. Хуже того, сексуальные картинки или фантазии заставляют педофила искать реального сексуального контакта.[64] Популярный мотив, это было подтверждено признанием педофила, как когда “Джо, осужденный растлитель”, скрытый в тени, сказал: "как только ты начнешь фантазировать...ты сделаешь это” (KXAN-TV, 12 ноября 1992). Очень хороший текст из книги Стратфорда иллюстрирует эту концепцию:

Для большинства из этих мужчин, вероятно, все началось много лет назад с журнала типа Playboy и фильма с рейтингом X, но вскоре их сексуальные фантазии не были удовлетворены... Для удовлетворения потребовалось жесткое порно. Естественный секс остался позади... Как только грань “нормального” пересекается, пламя раздувается во все возрастающую ненормальную, неконтролируемую тягу к извращениям, которые заканчиваются жестоким обращением, пытками, животным поведением, сексом с несколькими партнерами и сексом с детьми. Тяга становится все более и более девиантной, в конце концов достигая кульминации в сексуальных актах, которые почти немыслимы для ума, не загрязненного жесткой порнографией. (1988:69)

Как и все хорошие образы дегенеративного ужаса, фундаментальное убеждение заключается в том, что это ”прогрессивно", как используют термин патологоанатомы. Это растет, распространяется; скатывается по печально известному скользкому пути, это “всепоглощающее”, как выразилась прокурор Техаса Клэр Доусон-Браун (1985:54) объявил восприимчивому комитету Сената США в 1984. То, что движет педофилами, возможно, когда-то было всего лишь небольшим вирусом в организме хозяина, ожидающим надлежащего воспламенения. Сан-Бемадино, шерифы Калифорнии Детектив Р.П. “Тоби” Тайлер предупреждал, что “педофилы начнут фотографировать невинных детей” (Фолькман и Розенберг, 1985b), но как только они начнут, педофил быстро выйдет из-под контроля.

Сексуальные фотографии рассматривались как органическая необходимость педофилии. Они не только собирают материалы сексуального характера, “Они собирают кепки, бечевки, что угодно. Один парень хранил чек из круглосуточного магазина на безалкогольный напиток сроком на шесть лет”, - сказал Джейк Снайдер, помощник прокурора Соединенных Штатов (Хаттон, 1989). Но основное внимание педофила сосредоточено на самом “детском порно”. Коллекция педофилов - это вся их жизнь“, - сказал чикагский полицейский (Fletcher 1991: 142, курсив в оригинале). Педофилов также обвиняли в сборе научно-популярных текстов о педофилии как способе “узаконивания” своих интересов. Книги в чьем-либо доме стали элементами криминалистического профиля и могли использоваться в качестве доказательств в суде. У педофилов есть комната, шкаф или тайное убежище, которое они держат “закрытым для всех". ... ‘У большинства из них целые комнаты забиты детской порнографией...”[65]

По сравнению с только что приведенными образами, описание, данное Холлингсвортом, психологами Джо и Лори Брага, следователям по делу о загородной прогулке во Флориде, существенно отличается. Джо Брага был “коллекционером памятных вещей”, таких как “корешок билета, наклейка с парковки, ключи". Но здесь нет психопатического принуждения, только элементы “разлитых по бутылкам воспоминаний, предназначенных для того, чтобы их откупорили и наслаждалися в тихие минуты размышлений. Браг был безнадежным романтиком, вздохнул Холлингсворт (1986: 28, 267). Часть этой коллекции состояла из фотографий “особенных детей” Лори Браг, тех, кого он консультировал, детей, запечатлевших то же одухотворенное выражение ребенка, который чувствует, что его понимают” (стр. 29). Позже Холлингсворт рассказал, как Лэннинга из ФБР спросили, были ли найдены какие-либо несексуальные фотографии детей в доме обвиняемых Фастеров, были, и Лэннинг пренебрежительно ответил: “Типично” (стр. 240). Холлингсворт были утверждал, что на всех фотографиях детей, сделанных опекунами их подопечных, было мало улыбок. Те, у кого были улыбки, казались ей вымученными: “в их глазах отражалась глубокая и тревожная меланхолия, когда Фостер улыбнался на одной из фотографий, показанных ему прокурором, однако шокированная Холлингсворт восприняла это как “откровенное удовольствие”; она подумала, что Фустер “чуть ли не пускал слюни” (стр. 382, 386).

По-настоящему страшно осознавать, что педофил вышел из-под контроля, а также осознавать, что он на свободе. Мартин и Хаддад рассказывают нам небольшую историю в конце своей книги, в которой они вспоминают педофила, которого они знали.

[Его] поведение - поведение святого. Он действительно "мягкий человек: чувствительный и заботливый, ему не нравится тот факт, что он педофил. Он не хочет растлевать ваших детей...его скоро выпустят; он попытается контролировать свое поведение.

Если он почувствует, что ваша дочь нуждается в любви, сможет ли он повернуться к ней спиной?? (1982:128, курсив в оригинале)

Позже на собрании коллег-экспертов Мартин сказал: “как только педофил завладеет вашим сыном или дочерью, мы с вами, как родители, не сможем конкурировать” (1984:204). Он прочитал письмо, предположительно, от заключенного педофила, который писал: “Скоро я буду растлевать вашего ребенка... меня невозможно остановить” (стр. 199f)

Эффект, создаваемый сочетанием двух нарративов — текстов "они-повсюду" и "любой может-оказаться-педофилом" и текстов "звери на свободе", — это попытка вызвать еще более тревожную эмоциональную вовлеченность со стороны целевых рынков. Его смысл, выраженный бессмертными словами Кевина Маккарти из “Вторжения похитителей тел” 1956 года, заключается в том, что "Ты СЛЕДУЮЩИЙ!"

Жертва была основной частью развлечения.

6

ФАКТИЧЕСКАЯ ЖЕРТВА

Распространение “виктимологии” в начале 1970-х было воспринято некоторыми как часть попытки контроля над поведением. Кэтлин Барри была соответствующим образом чувствительна к этому и предложила хорошо сказанную статью:

  Статус “жертвы” создает менталитет, вызывающий жалость и печаль. Виктимизм лишает женщину целостности ее человечности на протяжении всего опыта... Присвоенный ярлык “жертвы”, который изначально предназначался для привлечения внимания к опыту сексуального насилия, становится термином, выражающим идентичность этого человека... Виктимизм — это объективация, которая устанавливает новые стандарты для определения опыта; эти стандарты отвергают любой вопрос о воле...[1] 

К сожалению, на протяжении большей части своей книги Барри игнорировала подтекст своей собственной мысли, точно так же, как она игнорировала природу многих своих источников, называя все сексуальные отношения между взрослыми и молодежью “сексуальным рабством”. Она лениво использовала все клише, которые другие люди с противоположными, но пересекающимися политическими программами сочли бы столь полезными в ближайшие годы.

Как вторая фигура в символической троице секса взрослых и молодежи, возможности для вовлечения были велики: каждый ребенок, мальчик и девочка, был мишенью, традиции журналиста требует, чтобы изложение крайностей представлялось как обычное явление, поэтому основной тенденцией того периода было объявление самого молодого возраста, к которому стремится педофильская похоть, создавая впечатление, что “чем моложе, тем лучше". Подтекст заключался в том, что как только человек начинает заниматься сексом с несовершеннолетними, он вынужден находить все более молодых партнеров, Клаудия фон Верльхоф, сказала в 1986 году, что “жертвы все время молодеют” на сексуальных картинках (Thiirmer-Rohr 1991: 201). Томас (1991:206) указал, что эксперты были уверены в существовании проституции укомплектованными пятилетними детьми”, и пообещал двухлетних, если понадобится. Адвокат Алан Розенфельд начал свои семинары по сексуальному насилию с раздачи пары детских туфель, чтобы показать уязвимый возраст и размер предполагаемых жертв; соглашаясь, Мэри Лэнс из United Way в Сан-Антонио, штат Техас, настаивала на том, что “большинству детей, подвергающихся сексуальному насилию, 5 лет и младше”.[2] Джойс Томас, директор детской больницы в Вашингтоне, округ Колумбия, по защите детей сообщил, что средний возраст жертв составляет 8 лет, и иногда видны младенцы (Marriot 1984a). Роберт Джой из почтовой службы утверждал, что половые сношения с трехмесячными младенцами “случаются” (Pienciak 1984a). Детектив Дворен сказал, что он “видел, как растлевают и фотографируют детей в возрасте 18 месяцев” (The Crusaders, 22 января 1995 г.). Вуден заявил, что “дети [подвергаются] растлению, находясь в инкубаторе, маленькие младенцы”.[3] Хаддад сказала, что фотографии трехлетнего ребенка “сексуальны” для педофилов; самой юной жертве, о которой она знала, было “всего несколько часов".[4]

В художественной литературе говорилось, что самых выдающихся детей искали педофилы. В то время как в предыдущей главе мы видели, как некоторые считали, что педофилы предпочитают светловолосых голубоглазых детей, в популярной литературе это было менее распространено, хотя и выглядело как тактика, призванная подчеркнуть угрозу, которую педофилы обычно представляли. Динова предупредила комитет Конгресса, что “Дети, которых забирают преступники в этой стране, обычно являются стабильными, добросовестными, благородными и интеллигентными, которые однажды станут лидерами нашего общества”. Фредериксон (1992:80) сказал, что “Жертвы часто являются самыми лучшими и умными, кого только может предложить семья”.[5] Но в целом угроза была представлена более демократично, что давало всем детям шанс стать жертвами.

I

Количество жертв растления, рассчитанное с точностью до одного знака после запятой на педофила, попыталось придать достоверности изображениям: 62,4 для растлителей девочек и 30,6 для растлителей мальчиков,[6] “68,3 растления на одного преступника” (Коллинз 1982, цитируя Джина Абеля), “в среднем 70 детей” (Кеннеди 1992), “десятки” или “баллы” (Крудсон 1988:98), 175 (терапевт Роберт Повицкий в Смит 1992), от 150 до 380 (Хиллман и Солек-Теффт 1988: 112), 23 для любителей девушек и 282 для любителей мальчиков (Абель и Харлоу, 1987), триста,[7] “сотни,”[8] 1850 детей-жертв на одного педофила[9] и так далее. Итогом подсчетов стали списки.

1 из 4 женщин подвергнется сексуальному домогательству или изнасилованию до достижения двадцатилетнего возраста. (Предупреждение о защите детей за 1985 год, со ссылкой на данные ФБР)

1 из 3 девочек и 1 из 6 мальчиков до 18 лет.[10]

...по данным штата Вашингтон, от 33 до 46% всех детей подвергаются сексуальному насилию до достижения ими 18-летнего возраста. (Мартин и Хаддад 1982:54) 

..до того, как им исполнится 18 лет , до половины всех девочек и 10 процентов всех мальчиков подвергаются сексуальнму насилию... (Pienciak 1984a)

46% жертв сексуального насилия - мальчики. (Бойл 1994:31)

Из 50 000 случаев похищения незнакомцами [каждый год] 5000 детей возвращаются целыми и невредимыми, в то время как 5000 находят мертвыми. Остальные 40 000 просто исчезли. (Бартимус 1982)

[50 000 детей] ежегодно похищаются преступным путем: сообщается, что более 3000 из них убиты. (Вуден 1985b: 54) 

205 детей пропали без вести в час, 4932 в день, 1,8 миллиона в год.[11] 

Два миллиона детей пропадают без вести каждый год, и о 400 000 из них больше ничего не слышно. (Куба, 1984)

...каждые 60 секунд незнакомец крадет ребенка в США.[12]

Каждый год около 4600 [детей] забирают незнакомцы. Из них все, кроме примерно 150, возвращаются в свои семьи.[13]

Каждый год около 300 детей...похищаются незнакомцами, как правило, подвергаются сексуальному насилию и пыткам, большинство из них убиты или так и не найдены. Еще 4200 ненадолго похищаются, подвергаются растлению, изнасилованию или изувечению и освобождаются с повреждениями на всю жизнь. (Хейл, 1993)

По меньшей мере половина случаев сексуального насилия связана с принудительным участием в детском порно; 300 000 человек в возрасте до 16 лет по всей стране вовлечены в детскую порнографию. (Фолькман и Розенберг 1985а; Рашке 1992: 345) 

600 000 детей ежегодно “используются” порнографической индустрией.[14] 

...по оценкам, 1,2 миллиона детей ежегодно подвергаются эксплуатации в детских секс -клубах и порнографии, согласно данным организации "Женщины против Порнографии".[15]

Даже по самым скромным оценкам, ребенок подвергается сексуальному насилию в этой стране каждые две минуты.[16]

Ежедневно сообщается о более чем 1100 новых случаях сексуального насилия над детьми. (Испуганное молчание, 1992)

95 процентов всех пропавших детей являются жертвами похищений, связанных с оккультизмом.[17]

7-10% всех лиц, переживших жестокое обращение, являются жертвами ритуального насилия.[18]

Наиболее распространенной статистикой того периода было то, что 25% всех несовершеннолетних имели или будут иметь насильственный сексуальный контакт со взрослым. Пег Фостер, социальный работник, содиректор отделения по борьбе с сексуальным насилием в больнице Ньюарка, штат Нью-Джерси, и следователь по делу Келли Майклс, заявила в 1985 году, что у каждого третьего ребенка в Соединенных Штатах к 18 годам будет “неподобающий сексуальный опыт” (Manshel 1990: 29, Рабинович 1990:56). Обычная сноска к этому повествование сводилось к тому, что цифры взяты только из зарегистрированных случаев; по оценкам, от 20% до 99% всех сексуальных контактов между взрослыми и молодежью не регистрируются. В раздражении, Питерс (1986:17) спросил: “Кто не подвергался сексуальному насилию? очень хороший вопрос, но никто на него не ответил.

На самом деле “сексуальное насилие” определялось по-разному и часто расплывчато. Почти все, конечно, учитывали любой сексуальный контакт со взрослым, и многие включали секс со сверстниками среди молодежи. Также жестоким обращением считались отношения, на которые молодежь давала согласие или к которым стремилась. Некоторые считали жестоким обращением предложение или просьбу о сексе со стороны взрослого, а также любое непристойное и аморальное действие, [совершенное] с намерением пробудить или удовлетворить сексуальные желания либо ребенка, либо человека” (Хаганс и Кейс 1988: 22). Некоторые определили жестокое обращение как любой контакт, “при котором существует дисбаланс в возрасте, размере, власти или знаниях.[19]

С середины 1980-х годов поле деятельности значительно расширилось, предоставив взрослым возможность участвовать в качестве ребенка-жертвы. Басс и Дэвис дали длинные списки повседневных стратегий “совладания”, из которых можно было выбрать показатели забытого жестокого обращения, и поощрялось копание в воспоминаниях (1988: 33-39). Многие были очень прямолинейны: “Если вы думаете, что подвергались жестокому обращению, так оно и было. Если вы не уверены, то, вероятно, так оно и было”, - заявил Фармер (1989:12), а психотерапевт Венди Мальц предположила: “Если вы чувствуете, что подверглись сексуальному насилию, и у вас нет воспоминаний об этом, вполне вероятно, что так оно и было. ... Когда у людей возникают подозрения в сексуальном насилии, обычно это происходит потому, что с ними действительно что-то случилось” (1991:46). “Если воспоминание соответствует вашему восприятию вашего прошлого, и, в конечном счете, вы чувствуете себя лучше оттого, что восприняли его как реальное, тогда примите его как истину”, - призывал Фредериксон (1992: 167). Эти заявления неуклонно накапливались с конца 1980-х годов по мере того, как частные лица и учреждения расширяли свою клиентскую базу, обращаясь непосредственно к популярным рынкам через американский неудержимый и прибыльный жанр самопомощи и, как следствие, его продвижение журналистами.[20]

Воспоминания жестокого обращения предназначались не только для подтверждения самих воспоминаний, но и выходили за рамки этого. Уверенность обеспечила профессиональный статус терапевтов и консультантов, использующих этот подход, и утвердила их взгляды как реальное знание. Практикуя форму инцеста, авторы и терапевты ссылались друг на друга в поисках поддержки, что делало их более инбредными и изолированными с точки зрения метода, теории и идеологии. Это создало последовательный дискурс, предлагаемый в качестве собственного эмпирически проверенного. Кроме того, увеличение числа терапевтов на рынке труда и более широкие определения жестокого обращения привели к определенной нестабильности. Должны были быть способы обеспечить более надежный и последовательный дискурс для сохранения доли рынка, формирования и регулирования потребностей потребителей, а также поддержания идеологической чистоты и доминирования. Одним из способов сделать это было дать конкретные инструкции о том, как восстановить и подтвердить воспоминания о жестоком обращении в детстве. После подтверждения своих собственных знаний эксперты должны были обосновать требования своих клиентов таким образом, чтобы они способствовали упорядоченным профессиональным и коммерческим операциям.

После первоначальных попыток привлечения персонала тексты “восстановленная память” тратили много времени на инструктаж потребителя о том, как создать желаемые воспоминания. Например, если у вас есть личные проблемы и вы хотите выяснить, связаны ли они с незапоминающимся жестоким обращением, говорите себе три-четыре раза в день: “Я полагаю, что эта проблема связана с моими подавленными воспоминаниями о жестоком обращении” (Frederickson 1992:32). Если у вас есть какие-либо необъяснимые реакции на повседневную жизнь, спросите себя: “Реагирую ли я с чем это может быть связано с сексом или сексуальным насилием?” (стр. 43). Примерами могут служить любовь к расческе для волос (подавленное событие, когда отец вставлял расческу во влагалище) или страх перед походом к стоматологу (подавленные воспоминания об оральном сексе). Кроме того, можно использовать сны, чтобы “запустить насос” (стр.21-137). Засыпая, скажите своему внутреннему ребенку, чтобы ему приснилось жестокое обращение.[21] Или вы можете написать историю о жестоком обращении — бессознательные воспоминания автоматически выдадут реальные события (стр. 143). Однажды записанные воспоминания, теперь обладающие собственным физическим существованием, принимаются как реальные (Frederickson 1992; Kritsberg 1993:164).

Далее, существуют способы проверки с использованием внешних референтов. Большинство терапевтов высмеивали идею “подтверждения” воспоминаний. Что было важно, так это то, что человек верил в свои собственные воспоминания. Если “вы легко общаетесь с теми, кто пережил сексуальное насилие” или вас “тянет к тем, кто пережил его”, то “весьма вероятно, что вы подверглись сексуальному насилию в детстве” (Критсберг 1993: 20, 235). Но человек может чувствовать себя в безопасности в любом контексте. “Если у вас есть тенденция избегать сочувствия или поддержки, это свидетельствует о ваших реальных воспоминаниях; сомнение в своих воспоминаниях также является доказательством того, что они реальны (Фредериксон 1992:171). Если вы не уверены, то чувства были основным источником подтверждения: “Если вы чувствовали себя оскорбленным, значит, вас оскорбили” (стр. 6). В любом случае, фактуальность никогда не была существенным фактором (Herman 1992: 180, passim). Приход к вере может быть “постепенным пробуждением” (Басс и Дэвис 1988:91), или, в соответствии с взрывными образами подвергшегося насилию и абьюзера, воспоминания могут внезапно “включиться”, что приведет к “шквалу” воспоминаний (Фредериксон 1992:37).

Когда вы восстановите достаточное количество воспоминаний, вы достигнете критической массы, которая представляет собой ощущение общей реальности ваших подавленных ... вы внезапно поймете, что ваши подавленные воспоминания реальны. Это противоположно принципу, согласно которому, если вы будете лгать достаточно долго, вы поверите, что это реально. Если вы будете говорить о своих подавленных воспоминаниях достаточно долго, вы интуитивно поймете, что они реальны. (Воспоминания Фредериксона, 1992: 173; Критсберг, 1993:78).

Точное объяснение того, почему кто-то стал жертвой, казалось достаточно очевидным (“из-за педофила”), но пришлось потратить некоторое количество времени на разъяснение роли, учитывая исключения и расхождения, имевшие место в течение этого периода. Лучший источник информации должен был исходить из уст тех, кого назвали жертвами. Конфессиональные повествования являются неотъемлемой частью этих исторических периодов. Борьба за контроль над ценностями, смыслами и образами требует драм, демонстрирующих особые типы персонажей, разыгрывания ожидаемых ролей и произнесения заранее определенных монологов. Особое внимание следовало уделять признаниям и свидетельским показаниям, чтобы их эффективность не была поставлена под угрозу. Религиозное отступничество обычно является дискурсивной моделью для исторических серий исповедей, ребенок, раскрывающий тайну - светский перевод этого жанра.[22]

Признания педофилов и рассказы о жертвах полностью утвердились как жанр в этот период, причем последние служили подтверждению страданий жертвы, дополнительным обвинениям против педофилов и повышению статуса и власти спасителей (как в Бойле, 1985). Статья Пьенчака (1984e) была типичной для того периода. В формате “истории болезни” она содержала пошаговое описание как предположительно были завоеваны или принуждены жертвы, подробное описание страданий и окончательное утверждение точки зрения и власти властей.[23] Пьенчак завершил интервью с молодым человеком, проходящим терапию, демонстрирующим доказательства страдания: плач, самую суть высокой драмы для журналистов.

Кэролин Хюбнер утверждала, что сама была похищенным ребенком, и давала показания в эпических масштабах. По ее словам, “развратная” пара подвергла ее хлороформу, избивали, пытали, запирали в чулане на год, обливали кипятком, запирали в морозилке, ее руки пропускали через мясорубку, бросали сквозь стены и сбрасывали со зданий. Она сбежала, когда “внезапно замок на ее кандалах таинственным образом расстегнулся”. Затем она заставила похитителя отпустить ее после трёх лет плена.[24] Но в то время как жертв призывали рассказать о своих страданиях, тем самым возник диссонирующий образ невинной жертвы как дефективного ребенка. Подросток был “в группе риска”, если он удовлетворял одному или нескольким критериям, которые, как считалось, делали его уязвимым для жестокого обращения. В статье о СПИДе Зонтаг отметила, что “группа риска” - это “нейтрально звучащая бюрократическая категория, которая также возрождает архаичную идею испорченного сообщества, осуждаемого болезнью” (1989:46). Она совершенно права, и ее применение в фуроре сексуального насилия очевидно, хотя идея испорченного сообщества не является “архаичной” в смысле “вышедшей из моды”. Это старая идея, но она неизменно сохраняла свое присутствие и доказывала свою ценность на протяжении сотен лет.

В “группе риска” подчеркивалось, что молодые люди находятся в неблагоприятном положении или с ограниченными возможностями. Действительно, сторонники сохранения детей исходят из того, что дети по определению неспособны заботиться о себе или управлять собой, будь то мыслью или делом. Также часто говорили, что детей “приучили” повиноваться взрослым — всем взрослым. Это беспрекословное повиновение в сочетании с потребностью педофила в доминировании делает любого ребенка восприимчивым к “идолопоклонству” насильника (Crewdson 1988:63). Эммерман (1985a) цитирует Ки Макфарлейн, в то время героиню движения против жестокого обращения: “[Детей] легко запугать. Вы можете убедить их почти в чем угодно, а если у вас не получится, вы можете обмануть их или подкупить.[25]

Другим было что сказать о том, какой ребенок попал под действие способности педофила; большинство качеств были поразительно похожи на те, которые приписывались педофилу. Жертвы были отчуждены, жаждали внимания и привязанности, социально и эмоционально изолированы или “неполноценны”, зависимы и покорны, имели низкую самооценку и (продолжая традиционное предположение о спасении детей) не имели ”сильной религиозной или моральной принадлежности".[26] Элис Ваксс всерьез полагала, что педофилы ищут детей с нарушениями в обучении и что белые педофилы предпочитают небелых партнеров, чтобы воспользоваться предвзятостью в отношении жалоб жертв из числа меньшинств (1993:91).

Одним из наиболее ярких примеров этого была характеристика Эми Фишер в начале 1990-х годов как жертвы. В 16 лет у нее начался роман с 36-летним Джоуи Буттафуоко; кульминацией стал тот момент, когда из ревности она выстрелила и ранила его жену. В поисках причин Эфтимиадес нашел их в сексе Фишер со взрослым, когда ей было 12 лет, предположительно вызвавшем ухудшение состояния Фишер. Ее “преследуемое прошлое”, полное “мучительных”, “грозных” и “ужасных” тайн (1992: 2, 34), заставило Фишер стать непохожей на других подростков.[27] Фишер была одинока, искала внимания и, конечно же, обременена низкой самооценкой. Стандартная жертва, Фишер была уязвима, готова к тому, чтобы ею воспользовались, “молодая девушка, которая действовала и реагировала на тонком волоске эмоций, легко поддавалась влиянию и была неспособна предвидеть последствия своих действий.[28]

В своей автобиографии Фишер представила несколько иную картину.[29] Фишер сказала: неизвестный мужчина приставал к ней, когда ей было от 3 до 6 лет, и что в возрасте 13 лет ее изнасиловал мужчина, работавший по дому. Фишер сказала, что одна из ее подруг продала эту историю прессе и ложно заявила, что Фишер хвасталась, что она намеренно “трахнула плиточника” (1993: 34f). Она также сказала, что адвокат Буттафуоко, Марвин Корнберг, ошибочно утверждал, что в то время ей было 12 лет, и, защищая Буттафуоко, он использовал этот анекдот как доказательство того, что Фишер нравился секс с мужчины постарше. Она обратилась к нему, повторяя риторику жертвы жестокого обращения: “Если вы думаете, что любая двенадцатилетняя или тринадцатилетняя девочка наслаждается сексом или даже способна заниматься сексом по обоюдному согласию со взрослым мужчиной, то вы очень неуравновешенный и склонный к эксплуатации человек. (стр. 35, курсив в оригинале). Что касается того, почему ее привлек Буттафуоко, Фишер продолжила в том же духе:

Бьюсь об заклад, другие шестнадцатилетние девочки знают, что я имею в виду. Люди называют тебя “соблазнительной”, как будто у тебя есть власть. Но ты чувствуешь, что у тебя нет власти.… Вы просто слепо пользуетесь инструментами, которые подобрали. Но, если бы вам когда-нибудь дали, если бы у вас был выбор, возможно, это были бы не те инструменты, которые вы бы выбрали.[30]

Еще один признак “риска” - неполноценные родители и/или фрагментированная структура семьи. Обвинение в том, что семьи с одним родителем автоматически подвергают несовершеннолетнего “риску”, появлялось на протяжении всего периода; более поздний вариант заключался в том, что женщины, которые повторно выходили замуж, подвергали опасности своих детей, добавляя в семью отчима. Здесь есть не очень тонкое обвинение в домашней несостоятельности, а также идеологические утверждения о безопасности биологических родителей, и все это направлено против женщин.[31] Тема старая, восходящая в основном к религиозно ориентированным движениям социальных реформ середины 19 века, кампаниям, направленным скорее на борьбу с этническими субкультурами и влиянием анархизма и атеизма, чем с бедностью. Спустя десять лет после написания серии текстов о просмотре с предупреждениями (Элкинд 1981; Winn 1981, 1983a; Postman 1982), этих же авторов снова попросили оплакать ”падение авторитета и потерю веры среди детей в мудрость мира взрослых" (Дарнтон 1991, Медведь 1992). Основные опасения были связаны с влиянием популярной культуры, а родители-одиночки изображались как уникальные “одиночки и находится в состоянии стресса".

Мать одной из предполагаемых жертв Келли Майклс одержимо писала, что осознавала свою вину за то, что позволила своей дочери подвергнуться “риску”.[32] Будучи ответственной, и сосредоточилась ”на том, чтобы быть идеальной, добросовестной матерью", супермамой (Кроули 1990: 128, 138). Она постоянно баловала свою дочь и угождала ей во многом потому, что, по ее признанию, “это был способ для меня восстановить свою власть” (стр. 139). Чувство вины было распространено среди многих матерей, ухаживающих за маленькими детьми, и группы поддержки сформировались почти сразу же после первых обвинений.[33] “Кроули” по-видимому, была наиболее взволнована. Чувство вины и страх довели ее до истерики с дрожью, затрудненным дыханием и “неконтролируемыми приступами плача” (стр. 19). Она часто оказывалась на грани нервного срыва, и обычно ей приходилось выпивать пару бокалов вина, чтобы заснуть. Ее брак был очень напряженным, как и у нескольких других, и все обвиняли Майклза лично в их горе. Когда она осталась без своей группы поддержки, она почувствовала, что “осталась без утешения и компании других наркоманов” (стр. 141). В ее фильме есть несколько сцен обезумевших матерей в панике, изображения, призванные подчеркнуть глубину и распространенность страданий, причиняемых сексуальным насилием, изображения, неизбежно более интенсивные и настойчивые из-за серьезных вопросов, поднятых по поводу реальности этого насилия.

В 1980-х годах в американских нудистских сообществах велись серьезные и часто ожесточенные дебаты о нудизме и молодежи, а также о возможном наличии педофильских интересов. Большая часть этих аргументов была реакцией на обвинения и расследования в отношении нудистских организаций и семей со стороны властей. На нудистских родителей часто смотрели с подозрением либо за жестокое обращение с детьми, либо за то, что они подвергали их “риску”. В одной неподписанной газетной передовице высмеивались нудисты (они “резвятся” и “тусуются” в своих лагерях) и с восхищением упоминалась Detroit Postal Инспектор Майкл О'Хара, который считал, что растлители преследуют две цели: завоевать доверие ребенка и заставить его раздеться. “Если мама и папа уже заставили вас довериться и раздеться догола, вы разрушили две основные потребности ребенка”, - предупредил О'Хара.[34]

Квалификационные требования к статусу и роли жертвы были немногочисленными и давались неохотно, Крудсон (1988: I06ff) привел случай, когда более дюжины молодых девушек-подростков были связаны со взрослым мужчиной, и он счел это “самым запутанным вопросом” потому что они не соответствовали “профилю” жертв. Он сообщил, что один полицейский предположил, что их отношениями двигало “чувство приключения и азарта” и что им, возможно, “просто было скучно”. Эммерман (1985a) цитирует офицера Брайан Киллаки: “Мы столкнулись с довольно большим количеством детей, которые выросли в семьях с поддерживающими родителями. Эти дети связались с педофилами. Трудно сказать, почему они это делают. Все, что я могу предположить, это то, что им любопытно, и они экспериментируют”. Это был интересный аспект, который никогда не рассматривался, несмотря на то, что, похоже, действительно было “довольно много” молодежи, вовлеченной в подобные мероприятия.[35] Сексуально активная молодежь имеюзщая секс в значительной степени отвергает его, как дисфункциональный или “психологически ущербный“, просто ”отыгрывание", любимое выражение того времени. Миллер (1982:48, 146) рассматривал это как неспособность справиться со “стрессом”, а психотерапевт Роберт Повицкий рассматривал сексуальные увлечения молодежи как стремление привлечь к себе внимание, как в поговорки “крик о помощи" (Smith, 1992). Сексуальное поведение детей нельзя было рассматривать само по себе, его следовало воспринимать как признаки чего-то большего, более глубокого и подлого.

Учитывая сложность определения того, когда на самом деле у человека на руках жертва, возникла необходимость просмотреть контрольный список физических, поведенческих и психологических стигматов. Сработала причинно-следственная цепочка, и, если не выявить и не исправить незначительные признаки, они перерастут в более серьезные. Объявление, размещенное в журнале New Yorker (6 мая 1991 г., стр. 71) Американской лигой защиты детей на нем был изображен санитар, несущий ребенка в саване; заголовок рекламы гласил: “4 способа обнаружить ребенка, подвергшегося насилию, прежде чем это станет очевидным”. Обычно существовало какое-то уточнение, что ни один признак не является определенным доказательством жестокого обращения, но каждый указывал на причину для тревоги, и на специалистов оказывалось юридическое давление, чтобы они подтвердили жестокое обращение, если признаки были, что называется, “соответствующими” фактической травме. Американская медицинская ассоциация позже рекомендовала, чтобы все пациентки женского пола, дети и взрослые, проходили “скрининг” на наличие признаков жестокого обращения (Анонимно 1992-е).

За чем нужно было следить? Всё. Если педофилы, как правило, страдают ожирением, значит, жертв слишком много. Они, как правило, “имеют избыточный вес и неопрятны, и они, как правило, говорят неуверенными, испуганными голосами” (Crewdson 1988:73). Крудсон продолжал демонстрировать звезд шоу, все время настаивая на том, что их поддерживает многотысячный актерский состав, дублеры, не менее компетентные, чтобы взять на себя главную роль.

Многие молодые жертвы возвращаются к инфантильному поведению, например, сосут большие пальцы и мочатся в постель. Некоторые поджигают свои дома или калечат своих домашних животных, а некоторые даже пытаются покончить с собой, нанеся ножевые ранения себя ножами, пробегая перед движущимися машинами или прыгая с высоты. Хотя большинство реакций менее экстремальны, они не обязательно менее серьезны. (стр. 208)

Почерпнутый из использованных здесь текстов, это список того, что, как утверждается, является признаками сексуального насилия над подростками:[36]

Физический:

ушибы

припухлости

сыпь

порезы

рубцы

ссадины

переломы

кровотечения, кровянистые выделения

венерические заболевания

инфекции мочевыводящих путей, влагалища, рта, десен, горла

ослабление или потеря контроля над анальным сфинктером

разрыв девственной плевы,

растяжение или большие губные складки

повреждение тканей гениталий и/или прямой кишки

расстройства кишечника

рвота; позывы

к рвоте, мигрень

язвы

колит

боли в животе, выделения из половых органов и/или заднего прохода

рак шейки матки

психосоматические расстройства

Поведенческие:

страх, недоверие или избегание мужчин

растущая ненависть к отдельному

человеку, боязнь некоторых мест, особенно маленьких; боязнь ванных

комнат, боязнь каких-либо общественных мероприятий в школе или где-либо еще

желание оставаться в общественных и знакомых местах, боязнь одиночества

стремление к изоляции или уединению

стремление убежать; прогулы

Французские поцелуи

игра с гениталиями; “чрезмерная” мастурбация

сексуальные игры со сверстниками и/или игрушками

“неподобающее” отношение к сексуальности и знание о ней

“неподобающее”, “откровенное” или “причудливое” сексуальное поведение и разговоры о сексе

“неразборчивость в связях”; “немоногамные отношения"

преждевременность “неразборчивые” проявления привязанности к взрослым

гомосексуальность

гиперсексуальность; нимфомания; сатиризм

фригидность, импотенция

бисексуальность

мазохизм

садизм

проституция

правонарушения

поджоги

ранние браки

ранняя беременность

“неспособность к процветанию” (младенцы)

саморазрушающее поведение

суицидальные “жесты” или попытки, успешное самоубийство

употребление наркотиков

употребление алкоголя

злоупотребление пищей (переедание или недоедание, анорексия, булемия)

избегание пищи (неприязнь к арахисовому маслу или тунцу)

злоупотребление одеждой (прятание одежды, натягивание одежды в промежности, ношение излишне тяжелой или “неподходящей” одежды, частая смена нижнего белья)

проблемы со сном; отказ надевать пижаму перед сном; слишком много спит

недосыпает

нарушения речи и другие проблемы

тики, связанные с грызением ногтей

трудности в обучении; быстрое снижение успеваемости в школе; сон на уроках

снижение концентрации внимания; вялость

усталость и беспомощность; пассивность; уступчивое поведение

агрессия, насилие; виктимизация других

чрезмерный плач или суетливое “регрессивное” поведение; ночное недержание мочи

сосание пальца, детский лепет, нытье, цепляние, чрезмерная зависимость, “тревога разлуки”

играющая с калом или мочой

боязнь чрезмерной чистоты кала или мочи

плохая личная гигиена,

“незрелость”

“псевдозрелое” поведение и мысли

сон с мягкими игрушками

жестокость по отношению к животным

Психологические:

склонность к “нормальному” развитию

раздражительность; капризность; темпераментность; сверхчувствительность

рассеянность

эмоциональная нестабильность

шизофрения; раздвоение личности

низкая или утраченная самооценка; бессилие

чувство предательства вины; стыда

грусть из-за потери девственности

гнев; ярость

страх; незащищенность

воспоминание о жестоком обращении,

не воспоминание о жестоком обращении

ночные кошмары

депрессия

меланхолический пессимизм; цинизм

внимание к заговорам и зловещим силам или событиям

необычные или “причудливые” рисунки или истории воображаемых друзей

неспособность доверять другим

Общественный:

изоляция от других; уход от друзей и семьи

враждебные и/или негативные отношения с членами семьи

отказ посещать церковь; ослабление или утрата религиозных убеждений

проблемы в общении со сверстниками

“неуместное” общение с не-сверстниками (старше или младше)

необъяснимые изменения в отношениях

проблемы в получении и поддержании гетеросексуальных отношений

ощущение себя старше сверстников

“потеря детства”

требования привилегий взрослых

запутанные и размытые границы ролей возраста и пола

владение необъяснимыми подарками, деньгами

владение сексуальными материалами

владение наркотиками

трудности с сохранением работы

общая негативная социально-экономическая жизнь

Списки симптомов и примет были чрезвычайно популярны и довольно серьезно использовались в 1970-х и 1980-х годах для выявления социальных угроз и источников дохода. Многие учреждения, в основном школы, взяли на себя проведение поисков знаков, включая обыски с раздеванием и — что достаточно интересно — фотографирование подростков в обнаженном виде без ведома или разрешения родителей (разрешение ребенка никогда не рассматривалось). Один чиновник сказал: “работники следственных органов должны иметь полный доступ к ребенку”.[37]

Стратфорд (Stratford, 1988: 215-219) и другие предложили вариант для обозначения признаков и действий “ритуального насилия” (которые, по определению, включают сексуальный контакт). Следующий неполный список также взят из использованных здесь текстов. Утверждалось, что это были обычные действия (серьезно воспринимаемые профессионалами и журналистами), происходившие в тысячах культов, по крайней мере, с 1950-х годов. Списки повлияли на прокуроров и присяжных, которые приговорили людей к огромным срокам тюремного заключения. Согласно в этих сообщениях к детям приставали клоуны

к ним приставала машина размером с комнату

к ним приставали “мутанты с атомным излучением”

приставали в супермаркетах на глазах у других покупателей

приставали на воздушных шарах

приставали на вертолетах, других самолетах

приставали на детских площадках, на улице перед автомобилистами и пешеходами

приставали на лодках

приставали в доме со львами в подвале

приставали на обочинах автострад, выстраивались в очередь на обочине шоссе, чтобы сфотографироваться голыми

приставали на кладбище

приставали на автомойке

приставали в океане, надевая баллоны с воздухом и ныряя с аквалангом

растлевали в церквях на глазах у обнаженных монахинь и священников

растлевали в потайных комнатах

вывозили в чужие страны, экзотические места, на фермы, в другие общины

водили по туннелям, освещенным масляными лампами с изображениями сатаны на стенах спускали по сложным винтовым лестницам в туннели; водили по канализационным туннелям

заставляли пить зелья

заставляли носить золотую корону

заставлять танцевать обнаженной или быть свидетелем этого

заставлять наблюдать за игрой на фортепиано обнаженной (из-за жестокого обращения с учителем)

заставлять играть в “игру нагишом” (все снимают одежду и прыгают в кучу друг с другом)

заставляют играть в “игру голых леди” (все снимают одежду, встают в очередь на сцене, чтобы сфотографироваться)

заставляют терпеть, когда в них вставляют ножи, ложки, вилки, мечи. Конструкторы Lego, тампоны, воздушные шланги, зажженные конфеты во влагалище, задний проход, пенис, уши, введение змей во влагалище, анус

вынужденный терпеть введение частей тела ритуально убитых младенцев во влагалища, задний проход

пенис, вынужденный вставлять в задний проход палку, покрытую собачьими экскрементами, привязанную к столбам

брошенные шесты с лодок в стаи акул

запертый в морозильной камере

запертый в клетках с освежеванными кошками

избитый городским прокурором (по имени) и кинозвездой Чаком Норрисом, привязанный к столбу

прибитому к полу

вынужденный сидеть на досках, утыканных гвоздями

просверленных дрелью в подмышках

скрепки, вставленные в уши, язык, соски; ножницы, вставленные в глаза

электроды, прикрепленные к гениталиям

и прижженные на теле углями

вынужденный быть свидетелем убийства животных и обескровливания их (лошадей, коров, птиц, кроликов, черепах, свиней, собак, змей, домашних питомцев, волков, медвежонка), либо в качестве жертвоприношения и/или угрозы хранить молчание; в хомячка была вставлена бомба, и он взорвался

на глазах у свидетелей других избивали

были свидетелями того, как младенцев бросали в печи

были свидетелями принесения в жертву взрослых, младенцев, братьев и сестер вынужденных быть свидетелями и/или подвергаться пыткам, избиениям, порезам, сожжению, кастрации

вынужденных быть свидетелями жертвенных самоубийств

вынужденных приносить в жертву своего собственного недавно родившегося ребенка/младенцев

используемых в качестве производителей младенцев для жертвоприношения

накачанных наркотиками

подвергнутых методам контроля сознания, разработанным Нацистских ученых, привезенных ЦРУ в США

запирали в гробах или хоронили заживо в гробах, поодиночке или с трупами

заставляли проводить ночь во вскрытом животе трупа

заживо погребенного с насекомыми, змеями

принужден быть свидетелем эксгумации тел на кладбище

принужден быть свидетелем расчленения трупов, некоторые из которых истекали кровью во время церемонии бракосочетания с сатаной

принужден приносить клятвы на крови

принужден осквернять различные религиозные символы/артефакты

принужден есть кал (иногда покрытый шоколадным соусом), мочу, части человеческого тела,

пить кровь других людей, включая принесенных в жертву младенцев, едят принесенных в жертву животных, насекомых, пауков

которых заставляют испражняться или мочиться на себя и/или других

покрытых белой и/или красной слизью

гениталии которых покрыты тунцом, арахисовым маслом (включая желе), а затем слизываются обидчиком (ами)

принужден быть свидетелем или подвергнуться аборту

изнасилованного отдельным лицом и/или группой лиц, обычно на глазах у группы

подвергнут/принужден к анальному и оральному сексу, мастурбации

принужден к сексу с животными

принужден вставлять пальцы в задний проход козы

принужден наблюдать и/или заниматься сексом с мертвыми людьми

принужден участвовать в оргиях

сфотографированных во всем вышеперечисленном

принуждать заниматься проституцией в целях культа

принуждать во всем вышеперечисленном под дулом пистолета и/или ножа

Культурное прочтение стигматов в более поздний период выявило некоторые интересные вариации в формировании характера актрисы и певицы Мадонны. Говорили, что ее учитель балета, которому было 45 лет, когда Мадонне было 17, был “ее наставником в любви". Было отмечено, что она высоко отзывалась о нем, сказав: “Мы по-прежнему большие друзья”. Репортер сказал, что Мадонна

отказалась от своего места в школьной команде поддержки и обрезала свои каштановые волосы длиной до плеч. “Она проколола уши, увлеклась орехами и ягодами, перестала брить подмышки и ноги”, - говорит ее подруга... “Она стал какой-то отстраненной”. (Аноним, 1990b)

Хотя это иллюстрировало связь, которую часто устанавливали в начале-середине 1980-х годов между сексуальными отношениями между поколениями и деградацией личности молодого человека, здесь гораздо меньше морального негодования, потому что оно появилось после того, как критика стала более открытой, потому что Мадонна также было 17, а не 12 или 13 во время так называемого “репетиторства”, и потому что Мадонна считалась “успешной”. Но это общий вид повествования, контекстуализированный в соответствующей среде, молодежи,[38] естественном и неестественном, высказываний предположений относительно пола.

II

Нападения на детей в 1980-х годах сопровождались несколькими сенсационными инцидентами. В феврале 1984 года медсестра убила по меньшей мере пятерых младенцев, введя им миорелаксант, а в июле несколько детей были убиты боевиком в McDonalds. В соответствии со временем, большинство рассуждений жертв о вреде, наносимом молодежи сексом со взрослым в начале-середине 1980-х годов, касались смерти и разрушений.[39] Если педофилы их не убивали, жертвы часто кончали с собой, в середине и во второй половине 1980-х годов страх перед сатанизмом добавил рассказов о ритуалах убийства детей, большинство из которых, как предполагалось, были сняты на видео.(Thomas 199I; 269f)

Фотографии детского секса считались материалом, специально разработанным и изготовленным только для педофильского рынка, и — предполагающим связь с другими Американскими маркетинговыми схемами, нацеленные на самые животные инстинкты этой группы.[40] Предполагалось, что визуальные эффекты будут отражать личность педофила и отношения между подростками и взрослыми, и во всех случаях производились как нечто само собой разумеющееся. Снимки были представлены как “фотографии с места преступления”. Это было популярное мнение: “жестокое обращение, изнасилования и растление реальных детей, запечатленные на пленке” (Эй, 1987, цитата генерального прокурора США Эдвина Миза III). Рашке утверждал, что американский доход от детских сексуальных фотографий составляет три миллиарда долларов в год, а международный доход вдвое больше (1992: 351). Подростки были похищены и помещены в “синдикаты”, которые “были превращены в "концентрационные лагеря" для постоянно подвергающихся насилию детей...” Детей контрабандой ввозили в США с юга от границы для использования в сексуальных картинках и на продажу; другие были ввезены “исключительно" для цели убийства”. Он сказал, что “торговля нюхательным табаком среди детей быстро растет” (стр. 346f, 351; sic, он имеет в виду “использование детей”), и он связал представления о детском сексе с преступностью и наркосетями. Спустя более десяти лет после того, как видеоматериалы о молодежном сексе перестали быть коммерчески доступными, профессор сделал невероятное, но соответственно шокирующее заявление: “Детский фильм, в котором дети являются сексуальными жертвами насилия перед камерами, их заставляют совершать унизительные действия, а иногда даже и нюхательный табак стал таким же распространенным и популярным, как еда вне дома.[41]

Поскольку жестокий педофил был принят, стало легче утверждать, что секс между подростками и взрослыми связан со “все более диким садомазохизмом”. Отметив, что “нет предела извращенному воображению”, педофилы должны были использовать “посторонние предметы” и кулаки для проникновения в “неподатливых” несовершеннолетних (Linedecker 1981: 120; Уотсон 1984). Руни (1983) перечислила то, что, по ее мнению, было безошибочным доказательством педофилии, которое включало “аудиокассеты, дополненно описательные повествованием, [на которых] записаны крики маленькой девочки, которую насилуют и фотографии взрослых, предположительно занимающихся сексом с шестимесячным младенцем.[42] В другой статье соседи по неустановленному делу якобы слышали крики детей, которых заставляли заниматься сексом с мужчинами во время фотографирования.[43] Уильям Дворин из Полиции Лос-Анджелеса заявил: “Мы начинаем видеть детей, вовлеченных в переживания боли, садомазохизм... детей, связанных цепями и веревками на шее” (Pienciak 1984a). Семь лет спустя Томас (1991:207) сказал, что его эксперты видели все больше и больше “сцен пыток”. Изображения продолжали рекламировался даже через десяток лет после того, как коммерческая детская эротика была запрещена. Сержант полиции Джек Келли создал впечатление, что материалы сексуального характера, наводняющие общество, состоят из “скотоложства, детей в цепях, плетях и коже”. (KXAN-TV, 12 ноября 1992 года). “Крестоносцы” из ABC использовали старые коммерческие эротические журналы и изъятые полароидные снимки, чтобы заявить, что на детской порнографии изображены "дети, загримированные так, чтобы они выглядели так, будто их зарезали, повесили и связали" (была показана только одна фотография, мальчик, свободно привязанный к столбу).

Примерно до 1975 года степень эмоционального ущерба от сексуального контакта со взрослыми вообще не присутствует. Также было установлено, что профессионалы и новостная индустрия вносят значительный вклад в любую травму. Ближе к середине 1970-х годов защитники прав детей начали предполагать, что психических травм было больше; “эмоциональная атмосфера, несомненно, была ужасно искажена”, - писал Соман (1974: 197). Даже в конце 1980 года некоторые все еще признавали, что данные указывают на широкий спектр взаимоотношений и реакций; ILIC сказал, что “в литературе было продемонстрировано, что полностью обоюдный консенсус отношений между молодым человеком и пожилым мужчиной обычно не приводят к пагубным последствиям для младшего из них.[44] Однако они настаивали на том, что участие в съемках порнографических фильмов имело серьезные последствия для молодежи, и далее говорили, что “даже мальчик, снимающийся в порнографическом фильме за деньги, подвергается эксплуатации и знает об этом, если не сознательно, то периферийно” (ILIC 1980:206), хотя “эксплуатация”, которую они относятся именно к сексуальному, а не к своему труду. Позже они кратко упомянули, что “некоторые дети охотно увлекаются детской порнографией”, но не стали вдаваться в подробности.[45]

К началу 1980-х годов опустошение стало восприниматься как тотальное и абсолютно отвратительное. Секс между взрослыми и молодежью стал известен как “убийство душ”. Каминер (1992:94) цитирую предпринимателя по самопомощи Джона Брэдшоу, который сказал, что “убийство души” было самой большой проблемой в мире. Это религиозная концепция, которая существует уже сотни лет. Августин в III веке жаловался на то, что еретики-донатисты убивают души (Леви 1993: 47f), и к XVI веку это обвинение стало распространенным. Сервета считали ответственным за “убийство и разорение многих душ” (Бейнтон 1953:208), а Уолл (1956:103) говорит, что этот термин “был хорошо известной апологией испанских инквизиторов [16 века], которые утверждали, что убийца убивал только тела людей, тогда как еретик убивал их души”. Эфраимв Пэджитта "Ересиографии" (1645) говорилось об убийстве души, вызванном несогласием с религиозными взглядами. В 19 веке эта фраза описывала разрушение невинности и отсутствие религии.[46]

Этот термин был возрожден в профессиональном мире, и образы, предлагаемые этой фразой, оказались полезными и занимательными“.[47] Молодые люди были "жертвами, чьи души калечатся по мере того, как надругаются над их телами”, - сказала Джудианн Денсен-Гербер (1977b). Линедекер (1981: 302, 119) сам использовал фразу “убийство душ” и процитировал слова Денсен-Гербера о том, что дети “эмоционально и духовно убиты”. Фонтана и Мулман считали, что любой секс между взрослыми и молодежью “необратимо калечит взрослеющую психику”, что приводит к “убийству души” (1989:64, 97). Эти образы сохранялись до 1990-х годов, когда Кеннеди (1992) настаивал на том, что “дети умирают понемногу каждый день до конца своей жизни после сексуального насилия", напоминающее о неизбежном ухудшении положения падших женщин и мастурбаторов 19-го века. Она сказала, что те, кто занимается сексом с несовершеннолетними, совершают “мелкие убийства” и заслуживают соответствующего наказания. Это было особенно популярно среди религиозных сторонников теорий жестокого обращения; Стратфорд сказал, что сатанинские обряды были “насилием над духом” (1988: 211f, 208f) - Идея убийства души также использовалась для передачи влияния секса между священниками и их молодыми клиентами (Rossetti 1990).

Другие предпочитали светские описания, такие как Philadelphia Inquirer за 1984 год редакционная статья: “Нет ни одной заслуживающей доверия психологической или психиатрической теории и практики, которые не признавали бы, что сексуальные контакты между взрослыми и детьми наносят серьезный ущерб”.[48] Другими терминами были “разрушительные” (Newcott 1981); или “деструктивные” для подростков, “погруженных” в сексуальные и эмоциональные отношения со взрослыми.[49] В соответствии с эротофобским настроем того периода Лайндекер объявил, что “преждевременный” секс, даже со сверстниками, может быть ”вредным" (1981: 123). Деятельность, которую ранее благожелательно — и покровительственно — называли “сексуальная игра” приобрела коварный оттенок, образы стали похожи на демонических кукол и злых детей в историях ужасов. Другие подчеркивали “эмоциональные шрамы”, чтобы более надежно связать утверждения о физическом ущербе от секса молодежи со взрослыми.

С травмой от сексуального насилия происходят две вещи: во-первых, она длится вечно. Терапевт Боб Прист в “Отчетах о расследованиях” (10 марта 1995 г.) твердо заявил, что "полного излечения от жестокого обращения с детьми не существует, и точка". Джон Бойл, директор коалиции групп по борьбе со злоупотреблениями в Остине, штат Техас, гарантировал, что жертвы “не смогут избежать этого”, а социальная сотрудница Розали Андерсон из Техасского университета сказала, что “проблемы никуда не исчезают, и у них не может быть никаких здоровых отношений ни с кем” (Herget 1985). Это было “наследие стыда и боли, которое преследует их вечно” (Мартин и Хаддад 1982:88). Том Джарриэл в программе ABC 20/20 (14 июня 1984) уверенно назвал дошкольное учреждение Макмартин “домом ужасов сексуального характера” и сказал, что дети “никогда не оправятся” от жестокого обращения, которое, как он был уверен, там имело место. Бывает и еще одна вещь, которая усугубляет ситуацию, это похоже на рак...Это вызывает эмоциональную деградацию, и “Грязный секрет продолжает гноиться", - говорят эксперты.[50] Заимствуя из теорий развития, предполагалось, что секс со взрослыми препятствует “нормальному” развитию, что приводит ребенка к тупиковым навязчивым идеям и фиксациям, нарушает процесс развития, приводя к появлению “незрелых” личностей, или ускоряет развитие, приводя к появлению столь же гротескной мутации “псевдозрелых” или “псевдософски настроенных” установок и поведения.[51]

Христианские активисты-фундаменталисты, выступающие против порнографии, выдвинули теорию, что большая часть травм возникает из-за участия в сексуальных представлениях (Хаттон, 1989; Рашке 1992: 345), своего рода ограбление души, которое напоминает анекдоты 19-го века о неграмотных туземцах, избегающих камер из страха быть околдованными, вампиризированными или захваченными в плен. Считалось, что травма от появления на сексуальных фотографиях даже хуже, чем быть жертвой насильственного преступления. Это очевидно из чтения лиц, сказал Лайндекер, потому что они явно кажутся “напуганными”, “сбитыми с толку”.[52] В целом, у молодежи “отнимают детство”. Пример был приведен одним из старейших государственных деятелей движения против жестокого обращения К. Генри Кемпом в письме в “Бостон Глоуб" (1 мая 1978 г., стр. 13), в котором он сказал: "Тот факт, что юная Брук Шилдс настаивает на том, что с ней все в порядке, ничего не значит. Двенадцатилетнему ребенку просто не под силу принимать какие-то решения” (Гайзер 1979:127). Позже Мартин и Хаддад (1982:107), когда они сказали, что “Брук Шилдс, которая в детстве играла в фильмах с рейтингом R, эксплуатировалась до такой степени, что любому подростку в ее местной средней школе было бы трудно показать ей невинность выпускного бала”. Точно так же психолог из Нью-Джерси Уильям Прендергаст сказал, что секс с несовершеннолетними является жестоким обращением, потому что “ребенок просто недостаточно взрослый, чтобы принимать решение; мне все равно, говорит ли он, что ему это нравится!”[53]

Кемп кратко затронул проблему согласия и немедленно решил ее обычным грубым проявлением взрослой власти. Но это продолжало появляться с раздражающей закономерностью, поскольку апологеты пытались отвести критику и доказательства, противоречащие ей. Предположительно, молодежи не хватает сексуальных знаний, потому что им не хватает “зрелости” и потому что они не могут рационально оценить “последствия” или “значимость” сексуального взаимодействия, как это делают взрослые. Таким образом, несовершеннолетние не могли дать “осознанное согласие” или иметь “свободный выбор”, поскольку они не в состоянии “бросить вызов взрослому”. Герман (1981: 27) закрепил проблему, сказав, что согласие не имеет значения, поскольку ребенок бессилен отказать в согласии (предположительно, из-за огромных полномочий педофила), “она не мужской мир” (Стейнем, 1977). Журналист Бойл сказал, что для молодежи не существует такого понятия, как “осознанное согласие”. Он использовал критерии психиатра Джина Эйбла, которые требовали, чтобы (1) ребенок знал, что общество считает секс между мужчинами и мальчиками неправильным, (2) подросток осознает “долгосрочные последствия” сексуальной связи со взрослым человеком, и (3) чтобы ребенок был на одном уровне власти со взрослым.[54] Некоторые настаивали на том, что даже если несовершеннолетний понимает и способен подумать о “последствиях”, ребенок никогда бы не согласился, поскольку “последствия” определялись исключительно в негативных терминах, а подросток был определен исключительно как асексуал или с инстинктивной антисексуальной моралью.[55]

 Учитывая все эти противоречивые способы защиты, неудивительно было видеть навязчивый акцент на соблазнении. Хотя некоторым пришлось признать, что некоторые молодые люди вступают в отношения по собственному выбору (или по желанию, хотя критики никогда не высказывали этого), почти все по-прежнему настаивали на том, что используются уловки и сила, регулярно и непрестанно. Пассивность, как это было в 19 веке, была признаком сексуально уязвимого ребенка, и молодежи уделялось бешеное внимание обучению самоутверждению и самозащите. Призрак “промывания мозгов” возник снова. Казалось, он подтвердил теорию, когда сказал, что подростки

 психологически ими манипулируют до такой степени, что выражение их лиц становится безразличным, как будто они думают: "просто покончи с этим"... в сознании ребенка они считают себя такими же виноватыми, как и я. Они знают, что другие маленькие мальчики и девочки так не поступают, поэтому, должно быть, они не очень хорошие дети. Большую часть времени их переполняет стыд, и они просто выполняют желания взрослых. (Генри, 1985) 

Детектив Эл Палмквист утверждал, что вовлечение молодежи в сексуальную активность, особенно за деньги, “влечет за собой полное разрушение самооценки и уничтожение всякой воли... почти павловская реакция на любую команду...” (I978; 13; 3, 54, 55). Стратфорд, говоря о молодых участниках сатанизма, а также о самих сатанистах, сказал, что все они являются "жертвами промывания мозгов и контроля сознания". Они не могут мыслить самостоятельно, “отделены от нормальных и полезных мыслительных процессов” и не могут отмежеваться от “обманчиво злых способов мышления”.[56] Используя со всей серьезностью фразу, ставшую популярной в качестве юмора в 1980-х годах, некоторые называли такую молодежь “рабами любви” (Newcott 1981; Rhodes 1988, цитируя клинического социального работника Сьюзан Мурс).

Утверждалось, что дети по своей сути знают, что является “неправильным” (“плохое прикосновение”) с точки зрения сексуального поведения, но некоторые жертвы были довольно неприятны из-за того, что не полностью выполняли пожелания своих моральных опекунов. Говоря о наткнувшись на фотографии детей, предположительно находящихся в рабстве и занимающихся садомазохистским сексом, детектив из Лос-Анджелеса Уильям Дворин заметил, что “это не самое главное. Самое важное - это улыбка на лице ребенка”. Это, действительно, было “важным моментом”, и много времени и энергии было потрачено на то, чтобы объяснить причину этих незаконных улыбок.[57] Выражения удовольствия не воспринимались как настоящие. Кристин Грант сказала, что молодые люди поначалу наивны и невинны, но вступая в отношения, “они преображаются” (Льюис, 1987). “Дилеры со свежими лицами, которым еще только предстоит превратиться в искривленные ухмылки, характерные для детей, которые очень долго подвергались сексуальной эксплуатации, могут взимать большие деньги с педофилов, покупающих фотографии чистых, более девственных детей”, заявила специальная оперативная группа.[58]

Протесты и опровержения являются лишь подтверждением того, насколько искусно педофил промывает мозги или насколько порочны его угрозы насилием и шантажом, поскольку (временно забывая их аргументы об инстинкте) ребенок не может знать никаких лучше. Другой популярный подтекст, основанный на феминистских влияниях, рассматривал молодежь как жертв гендерных определений, в которых женщин учат быть покорными, а мужчин - агрессивными; мужчины особенно ответственны за соблюдение гендерной границы, потому что, как говорят, они боятся выразить свои “тайные” чувства или признаться в том, что их используют или причиненный кем-либо вред.[59] “Детям постепенно промывают мозги, заставляя верить, что порнография приемлема, но не обсуждать ее ни с кем”, - сказал Одис Дойал, Сан-Антонио, Техасский отдел полиции нравов (Гарсия, 1989). Еще более тревожно, есть молодые люди, которые “изначально не чувствуют ничего противоестественного или неправильного в занятиях сексом” (Эммерман 1985а).

Но некоторые молодые люди защищали своих взрослых любовников, и многие позже, став взрослыми, настаивали на том, что они не подвергались насилию.[60] В отчете Комиссии Иллинойса, описывающем отношения между взрослыми и молодежью с использованием таких модных словечек, как “растлитель”, “жестокое обращение” или “жертва”, отмечается, что многие молодые люди, особенно те, у кого длительные романы, описывали своих возлюбленных как “своих лучших друзей”, а не только в одном из них, происходит “слишком часто, чтобы быть простым совпадением”.[61] Комиссия пыталась служить средством общения для жертв, но жалоб не поступало. Некоторые молодые люди были обнаружены после того, как другие назвали их имена, и после интенсивного допроса они назвали имена взрослых, с которыми у них были романы. Несколько человек отказались давать показания против обвиняемого взрослого любовника, а один сосед арестованного мужчины сказал, что родителям пришлось пойти к нему, “чтобы вытащить своих детей”, что является признаком некоторого нежелания покидать компанию мужчины (ILIC 1980: 132, 168, 136).

Средства массовой информации редко сообщали о том, что некоторые молодые люди отказывались подтвердить обвинения против своих возлюбленных. Большинство из этих молодых людей были наказаны. 16-летний подросток отказался давать показания против 32-летнего мужчины, и ему угрожали 60 днями содержания под стражей для несовершеннолетних. Судья Роберт Фокс заявил, что ее право на неприкосновенность частной жизни было нарушено, поскольку предполагаемое преступление было совершено не против нее, а “против народа штата”, а окружной прокурор Роджер Когната настаивал на том, что “мы обязаны защищать несовершеннолетнюю, нравится ей это или нет” (Horn 1981, Anonymous 1982a). В более известном случае 12-летняя девочка отказалась давать показания против своего отчима и была помещена в одиночную камеру, а затем отпущена в приемную семью (Hammer 1984). Это дело привлекло внимание всей страны не потому, что оно показало недостатки в теориях жестокого обращения и характере тех, кто спасает детей, а в основном потому, что на той же неделе в эфир вышел фильм против инцеста "Кое-что об Амелии", и, будучи одним из самых популярных фильмов, снятых для телевидения в то время, он драматизировал (и обострял) ситуацию со многими из формирующихся клише. В другой ситуации после отказа от дачи показаний 13 летняя девочка была задержана и отправлена в наручниках в качестве свидетеля против своего приемного отца. Ее мать и 17-летняя сестра были также закованы в наручники; все трое отказались давать показания и скрывались от властей (Аноним 1990c). Широко освещался случай с американцем в Таиланде в конце 1980-х годов, индустрией развлечений и полицией как пример международного распространения извращений, но несколько лет спустя результат получил лишь краткое упоминание в статье, все еще пытающейся вызвать моральное негодование на западных рынках. Случай “потерпел крах, когда молодые парни, согласившиеся дать показания, отказались от своих предыдущих заявлений и сбежали”.[62] О'Брайен (1983:127) сказала, что большинство детей будут защищать своих партнеров, и она посоветовала полиции: “Если вы получите признание от ребенка, обязательно держите его или ее под стражей, пока вы не арестуйте преступника”, потому что ребенок попытается предупредить партнера (ов).

Профессиональная статья Энн Берджесс и других (1984) была с энтузиазмом воспринята популярной прессой, поскольку она позволяла продолжать обсуждать секс между взрослыми и молодежью, укрепляла идею долговременной травмы, оплакивала трудности, с которыми сталкиваются спасители и целители, и представили захватывающий театр тайных колец и заговоров, в котором происходит причудливый незаконный секс. Но Гоулман вынужден был сказать, что только каждый четвертый из подростков, участвовавших в сексе, был приведен к “здоровой психологической адаптации”, под которой он подразумевал “веру в то, что взрослый был неправ и нес ответственность за происходящее”. Многие дети упорно отказывались принять идею, "что что-то было не так в том, что происходило” (1984; Суини, 1984). Кстати, о другом “кольце”, инспектор Гленн Памфилов сказал: “После многочасовых допросов дети, наконец, признались в растлении”. Добавив, что со стороны детей была сексуальная реакция, он сказал: “Они не чувствуют себя жертвами, они чувствуют себя сообщниками. Они слишком молоды, чтобы понимать все последствия” (Кортум-Стермер, 1990).

Некоторые люди, которых называли “жертвами”, хотя они настаивали на обратном, начали говорить о своих переживаниях как о “двойственных”, а иногда и как о откровенно приятных и позитивных. Киршенбаум (1987) цитирует эксперта Генри Джиарретто как говоря, что не все “нежелательные” (термин, который чаще используется в дальнейшем) сексуальные контакты имеют долгосрочные негативные последствия. Киршенбаум процитировала “Карен”, у которой был роман, когда ей было 12 лет, и которая считала это “соблазнительным”. “Карен” сказала, что теперь, если бы она участвовала в исследовании, она бы сказала, что подверглась “сексуальной виктимизации”, даже несмотря на то, что она все еще очень неоднозначно относилась к контакту — то есть она наслаждалась им и извлекала из него пользу. Ее замечание указывает на важность исторического контекста при определении диапазона и языка ответов, приемлемых с культурной и политической точек зрения. После десятилетия или более “разоблачения мифов” более поздние авторы ополчились на своих более ранних коллег и опровергли, как “миф”, что подвергшиеся насилию становятся насильниками (Сэнфорд 1990). Журналистам по-прежнему приходилось объяснять, почему “меньшинству”, по-видимому, “не причиняется длительного эмоционального вреда” (Crewdson 1988: 209f) публике, которая в силу своей профессии была насыщена рассказами об ужасающих, абсолютных и вечных травмах.

III

“ Разум [ребенка] притворяется, что жестокое обращение не страшно... ребенок верит, что он или она контролирует ситуацию, а не бессилен и неуправляем... [ребенок] думает, что все в порядке”, - сказали Хиллман и Солек-Теффт (1988:20). Фактическая фраза “вышла из-под контроля” была оговоркой; скорее всего, они имели в виду “не контролирует ситуацию”. Но фраза, которую они использовали, снова говорит нам о том, что под громкими внешними текстами угроз детям, скрывается невысказанный страх, что детям угрожают.

Как обычно, самое непосредственное представление - это насилие. Возвращаясь к Фрейдистской двойственности Эроса, борющегося с Танатосом, Гайзер (1979:29) озвучил раннее предупреждение о том, что изнасилование (его термин для всего секса между взрослыми и молодежью) нарушает жизнь молодежи, способность умерять агрессию любовью, и однажды созданный, этот демон обращается против других людей, объектов или самомнения Ки Макфарлейн, сделанные на Третьей ежегодной конференции по сексуальной виктимизации детей в 1984 году, часто повторялись в течение эпохи: “Мы... видим детей, которые сами становятся преступниками, среди них, трое семилетних детей.”[63] Исходя из предположения, что дети совершенно невинны как в сексе, так и в насилии, эта точка зрения сохранялась и была выражена с горечью. Шерри Эббот, исполнительный директор Фонда Сан Антонио, Техасский кризисный центр по борьбе с изнасилованиями в районе Аламо, рассказал о “5-летнем мальчике, который напал на молодую соседку с бутылкой из-под колы”.

 немыслимо, чтобы 5-летний ребенок мог совершить сексуальное насилие над кем-то другим. Ребенок в таком возрасте, вероятно, был жертвой сексуального насилия и, возможно, имел доступ к порнографии с элементами жесткой порнографии. Дети в таком возрасте, должно быть, сами в какой-то степени подвергались сексуальному насилию, чтобы сделать это частью своей жизни, потому что дети подражают тому, что они видят.[64]

Макфарлейн снова продемонстрировал отличную образность, красиво связав неумолимое продвижение от педофила к полной невиновности крошечной жертвы; в результате получается своего рода детский образ Розмари об этом нечестивом союзе:

 Мы видели сотни детей, которые говорили “нет”, умоляли “нет”, и это не помогало. И мы видели детей, которые были настолько “сексуализированы”, что мы должны отучить их от секса — они проходят через эту ломку, когда они теряют эту стимуляцию.[65]

Идея позволяет использовать один из любимых образов Америки - бомбу замедленного действия (О'Брайен 1983:99, Крудсон 1985). Развивая идею, высказанную несколькими годами ранее (Питерс 1973), Гайзер добавил необходимую напряженность, напомнив о Ночном-Сценарии-жизни, в котором надругались. Он говорит, что “ребенок, который, по-видимому, мало пострадал во время изнасилования, накапливает психологический динамит, который может взорваться в какой-то критический момент ее психосексуального развития” (1979: 27f). Джон Бойл подсчитал, что в 1985 году в Техасском университете было от 5000 до 10 000 студентов, подвергшихся сексуальному насилию, что “некоторые подобны бомбе замедленного действия, готовой взорваться” (Симпсон, 1985). Холлингсворт (1986: 124, 252) сказал, что воспоминания о жестоком обращении должны быть “обезврежены”. В 1990-х годах было несколько концептуальных дополнений к изображениям. Ваксс (1994) сказал, что люди, подвергшиеся эмоциональному насилию, подобны бомбам замедленного действия, но в данном случае они “взрываются”, вымещая травму на себе. В одной из многих ироний, которые мы наблюдаем в этот период, журналистский отчет о падении Брюса Риттера (Сеннотт 1992:97) назвал одного из молодых людей, с которыми Риттер предположительно занимался сексом, “ходячей бомбой замедленного действия”, не столько потому, что он занимался сексом с Риттером, сколько потому, что это откровение угрожало разрушить Домашний бизнес. Это было в то время, когда подростковое насилие стало более распространенным, и изображения было скорректировано по мере необходимости.

Наконец, широко распространились опасения, что подвергшиеся насилию пополнят ряды тех, кто способствует социальной и моральной деградации. Комиссия Иллинойса утверждала, что подвергшаяся насилию молодежь проявляет “деструктивное поведение на протяжении всей взрослой жизни, и их последствия могут охватывать поколения” (1980: 206). Макконнелл (1984:43) сказал, что “Сегодняшний сексуально эксплуатируемый ребенок имеет хорошую возможность стать закоренелым преступником завтрашнего дня”. Эндрю Ваксс был уверен, что подвергшийся насилию несовершеннолетний не имеет возможности реабилитироваться (Пули, 1987); он полагал, что “пережившие жестокое обращение с детьми вырастают и преследуют нас преступлениями среди несовершеннолетних, злоупотреблением наркотиками и алкоголем. Подростковая проституция и самоубийства” (Vachss 1985b, 1993). Почти все писатели того периода считали, что такие молодые люди, скорее всего, окажутся в “пожизненной ловушке извращений, проституции и других более жестоких формах антиобщественного поведения".[66]

В то время как в этих текстах ребенок рассматривался как жертва, в этом типе историй подросток рассматривался как переносчик болезней, особенно тех, у кого не диагностирован диагноз, добавляя тему невидимой угрозы. Это потребовало еще более тщательного наблюдения и контроля за физической и психической жизнью молодежи. На более глубоком уровне тексты взволнованно предвосхищали (и поощряли) “невероятное возмущение” (Anonymous 1985b) в форме карательного насилия в отношении предполагаемых правонарушителей. В некотором смысле это продолжение гораздо более давних страхов по поводу миграции молодежи из деревни в город. В более поздние времена Мировые войны усилили эти страхи и возобновили их проявление в очень похожих формах. Доктор Мэри Фишер, руководитель отдела изучения детей в Вассаре, была обеспокоена “тысячами от 12 до 15 лет девочки, которые флиртуют с мужчинами в форме. Воспитатели должны что-то с ними сделать. Они жертвы войны” (Анонимно, 1942). В этой статье использовались ситуации насилия вперемешку со случаем, когда две девушки (12 и 13 лет) жили с тремя мужчинами-участниками оркестра в качестве примеров загубленной юности. Журнал продолжал возмущаться “моральным упадком среди подростков American girls” (Anonymous, 1944), особенно осуждающий “бобби-соксеров —many...as в возрасте 13 лет”, которых автор назвал “хмурыми девчонками Победы”. Другие жаловались на рост венерических заболеваний среди проституток-“любительниц”, женщин в подростковом возрасте (Аноним, 1943). Более поздние и менее распространенные рассказы обращали внимание на мальчиков-проституток, видя их почти такими же: из неблагополучных семей, живущими в “разврате”, и “все деморализованные, несчастные, скитающиеся по непроходимым пескам между детством и зрелостью."[67]

Вся третья часть отчета Комиссии по расследованию штата Иллинойс посвящена молодежной проституции. Джудианн Денсен-Гербер заявила в 1977 году, что Чикаго был центральным пунктом национальной сети проституции среди мальчиков, и она утверждала, что 600 000 мальчиков и девочек были вовлечены в проституцию и детскую порнографию (ILIC 1980:224). Затем в отчете цитировалась газета Chicago Sun-Times (6 февраля 1977 г.) рассказ Роджера Саймона о 17-летней девушке, которая предположительно стала проституткой в 11 лет, но была “спасена” домом Одиссеи Денсена-Гербера. Следователи Комиссии попытались подтвердить это, но Денсен-Гербер отказалась с ними разговаривать. В конце концов помощница сообщила им, что у нее “нет конкретных доказательств или личных сведений о жестоком обращении с детьми в Чикаго и что информация, которой она располагала доведенная до сведения общественности, был полностью заимствован из книги Робина Ллойда” (1980: 225). Попытки установить личность молодой женщины Саймона показали, что такого человека не существовало. Комиссии не удалось обнаружить ни одной несовершеннолетней проститутки в Чикаго.

 Тот факт, что ни одна группа правоохранительных органов не сталкивалась с организованными группами подростков до 1977 года, мало что значил для тех, кто был тесно связан с моральным климатом в этой стране в 1977 году и сразу после этого. Такие книги, как "Связь с Миннесотой", были наглядными, захватывающими и, по мнению многих, правдоподобны, что такие книги не задокументированы и что их авторы не смогли подтвердить подлинность своих утверждений, возможно, остались незамеченными широкой общественностью.[68]

В отчете цитировалась статья журнала Time (Anonymous 1977c), в которой Чикаго также назывался центром интенсивной проституции и порнографии и утверждалось, что полиция принимает жесткие меры. Следователи не обнаружили никаких изменений в количестве арестов за несовершеннолетнюю проституцию в течение нескольких лет, а у самих сотрудников полиции не было доказательств крупномасштабных операций по проституции или порнографии и не могло быть “расправой” с чем-то, чего не существовало.[69] Комиссия также попыталась взять интервью у отца Брюса Риттера, но он тоже был “недоступен”; помощник сообщил Комиссии, что недавняя программа CBS “60 минут” исказила представление о молодежи и их проблемах.[70] Они упомянули показания Риттера и тот факт, что он опубликовал многие из своих "историй ужасов" (Фраза из отчета) в брошюрах, рекламировавших "Ковенант Хаус" (Риттер, 1987, 1988). Они перепечатали одну листовку без даты, на которой был изображен портрет 15-летнего молодого человека—“Медленные волны разврата и невинности омывали его лицо тенями тьмы и света” — послание о том, почему и как христианский бог любит и прощает всех.[71] Комиссия также отметила, что цифры по проституции и заявления Риттера о побегах так и не были подтверждены.[72]

В отчете штата Иллинойс говорится, что директор агентства социального обслуживания отметил, что “80% всех беглецов в конечном итоге занимаются проституцией”. Когда следователи спросили, на чем это основано, она отметила, что слышала это от коллеги, который прочитал об этом в популярном журнале.[73] Тем не менее, несмотря на отсутствие доказательств, авторы доклада настаивали на том, что существует “корреляция между ранним сексуальным опытом, особенно сексуальным насилием, и детской проституцией” (стр. 285). Проституция, казалось, всегда вызывала у полиции особое восхищение, если не откровенную одержимость. Поиски Палмквистом сети проституток-подростков включали в себя несколько интересных историй. В одном из них его шеф сказал ему, что женщина, которая начинает заниматься проституцией в шестнадцать лет, “будет уничтожена морально, ее разум, не будет способен к нормальному мышлению, когда ей исполнился двадцать один год. Физически она была бы без чувств и, вероятно, страдала венерическим заболеванием” (1978:24). Он показал Палмквисту “фотографии девушек в кислотных ваннах, выпотрошенных, избитых до полусмерти монтировками, облитых бензином и сожженных до почерневших костей” (стр. 26). Шеф для контраста раскладывает рядом школьные фотографии проституток - эффективный прием, который Палмквист использовал в своих книжных иллюстрациях.[74]

Среди качеств, которые делают девочек “восприимчивыми” к проституции, есть “не от мира сего, прошлое и наивное стремление к свободе и эксперементам”, - сказал Палмквист (стр. 45). Он считал, что существует “контроль с помощью страха” над мальчиками, заставляющий их заниматься проституцией, “столь же распространенный в гей-сообществе, как и в гетеросексуальном мире.”[75]

Еще более страшным, чем то, что подвергшиеся насилию становятся широко открыры симпатиям к дьяволу в виде молодежи, которая сама станет педофилом. В начале 1990-х годов эти образы воспринимались как “факт”: "Возможно, самый зловещий долгосрочный эффект заключается в том факте, что мальчики-жертвы, гораздо более склонны становиться будущими сексуальными преступниками, а девочки-жертвы - подвергаться дальнейшей эксплуатации или виктимизации" (Хиллман и Солек-Теффт 1988: 43, курсив в оригинале; 133f). Идея о том, что подвергшиеся насилию станут насильниками, была распространена в профессиональном плане некоторое время назад, основываясь на старой народной мудрости о согнутой ветке. Голдберг и Голдберг (1940:143) считали, что у мужчин, которые занимались сексом с молодыми женщинами в их исследовании, возможно, были “ преждевременно и ненормально возбуждены их собственные сексуальные чувства”. Каждый период беспокойства по поводу молодости приносит обновленные теории и приложения этой идеи. В 1950-х годах считалось, что преступность среди несовершеннолетних и гомосексуальность были вызваны “невольным” совращением детей неполноценными родителями.[76] Эта точка зрения сохранялась с начала 1970-х годов.

Частью угрозы было подозрение, что дети-жертвы будут вербовать других подростков для удовлетворения желаний педофила. Существовал также сценарий отвергнутых любовников, которые стали слишком старыми, чтобы быть привлекательными, и которые “иногда находят... других детей-жертв в последней отчаянной попытке возродить прежнии отношения... Затем цикл может продолжиться” (Мартин и Хаддад 1982: 109). В сексе между взрослыми и молодежью было только две допустимые роли: жертвы и преступника. Сексуальный ребенок, когда допускалось, что такое существо может существовать, рассматривался как мутант, гротескный результат действия неестественных сил. Сексуальный ребенок, продукт экстраординарных способностей педофила, нечто вроде монстра Франкенштейна, стал фамильяром педофила, существом со своим собственным коварным смыслом. Прекрасная демонстрация ухода от проблемы и концептуальный сдвиг в основе истерии, Куни (1987:15), в “противостоянии мифа и реальности” текст, показал, как были истолкованы условия вопросов: предполагается, что миф заключается в том, что “некоторые дети от природы соблазнительны и поощряют сексуальное внимание взрослых. Реальность: жертва никогда не виновата в сексуальном насилии. Помимо уклонения от решения проблемы, позиции меняются местами: то, что было “реальностью”, преподносится как “миф”, а то, что было идеологическим обязательством, обозначается как “реальность”. Аналогичным образом Янус представил часть потенциально ценного текста с помощью 14-летней девочки, которая была сексуально активна с 12 лет. Он быстро и нервно отверг ее как “псевдософствующую” (1981: 278) и объявил ее продуктом патологической семейной системы.

В начале и середине 1970-х годов к сексу молодежи относились более благосклонно, но он все еще оставался проблематичным и вызывал профессиональную тревогу. В одном тексте того периода критиковался взгляд 1950-х годов, который рассматривал детей как счастливых беззаботных существ, чьи проблемы, по сути, были тривиальными. Кляйн считал, что настойчивое стремление взрослых воплощать в жизнь определенные представления детства, основанные в основном на их собственных фантазиях, вызванных чувством вины, лишает детей “их самого значимого наследства - права на полное владение самым полным спектром своих чувств”. Среди наиболее важных чувств - сексуальные, и она чувствовала, что молодые люди “не должны очищаться от похотливой, бурлящей чувственности”, которая является значительной частью детства {1975:10, 139). Ее взгляды были типичны для мнений конца 1960-х и начала 1970-х годов, кратковременного всплеска сексологический либерализм. Это было переосмысление того, что дети не ведут полностью незатронутую и асексуальную жизнь. Но идея о том, что они должны (или неотвратимо должны), упорно сохранялась и была представлена в образе страдающего, но невинного ребенка; детская сексуальность яростно отрицалась или переконфигурировалась как нечто чуждое и противоречащее счастью и росту. Сексуальность вернулась к традиционному чуждому, разрушающему тело.

Некоторые знали, что подростки могут отказаться от педофильских отношений с чувством “удовольствия, сильные сексуальные чувства”, ”в высшей степени эротизированные“ (О'Брайен 1983:104) или ”озабоченные сексуальностью или сексуальным самовыражением”.[77] Поскольку они не знают, как ”обращаться“ или понимать ”последствия" сексуальных чувств, образ напрямую попадает во вне-контролирующие (или контролируемые другими) нарративы, составляющие литературу о гиперсексуальности. “Дети автоматически будут делать все, что доставляет удовольствие, пока не будут обусловлены иным образом”, настаивал Линедекер.[78]

Хиллман и Солек-Теффт (I988:37f) хорошо описали сексуального ребенка с точки зрения экспертоов того периода. Несовершеннолетний “чрезмерно осведомлен и ведет себя ненормально” и обладает “повышенной сексуальной осведомленностью”, которая включает в себя богатый арсенал сленга и глубокое понимание “природы и процесса конкретных сексуальных действий, которые заставляют их сверстников широко раскрывать глаза и рты от изумления и восхищения, а их старших удивляться возбужденно. Они разыгрывают ”компульсивные“ или ”чрезмерные сексуальные игры", фантазируют о сексе, проявляют свои сексуальные фантазии в различных средствах массовой информации и предаются упадку непрекращающихся и возбужденно мастурбируюших”. Подростки и малолетние дети могут быть “чрезмерно” соблазнительными, хотя нам не говорят, каков, по их мнению, “нормальный” уровень соблазнительности. Затем они могут заниматься проституцией или (восхитительно расплывчато) “более необычными сексуальными практиками”; они будут “неразборчивыми в связях”, определяемыми как “повторяющаяся виктимизация почти мазохистского характера или повторяющееся соблазнение или жестокое обращение с другими”. В своем рассказе о девочке, предположительно подвергшейся сатанинскому сексуальному насилию, Хейден признала, что дети могут быть сексуальными, и добавила, что “неуравновешенные дети могут стать довольно изобретательными в этой области”.[79] ”Затем она призналась (стр. 140, курсив в оригинале), что на самом деле ее беспокоит даже больше, чем выполнение этого, - это ”желание сделать это". Герой должен спасти ребенка и цивилизацию от этого любой ценой. 

7 

ФАКТИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ

I

Героев, спасающих детей, обычно характеризовали в традиционном ключе. Настоящий герой сопротивляется, вынужден бороться, переступает границы терпимости.[1] Одним из героев Гордона Томаса был Джек О'Мэлли, таможенный агент Чикаго. У него есть пистолет, но он предпочитает использовать “свой выдающийся интеллект” и свое “природное бесстрашие, он хотел “постоянного возбуждения” от своей работы, и “он знал, что у него правильный скрытный склад ума”, сказал Томас (1991: 49f). Его образ “неподвластен времени”, как и подобает вечному герою, а его наряд Brooks Brothers дополнен “портфелем государственного образца”, чтобы завершает обычный внешний вид — но внутри он “напичкан последними репортажами о мужчинах и женщинах с моралью уличных кошек и инстинктами убийцы кобр” (стр. 72).

В героическом спасителе детей 1980-х годов было два основных аспекта. Одна сторона дрожала от нежности, не боясь заплакать от трагизма драмы. Некоторые из лучших характеристик можно найти в книге Маншель. Персонажи нарисованы карикатурно в самом начале, без сложностей, без противоречий ролей или обстоятельств в ее мелодраме. В отражающей сцене. Офицер Джордж Макграт излил свою душу в “пронзительной, причиняющей боль” фортепианной мелодии, затем сыграл “Ты никогда не будешь Гуляйть в одиночестве”. Дети в деле Келли Майклс почувствовали ”нежность" социального работника Лу Фоноллераса, сказал Маншел. И Макграт, и Фоноллерас были описаны как “страстные, заботливые мужчины, которые чувствовали большую, чем обычно, ответственность для всего мира” (стр. 80). Следственная группа была “очень чуткой, заботливой группой детективов” (стр. 31) и “интуитивно” знала, как обращаться с детьми. Но раскрывая другую сторону героя, Макграт “получал внутреннее удовлетворение” от задержания подозреваемых, и “Он находил личное удовлетворение в проведении арестов. Джордж чувствовал себя великолепно, арестовывая Келли, - сказал Маншел (стр. 470; он обладал “свирепостью”, которая побудила его спасать детей: несмотря ни на что, это раскрывает другое основное героическое качество: непоколебимую агрессивность.

Педофил должен быть найден, принужден к признанию и наказан. Точно так же жертвы должны быть найдены, заставлены признаться и спасены - все с той же быстрой праведной уверенностью. Самопровозглашенная чистота сердца и сила духа отличают истинного героя от “желторотых слабаков” - термин, используемый прокурором округа Мэдисон, штат Иллинойс, Доном Вебером для тех, кто неохотно возбуждает уголовное дело по делам о сексуальном насилии (Linedecker 1981: 177). Куба (1984) сказал о Кэролин Хюбнер, основательнице Техасского “Поиск ребенка” (1984), что она была “фанатичкой пропавших детей" и "жесткой, крикливой и совершенно нетерпеливой по отношению к людям, которые не разделяют ее интересов". По неподтвержденным данным, Хюбнер заявила, что получала угрозы убийством и в нее стреляли во время спасения ее ребенка, и утверждала, что в одиночку избила трех мужчин, спасая мальчика, удерживаемого в плену неназванной секты в Остине, штат Техас. Адвокат Шери Карни, автор законопроекта штата Калифорния, который существенно изменил срок давности для судебного преследования лиц, основанного на шатких концепциях “отложенного обнаружения” и “восстановленных воспоминаний”, была хорошо известна своей бешеной театральностью, которая включала попытку задушить обвиняемого, когда он находился на скамье подсудимых.[2] Элис Ваксс, еще один высокооплачиваемый прокурор, известная своим стремлением к максимальным срокам наказания и беспрекословной поддержкой жертв, написала ценный исторический текст о своем опыте в Нью-Йорке. Используя метафоры боксерских матчей (1993: 211ff, 260, 263f, 273), она рассказывает истории о противодействии системе, которая в этом остро нуждалась, и о судебном преследовании насильников. Педофилы для нее - всего лишь подкатегория насильников, которых все называют “недочеловеками”.

II

Герой должен сначала спасти ребенка, но часто препятствием на пути к спасению было отрицание ребенка. Если детям и не хватало какой-либо убежденности, это с лихвой компенсировалось требовательным оптимизмом терапевтов, прокуроров и полиции. Офицер Джон Г. Фасик, признавшийся, что был “одержим” идеей ареста правонарушителей, сказал, что он допросил нескольких мальчиков, подозреваемых в незаконном сексе со взрослыми, но дети “неохотно болтали” (Gregg 1984). Полиция, рекламируемая как защитники и спасители молодежи, была вынуждена это сделать, “даже если это означает ущемление его или ее гражданских прав” (Лайндекер 1981: 299). Хакенсак, Нью-Джерси, детектив Уильям Г. Торн оправдывал свои “интенсивные” допросы молодежи тем, что “мы должны расколоть мальчика, а это нелегко сделать”.[3] Другой детектив сказал, что из более чем 100 случаев незаконного секса между подростками и взрослыми, с которыми он работал, ни один не был результатом заявления несовершеннолетнего (Эрл, 1992). Это было проблемой с самого начала, и сотрудники полиции и социальные работники гордились своей способностью получать признания от подозреваемых или безропотных жертв.

Когда дети отрицали, что имело место какое-либо жестокое обращение или секс, или не проявляли никаких стигматов, определенные методологические и теоретические допущения позволяли исследователю продолжать. Для небольшой, но энергичной и влиятельной группы в тот период религиозные идеологии формировали основу для профессиональной практики. Одержимость демонами была реальной причиной таких явлений, как гомосексуальность, расстройства множественной личности или убийства. Аллен процитировал неназванного психиатра, который сказал, что в своей практике он сталкивался с рядом людей, которые считали, что они были одержимы демоном или сатаной; психиатр сказал, что он “почти всегда обнаруживал в анамнезе сексуальное насилие в раннем детстве” (1993: 213). Так называемые полицейские-культисты использовали это для руководства своими расследованиями, и это часто использовалось в качестве основы для терапевтической работы с детьми (Hicks 1991b). Гордон Томас дал один из лучших отчетов. Сотрудник калифорнийского агентства, работавший с проблемной молодежью решил, что многие из них были одержимы дьяволом и нуждались в экзорцизме или (более новый термин) “духовном обращении вспять”.[4] Драматично описано Томасом, как будто он когда они были там, мальчик закричал и признался, что он сатана. Силой Священного Писания мальчик был “обращен вспять” человеком, назвавшимся только “преподобным Эдом”, и сеанс был записан на видео. Но когда они идут проигрывать кассету сразу после сеанса, они потрясены, обнаружив, что она пустая! Все они согласились с тем, что сатана стер запись.[5]

Большинство других придерживались светского подхода, хотя методы часто были столь же мистическими. Ни один из детей в деле Келли Майклс не сообщал о жестоком обращении, но социальный работник Фоноллерас (с “темными, заботливыми глазами, глазами, которые могли слышать”) верил, что некоторые отрицатели подвергались растлению (Manshel 1990:37). Фоноллерас сказал: “вы не можете руководствоваться тем, что они говорят", утверждая, что он видел признаки в языке тела детей, которые убедили его в том, что к ним приставали (Рабинович 1990:57, курсив в оригинале). Эксперты хотели, чтобы было и то, и другое: дети могут говорить не то, что они имеют в виду, и могут иметь в виду не то, что они говорят; прокурор Сара Макардл сказала присяжным, что “верить в ”нет" ребенка - это упрощение" (Рабиновиц 1990: 61, 63). Нужно было только верить в то, во что хотелось верить.

[исследователи] были убеждены, что — под давлением сильной головной боли — эти дети ломали голову над тем, что им нужно было рассказать. Исследователи могли видеть по возбуждению, слезам, испуганным напряженным глазам, что у них в мозгу что-то массивное. (Маншель 1990: 50; 52)

Многие дети, участвовавшие в этом деле, застыли на месте, или сопротивлялись допросам, или впадали в неистовство. Судя по стенограммам допросов, дети избегают ответов или отрицают их, и их приходится вести, как, например, когда Фонольерас приставал к сопротивляющемуся мальчику: “Ты хочешь помочь нам продержать ее в тюрьме подольше? А? Правда, а? ... Вы хотите помочь нам продержать ее в тюрьме подольше?”[6] Здесь была возможность исцелять души, прививать правильное мышление и контролировать поведение. Сообщения популярной прессы о терапии были поверхностными и подчеркивали эмоциональное спасение, исходящее от психологической помощи. “Раскрытие”, очень популярный термин того периода, было чем-то, что дети могли “делать”, но чаще всего это было то, к чему, по мнению чиновников, необходимо "подводить” молодежь, как в христианском евангелизме, когда людей “подводят” к их божеству. Клиенты могут “переродиться“ или (светский эквивалент) ”обрести новые силы" благодаря усилиям специалистов в области психического здоровья. Точно так же, как средневековое духовенство, власти утверждали, что неспособность или отказ от исповеди приведут к серьезным проблемам на всю жизнь (Хаганы и Кейс 1988:27). По словам сторонников, рассказывать, исповедоваться - это исцеляющее и “преобразующее” действие.

Для показаний жертв было необходимо несколько онтологических и социологических контекстов. Одним из них была необходимость утвердить веру в абсолютную истинность того, что говорили молодые люди, и столь же абсолютное отрицание противоположных взглядов. Исследователям секса давно было известно, что дети - ненадежные свидетели (Ганьон и Саймон, 1969), но многие жертвы жестокого обращения горько и справедливо жаловались на то, что слова взрослого часто принимаются выше слов ребенка. К середине 1980-х годов появилась фанатичная вера в правдивость показаний детей. В деле Макмартина были пуговицы, баннеры и плакаты и другие, провозглашающие: “Мы верим детям!”, и была создана организация с таким названием, которая предлагала консультации прокурорам по всей стране. К середине 1980-х годов стало считаться научным фактом, что дети никогда не лгут о сексе.

Ну, вряд ли когда-либо. Крудсон снова привел пример такого рода хеджирования, которое появилось в популярных средствах массовой информации в конце 1980-х годов. Сначала он утверждал, что “если старшие дети редко лгут о сексуальном насилии, то младшие, похоже, почти никогда этого не делают” (1988: 170). Но затем, одной страницей позже, он сказал: “сказать, что дети редко лгут, - это не значит сказать, что они всегда говорят правду, только то, что большинство из них верят, что говорят правду” (стр. 171). Как и подобает хорошему апологету, здесь предпринята попытка не только оправдать жестокость инквизитора, но и попытаться спасти хоть какую-то часть доверия после того, как многочисленные фантастические показания, из-за которых многие были приговорены к длительным тюремным срокам, были опровергнуты. В начале 1990-х годов все еще существовало стремление “верить детям”, хотя были начаты более серьезные расследования, в основном для того, чтобы избежать растущего числа судебных исков против властей и журналистов за клевету, оговор безосновательный арест, неправомерные действия прокуратуры, злонамеренное судебное преследование, незаконные обыски и изъятия и так далее.

Другие контекстуальные требования к показаниям потерпевших включали установление отношений со взрослыми, убеждающая подростка в собственной правдивости и или защищающая его от проблем, и взрослые, убеждающие друг друга в своей правоте.[7] В своей статье “Ранняя стадия истерии" Сэнфорд сказал, что реакция взрослых, окружающих ребенка, является наиболее важным фактором, определяющим, ориентацию ребенка."[8] Первоначально изоляция ребенка была призвана защитить его от угрожающих взрослых, но позже была использована для изоляции молодежи и взрослых от проверок реальности и критики. Заявления о невиновности детей были также заявлениями о виновности взрослых, их намерений и поступков.[9]

Основные усилия того периода были направлены на то, чтобы убедить родителей в том, что имело место жестокое обращение, в частности (долгое в течение десятилетия) “ритуальное насилие". Социальный работник Пег Фостер сказал родителям, что жестокое обращение было очень распространенным явлением и о нем не сообщалось, и что “что-то могло случиться в детском саду” (Manshel 1990:29), и дал родителям список стигматов, на которые следует обратить внимание. Большая часть паники среди родителей в связи с делом о загородной прогулке во Флориде была вызвана полицией, психологами и средствами массовой информации. Это было сделано путем популяризации случаев по всей стране как достоверных и обширных, путем составления обычного списка симптомов и поощрения чувства вины родителей за то, что они не распознали эти признаки и отдали своих детей в руки предполагаемых растлителей.[10] Холлингсворт сказал, что родители “были крайне неосведомлены о тихой национальной эпидемии, которая уносила жизни детей каждые пять минут каждого часа каждого дня” (1986: 118). Во всех этих случаях власти и напуганные родители обращались к ребенку, ставшему официальной жертвой, за подтверждением всего, во что они теперь твердо верили.

Теория обычно предполагала, что травмирующие события сознательно не запоминаются; следовательно, то, что не запоминается или не признается, должно быть извлечено из клиента: “Пациенты должны принять тот факт, что эти переживания, столь искусно скрытые, действительно имели место... нужно смотреть правде в глаза; прошлое неизменяемо и должно быть принято.”[11] Инквизиторы детей чувствовали себя более чем оправданными, снова и снова настаивая на том, чтобы их клиенты “раскрывали”. Сюзанна Сгрой сказала, что даже если подросток не воспринимал секс как жестокое обращение, “когда ребенок узнает, что думает общество о том, что он сделал, он чувствует себя преданным. У ребенка возникает чувство опасности, чувство, что над ним надругались, чувство, что он не так хорош, как был раньше” (Нельсон, 1983). Задача героического терапевта - убедиться, что ребенок думает и действует как жертва. Для многих детей, которые не понимают, что секс между взрослыми и подростками - это “неправильно” (игнорируя утверждение о том, что дети инстинктивно знают, что “неправильно” в сексуальном плане), и которые отказываются признаться, терапевт должен настаивать ”интенсивно и постоянно подтверждая и поддерживая, термины, указывающие на предопределенный контекст, в котором трудный подросток должен (заново) выстраивать отношения (Blair 1984). Макфарлейн отметил, что, используя “анатомически правильных” кукол, чтобы помочь детям создавать истории о сексуальной активности, “я смотрю на детей как на людей, которые только что прибыли с другой планеты. И я их переводчик”.[12]

Выявление фактов основывалось исключительно на криминалистических методах. Эберли жаловались, что допросы по делу Макмартина состояли из элементов о “павловском обусловливании”, гипнозе, методах истощения или “промывании мозгов”, все это смоделировано по образцу полицейских допросов (1993: 187). Одним из очаровательных аспектов негодования Эберле является их наивность в отношении того, какого рода сексология была популярна в этот период (а также их взгляды на то, что важно в журналистике). Мало кто из предпринимателей-моралистов в то время делал какой-либо секрет о своем криминологическом и моральном подходе к сексу между взрослыми и молодежью в противовес критическому исследованию или научным изысканиям. Цель состояла в том, чтобы создать повествования, которые можно было бы использовать для подтверждения определенных символических комплексов, предназначенные для наказания определенных видов сексуального поведения и мыслей взрослых, для контроля поведения и идей детей и для восстановления определенных идеологий и ролей как героических и превосходящих. Макфарлейн очень четко высказался по этому поводу: “сексуальное насилие над детьми несопоставимо с другими видами преступлений взрослых и должно расследоваться так, как если бы оно было”.[13]

Избегание наводящих вопросов может быть не в интересах ребенка, если он маленький, напуганный и подвергся сексуальному насилию, - сказала она. Кроме того, руководящие сценарии “необходимы для того, чтобы напуганные маленькие дети могли отвечайтить на конкретные темы и говорите о них” (Макфарлейн и Уотерман 1986:86. 87). Повествования должны не только течь само по себе, оно должно течь в правильном направлении. Идея состоит в том, чтобы провести подростка по последовательности от отрицания к раскрытию, которую Макфарлейн назвал “Нет-Может быть-Что-то-да". Синдром”, при котором дети “нуждаются в поощрении, чтобы раскрываться маленькими, пробными шагами” (стр. 89). Это помогает обеспечить удовлетворительные выводы, но также, особенно при видеозаписи, может быть использовано для опровержения последующих отречений, если они возникнут.[14]

Терапевту дается конкретное указание “помочь ребенку лучше осознать факт сексуального насилия. ... Крайне важно, чтобы ребенок признался в произошедшем” (Хиллман и Солек-Теффт 1988: 69f) - Терапевт должен заставить ребенка вспомнить любое сексуальное насилие, вместо того чтобы давать жертве любой шанс “забыть или проигнорировать проблему” (стр. 78). Требуются две вещи: чтобы ребенок знал о существовании проблемы, но, что более важно, чтобы проблема (и ее решение) были определены спасающим взрослым. В случае взрослых, пытающихся восстановить воспоминания о сексуальном насилии, терапевт должен принять предположения клиента и работать над их выполнением. Допустимый объем данных и их интерпретация были ограниченными и выборочными. “Восстановленные воспоминания” повлекли за собой изменение эмпирического статуса “факта", изменение, облегченное Дэвидом Финкельхором (1979), который освободил обвинение в сексе между взрослыми и молодежью от научной аутентификации. В конце своей книги Маншель сообщила, что несколько детей заявили, что другие учителя знали об этих мероприятиях и/или участвовали в них. Поскольку эти заявления было слишком легко проверить и они представляли риск для остальные заявления детей, они были отклонены как “разрозненные и противоречивые”. Некоторые дети также заявили, что их родители присутствовали во время растления; прокурор переосмыслил их как “фантазии о спасении” и “механизм преодоления”. (1990:100). Когда мальчик говорил о том, чтобы “отрубить себе голову”, Фоноллерас “сделал вывод”, что мальчик действительно имел в виду половой акт (стр. 86). Когда одна девочка неохотно ходила в туалет в школе, потому что была застенчивой, это было отвергнуто в пользу того, чтобы рассматривать это как симптом жестокого обращения.

Основополагающее предположение заключается в том, что любой сексуальный контакт со взрослым является серьезной травмой. Не существует положительного или нейтрального опыта сексуального насилия, - уверенно заверяли верующих Басс и Дэвис (1988: 316). Если бы после тщательного обследования выяснилось, что это не так, то, по мнению экспертов, это должно было быть травмирующим, потому что так гласит теория, и самое малое, что можно сделать, - это дать ребенку понять, как ему чудом удалось спастись. Следователей по делу Майклза беспокоили не только те, кто отрицал, что имел место какой-либо секс, но и число детей, у которых не проявлялось никаких симптомов. Несмотря на первоначальные обвинения и немедленную стигматизацию работников детских садов как злодеев со стороны государства и журналистов, многие родители оставили своих детей в школе. Озадаченному и разочарованному Маншелю эти ученики показались “поразительно комфортными в своем окружении, их явно не беспокоило то, что они находятся во власти школы” (Маншель 1990: 44).

В то время как несколько терапевтов хвастались, что они смотрели на общее качество отношений, в конечном счете дела были предметом интерпретации и высказывание обиженных взрослых, которые исключили качества, не соответствующие обществленной концепции секса между взрослыми и молодежью.[15] Сэнфорд видел необходимость “оценивать глубину отношений в соответствии с определением ребенка, а не родителей или других представителей власти” и “не делать предположений о том, как та или иная форма сексуального насилия повлияет на отдельного ребенка [и] не навязывать наши взрослые интерпретации (и вытекающие из них эмоции) о половом акте с ребенком”. В качестве примера своего великодушия она привела “жертву”, которая говорила: ““Я продолжал пытаться заставить своих родителей понять, что Чарли был моим другом.”[16]

Оправдав профессионалов в этических или методологических нарушениях, она затем могла свободно утверждать, что только злодей-педофил, а не спаситель, “проецирует свои собственные чувства печали и одиночества на свою жертву". (стр. 102, 148) Проверка жестокого обращения требовала концептуальной системы, которая позволяла бы организовывать события или артефакты таким образом, чтобы они “соответствовали” (любимая фраза проверяющих) первопричине жестокого обращения. В самом начале ее книги Кроули утверждала, что обладает сверхчувствительностью к настроениям и чувствам своей дочери, но из ее собственного текста видно, что только после того, как были выдвинуты обвинения, она подумала, что что-то не так (1990:18). Когда она ехала со своим ребенком, у нее было видение:

... это было так, как будто в моей голове внезапно загорелась лампочка. Я с ужасающей ясностью увидела, почему Ханна так стремилась избежать дневного сна в Wee Care, я ударила по тормозам и закричала. ”Ханна, почему ты больше не хочешь вздремнуть в школе?"’

Не видя мультяшной лампочки над головой Кроули, девочка расстраивается из-за внезапной резкости вспышки гнева своей матери и отвечает “ни к чему не обязывающе."[17] Часто отказывалась есть обед, приготовленный Кроули, поэтому Кроули осенило: “Неудивительно, что у Ханны не было времени поесть! Она была слишком занята странными играми Келли” (стр. 21). О просьбе Ханны не ложиться спать: “Я обняла ее, пожалела, что месяцами раньше не поняла, что это за невинная просьба — крик о помощи, мольба не дать Келли причинить боль Ханне и ее одноклассникам” (стр. 22). Процесс обостряется и совершенствуется, когда три матери собираются вместе: “Было так much...in поведение их дочерей, на которое стоит оглянуться и пересмотреть. Они удивлялися, что они не заметили знаков раньше” (стр. 68). Когда Ханне было девять, Кроули обнаружила рисунок, на котором Ханна изобразила женщину и мужчину, занимающихся сексом. “Под рисунком, который она напечатала, было написано: "Сара и Кен очень любили друг друга. Им нравилось обнимать и целовать друг друга. Вскоре они уже ласкали [я уверен, что она имела в виду ласки] друг друга под одеждой”. Кроули была “в ужасе” от “вызывающего беспокойство” рисунка и почувствовала, что это результат жестокого обращения, и использовала его, чтобы возобновить свою ненависть к Майклзу.[18] Подразумевается, что рисунок нескольких детей на допросах является доказательством жестокого обращения: они больше не отличали добро от зла и были дикими, потому что “отчаянно” нуждались в том, чтобы кто-то установил ограничения на их поведение (Manshel 1990:77, Crowley 1990:69ff).

Когда одна девочка сказала, что Майклс играл “Jingle Bells” на пианино, будучи обнажен, Мэншел сказала, что это “ввело концепцию более необычного насилия” (стр. 43). Арахисовое масло и желе рассматривались как сексуальные инструменты, используемые для приучения детей к оральному сексу. “Если бы они могли делать арахисовое масло и желе, тогда они могли бы делать мочеиспускание,” и Маншел сказала (1990:68). Возможно, дети просто “занимались” ланчем, но социальный работник Пег Фостер увидела в этом ключ к главному мотиву секса молодежи и взрослых: деградации. Затем Фостер прошлась по школьной кухне и нашла несколько частично использованных баночек, хотя она знала, что учителя использовали арахисовое масло для перекусов, ее охватило отвращение. Подумала она. О Боже, это действительно здесь. Я действительно нашла это!”, - написал Маншель (стр. 68). Когда ребенок сообщил, что пил мочу, Фоноллерас согласился с предположением Фостера, и “теперь казалось, что неопровержимо, что Келли намеревалась доминировать и унижать” (стр. 86, слова Маншела, выделено мной). Врач, проводивший осмотр, обнаружил, что девственная плева Ханны “открыта”, то есть просто открыта. Даже несмотря на то, что врач предложил ряд более чем вероятных объяснения, Кроули сказал: “Итак, вот оно, физическое доказательство. Врач подтвердил то, что я в значительной степени знал”.[19]

Случаи ритуального насилия представляли особую проблему для валидаторов, но она была легко преодолена с помощью такого же мышления. Спенсер (1989:222) смог установить культ с помощью логики; “Измененные” (множественные личности) возникают из-за тяжелой травмы; ритуальное насилие - это тяжелая травма; следовательно, наличие “измененного”. То, что это было “в значительной степени то, что они знали”, доказывает существование культа. Спенсер сделал аналогичное наблюдение относительно рассказов о ритуальном насилии: “Характер деятельности и верований [одной из множественных личностей], представленных терапевтам соответствовали тому, что они были готовы принять”.[20]

Еще одна мистическая трансформация реальных или воображаемых событий в доказательство была обнаружена в новеллистическом отчете о том, что предположительно является терапевтом Гейл Карр, Дело Фельдмана о ритуальном насилии. Ее пациентка считает, что подверглась сексуальному насилию со стороны своего деда, но единственным доказательством, которое у нее было, было ее чувство ненависти к нему. Все жалобы испытуемой заставили Фельдмана задуматься о сексуальном насилии (практически каждая жалоба человека к этому времени была симптоматически связана с насилием со стороны профессионалов и журналистов). Не имея реальных доказательств, Фельдман после нескольких посещений классифицировала свою пациентку как жертву сексуального насилия. Откуда она знала, что все, что говорил ее пациент, было правдой? “Я не уверена, но я знала”, - уверенно сказала она (1993:48). Это было во многом основано на ее переходе от веры в психические заболевания к вере (более близкой к религиозной вере) во Зло: “Быть злым начинало совершенно отличаться от наличия психического расстройства” (стр. 75). Чтобы отделить себя и свою профессию от требований науки, Фельдман высмеяла то, что она в качестве примера, выслушав сообщения о жестоком обращении в так называемой “интеллектуализирующее."[21] Похоже, Фельдман попросила сообщить основные факты о больнице, например, где она находится. Затем она отступила и извинилась за этот переход к “интеллектуализации”. Она сказала: “Если мы говорим о больнице и преступниках, то я не обязана разделять вашу боль” (стр. 8). Разделение боли является наивысшим приоритетом и источником подтверждения. Эмпирическая верификация отвергается в пользу вуайеризма, морального абсолютизма, жанрового театра и эмоционального паразитизма.

Еще одно дело о ритуальном насилии касалось полицейского-фундаменталиста, обвиняемого “восстановленными воспоминаниями" его дочери, Пол Ингрэм не мог вспомнить события, о которых она утверждала, поэтому психолог Ричард Питерсон предположил, что Ингрэм сам подвергался растлению в детстве, но подавлял свои воспоминания (Wright 1994; 34f). Полиция и Питерсон помогли разработать сценарии, с которыми Ингрэм с готовностью согласился и даже развил их. Первым, кто сказал, что в этом были замешаны другие, был офицер Джо Вукич, который предположил “культ”, а Питерсон предположил “что-то вроде сатаны” (стр. 40, 44). Семейный пастор Джон Братун предлагал жене Ингрэма различные сценарии, которые она пассивно принимала. Копы и Питерсон надавили на одного из сыновей Ингрэма, чтобы он вспомнил о каком-либо насилии, чего он не смог, поэтому они заставили его рассказать о своих снах. Они сказали ему, что сны символически представляют события, о которых они хотели, чтобы он рассказал. Его неспособность вспомнить о каком-либо насилии была воспринята как доказательство жестокого обращения; Питерсон сказал: “Они посягнули на вашу способность понимать, что было реальным. Когда сын все еще сомневался в правдивости или уместности снов, они сказали ему, что он был бы “запрограммирован” не рассказывать (стр. 62ff). Допрос Ингрэма Питерсоном привел к показаниям, следующим непосредственно за сценами из мошеннического фильма Стратфорда - Подполье сатаны (1988). Когда детективы допрашивали свидетелей и правонарушителей, Уоттерс сказал: “вскоре стало ясно, что все, о чем спрашивали детективы, произойдет или появится в [признании]...они могли даже руководить действиями Ингрэма и других персонажей” (1991:65). Сам Ингрэм, изо всех сил стараясь сотрудничать, сказал: “Это как будто я смотрю фильм.”[22]

Полиция автоматически предположила, что события произошли, обвинила. Когда рассказы Ингрэма стали слишком странными, чтобы их можно было всерьез рассматривать, детективы почувствовали, что Ингрэм спланировал это как заговор, чтобы дискредитировать признание и следователей. Другие обвиняемые просто согласились с этим. Когда один мужчина не смог вспомнить ни одного из событий, в которых его обвиняли по этому делу, он сказал: “Я достаточно заблокировал это — должно быть, я самый худший. Единственный вариант — запереть меня, и тебе придется выбросить ключ, потому что я чертовски опасный человек не заслуживающий того, чтобы меня отпускали на свободу” (Райт 1994:57). Средства массовой информации, как обычно, отдавали предпочтение мнению прокуратуры и сообщали о них как о проверенных фактах. Когда Кроули Ньюс сообщила о ее случае, она снова заплакала и почувствовала себя “поврежденной” историями, которые стали представлениями о ее самой (1990: 134).

Свидетельства и события также должны быть подтверждены самими профессионалами. Способ, которым следователи в книге Мэншея убеждали друг друга в том, что растление имело место, состоял в том, чтобы пристально смотреть друг на друга и повторять снова и снова: “это произошло” (1990:57). В одной из ранних книг, чтобы начать формировать истерию, Уолтерс использовал прием “миф против факта” для установления новых идеологических парадигм. Одним из них было противопоставление “мифа” о вечной травме “факту”, что ребенку, подвергшемуся насилию, не обязательно причинять необратимые повреждения (1975: 113). Это утверждение было основано на большом количестве исследований, но идея полностью изменилась после середины-1970-е годы, когда “миф” и “факт” поменяли позиции. Продвижение проекта по изучению детей, которые, как предполагалось, подвергались сексуальному насилию в дошкольных учреждениях, в Лос-Анджелесе Статья в “Анджелес Таймс” попыталась подкрепить несколько сильно испорченных образов жертвы и героического спасителя, заявив, что “при правильной помощи” большинство детей, подвергшихся насилию, могут выздороветь, даже если на это уйдут годы.[23] Это рекламировалось как новое открытие и прогресс науки, хотя на самом деле это был ревизионистский возврат к тому, что было до 1975 года, навязанное спасателям детей реалиями человеческого поведения и растущей критикой, сведенной к минимуму или не сообщаемой журналистами.

 Одной из важнейших задач героических спасателей детей является надзор за распределением чувства вины. Создание чувства вины и управление им долгое время были отличительной чертой западных религий. Стратфорд (1988: 180ff) настаивал на том, что людям нельзя позволять прятаться за ярлыком “жертвы”. Цель христианской терапии состоит в том, что для того, чтобы получить “полную свободу, исцеление и покой”, которые предлагает ее божество, человек должен признать свою греховность, прийти на исповедь и просить прощения. Светские стратегии по-прежнему настаивают на признании и включении чувства вины в отношения.

Должна быть вина; “если вины нет, то, вероятно, ее и не будет беспокойство по поводу этого действия”, - сетовал Янус (1981:319). Более ранние работники были более откровенны в отношении его необходимости. Ссылаясь на предложения Александра Зафириса, заместителя декана Высшей школы социальной работы Хьюстонского университета, Хиндс (1981) сказал, что терапевтическая практика необходима, поскольку для того, чтобы “разорвать кровосмесительную связь, необходимо усилить вину [ребенка] за то, что он наслаждался кровосмесительным сексом, там должно быть чувство вины, но оно не обязательно должно быть выражено напрямую: оно может подаваться косвенно, например, когда все настаивают на том, что сексуальное событие было неправильное, но юноша не виноват. Сэнфорд сказал, что каждая жертва нуждается в профессиональном вмешательстве, хотя бы для того, чтобы снова и снова говорить им, что они не виноваты в том, что являются частью “этого ужасного дела”, и, несмотря (или, возможно, из-за частых навязчивых медицинских осмотров (включая фотографирование заднего прохода и гениталий), настаивать на том, чтобы ребенок, что их организм не пострадал в результате инцидента или длительных отношений. Они должны заставить ребенка поверить, что преступник - это больной и преступный человек (1982: 138, 141f, 145f).

Чувство вины остается основой терапевтического процесса и авторитета терапевта. Проблема “амбивалентности” рассматривается терапевтами, хотя и не без некоторых из них. Часто называемая “смешанными чувствами”, это была их собственная амбивалентность, признавая, что некоторые позитивные и негативные чувства могут сосуществовать, в то время как исключительно негативные чувства не только признаются, но и востребованы, позитивные чувства должны быть подавлены. Терапевты внушают подростку веру в то, что любые позитивные чувства по поводу отношений, любовь к взрослому партнеру (ам) и сексуальное удовольствие было лишь базовым, врожденным инстинктом “выживания”, добавляя восхитительный ингредиент страха близкого соприкосновения со смертью к восприятию переживаний ребенка, прочно ассоциируя сексуальное возбуждение со страхом и насилием".[24] Басс и Дэвис пошли более коварным путем. В своей книге "О восстановлении воспоминаний" они утешили читательницу, сказав ей, что ей не следует стыдиться любых сексуальных чувств и удовольствия, которые она, возможно, испытывала (1988:78). Однако позже, обращаясь к читателям-консультантам, авторы сообщают им, что удовольствия клиента следует превратить в чувство стыда (стр. 348), все время говоря потребителю, что он “ни в чем не виноват”.

Правильная установка на чувство вины - дело непростое и часто может помешать другим намерениям. В деле Майклза, Маншел упомянул, что следователи отвезли некоторых детей в тюрьму, чтобы показать, что они защищены от Майклза. Но Маншел признал, что это “имело неприятные последствия”, когда подразумевалось, что дети также будут подвергнуты заключенмю в тюрьму за действия, которые, как были уверены взрослые, имели место (стр. 50). Настойчивость следователя в отношении “плохости” ситуации вылила вину на детей и ослабило их “способность судить о доброте людей, с которыми они встречались", признал Маншель (1990:88). Таким образом, “обобщение” - это еще один симптом, с которым необходимо иметь дело. “Ребенок может искренне верить, что ни одному взрослому нельзя доверять, что у всех мужчин грязные головы и что весь мир смеется над ними за их спиной”, - говорят эксперты.[25]

В любом случае важно привить глубокое чувство неправильности поступка, и превратить чувство вины в гнев и ненависть.[26] Яркий пример был показан в Документальном фильме, посвященный делу в детском саду "Маленькие негодяи". Когда Роберт Келли выходил из зала суда в Северной Каролине после вынесения ему обвинительного приговора, несколько молодых девушек подбежали к его машине с криками “Я ненавижу тебя!”, подбадриваемые их аплодирующими матерями.[27] На одном из своих допросов, используя анатомически правильную куклу, представляющую обвиняемого Рэя Баки по делу Макмартина, Ки Макфарлейн сказала: “Я думаю, нам следует избить мистера Рэя...Какой плохой парень! Ты не думаешь, что он плохой парень? Он больше не будет так поступать с детьми, не так ли?”; позже она велела другому ребенку избить куклу Рэя. Ассистентка Макфарлейна Сандра Кребс сказала о кукле обозначена как “мисс Пегги” в другом исследовании: “Какая вонючка! Давайте ударим ее” (Эберле и Эберле 1993: 189, многоточие в оригинале; 202, 373).

Хиллман и Солек-Теффт переходят в наступление; критиков следует расспрашивать “как в индивидуальных, так и в групповых ситуациях об их причинах такого поведения, помогая им взглянуть на картину в целом” (1988:82). Саммит (1987b:v) также был возмущен: “Вместо того, чтобы противостоять большому числу подозреваемых, которым доверяют, мы бросаем вызов методам и мотивам тех немногих, кто высказывает подозрения”. Критики, а также как “подозреваемые, которым доверяют” (еще одна оговорка, он имел в виду “жертвы”), они, таким образом, подлежат проверке “как в индивидуальных, так и в групповых ситуациях”, чтобы убедиться, что они видят общую картину, нарисованную и оживленную властями, руководствующимися партикуляристскими моральными императивами, а не эмпирическими реалиями. Один из наиболее показательных примеров терапевтического подхода можно найти в рассказе Хейден о “ритуальном насилии” семилетней “Джейди”. В какой-то момент она обнаружила Джейди и маленького мальчика вместе; у Джейди был пенис мальчика в ее рту и, казалось, укусил его. Хейден шокирована и зла (потому что у девушки был пенис во рту, а не потому, что она его укусила), но в тот момент мало кто сказал. Много позже, когда она обнаружила, что девочка и еще один маленький мальчик исследуют гениталии щенка, она схватила Джейди и сказала ей, что это равносильно тому, чтобы дурачиться с “личным местом” предыдущего мальчика и что “мы такими вещами не занимаемся”. Хейден сказала девушке, что сначала она была готова отмахнуться от этих инцидентов как от “глупости”, но теперь заподозрила неладное и почувствовала “беспокойство”. Принимая официальную версию, которую она сказала Джади: “Когда маленькие девочки делают что-то вроде того, что ты только что делала [со щенком], обычно это потому, что они видели, как это делалось раньше. Иногда кто-то постарше показывает их или делает это с ними...”[28] Сказав Джейди, что она должна рассказывать взрослым о любом генитальном контакте, Хейден сказала, что, по ее мнению, Джейди или ее родителям угрожали.

Когда взрослый делает что-то не так, именно такие вещи, они скажут вам... Они лгут, чтобы не дать вам получить помощь. Но если кто-то прикасается к вам или заставляет вас прикасаться к ним, вам нужна помощь. Ты всего лишь маленькая девочка, а это взрослые дела. Тебе нужен взрослый, который поможет тебе разобраться в этом. (стр. 136f)

Джади несколько раз протестовала, говоря, что она просто играла. Наконец, после долгой тирады, Джейди сдалась и извинилась, вероятно, надеясь покончить с этим и пойти поиграть. Но Хейден стал еще более настойчивым: “Дело не в этом. Джейди, я хочу тебе помочь”. И действительно, в этом суть. Хейден продолжала пытаться по-своему обойтись с девушкой, но, в конце концов, не добившись признания и чувства “недовольства”, Хейден отпустила ее.[29]

Многие призывали к интенсивному идеологическому обучению детей, и, что интересно, чем младше, тем лучше. Соман предположил, что детей с двухлетнего возраста следует инструктировать о том, как понимать “сексуальные отклонения от наших норм”(1974:198), и другие терапевты хотели, чтобы двухлетние дети узнали о “хорошем прикосновении - плохом прикосновении” и универсальном "Нет" (Marriott 1984a; Pienciak 1984d). Работники детских садов с энтузиазмом искали у детей даже младшего возраста признаки того, что они считали жестоким обращением, и, когда находили, направляли их в специальные программы перевоспитания для детей в возрасте от 6 недель до двух лет.[30] Цель состояла в том, чтобы усилить наблюдения за детьми даже младшего возраста (Anonymous 1982c, Anonymous 1982d), и еще более строго продолжают то, что Хиллман и Солек-Теффт деликатно называют “допрошанием” (1988:37). Такие шаги продолжают давнюю традицию формирования молодежи. Трудгилл (1976:51) цитирует текст о мастурбации из "Дневников родителей: репродуктивный и образовательный" (1872):

Наших детей необходимо учить, с самого раннего возраста, когда их разум способен воспринять такое учение, нерушимой святости их сексуальной жизни природы — непоправимые беды, которые следуют за злоупотреблением ею. Они должны быть пропитаны убеждением, что нечистота - это отвратительный грех, что извращение этих инстинктов каким бы то ни было способом является погружением в бездонную пропасть разврата, из которой они никогда не выйдут с чистой душой; что это воздвигнет непроходимую пропасть между ними и чистыми помыслами; что это лишит их права на добродетельное происхождение и унизит их до уровня грубияна.

В конечном счете, происходит возвращение к спектору сексуального ребенка. Одно из большинство основных предположений того времени состояло в том, что дети были неспособны к сексуальным интересам, способностям или чувствам, в то время как любое поведение могло рассматриваться как нарушение, сексуальные проявления были особенно тревожными.[31] Сильная озабоченность сексом является наиболее универсальной и вопиющей характеристикой случаев сексуального насилия, - предупреждают консультанты.[32]

Книга Майка Лью о мальчиках, занимающихся сексом с мужчинами, была некритически воспринята большинством читателей.[33] По словам Лью, если ребенок получал удовольствие от отношений, то только из-за физических ощущений. Наслаждение - самый коварный вид искушение для молодежи. Лью признает, что ребенок продолжает стремиться к этому. Это модель виктимизации (1990: 132f). Задача терапевта состояла в том, чтобы разорвать “связь между жестоким обращением и наслаждением”.[34] Целенаправленным возвращением к удовольствию он назвал признак “чрезмерно привязчивых” детей, которые, используя его показательное заявление, “набрасываются” на незнакомцев, подчеркивает эмоциональную, культурную и физическую обособленность, которую большинство взрослых американцев несут в своих отношениях, и требует подчинения детей программам, которые устанавливают и усиливают эти дистанции и различия. Питомник милосердия в Юджине, штат Орегон, носил девиз “Свобода в рамках границ” (Ньюман, 1986), и хотя это может не совпадать с “Работай Бесплатно", - слоган doublespeak отражает идеологические намерения и заблуждения большинства тех, кто заботится о детях. С другой стороны, чтобы охватить все основания, нам говорят, что существует вероятность того, что некоторые дети могут не проявлять “повышенной сексуальной осведомленности”. Вполне возможно, что они “иногда могут демонстрировать чрезмерное невежество в таких вопросах, решительно отрицая какие бы то ни было знания, но проявляя острый дистресс, возбуждение и оборонительную позицию во время допроса” (Хиллман и Солек-Теффт 1988:37). Терапия применялась в этих случаях с еще большей решимостью.

III

Спасение педофила было частью героической роли, и некоторые придерживались мнения, что она или он могут быть исправлены, и, подчеркивая благородство своих собственных мотивов, заявили, что заключенный имеет “право на соответствующее обращение” (Дженсен и Джуэлл 1988:14). “Мы должны достичь его человечности”, - сказал Генри Джаретто. Мы должны как-то сказать ему: "Я забочусь о тебе как о человеке. Мне не нравится то, что ты сделал", или в религиозных терминах, отделяющих грех от грешника, ты знаешь. Что его можно спасти как человеческое существо.[35] Во многих культурах существует народный герой, укрощающий чудовищ. Вместо того, чтобы убивать экзотических существ (или часто в дополнение к ним), можно попытаться их спасти; “чем более странным будет внешний вид обращаемых существ, тем больше триумф миссионера”, - заметил Фридман (1981: 60).

Есть несколько педофилов, с которыми можно было бы вести себя более мягко, те, кто принимает соответствующие роли. Терапевты ищут тех, “кто проявляет раскаяние, в целом стабилен и ведет здоровую социальную и сексуальную деятельность, человек может многое потерять, если потерпят неудачу, и может выразить словами свою мотивацию к успеху.[36] Терапевтические группы в клиники сексуальных расстройств Фреда Берлина при Университете Джона Хопкинса обязательно состоят из членов, которые скажут, что они страдают от проблемы (Блэр, 1984).

Цели терапии освещались в ряде газетных статей того периода. Технический язык иногда был ориентирован на популярные рынки, поскольку Хиллман и Солек-Теффт поступили именно так, когда говорили о разрушении “системы отрицания” педофила, о расчленении “специфических систем поведения и сексуального возбуждения”, о работе с другими “системами”, такими как фантазия и “неразрешенные эмоциональные проблемы”, о восстановлении “дефицита социальных и межличностных навыков” и о разработке “успешного возвращения” индивида в общество (1988: 119). Такая формулировка помогла придать научный статус “модификации поведения, когнитивной перестройке, обучению навыкам и профилактике рецидивов” — короче говоря, “программированию правонарушителя”, по словам Дженсена и Джуэлл.[37] Одним из способов достижения этого было то, что О'Брайен назвала “конфронтацией со сверстниками как методом разрешения конфликтов и самопонимания” (1986:13). Терапия была объяснена одним из ее испытуемых:

Они противостоят вашему негативному отношению, и это создает более спокойную обстановку. ... Кто-то доставлял нам проблемы, не хотел с нами разговаривать, и вел себя понастоящему безумно. Поэтому мы созвали группу на him...it взяли три часа работы группы. ... Они удерживают тебя, и ты пытаешься убежать от них. Ты на коврике. Ты просто даешь выход своему гневу.[38]

О'Брайен с негодованием сказала об одном из своих испытуемых, что его “постоянная озабоченность отношением общественности вызывает наибольшее беспокойство; он утверждает: ”те люди, которые пытаются принимать все более жесткие законы, не знают, что они делают" (1986: 153). Разочарованный другим предметом, О'Брайен неоднократно заявлял, что не верит в то, что то, что он сделал, было вредным. Одна из его партнерш сказала ему, что именно ее сестра, а не она сама, раскрыла их отношения (1986; 164f). Затем О'Брайен горячо заявил: “Потребуется эффективная конфронтационная терапия, чтобы заставить Джорджа осознать серьезность его постоянных обид и обуздать его рационализации” (1986: 176). Сердцем этой идеологической битвы была необходимость с помощью терапии отвращения исправить “искаженные взгляды” педофилов (Collins 1982).

По мнению Дженсена и Джуэлл, преступник страдает “когнитивными искажениями”: Мысли и убеждения, такие как "Это не причинило ей боли", "Ему это понравилось", "Я не знал, что это неправильно", [которые] должны быть заменены соответствующими утверждениями (1988:18). “Соответствующие утверждения” генерируются терапевтом и “репетируются в условиях глубокой релаксации несколько раз в неделю. Мысли и убеждения клиента также подвергаются жесткому сомнению в ходе групповой терапии” (стр. 18). Старые подходы к охране психического здоровья, которые основывались на доверии, поддержке и недирективных методах, были неподходящими для заключенных, потому что с помощью этих методов у преступника был шанс “применить свои отточенные навыки манипулирования и обмана”. Правонарушители редко добровольно соглашаются на лечение и “сводят к минимуму или рационализируют свое поведение как оправданное”. Лечение должно выявлять “скрытые намерения” заключенных, настоятельно рекомендуется использовать плетизмограф полового члена для выявления нераскрытого “девиантного поведения” и, если клиент не признает новую и компрометирующую информацию [во время оценки], проблема усугубляется угрозой дополнительных судебных издержек, потерей семьи, друзей и работы, а также дурной славой (стр. 14f).

Во время формирования отвращения заключенного заставляют записать его самую возбуждающую фантазию, затем, читая ее вслух, заставляют “вдыхать неприятный запах" 20 раз в день, 7 дней в неделю, в течение 12-16 недель и до тех пор, пока возбуждение клиента к девиантности не будет взято под контроль… Преступник также должен написать автобиографию и историю сексуальной жизни, “чтобы точно идентифицировать предвестники девиантного поведения”, чтобы люди могли вмешаться, “когда появляется неадаптивное поведение или мысли” (стр. 17f). Супруги также должны пройти консультацию, чтобы вылечить ее дисфункции для “ее собственного личностного роста; женщина должна быть в состоянии сообщить властям о своем партнере, когда становится очевидным определенное поведение или мысли.

Чтобы не одурачить терапевта или общество, испытуемые терапевта Тима Смита “должны раскрыть свою девиантность по крайней мере 40 людям” (Остром, 1989). Необходимость широкого информирования общественности об интересах правонарушителя, по словам Дженсена и Джуэлл, объясняется тем, что “традиционная гарантия конфиденциальности ограничена при лечении сексуальных преступников в общественных условиях” (стр. 14). Заслуживающие доверия терапевты обычно требуют, чтобы их клиенты подписывали заявления, чтобы оценка и лечение сексуальных отклонений были исчерпывающими и тщательными, а конечная цель — создание “здоровых, взрослых гетеросексуальных отношений” (стр. 18).

Остром (1989) дал более конкретный отчет о перевоспитании, в ходе которого педофилов заставляют перестраивать свое “ошибочное мышление” и “оправдания”. Их заставляют разыгрывать драму о своей деятельности, которая может включать в себя исполнение роли молодого человека. Им выдают манекены, а их выступления записываются на видео и просматриваются избранными профессионалами; другие записывают подробные отчеты об их “подвигах” (McCall 1984b). Роланд Саммит, известный своим агрессивным подходом к дисциплинированию педофилов, считал лечение необходимым, при условии, что оно не исключает и не сводит к минимуму наказание. Он высоко оценил методы, используемые в Сиэтле:

Правонарушители, которые имеют право на лечение, получают не столько освобождение от наказания, сколько обязательство подвергнуться тщательному изучению. Они должны пережить и воспроизвести свои преступления в компании своих консультантов и сверстников. Самооправдания и алиби выявляются с помощью электронного мониторинга их скрытых чувств. Они должны информировать каждого действующего и потенциального сообщать, включая работодателей, об их прошлом, характере возбуждения и потенциальной возможности повторного насилия. Существует множество мер предосторожности, гарантирующих, что преступник никогда больше не останется наедине с ребенком, любым ребенком. Преступники оплачивают лечение, а также приносят извинения своим жертвам. Правонарушители в этой системе не полностью преодолевают свою тягу к детям или даже весь свой потенциал насилия, но они учатся уважать опасность своего положения и приветствовать надзор и поддержку, чтобы избежать искушения. Если они поддаются, система способна на раннее выявление и предотвращение скрытых повторных правонарушений и эскалации. Эта возможность намеренно конституционно запрещена в соответствии с традиционными дихотомиями психотерапии или вынесения определяющих приговоров. (1987a)

Саммит был в восторге от того, что существует способ обойти конституционную защиту, восхищался “электронным мониторингом скрытых чувств” и считал, что эта система защитит от ложных обвинений, утверждая с превосходной оруэлловской аргументацией: “Мы можем научиться распознавать ложные обвинения, только признавая те, которые являются правдой”.

Некоторые пошли дальше. Пуританская практика 17-го века вновь проявилась в требованиях публичного клеймения преступника. Эндрю Ваксс (1985b, 1993) хотел, чтобы личность насильника была предана гласности, а личность жертвы защищена, - политика, которая фактически регулировала освещение в средствах массовой информации и полицейские процедуры в отношении любого, даже просто обвиняемого в сексе с несовершеннолетним[39] Ройко хотел, чтобы “профессиональный растлитель малолетних”, которого шесть раз называли “подонком”, был заклеймен в соответствии с широко разрекламированным приговором судьи Дороти Бейкер от 1987 года, которая призвала установить табличку на двери и автомобиле мужчины, осужденного за сексуальное преступление, была надпись: “Опасно Сексуальный преступник. Детям вход воспрещен.”[40] Ройко пообещал, что если на мужчину не наклеить ярлык, он скоро будет “дышать вам в ухо”. Утверждая, что “навязывание своего сексуального внимания крошечным детям” является более унизительным, чем рассматриваемый знак, Ройко сказал, что все они должны быть помечены — или окрашены в зеленый цвет — если они собираются разгуливать по улицам в соответствии с нашими законами, то навешивать ярлыки на парня, который набрасывается на маленьких детей, - это унизительно”, - проворчал Ройко.

Находясь в заключении, один из обвиняемых по делу Макмартина (против которого обвинения позже были сняты) должен был носить красный браслет с надписью “Непристойные действия с детьми”, Журнал Harper's перепечатал заметку 1989 года и фотографию осужденного за сексуальные преступления, которые были заказаны на месте в рамках испытательного срока:

Я—домогателся. Мне 29 лет. На — Я был осужден за растление ребенка Я получил 35-летний условный срок с 35-летним испытательным сроком за мое преступление. Если вы растлитель малолетних, немедленно обратитесь за профессиональной помощью, иначе вы можете обнаружить свою фотографию и имя в газете и ваша жизнь окажется под контролем государства. (Том 280 [1678-Март]:25, 1990)

Сотрудничество полиции и журналистов в борьбе со стигматизацией - обычное дело. Полиция назвала мужчину подозреваемым в делах о похищении детей и убийствах, но несмотря на то, что обвинения были сняты, либо не предъявлялись, газеты без колебаний вторгались и публично эксплуатировали аспекты жизни человека, включая материалы для чтения, чтобы подкрепить утверждение полиции (Фимрите и Рид, 1992, Браун и Уилсон 1992). Аналогичным образом, The Vancouver Sun опубликовала предположения полиции относительно мужчины, который, по их мнению, растлевал детей; их доказательствами было то, что он дружил с детьми (и их родителями) и принадлежал к NAMBLA. Хотя мужчине было предъявлено обвинение, газета опубликовала его приблизительный адрес и физические данные.[41] Штаты теперь требуют уведомления сообщества об освобождении сексуальных преступников, включая полное физическое описание, род занятий, предполагаемый адрес, существует ли “высокий риск повторного правонарушения” или нет, и любую принадлежность к организации, такую как стигматизирующий растлителя как члена NAMBLA.[42] Часто продолжалось и после отбытия срока. Врач был вынужден уйти в отставку после травли со стороны средств массовой информации, назвавших его “осужденным растлителем малолетних”.[43]

Наиболее заметным в текстах о терапии является необходимость терапевтов управлять мыслями и поведением педофила. В этом было два основных аспекта. Одним из них был тот факт, что эта терапия, как и условно-досрочное освобождение, обычно помещает осужденных под прямой поведенческий и установочный контроль на периоды, превышающие некоторые тюремные сроки; в некоторых штатах рассматривается возможность пожизненного надзора, чего никогда не предлагалось для тех, кто был осужден за убийство, бытовое насилие или другие преступления.[44] Это была одна из процедур, которую пропагандировала Ки Макфарлейн; по ее словам, у нее было дополнительное преимущество в том, что она “была очень болезненной во многих отношениях” (Curry, 1982). Лечение длится всю жизнь; “Нет никакого ”лекарства" от сексуальных отклонений, есть только степень контроля", - сказал Дженсен и Джуэлл (1988:19). “Обращение с правонарушителем является принудительным”, - обещали они.

Во-вторых, только терапевт способен интерпретировать чувства и поступки педофила, как они поступают с молодежью. Рекомендуемые в качестве “наиболее уважаемых” методов лечения — это строгий контроль за повседневной жизнью правонарушителя [в сочетании] с техниками и консультированием для изменения мышления и поведения, включая терапию отвращения (King 1988). Остром (1989) описывает стандартный сценарий отвращения. Аммиак или запах “гниющей плаценты” - распыляется в нос испытуемому одновременно с показом эротического изображения; методы лечения также включают "восстановление мастурбации” и электрошок.[45] Признание берется у педофила, но проверяется детекторам лжи и плетизмографами полового члена, потому что “у этих парней очень мало внутренних стандартов — и они лгут”, - сказал психотерапевт Стив Сильвер.[46]

Еще более интересным является элемент этой терапевтической драмы, намеренно игнорируемый журналистами и замалчиваемый профессионалами. Химические вещества и/или электрошок вводятся во время сеанса, в ходе которого предъявляется “стимул”. Этот стимул - именно то, что подразумевает название: что-то, что субъект предположительно находит возбуждающим, обычно эротические фотографии несовершеннолетних. Откуда они берутся? Иногда из коллекций самих педофилов, иногда из “художественных” фотографических исследований молодых людей, которые в настоящее время объявлены богохульными и владение которыми запрещено законом. Однако многие эротические детские фотографии намеренно сделаны для конкретной цели наказания и уничтожения сексуальных реакций. Профессионалы, добивающиеся освобождения от ответственности перед законом в обмен на свою службу государству штата пролили некоторый свет на это. На Национальной конференции законодателей штатов в августе 1986 года, когда его спросили, предназначены ли рекомендации Комиссии Миза для защиты материалов, разработанных и используемых в терапевтических целях. Парк Эллиотт Дитц с готовностью ответил:

...члены Комиссии пришли к единому мнению, что материалы, которые были разработаны и продаются в терапевтических и научных целях, конечно, освобождены от каких-либо законодательных статей; и я хочу отметить, что это очень важно, потому что одна из основных форм лечение сексуальных преступников в настоящее время предполагает использование материалов откровенного сексуального характера.[47]

Одним из продюсеров этого материала была компания Farrail Instruments из Гранд-Айленда, Небраска, возглавляемая Уильямом Р. Фаррейлом. Он считал, что делать эротические фотографии детей было разрешено, потому что они были нудистами и чувствовали себя “комфортно” с обнаженным телом, а также потому, что их родители давали разрешение, присутствовали на фотосессиях и, предположительно, получали часть или какую-либо оплату.[48] Однако терапия не была гарантирована, и многие не были уверены в том, что эффективность лекарств в регулировании поведения (Salholz, 1982). Это может быть частью более масштабного заговора, предупреждала Луиза Армстронг. Она обратилась к Мо Силе, консультанту, который считал, что педофилы и отцы, вступающие в кровосмесительную связь, намеренно вступили в сговор, чтобы представить педофилию как “болезнь”, чтобы уменьшить их наказание и защитить “историческое разрешение” мужчинам доминировать над женщинами и эксплуатировать их.[49]

В целом, сказал Эндрю Ваксс, “Реабилитация нераскаявшихся преступников - это пустая трата наших финансовых ресурсов. Общество располагает ограниченным количеством ресурсов, и к этому также следует проявлять определенную терпимость” (1985b). Нераскаяние является здесь решающим элементом, и, учитывая идеологический конфликт, большинство комментаторов рекомендовали длительное, если не смертельное тюремное заключение. По словам Дженсена и Джуэлл, тюремное заключение имеет два преимущества: “сообщество” посылает сообщение о том, что “ сексуальное насилие неприемлемо”, и обществу дается “короткая отсрочка” от тех, кто был заключен в тюрьму (1988:17). В начале 1980-х рекомендуемые меры наказания были суровыми и были приняты быстро и почти единогласно (Карри 1982). Филлис Смит (1985:12), мать ребенка, предположительно подвергшегося жестокому обращению, потребовала минимального тюремного заключения в размере 15-25 лет за каждое обвинение в сексуальном контакте. В настоящее время в большинстве штатов приговоры варьируются от 10 до 50 лет за каждое деяние, и многие требуют пожизненного заключения за третье преступление сексуального характера.[50] Феминистки были одними из самых настойчивых в том, чтобы сурово обращаться со взрослыми. “Нападавшему” должно быть сообщено, что “То, что вы сделали, является извращением, наносящим ущерб ребенку и противоречащим закону. Мы, как сообщество, возмущены, и вам придется заплатить цену” (Батлер, 1982). Тилрмер-Рор (1991:202) писал.

Возможно, любовь к действительно невинным, ничего не подозревающим, к тем, кому просто причинен вред, является сильнейшим импульсом отчаяния, ярости и ясности. И ясный взгляд на реальность возникает не только из сочувствия к пострадавшему, но и из идентификации и осуждения причинителя вреда.

В то время как истерия по поводу секса между молодежью и взрослыми была отмечена отчаянием и яростью, а также энергичным отождествлением и осуждением, она была отмечена почти полным отсутствием “ясного взгляда на реальность”. Для большинства педофилов надежды нет; нет спасения.[51] В качестве решающего аргумента, учитывая искупление, кроме как на божественном уровне, личность, которой должен был обладать педофил, существовало опасение, что педофилы тайно наслаждались программами терапии отвращения, забавный поворот теории заговора: “У меня такое чувство, что этим парням нравится быть наказанными, чтобы они могли выйти и повторить”, - сказал Марк, клинический социальный работник из Сан-Антонио, штат Техас Стиге. Некоторые опасались, что терапия, требующая эротических визуальных эффектов, на самом деле может привести к “еще более девиантным идеям” (Смит, 1992).

Большинство согласилось с тем, что педофилы неизлечимы. Доктор Дженис Бремер, Вашингтон Государственный терапевт ошибочно полагал, что только в последние несколько лет люди стали думать, что некоторые сексуальные преступники неизлечимы (Egan 1990). Переход от терапии к наказанию был отчасти вызван тем, что считалось, что методы лечения ненадежны или фальшивы; “они смеются за своими масками над нашими попытками понять, - сказал Ваксс (1993). Поскольку “злые” педофилы реабилитировали их, “пропитало” детство, они навсегда отлиты по их образцу; “никто не может быть реабилитирован, поскольку они не могут вернуться в состояние, которого никогда не существовало”, - сказал он, приводя перед нами интересный поворот в пуританском предопределении и интерпретации Грехопадения. После вспышки гнева против убийства Эми Сью Сейтц в 1978 году Калифорния и другие штаты в начале 1980-х годов отказались от акцента на лечении в пользу сурового наказания. Те, кто верит в философию “понимания” и реабилитации насильников, обрекают будущие поколения на нападения", - заявил Ваксс.[52] У нас есть эта странная идея, что сексуальные преступники поддаются лечению", - сказал Кит Бейл, председатель Техасского совета по пересмотру приговоров на неопределенный срок.[53]

Поскольку они будут продолжать свое поведение, единственной альтернативой является обращение с педофилами таким образом, чтобы изолировать их (Хехлер 1988: 10, 241; Дженсен и Джуэлл 1988). Для многих сотрудников правоохранительных органов и прокуратуры одним из самых популярных восклицаний того периода было то, насколько они стремились сажать людей в тюрьму. Агент ФБР Пэт Ливингстон заметил в конце 1970-х годов, когда он начинал кампанию агентства по борьбе с порнографией: “Просто подумайте обо всех людях, которых я могу посадить."[54] Большое количество жертв и суровость наказания стали отличительными чертами в борьбе. Преподобный Аллен процитировал Евангелие от Луки 9:42, чтобы подчеркнуть тон божественного одобрения: “А кто соблазнит одного из малых сих верующих, для того было бы лучше, если бы его бросили в море с тяжелым мельничным жерновом на шее” (I985:l0). Это основано на парадоксальном течении кальвинизма конца 17 века, в котором суровость, с которой власти наказывают злодеев, является мерой их собственной веры в Божьи идеи добра и их одобрения. Для кальвиниста “праведная ненависть обеспечила бы его собственное положение в грядущем мире” (Дэвис 1957:7). В конце 1980-х годов “Закон о защите сообщества” штата Вашингтон предусматривал принудительное заключение на неопределенный срок сексуальных “хищников”, определяемых как “любое лицо"...осужденное или обвиненное в [выделено мной] преступлении сексуального характера, насилия и страдающий психической аномалией или расстройством личности, которые делают это лицо склонным к совершению хищнических актов сексуального насилия.[55] Властям удобно, что секс с несовершеннолетними по их собственному определению является “ненормальностью” и актом насилия, так что заключение под стражу логично и юридически гарантировано.

Удаление педофилов из общества необходимо и является единственным ответом на “угрозу” (Конвей, 1973). Заключение на неопределенный срок - идея не новая; во время предыдущей паники обычно пропагандировалось, что специальные учреждения должны постоянно сажать в тюрьму сексуальных преступников, потому что они неизлечимы (Полленс 1938: 179; Даттон 1937). Веря в способность психиатрии и психологии выявлять сексуальные отклонения, эксперты, цитируемые Уиттлсом (1948), настаивали на том, что после обнаружения, и предпочтительно до совершения какого-либо действия, “психопаты” должны быть немедленно и навсегда удалены из общества. Он процитировал доктора Дэвида Х. Келлера, клинического Директора Центральной государственной больницы Луизианы, который хотел, чтобы сексуальных преступников пожизненно помещали в специальные лагеря, “заставляя зарабатывать на собственное содержание”. Лайндекер (1981:299) сказал, что растлителям не обязательно находиться в школах, церквях “или в соседнем доме. ... Если это означает запереть их на всю оставшуюся жизнь, пусть будет так”. Ссылаясь на члена NAMBLA, который отказался по политическим мотивам сотрудничать с полицией, автор редакционной статьи New York Times Сидни Шенберг предположил, что они “потеряют ключ от его камеры навсегда”.[56] Элис Ваксс добивалась пожизненного заключения для всех, когда вела свою тотальную войну (1993: 282f).

Понятие сексуального преступника-подростка появилось в начале 1980-х годов, но получило массовое распространение только позже в этом десятилетии. Это было возрожденное беспокойство по поводу сексуальной преступности и делало акцент на выявлении потенциальных практикующих и правонарушителей. “Подросток-преступник” концептуально занимал интересное место, на него смотрели как на жертву, так и на виктимизатора. Как и в случае с другими, эта категория включала в себя широкий спектр сексуальных действий и моделей поведения от подросткового возраста до поздней юности. Ранние изображения, как правило, были снисходительными; Сэнфорд видел действия “подросткового возраста растлителя малолетних”, основанный на недостатке сексуального опыта и подверженный “хаосу” отношений со сверстниками в то время. Она противопоставила этого человека “нормальным” мальчикам, которые встречаются с девочками (пренебрегая любым упоминанием о молодежи-лесбиянках и геях, которые, как и прежде, стали патологическим пережитком по определению), имеют хорошие семейные отношения и не подвергаются насилию в детстве. Она сказала, что они были “слишком молоды, чтобы постоянно классифицироваться как растлители малолетних”, но позже в своем тексте она делает именно это (1982:89, 90ff, passim; курсив в оригинале). О'Брайен (1983:87f) был более суровым и присвоил им характеристики взрослого сексуального преступника.

Это не было новой тревогой, даже если не считать продолжающейся агонии Америки по поводу преступности. Даттон (1937) рекомендовал, чтобы дети, классифицированные как сексуальные девианты, “немедленно помещались в специальное учреждение”. Уиттлс согласился с этим десять лет спустя, заявив, что такие дети “с рождения обречены представлять угрозу” (Wittles 1948); сорок пять лет спустя Эндрю Ваксс поддержал эту традицию (1993). Считалось, что потенциальных педофилов можно обнаружить в период полового созревания или раньше (Саммит 1987а; Флетчер 1991: 129). Опра Уинфри в телевизионном документальном фильме, вышедшего в эфир в конце 1992 года, утверждал, что “60-80% взрослых правонарушителей начинали в подростковом возрасте”; средний возраст первого “правонарушения”, как утверждалось, составлял 11 лет. К началу 1990-х годов все терапевтические средства, применяемые против педофилов, применялись также к детям, обвиняемым в сексуальных преступлениях.[57]

Были серьезные споры о способности науки предсказать тип поведения, которого ожидают власти. Одна чрезвычайно популярная идея (с несколькими несогласными) заключалась в том, что отдельных людей можно было точно определить как “предрасположенный” к преступному поведению и мыслям. Являясь частью концепции “профессионального преступника”, разработанной в середине 1970-х годов, “предрасположенность” подразумевала, что потенциал излечения незначителен и единственной возможностью является контроль. В то время как Дженсен и Джуэлл считала, что “склонность к сексуальным отклонениям” предсказать невозможно, они призывали специалистов по оценке выявлять “предвестники сексуально девиантного поведения”.[58]

Другое решение, которое продолжает появляться, - это кастрация, вера, основанная на влечении и биохимических теориях сексуальности, а также на образах сексуального зверя.[59] Судья из Мичигана Роберт Л. Борсос сослался на науку, когда санкционировал кастрацию, сказав, что “недавно были проведены важные научные исследования...что некоторые мужчины действительно чрезмерно сексуальны...как печь, которая перегревает дом.”[60] Этот вариант остается жизнеспособным для многих, когда термостат установлен слишком высоко, особенно для тех, кто находится на “экстремальных стадиях”, сказал клинический психолог Роберт Повицки (Хаттон, 1989). Утверждая, что даже педофилы могут понять, что так будет лучше для них. Крудсон привел в пример дело судьи из Сан-Диего, который предложил двух подсудимых кастрация или тюрьма, и они предпочли операцию. Крудсон был разочарован тем, что этому помешали ACLU и “вокальная группа из местного медицинского общества.”[61] В целом, большинство согласилось, как сказал Лайндекер в цитате из Джудианн Денсен-Гербер, на которую нет ссылок: “Нам нужны суровые наказания для взрослых, которые уничтожают детей”. Сам Линедекер стал тверже и сказал, что наряду с суровыми наказаниями нам также нужна “определенность исполнения за некоторые преступления” (1981:116, 299). Общественность часто стремилась помочь в уничтожении растлителей.[62]

В связи с растущей верой в карательное и мстительное правосудие в конце 1970-х и 1980-х годах все больше пропагандировались более суровые наказания. В начале 1985 года сообщалось, что 72% населения считали, что действия самосуда иногда оправданы (опрос Гэллапа, 14 февраля 1985 года), а 84% одобряли смертную казнь.[63] Это благодатная почва для героических поз, героизма, который рассматривает понимание как неуместное, а сострадание как слабость. Ироничным результатом стало одобрение, поощрение и наслаждение страданием. Это проявилось не только в страданиях, причиняемые тем, кого признали виновным, но также и в более широких культурных драмах, поскольку виктимизация стала более пропагандируемой. На протяжении всего периода мнение оставалось неизменным. Ощущение, что тюрьма - это не выход, в основном потому, что “нет тюрьмы достаточно большой”, чтобы вместить всех педофилов. Саммит (1987a) сказал: “Наше бремя состоит в том, чтобы распознавать правонарушителей среди нас, препятствовать их доступу к детям и блокировать их растущую зависимость, даже если мы возлагаем на них ответственность за законное, продуктивное гражданство”. Ваксс (1993) расширил эту точку зрения, укрепив ее связи с судебно медицинской экспертизой конца 19 века, биосексологией и евгеникой начала 20-го века:

Хронические сексуальные хищники пересекли осмотическую мембрану. Они не могут перейти на другую сторону — на нашу сторону. И они не хотят. Если мы не убьем или не освободим их, у нас есть только один выбор: назвать их монстрами и изолировать... Наше отношение к [освобождению или реабилитации] это преднамеренное вмешательство в дарвинизм — угроза нашему виду.

Сол Гордон, представленный как заинтересованный и доброжелательный секс-педагог, принял героическую позу в статье, в которой он представил себя непосредственно стоящим лицом к лицу с растлителем. В его тексте использовался риторический прием предварять свое мнение авторитетной фразой “мы знаем [вставить утверждение]”, контрастирующей с фразами “чего вы не знаете, так это [вставить другое утверждение]”, “чему вас никто никогда не учил, так это [вставить утверждение]” и “что возможно, вам не нравится думать об этом [вставить утверждение].” И если это было недостаточно убедительно, Гордон просто выпалил: “Следовательно, нам, профессионалам, предстоит рассказать растлителям, кто они такие и что им нужно знать” (1985:4). Хотя это и не указано, то же самое справедливо в том числе и для “жертв”. Тоталитарный голос патриархата нельзя было бы выразить более ясно.

Схожий по намерениям и риторике, Крудсон в конце своей книги должен был твердо закрепить взгляды и поступки, которые он намеревался спасти, потому что полемика требовала завершения, соответствующего жанру, потому что ему приходилось так сильно подстраховываться, поскольку он разрушал мифы, и потому что его аудитория, которая так благодарно и некритично восприняла его извиняющиеся — нуждались в отпущении грехов за действия, которые они совершили в ходе кампаний против секса между молодежью и взрослыми. “Что общество does...is единственное, что оно может сделать: он устанавливает категорический запрет на занятие сексом с детьми. ... Секс с детьми - это неправильно, потому что общество говорит, что это неправильно. Лучшей причины и не требуется.[64] Сочетание классического аргумента "Кто сильнее, тот и прав" и традиционного отцовского утверждения "Потому что я так сказал" предполагало, что в обществе существует единство по этому вопросу до такой степени, что вообще не должно было быть никаких проблем. Как подтверждение “восстановленных воспоминаний”, все это должно было быть самоочевидным, приниматься на веру. Чтобы подкрепить это, добавить дополнительные измерения героической борьбе и подчеркнуть ее актуальность, кинематографическое изображение общества в условиях осады стало существенной чертой антипедофильских нарративов.

8

ГЕРОЙ В ОБЩЕСТВЕ 

I

Одним из постоянных представлений с конца 1970-х по 1980-е годы, независимо от объективных условий, было то, что законы, необходимые для борьбы с педофилами, не существуют или бессильны. Позднее, в течение десятилетия и в начале 1990-х годов, это отношение стало более оборонительным, выражаясь в негодовании по поводу “насмешек СМИ и общественного недоверия”, когда обвинения в охоте на ведьм воспринимались как препятствия на пути спасения детей.[1] Из-за этого “враг становится все более искусным в заметании следов; он знает, как использовать средства массовой информации для насмешек и дискредитации; он проник в самое сердце правоохранительных органов”.[2] Если тыловые районы были в беспорядке, то передовые были полны организованных и превосходящих сил противника. Вопль более ранней паники — “сексуальные преступления быстро растут в каждом городе страны” (Даттон, 1937) — был ретранслирован в 1970-е и 1980-е годы. Уиттлс (1948) сказал, что растлители “продолжают свою развратную карьеру, совершая новые мерзости...пойманы только случайно или после того, как их извращенная похоть подтолкнула их к убийству”. Офицеры усердно работали, некоторые признавались, что стали “одержимы” поиском извращенцев (Gregg 1984), но чувствовали, что они “едва ли пробивают брешь” в борьбе с толпами оголтелых девиантов (Фолькман и Розенберг 1985b).

Но также утверждалось, что педофилов “загоняли в подполье”, в их “подпольную субкультуру” (Linedecker 1981: 297; Pienciak 1984c, цитируя директора ФБР Уильяма Вебстера). Фразы подчеркивали подрывной и низший (буквально нисходящий) характер педофилии, приписывали героям силу и усиливали угрозу, подразумевая скрытую концентрированную мощь врага. Наказывая себя за пренебрежение проблемами детей (Деннис и Садофф 1976), журналисты в изобилии выпускали статьи, “углубленные” серии и программы. Редакционная статья для специального выпуска Life (декабрь 1984 г., стр. 4) предваряла “историю, которую мы хотели бы не печатать”, используя старый прием подготовки читателей к их путешествию по трагедии, сообщая им, что “ужасающие факты” будут представлены со всей серьезностью. Создавая захватывающие и зловещие истории, журналисты поднимались на более высокий уровень героизма в сотрудничестве с властями и профессионалами. Одним из элементов телевизионного пакета “Приманки для детей” был “Линия вопросов о детских приманках”, которая позволяла людям задавать вопросы “группе экспертов” (был только один, психотерапевт; KXAN-TV, Остин, Техас - 11 ноября 1992 года). История о том, как “помешанный на сексе извращенец” нашел своих (по общему признанию, добровольных) партнеров, закончилась словами психолога Уитни Доббинс: “После прочтения [этих] шокирующих признаний каждый родитель в Америке должен быть лучше подготовлен к защите своего ребенка от педофилов...и их невыразимые акты разврата” (Аноним 1992а, многоточие в оригинале).

Журналисты жаловались, что система не смогла поддержать и вознаградить их мужественные усилия. Холлингсворт сказал, что репортерам, разоблачающим “заговор молчания”, было запрещено рассказывать все, что они знают, из-за раздражающих конституционных мер защиты (1986: 15-23). Воинственная позиция журналистов также проявлялась в интервью и на пресс-конференциях. На заседании NAMBLA Артур Шпигельман вскользь заметил, что это была “шумная пресс-конференция, на которой репортеры открыто высмеивали взгляды NAMBLA”.[3] Журналисты перемещались виртуально, беспрепятственно переходя от полемических репортажей к действиям самосуда, оправдываемым их собственными сфабрикованными изображениями угрозы педофилов.[4]

Мартин Кинг, австралийский тележурналист, получил некоторую известность благодаря интервью с Дэвидом Корешем, лидером христианской апокалиптической секты. Кинг довольно откровенно рассказал о своем героизме и журналистских намерениях. Во время интервью он изобразил себя находящимся в опасной, угрожающей жизни ситуации (Breault and King 1993: 11ff, 324). Используя “соблазнительно звучащую” женщину-репортера для организации интервью, он приехал в Америку в частности, “разоблачить [Кореша] как жестокого, маниакального, растлевающего малолетних, вооруженного пистолетом религиозного фанатика, который промывал мозги своим приверженцам”, “разоблачить его как помешанного на сексе деспота”, изобразить его как “сексуально озабоченного сумасшедшего” и представить его как “властолюбивогоголодного психопата, растлителя малолетних, религиозного психа, который систематически разрушал жизнь за жизнью на ежедневной основе” (стр. 12, 257, 260, 324). Такая преднамеренность - неотъемлемая часть журналистики, но одержимые признания Кинга - восхитительная документация о том, как создаются медийные персонажи и сценарии.

В таких народных драмах герой должен преследовать врага, спускаться в подземный мир и возвращаться с сувенирами и занимательными историями. Показывая аудитории семинара экземпляр "Книги закона" Алистера Кроули, культовый полицейский Билл Лайтфут хвастался, что книгу было трудно достать, и уклончиво рассказывал о том, как он наткнулся на свой экземпляр; подразумевалось, что ему пришлось отправиться на большие глубины, чтобы добыть такой трофей, но он вернулся с ним, что свидетельствует о его мужестве и связях.[5] Это “грязный преступный мир” (Кон, 1988), но офицеры используют “уникальный методы расследования”, чтобы “проникнуть в сети педофилов” (Фолькман и Розенберг, 1985b). Представляя свою книгу о предполагаемой национальной сети сатанистов, Терри рекламировал свой проект как “путешествие длиною в жизнь” и “мучительное путешествие”: в героическом стиле он написал “В эту бездну я вошел неохотно”.[6] Лью рассказал о своей “одиссее”, в которой встречались “монстры” и “герои” (1990:4). Подробно описывая свою деятельность по спасению детей, Хайден (1991) столкнулась со случаем предполагаемого “ритуального насилия”, что, согласно аннотации на обложке, означало, что это будет “трудное путешествие” в царство сатанинского культизма, состоящего из покупки пары книг о сатанизме в книжном магазине New Age и использования своего воображения для разработки сценариев.

Одно из наиболее документированных расследований было проведено в Иллинойсе. Законодательный комитет по расследованиям (ILIC) в конце 1970-х годов. Комиссия организовала специальные операции и проводила “переписку и фактические тайные встречи с растлителями малолетних”. Реклама, размещенная в “подпольных секс-журналах”, привела к “тайным телефонным разговорам”, которые, в свою очередь, привели к еще большему количеству “тайных встречь”.[7] Одной из причин был “Летний лагерь” для мальчиков 11-16 лет, ориентированный на любителей мальчиков. В письме предлагалось найти мальчиков в соответствии с “особыми интересами” заявителей. Они выбрали “понастоящему ревностных”, “заставив заявителей изложить свою философию сексуального развития и общения с маленькими мальчиками” (стр. 88). Часть заявления гласила: “В соответствии с философией ILIC Ltd. Летний лагерь, который является искренним развитием молодежи, я обещаю, что не буду применять силу при каких-либо близких "встречах" с кем-либо из мальчиков, участвующих в программе”.[8] “Джерри” (организатор комиссии) сказал, что мальчики “осведомлены о природе лагеря и ценят ”общение со взрослыми“. Затем он хотел, чтобы заявители ”были как можно более откровенными, излагали свои идеи о сексуальной свободе, развитии молодежи, спорте, консультировании и т.д.", Когда заявители отвечая тем же, т. е. с беспокойством, следователи прямо сказали заявителям “пропустить двойной разговор."[9] Это стандартная техника допроса, но она демонстрирует распределение дискурса, основанное на личном мнении авторитета, обычно фантазийном, о том, что представляет собой разговор девиантов.

Комиссия сочла себя вправе заявить, что “фактически существует подпольная группа растлителей малолетних и мелких порнографов” (стр. 95, 115). Однако чаще всего Комиссия своей собственной “тайной” работой создавала те самые сети, которые, как тогда говорили, являются основой отношений между педофилами. Они верили, что основой этой социальности была потребность говорить о своих желаниях и опыте, и это было “тайной растлителя малолетних, когда власти агрессивно преследовали его” (ILIC 1980:115). Они обвиняли полицию в том, что она не используя более “агрессивную тактику”, и презрительно относились к тому, что они “ждали, пока им сообщат о преступлении” (стр. 127, 164, 179, 206f, 288). Всего было арестовано семь человек. Комиссия хвасталась, что все материалы были переданы правоохранительным органам.[10]

Это явление, называемое “проактивными” правоохранительными органами, долгое время использовавшееся для проникновения в политические группы и провоцирования, стало широко распространенным в 1980-х годах в ходе тайных операций, нацеленных на лиц, которые предположительно имели сексуальные интересы в юности, но также включали тех, кто интересовался сексуальными представлениями, политической активностью или интеллектуальная ассоциация. Использовались любые средства. Рассказывая о судебном преследовании в конце 1970-х годов выдающейся канадской гей-газеты. The Body Politic, Джексон и Перски сказали, что в редакцию начали поступать телефонные звонки от мальчика, на вид девяти или десяти лет, который спрашивал, где он может купить газету и куда он может пойти, чтобы заняться сексом. “По крайней мере один раз на заднем плане был слышен побуждающий голос взрослого мужчины”, - сообщили редакторы.[11] Лексингтон, Полиция Кентукки признала, что использовала мальчиков в возрасте от 14 до 16 лет в качестве приманки в кампаниях против гомосексуалистского коммерческого секса (Anonymous, 1984h). Некоторые из наиболее печально известных провокаций того периода были совершены почтовой службой Соединенных Штатов. Одной из тактик был поиск информации о сексуальных мыслях, желаниях и философии с помощью анкет агентов, выдававших себя за политические или исследовательские организации. В основном благодаря усилиям инспекторов Кэлвин Комфорт, Пол Хартман и Роберт Нортрап, эти фронты были основаны в Соединенных Штатах и других странах. Американское общество гедонистов, Крестоносцы за Сексуальную свободу, Хартлендский институт за новое завтра, Акция долины Огайо Лига, Общество американцев за семью и молодежь, Midlands Data Research, Research Facts, Project Seahawk, Дальневосточная торговая компания, Международная Торговая компания и Candy's Love Club были наиболее известными. Кампании привели к нескольким арестам и нескольким самоубийствам - традиция, начатая Энтони Комстоком в конце девятнадцатого века. Ни разу конституционный вопрос о свободе ассоциации не поднимался из-за использования правительством политических фронтов для объединения идеологически связанных лиц с целью получения информацию об их убеждениях, а затем используя эту информацию для организации поиска.[12] Активисты лишались своих домов, конфисковывали имущество и добивались ареста, разоблачая эти операции с начала 1980-х годов, хотя об их существовании не сообщалось в популярной прессе до конца десятилетия.[13]

Стоимость этих операций неизвестна, но в конце 1980-х годов почтовая служба подверглась резкой критике за растущие тарифы. В то время как забастовки были в самом разгаре. Генеральный почтмейстер Энтони Фрэнк отправился в Омаху, штат Небраска (район деятельности Calvin Comfort, уже подвергшейся серьезной критике), чтобы помочь представить новую марку с изображением медоносной пчелы. Похвалив дизайн, Фрэнк заметил, что пчела “преподает нам два самых важных урока в жизни: первый - не сидеть сложа руки, а второй - не быть ужаленным” (Thompson 1988). Усилия по связям с общественностью помогали скрывать эти операции в течение нескольких лет, пока Верховный суд в узком составе в 1992 году не отменил обвинительный приговор одному человеку, который был пойман в ловушку. Популярная пресса почти повсеместно осудила почтовую службу.[14] В хорошо известном деле, связанном с христианским священником и активистом движения против обрезания Расселом Цанггером, инспектор Комфорт приняла образ матери, стремящейся обучить своих детей сексуальности и мастурбации. В письмах Цангеру Комфорт как “Джолин” писала о “своем” сексуальном возбуждении и мастурбации. В письмах другой цели. Комфорт стала “Карен” и рассказала о съемках видео с двумя ее обнаженными девушками и намекнула, что секс произошел с одной из “ее” дочерей:

Прошлым летом надвигалась гроза, [и] Кимберли вбежала в спальню. Я спала без пижамы из-за жары и Кимберли подошли и прижались ко мне. Было все еще жарко, и я позволил Ким выскользнуть из пижамы. Прямо возле нашего дома раздался раскат грома, и Кимберли прыгнула в мои объятия. Одно привело к другому, и она часто спит со мной. Надеюсь, это тебя не шокирует.

 -  пожалуйста, напиши и расскажи мне о своих фантазиях.[15]

Гордон Томас, который получал информацию исключительно от полиции или учреждений по уходу за детьми, нарисовал героический образ таможенного агента Джека О'Мэлли. Используя подставные лица и поддельные документы, некоторые из которых были предоставлены ЦРУ, О'Мэлли корреспонденты, также выдавали себя за женщин, в одном случае - за “дегенеративную женщину, ищущую сексуального удовлетворения посредством вуайеризма” (1991:69). Выдавая себя за исследователя была популярной уловкой. В ходе одного расследования таможенной службы, направленного против ученых, агент разместил объявление, предположительно написанное доктором клинической психологии, желающим изучить “сексуальные предпочтения, поведение, фантазии и эротику мужчин”. В пятнадцатистраничной анкете предлагалось направить других людей, которые, возможно, захотят принять участие. Акция была организована в сотрудничестве с Джорджтаунским университетом, в котором О'Мэлли, совершенно верно, Саид “долгое время был связан с ЦРУ и другими федеральными агентствами” (стр. 161). Это принесло большую пользу: ученые “продемонстрировали не только свою одержимость несформировавшимися телами, но некоторые также использовали свои университеты в качестве почтового прикрытия для получения хардкорной детской порнографии” (стр. 213f).

Герой должен получать похвалу за свои усилия, даже если ему приходится добиваться ее самому. Томас в превосходном отрывке, написанном так, как если бы он был О'Мэлли, поместил нас в кабинет агента, пока он диктовал лекцию о разработке ловушек для коллег охотниками за педофилами и предупреждения о том, что они могут столкнуться с фотографиями

“...настоящего ужаса. Надругательства над младенцами. Изнасилования маленьких девочек. Содомия маленьких мальчиков. Такого рода материалы снимают любые опасения... о том, что придется идти по самому краю закона, чтобы заполучить тех, кто их поставляет. Такого рода извращения буквально тошнотворны. Агентов с крепким желудком стошнило после просмотра некоторых из этих материалов. Когда эти либеральные юристы кричат ”ловушка", им следует взглянуть на то, что было поймано в ловушку".  Он остановил запись. Это должно вызвать у него аплодисменты. (1991:209f)

В одной из наиболее ярких операций участвовало более 100 агентов ФБР и полиции в двух штатах. Двое геев, интересующихся садомазохизмом, стали мишенью полиции и вступили в контакт с офицерами под прикрытием, которые притворялись, что у них схожие интересы. Полиция культивировала фантазию, в которой маленького мальчика похищают, насилуют и убивают во время съемок. Когда мужчинам надоела игра и они отказались совершать какие-либо реальные действия (на чем настаивала полиция), полиция поощряла их, развивая воображаемые темы. Исходя из этих фантазий, мужчины были арестованы и приговорены к десятилетиям тюремного заключения, полиция с обычной поддержкой СМИ приписала себе заслугу в том, что, по-видимому, предотвратила преступление до того, как оно произошло [16]

Почти божественный образ следователя, усиленный популярными романами и фильмами, изображал героя умным, проницательным и находящимся на переднем крае технологических разработок.[17] Этот статус стал особенно важным в эпоху, когда высокий интеллект приписывался отклоняющимся от нормы, и когда интеллектуальное и идеологическое подразделение ФБР по “Поведенческим наукам" стало менее терпимым, уверенность в том, что все педофилы являются похитителями-убийцами, объявил себя экспертом по насильственным преступлениям и серийным убийцам. Сексуальные отношения между взрослыми и молодежью, однако, продолжали подпадать под категорию “насильственных преступлений”, поскольку каждый растлитель считался потенциальным убийцей, а каждый сексуальный контакт между взрослыми и молодежью определялся как нападение.

Сила и мужество требуются в демонических сферах. Френк Осанка и Джудианн Денсен-Гербер утверждали, что видели “леденящие душу примеры” жестокого обращения с детьми, но Лайндекер сказал, что они не были готовы к ужасам “маленьких девочек, а мальчики сгибались и извивались в самых откровенных формах сексуальной активности”; это было “настолько невероятно грязно, что закаленные полицейские с отвращением качали головами” (198l:l8, 75). Мотив полицейского, испытывающего отвращение, присутствовал на протяжении всего периода. Мартин и Хаддад (1982:68) рассказали, как полиция расследовала “сеанс детского секса” с подростками от 8 до 14 лет. “То, что они обнаружили, - говорили авторы, - было достаточно, чтобы свести с ума самого закаленного исследователя.“[18] Офицер полиции Чикаго, рассказал о посещении семинара, на котором были записаны интервью с растлителями малолетних, а также двухчасовое (!) слайд-шоу с фотографиями секса несовершеннолетних. С отвращением сказал полицейский,

Я видел некоторые из самых жестоких вещей, которые люди могут делать друг с другом. Это еще хуже. Дошло до того, что я подумал: "Я больше не хочу видеть этого дерьма". ... Это уже слишком. Это хуже, чем убийство.... Это выходит за рамки — это зло. (Fletcher 1991:107)

В качестве противоядия О'Мэлли рекомендовал думать о хорошем: “Подумай о своей семье. Скажи, что это не игра. Это грязь с большой-пребольшой буквы ”Ф"" (Томас 1991: 201); О'Мэлли настаивал, чтобы его агенты считали личным делом поддержание мотивации и ненависти на высоком уровне. Подтекстом этого было высказывание возмущенного адвоката. Нуждаясь в реабилитации от давнего презрения, с которым народная мудрость относилась к юристам, адвокаты энергично заявили о себе как о героических спасителях детей. Помимо разработки почти всех законов о жестоком обращении, юристы заявили, что они также благородно взяли на себя защиту в делах о растлении. Хотя некоторые проницательно заметили, что к середине 1980-х годов прокуроры становились “фанатиками” (их коррупция или преступность публично не признавались), большинство адвокатов защиты считали себя многострадальными защитниками системы, которая требует, чтобы все обвиняемые были представлены адвокатом. Многие чувствовали, что платят личную и профессиональную цену за защиту таких дел, испытывая негативное давление со стороны других юристов и профессионалов.[19] Другие разновидности включали шокированного и испытывающего отвращение социального работника, психолога, репортера, прокурора и так далее. Маншел сказал, что следователи по делу Майклза часто испытывали тошноту и “содрогались на грани слез” (1990:57). Журналисты без колебаний демонстрировали свой партизанский героизм. В передаче “Крестоносцы” (22 января 1995 г.) репортеры Мишель Гиллен и Карла Воль в соответствующие моменты с отвращением качали головами от собственной драмы, Воль эмоционально восклицал: “О, это ужасно", подводя итог фрагменту "Дети на продажу!”

Ненависть и страх абсолютно необходимы для проведения кампаний очищения. Культивирование отвращения и его превращение в презрение является основополагающим в оправдании и мотивации крестовых походов морального возмущения. В этой политике эстетики факторы рекламы, сценический менеджмент и продюсерская работа становятся такими же важными, как копирайтинг. Отчасти это было достигнуто с помощью нарративов (признания педофилов, свидетельства жертв и приключения спасителей), но на ранних стадиях истерии много энергии было потрачено на демонстрацию материалов детского секса, сгущенной эмблемы злодейства, виктимности и героизма. Денсен-Гербер была особенно знаменита своими энергичными презентациями. Ее поведение не обошлось без некоторой критики, и в ответ на мягкое замечание комитета Сената США она парировала:

Вы не можете очистить гангренозную рану дистанционным управлением. Ты должен, чтобы попасть туда, вы должны покопаться в нем, вы должны даже понюхать ткань, чтобы увидеть, что поражено, а что нет. Я думаю, люди должны знать, насколько это плохо. (I977a:270,sic)

Параллельно с показами слайдов феминистскими группами, выступавшими против эротики, в то время такие показы были обычным делом, и слушания посещались теми, кто получал удовольствие от просмотра материала.[20]

II

Презрение и отвращение являются основой идеологической борьбы. Это принимало несколько форм, первой из которых была позиция “разрушителя мифов”. Обычно термин “Миф” противопоставлялся “Факту” или “Реальности”, указывая на остроту восприятие, психическая стабильность, превосходство и нормальность экспертов.[21] С этим был связан подход "Разоблачения при свете дня", связанный с героическим спуском в подземный мир. Журналисты “разрывают цепи молчания, которые сковывали проблему и препятствовали ее обсуждению и предотвращению”, - утверждал Уинн (1992a), рекламируя телевизионный документальный фильм. Испуганное молчание: разоблачение жестокого обращения с детьми и прекращение его. По-видимому, аудитория не знала (или надеялась, что знала) о более чем дюжине лет подобных презентаций, и программа была продана как “беспрецедентная”. В заголовке новостей CNN (4 сентября 1992 г.), как будто эта идея впервые пришла кому-либо в голову.[22] Это транслировалось одновременно по каналам CBS, NBC и PBS (ABC показала это позже). Потребителей заверили, что “настоящие насильники и подвергшиеся насилию” будут выступать в “сценках из реальной жизни”. Как зазывала на карнавале, Уинн пообещал эмоциональное разоблачение: “Добро пожаловать в мир за кулисами — за фасадом респектабельности — к шокирующей драме о жестоком обращении с детьми” (1992a, 1992b). Тщательно подготовленный режиссером, удостоенным наград,[23] в нем были представлены плачущие признания известных растлителей, отцовские терапевты, руководящие участниками (“Выпусти это, выпусти это наружу”, - подбадривал Джонатан Росс), и драма мыльной оперы о слезливых и наполненных яростью столкновениях злодеев и жертв.

Но подождите, это еще не все; каждый растлитель был также жертвой, так что зритель получил дополнительную ценность в виде признания и описания жестокого обращения, а также рассказов о насилии от многих признавшихся. Но на случай, если зрители были брезгливы. Шапиро успокоил потенциального зрителя: программу было “очень легко смотреть. Здесь нет обнаженной натуры, нет фотографий избитых детей... Сила этого заключается в рассказывании историй.”[24] Там “нет графических сцен”, сказал Уинн; он имел в виду секс, но были обязательные явные проявления страдания, плача, ненависти, раскаяния и слезливого оптимизма. Действительно, Шапиро утверждал, что программа была вдохновляющей, “наполненной посланиями надежды, информацией и знаниями”. Чтобы выразить свою благодарность и преданность, зрителей на протяжении всей программы призывали звонить операторам и сообщать о жестоком обращении с детьми.

Эта деятельность была частью более широкой области идеологического героизма, восстановления морального и концептуального порядка. Говоря о психиатре Джине Абеле и психологе Джудит Беккер, Крудсон (1988:59) сказал, что исследователи героизма “преодолевают барьер молчания”. Самого Крудсона рекламировали как героя с отзывом на обложке книги Энн Х. Кон, исполнительного директора Национального комитета по предотвращению жестокого обращения с детьми. Признавая, что, несмотря на то, что ситуация стала немного истеричной, и несмотря на то, что ряд бурно пропагандируемые триумфы конфузливо рассыпались на один, два, много Вьетнам, по ее словам, их можно отбросить как простые “искажения и неверную интерпретацию проблемы”. По ее словам, только прочитав книгу Крудсона, можно “получить реалистичное и изощренное понимание сексуального насилия над детьми. Крудсон развенчивает мифы и заменяет их фактами — историческими и статистическими. Он, конечно, ничего подобного не делает. То, что он пытался сделать, - это сохранить преемственность старых предположений и утверждений перед лицом жесткой критики. Его книга важна, и ее интересно читать как апологетический политический текст, который всегда можно увидеть в сходных исторических обстоятельствах.[25]

Другая разновидность концептуального героизма принимала форму подтверждения и усиления структур и значений традиционных институтов и ролей. Многие люди, начиная с проблемы “пропавших детей”, сталкивались с безразличием или неэффективностью правоохранительных органов и социальных служб и жаловались, что “наша вера в систему была поколеблена до глубины души” (Уолш 1981:28). Пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить людей в том, что обоснованность и эффективность систем права и правосудия. Подходы, которые пропагандировались, однако, были явно антидемократическими. Спецоперации и провокации позволили задержать тех, кто, как утверждалось, имел “предрасположенность”. Официальные лица проводят проверку биографических данных и “упреждающие” тайные расследования в отношении любого подозреваемого в сексуальном интересе к кому-либо младше 18 лет (Хаттон, 1989; Fletcher 1991: 106f, 128), спровоцированные анонимными советами или “профилями, целью которых, по словам детектива Ричарда Кейджа, было обнаружить, наблюдать, соблазнить, если штаты примут или необходимо и арестовывать отдельных лиц “до того, как дети сообщат об этом.”[26] усилил законы о “сексуальных хищниках”, разрешив бессрочное содержание под стражей или пожизненную регистрацию для тех, кто отказывается “контролировать” свои сексуальные желания и/или сопротивляется лечению. Адвокатов защиты принижали как бесхитростных, некомпетентных и имеющих скрытые мотивы (Manshel 1990: 101; Hollingsworth 1986: 264f, 317). Особенностью закона, допускавшей более свободное судебное преследование, был “прокурорский иммунитет”. Когда восемь гражданских исков против Джордана, штат Миннесота, обвинитель Кэтлин Моррис были объединены для рассмотрения в апелляционном суде. В суде истцы утверждали, что Моррис

подала или угрожала подать на них уголовные жалобы безрассудно, злонамеренно, мошенническим путем и без надлежащего расследования; что она вынудила [некоторых] истцов подвергнуться уголовному разбирательству; что она сопротивлялась досудебному освобождению некоторых истцов из-под стражи на разумных условиях; что она заключила сделку о признании вины с [обвиняемым], которая была незаконной; что она подкупила главного свидетеля обвинения... в обмен на уступки в переговорах о признании вины; что она представила суду ложные сведения во время разбирательства в суде по семейным делам; что она вынудила свидетелей давать ложные и неблагоприятные показания; что она утаила потенциально оправдательные доказательства и что она уничтожила две улики.

Ссылаясь на недавние дела, Суд вынес решение в пользу государства и Моррис, “за возможным исключением предполагаемого уничтожения улик.”[27] “Абсолютного иммунитета” для государства стало вопросом абсолютной власти, достигнутой большинством часто через случаи моральной паники по поводу молодежно-взрослого секса, наркотиков и “непристойности”. Преступное поведение прокуроров продолжало ухудшаться до такой степени, что в конце мая 1991 года Верховный суд был вынужден вынести решение, которое очень незначительно изменило концепцию “абсолютного иммунитета”, хотя большинство прерогатив было оставлено без изменений. До назначения генеральным прокурором США Джанет Рено заработала себе репутацию во Флориде благодаря жесткому наказанию за секс между взрослыми и молодежью, независимо от того, было ли это оскорбительным или нет, жаловался кто-нибудь или нет, или даже имело ли это место на самом деле или нет. В начале 1980-х годов, несмотря на значительное сопротивление “жертвы”, Рено выдвинул обвинения против 38-летнего мужчины, у которого был роман с 12-летней сексуально активной девушкой, которая также желала этих отношений. В знаменитом деле 1985 года в детском саду против Фастеров, когда оба подозреваемых отрицали обвинения, офис Рено держал жену, 17-летнюю Илеану, в одиночной камере в течение шести месяцев, часто накачанную наркотиками и обнаженную. Психолог, назначенный офисом Рено, применил к миссис Фустер так называемое “обратное промывание мозгов”, чтобы “помочь ей вспомнить” предполагаемое жестокое обращение; на всех сеансах, где психолог практиковался в своем ремесле, назначенный судом адвокат миссис Фустер не присутствовал. Спустя год после этого она заключила сделку о признании вины и дала показания против своего мужа, хотя прокурорам часто приходилось ее инструктировать, чтобы ее показания были последовательными и приемлемыми даже для нечетких требований их законодательства. Она была депортирована, а ее муж приговорен к пожизненному заключению. В другом случае в 1989 году, когда Мать из Флориды привела свою дочь с жалобами на “ночные кошмары” психолог, по мнению психологов, ночные кошмары соответствовали сексуальному насилию, и начался процесс, в результате которого 14-летнему мужчине были предъявлены обвинения по 108 пунктам обвинения в сексуальном насилии в отношении 20 подростков в детском саду. Как обычно, не хватало свидетелей, после интенсивных допросов появлялись сообщения о странных сексуальных и ритуальных действиях, а также отсутствовали какие-либо вещественные доказательства. Мальчик оставался в тюрьме почти два года, восемь месяцев из которых провел в одиночной камере.

В конце концов он был оправдан, а его семья прибыла сюда из Европы по дипломатическим делам, бежала из Соединенных Штатов в ужасе и отвращении.[28] В рамках стремления сохранить или установить определенный моральный порядок перед лицом дестабилизирующих влияний было необходимо восстановить концепцию врожденной естественности и моральной правоты гетеросексуальной нуклеарной семьи. Семьи могли бы сделать прививку своим детям от сексуального совращения (а также удержать их от побега), обеспечивая любовь и привязанность и жесткую дисциплину, будучи “хорошими” родителями. С другой стороны, более мистическая точка зрения гласила, что быть женатым гетеросексуальным родителем означает, что человек автоматически наделен врожденными знаниями и навыками, причем героическими. Конгрессмен Даннемейер сказал, что “родители инстинктивно верят, что [гомосексуалистский] опыт действительно может развратить ребенка” (1989: 134), а Дарнтон (1991) считал, что воспитание основано на проявлении естественных инстинктов и что родители “интуитивно” знают, когда дети готовы к определенным видам информации или переживаний.

Значительной частью более широких героических усилий было стремление спасти стандарты вкуса и приличия. Повсеместными в этом были кампании по остановке молодежи от занятий сексом, поскольку война против педофилов была также войной против детской сексуальности. Одобренная либералами и консерваторами, она быстро стала официальной политикой правительства, государство подсластило свое одобрение обширным финансированием программ идеологической обработки.[29] В то время как культура перерабатывала большинство старых ужасов и политических мотивов вторжения, соблазнения, промывания мозгов и заговора применительно к педофилу, аналогичная тактика использовалась в отношении детей, чтобы обеспечить принятие и поддержку политики. Поддержка также была настроена в войне с наркотиками, в котором был аспект борьбы с сексом, а также все многочисленные программы по борьбе со злоупотреблением наркотиками, которые стали запоминающейся частью учебы в школе в 1980-х годах.

Одним из примеров культивирования целомудрия стало основание в 1987 году “ЧИСТЫХ подростков”, типичного проекта организации "Мораль в средствах массовой информации"; "ЧИСТЫЕ" обозначали граждан, ведущих эффективные действия сейчас, их цель искоренение сексуальных представлений и сексуальное воздержание до вступления в брак. Скромно стоявший на заднем плане Гарри Куллиджян, который наблюдал за происходящим 18 лет назад старина Кирк Макколл некоторое время был издалека. Почувствовав лидерские качества Кирка, Куллиджян "посадил семя на благодатную почву, и вскоре в сознании Кирка укоренилось желание отдать бинх ЧИСТЫМ подросткам”.[30]

Как моральное предприятие, герои должны спасать души до того, как они будут прокляты или сексуализированы. На обложке, рекламирующей подвиги Тори Хейден (1991), говорилось, что “С мужеством и преданностью Тори изо всех сил пытается помочь Джейди примириться с ее собственной реальностью и сделать шаг, который станет ее спасением, в то время как никто другой не смог заставить семилетнюю девочку даже заговорить.” Разговор состоялся вскоре после их первой встречи (1991:20ff). Настаивая на том, что она не участвовала в “моральном крестовом походе” и что спасение детей - это не что иное, как благотворительность без каких-либо ценностей, она отметила, что подростки, в которых она видела нарушения, давали ей “абсолютное чувство превосходства в тех случаях, когда я могла бы успешно вмешаться” (стр. 198f, 225). Лучшего выражения потребности спасителей в спасении и желать нельзя. Спасение детей для многих было достойным делом, и если результат оказался меньше, чем ожидалось, или оказался не таким, как предполагалось, рекламируемым и предсказуемым, это были усилия, которые имели значение, и спасители чувствовали, что заслуживают большей похвалы и меньшего сдерживания.

В конце 1960-х и начале 1970-х годов появился ряд резких критических замечаний в адрес американской деятельности по спасению детей. Знаменитая книга Платта появилась в 1969 году, и Ротман раскритиковал утомительную возрастную классификацию, которая была введена в начале 19 века, как имеющую гораздо “более темную сторону”, чем ее рекламируемая чувствительность к “стадиям развития”, предположив, что это “возможно, было частью попытки зафиксировать, приучить ребенка к жестким и предопределенным моделям поведения...рационализации детства, чтобы поведение стало более предсказуемым и управляемым” (1973:189). В рамках зарождавшихся тогда интересов по борьбе со злоупотреблениями Соман резко отреагировала на эту либеральную критику, назвав книгу Платта “‘научной ехидной, антикнигой”. Она сказала: “Автор этой книги не знает...что зверь, живущий в каждом из нас, находится всего в одной странице истории от Бухенвальда...что пытки детей - ежедневное удовольствие для миллионов взрослых, которые сами подвергались пыткам...Что там не может быть более благоприятного призвания, более важной работы, более грандиозного замысла, чем спасение детей” (Соман 1974: xii).

Героическое спасение детей также было подходящим религиозным занятием и способом продемонстрировать силу божества. Палмквист был в восторге, обнаружив, что спасение молодежи от секса соответствует велениям его божества и мэра. Его божественно предписанной миссией было “искать и разоблачать, спасать и восстанавливать” (1978:36). По его собственной оценке, он был внушающим благоговейный трепет героем для молодых женщин, которых спасал (стр. 22, 28, 32, 33, 73), способный физически превращать их в улыбающихся лучезарных красавиц (стр. 32, 53, 82). Для лечения ритуального сексуального насилия Стратфорд выделила особое место, Христиане должны “использовать власть, данную вам Богом, чтобы разрушить силу проклятий и влияние злых духов, которые беспокоят и наносят вред нашим детям” (1988:220). Она права в том, что “осуществление власти” представляло первостепенный интерес для большинства, христиан или нет. Пытаясь заставить свою пациентку признать, что она запрограммирована сатанинским культом, терапевт Фельдман сказала ей: “Помните кто я такая. Меня зовут Гейл, и я была избрана, чтобы помочь вам.”[31] Возложение рук или принятие божественной воли не ограничивалось религиозными кругами. Февраль 1990 г. Рекламная листовка Учебного центра по предотвращению насилия над детьми в Северной Калифорнии, хвасталась,

Мы изменили историю! ... Секрет раскрыт. ... Что может быть более глубоким, чем изменение детства? Каждый раз, когда мы затрагиваем жизнь ребенка, расширяя его возможности, мы затрагиваем жизни поколений. Мы участвуем в захватывающем предприятии.

Самым важным во всей идеологической борьбе было то, что сама наука, как считалось, нуждалась в перестройке. Как правило, в 1980-х годах наблюдалися общие усиления сенсационного и упрощенного освещения науки в новостях, где “меньше критический [и] более рекламный стиль” служил для подчеркивания научных “героев” и “прорывов” (Нелкин 1987: 97). Все, кто пропагандировал истерию сексуального насилия, продвигали науку как порождающую машину, которая производила их результаты и подкрепляла их рекомендации для социальной и правовой политики. Но идея науки изменилась. Критика традиционной науки, исходящая в основном от европейских ученых, усилилась после Второй мировой войны. В рамках социальных наук объяснения личное и социальное действие отходило от универсальной Великой теории к более фрагментированным, субъективно обоснованным отчетам. Психоанализ, встречающийся во всех областях, был особенно уязвим. Критика веры в жесткую детерминированность бессознательных детских переживаний подорвала многие теории развития, которые опирались на такие основы. Более того, в начале 1980-х годов часть скандала, связанного с мошенническими научными экспериментами, попала в популярную прессу (например, Рейберн, 1982). Это нанесло ущерб и без того шаткому 18 веку идей позитивистского эмпиризма, а также популярный образ “объективной” науки, ученого-героя и способность предлагать как лекарства, так и объяснения, которые успокаивали социальную структуру. Это было идеальное время для возобновления целенаправленных атак на либеральные исследования и мышление и продвижения новых героев.

Ранняя статья (Anonymous, 1980) помогла начать этот процесс идеологического отбора, в ходе которого непопулярные направления исследований и теории были очернены и разрушены не эмпирическими доказательствами, а личными и политическими нападками. Автор сказал, что была проведена “пропагандистская кампания”, направленная на “подрыв” основы табу на инцест, “аккуратно насаждая представление о том, что противодействие инцесту очень похоже на религиозную нетерпимость”. Ряд исследователей и их “простодушные аргументы” были пренебрежительно названы (на все без ссылок; см. Herman 1981). Предполагалось, что большая часть этого заговора исходит из

предпосылок института сексуальных исследований: все формы сексуальности по обоюдному согласию хороши или, по крайней мере, нейтральны; возникают проблемы...из-за чувства вины, страха и подавления. Такого рода вера неизбежно приведет верующих в крестовые походы против всех сексуальных запретов... (Аноним, 1980)

Согласно статье в Time, “традиционные ученые” считают исследователей секса ”напористыми, неуклюжими любителями". Занимая позицию разрушителя мифов, автор сказал, что в этой литературе “за инцест” не уделяется “абсолютно никакого внимания психологическим реалиям”, под которыми подразумевалась теория о том, что молодые люди не могут дать согласия и, что рутинная эксплуатация происходит со стороны “неуравновешенных родителей”. Большая часть статьи была риторическим и политическим продолжением статьи профессора английского языка Бенджамина Демотта (1980). Он говорил о “новых сторонниках вседозволенности”, которые говорили, что некоторые сексуальные отношения и контакты между молодежью и взрослыми не вредны, а некоторые кажутся полезными. Затем Демотт предпринял экстраординарную личную атаку на терапевта Джоан Нельсон, в которой он отверг все способности самопознания и самосознания людей, осмеливающихся давать показания, квалифицирующие или противоречащие традиционной оценке и терапии. Демотт сказал, что такие люди существуют только в “одиночестве, непризнанном отчаянии, [с] неизлечимой детской раной или ненавистью к себе”, и это “их измученный вызов, их опечаленная изоляция - эти голоса громче всего взывают к жалости”.[32]

Чуть больше года спустя в Time появилась еще одна подобная статья, теперь уже с авторской подписью, в которой снова звучала морально возмущенная риторика против взглядов и выводов многих исследователей секса. По словам Джона Лео,[33] в их “проповедях” содержалась “тревожная идея”, которая стала еще более угрожающей из-за ее растущей популярности. Идея, которая их так сильно напугала, заключалась в том, что молодые люди должны иметь возможность вести свою собственную сексуальную жизнь “без вмешательства родителей и закона”. Эта гнусная концепция, по словам Лео, распространялась подсознательно, завернутая в “благочестивые” исследования, у которых “хватает ума держаться в тени и аккуратно изложить идею в более длинной, более традиционной речи или статье”. Исследователи снова подверглись нападкам за их работу, которая “едва дотягивала до манифеста в защиту растлителей малолетних”. Лео обратился к “ответственным” властям и процитировал психиатра Леона Айзенберга, который сказал, что исследователи “полны дерьма”.

Эта статья заставила нескольких подвергшихся нападкам исследователей пойти на попятную (действие, весьма типичное для либералов, когда им бросают вызов), брызгая слюной, что они никогда не “пропагандировали” и не потворствовали сексу между взрослыми и молодежью".[34] Некоторые, однако, протестовали, но Time отказался публиковать их письма. В Национальный совет новостей была подана жалоба, которая установила, что все, кроме одного из подвергшихся нападению, были неправильно процитированы, вырваны из контекста или иным образом исказили позицию, и установили, что Time нарушил “общепринятые журналистские стандарты справедливости и точности”. Равнодушный исполнительный редактор Time бесцеремонно отверг обвинения. Лео продолжал испытывать тревогу и негодование из-за того, что сексологи были обмануты педофилами (1983).

Примерно в одно и то же время. Доктор Джудианн Денсен-Гербер сделала замечание, которое теперь кажется нам довольно интересным историческим курьезом: “Одна из величайших опасностей, с которой мы сейчас сталкиваемся, - сказала она, - исходит от так называемых экспертов, которые наводняют поле искажениями” (1981:11). Герман сделала аналогичный комментарий, применимый ко всему сексу между молодежью и взрослыми:

Без феминистского анализа трудно объяснить, почему реальность инцеста так долго замалчивалась предположительно ответственными профессиональными исследователями, почему общественное обсуждение этой темы ожидало своего часа, движение за освобождение женщин, или почему в последнее время апологетами инцеста стали популярные журналы для мужчин и тесно связанный с ними мужской институт сексуальных исследований.[35]

Следующие несколько лет продолжали демонстрировать безжалостность идеологической борьбы. В конце 1983 года журналистка Джанет Малкольм опубликовала две большие статьи (1983a, 1983b; см. также 1984) о творчестве Джеффри Массона. Он утверждал, что обнаружил, что Фрейд отказался от своей первоначальной теории о причинах женской “истерии” (вызванной, как он сначала думал, сексом взрослых и молодежи, обычно между дочерью и отцом) в пользу теории, менее бросающей вызов мужскому истеблишменту, а именно, что ребенок тайно желал секса с отцом или матерью, но подавлял это, вызывая психосоматические расстройства.[36] Теория Массона получила широкую огласку, отчасти из-за педофилии, сексуальности молодых людей и сексуального насилия когда реконструировалось злоупотребление. Его теории прекрасно вписываются в современные взгляды, особенно те, которые используют образы науки, разрушающей “барьеры молчания”.

В профессиональном мире Дэвид Финкельхор (1979) развернул борьбу от эмпирической основы к собственному ощущению неправильности. Он призвал игнорировать данные, которые противоречили морали, имеющей решающее значение для идеологии истерии 1980-х годов, и этот шаг был с энтузиазмом принят большинством ученых и профессионалов. Уотсон (1984) помог основать новый пантеон, продвигая Николаса Грота, Дэвида Финкельхора, Энн Берджесс, Роланда Саммита, Ки Макфарлейн, Кэтлин Моррис и других без вопросов и критики. В этом духе журналисты намеренно замалчивали любые признаки разногласий в профессиональном мире. Профессиональная статья Берджесс и ее коллег (1984) о “секс-кольцах” была некритично раскручена New York Times (Гоулман, 1984), The Los Angeles Times (Суини, 1984) и использовалась для поддержки полемики NBC. The Silent Shame (25 августа 1984). Кроме того, несмотря на многочисленные просьбы нескольких профессионалов (включая меня) и активистов, в 1987 году Американские лекции Тео Сэндфорта, в которых были представлены противоположные доказательства, были намеренно отклонены от освещения New York Times, Los Angeles Times и другими.[37]

В 1981 году Джудит Райзман выдвинула свои обвинения против творчества Альфреда Кинси и его коллег на Всемирном конгрессе по сексологии, возобновила их во время радиоинтервью 1983 года на христианском ток-шоу, затем развила обвинения в своей книге 1990 года, распространив свои нападки лично на Кинси (Reisman and Eichel 1990). Обвинения заключались в том, что Кинси был гомосексуалистом и педофилом.[38] Таким образом, у него был скрытый замысел (“Великий план”), который заключался не только в том, чтобы разрушить святость гетеросексуального семейного воспроизводства путем гомогенизация всей сексуальной активности человека таким образом, чтобы любой “выход” (кинсейский термин для обозначения оргазма) считался таким же законным, как и любой другой. Было два способа Кинси и его сообщникам это удалось. Один из них заключался в намеренном смещении их выборки в сторону более сексуально активных людей, в сторону чрезмерной репрезентации гомосексуалистической активности и чрезмерного включения в выборку сексуальных преступников. Другая тактика Кинси (на самом деле их было две) — и это было их более театральным обвинением — состояла в том, чтобы представить фальшивые данные о детской сексуальности, полученные в результате нацистских экспериментов на подростках.

Для этого, по словам авторов, девять педофилов сексуально стимулировали несколько сотен несовершеннолетних в возрасте от двух месяцев до пятнадцати лет к оргазму, используя оральные и мануальные методы; реакции были рассчитаны с помощью секундомеров и записаны в подробные журналы. Они сказали, что это были “насильственные половые акты” (Райзман и Эйхель 1990:11), совершенные над детьми "против их воли" (стр. 4, курсив в оригинале). Авторы пришли к выводу, подкрепленному коллегиальным подтверждением “ряда специалистов в различных медицинских и психологических дисциплинах” (все неназванные), что молодые люди, должно быть, были пристегнуты ремнями и что впоследствии они получили “чрезвычайно серьезную, возможно, даже смертельную” травму (стр. 40), как свидетельствова испытуемых, которые плакали, кричали, бились в конвульсиях и теряли сознание.[39]

Что еще более зловеще, согласно Нобиле (1990b), Райсман полагал, что Кинси похищал и накачивал наркотиками мальчиков из гетто для экспериментов, что он сам “технически обучал” экспериментаторов-педофилов; Райсман подразумевал, что Кинси, возможно, вступал в сексуальный контакт с некоторыми из молодежи. Это замечательная книга и ценный артефакт того периода. Телевизионные артисты упускают многое, если игнорируют это как основу для восхитительного фильма, снятого для телевидения, или углубленного документального фильма, возможно, под названием "Исследования стыда" или Тайные крики социальной науки. Большинство профессионалов, хотя и некритично поддерживали предположения об истерии жестокого обращения, были смущены предположениями Райсмана. Другие наивно приняли заговорщические инсинуации, обвинения мало отличающиеся от тех, которые авторы исследования получили сразу после появления отчетов Кинси.[40]

Наука в 1980-х годах претерпела изменения в методах и статусе. Научные исследования стали подчиняться политическим взглядам и моральным воззрениям. Узаконенная печально известная статья Финкельхора 1979 года "Применение этого методологического разворота" появилась в ожидаемые моменты. Прежде всего, был проведен поиск причинно-следственных факторов. Комиссия по расследованию законодательства штата Иллинойс признала неубедительные или встречные доказательства причинного воздействия материалов сексуального характера, но по-прежнему считает, что “порнография является либо дополнением, либо инструментом преступления. Мы не можем утверждать это определенно, но это вывод, который можно сделать” (ILIC 1980:31). Комиссия Meese по порнографии аналогичным образом заявила, что “отсутствие доказательств ни в коем случае не должно использоваться для отрицания существования причинно-следственной связи” (адвокат General's... 1986: 1:332).

Как и предполагалось, новая наука была быстро преобразована в государственную политику. В середине 1985 года 11-й окружной суд постановил, что статуи содомитов в Джорджии нарушают конституционные права гомосексуалистов на неприкосновенность частной жизни. При обжаловании этого решения в Верховном суде США генеральный прокурор Джорджии Майкл Бауэрс настаивал на том, что государствам не нужно проявлять какой-либо “непреодолимый интерес” к вторжению в сексуальную жизнь своих граждан, и далее утверждал, что “государства действительно имеют право делать недоказуемые предположения, не подкрепленные научно определенными критериями, чтобы защитить общественный интерес к порядку и морали”.[41] Во время истерии наука использовалась, когда она обеспечивала респектабельность и подлинность политическим и религиозным устремлениям, и игнорировалась, отрицалась или даже уничтожалась, когда этого не происходило.[42] Ассоциация психиатров штата Вашингтон раскритиковала законопроект, разрешающий бессрочное содержание под стражей любого осужденного или обвиняемого в сексе между подростками и взрослыми, но их взгляды не принимались во внимание. Главный интерес, как очень ясно дал понять Бауэрс, заключался в защите политического и религиозного порядка государства.

Позже, в течение десятилетия, несколько профессионалов начали признавать некоторую растерянность. Статус педофила оставался совершенно злодейским и продолжал служить препятствием для моральных администраторов и артистов эстрады. Статус жертвы, однако, стал менее ясным, особенно в случаях “ритуального насилия”. Написание события, которые предположительно произошли в конце 1970-х, Хайден не была уверена в теории поведения ее семилетнего подопечного. Хотя никаких доказательств секса со взрослым получено не было, Хейден была уверен, что к девочке приставали. Кроме того, хотя она утверждала, что предпочитает традиционные психологические объяснения отношений и поведения девочки, Хайден полагала, что имело место сатанинское ритуальное насилие, хотя и здесь, как обычно, никаких доказательств получено не было.[43] Хайден утверждала, что педофилы управляли тайными группировками, которые заставляли накачанных наркотиками молодых женщин снимать секс-фильмы, используя оккультизм в качестве прикрытия. В конце концов, Хейден так и не смогла выяснить, что случилось с Джейди, хотя на обложке было обещано, что мы узнаем Джейди , которая “раскрывает жизнь, полную сексуального и эмоционального насилия”. Читатели были разочарованы.

Нападки на профессионалов были нападками на статус и источники знаний в целом. В то время как Бодрийяр (1988:36, 44f, 54) правильно рассматривал американских ученых как эгоистичных, нарциссичных и склонных к интеллектуальной мастурбации, это были обычные бытовые наблюдения на протяжении поколений. Когда он сказал, что никоим образом не может рассматривать их как источники знаний, Бодрийяр поддался простой вере в то, что “знание”, как и “истина”, единичны и достижимы. Он он так хорошо подметил мысль, высказанную его собственными соотечественниками и женщинами, о том, что проблемы и призы - это не проницательность и просвещение, а власть и доминирование, а также удовольствия от жестоких развлечений.

К концу десятилетия, в дополнение к признанию истерических состояний, несколько ученых с негодованием начали высказывать предположения о том, что сексология была извращена. Оками (1989) оплакивал ”предательство сексуальных исследований", говоря, что “сексология до недавнего времени оставалась по сути сексуально-позитивной социальной наукой”, но теперь появился “новый вид сексологии, который намеренно размывает важные грани между социальной наукой и социальной критикой”. Эти комментарии демонстрируют прискорбное незнание истории социальной науки в целом и “сексологии” в частности. Но, как и повествования в популярных средствах массовой информации, эти замечания предназначены не столько для передачи фактов, сколько для указания на верность культуре профессионализма — приказам, которые в первую очередь обусловливают и производят авторизованные знания. Заявления указывают на внутреннюю академическую и профессиональную борьбу за доминирование, а также на общее соперничество за право делать заявления о состоянии сексуальной нормальности человека и обеспечивать ее соблюдение.[44]

Интересным событием конца 1980-х годов, которое пролило некоторый свет на это, было исследование Уильяма Эпштейна. В качестве эксперимента Эпштейн предложил две версии вымышленной статьи редакторам журнала социальных наук. На одном изображался ребенок, которого забрали из дома для облегчения психосоматического заболевания, и предлагались данные, подтверждающие вмешательство; другая версия была такой же, но предлагала данные, которые описывали вмешательство как неэффективное. Как правило, негативная версия была отклонена в течение, которая поддерживала вмешательство. Исследование подтвердило то, с чем многие из нас сталкивались в течение длительного времени, а именно, что причуды в науке будут предпочтительнее противоречивых данных и позиций, и, более конкретно, что исследователи будут искать данные и разрабатывать исследования, которые поддерживают современные фантазии. Рассматриваемый здесь период продолжал это как обычную академическую и научную практику, энергично клеймя позором и исключая тех, чья работа противоречила моральным взглядам или неврозам, которые тогда пропагандировались как наука.[45]

Такое отношение было довольно распространено среди полиции и прокуроров. Уходящее корнями в давнюю традицию американского антиинтеллектуализма, традицию, не всегда неуместную, оно часто появлялось в тот период. Холлингсворт сказала, что немногие психологи, “и никто из уважаемых”, осмелились бы засвидетельствовать, что трехлетние дети путают факты и фантазии (1986: 392). Она яростно презирала эксперта по защите Ральф Унтервагер и связал Ли Коулмана с ВОКАЛОМ (подробнее о ВОКАЛЕ смотрите ниже) с заговорщическим подтекстом. Томас снова предложил хороший текст, один в который он написал от имени Джека О'Мэлли. О'Мэлли, как предполагается, сказал, что эксперты защиты превратили вопросы обвинителей в другие вопросы.

Затем, своими серьезными профессиональными голосами, врачи цитировали Фрейда и любого сексолога, которого они могли найти. Кинси почти всегда выгоняли — тот печально известный ныне passage...in , который он утверждал: “Трудно понять, почему ребенок, за исключением его культурной обусловленности, должен испытывать беспокойство при прикосновении к своим гениталиям, или при виде гениталий других людей, или при еще более специфическом сексуальном контакте”.  Обвинение попыталось бы показать, что взгляды Кинси давно дискредитированы. Врачи защиты снисходительно улыбнулись бы, пробормотав, что это всего лишь точка зрения. Каким бы ожесточенным ни был допрос, он редко мог поколебать эрудированное, всезнающее отношение эксперта к делу.[46]

В 1970-х и 80-х годах многие профессионалы продолжали дистанцироваться от стигматизированных голосов и данных. Ричарда Грина обвинили в довольно небрежной рецензии на его книгу. Сексуальная наука и закон, в утверждении, что нет достоверных данных, что секс со взрослыми вредит молодежи. Он представил более точное изложение своих выводов в ответе на обзор, ответ, представленный в значительной степени потому, что он боялся показаться “поддерживающим экстремистские взгляды, которых придерживаются группы педофилов, такие как Североамериканская ассоциация любви мужчин и мальчиков.”[47] В середине 1980-х годов академический социальный работник Элли Килпатрик свято верила в “научную объективность” и настаивала на том, чтобы при расследовании секса между молодежью и взрослыми соблюдались строгие протоколы определения и критического исследования. Предлагая свою собственную работу в качестве образца корректности, она (повторно) обнаружила более широкое разнообразие сексуальных отношений между взрослыми и молодежью, чем рекламировалось недавно, и призвала к пересмотру. Но, работая в середине 1980-х годов, она не могла не осознавать давления на тех, кто говорил о том, что она называла “отклоняющимся от нормы детским сексуальным опытом” (1992: 116). Как любой хороший профессионал, она поспешила подтвердить свою лояльность:

Ни при каких обстоятельствах [мои] выводы не должны интерпретироваться как утверждение о том, что... нарушители общественных норм не должны привлекаться к ответственности. ... Также, ни при каких обстоятельствах [мои] выводы не должны использоваться в качестве санкции за сексуальные отношения между детьми и взрослыми. Эти отношения являются нарушением принципов информированного согласия. Также задействованы неравные властные отношения. Сексуальные отношения с детьми при таких обстоятельствах  представляют собой психологическое, если не физическое принуждение, и должны рассматриваться как таковые.[48]

Эти заявления прямо противоречат ее собственным предупреждениям и критике работы, проделанной в 1970-х и 1980-х годах (особенно озвученной в ее статье 1987 года), и в ее утверждениях отсутствует, то самое эмпирическое обоснование, которого, по ее мнению, не хватает в работах других. Комментарии повторяют догматическую сексуальную политику последних двух десятилетий, и ее настойчивость в наказании “нарушителей общественных норм” особенно интересна. Профессор Рашке часто нападал на социальные исследования, говоря, что те, кто действительно знает, что происходит, те, кто знает Правду, - это социальные работники, терапевты ,окружные прокуроры и полиция.[49] Это привело к некоторым интересным подтемам и конфликтам, которые редко проявлялись открыто. Для того, чтобы выполнять политику нового, эксперты, у режима должны быть функционеры, которые верят в идеологию (или, по крайней мере, придерживаются ее) и которые будут беспрекословно оформлять документы и выполнять технические функции. В своем исследовании инцеста Рассел довольно четко указала, кто квалифицирован для сбора данных. Она заставила своих интервьюеров пройти минимум десятичасовое обучение по вопросам изнасилования и инцеста, но даже это “не может превратить фанатика в непредвзятого человека. Следовательно, интервьюеры были тщательно отобраны не только за их навыки проведения интервью, но и за их отношение без обвинений к жертвам сексуального насилия”.[50]

Эндрю Ваксс был более прямолинеен. Он сказал, что расследования заявлений о жестоком обращении обычно проводятся плохо подготовленными работниками или, что еще хуже, теми, “чья социальная философия ставит реабилитацию правонарушителей выше безопасности жертв. ... Если социальный работник верит...что ”все дети лгут" или что дети фантазируют о сексуальном насилии, он не может должным образом выполнять свою работу". Чтобы помочь в этом, он предложил социальным работникам пройти “психиатрическое обследование” (1985b). По мнению Батлера, все те, кто спасает детей, должны быть феминистками, приверженными “глубокому уважению к детям” и фактам обычное угнетение женщин и молодежи. В заявлении, которое перекликается с патриархатами 19-го века (хотя она, казалось, не осознавала этого), она сказала, что “женщины и дети являются ответственностью всего социального сообщества, и...имеют абсолютное право на безопасность, достоинство и свободу от любой формы тирании и жестокого обращения...” Прежде всего, она настаивала на том, чтобы поведение новых опекунов детей не включало “никакого морализаторства или этической путаницы” (1982). Текстом, имеющим значительное сходство с этими ранними взглядами, была статья психотерапевтов Дженсена и Джуэлл, адресованная прокурорам. Они жаловались, что многие из те, кто лечит сексуальных преступников, “наивны” и неопытны, им не хватает “соответствующей” подготовки и они склонны к ”абсурдным умозаключениям и необоснованным выводам" (1988:13). Что необходимо, так это

здоровая система ценностей и личный опыт, лишенный патологий. Люди с личными отклонениями от нормы, преступным поведением, алкоголизмом или наркотической зависимостью редко способны предложить последовательную модель ответственного поведения и предоставить четкие рекомендации по лечению. Ему нужно смириться с тем фактом, что терапия для уголовного преследования сексуальных преступников часто носит принудительный характер, и этот скептицизм, конфронтация и поведенческие последствия необходимы. ... Ему нужно, чтобы понимали необходимость судебного преследования и верили, что лечение и тюремное заключение не являются несовместимыми. ... Терапевты не должны рассматривать себя в качестве защитников правонарушителя. (стр. 15)

Дэниел Секстон беспокоился о дальнейшем насилии над “выжившими” со стороны системы психического здоровья и сказал коллегам-психотерапевтам,

Если вы не верите, что [сатанинское ритуальное насилие] возможно, не занимайтесь этим вопросом. Мы не хотим, чтобы вы принимали в этом участие, потому что это просто сделает проблему еще более запутанной и трудной.[51]

Крудсон (1988:60) похвалил Джина Абеля и Джудит Беккер за то, что они смогли обнаружить скрытое извращение, подключив мужской пенис к измерителю, чтобы посмотреть, реагируют ли они на фотографии молодых людей — не порнографические картинки, а наводящие на размышления, которые только настоящий педофил найдет эротичным.[52] Общение с сексуальным преступником, ошибки, допущенные неподготовленным или некомпетентным терапевтом, могут привести к повторному преступлению, дополнительным жертвам, а иногда и к смерти. Это не область для начинающего терапевта, - предупреждают Дженсен и Джуэлл (1988:14). Авторы привели два примера из своей собственной работы, где после того, как оценки других были отрицательными, они, обладая глубоким пониманием и технологическим богатством, смогли разоблачить испытуемых как педофилов — или, по крайней мере, что они соответствуют “профилю”.

Эта вера в способность обнаруживать скрытые опасности уже давно была горячим желанием об осажденном населении и возможностях, рекламируемых самими профессионалами. Считалось, что “любой хороший психиатр” может “легко” распознать нарушителя сексуального спокойствия (Даттон, 1937); Уиттлс (1948) сказал нам, что “их тренированные глаза и уши интерпретировали символы, незаметные для непрофессионала.” Конвей (1973) был впечатлен работой в Стэнфордском университете, которая анализировала мозговые электронные волны- для выявления подозреваемых в педофилии. Общество с завистью относилось к способности выявлять девиантов, причем в историческом контексте широко пропагандируемых угроз и уязвимости, спрос на такую власть значительно возрос. Результатом стала разработка списков стигматов и “профилей”, демократизация экспертных знаний, которая обещала эффективную и быструю передачу власти в руки масс. Их распространение и активное использование всеми слоями общества для выявления, расследования и заключения подозреваемых в тюрьму стало триумфом эгалитарной децентрализации профессиональной некомпетентности.

III

Антипедофильские настроения также были основаны на контексте исторического периода, когда преступность и болезни воспринимались в терминах “эпидемий” наряду с “сексуальным холокостом.”[53] Считалось, что секс между взрослыми и молодежью растет тремя основными взаимосвязанными способами: его происходит все больше и больше, злодеи ищут все более молодых жертв, а действия становятся все более жестокими. Одновременно героям приходилось представлять себя все более стесненными в своих силах. Социальные и исторические причины, которые приводились для педофилии, были разнообразны. Хиллман и Солек-Теффт (1988: l38ff) видели в этом причину роста “мистики детской невинности и общего очарования детей”, а также распространения “зла”. Сандра Батлер видела причину во всепроникающем “молодежном культе” и в том, что женщины предъявляли больше требований к мужчинам (Уотсон, 1984). Другие были уверены, что педофилия возникает, “когда разрываются естественные связи между романтической любовью и сексуальным вожделением, заблокированные или искаженные.”[54] О'Брайен (1983:vii) считал, что популярность секса между взрослыми и молодежью обусловлена “культом молодежной философии”, “возросшим увлечением наготой” и слишком большой терпимостью, выражающейся в “живи и давай жить другим”.

Большинство обвиняли воспринимаемую “вседозволенность” и “либерализацию” отношения к сексуальности и ее репрезентациям.[55] Ссылаясь на “опасную свободу”, Уинн (1983b) воскликнул, что педагоги, которые свободно давали информацию о сексе, были терпимыми и вседозволяющими и подчеркивали рациональное объяснение. Макконнелл (1984) утверждал, что это создало ситуацию, которая была “катастрофической, эксплуатация молодежи была вызвана “шестидесятыми” и “освобождением детей”, открытостью в отношении гомосексуальности (способствующей “типам Уэйна Уильямса и Джона Гейси”), безразличием к детям и принятием проституции как преступления без жертв. Денсен-Гербер (1981:9) жаловался, что “вседозволенность превозносится. Те из нас, у кого из прошлых поколений нет якорей, которые могли бы защитить нас. Дамтон (1991) считал, что более широким контекстом является “разрушение авторитета и потеря веры среди детей в мудрость мира взрослых”. Во время предъявления обвинений в сексуальном насилии кинорежиссеру и актеру Вуди Аллену, Гейер также почувствовал разрыв в социальной структуре: 

... старые ограничения в центре [не действуют], что позволяет людям делать то, чего они никогда бы не сделали раньше — или позволить им стать достоянием общественности. Когда центральная власть обществ не удерживает… разрушение общепризнанного морального авторитета, а также физического авторитета, побуждает людей идти все дальше и дальше.[56]

Она признала, что предполагаемая жертва Аллена, Сун Йи, не только отрицала какие-либо злоупотребления, но и всю образность истерии. Гейер все же пришел к выводу, что

этот тип мышления и мир без авторитетов, породивший его, пришли непосредственно из 60-х годов... из-за создания потакающей своим желаниям молодежной культуры, которая гордилась бунтарством. [Это] зияющая моральная пустота в центре, первоначально вызванная детьми как в верхушка среднего класса и низшие обездоленные классы воспитывались настолько вседозволенно, что так и не были полностью социализированы в обществе.[57]

Сторонники взглядов, согласно которым сексуальное насилие было вызвано вседозволенностью, проявляли значительную враждебность по отношению к либералам и группам за гражданские права. О'Брайен и Рашке считал, что преследованию за секс между молодежью и взрослыми препятствовали либеральные судьи и адвокатв защиты, которые поднимают вопросы Первой поправки.[58] Наблюдатели за гражданскими правами обвинили агента О'Мэлли в том, что он “соблазнял” и “заманивал в ловушку”, но О'Мэлли с гордостью перечислил самоубийства, вызванные его укусами, и будет продолжать это делать, отстаивать свое мнение перед “всеми теми психологами и либерально настроенными юристами, которые утверждают обратное.”[59] Лью предостерегал от заговора “апологетов” молодежи - секс ДЛЯ взрослых, подразумевая, что они связаны с многомиллионной индустрией порнографии и детского секса и мощным ”лобби сторонников инцеста"" (Lew I990:xv; Hechler 1991). Афроамериканский журналист Томас Соуэлл (1994) признал, что имели место некоторые несправедливости, но единственным реальным результатом этого является то, что растлителям “позволено буйствовать”. Он пожаловался на протесты Американского союза защиты гражданских свобод против публичный списков сексуальных преступников, в котором говорится, что ACLU действовал только по денежным соображениям. ACLU утверждала, что постоянные списки лиц, осужденных за сексуальные преступления, помечают людей как “неисправимых”, но Соуэлл сказал, что это надуманная проблема, потому что растлители никогда не излечиваются; “Тысячи людей собрались у мемориала Линкольна в 1963 году не для того, чтобы растлители малолетних могли оставаться анонимными”, - сказал он. Высказывая некоторые протесты против нарушений Первой поправки, ACLU всегда поощрял “повышенную активность” (Barry 1987:40) в преследование за секс между молодежью и взрослыми и энергично предлагал внести изменения в законы для более успешного вынесения приговоров и наказания.

Продолжая главную тему Америки 19-го века, некоторые рассматривали педофилию как часть жизни большого города. Хейден (1991: 165) рассказала подруге, что “педофильская” активность обеспокоила одну из ее учениц, и подруга шокирована, сказав, что такая активность типична для больших городов, а не для маленького городка, и это ”вещи в стиле Калифомии“ или даже "тех других зарубежных мест, где подобные вещи, людям сходят с рук.”

Многие другие видели в неспособности семей вести себя “традиционными” способами ответственность за упадок страны. Денсен-Гербер (1981:12) особенно критически относилась к родительским образцам для подражания: “если родитель лжет, крадет или имеет мало ценностей, у ребенка не будет ничего хорошего, с чем можно было бы себя идентифицировать”, - интересное замечание, учитывая ее собственный статус образца для подражания. Ваксс сказал, что родители, жестоко обращающиеся с детьми, либо “неадекватны”, “психически больны”, либо просто “злые."[60] По словам Крудсона, возрождая старую пуританскую традицию, "родители ребенка, который серьезно болен". подвергшиеся насилию со стороны кого-либо вне дома, по определению, не являются способными и эффективными родителями” (1988:69). Последствиями этой точки зрения были изъятия детей у родителей, как правило, при первых слухах о жалобе. Если молодых людей признают виновными в плохой успеваемости или недозволенном поведении, их забирают из семей на время перевоспитания или наказания.

Из огромного числа случаев изъятия детей (их история еще не написана) одним из наиболее интересных примеров был случай с 28-летней новенькой матерью из Йорка, обеспокоенная кормлением грудью своей двухлетней дочери. Она позвонила в Лигу защиты детей, чтобы спросить, было ли обычным для нее чувство сексуального возбуждения во время кормления грудью. Возбуждение в такой ситуации в разной степени давно известно медикам и исследователям секса; некоторые сообщали об оргазмах во время кормления грудью. Но Лига направила ее звонок в кризисный центр по борьбе с изнасилованиями, где женщину арестовали и обвинили в инцесте и угрозе благополучию ребенка. После того, как она провела два дня в тюрьме, обвинение было снято на первом слушании. Департамент социальных служб округа Онондага немедленно выдвинул новые обвинения в сексуальном насилии и безнадзорности и изъял дочь, поместив ее в приемную семью. Социальные работники сказали женщине, что, если она не признает себя виновной, она никогда больше не увидит свою дочь, вторая серия обвинений также была отклонена, но “Спасатели детей” снова выдвинули обвинения в сексуальном насилии, обвинив женщину в том, что она "приложила рот [дочери] к своей груди". Третья серия обвинений в сексуальном насилии была отклонена, но судья признал ее виновной в безнадзорности — за то, что она не отучила дочь от груди ранее. Год спустя они наконец воссоединились, хотя у девочки к тому времени были все симптомы ребенка, подвергшегося жестокому обращению. Социальные работники округа не были привлечены к ответственности.[61] Такие группы, как “Жертвы законов о жестоком обращении с детьми” (VOCAL), рассматривались как "ответная реакция" на героическую войну против жестокого обращения. Организация VOCAL была основана в 1984 году после обвинений в Джордане, штат Миннесота, и к концу 1980-х насчитывала более 100 отделений, 10-12 000 членов и привлекла на свою должность сочувствующих профессионалов. Холлингсворт, однако, сказал, что VOCAL был “состоящим в основном из обвиняемых и/или осужденных растлителей малолетних.[62] Роланд Саммит сказал, что VOCAL состоял из “гражданам и юристов, [которые] организовались, чтобы предложить стратегии дискредитации детей-свидетелей и унижения любого, кто выявляет или одобряет раскрытие фактов сексуального насилия”.[63]

Звучали сигналы тревоги. Настаивая на необходимости своего бизнеса по фотографированию детей и снятию отпечатков пальцев, Гэри Хесс предупредил, что “205 детей в час” числятся пропавшими без вести (Knapp 1985). Мотив подсчета жертв подчеркивал безжалостность на протяжении всего периода. Гайзер сказал: “Изнасилование ребенка происходит раз в сорок пять минут” (1979:20), а Макколл настаивал на том, что “ребенок подвергается растлению каждые две минуты“[64] Каждый семья уязвима перед самой коварной атакой, когда-либо обрушивавшейся на американские кварталы; натиском педофилов”, - предупредил Мартин и Хаддад (1982:5). Холлингсворт сказал: “растлитель малолетних был волен практиковать свое отклонение от нормы; его "права" оставались нетронутыми. ... Это был открытый сезон для любого ребенка младше семи лет — и растлители малолетних знали это” (1986:21, 38).

“Атака” нашествие педофилов стало, драмой космических масштабов, ставшей удивительно зрелищной благодаря ценностям производства фильмов категории "Б". “Работая в своих собственных кварталах, церквях, молодежных организациях и на предприятиях, ”респектабельные" извращенцы разрушают жизни тысяч людей каждый год", предупредил о тревоге по защите детей (1985:5). Мартин и Хаддад снова предоставили хороший текст об угрозе, который напомнил мотив “Продолжай следить за небом, Америка” из научно-фантастических фильмов 1950-х годов:

Если вы живете в пригороде, поблизости есть один или два педофила, и, несомненно, этот педофил знает, кто ваш ребенок…  Печально и страшно то, что вы не знаете желаний своих друзей и соседей. Они могут следить за вами как за родителем. Если вы расслабились, они переедут к вам, и ваш ребенок может стать жертвой. И вы можете никогда не узнать, что ваш ребенок подвергся сексуальному домогательству и эксплуатируется. Не ждите. Будьте бдительны. Вы не знаете, какие больные мысли и чувства может питать растлитель малолетних. Однажды ваш собственный ребенок или молодой человек, которого вы знаете, может вообще не вернуться домой.[65]

При таком количестве извращенцев на свободе народному воображению было легко увидеть зловещие связи в политических организациях. Лучшее выражение было высказано журналистом Уильямом Ньюкоттом: “Организованные группы отвратительных, извращенных психов объединяются, чтобы пропагандировать сексуальные отношения между взрослыми и маленькими детьми”. Он сказал, что они выпускают “грязные” информационные бюллетени, “тошнотворные” девизы и участвуют в “вопиющих” публичных демонстрациях. Он привел в пример “позорные группы”, которые пытаются “навязать свои извращенные убеждения порядочным, нравственным гражданам” (1981). Риторика о поминутном растлении похожа на риторику о количестве обращенных в идеологию людей:

[Педофилы] ежечасно убеждают взрослых в том, что их теории могут быть подтверждены “научными доказательствами”. Многие взрослые были привлечены к этим нездоровым выводам педофильскими организациями, почти так же легко, как педофил соблазняет ребенка... Любители детей работают 24 часа в сутки, 7 дней в неделю ради своего дела. (Мартин и Хаддад 1982: 100, 102:42)

Наиболее заметными мишенями были политические организации педофилов и группы по защите прав детей: журналистская полемика против них отличалась необычайной степенью преувеличения и фальсификации. Общество Рене Гийона привлекло к себе самое пристальное внимание во многом благодаря своему броскому лозунгу. “Занимайтесь сексом с восьми лет, иначе будет слишком поздно”. Руни (1983) сказал, что группа “использует детский помпон для стимуляции молодежи”, ошибочный “факт”, повторенный Томасом восемь лет спустя (1991:74).

Еще одной популярной мишенью был информационный обмен педофилами (PIE). Основанный в Великобритании в 1974 году, он был окончательно уничтожен правительственными преследованиями в 1984 году. В компании с рядом других, но менее признанных европейских политических групп педофилов, PIE использовалась для доказательства международного масштаба пропаганды педофилов.[66] Группа за освобождение детей "Детство Круг чувственности" был еще одной преследуемой педофильской организацией. Она тоже была разрушена в середине 1980-х годов действиями полиции; к 1986 году 87-летняя женщина, основавшая в 1971 году группу под влиянием Райха, больше не могла продолжать своё существование.[67]

Североамериканская ассоциация любви мужчин и мальчиков (NAMBLA) была, пожалуй, группой, которой больше всего боялись и на которую нападали, группой, которую журналисты любили ненавидеть.[68] Эхолс рассказал о преступлениях нескольких “серийных убийц-гомосексуалистов-педофилов”, которых он приравнял к членам NAMBLA (1991:317ff). В течение нескольких лет NAMBLA подозревали в причастности к детской порнографии и проституции. Янус неверно охарактеризовал знаменитого, Дело Ревира 1978 года, давшее начало NAMBLA как “крупной операции мальчиков по вызову”. Создавая восхитительный образ, он утверждал, что более 250 мальчиков были “доступны для секса в любой точке Массачусетса за пятьдесят долларов и выше”, и он сказал, что место “было всего лишь одним филиалом национальной сети со штаб-квартирой в Хьюстоне, штат Техас”, с помощью которого операторы могли бы доставить мальчика куда угодно в течение получаса, если кредитная карта будет обналичена.[69] В 1982 году журналисты ложно сообщили, что трое маленьких мальчиков были найдены “заключенными в тюрьму” членами NAMBLA и что их порнографические фотографии были в “широком доступе и распространенены по всей стране” (повторено Фолькманом и Розенбергом 1985a). New York Times назвала NAMBLA “группой гомосексуалистов, занимающейся подростковой порнографией” (Anonymous 1982b). Пропавшего молодого человека сравнивали с исчезновением Этана Патца, и НАМБЛУ сначала обвинили в насильственном похищении подростка (Anonymous 1982e), а затем в том, что они “выманил” его (Килман 1982). Мальчик, однако, не был Патцем, и цитировались его слова о том, что “я веселился”, в то время как он предположительно “пропал без вести."[70] Сенатор Поула Хокинс сказала: Федеральные следователи расследовали деятельность NAMBLA на основании слухов о том, что существует телефонный номер, по которому можно “заказать ребенка” за несколько тысяч долларов (1986:68).

Полное отсутствие доказательств опровергло обвинения в адрес NAMBLA, как международного поставщика мяса препубертатного возраста, поэтому затем группу обвинили в том, что она является убежищем для педофилов и поставляет порнографию. Джон Уолш нацелился на НАМБЛА для своего шоу “Самые разыскиваемые в Америке” от 17 декабря 1994 года, признав, что они были "организацией, с которой я боролся годами". Инспектор Пэт Уайт Представитель полицейского управления Сан-Франциско сказал: “Все члены NAMBLA, с которыми я контактировал, растлевают детей”. В качестве примера Уолш продемонстрировал “загадочную фигуру” Стивена Дэвида Льюиса, обвиняемого в растлении и предположительно являющегося типичным членом NAMBLA. Затем Уолш показал отдельные фрагменты из “противоречивого” документального фильма "Chickenhawk" (1994), который Уолш сказал, что на снимках представитель NAMBLA “разъезжает по округе в поисках молодых парней.[71]

Основную часть репортажа написал Брайан Карем. Он задал тон, сказав, что игровые площадки - это места, где члены NAMBLA, возможно, "наблюдают" за детьми взаимодействуйте с ними, возможно, даже поддерживают с ними отношения...” (курсив в оригинале). Карем сказал, что он получил “редкое” интервью с представителем NAMBLA Лейландом Стивенсоном, чтобы поддержать это описание. В “интервью” почти на всех кадрах Карем спорит со Стивенсоном, постоянно перебивая его и меняя тему разговора, чтобы выдвинуть обвинения. В какой-то момент Карем возмущенным голосом за кадром сказал: “Вера Лейанда в секс с маленькими мальчиками настолько сильна, что он не стал бы — или не смог бы — проводить черту между сексом с младенцем". Стивенсон попытался сформулировать ответ, но был расстроен перебивками и приставаниями Карема:

ЛС; Это зависит от того, что происходит в целом и что вы подразумеваете под сексом... Нет никакого способа... 

БK; [неразборчивое прерывание] 

ЛС: Брайан, нет никакого способа, которым мы можем решить этот вопрос в этом шоу, на этой камере в это время. Нет никакого способа, которым это можно сделать — ни одного!

БК: Ты понимаешь?..

ЛС: Потому что вопрос в следующем...

БК: Осознаете ли вы, что ваша неспособность решить этот вопрос - это то, что отделяет вас от общества в целом… Затем Карем потребовал от Стивенсона “соответствовать”, чтобы “защитить наших детей”.

Карем комично (непреднамеренно) во время всего этого, он погрозил Стивенсону пальцем, и камера сделала пару крупных планов глаз Стивенсона, что свидетельствует о наблюдательности репортера и его доминирующей власти.[72] Лучший задокументированный пример журналистской манипуляции появился в начале 1992 год, когда телевизионная станция Сан-Франциско “разоблачила” собрания отделения NAMBLA.[73] Начиная с 13 января 1992 года репортер KRON-TV (NBC) Грег Лайон выдвинул следующие ложные обвинения в адрес NAMBLA, которые, когда оспаривались, на них настаивали как на “справедливых, точных, честных и прямолинейных” (О'Коннор, 1992):

Организация, призванная помогать своим членам знакомиться с детьми, а затем растлевать их, не будучи пойманной, проводит свои регулярные ежемесячные собрания в филиале общественной организации Сан-Франциской Библиотеки. Мы говорим о детях в возрасте трех лет.[74]

Лайон утверждал, что участники, которые, по его словам, не могут контролировать “свою страсть к детям”, обсуждали составление календаря с фотографиями обнаженных мальчиков. Позже выяснилось, что на самом деле это было предложение бывшего социального работника Майка Эхолса и было отклонено группой NAMBLA. Эхолс присутствовал на заседании группы в декабре 1991 года, затем попытался заинтересовать ряд новостных организаций района Бэй в своих услугах в качестве информатора. После нескольких отказов он был представлен как “лазутчик” в передаче KRON от 15 января и в конце концов стал объектом внимания продюсера KRON Джона Данна, сочувственная статья в Los Angeles Times.[75] Один из визуальных моментов показывает встречу 4 января, “запечатленную нашим скрытыми камерами.”[76] Сцены встречи были сопоставлены с кадрами, снятыми детьми внизу в библиотеке. В одной из финальных сцен был показан плюшевый мишка и председатель с торжественным голосом за кадром, обещающим дальнейшее освещение. KRON-TV утверждало, что они связались с NAMBLA, но организация отказалась давать интервью.

Официальные лица NAMBLA заявили, что радиостанция вообще не связывалась с ними, и действительно, в передачах 13-17 января не упоминалось о каких-либо попытках связаться с группой перед тем, как ворваться на встречу. KRON-TV использовал кадры, на которых члены NAMBLA уходят после того, как раскрылась секретная съемочная группа. KRON-TV сказал, что в бюллетене NAMBLA были “статьи, рассказывающие вам, где встретиться с детьми, как не попасться и как научить детей лгать своим родителям” (13 января); в отчете от 14 января говорилось, что в нем содержались “Письма в редакцию [которые] пестрят историями о сексе с детьми и советами о том, как растлевать малолетних и не попасться.”[77] Капитан полиции Сан-Франциско Диармуид Филпотт сказал, что NAMBLA “распространяла листовки, в которых рассказывалось ее членам, ”где и как встречаться с молодыми парнями."[78] Полиция предоставила KRON-TV доступ к файлам арестованных, а также подозреваемых и не подлежащих преследованию лиц, и телеканал неоднократно заявлял о ассоциации между мужчинами, арестованными или обвиняемыми в сексе с несовершеннолетними, включая одного, у которого был положительный результат теста на ВИЧ, и членство в NAMBLA. Филпотт утверждал, что 13 человек, связанных с NAMBLA, были арестованы по обвинению в сексуальных домогательствах, но не привел никаких обоснований (Боткин 1992a, 1992b). Репортер Лайон сказал, что разоблачение было спровоцировано Кэти Бакстер, директором Совета по жестокому обращению с детьми в Сан-Франциско, но она отрицала это.

Реакция общественности привела к попытке исключить НАМБЛУ из собрания в библиотеке, и в библиотеку были направлены звонки от людей, “разглагольствующих о похищение мальчиков, сети детской проституции и порнографические фильмы... остановите изнасилования наших детей и тому подобное” (Пердью, 1992). Репортеры KRON-TV заявили, что библиотека хранила молчание о собраниях и “опасности”, и телеканал многозначительно спросил родителей: “Как вы относитесь к тому, что растлители малолетних встречаются в вашей библиотеке?”[79] Глава библиотеки Дейл Карлсон, игнорируя тот факт, что NAMBLA публично перечисляла собрания отделений в своих доступных информационных бюллетенях и собиралась там в течение трех лет, утверждал, что “Они не хотят встречаться публично. Они не хотят, чтобы матери и общественность присутствовали на их собраниях” (Anonymous 1992d); “они не выносят резкого освещения в глазах общественности”, - сказал он (Anonymous 1992e). Он надеялся, “что, вытеснит NAMBLA и, это заставит их искать более подходящее место для проведения своих встреч” (Ричардсон 1992a). Сотрудники библиотеки были несколько раздосадованы тем, что их открытое общественное учреждение называют “под скалой”, и было неясно, каким может быть “более подходящее место”.

“Это не вопрос Первой поправки или прав геев. Это проблема защиты ребёнка”, - настаивал Тиш Мониров, организатор группы, выступающей против НАМБЛЫ (Hoover 1992a). Другая мать написала: “Я хочу, чтобы они продолжали встречаться публично, чтобы мы могли видеть их лица и узнать, какова их тактика жестокого обращения с маленькими детьми мужского пола. Я хочу подготовиться и защитить своего сына и других детей от этих ‘монстров’. Они - враги...” (Макги, 1992). На пресс-конференция НАМБЛЫ 20 января 1992 года, христианские фундаменталисты, нео-Нацисты с флагами Конфедерации, геи и лесбиянки против НАМБЛЫ, инцест “выжившие” и другие протестующие несли плакаты, такие как “Смерть растлителям малолетних”. Реакция гей-сообщества была в лучшем случае прохладной. Автор и редактор-гей Джонатан Кац был “обеспокоен” вопросами согласия (Hoover 1992b). Большинство использовали клише о том, что гетеросексуалы “растлевают” больше, чем гомосексуалисты, и заявили, что не поддерживают NAMBLA; Альянс геев и лесбиянок против диффамации отказался присоединиться к NAMBLA на пресс-конференции. Городской инспектор лесбиянок Роберта Ахтенберг (позже назначенный помощником госсекретаря США по справедливому жилищному строительству) сказала НАМБЛА была “организацией мужчин, основной целью которых является эксплуатация детей”. Морс пожаловался, что “в то время как граждане, геи и натуралы, справедливо приходят в ярость из-за нескольких парней в засаленных плащах, дети продают свои тела на улицах Сан-Франциско, и всем на это наплевать.”[80]

Другие медийные программы в Сан-Франциско в то время также в значительной степени способствовали возникновению беспокойства по поводу здоровья и безопасности молодежи: на 5 канале вышел в эфир сюжет об инцесте матери и сына под названием “Нарушая молчание”, а на 9 канале Frontline выпустили в эфир сюжет о смерти ребенка из-за некомпетентности системы защиты детей. Более важным является тот факт, что “Разоблачение” на KRON-TV было попыткой повысить рейтинги, поскольку телеканалы изменили расписание прайм-тайм и поздних новостей (White, 1992). Аналогичное, но еще более жестокое нападение было совершено в начале марта 1993 года Нью-йоркской телевизионной станцией WNBC и репортером Джоном Миллером. Они тайно снимали собрания и проследили за членами NAMBLA, где они находились и работали, снимая их там в преднамеренных попытках испортить им жизнь из-за их политических убеждений и ассоциации.[81] ”Лента НАМБЛА", как называл себя сериал, ошибочно утверждали, что группа “пропагандировала” секс между взрослыми и детьми, и повторяли всю ложь предыдущего десятилетия. NBC позвонила работодателю одного человека и спросила, были ли уже применены “дисциплинарные меры”, поскольку телеканал считает, что это должно определять занятость людей. К его чести, работодатель заявил, что расследовал этот вопрос и пришел к выводу, что частная жизнь, личная деятельность и политические убеждения работника не оказали никакого влияния на его работу, и они больше не беспокоились по этому поводу.

Самый большой скандал был из-за Питера Мельцера, который проработал учителем 31 год без жалоб на его поведение или компетентность. Подвергся преследованиям со стороны Нового Городскому совету по образованию Йорка и был отстранен от преподавания, Совет проголосовал за его увольнение. Неудивительно, что местные гей-организации хранили молчание (несмотря на их лозунг “Молчание = смерть”), но ряд либеральных групп и критиков встали на его защиту. Лео (1993) присоединился к нападкам, добавив свое презрение к либеральной политике (“ползучая толерантность”) и его презрение к эмпирической социальной науке (“каждое сексуальное табу должно быть проанализировано за и против”). Шоу, “разоблачающие” НАМБЛУ, были восприняты многими наблюдателями как один из лучших примеров журналистской бдительности, предпринятой станциями как проявление одухотворенного авторитарного поворота общества, как часть “зачисток недели” и как попытки вернуть себе респектабельность после того, как NBC был разоблачен и вынужден был публично извиниться за фальсификацию теста пикапа на столкновение в предыдущем месяце.[82]

Нападения на организованных педофилов также часто принимали форму кампаний против так называемых “группировок”. Прокурор округа Монмут (Нью-Джерси) Алекс Лерер восхитительно выразил этот менталитет, когда его цитировали: “Существует организованный заговор среди неорганизованных людей, которые хотели бы похитить умы и тела детей” (Anonymous 1983b). Считалось, что таинственные способности педофилов могли не только определять местонахождение жертв, но и позволяли им тайно общаться друг с другом. Один полицейский сказал: “взглянув друг на друга, они узнают”, а один из агентов О'Мэлли заявил: “Это все равно что вступить в тайную секту. У них есть свои специальные коды. Для установления личности. Чтобы предупредить об опасности.”[83] “Говорят, что одна американская группа требует, чтобы ее взрослые мужчины лишили девственности ребенка мужского или женского пола восьми лет или младше, как часть их требований к членству”, - уверенно сказал нам Лайндекер.[84] Участники обмениваются письмами и подрывной литературой, а также связаны компьютерами, журналами или радио citizen band. Некоторые знакомятся через “swinger журналы”, используя “специальные кодовые фразы”, понятные только тем, кто “в курсе”, как подразумевал Крудсон (1988:99). Одной из основных причин, приведенных для установления социальных контактов, было то, что педофил мог обмениваться фотографиями подростков, “как бейсбольными карточками”. Агент О'Мэлли предсказал, что к 1991 году их будет более 22 000 000 копий видео с детским сексом, проданных или взятых напрокат в Соединенных Штатах; Гордон Томас повторил это без каких-либо сомнений, включая убеждение О'Мэлли в том, что они используют спутники для “передачи грязи из космоса” (1991: 47, 71).

Но считалось, что организации педофилов занимаются не только фотографированием, но и обменом и продажей детей. Агент ФБР Дана Каро заявила, что существует “подпольная организация subculture...in Соединенные Штаты, [которая] занимается вербовкой и транспортировкой несовершеннолетних для сексуальной эксплуатации” (1982:38). Агент ФБР Джеймс Мерфи сказал, согласно New York Daily News, что “Вы можете сортировать детей по росту и весу”, и утверждал, что трех- и четырехлетних детей использовали в секс-фильмах (Anonymous, 1983c). Детектив Уильям Дворин сказал, что растлители используют центры дневного ухода ”как источник детей", а доверчивый репортер добавил: “часто за плату” (Линдси, 1984). Макфарлейн предупреждал о “заговорах… организованные операции похитителей детей”, которые используют “дошкольные учреждения [как] уловку для более крупных немыслимых сетей преступлений против детей”; эти группировки используют центры дневного ухода для изготовления и сбыта массы детских сексуальных фотографий и продажи детей, переданных на их попечение.[85] Дошкольные учреждения рассматривались сатанистами скорее как способ вербовки верующих, чем просто для занятий сексом с детьми. Юный возраст был более пригоден для идеологической обработки и “программирования”.[86]

Спекулянты управляли “высокоорганизованной многомиллионной индустрией с операциями в общенациональном масштабе”, которая вовлекала несовершеннолетних в порнографию и проституцию; большинство из них были убиты “после того, как их роли были закончены” (Хайд и Хайд 1985: 43ff). “Ребенок из Коннектикута... может быть продан в Калифорнии. Поскольку его или ее там никто не знает, кольцу предоставляется защита”, - утверждал Льюис (1987). Мальчиков из Мексики, Центральной и Южной Америки “упаковывали”, продавали и передавали через сети педофилов, “пока их новизна не выветрилась”.[87] “Тысячи пропавших детей регулярно продаются так называемым группам за сексуальную свободу... и сетям, занимающимся детской порнографией... некоторые из них в зарубежных странах. ...из 20-50 тысяч похищаемых детей в этой стране каждый год, по крайней мере, десять процентов из них похищены в сексуальных целях”, - сказал очень серьезный ведущий новостей.[88] Рашке полагал, что местные и международные сети организованной преступности.[89] распространяют - детскую порнографию и наркотики, и что гангстеры были сатанистами. В 1984 году Куба поверила Хюбнеру на слово, что в Сан-Франциско существовала “торговля белыми рабынями” Антонио, Техас; она сказала, что женщин в возрасте от середины подросткового возраста до 20 лет похищали, увозили в Мексику, а затем продавали покупателям в азиатских странах, особенно светловолосых, голубоглазых женщин. Холлингсворт верила в международный рынок детской порнографии с оборотом в пять миллиардов долларов в год, который специализировался на светловолосых голубоглазых детях, таких как те, что находятся в центре по уходу за детьми Country Walk (или шесть миллиардов, по ее подсчетам варьируется: Холлингсворт 1986: 215, 237). Пять лет спустя Джим Дюкс из таможенной службы цитировался как заявивший, что в Техасе действует “неуловимая сеть детского рабства”, часть общенациональной организации, которая на коммерческой основе занималась “исключительно детьми."[90]

Томас сказал, что огромное количество людей находится в сексуальном рабстве, их привозят по древним рабовладельческим маршрутам, чтобы прокормить европейскую секс-индустрию, включая 30 000 младенцев, ежегодно продаваемых на усыновление (1991:38,49). Работорговцы совершали набеги на деревни стран Третьего мира и похищали женщин и детей, и/или похищали их с городских улиц и накачивали наркотиками, а затем продавали их группам педофилов и порнографам, в основном в Соединенных Штатах.[91] Детей перевозили по Соединенным Штатам в 18-колесных автомобилях (согласно “Сьюзан Уормсли”), или на маленьких самолетах (согласно таможенному агенту О'Мэлли; стр. 75, 144, 158). Томас предложил замечательную историю о секретной штаб-квартире педофилов “Ранчо”. Его история полна тайн, ужасов и готики — и меньшего ожидать не стоит, поскольку помимо того, что он отмеченный наградами журналист-расследователь, он еще и автор криминальных триллеров. Поначалу загадочный, Томас подбрасывал подсказки, которые продолжали выстраиваться на протяжении всей его истории. “Сьюзан Уормсли” и ее ассистентка верили в это больше всех, говоря, что несовершеннолетние были похищены и доставлены туда для сексуального использования и совершения убийств “высокопоставленными правительственными, военными и гражданскими чиновниками, которые хотят поступать с детьми по-своему” (стр. 81). Ритуальные убийства также были важной частью деятельности на ранчо, и Томас привел в качестве доказательства книгу “Лорен Стратфилд” [sic]. В приятном эпизоде, сравнимом с любым из его романов, после всего этого он рассказывает, как файлы “Уормсли” на ранчо были украдены сатанистами (стр. 103-107), поэтому он, к сожалению, не смог предоставить доказательств.

Педофилы также “проникают” и “захватывают власть” в других группах, таких как the Boy Скауты или программы "Большого брата", или везде, где есть молодежь.[92] Бойл утверждал, что Nambla призывала членов вступать в молодежные группы “по крайней мере, в 1970-е годы.”[93] В рамках своего международного заговора педофилы будут “использовать методы контрразведки.”[94] Это точка зрения педофилов, которые пойдут туда, где находятся дети, но сюда добавляется аспект, который педофилы также имеют в виду для политического подрыва традиционных институтов. Кроме того, утверждалось, что некоторые педофильские организации сами по себе были лишь прикрытием для более масштабных тайных организаций — хотя эти изображения были удручающе редки, несмотря на популярность теорий заговора. Считалось, что международные организации порнографов “направляли часть своей прибыли в такие организации, как НАМБЛА или поддерживали конференции, на которых другой психолог, ворча, выходил из ниоткуда, утверждая, что порнография - это хорошо” (Томас 1991:128).

На раннем этапе были предприняты две основные попытки смягчить политический смысл присутствия педофилов. Один из них состоял в том, чтобы отрицать какие-либо конституционные основания для распространения, просмотр и хранение изображений подросткового секса является частью более масштабного движения против эротики. Журналисты заявили, что полиция считает “наиболее быстрорастущим и коварным аспектом всей эпидемии детской порнографии” то, что “так называемая группы ”за свободу секса“ распространяют материалы о детском сексе и "открыто пропагандируют секс между взрослыми и детьми". Самой “опасной” частью этого обмена мнениями было то, что “участники считают это конституционным правом" (Фолькман и Розенберг 1985a, курсив в оригинале). В 1990 году Верховный суд объявил, что не существует никакой конституционной защиты для представления голых детей в какой бы то ни было форме. Более поздние уточнения включали классификацию изображений одетых детей в несексуальных позах и ситуациях как “детской порнографии” - если педофил находил их возбуждающими или если изображения воспринимались как “похотливые”. В Канаде, в начале 1990-е годы продолжали криминализировать производство и хранение любого письменного текста, пропагандирующего или поддерживающего секс между молодежью и взрослыми и/или советующего молодежи заниматься сексом, а также явные изображения; законы, принятые без возражений, давали десять лет тюремного заключения за такие преступления. В Англии, где также существует демагогическая правовая система, PIE был в значительной степени уничтожен тюремным заключением его авторов за то, что, по словам судьи Джона Оуэна, пытавшегося придать “интеллектуальную респектабельность действиям, которые общество в целом считает отвратительными.”[95]

В то время как Первая поправка всегда была мишенью для американских правых, некоторые атаки были зарегистрированы из левых и феминистских источников; паника по поводу злоупотреблений предоставила всем много возможностей подорвать защиту свободы слова. Морзе (1992b) сказал: “Эти люди не только говорят, что для них нормально валять дурака с детьми они говорят, что это политкорректно”. В заключение он сказал: “Следует подвести черту под разговорами о педофилии в публичной библиотеке, переполненной детьми”. Денсен-Гербер сказал: “Это настоящая угроза. Существует всемирное movement...to разрешение на сексуальное использование детей, и это делается под прикрытием гражданских прав и гражданского либертарианства.”[96] Лайндекер, позднее активно участвовавший в христианском движении против порнографии, настаивал на том, что было “абсурдно” рассматривать аргументы Первой поправки: “нет причин ни слушать, ни терпеть извергаемую болтовню от...таких сумасшедших” (1981:297). Чтобы еще больше дискредитировать аргументы, Крудсон (1988: 243) добавил к этому вопросу критику ad hominem: “Никто, кроме педофилов, не утверждал [изображений детского секса] является законной формой свободного самовыражения.”[97] Прятаться за Первой поправкой” было излюбленным выражением периода, когда пытались отвлечь внимание от вопросов свободы слова, и это приписывало пользователю способность обнаруживать тайные планы отдельных лиц и групп. Янус использовал Дебаты 1979 года со страниц Gay Community News, в которых он сказал, что Нэнси Уокер нанесла “прямой удар” по педофильской риторике; за политическими аргументами она чувствовала, что единственное, в чем педофилы действительно заинтересованы, - это “трахать детей.”[98]

Эрлих (1993) расширил проблему, направив ее против свободы ассоциации, гарантированной Биллем о правах, предложив способы усложнить жизнь педофилам и их сторонникам, одним из которых является прямое подавление педофильских организаций, включая законы против “сговора с целью совершения жестокого обращения с детьми”. Аплодируя травле членов NAMBLA в Нью-Йорке, Лео (1993) поддерживал увольнение отдельных лиц по причинам членства в организации и идеологических убеждений; его статья вызвала реакцию местных жителей, требовавших “нулевой терпимости к признанным педофилам” (Schumann 1993).

Таким образом, второй основной шаг заключался в отказе от политической легитимности аргументов и организаций, симпатизирующих или нейтральных по отношению к сексу взрослых и молодежи. Лео пришел в ярость от идеи “свободы растлителей малолетних” (1983, 1993), а Рашке был в равной степени возмущен тем, что существует “движение” в защиту секса между молодежью и взрослыми (1992:345, 351). Нарушения священного также были добавлены к рассказам о том, что поставлено на карту кампании по борьбе с педофилией. Леонард утверждал, что секс между взрослыми и молодежью “нельзя рассчитать в соответствии с какой-либо обычной моральной арифметикой” (1989). Педофилия была нарушением “особого Божьего плана и цели в жизни каждого ребенка” (Аллен 1985). Агент О'Мэлли, через Гордона Томаса, был более откровенен. Философия некоторых педофильских или политических текстов вызывала гнев, отвращение и шокировала О'Мэлли и его команду агентов: “Засуньте их грязь им в глотки!” - кричал он, посылая своих агентов на битву (Thomas 1991: 203). Развивая эти предположения, Шенберг написал, что “невозможно сочувствовать преступникам”, которые совершают “преступления против маленьких детей”, и, предположив, что НАМБЛА является похитителем Итана Патца, продолжил спрашивать: “Включает ли эта сеть поддержки похищение 6-летних детей? Во имя какой извращенной идеи сексуальной свободы кто-либо может оправдать ‘благожелательно’ отнять у родителей мальчика-первоклассника?”[99]

Наблюдатели отвергли аргументы о “правах детей” как уловку и отвлечение внимания. Лео сказал, что “педофилы научились выражать свои желания на языке свободного сексуального самовыражения и движения за права детей. Но независимо от того, насколько это упорядочено, это все равно систематическая эксплуатация слабых и незрелых сильными и неуравновешенными.”[100] Предоставление прав педофилам “в обществе, которое уже балансирует на грани безумия, допуская сексуальные права для детей, исключит традиционную роль родителей по обучению и защите своих детей”, - протестовали Мартин и Хаддад (1982:14). Янус (1981:320) считал, что единственные сексуальные права, на которые имеет право молодежь, - это секс со сверстниками, хотя Денсен-Гербер не допускал даже этого.

Образы военной и политической угрозы в сочетании с теориями заговора продолжали подчеркивать угрозу педофилов весьма занимательным образом. С конца 1970-х по 1990-е годы беспокойство по поводу преступности неуклонно росло, чему способствовала обычная журналистская пропаганда. “Преступление” представляло собой многогранный и взаимосвязанный набор чувства и восприятия, основанные на страхах насилия или потери собственности, усугубленные столкновениями культурных, поколенческих и расовых стилей внешности и поведения. Там, где страха не существовало или существовало в достаточных пропорциях, чтобы его можно было использовать, он культивировался и поддерживался рядом институтов. Однажды возникнув, страхом можно манипулировать, чтобы активизировать желаемое направление социальных действий. В рамках такого образа мышления было риторически легко установить логическую идентичность между концепциями секса между молодежью и взрослыми, организациями педофилов и насильственными преступлениями. В ответ на статью, в которой критиковалась НАМБЛА, мать сказала о злодейских персонажах, созданных журналом Time: “Я могла бы пожалеть их. Однако, пока они на свободе, я испытываю только ненависть, основанную на моем страхе.”[101] Не могло быть более краткого выражения всей этой истерии, чем просто ненависть, основанная на страхе.

Преступность и насилие были основой статьи Эрлиха (1993) о педофилах и проституции в Азии. Его образы начинались с истории о том, как 14-летняя Азиатка предположительно была похищена, содержалась в борделе, изнасилована неоднократно со стороны клиентов и угрозами избиений. Другие молодые люди, по сообщениям, были прикованы цепями к своим кроватям, содержались как заключенные в публичных домах, окруженных колючей проволокой и электрическими заборами. В качестве дополнительной остроты Эрлих включил отчет заключенного, который, как утверждается, является членом NAMBLA. Эрлих сохранил анонимность своего информатора, потому что этот человек боялся “возмездия”, подразумевая, что NAMBLA уничтожала доносчиков. Предполагалось, что группы педофилов также обучают своих членов тому, как избежать поимки, и были посвящены оказанию помощи беглецам. Эрлих сказал, что в руководстве педофилам рассказывалось, как ликвидировать свои американские инвестиции (думая, что большинство из них богаты), открывать невидимые счета в зарубежных банках и получать поддельные паспорта.[102] Сформировалось острое чувство национальной борьбы, сопровождаемое своего рода апокалиптическим видением, которое так долго было характерно для западного менталитета. Представления о связях между личностью и обществом, которые вызвали моральное негодование в этом вопросе, были хорошо сформулированы Джоном Леонардом:

Насилие над ребенком также нарушает наши фундаментальные представления о себе как о опекунах — о том, чем мы обязаны невинным и беззащитным, как мы относимся к семье и власти, кем мы хотим и в чем нуждаемся. Столкнувшись с таким насилием, наша беспомощность становится как личным кошмаром, так и подрывом социальной структуры. (1989) 

Лео сказал: “Ни одно общество, заинтересованное в собственном сохранении, не может разрешить секс между детьми и взрослыми.”[103] Сенатор штата Калифорния Ньютон Рассел сказал, что детская порнография является “отражением социальной и духовной морали этой нации” (Anonymous 1977a), а Стайн (1985) рассматривал отношения между поколениями как симптом упадка цивилизации. “На карту поставлено будущее наших детей и они - будущее Америки. Потому что они - сама душа нашей нации. Несомненно, это душа, которую стоит спасти”, - заявили Фолькман и Розенберг (1985b). Реакция против сексуальной репрезентации "больше не была ‘консервативной’ проблемой. ... Это проблема для всех, кто заботится о детях, о женщинах и семьях.”[104]

Один из лучших текстов был написан Эллен Гудман. Ее синдицированная колонка содержала несколько очень приятных высказываний о том, что представляют собой материалы о детском сексе для беспокойного и фрагментированного общества, нуждающегося в объединяющей проблеме с вечными и абсолютные решения, общество, ищущее личного спасения и стремящееся разрешить моральную двусмысленность.

Разговоры об этом вызывают почти чувство облегчения. Наконец-то простой вопрос о добре и зле. У “Lollitots” с его сексуальными снимками маленьких девочек нет “искупительной социальной ценности”. Безусловно, нет “общественного стандарта”, который не был бы нарушен “Moppets” с его детьми, позирующими в фантазиях взрослых. Нет. Наконец-то появился недвусмысленный злодей. Наконец-то мы можем действовать с четким пониманием того, что “мы знаем, что это неправильно.”[105]

Война была объявлена, чтобы “остановить волну”, одна из нескольких официальных и неофициальных за войны, которые велись в 1980-х годах.[106] Отец Брюс Риттер отчитал Палату представителей Соединенных Штатов Комитет представителей, “Мы погрязли в невыразимой грязи, и у нас первая поправка” (1977: 253). Требовалось действовать: “Наступает момент, когда мы больше не можем защищать зверства интеллектуализацией или судебно-медицинскими дебатами. Мы должны просто сказать: ”Я знаю разницу между правильным и неправильным, и я не боюсь сказать "нет" или потребовать введения ограничений", - сказал Денсен-Гербер (1977b, 1977a).

Как и на любой войне, смерти следовало ожидать и поощрять. Программа “НАМБЛА”, опубликованная American Journal (неделя от 11 декабря 1994 г.), была заманчиво представлена как "расследование темного мира мужчин, которые хотят делать невыразимые вещи с маленькими мальчиками" модератором Нэнси Гласс. В конце эпизода они показывают супружескую пару из Западной Вирджинии, очевидно, ответственную вместе с другими за то, что они выгнали члена NAMBLA из своего маленького городка, хвастаясь, что они бы пристрелили его, мужчина говорит: “Он больное животное, и его нужно избавить от страданий”. Затем на экране появился Гласс, кивающий в знак согласия.

Когда такие действия совершались, первоначально о них было относительно мало известно и выносились легкие приговоры. В начале 1984 года Гэри Плауч убил мужчину, который занимался сексом с 12-летним сыном Плауча; у него была широкая поддержка, и ему разрешили заключить сделку о признании вины в непредумышленном убийстве, а в 1985 году ему дали пять лет условно и 300 часов общественных работ (Anonymous 1985d). Самой известной была Элли Неслер, которая весной 1993 года убила в зале суда мужчину, обвиняемого в сексе с ее сыном и другими молодыми людьми. Ее залог был снижен с 250 000 долларов до 100 000 долларов, большая часть которых была собрана за счет пожертвований, присланных со всей страны. В целом появились сочувственные статьи (Куинн, 1993); улыбчивая и жизнерадостная, она сказала восприимчивым репортерам: “Есть много маленьких мальчиков и детей, которые будут спасены”. Телевизионные репортажи показывали ликующие толпы сторонников, мужчину, говорящего: “Это было неправильно, но это было необходимо”. Одна из сестер Неслер сказала: “Мы не выступаем за насилие, но выступаем за перемены”. Некоторые сочувствовали, но хотели получить больше полномочий: “Вешайте [растлителей], стреляйте в них, делайте что угодно, но сначала осудите их”, - сказал один (Quinn 1993). Обвинение, похоже, не проявило энтузиазма, и адвокат Неслер заявила, что она представляла “угнетенный класс”, то есть что она тоже является жертвой педофила. По ее словам, поводом для ее мести послужило то, что предполагаемый растлитель “ухмыльнулся” ей в зале суда, подразумевая отсутствие у него чувства вины и возможность того, что он выйдет сухим из воды. Позже она также утверждала, что сама подвергалась растлению в подростковом возрасте. В своем признании, записанном на пленку сразу после стрельбы, Неслер сказала: “Этот человек болен. Он заслужил смерть. Может быть, я и не Бог, но вот что я вам скажу, я ближе всех к этому”.(Anonymous 1993e). Точная критика героического образа Неслера и вызов современным взглядам на сексуальный интерес к детям появились в New York Times (Кинкейд 1993), но это было уникальным в популярной прессе. Позже присяжные признали ее виновной только в непредумышленном убийстве, а не в умышленном убийстве первой степени, несмотря на тот факт, что некоторое время назад она говорила об убийстве мужчины и, чтобы собраться с силами, приняла амфетамины, прежде чем выстрелить в мужчину пять раз.[107]

Обвинения в сексе с молодежью продолжали служить оправданием нападений. Телевидение Розанна заявила, что каждый ребенок, подвергшийся насилию, “имеет право убить своих родителей”. По ее словам, она убила бы своих, если бы у нее было оружие; затем она распространила инцест на весь секс между молодежью и взрослыми, заявив, что педофилы ведут “войну против детей”, чтобы “убить их души” (Сессумс, 1994). В октябре 1994 года большое жюри округа Трэвис (штат Техас) отказалось предъявить обвинение мужчине, избившему мужчину, обвиняемого в том, что он показывал сыну нападавшего фотографии откровенного сексуального содержания. Защита от жестокого обращения в отделе убийств получила признание с середины 1980-х до середины 1990-х годов. Впервые она стала популярной благодаря избитым женщинам, убивающим своих сожителей.[108] В 1986-87 годах, когда предположительно подвергшиеся насилию дети убивали одного или обоих родителей, широкую огласку получило дело 16-летней Шерил Пирсон; она заплатила однокласснику за убийство своего отца, потому что, по ее словам, он подвергал ее сексуальному насилию. Шерил получила шесть месяцев, но 18-летний молодой человек, который на самом деле застрелил мужчину, был приговорен к 24 годам тюремного заключения. Самым известным делом было дело Менендеса, братья, которые застрелили своих родителей, заявив, что всю жизнь (им тогда было чуть за двадцать) страдали от эмоционального, физического и сексуального насилия и опасались за свою жизнь. Их широко разрекламированные дела закончились приговорами присяжных в начале 1994; четырехчасовой мини-сериал (“Менендес: убийство в Беверли-Хиллз”, CBS, транслировался 22 и 24 мая 1994 года) и двухчасовой телефильм ("Почитай отца своего и мать свою"), вышедший в эфир до того, как их можно было повторить. Обе постановки в целом симпатизировали защите, хотя standup comics в то время высмеивали довод о самозащите от жестокого обращения и братья стали предметом многих насмешек. Признанные виновными в убийстве на втором судебном процессе в начале 1996 года, они были приговорены к пожизненному заключению без права досрочного освобождения, приговор, который по-прежнему считался благосклонным к защите от жестокого обращения.[109]

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Из этого описательного обзора данные ясно показывают, что истерия сексуального насилия над детьми 1980-х годов была вызвана средствами массовой информации, что еще раз подтверждает, что журналистика в значительной степени продолжает терпеть неудачу как источник надежной информации. Исключения действительно появлялись, но они появились с опозданием и имели минимальный эффект, особенно на местном уровне практики СМИ. Кроме того, трактовка этого вопроса отличалась только по степени, а не по сути, от журналистского осмысления других вопросов и отдельных лиц. Кроме того, данные также свидетельствуют о неспособности или нежелании других учреждений не соответствовать своим и общественным мифам, либо из-за коррупции, либо из-за некомпетентности. Система уголовного правосудия является наиболее очевидным примером, но столь же широко распространенная профессиональная культура также демонстрировала свою предшествующую, иногда исключительную, приверженность карьеризму, необходимую приверженность в отсутствие критического подхода к интеллектуальным способностям. Повсеместно правили глупость и порочность, защищенные от вызовов забвением и трусостью любой оппозиции. Это было одно из лучших выражений культуры, основанной экономически, политически и морально на потреблении и расточительстве. Но это было весело. Это было занимательно, доставляло удовольствие многим, а не только немногим, эротично. Здесь был шанс публично и в частном порядке насладиться запретным, и не только для немногих, неосознанными желаниями.

Удовлетворяя на элементарном уровне, анализ культурных образов также может многое рассказать нам о личных и социальных отношениях, на которые опирается культура. Частично миф, частично реальность, образы должны быть сопоставлены с поведением, чтобы выделить то, что кажется важным, то есть какие значения, исповедуемые или непроявляемые, воплощаются в конкретные действия и применяемый закон. На этот период изображения приобрели свою собственную реальность, побуждая своих потребителей, неосознанных или безразличных к их источнику, подключаться к своим объектам с помощью электрифицированного перевоспитанием или, что не менее распространено, плевком, кулаком или пулей. Так было долгое-долгое время. Более широкие и старые течения восприятия и веры помогли свести то, что произошло в 1980-х годах, к простому повторению, его истории были легко доступны, но удобно забыты, его отрицания намеренно игнорируются. Рецидивы продолжают накапливаться, что придает “археологии знания” Фуко тоскливый оптимизм. Вскрытие становится необходимым аналитическим подходом, продолжение во втором томе. 

ПРИМЕЧАНИЯ

ГЛАВА 1

1. В 1986 году по нему был снят фильм с таким же названием.

2. Дорнер 1988: 90, 215. Телефильм по роману под названием "Не трогай мою дочь" был снят в 1994 году.

3. Кениг 1974: 11, 111. В 1977 году был снят фильм с таким же названием, в главной роли Джоди Фостер, одна из самых заметных и эротически окрашенных детских звезд 1970-х годов. Мартин Шин был ужасно неудачно сыгран на роль злодея, и ему недоставало всего того отвращения, которое вызывал роман.

4. Пьюзо 1969:54, Он неприлично богат, и, несмотря на утонченный лоск, просто жестокий неряха, эта сторона проявляется в его гневе и, косвенно, когда он занимается сексом. Фильм 1972 года почти исключил присутствие и влияние встречи персонажа с 12-летним подростком в романе. Более ранним изображением в фильме был мужчина, которого привлекали подростки в асфальтовых джунглях (1950). Это подавляется современной эстетикой, и женщина, играющая школьницу, просто кажется глупой. Преследующий растлитель в фильме об эксплуатации "Изнасилованный" - лысеющий, пухлый, неумелый и одержимый. В "Элис, милая Элис" огромный неряшливый мужчина явно является местным извращенцем, хорошо сыгранным за неряшливость и отвращение.

5. Фильм с таким же названием был снят в 1980 году.

6. Дж. Келлерман, 1985. Книга, написанная в 1981 году, получила премию Эдгара Аллана По за авторство детективов. Телевизионный фильм с таким же названием был впервые показан в конце 1986 года.

7. Полиция считает, что у убийцы детей в фильме "Крейн" (1981) также есть желание быть задержанным, что является частью непреодолимого чувства вины, предположительно испытываемого педофилами.

8. Паника вокруг сатанинского культа была в самом разгаре в 1988-89 годах. Похожий сюжет у Клемента есть в Маккаммоне (1984), в котором агент сатаны похищает и убивает детей в возрасте от 6 до 14 лет, чтобы приготовить еду для злых патриархальных оружейных промышленников. Роман Кинга 1986 года также основан на идиллической обстановке, маскирующей повторяющийся ужас, которым питаются дети. В 1990 году по его роману был снят фильм для телевидения, и тогда же появилось новое издание книги.

9. Стрибер, 1990. Комната пыток Бартона называется "черная комната". Народный мотив Запретной или Кровавой комнаты является основным в большинстве рассказов ужасов и саспенса.

10. Отсылки к долине появляются в газетах. В 1985 году вышла книга комиксов. Человек-паук и Power Pack, публикация 1984 года Marvel Comics Group Ли (MCG), была названа Национальной ассоциацией образования "жизнеспособной попыткой рассказать детям о проблеме сексуального насилия над детьми”; MCG получила специальную награду от президента Рональда Рейгана. Он был распространен местными газетами при поддержке Национального комитета по предотвращению жестокого обращения с детьми (NCPCA), сетями универмагов и другими предприятиями, и был одобрен рядом гражданских, академических, религиозных, полицейских и профессиональных групп, а также агентствами по борьбе со злоупотреблениями. В нем была представлена история о сексуальном принуждении маленького мальчика демонической женщиной-няней и сбежавшей молодой девушке, спасающейся от кровосмесительных отношений со своим отцом. Второе издание, рассчитанное на аудиторию в пятнадцать миллионов детей, разработанное NCPCA (1988), сместило акцент с сексуального насилия на "эмоциональное насилие".

11. После ареста Гейси прославился своими картинами с изображением клоунов, выставлявшимися по всей стране. Он также оформлял обложки альбомов и футболки (например, для группы "Bloody Mess” из Пеории, Иллинойс) и выступал в качестве автора, художника и интервьюируемого в "zine scene” конца 1980-х (Петриско 1989) и в некоторых бульварных телешоу в начале 1990-х. Выражаю признательность Майку Гандерлою и Bloody Mess за часть этой информации. После его казни, в июне 1994 года, мужчина купил, а затем сжег 25 картин Гейси на публичном костре, на котором присутствовали некоторые из семей жертвы. Джо Рот сказал, что сжег картины (на большинстве были изображены клоуны, на других были нацистские сюжеты) в качестве послания детям остерегаться растлителей малолетних.

12. Аноним 1986а; по словам автора, цифра получена из Министерства юстиции. Я в долгу перед Рэем Мэннерсом из журнала Info за копии этого материала.

13. Anonymous 1986b; Крудсон (1988:219) кратко упоминает "Клоуна Спарки”, обвиняемого в том, что он развлекал 28 подростков в штате Мэн, но не приводит никаких ссылок. Исследования демонических клоунов, издевавшихся над детьми в конце 1980-х, были бы неполными, если бы не внимание к фильму "Клоуны-убийцы из космоса”; в детстве героиня была травмирована клоунами, с дрожью вспоминая "эти ужасные улыбающиеся лица!"

14. Лайонс 1988: 159. Он ссылается на первое издание энциклопедического справочника Мелтона по культам в Америке (1986), посвященное исследованию Уильяма Холмса из Северо-Восточного университета, посвященному делу о растлителе в костюме в 1984 году, но на цитируемой странице нет такой ссылки, и я не смог найти цитату.

15. Набоков 1977:27, тема, построенная на более ранней характеристике в "Чародее". В своей книге о фильмах ужасов Твитчелл считает, что “мужчины-изгои”, сидящие в задних рядах кинотеатров, наслаждаются наказанием героинь и настаивают на нем; он назвал их "кислыми Гумбертами Гумбертами”. (1985:69f).

16. Оутс, 1970. В 1985 году был снят фильм под названием Smooth Talk.

17. Китинг, 1981; это было пережитком культовых страхов конца 1970-х. Тема вновь появилась в конце 1980-х (Фрей, 1987) в рассказах о сатанинском ритуальном сексуальном насилии.

18. Паркер, 1982. Более десяти лет спустя появился телефильм с таким же названием, снятый для телевидения.

19. Статус бисексуальности изменился в конце 1980-х годов с психиатрического взгляда на неполное развитие и дисфункцию на более благожелательное мнение, в котором она была принята, если не более открыто, то меньше осуждается. Небольшая часть феминизма поощряла однополый секс для женщин, и многие геи и лесбиянки стали бисексуалами. Изображения педофилов обычно представляют персонажа с одной ориентацией; влечение к обоим полам используется для усиления идей неконтролируемой и развращенной сексуальности.

20. Важным вариантом является "Варли" (1986), где героиня стала любовницей армейского капитана во Вьетнаме, когда ей было 14, а ему было за 50. Она замечает, что "он, несомненно, был педофилом и, вероятно, имел гомосексуалистические наклонности, поскольку я была так похожа на худенького маленького мальчика”. Несмотря на привычную ассоциацию педофилии и гомосексуальности, рассказ интересен тем, что женщина вспоминает: "Он был очень дорог, очень особенный для меня. ... Он относился ко мне по-отечески”. Это примерно настолько близко, насколько мы подходим в жанровой фантастике на данном этапе истории к возможностям отношений без насилия.

21. Домер 1988; Рэй 1988, 1989; Грайс 1990; Блок 1991.

22. Харрис 1988, Линдси 1990. Гревен утверждает, что садомазохизм является "одним из наиболее распространенных последствий детства, полного страданий” (1990: 181, 186). В 1970-х годах сексология начала возвращение к судебной медицине 19-го века, по необходимости включающее переименование и реколонизацию традиционных сексуальных интересов, включая гомосексуальность, из которых профессии были временно вытеснены их субъектами.

23. Набоков 1987: 111, 115. Владимир Набоков указывал, что сексуальный интерес к детям достаточно распространен в фантазиях мужчин, но он чувствовал, что это приемлемо только тогда, когда ограничено этой сферой (1987:56).

24. В другом сходстве с фильмом 1931 года мужчина гоняется за девушками вокруг озера, и он появляется с длинным шрамом поперек лица. Даже поисковая группа двух девушек напоминает мафию в старом фильме. Этот избитый, но хорошо сделанный фильм, пожалуй, наименее известный из фильмов Hammer productions, и использование в нем элементов жанра ужасов не случайно.

25. Дженнингс использовал эпизоды сексуальной юности и секса между подростками и взрослыми, чтобы добавить экзотические элементы в несколько своих исторических романов. В "Ацтеке" герой описывает свою сексуальную встречу со своим услужливым мальчиком-рабом. Герой беспокоится не о том, чтобы быть педофилом, а о том, чтобы быть гомосексуалистом; старший воин признает эти отношения и считает их нормальными в данных обстоятельствах. Эти двое нечасто занимаются сексом и остаются самыми близкими друзьями, пока мальчик становится мужчиной. В другой сцене рассказчик и его жена посещают королевский двор, известный своим “пристрастием к изобретательным, сладострастным и даже извращенным сексуальным практикам” (1980:395); там молодые люди неопределенного возраста и пола стимулируют их как орально, так и вручную.

26. Это от корреспондента на показе: В нем женщина—лавочница - одна из главных героинь фильма— представляет себе эротическую сцену с молодой (10 или около того лет) девушкой-покупательницей. В одну минуту вы видите продавщицу — она, что вполне уместно, владеет обувным магазином! — прислуживающую девочке, одетой в типичный детский костюм из синих джинсов; в следующую минуту девочка вся в кружевах сидит на коленях у продавщицы, и ее гладят; в следующую минуту девочка торжествующе связала свою мать и, похоже, готова растерзать ее. Это единственный раз, когда я видел фильм, изображающий какой-либо тип женской / девичьей любви, и зрителям, в основном лесбиянкам, это понравилось!

ГЛАВА 2

1. По их подсчетам, “с 1976 по 1991 год... было совершено около 350 массовых убийств по меньшей мере 4 человек в каждом, унесших почти 2000 невинных жизней’ (Фокс и Левин 1995: 139). Серийные убийцы были иконами для многих журналов 1980-х годов, находя отражение в песнях, на футболках, обложках пластинок или кассет, плакатах и торговых открытках. В 1980-х годах отмечалось столетие убийств Потрошителем, и это событие было отмечено рядом книг и телевизионных шоу.

2. Набоков 1977: 252. Рейнольдс (1988:220) цитирует Джорджа Томпсона как первого американского романиста занимающегося “детской порнографией”, но не приводит цитат или примеров. Он упоминает мужчину, приближающегося к молодому парню-проститутке в "Городских преступлениях" Томпсона: или "Жизнь в Нью-Йорке и Бостоне" и оргию взрослых и подростков в "Взломщике домов" Томпсона; или. "Тайны преступления" (1848).

3. Дженнингс (1987) снова добавляет исторической глубины с элегантным итальянским графом, который хочет сфотографировать обнаженных молодых людей из цирковой труппы 19-го века по сюжету.

4. Взято из жаргонного слова, обозначающего убийство, и названия фильма Роберты и Майкла Финдли "Снуф", также известного как "Бойня".

5. В тот период многие утверждали, что молодежь на фотографиях становилась жертвой при каждом просмотре и обмене, бросая вызов либеральному утверждению о том, что “порнография - это преступление без жертв”.

6. В Набокове 1977:22 есть небольшой прообраз, где Гумберт желает, чтобы Лолита “никогда не взрослела”, хотя он и не фотографирует ее.

7. Хантер 1989. Мужчина Грайса в секс-видео “выглядел как террорист [с] жирными черными волосами, жестокими чертами лица и полуулыбающимися губами" (1990:590). Это также могло бы описать Элвиса, который, как и многие другие рокеры, был известен своими связями с молодыми девушками-подростками, мужчина, увековеченный на марке Почтовой службы Соединенных Штатов, агентства, известного тем, что заманивает в ловушку людей с такими интересами (см. часть 2).

8. В течение некоторого времени ходили слухи, что парагвайский диктатор Альфредо Стресснер доставлял ему для использования молодых девушек-старшеклассниц (Хилтон 1990:47).

9. Карло 1986:13. Newsweek некритично сослался на “Подразделение ФБР по изучению поведения”, которое классифицировало похитителей детей по типам, причем “педофил” был “возможно, самым крупным”. Педофилы были сказали, что убьют своих заложников, если они выразят хоть малейшее желание вернуться домой (Гельман 1984:85).

10. Роман Гутчона 1981 года был основан на исчезновении Итана Патца (см. главу 5), хотя результаты были другими. Она была сценаристом фильма, снятого по ее роману - Бесследно.

11. "Знаете ли вы человека в маффинах?", предположительно основанный на деле дошкольного учреждения Макмартина, дважды выходил в эфир на заключительных этапах судебного процесса в Лос-Анджелесе, что многие расценили как попытку повлиять на вынесение обвинительного приговора обвиняемым.

12. Миллс сказала, что исследования для ее книги начались во времена “виртуальной приливной волны массовой истерии” по сатанинским культам, и она сказала, что провела “кропотливый поиск документированных фактов или информации, которая была достаточно хорошо обоснована” (1991: vii). Однако большинство ее источников были теми, кто пропагандировал мистификацию, что, по понятным причинам, более привлекательно для писателя-фантаста.

13. Книги Куни для молодежи (1990,1993) были сняты в фильме "Видение" в 1995 году.

14. Кельман 1989: 227. Такого рода сцена является вариацией рутины Безумного ученого, где он произносит монолог о том, насколько важны его эксперименты для человечества, как его неправильно понимают, что такое небольшая смерть и разрушение по сравнению с тем, каким будет конечный результат, и так далее.

15. Ваксс 1991: 228, 233. Отмечается, что в кабинете педофила находится аквариум, наполненный рыбками из семейства Pomacentridae, известными в народе как клоуны.

16. Фраза о том, что ”эти педофилы" действительно любят детей и не причинили бы им вреда, была использована, возможно, искренне, бывшим детективом из Лос-Анджелеса Ллойдом Мартином, когда только началось дело Макмартина о дошкольном учреждении приводя сообщения о сатанинских ритуальных надругательствах. Он обзванивал людей по всей стране, спрашивая, видел ли кто-нибудь хоть одну из тысяч фотографий детей, которые предположительно были сделаны. Никто этого не сделал, конечно, но обвинения продолжали восприниматься как факт, и это дело продолжало пропагандироваться как пример потворства педофилам.

17. Vachss 199L240. “Право”, на которое он ссылался, никогда не признавалось за молодежью и практически не существовало, фактически конкретно запрещенное многими законодательными актами.

18. Vachss 1987: 236; 151. Бюллетень NAMBLA, публикация североамериканского Man-Boy “Ассоциация любви” вела колонку под названием "Уником, написанную двенадцатилетним "педиком"" с 1983 по начало 1985 года; возраст автора в заголовке в начале был указан правильно. Ваксс называет в романах информационные бюллетени “полулегальными’, но на самом деле все они, на момент написания этой статьи, защищены Конституцией.

19. Основан на традиционных народных элементах и рассказе о молодой женщине, которая в 11 лет смогла сойти за 18-летнюю, арестованную полицией, но оставленную без внимания общественными деятелями. В то время как ее история должна была быть типичной для “тысяч” беглецов, занявшихся проституцией, Рааб (1977) признает, что большинство молодых проституток были подростками среднего возраста, возрастная категория, все еще значительно меньшая среди работниц секс-бизнеса.

20. В 1960-х годах ФБР начало посещать библиотеки, предположительно, для сбора доказательств деятельности советских агентов. Только в 1987 году библиотекарь: доктор медицинских наук Американской библиотечной ассоциации (ALA) стал возмущенно и публично жаловавшийся на то, что ФБР нарушает права на неприкосновенность частной жизни. Архив национальной безопасности подал иск о свободе информации против ФБР из-за записей по этому вопросу (the ALA не участвовала), но, несмотря на опровержения, ФБР продолжало наводить справки в библиотеках на протяжении 1980-х годов, разработав ряд информационных материалов. Национальная комиссия по библиотекам и Информатика одобрила программу ФБР по повышению осведомленности о библиотеках на частной встрече между ними. Затем ФБР провело расследование в отношении 266 человек, которые протестовали против разработки. Программа повышения осведомленности библиотекарей о контрразведке (DECAL) (Focrstel 1991:20ff, Robins 1992:375-393). Также похожа на героиню Кельмана, полицейскую. Таможенники и почтовые чиновники создавали фиктивные общества, которые использовались для изучения сексуальных интересов тех, кто вступал в них; см. главу 8

ГЛАВА 3

1. Грайс 1990:18, курсив в оригинале. Дочь рассказчика преследуется злодеем и так напугана, что обмочилась в штаны. В обратном подтверждении своего статуса жертвы она говорит. “Я была как ребенок, он превратил меня в ребенка” (стр. 214).

2. Сингл был с альбома. Shelter From the Storm. Также было снято видео продолжительностью четыре с половиной минуты, в котором Шэрон держит куклу.

3. Шестилетняя Стейнберг была забита до смерти после того, как социальные работники отказались реагировать на множество признаков того, что опекуны избивали ее в ее собственном доме.

4. Аноним 1987a, 1987b. Другой песней, получившей награду за борьбу со злоупотреблениями в 1987 году, была “Luka” Сюзанны Веги.

5. Вольман 1982:14. И у матери, и у ребенка есть “предчувствия” опасности. Присоединение к мелодраматическим традициям I9-го века, которые использовали женщин и детей в качестве божественно связанных моральных регуляторов.

6. Немыслимо, кроме как для писателя ужасов; Келман 1989:98: “Отвратительные образы пронеслись в моем мозгу. Снимки улик. Обнаженные невинные тела позировали, чтобы показать садистскую работу монстра. Кровавые порезы. Сочащиеся раны. Лица, искаженные ужасом”; стр. 219, 226, passim. Героиня часто и наглядно мыслит немыслимое, что является одним из удовольствий жанровых текстов, где идея состоит в том, чтобы упражнять воображение и тело с помощью удовольствия, отвращения, гнева или страха.

7. Частью этой американской одержимости является страх перед тем, что молодежь будет захвачена и/или станет такой, как они. (Руссо, 1985, Резерфорд, 1988), развитие политического и научно-фантастического страха 1950-х годов перед безмозглыми пешками. В центре романа Херси (1960) - человек, который получает способных детей, чтобы с помощью лекарств и хирургического вмешательства превратить их в высокоинтеллектуальные автоматы.

8. Рассказчица Грайса, у которой был роман с учительницей, вырастила добродетельную дочь и не чувствует опасности самой стать педофилкой (1990; 68f. 76, 78; Додсон 1980).

9. Карло 1986:91. Когда герой убеждает похищенную девушку, что он собирается взять у нее самоотвод. Она начинает плакать и “чух-чух-чух-чух-чух-чух ходил злой крови в ушах.” Он отправляет ее в комнату, в которой ее держали в плену для защиты, но она боится запертых дверей: “Было нетрудно понять, почему она не хотела, чтобы я запирал дверь. ... И чух-чух-чух кровь ударила мне в голову” (стр. 115).

10. Стрибер, 1990;13. Бартону особенно нравится кожа: “Гладкая, бледная кожа вдохновляла его. Он любил гладить мягкую руку или ладошку красавицы. Пробовать ее соленую сладость, вдыхать ее чудесное разнообразие ароматов…” (стр. 18; 19,194).

11. Грайс 1990: 35, 55, 37; о других ассоциациях еды с молодостью и невинностью в романе см. стр. 63, 133.

12. Гатчон 1981: 118. Мальчик был похищен, и предполагается сексуальное насилие. Гатчон, возможно, не предполагал, что это имеет какой-либо подтекст против фелляции или против геев, но эти значения легко прочитать из этого.

13. Strieber 1990: 220. Печенье "Орео" ассоциируется с детьми, воспоминаниями о детстве и уходом традиций (телевизионная реклама 1993-94 годов содержала уроки отца о том, как правильно есть печенье "Орео", т.е. принимать раздвигают, чтобы добраться до начинки, макания и т.д.). Помимо более очевидных символических отсылок к отвращению, болезням и разложению, мотив зараженной пищи как угрозы для детей является старым. Принятие законов об общественном здравоохранении и приготовлении пищи в конце 19-го века и начале 20-го широко использовало ссылки на детей, и с небольшим началом в 1950-х годах угроза смертельных угощений на Хэллоуин стала еще более популярной с 1970-х годов (лучший 1990-й), поддерживая истерию сексуального насилия. Седжвик предполагает еще одну связь контаминированной личной и культурной целостности, когда он задается вопросом, может ли “сложное, развивающееся сознание или артикуляция, наполненные собственным и чужим интеллектом и желаниями, просто в какой-то момент стать испорченной пищей?” (1987: 111, курсив в оригинале).

14. В какой-то момент 13-летний подросток рассказывает об этом матери, которая обеспокоена тем, что не умеет водить машину: “Я делаю много такого, о чем вы не знаете”, — еще одно заявление о разрыве в знаниях и опыте между поколениями - и о последствиях этого, особенно когда речь идет о сексе, наркотиках и музыке (Стрибер 1990: 249, Нордан 1989:79).

15. Стрибер 1990:121. Эти “грубые процессы”, вероятно, относятся к анальному сношению, которое, хотя и довольно часто встречается в фантазиях, в реальном сексе мужчины и мальчика встречается реже; многое зависит от возраста, возможностей и желаний младшего партнера. Лауманн и др. (1994: 341) сообщили, что 18% их респондентов вспоминали “анальный секс”, когда они были молодыми в отношениях мужчины и мальчика, но поверхностный анализ исследователей не дал разбивки по возрасту или различия между принудительными и ненасильственными отношениями, и они не уточнили, какие виды анального секса имели место.

16. Weesner 1987:398. Эта сцена может быть основана на нудистском лагере. “Голый город” в Роузлоуне, штат Индиана, в котором также был ресторан на шоссе “Адам и Ева”, расположенный рядом с лагерем. Взрослые женщины и две молодые девушки, 11 и 14 лет, работали официантками в 1977 году. Заведение подверглось обыску, и постановлением суда был назначен конкурс “Мистер и Мисс Вселенная обнаженных подростков-попперов”. Лайндекер (1981: 1220) рассказывает об этом, но, как обычно, не приводит ссылок.

17. Интересной подтемой нападок на “нормальность” и утраты этой "нормальности" является восприятие того, что педофилы охотятся в первую очередь за лучшими и умнейшими детьми. Роман Лары (1990) имеет заголовок “Невинные - их вечная добыча”, обещающий показать, как "одаренные дети из счастливых семей” похищаются и уничтожаются силами зла. В аннотации Нордана (1989) говорится, что “Самые красивые дети находятся в наибольшей опасности”. Смотрите главы 6, 8.

18. Кельман 1989:95. Ирония, конечно, заключается в том, что эстетически обсуждаемые здесь романы и фильмы используют одни и те же символы совершенно одинаковым образом.

19. Стрибер 1990: 212. Если вам это понравится, его нужно обжарить на оливковом масле, как описывает Стрибер. Дополнительный продуктовый бизнес также есть в Грайсе (1990:35f), где Кэди нравится еда героини. Шерри, находит непривлекательной или откровенно отвратительной еду "вязкой”, жидковатой, прилипающей ко рту и так далее. Использование пищевых метафор является эффективным средством для оценочного описания приличий. Нарушения “вежливости” в еде и запаха являются способами изображения “непристойного”. Особенно когда речь идет о вопросах интимности, неприкосновенности частной жизни и функциях организма.

20. Карло 1986:82. курсив в оригинале. Голландия объявила вне закона производство и распространение сексуальных изданий молодежи в конце 1994 года и криминализировала хранение таких материалов в апреле 1995 года. У Ваксса (1991: 242) есть обратная точка зрения, где герой бормочет, что “Другие [страны] могут внешне относиться к педофилам лучше, но ни у кого наш подход к защите уродов не прописан так глубоко в законах”. В 1980-х годах многие люди лгали Соединенным Штатам, называя страны с более рациональными, реалистичными и гуманными законами о сексе.

21. В частности, появление в обществе насильственных сексуальных преступников из числа расовых меньшинств, поскольку образ Вилли Хортон был таким образом использован Республиканской партией на президентских выборах 1988 года.

ГЛАВА 4

1. Vachss 1990: 15, 60, 64, 71ff, 135. В Sacrifice нашей эры он предсказывает пол плода, читая по ладони (1991:32).

2. Ваксс 1990:123. В стремлении оправдать себя. Человеку-пауку также требуется время, чтобы сразиться с группой неучтивых байкеров с избыточным весом (июль 1985).

3. Николсон, 1988. Не все отзывы были положительными. Некоторые были оскорблены насилием, самодовольством и эгоизмом (Кимберли 1986, Стейнберг 1988, Эншоу 1990, Стасио 1990), в то время как большинство испытывали отвращение к глупости (Прескотт, 1985) или шаблонной природе персонажей и сюжетов фильмов категории "Б" (Николсон, Стейнберг, 1988, Стасио); Николсон назвал Берка “абсолютным городским параноиком”. Я думаю, эти критики несправедливы к тому, что слишком серьезно относятся к криминальной литературе. Вагнер (1954) давно заметил, что криминальные романы похожи на комиксы для своих “аддиктов", и читательская аудитория предпочитает серьезного и напряженного автора. Моей любимой рецензией был отзыв Гера (1988), который отметил в “Голубой красавице" детские черты героини этого антипедофильского сериала и "тайные склонности" Берка к порке и анальному сексу. Гер предложил, чтобы Берка “на некоторое время убрали с улиц”, но это лишило бы нас слишком большого количества смешков.

4. Паркер 1984:30. К середине 1990-х это считалось педофильским извращением.

5. Джеймс 1991:54; о других примерах в книге, отмечающих сексуальную привлекательность молодых девушек, см. стр. 63, 65.

6. Мун (1987:88) отмечает примеры сходства “риторики XIX века". соблазнение...с дискурсами филантропии среднего класса”.

7. Шутц 1985:78, подтвержденный судебными решениями конца 1980-х годов. Статуты были более прочно закреплены в правовой системе благодаря поддержке феминисток (политическая группа, выступающая против абортов, была привлечена к ответственности в соответствии с этими статутами). Однако закон использовался настолько плохо или, возможно, использовался в своих истинных целях, что даже некоторые консерваторы начали жаловаться (Килпатрик, 1993) на его слишком широкое применение к материалам сексуального характера и злоупотребление государственной властью.

8. 1980-е годы ознаменовались развитием значительной оружейной культуры, причем не только как части военной, но как частная потенция. Возникший, с одной стороны, из-за акцента на техно-оружии в начале 1970-х годов в рамках напряженных усилий сохранить войну во Вьетнаме популярной и конкурентоспособной, а во-вторых, из-за возобновившегося в начале 1980-х годов напряжения в области технообороны (журнал Soldier of Fortune был основан в 1975 году). На фоне возрождающейся Империи Зла в этот период наблюдался огромный рост производства и продаж полуавтоматического штурмового оружия (легко преобразуемого в полностью автоматическое) отдельным лицам и группам, сторонники выживания и мистики того времени. Частью техновойны против культурных злодеев был акцент на “профилях” и психологических методах (таких как технологически тяжелая терапия отвращения), которые придавали борьбе научно обоснованный оттенок (см. главу 7).

9. Ваксс 1988: 212. В более позднем романе герой Ваксса снова избивает педофила, хотя на этот раз в целях самообороны, потому что лирмен напал на Берка за разоблачение его отрицания изнасилования молодой девушки (1990:69); он также избивает и грабит сводника. Ваксс пожаловался на “отвратительную, подлую, личную атаку жестокость, которая выдается за развлечение” в средствах массовой информации и рассматривала это как форму эмоционального насилия (1994).

10. Vachss I985a: 249. Хотя это и не относится к растлителю, похожее чувство выражает героиня “Милосердия Линдси", когда она берет интервью у женщины, участвующей в сценах SM: детективу "становилось все труднее убедить себя в том, что каждый человек на земле обладает такой же внутренней ценностью, как и следующий.... Некоторые жизни не имели никакой заметной ценности” (1990:472). Этот роман был одним из нескольких в то время, прославлявших и пропагандировавших профилирование девиантов учеными и ФБР.

11. Си Ричетти 1969: 166. Это было адресовано падшим невинным, а также развращающему злодею посредством настойчивых сообщений о том, что, хотя они и не виноваты, они все равно будут обременены тяжелой травмой на всю жизнь. Смотрите “Драмы мстителей” конца 1970-х и 1980-х годов в популярной культуре Керна (1988) и Гибсона (1994); Америка была “невинной жертвой” в этих романах и фильмах о возвращении к Ветеранам, спасающих Вьетнам. Отечественная разновидность была продиктована ненавистью, основанной на нарушении личных границ, что делало развлечения более эмоционально увлекательными и жестокими.

12. McDonald 1986; 253f, 300. Божественное правосудие - не единственное провидение божеств мужского пола. Это из старинного текста о феминистской богине:

Мы достаточно долго страдали от последствий несбалансированной власти. Наш мир больше не может мириться с разрушениями, вызванными демонической силой. В нынешнюю эпоху Кали. Кали - это ответ, и ей придется снова уничтожать, чтобы раскрыть истину вещей, что является ее миссией, и вернуть нашей природе ту божественную женскую духовность, которую мы утратили. (Мукерджи 1988:9)

Немецкая феминистка Тормер-Рор (в переводе) использует такие термины, как “очищение” и “национальная гигиена” (1991: 28,98).

13. Vachss 1991: 208. Как правило, несправедливо возлагать на любого автора художественной литературы личную ответственность за все ценности, события и персонажей своих книг. Но возникли вопросы о том, насколько лично некоторые авторы были вовлечены в свои романы, и о решениях, положительно оцененных в сюжетах, цитируются слова Ваксса: “Я не продаю бдительность", хотя, когда на него надавили, он признался, что его книги действительно отражают его мораль (Абралиамс 1988:80). Он настаивает, что дело не в этом; идея в том, чтобы показать, “как работает валидация, как педофил упаковывает себя" (Vachss, в Pooley 1987). Призывая людей принимать вымысел как факт (он рассматривает свои произведения как своего рода смягченную реальность), Ваксс сказал, что хотел не повышать сознательность, а разжигать гнев и побуждать к действию (Ровнер). Эта точка зрения была принята сочувственными рецензентами, которые не видели бессмысленного насилия (Пирсон), только безудержную ярость и оправданное возбуждение “отвращения к человеческой порочности” (Макалир, 1985).

14. Эта тема допустимости истребления, основанного на утверждениях о неполноценности, ущербности, бесполезности и опасности появляются в романах других периодов, особенно в криминальных и шпионских жанрах. Герой Чакко (1988:107) чувствует, что “террористы” находятся “вне всяких правил”. Соперник Кроссскиллера (Монтесино, 1988) содержала праздничную демонстрацию героизма полиции, включая разгон политических собраний, кражи со стороны полиции, избиения и убийства, а также общее одобрение насилия со стороны линчевателей. Книга был высоко оценен в рекламах на обложках Стивеном Кингом и Джонатаном Келлерманом. Иногда это соотносится с идеями, встречающимися, например, в сериале "Разрушитель" (Murphy and Sapir, 1986), где Конституция должна быть нарушена, чтобы сохранить Конституцию, или в общем сетовании полиции, которая видит преступников, скрывающихся за Конституцией (Izzi, 1988). Герой Мастерсона осуждает легальное существование культа каннибалов и жалуется на трусость судов, полиции и средств массовой информации; он клянется, что “наступает время, когда принцип свободы для всех должен быть ограничен” (1988: 214).

15. Его фильм "Обнаженный поцелуй" вышел в 1964 году, затем Фуллер написал роман по сценарию, опубликованный в следующем году.

16. Шесть лет спустя по книге был снят телевизионный фильм под названием "Месть матери". вдохновленный несколькими подобными съемками, самая известная из которых была сделана Эллик Неслер (см. главу 8). Было много других характеристик, особенно изнасилованных женщин, показывающих месть линчевателей и/или поимку нападавших, основанных на темах о том, что преступники выходят сухими из воды и/или система правосудия принимает несправедливое решение, потери для самой жертвы см. "Жертвы" (1982). Внезапный удар (1983), "Жертвы для жертв" (1984) и Конечности (1986)

17. Tuska 1988: 408. На протяжении 1980-х годов повсеместно поощрялись убийства, прославлялись деяния, совершенные героями или злодеями. Критик Роджер Эберт (1981) беспокоился, что на аудиторию (особенно молодежь) повлияет новая волна фильмов ужасов, таких как “Я плюю на твой рост”, которые больше всего отдавали предпочтение "жажде убивать" (он отмечает, что мальчики приветствовали злодея-насильника, в то время как девочки приветствовали героиню-мстительницу).

18 Эншоу 1990. Она рецензировала книгу для Chicago Tribune, одного из главных пропагандистов истерии сексуального насилия над детьми. Хотя на самом деле не единственная, кто поступил так, как она (Стасио, Саймонс 1992: 308ff), ее первая и единственная неблагоприятная рецензия на работу Ваксс в этой газете. Ее комментарий отражает степень, в которой те, кто бросал вызов истерии, чувствовали себя изолированными или стигматизированными. 

ГЛАВА 5 

1. Модлески 1991:78. Американский фильм был основан на более ранней французской постановке "Трое мужчин и колыбель". Французский фильм в целом более реалистично рассматривает эротические возможности между взрослыми и молодежью: Вольфенштейн и Лейтес 1954; Ленне 1978: 62-66.

2. Судебно-медицинский подход основывается на предположении о патологии и преступности, необходимости установления случайной ответственности и виновности, а также на назначении эффективного наказания и ликвидации. Он имеет некоторые общие элементы с социальными науками, но в большей степени с сексологией, которая по своей разработке и применению была в основном криминалистической. Экс-прокурор Элис Ваксс заявила, что педофилов следует изучать только “с боевой точки зрения; нам нужно понимать врага” (1993: 281). Агент ФБР Кеннет Лэннинг, повышенный в должности хорошо разбирающийся в отношениях молодежи и взрослых, признавшийся, что у него "особая концепция педофилии, применяемая правоохранительными органами” (1985:47), социолог Джеффри Виктор высоко оценил авторитет Лэннинга, назвав его “настоящим экспертом в изучении преступлений, связанных с сексуальной виктимизацией детей”. Он приветствовал “тщательную” работу Лэннинга и чувствовал, что тот был “озабочен только получением конкретных доказательств преступления, которые могут быть использованы для эффективного судебного преследования преступников, и скептически относился к моралистической риторике, которая играет быстро и свободно с поддающимися проверке фактами” (1993:249), Виктор, казалось, был совершенно незнаком с Историей ФБР, с вкладом Лэннинга в истерию, с законами Тэйнса Бьювина, криминализирующими сексуальность и “моралистическую риторику”, и со сложностями человеческой сексуальности в целом.

3. Бойл 1994:31, цитируя психиатра Джина Абеля из 1988 года, пол не указан.

4. Томас 1991:47. Крудсон (1988:56) использовал данные телефонного опроса, проведенного Los Angeles Times в 1985 году, в ходе которого мужчин спрашивали, растлевали ли они когда-либо ребенка. Ответы на этот идиотский вопрос, после использования сомнительных манипуляций с вероятностью, предположительно показал, что от 4% (1 из 25) до 20% (1 из 5) мужского населения были растлителями малолетних. Виктор (1993:68) сказал, что, по оценкам полиции, в 1989 году в Соединенных Штатах насчитывалось более двух миллионов сатанистов, сатанизм тогда был связан с педофилией. Количество жертв смотрите в главе 6.

5. Цитируемый в Eberle and Eberic 1986: 107. Саммит сразу перешел к своей главной проблеме: “широкий спектр того, что вы можете подвергнуть реабилитации.” Использование термина “что” для обозначения предметного фонда особенно интересно. На этот раз. Саммит прав, такого понятия, как “педофил”, не существует, но это не имеет большого значения, пока какая-то группа, определяемая как расходный материал, может использоваться для модификации поведения и администрирования.

6. 10 ноября 1992 года, PBS. Дебаты о конституционности закона Slate от 1990 года закон о содержании под стражей на неопределенный срок был лишь кратко упомянут, а затем быстро отвергнут, затмеваемый восторженным вниманием программы к ужасающим примерам, представленным как общие черты. “Сообщество Закон о защите” был признан конституционным в 1993 году Верховным судом штата, но отменен федеральным судьей в 1995 году; в 1997 году Верховный суд США оставил в силе заключение под стражу на неопределенный срок.

7. Янус 1981: 203. Книги “Истинное преступление” о Корлле и Гейси не относили их к педофилии, но рассматривали как безумных массовых убийц. Книгу Януса не следует путать с книгой 1985 года с тем же названием "Смерть невинности" Питера Мейера. Фраза была любимой в 1980-х, но Книга Мейера представляет собой смещение акцентов, описывая изнасилование и убийство двух двенадцатилетних девочек подростками, и посвящена насилию и преступности среди молодежи, проблемам, которые получили незначительное признание во время безумного стремления объявить детей невиновными. Проблема стала более серьезной и была с запозданием признана позднее в течение десятилетия (Ewing 1990). Печально известный случай в начале 1994 года касался двух Английских мальчиков, 11 лет, которые похитили и убили 2-летнего мальчика. В начале 1990-х годов началось движение за то, чтобы судить несовершеннолетних как взрослых. Цитирую данные Министерства юстиции. Новости кабельной сети (25 июля 1994) сообщили, что преступность среди несовершеннолетних “выросла на 88%” в период 1988-1992 годов.

8. Linedeckcr 1981: 293. Как и многие авторы жанра “настоящего преступления”, он предпочитает откровенные описания насилия. В конце 1970-х годов экспонаты эпопеи Генри Дарджера (1892-1972) и кровавых коллажей, казалось, подтверждали, что Дарджер был типичным педофилом, то есть интересовался садистскими убийствами. В то время как он может или хотя он не проявлял сексуального интереса к малолетним девочкам, его творчество соответствует сюрреалистическим традициям, восходящим к 1910-1930-м годам. Натан и Снедекер (1995: 242) говорят, что “садизм” был придуман для замены “ритуального насилия” в начале 1990-х годов из-за широкой критики. Верно лишь частично, это понятие всегда относилось к сексуальному зверю.

9. Картрайт 1994: 151. Позже этот человек отказался от своих показаний, заявив, что на него оказали давление, чтобы он сделал это.

10. Уотсон 1984; Хайд и Хайди 1985: 1. 41f, 45. Необходимо помнить, что ФБР так называемое “Подразделение поведенческих наук” ориентировано только на применение политически консервативной и судебно-медицинской точки зрения. В качестве одного из примеров, несмотря на то, что более реалистичная картина гомосексуальности начала появляться в профессиональной литературе в конце 1950-х годов, ФБР не допускало геев или лесбиянок в качестве агентов до тех пор, пока в конце 1993 года не был подан иск о защите гражданских прав.

11. Мозли, 1977с. Мужчина был приговорен к 40 годам тюремного заключения за то, что предположительно приставал к детям, будучи одетым в костюм клоуна, и угрожал им убийством птиц и белок (врезка к Россу, 1986d).

12. Маншель 1990:79. Некоторые из детей сказали, что Майклс угрожал превратить их в мышей, он мог превращаться в монстров. Затем было кратко рассмотрено обвинение в “террористических угрозах”; использование игрушечного паука на веревочке, чтобы пощекотать или напугать детей, или когда Майклс заставлял свои глаза закатываться назад, пугая детей, должны были преследоваться по закону как “террористические угрозы”. или что он может превратиться в монстра.

13. Холлингсворт 1986: 190. В конце 1993 года Джексона обвинили в сексе с 13-летним мальчиком, возможно, с другими лицами, но никаких обвинений предъявлено не было, и он урегулировал дело во внесудебном порядке в начале 1994 года. В 1990 году по тексту Холлингсворт был снят телефильм, в точности повторяющий ее точку зрения и эстетику. Транслировавшийся во время заключительных прений на процессе Макмартина, он был расценен как попытка помочь обвинить подсудимых (Эберле и Эберле 1993: 352).

14. Хайд и Хайд 1985:1; далее в книге (стр. 41). затем они сказали, что от 6000 до 50 000 детей похищались незнакомцами каждый год.

15. Боу и Морган 1979:28. Похитителями были молодые люди, делавшие это ради забавы. В обществе, и без того дезорганизованном разделением поколений в политике и религии, возможность того, что дети внутри семьи могут представлять угрозу, еще больше подтолкнула к поиску внешнего злодея. Мероприятие продолжилось и привлекло внимание артистов эстрады ("Вы забрали наших детей", 1993).

16. Широко распространенное подозрение в несправедливости вызвало бурную реакцию в Атланте со стороны тех, кто защищает правосудие и средства массовой информации (Боулз и Дэвис 1988; Деттлингер 1983, Розенберг1984b). Другие источники, такие как сегмент американского правосудия (“Уэйн Уильямс”, 28 июля 1993 г.), последовательно поддерживали полицию и судебную систему. Программа продолжила подобные предубеждения в своем эпизоде о Келлерах (8 декабря 1993 года), обвиненных в Остине, штат Техас, в сатанинском насилии в детском саду (без сомнения, демонстрируя абсурдное заявление местной радиостанции о том, что она обнаружила “сатанинские сигналы рукой Келлера”; см. примечание 40). Американское правосудие также упомянуло дело Кантри Уок во Флориде и “культ” Матаморос без каких-либо указаний на значительную критику, связанную с этими делами.

17. Детектив Палмквисл утверждал, что только в Миннеаполисе в конце прошлого года действовало 200 сутенеров в 1970-е годы вербовка сотен сбежавших подростков для проституции и порнографии в Нью-Йорке (1978); телефильм "Миннесотский стрип" был основан на предполагаемых подвигах Палмквиста. Некоторые взрослые проститутки действительно были родом из Миннеаполиса, но большинство называли этот город своим родным городом либо для того, чтобы скрыть свою личность, и / или в качестве розыгрыша, чтобы создать шокирующее впечатление, что Средняя Америка скатывается к вседозволенности, распространенному способу неповиновения в “шестидесятые”. Смотрите также главу 6.

18. Кнапп, 1985. Возможно, пытаясь противостоять тревогам, связанным с покупками, 2800 торговых центров объединились в 1986 году в кампании по снятию отпечатков пальцев у десяти миллионов детей (Spitzer, 1986). В середине 1994 года Wal-Mart ввела “Код Адама” для своих магазинов, который должен был озвучиваться при поступлении сообщений о ребенке пропал без вести; сотрудники спешат заблокировать двери и обыскать всех (назван в честь Адама Уолша, обсуждается ниже). Стало популярным называть законы в честь детей-жертв, чтобы типизировать поведение и оправдать наказания, самым известным из которых является “Закон Меган”. Требующий публичного уведомления о сексуальных преступниках, переезжающих в район, названный в честь Меган Канка, 7-летней девочки, жестоко изнасилованной и убитой в 1994 году мужчиной с двумя предыдущие судимости за сексуальные преступления. Wal-Mart продолжал утверждать, что похищение детей было “обычным делом”, и их рекомендации были одобрены Эрни Алленом из Национального центра по розыску пропавших без вести и Эксплуатируемые детей (“Wal-Mart возглавляет борьбу с похищением детей”. рекламный проспект, май 1996 г.); см. примечание 23.

19. Kass 1985. В статье использовались эти истории, чтобы объяснить, почему фотографии пропавших детей только тогда начали появляться на упаковках из-под молока в штате, устройство, созданное в Айове в 1985 году для поиска двух пропавших мальчиков-газетчиков.

20. Anonymous 1978, Anonymous 1979a. Законы против похищения родителями принимались медленнее и с гораздо менее суровыми наказаниями, чем драконовские меры против секса между взрослыми и молодежью. A ряд штатов также допускали религиозные исключения в своих законах о жестоком обращении с детьми вплоть до конца 1980-х годов (см. Greven 1990); закон Калифорнии 1976 года. не квалифицированные судом заболевания до конца 1988 года позволяли освобождаться от судебного преследования, когда родители заменяли медицинское лечение молитвой. В нескольких штатах обрезание было специально запрещено как форма жестокого обращения.

21. Например, актер Роберт Вон и его жена, актриса Линда Стаатс (Бердсли, 1981). Аббревиатура использовалась по-разному для обозначения “Лига общества против растлителей”, “Лига общества против или [Обеспокоенные граждане за] Ужесточение законодательства против растлителей”. Аналогичные организации, вдохновленные убийством Зейтца, также подчеркивали необходимость сурового наказания, длительного тюремного заключения и смягчения правил судебного преследования (RASCAL [Реформировать все законы о сексуальном насилии над детьми], EPPIC [Просвещать людей/защищать Невинных детей]).

22. Смотрите Североамериканский... 1985. Другие (Гош и Гош 1985: 29, 41; Уолш 1982:66) также обвиняли НАМБЛУ и другие группы в похищении детей; см. главу 8.

23. Тимоти 1986; Уишон и Бродериус (1987:45) перечисляют более двух десятков организаций, занимающихся поиск пропавших детей и корпораций, которые связали свое имя с этим вопросом. В сентябре 1985 года в программе Christian Science Monitor (Национальное общественное радио) говорилось, что в апреле, мае и июне 1985 года Национальный центр по делам пропавших и эксплуатируемых детей получал более 600 звонков в день.

24. Это составляет 1,3% похищений незнакомцами и 0,4% всех пропавших без вести (N=299) в их журнале.

25. Этот случай составляет 2% похищений незнакомцами и 0,8% всех пропавших без вести (N=254) в номере.

26. Ни в одном номере не было статьи о беглецах (действительно, этот термин не использовался). Несколько в объявлениях о пропавших женщинах говорилось, что она, возможно, находится в компании взрослого парня постарше.

27. Вуден была репортером ABC; шоу было спродюсировано ABC для Discovery network. Модератором был другой репортер ABC, Том Джарриэл из 20/20 и the McMaitin. Смотри также примечание 36.

28. Главные новости CNN от 29 марта 1994 г.; Аноним 1994. 20/20 канала ABC (3 июня 1994 г.) сообщалось об избиении Рут Вайншток, которую гватемальская мафия подозревала в похищении ребенка. Гватемальская армия и посольство Соединенных Штатов были призваны на помощь, пока она находилась в полицейском участке, но они отказались, и тогда она была брошена полицией и христианским миссионером, который сопровождал ее. На момент сообщения она все еще находилась в коме без особой надежды на выздоровление.

29. Также сообщалось, что педофилы используют компьютеры и доски объявлений для демонстрации “бесконечного разнообразия” эротических сцен, включая садомазохизм и сцены убийства взрослых и детей. Крестоносцы (6 февраля 1994: “Онлайн-девианты”, ABC) подразумевалось, что педофилы с “ужасающими намерениями” совершают широкое использование компьютерных досок объявлений для привлечения детей; они заявили, что 10% взрослых пользователей BBS являются педофилами, и настаивали на том, что доски являются “убежищем для девиантов”. Однако в качестве доказательства они смогли показать только некоторую эротику для взрослых, предположительно снятую с одного BBS, и предоставить двух молодых людей, которые сказали, что их “заманили”. Одна из них, женщина, возраст которой не был указан, настолько расплывчато описывала обстоятельства, что их невозможно было разобрать, а другой, 16-летний мальчик, сказал, что был изнасилован мужчиной, который заманил его в свой дом. Репортер KXAN-TV Нэнси Миллер сохранила изображение живым, утверждая, что педофилы используют компьютеры, чтобы получить информацию о “последних приманках, детских лагерях или о том, что замышляет полиция”. Она позировала рядом с ноутбуком в попытке добиться достоверности, но никаких подтверждений на экране не было. Беспокойство продолжалось по мере того, как интерес к Интернету распространялся в 1990-х годах; один репортер, переодетый 13-летним мальчиком, разоблачил сексуальные домогательства одного мужчины в чате с надписью “Площадь педофилов” {Спасите наши улицы, 15 октября 1995 г.). В сентябре 1995 года ФБР провело обыски в 100-125 домах (цифры варьировались) в рамках “Операции Невинные снимки”, в которых агенты в сговоре с Америкой онлайн выдавали себя за несовершеннолетних. ФБР заявило, что захватило не только изображения подростков, но и предотвратило организованные попытки секса между молодежью и взрослыми (CNN, 13 сентября 1995; Johnston 1995). Новостные сообщения были не более чем пресс-релизами ФБР, несмотря на историю провокаций и обмана агентства.

30. Янус 1981: 231. Мужчина, цитируемый в этом отрывке (стр. 229-231), описывает этику того, как он начинает отношения, и какими они будут, основываясь на соображениях о качествах и способности самих молодых людей. Он также рассказал о сексуальной напористости и заигрываниях многих своих молодых партнеров и о том, как с этим бороться. Но Янус был слишком одержим стигматизацией и наказаниями, слишком боялся сексуального ребенка и слишком поглощен собственным моральным негодованием, чтобы быть в состоянии компетентно обрабатывать сложные данные о сексуальном поведении человека, предоставленные ему. Это отличная документация, но не об отношениях между взрослыми и молодежью, а о качестве профессионального прочтения педофилии.

31. О'Брайен 1986:38; 48, 181f Виктор (1993:27, 65) считал, что сатанисты особенно стремились к светловолосым голубоглазым детям.

32. Гарсия, 1989, цитируя Одиса Дойала, офицера полиции нравов Сан-Антонио, штат Техас; Эй, 1987, цитируя Джерри Кирка, министра и главу Национальной коалиции против порнографии.

33. А. Смит, 1985. Педофилов часто заставляли признаться в таком использовании для укрепления связей между антипедофильскими и антипорнографическими движениями (Henry 1985: 13).

34. Выступление Лэннинга на третьей ежегодной конференции на тему “Сексуальная виктимизация детей". 1984 г., обобщенное предупреждение о защите детей, 10 (9-4 мая 1984 г.): 3; О'Брайен 1983:6, 94f.

35. В 1984 году Вуден утверждал, что получал 7500 запросов в день на свой буклет и видео (1985b:56). В качестве репортера-расследователя 20/20 канала ABC Вуден работал над двумя шоу "Они Убивают наших детей” (1 марта 1984) и “Приманки смерти” (3 марта 1984) — и неоднократно появлялся на телевидении. В дневном шоу ABC “Домой” (13 января 1994 года) он использовал молодых людей из зала для демонстрации своих "приманок". Лица детей и их родителей были полны тревоги, а у некоторых на лицах читался откровенный страх. Одна взволнованная мать, увидев, как Вуден надел наручники на ее семилетнего сына в качестве демонстрации того, на что способен растлитель малолетних (как Джон Уэйн Гейси, по его словам), сказала напряженным голосом: “Было очень страшно” видеть своего сына в таком состоянии. Вуден ссылался на Теда Банди и Ричард Рамирес в качестве примера педофилии (ни один из них не интересовался подростками до или в раннем возрасте; см. также примечание 58). Затем ведущие представили девушку, сказав, что у нее “были проблемы со сном после последнего шоу [на lures)”. Затем Вуден говорит о похищенных и убитых детях, в то время как он говорит девочке, что это было “редкостью”. Родитель спрашивает Вуден о том, как можно уберечь детей от “ужаса” тем, что он представляет, но вместо ответа на вопрос он ответил, что у него “никогда не было ни одной жалобы на то, что он пугает детей”. Позвольте мне быть первым, мистер Вуден. Черт возьми, я посмотрела остальную часть шоу с его фрагментами, посвященными удалению целлюлита, ремонту кухни и свадебной моде. Из последних дизайнер охарактеризовал одно платье как “очень сексуальное, но в то же время скромное и невинное". В том году в моду вернулся образ “маленького болвана”, о котором подробнее рассказывается во втором томе.

36. Стейнем 1977; Хиллман и Соик-Теффл 1988: 4, 136. Пренебрежение может быть скорее проявлением Американского феномена; хорошо известный роман Габриэль Руссье во Франции привлек большое внимание радикальных, либеральных и феминистскаую поддержку (хотя это было до того, как истерия получила широкое распространение). Руссье была учительницей в возрасте около 30 лет и взяла в любовники одного из своих учеников мужского пола, которому тогда было 16 лет (Руссье, 1971, и фильм Умереть от любви). Нэнси Уокер утверждала в выпуске новостей гей-сообщества, что “женщины-геи ни в малейшей степени не заинтересованы в сексуальных отношениях с маленькими детьми” (1979), хвастовство, быстро смущенное реальностью позитивных отношений, засвидетельствованной в хорошо известной статье Бет Келли (1979). Фрагменты из моих предварительных интервью, наряду с некоторыми ссылками на популярную культуру и текстами, были опубликованы в брошюре "Женщины-педофилы? (Остин, 1983). Вопросительный знак в названии поверхностно относится к профессиональному пренебрежению женскими сексуальными качествами, но, в частности, призван еще раз бросить вызов самой идее “педофилии”.

37. Джилл Хаддад, стенограмма выступления без даты на радио WWEE. Мемфис. Теннесси (Мартин и Хаддад 1982: 35-58).

38. Макколл 1984b, ссылаясь на профили ФБР. Эпизод из отчетов о расследования(Mdich 10, 1995) постоянно ссылался на обычный внешний вид персонажа шоу. Клипы о соседе и продавце местного магазина чередовались на протяжении всего шоу в качестве параллельного повествования о том, что они повсюду. Также показана молодая женщина, явно напуганная ситуацией и педофилами (“он мог добраться до Ури”), отличная документация о бдительном отношении журналистов к провокации страха, особенно у молодых людей, особенно их стремлении демонстрировать эти созданные эмоции, когда они сообщают о новостях собственного производства.

39. Хейден 1991: 302, используя мнение полиции. Стремясь разоблачить заговор педофилов, репортер KXAN-TV Нэнси Миллер заявила: “Педофилия повсюду, она глубоко укоренилась, подпольная, как тайный клуб, с секретными паролями”. Чтобы подтвердить это, сержант полиции Остина, штат Техас, Джек Келли был представлен как эксперт и с невозмутимым видом сказал, что педофилы используют “определенные фразы, чтобы идентифицировать друг друга”, после чего они обмениваются порнографией и, "если доступно", детьми. Единственное, что отсутствовало Тайное рукопожатие, хотя телевизионная станция в Остине, штат Техас, утверждала, что запечатлела Сатанинские жесты руками, подаваемые заключенным, когда его вели в суд (оказалось, это было приветствие сокамерникам).

40 Льюис 1987, цитируя Кристин Грант, коллегу Энн Берджесс.

41. ILIC 1980: 115. Смотрите главу 8 для получения подробной информации о том, как власти способствуют такому “принуждению”. Генрих Гиммлер считал гомосексуалистов “болтунами” (Френкель 1973: 218).

42. Гайзер (1979). однако приравнивал “кольца” к проституции с формальными социально-экономическими структурными особенностями приобретения и доставки молодежи к сети клиентов.

43. ILIC 1980: 211. Затем они поворачиваются и упоминают статью Марка Роуленда, в которой правильно описывается это дело как шумиха в СМИ и полицейская фальсификация (стр. 211f), но в их библиографии этого нет; см. NAMBLA 1985.

44 Маншель 1990: 13f, 19. На первом допросе Майклса в полиции Маншель (которой там не было) сказала, что ее волосы казались “влажными, тяжелыми” (стр. 20). Кроули, псевдоним матери одного из предполагаемых растлевал детей, пренебрежительно отзывался о “вялых” волосах Майкла (1990:282), у Майкла могли быть, а могли и не быть плохие дни с волосами, но, по крайней мере, для Маншела и Кроули это был верный признак педофильной патологии.

45. Маншель 1990: 201, 137f; фотографии Майкла на этом мероприятии в собственной книге Маншеля (стр. 172, 174) не подтверждают это.

46. Нельсон 1983. Блэр 1984, пропагандистская программа Блэра на Национальном общественном радио финансировалась в основном Национальным центром по борьбе с жестоким обращением с детьми и безнадзорностью.

47. Абель и Харлоу 1987; курсив в оригинале. И Абель, и Берлин продолжали оставаться озадаченными о том, почему все те, кого “подвергли насилию”, не становятся "насильниками” (CAW представляет. “Похитители детства”, 5 февраля 1995).

48. Социальный работник Сьюзан Мурс и психотерапевт Билл Леннон на Родосе, 1988.

49. Янус (1981: 230) также цитировал испытуемого, который сообщил о том, что молодые любовники включают в себя своих друзей. Этот элемент фигурирует в некоторых отчетах, которые я и несколько других исследователей взяли у взрослых и молодежи. Это чаще встречается в группах сверстников мужского пола в более широком возрастном диапазоне; у женщин такая социальная организация секса происходит примерно с 9-13 лет.

50. Мартин и Хаддад 1982: 109. Интересное наблюдение само по себе, особенно с учетом того, что авторы представили так много прекрасных образов педофила как безжалостного манипулятора. Это было частью неразберихи на ранних стадиях истерии. О'Брайен (1983: 140) потратила значительное время на утверждение, что педофил доминирует и эксплуатирует, а ребенок пассивен и бессилен, но в какой-то момент она предположила, что ребенок-манипулятор является доказательством сексуального насилия, потому что, когда "ребенок контролирует взрослого”, это патологическая, неестественная роль.

51. В отчетах о расследованиях (“Секреты растлителя малолетних”. Arts and Entertainment, 10 марта 1995 г.) Педофилы испытывают "ненасытную” потребность в доминировании, сказал тликрапист Боб Прист. Герой шоу, ландшафтный дизайнер до того, как его посадили в тюрьму за секс с подростками, отвечал за тюремные клумбы. Ведущий Билл Куртис сказал, что его любовь к оформлению растений доказала необходимость контроля, манипулирования и доминирования.

52. В репортажах о расследованиях (10 марта 1995 г.) ведущий Куртис представил тему шоу следующим образом: психологически искалеченный, наполненный “эмоциональным смятением”, отчужденный от других взрослых, одинокий, скрывающий свои эмоции, ограниченный в своих чувствах и т.д. На момент съемок мужчине было 63 года; такие черты, если они присутствуют, могут быть скорее следствием его пола и поколения и/или опыта тюремного заключения, но первостепенной необходимостью является использование любой характеристики для определения патологии педофилии.

53. Эммерман 1985а. Различие между “зацикленным” и “регрессированным” является общим для психиатрических концепций девиантности и патологии. Полленс (1938:80) рассматривал “сексуальных преступников” как “зацикленных” или “латентных”, последнее обвинение означает непризнанные интересы гомосексуалистов. Астрид Хегер (1992:5), государственный врач, проводивший судебный осмотр по делу Макмартина, вывел третий тип педофила, “недифференцированного извращенца”. Они практически не содержат эмпирического содержания. Когда стигматизация и стремление к власти являются первостепенными интересами, проще и предпочтительнее умножать категории (разнообразие наименований), чем изучать концептуальную структуру или эмпирические данные.

54. Crewdson 1988: 64. Поскольку политические аргументы старательно замалчивались в сообщениях средств массовой информации, это похоже, это был “секрет" журналистики, а не организованных и публичных педофилов.

55. Это клише было частью описания "биржевых товаров" в Chicago Tribune, озвученного в 1977 году психиатром Натаном Гринбергом из медицинской школы Университета Иллинойса (Moseley 1977a).

56. Crewdson I988: 66f Большинству предполагаемых жертв Гейси было от позднего подросткового возраста до двадцати пяти лет, но журналисты называли их “мальчиками”, чтобы усилить трагизм. Гейси иногда признавался в некоторых убийствах, а иногда полностью отрицал свою вину. Его адвокаты заявили, что у них есть доказательства того, что Гейси был вне города, когда была совершена по меньшей мере половина убийств, но апелляции были отклонены, и он был убит государством в мае 1994 года в результате неудачной казни.

57. Голдсмит, 1984; фильм использовался Массачусетским советом по подготовке кадров в области уголовного правосудия, в 1984 году я насчитал более дюжины таких фильмов, и с тех пор появилось еще больше. Почти во всех предлагались примеры педофильских “техник соблазнения”. Некоторые из них интересны визуально, например, несколько, на которых были изображены дети на качелях и джангл джимс, снятые с низкой высоты, ракурсы, направленные вверх; Растлитель малолетних и Факты в художественной литературе есть несколько захватывающих снимков промежности взрослой женщины, играющей роль подростка в первом эпизоде. Любимый фильм любителей эксплуатации - "Сексуальное насилие над детьми: секрет Америки", "Стыд", рассказанный Питером Грейвсом. Именно Грейвс в фильме “Самолет”, обнимая маленького мальчика, произносит бессмертный вопрос: "Тебе нравится смотреть фильмы о гладиаторах?"

58. Трэгер 1988: 179. Элис Ваксс (1993:280) также утверждала, что “Однополые педофилы являются гомосексуалистами не в большей степени, чем педофилы с разнополыми связями являются гетеросексуалами - они преступники" (курсив в оригинале).

59. Гордон 1985:4. Прямые личные ссылки были использованы потому, что Гордон представил себя героически сражающимся с педофилом.

60. Дженсен и Джуэлл (1988) используют слово “девиантный” 34 раза в своей короткой статье, адресованной прокурорам.

61. Джордан и Руссакофф 1992. Незадолго до ареста Савица (29 марта 1992 года) в эфир вышел телевизионный фильм ("основанный на реальных событиях”) "Ради чего стоит жить: история Элисон Герц, в котором 22-летняя женщина обнаруживает, что она инфицирована HIV, предположительно приобретенный, когда она у нее был разовый случайный секс, когда ей было 16. В рекламе фильма была фраза: “Если вы хотя бы думаете, что ваш ребенок сексуально активен, смотрите этот фильм! В фильме снялась Молли Рингуолд, бывшая детская звезда, но многие зрители все еще видели в ней детскую актрису.

62. Ландерс 1993а. Неясное понимание того, что и где является “мотивом”, появляется в других заявлениях и является артефактом терапевтических требований. Такие общие заявления ожидаются от признающихся педофилов (Nelson 1992).

63. Теория "никогда не стареть", помимо того, что она ошеломляюще очевидна, определенно не оригинальна. "Портрет Дориана Грея" Оскара Уайльда (1890) содержит в себе поворот, в котором человек никогда не стареет, но стареет его портрет. Здесь сошелся воедино целый ряд тревог конца XIX века, таких как распространение теорий биологического вымирания в массовом сознании, споры о соотношении визуальных и текстовых способов репрезентации в популярной культуре, снижение веры в религиозные гарантии загробной жизни, упадок имперских империй и другие факторы.

64. Pienciak 1984c, цитируя Уильяма Дворина из полиции Лос-Анджелеса; Ландерс 1993a. Мексиканская инквизиция 18-го века, обладание изображениями сатаны рассматривалось как доказательство причастности к колдовству (Бехар, 1987).

65. Арчи Энз, агент таможенной службы Соединенных Штатов, в Хаттоне, 1989, вспоминает фильм ужасов "Кровавая камера” (глава 1).

ГЛАВА 6 

1. Барри 1979:38. Говоря о Клариссе, жертве Ричардсона, как о образце для подражания, Фидлер заметил: "Навязывание образа Клариссы молодой девушке представляет собой коварную форму порабощения” (1966:68).

2. Беркетт, 1994; письмо Лэнса в "Сан-Антонио [Техас] Экспресс-Ньюс", 24 февраля 1994. Эти возрасты не соответствуют заявленным диапазонам интересов. Мои собственные наблюдения в целом согласуются с респондентами Бернарда (1975. 1985), которые указали, что возрастные предпочтения девочек составляют 10-14 лет, а мальчиков - 9- 12 лет; немногих других привлекали более молодые возрасты, хотя самоопределяющиеся “педофилы” с подразумеваемым интересом к подросткам могут привлекать более старшие возрастные группы. Большинство людей в коммерческом "детском порно” были в этих верхних диапазонах. Дети, предположительно подвергшиеся насилию в детских садах, были от 2 до 4 лет, что значительно ниже приведенных выше групп, но было заявлено как типичное проявление педофильских интересов. В ее рассказе о деле Country Walk во Флориде. Холлингсворт сказал, что педофилы ищут дошкольников, потому что они слишком малы, чтобы быть правдоподобными свидетелями; "это придало зловещую практичность поговорке, распространенной в кругах педофилов; ”Восемь - это слишком поздно“” (1986: 15, образная отсылка к лозунгу, который вряд ли можно назвать "распространенным", Общества Рене Гийона; см. главу 8).

3. Ross 1986c. Когда на него потребовали доказательств (редкое явление для репортера). Вуден не смог их предоставить.

4 Мартин и Хаддад 1982:42, выделено в оригинале. О'Брайен также использовал маркер 3х летней давности, затем сказал, что жертвам может быть "несколько месяцев от роду” (1983:66). Они сказали, что средний возраст молодежи, занимающейся детской порнографией, составляет 10-16 лет, довольно широкий и разнообразный “средний показатель”.

5. Динова (1982:195) была содиректором центра осведомленности Ди Шофилд в Тампе, Флорида. Программа, одна из многих групп в начале десятилетия, призывавших к более широким и суровым законам. Во время беспокойства по поводу похищений НЛО, которое совпало с истерией по поводу жестокого обращения, было значительное беспокойство над домашним скотом, предположительно изуродованным либо инопланетянами (для экспериментов или использования в пищу), либо сатанистов. Было выражено аналогичное беспокойство по поводу того, что калечат только "лучших” животных (Каган и Саммерс 1984: 302, 410).

6. Сэнфорд 1982:85, цитирующий интервью с Джином Абелем и Джудит Беккер.

7. Почтовый инспектор Дэн Махалко, в Виейре, 1988. Вуден (1985a:56) хвастался, что его брошюра "Приманки для детей” была настолько действенной, что ему звонили "растлители, имеющие за плечами до 300 детей, желающие сдаться”.

8. Crewdson 1988: 207, цитируя психолога Джудит Беккер, коллегу Джина Абеля и члена Комиссии Генерального прокурора по порнографии 1986 года; Остром 1989.

9. Сонншайн, 1983, цитируя Кена Каллена, представителя клиники особого поведения Психиатрического института штата Нью-Йорк в Нью-Йорке, возглавляемого Джином Абелем.

10. Хиллман и Солек-Теффт, 1988. Аналогичные цифры были использованы в телевизионной рекламе "Матерей" Против сексуального насилия, 1 января, 1993.

11. Найдите брошюру “Дети", Лос-Анджелес, Калифорния, без даты (около 1984), "на основе статистики от Министерства здравоохранения и социальных служб США”. Перепечатано в заголовке IV: Пропавшие дети Закон о помощи: Слушания в Подкомитете по людским ресурсам [1984], Палата представителей Соединенных Штатов (98-й Конгресс): Правительственная типография, стр. 172. Группа была основана Линдой Отто, продюсером фильма "Адам". В протоколе слушаний также перепечатаны различные новостные статьи, в которых говорится, что из 1,8 миллиона человек от двадцати до пятидесяти тысяч “исчезают”, а 2000-2500 человек погибают ежегодно.

12. Из обращения по сбору средств организации Childsavers из Хиллсдейла, штат Мичиган (Гратто и Гибсон 1985).

13. Опасность от незнакомца, Nickelodeon, 17 мая 1994 года; Линда Эллерби ведет модерацию.

14. Stratford 1988:60, основываясь на цифрах, приведенных О'Брайен в ток-шоу на христианском радио в 1986 году, из ее книги (1983), где она утверждала, что от 40 000 до 120 000 детей ежегодно занимаются детской порнографией (стр. 19. цитируя Ллойда Мартина), что 300 000 мальчиков и 300 000 девочек младше 16 лет занимаются детской проституцией (стр. 21, цитируя Мартина для мужчин и Джудианн Денсен-Гербер для женщин), и что ежегодно совершается миллион побегов, 100 000 из которых вовлечены в проституцию (стр. 21, отсутствие признания противоречия с ее предыдущими цифрами). Басс и Дэвис (1988:21) также использовали эти цифры. Ссылаясь на Майкла Мерфи из Covenant House Брюса Риттера, Сэнфорд (1982:128) сказал, что от 400 000 до 600 000 беглецов в год становятся жертвами проституции и/или сексуальных фотографий.

15. Хаттон 1989. Линдси 1984 использовала ту же цифру, добавив, что “тысячи” нераскрытых убийств детей "по-видимому, связаны” с проституцией и порнографией. Спитцер (1986), используя статью в USA Today, на которую нет ссылок, сказал, что 1,5 миллиона детей ежегодно вовлекаются в порнографию и проституцию.

16. Одна из самых популярных статистических данных эпохи, предложенная конгрессменом Кристофером Доддом (D-CT) на третьей ежегодной конференции по сексуальной виктимизации детей, 1984 год.

17. Ларсон 1989: 125, цитируя Митча Уайта, начальника полицейского управления Бомонта, Калифорния.

18. Фредриксон 1992: 165, согласно "неофициальной рабочей группе”.

19. McCall 1984a. Некоторые включили в это определение определенные формы образования, как это сделал Шлафли (Schlafly, 1984), жалуясь на светский гуманизм. Вопрос о дисбалансе власти между молодежью и взрослыми расширился в 1980-х годах к кампаниям против отношений между преподавателями и студентами. Холлингсворт снова предоставила интересное контрастное текстовое описание своих героев в деле "Загородная прогулка во Флориде", психологов Джо и Лори Брага. Она рассказывает, как у Брага завязались романтические отношения, когда она была его студенткой, но в данном случае на самом деле не подразумевается использование власти. Говорили, что Лори “уговорила” Джо вступить в отношения, и Холлингсворт верил, что пара и мир стали от этого лучше (1986:27).

20. Офше и Уоттерс (1994) правильно указывают, что "восстановленные воспоминания” исходят из давней теоретической базы психологии и психоанализа. Реальная практика, по-видимому, была впервые применена Уильямом Прендергастом к заключенным в государственной тюрьме Рауэй в Нью-Джерси в начале 1970-х годов. Он верил, что насильники сами подвергались жестокому обращению, хотя и отрицали это, поэтому он разработал свою "терапию РОАРА” (Перевоспитание установок и подавленных эмоций), в ходе которой испытуемые подвергались “регрессии”, чтобы выявить воспоминания о травматическом насилии. Когда "выздоровел”, то считалось, что переживание похоже на обращение в религию (Brecher 1978:44).

21. Мальц (1991:500) предложил женщинам “проводить время, представляя, что вы подверглись сексуальному насилию”. Затем она призвала читателей развить фантазию до такого уровня детализации, который можно назвать только порнографическим — в чем, конечно, и заключается весь смысл.

22. Донохью и Шапиро представили серию свидетельств о травмирующем воздействии религиозной исповеди на детей, дополненных симптомами (1985: 100, 125; о чувстве вины за осознанный грех и стр. 127-136, 144,246 о травме из-за сексуальности). Опубликованные в разгар истерии насилия, форма их показаний была правильной, но содержание явно не соответствовало. В начале 20-го века Церковь требовала исповеди от детей в возрасте 6-7 лет, позже этот возраст был увеличен до 9. В конце 1980-х годов появилось несколько групп поддержки и текстов для тех, кто бежал от религии, которые пересекались с антикультовыми повествованиями. Несмотря на небольшой, но постоянно появляющийся поток свидетельств, религия никогда серьезно не рассматривалась как форма жестокого обращения с детьми.

23. Формат “истории болезни” как форума для обмена опытом имеет древнее происхождение и основан на баснях и преданиях, иллюстрирующих правила личного и социального поведения. Современные профессиональные жанры появляются в 19 веке. Они использовались для сравнений, в которых “Мы” возвышались над “Ними”, что является наиболее популярным употреблением в антропологии и судебных науках, включая сексологию, наиболее известным примером чего является Крафит-Эбинг. Рассказы были и остаются “порнографическими” в разной степени, чтобы подчеркнуть порочность “Другого” и развлечь читателя. Их последней формой было дневное телевизионное разоблачительное ток-шоу 1980-х и 1990-х годов.

24. Обо всем этом безоговорочно сообщила Нэн Куба. Позже, когда Хюбнер обвинили в попытке получить заказ на убийство ее мужа, Куба заявила: “У меня были сомнения. Не все, что она сказала, могло быть правдой” (Хендрикс, 1987). Развлекательность и отстаивание точки зрения, а не “правды”, имеют первостепенное значение для журналистов, особенно в исторические периоды такого рода. Куба и редакторы Antonio Monthly хорошо выполнили свои профессиональные обязанности, подарив нам захватывающую драму, популярную в то время.

25. Эта тема изменилась в конце 1980-х и начале 1990-х годов после краха дела Макмартина Судебный процесс над дошкольниками. Коллега Эммерман Крудсон (1988: 1501) позже процитировал Макфарлейн, позволив ей объяснить, как это произошло, одетая в свой клоунский костюм, она никак не могла запугать, убедить в сексуальной моде, она обманула или подкупила детей, которых она допрашивала для этого судебного процесса;

Я просто не верю, что у нас есть такая невероятная сила влиять над детьми, что дети невероятно более восприимчивы, чем мы когда-либо считали, и что они не только согласятся с тем, что мы говорим, но и продолжат говорить об этом поподробнее.

Позже, с интересным, но к тому времени необходимым поворотом, популярный обозреватель использовал крах Макмартина для поддержки старой позиции, заявив, что это дело “с его прокурорами-манипуляторами доказало, что взрослые могут оказывать давление на детей во всех отношениях” (Morse 1992b). Ребенок, которым манипулировали социальные работники и прокуроры, стал доказательством могущества педофила. Аналогичной логикой руководствуются психологи Джо и Лори Брага, когда сталкиваются с детьми, отказывающимися признавать жестокое обращение, рассматривали отрицание как доказательство жестокого обращения, полагая, что подростки теперь, наконец, осуществляют власть над взрослыми, власть, в которой им было отказано растлителями (Холлингсворт 1986: 125).

26. Гайзер 1979:79, ссылаясь на отчет Департамента полиции Лос-Анджелеса о жертвах, опубликованный в Chicago Tribune, 15 мая 1977 г.; Грот сказал, что одним из признаков сексуального насилия является “отказ посещать церковь”. (ILIC 1980: 218). Родителям советовали относиться с подозрением, “если ваш маленький ребенок начинает отвергать основные социальные ценности — семью, страну и устоявшиеся религиозные убеждения” (Wooden 1986). Зонтаг отметила, что в 1970-х годах люди с раком воспринимались как социально неумелые и эмоционально обделенные люди с низкой самооценкой (1978:51). Существовали теории о том, что “счастливые люди” невосприимчивы к раку, и в то же время была популярна идея о том, что любимые дети будут сопротивляться домогательствам педофила. Однако, если ребенок говорит, что он “счастлив” в отношениях, это было воспринято как “заблуждение” или “отрицание” (Kritsberg I993: 35ff, 52f).

27. Эфтимиадис 1992: 27, 31, 37. Эфтимиадис часто упоминал сексуальную активность Фишера как “необузданной” и “вопиющей”, и презирал ее “неразборчивые пути” (стр. 38,154,279).

28. Эфтимиадес 1992:43. Хотя такого рода сочувствия было много, поддержки феминисток почти не было. Шейла Уэллер отметила только одного защитника. Обозреватель New York Post Эми Пагноцци; другие, такие как Анна Куиндлен и Эллен Гудман, известные либералы с “лучшими статьями”, не предлагали феминистских взглядов, как они обычно делают по любым другим вопросам и личностям (Фишер 1993:224). Уэллер считал, что феминистки, как правило, запуганы, и есть вероятность, что Фишер не была моделью-жертвой, которую хотели заполучить большинство министров, потому что она была увлеченно сексуально активна.

29. В книге должно быть указано имя Шейлы Уэллер как старшего автора. Писательница в жанре настоящего криминала, она взяла несколько интервью у Фишер, собрала другую информацию и написала повествование для книги.

30. Фишер 1993;45, курсив в оригинале. С другой стороны, Фишер позже дала больше советов другим подросткам (стр. 101, выделено в оригинале):

Все вы, семнадцатилетние девочки, у которых есть парни намного старше вас, знаете ли вы, когда вам следует чувствовать себя польщенной, а когда оскорбленной, когда твой парень раздувает из мухи слона перед своими друзьями, что ты сексуальна? Разве тебе в "Сердце сердец" большую часть времени не льстит, что мужчины постарше находят тебя сексуальной?

В статье 1994 года она еще более откровенно говорила о негативном влиянии. Она говорит, что женщины-подростки особенно уязвимы перед пожилыми, “искушенными” мужчинами, которые удовлетворяют эмоциональные и физические желания молодых женщин только для удовлетворения своих собственных эгоистичных потребностей. Она советует читательницам прислушиваться к своим матерям и инструктирует читателей-мужчин, как обращаться со своими подругами. Воспитание любви - это ее сообщение, хотя один комментарий не соответствовал остальной части ее текста: "Секс - это то, чем ты можешь заниматься практически с кем угодно. Но любовь и романтика - это разные вещи”. Это противоречит посланию, которое, как предполагается, должны получать подростки, о том, что секс имеет место только в контексте “любви и романтики” и то только по достижении совершеннолетия и предпочтительно в рамках освященных институциональных отношений. Текст Фишер полностью отражает это, с оттенком психотерапевтической болтовни. Часть гонорара, который она получила за статью, предположительно пошла на создание фонда по борьбе с жестоким обращением с детьми под именем Фишер.

31. Бартли 1988. Гольдштейн (1991) отметил, что многие рассказы о СПИДе того периода, в которых фигурировали дети, были в основном “семейными сагами”; концепции жестокого обращения и болезни широко использовались для критики меняющихся семейных форм и отношения к семье.

32. Кроули 1990:15, 18,22,54,56,89,92,94, 113, 128, 132, 156, 218.

33. Хотя и не все; некоторые не верили, что имело место какое-либо жестокое обращение, и у их детей не было никаких стигматов, на которые им было сказано обратить внимание. В том, что “Кроули” называл "гендерным разделением", также присутствовало, называется “борьба с чувством вины”. Женщины жаловались, что мужчины не “справлялись” с предполагаемым насилием, а “Кроули” возмущало нежелание ее мужа обсуждать этот вопрос и присоединяться к ее истерике.

34. Аноним 1992b. В регионе, уже известном своим подлым невежеством, законы о борьбе с педофилией ограничивали посещение знаменитого места для купания нагишом недалеко от Остина, штат Техас, для лиц старше 18 лет. Члены комиссии раздали в Hippy Hollow листовку, в которой говорилось: “...разрешающий показ обнаженных детей и взрослых в обнаженном виде детям младше 18 лет...будет рассматриваться как нарушение закона. Нарушители и участники таких нарушений будут расследованы и привлечены к ответственности, если это возможно”.

35. Anonymous 1988b, цитируя профессора социальной работы Кэтлин Коулборн Фуллер.

36, Списки распространяются на лиц, не являющихся взрослыми. Движение “Восстановленная память” создало аналогичные списки для взрослых; см. Офше и Уолтерс 1994: 65ff.

37. Буллард 1987, это процедура, институционализированная со времен Гражданской войны. В то время и на протяжении 1920-х годов женщин подозревали или обвиняли в том, что они были проститутками, или в том, что они были “неразборчивый в связях”, могли быть задержаны, осмотрены и, при необходимости, зарегистрированы (Kcm 1975, Walkowitz 1992:91ff).

38. То есть таблоид супермаркета. Подразумевается, что Мадонна и этот мужчина занимались сексом, но другие указывали, что учитель был геем и никакого романа вообще не было. Другая статья в том же номере, “Дрю Бэрримор, 15 лет, танцует с трансвеститом, когда голливудская вечеринка превращается в сексуальную оргию”, также затрагивала тему сексуальной уязвимости и развращенности молодежи в целом и Бэрримор (как декадентская голливудская звезда), в частности; его автобиография о его падении и искуплении в восьмидесятых была выпущена в том же году (Бэрримор и Голд, 1990).

39. Виейра, 1988; Каркаби, 1985. цитирую Энн Кон, директора Национального комитета по предотвращению жестокого обращения с детьми.

40. В соответствии со своим мнением эксперта-криминалиста, агент ФБР Каннинг сказал: "Детская порнография существует только для потребления педофилами. Это не служит никакой другой цели в нашем обществе” (1985:31, sic). Эта точка зрения также присутствовала среди профессионалов, таких как Мани и Ламаез (1989:35): “Парафильная порнография сексуально привлекательан только для тех, у кого уже есть соответствующая парафилия в их собственных сексуально-эротических заметках образов и идей — подобное притягивает подобное!" Это была еще одна формулировка эссенциалистской идеи "предрасположенности”.

41, Рашке 1992: 351. Фрагмент "Крестоносцев", показанный еще позже (22 января, 1995), заставил Говарда Томпсона воскликнуть, что фотографии детского секса были тогда "более распространенными, чем когда-либо прежде!”

42. Это мотив "самой юной жертвы”, и она процитировала журнал. Секс с ребенком в качестве примера. Другие приводили этот журнал в качестве примера того, что, по их мнению, является главным интересом педофилов (Kenedy 1982, Gow 1984). Стэнли (1989: 308, примечание 65) говорит, что "младенец” в журнале — это ахондропластический карлик лет тридцати пяти. Фотографии 32-летнего мужчины, судя по всему, датируются примерно 1971 годом, когда они появились в некоторых рекламных объявлениях и паре эротических публикаций (Патрик Лафоллет, личное сообщение, 31 декабря 1991). Я видел очень мало фотографий взрослых, занимающихся сексом с младенцами, поскольку они крайне редки. Ни в одном случае я не видел проникновения, сексуального действия, как правило, представляют собой оральную или мануальную стимуляцию, или то, что Кинси называл “наложением гениталий”. Большинство этих фотографий были сделаны до возрождения "kiddie pom” в начале 1970-х. Кроме того, они могут не иметь никакой эротической ценности. Изображения секса часто имеют ценность как сатира, юмор, эстетический шок, идеологическое выражение или как любопытные экспонаты в музейной функции порнографии, все аспекты которых трудно или невозможно понять тем, кто не знаком с сексуальными субкультурами, качество, которое отличало большинство тех, кто утверждал, что разбирается в сексе между молодежью и взрослыми во время истерии.

43, Фолькман и Розенберг, 1985а. Крик был распространенной метафорой в этот период, и это слово использовалось для продвижения многих книг и статей о сексе между молодежью и взрослыми. Другими терминами, использовавшимися в различных комбинациях и перестановках, были "молчание”, "стыд”, "тайна" и некоторая версия плача или слез: Батлер, "Заговор молчания" (1978); О'Брайен, "Жестокое обращение с детьми: вопиющий позор" (1980); Сэнфорд, "Молчаливые дети” (1982); Воль и Кауфман, "Тихие крики" и "Скрытые вопли"... (1985); Крудсон. Автор: Silence Betrayed (1988). Натан и Снедекер (1995) озаглавили свою критику "Молчание сатаны". Также влиятельным в то время был широко распространенный видеоролик 1985 года против абортов, снятый доктором Дж. Бернард Натансон озаглавил "Безмолвный крик", в котором использовалась та же лексика для описания невинности, уязвимости и жестокости. Теории заговора продолжали процветать и набирать популярность в 1980-х годах, и название, похожее на название Батлера. Вышел "Заговор молчания" (Пенроуз и Фримен, 1986). Это был отчет о шпионаже, в котором использовался тот же язык заговора — "девиантная сексуальность”. (гомосексуальность), предательство, подрывная деятельность и так далее. Силы, выступавшие против порнографии того периода, также широко использовали эти образы. "Разрушенная невинность” - так назывался фильм "Последние дни" Слиуны Грант (Колин Эпплгейт), сюжет которого повествовал о том, как чирлидерша средней школы из маленького городка переезжает в Большой город, попадает на секс-фотографии, становится зависимой от кокаина и в конце концов совершает самоубийство, как это делали героини 19 века. Система вещания ранее приложила руку к антипорнографическому возмущению со стороны своих документальный фильм о ее жизни, деликатно озаглавленный "Смерть королевы порно” (Frontline, 17 мая 1988). Похожие фильмы 1980-х годов показывали жизнь и смерть Дороти Слраттен ("Смерть фотомодели" и "Удивительно неряшливая звезда 80-х"), подчеркивая предполагаемую опасность для жизни, связанную с эротикой.

44. ILIC 1980:205. Аналогичные данные имелись и для некоторых отношений между взрослыми мужчинами и молодыми женщинами, но не были упомянуты в Отчете, хотя такие статьи были перечислены в их библиографии.

45. ILIC 1980: 209. О'Брайен (1983:46) также отметил без комментариев, что "95%” детей соглашайтесь с фотографированием.

46. Страх за "душу”, не ограничивающийся сексом, был распространен во многих дисциплинах в 1980-х годах. Баррен опубликовал "Смерть души" в напряженные годы истерии, оплакивая предполагаемую фрагментацию этики и представлений о себе, что было частью растущего консервативного течения академической философии того времени.

47. Шатцман 1973; Шенгольд 1979, 1989. Романистка Д. Ф. Миллс (1991: viii, 137) сказала, фразу, что "психологическое убийство” она услышала от доктора Роберта Добинса (медицинского директора детского отделения, Больница Чартер-Лейн. Остин, Техас), который, по ее словам, придумал этот термин. Большинство пользователей не знали об истории этого понятия.

48. Трэгер 1988: 179. Ключевым термином здесь является "заслуживающий доверия” в соответствии с изречением Финклехора (1979) об отбрасывании данных, не подтверждающих точку зрения о злоупотреблениях; доказательства, противоречащие этой идеологии, либо не запрашивались, либо считались "не заслуживающими доверия”.

49. Crewdson 1988: 252. В самом следующем абзаце, однако, он сказал. “Никто не может сделать вывод о потенциальном вреде” отношений, одного из многочисленных немедленно при постоянныех противоречиях, характерных для того периода.

50. Бартли, 1988, цитируя Орландо Манауа, клинического руководителя сексуального насилия в Сиэтле. Трудгилл (1976:51) цитирует текст о незаконном сексе из книги Элизабет Сьюэлл "Принципы воспитания" (1865):

Шрамы останутся навсегда; видимые внутренним взором, хотя и невидимые человеком... И они будут не только восприниматься как шрамы, уродства, но и ощущаться как раны; они будут причинять боль от ран; все возрастающую боль по мере того, как дух все сильнее стремится к этой чистоте сердца...

51. Эта теория старая, использовалась в 19 веке для борьбы с мастурбацией. Элизабет Блэкуэлл считал, что “преждевременная” сексуальная активность приведет к “необратимой травме"...нанесенный индивиду ущерб, который никогда не может быть полностью исправлен” (1878:8), и Эдвард Карпентер писал: “Вводить чувственное и сексуальное habits...at в раннем возрасте, означает останавливать рост, как физический, так и моральный”. (1908:93). Одной из фраз, использовавшихся в 1800-х годах для описания секса между молодежью и взрослыми, было "вмешательство в детство”. Ссылка на важность теорий развития, набиравших тогда силу. Основана в причинно-следственные биомеханические менталитеты, психологические теории развития обещают линейное, телеологическое движение, но в случае прерывания гарантируют единственное последствие - дегенерацию, в противоположность дивергенции и разнообразию.

52. Linedeckcr 1981: 296, цитируя Патрика Диди, следователя Чикагской полиции. О'Брайен увидел ”пустые выражения лиц и жалкие, ищущие взгляды, обращенные в сторону камеры...“ (1983:8), и сказал, что дети ”кажутся испуганными, сбитыми с толку и растерянными в замешательстве" (стр. xii). Элис Ваксс заметила: “Как бы ни было тревожно видеть молодых людей в сексуальных позах, именно их глаза преследуют вас. В их взгляде столько отчаяния и предательства, что невозможно не понять ужасной природы преступления” (1993:235).

53. Янус 1981:209. Аналогичную морально возмущенную жалость к тому, что он не видит света, проявил Синклер, игнорируя заявления, сделанные Настасьей Кински, защищающей ее позитивные отношения с Романом Полански, когда она была подростком (1988: 133ff). Терапевт Венди Мальц видела актера Дона Джонсон на телевидении. Который давал интервью Барбаре Уолтерс, и он упомянул, что, когда ему было 12 лет у него был секс со своей 17-летней няней: он усмехнулся, сказав, что воспоминания все еще возбуждают его. Мальц была возмущена его удовольствием и написала Уолтерс, настаивая на том, что секс “был эксплуататорским и преждевременным... Этот прошлый опыт и, возможно, другие, подобные ему, вполне могут лежать в основе проблем Дона Джонсона с длительной близостью. ... Он подвергся сексуальному насилию и еще не осознал этого” (1991:30).

54. Бойл 1994: 175, ссылаясь на интервью с Джином Абелем и Фредом Берлином и показания Абеля в суде в сентябре 1988 года по иску против бойскаутов Америки. Сразу же возникают очевидные вопросы: должен ли подросток также знать, что общество раньше считало, что секс между однополыми парами гендер людей был “неправильным”, и что мастурбация или внебрачный секс были “неправильными”? Применяются ли “долгосрочные последствия” романа в равной степени, если партнер был взрослым человеком того же пола или другого гендера, следует ли рассматривать только те "последствия”, которые являются “плохими” или “хорошими”, или (чтобы быть полностью информированным) могут быть приняты во внимание оба? Эти и многие другие элементы никогда не рассчитывались теми, кто определял “осознанное согласие” в тот период.

55. Небольшое следствие из этой точки зрения было использовано для объяснения того, почему некоторые из сбежавших или похищенных детей не убегали и не возвращались домой, когда у них была такая возможность: их держали в плену, накачивали наркотиками, избивали, боялись быть отвергнутыми родителями, промывали мозги и так далее. Одна из главных целей таких рассказов - уменьшить любое чувство вины у родителей и отвести критику в адрес нуклеарной семьи. См. Уайт (1987) в качестве примера.

56. Stratford 1988: 231. курсив в оригинале. Ранее она заметила, что “В каждой религии, где есть бог, отличный от Иисуса Христа, приверженцам не разрешается думать самостоятельно” (стр. 2241).

57. Приношу извинения и благодарность Джону Прайну.

58. Страница 14, Заключительный отчет Целевой группы Кентукки по эксплуатируемым и пропавшим без вести детям, Луисвилл, Кентукки, 1983 год, опубликованный Целевой группой под председательством Митча Макконнелла.

59. Терапевт Том Берг утверждал, что растлению подвергается столько же молодых мужчин, сколько и женщин, но они не сообщают об этом из-за боязни прослыть геями (Blair 1984).

60. Ллойд 1976: 34, 211f; Гайзер 1979; Янус 1981: 21f, 168ff; Абель и Харлоу 1987; Саммит 1987a; Крудсон 1988:71; Хехлер 1988:10; Флетчер 1991:152.

61. ILIC 1980:7. Идея была повторена Гольдштейном (1984:25) в одной из стандартных “Истин против ошибочности" диаграммы того периода, когда он говорит, что вместо того, чтобы принуждаться к участию в сексе и/или фотографировании, подростки “во многих случаях являются добровольными, безропотными жертвами. Некоторые дети на самом деле описывали людей, которые к ним пристают, как своих лучших друзей”.

62. Смакер, 1990. Местные наблюдатели рассказали мне, что многие молодые люди были жестоко допрошены и принуждены к “признанию” тайской полицией, на них самих оказывали давление официальные лица США.

63. Quoted в Предупреждении о защите детей, 1984, 10 (9), стр. 2, и О'Брайен I986: 180f.

64. Меркнер 1990. Это всегда было частью аргументации религиозных правых против сексуальных представлений и опасностей, которые они таят для детей; смотрите почти любой выпуск MIM, информационного бюллетеня о морали в средствах массовой информации, особенно том 29, №2 (март-апрель 1990 г.), стр. 2.

65, сделанный на Третьей ежегодной конференции по сексуальной виктимизации детей в Вашингтоне, DC, 1984, Предупреждение о защите детей, 1984, 10(9):3; также цитируется O'Brien 1986; 180f.

66. Linedecker 1981: 119. Психиатр Дороти Льюис (Гоулман, 1993) и другие говорили, что серийные убийцы происходят из "детства, пронизанного жестоким обращением” (Фокс и Левин 1995: 247). Идея оказаться “пойманным в ловушку" проституции широко распространена и удобна, но Комиссия штата Иллинойс заявила: “Большинство детей, вовлеченных в проституцию, находятся там, потому что они этого хотят. Их... не соблазняют сводники или другие недобросовестные операторы” (1980: viii). В большинстве видов западной проституции очень мало “уловок”, хотя злоупотребления и эксплуатация сутенерами, сексизм и экономические системы являются прочие вопросы. Изображение детской проституции предопределено моральными установками и жанровыми образами. Если удастся провести компетентное исследование, то будет обнаружено несколько основных разновидностей коммерческого секса, каждая со своими социальными структурами и ролями, разделенными в основном по полу молодежи, продающей или обменивающейся сексуальными услугами (термин “проститутка” сам по себе слишком загрязнен, чтобы продолжать его использовать).

67. “Аллея кошмаров” Селвина Джеймса в журнале Salute (март. 1948), цитируется по Дуберман 1986: 138.

68. ILIC 1980: 227, 287. Существует ряд причин, по которым полностью одомашненное население не заметило бы таких противоречий или измышлений, особенно когда не высказываются противоположные мнения, и когда они могут больше наслаждаться сенсационными снимками. Но они остались “незамеченными” во многом потому, что журналисты не пытались их проверить или подвергнуть сомнению. Книга, на которую ссылается детектив Эл Палмквист (1978), не смогла найти ни одного из сотен жителей Миннесоты которые видели малолетних проституток, по его утверждению в Нью-Йорке.

69. ILIC, стр. 228f Критика статистики не помешала Комиссии использовать на обложке своего отчета размытую (предположительно “под прикрытием”) фотографию мужчины, который, по-видимому, платит молодой женщине. Годы спустя. “Тайм” опубликовал "специальный репортаж" о мировой проституции. Рассказы о детях-проститутках были написаны на основе “эксклюзивной серии фотографий”, которые якобы документировали жизнь мальчиков в возрасте 8 и 9 лет в “лапах” (они действительно использовали это слово) московского сутенера (Серрилл, 1993). Еще до того, как номер вышел в печать, были получены сообщения о том, что фотографии и сюжет были сфабрикованы. Позже выяснилось, что серия на самом деле была постановочной (Руперт, 1993, Хайатт, 1993), но Редактор Time Джеймс Гейнс (1993) продолжал настаивать на том, что история и фотографии были основаны на фактах.

70. ILIC 1980: 230. Сеннотт (1992:162) сказал в "Ковенант Хаус", что фактический этнический и возрастной состав клиентов сильно отличались от рекламной кампании, в которой утверждалось, что благотворительная организация спасает белых подростков среднего возраста от проституции и порнографии. Большинство из них были бедными чернокожими и испаноязычными мужчинами, почти всем было больше 18 лет, и лишь немногие, если вообще были, занимались коммерческим сексом; местные наблюдатели в то время подтвердили мне это. История Риттера о его начинаниях была сфабрикована аналогичным образом. Благотворительная организация предположительно начала (Риттер 1987:30, когда появились шесть малолетних проституток, только что снявшихся в секс-фильмах по принуждению своих сутенеров-наркоманов. Сеннотт (I992:65ff, 72) обнаружил, что к Риттеру приходили только два человека и сказали, что они не были проститутками, не снимали никакой порнографии и только время от времени общались с различными наркоманами, что является обычным явлением в уличной жизни.

71. ILIC 1980:266. Журналист Сеннотт, пытаясь собрать материал для своей книги, хотел проникнуть в дом Риттера, но безуспешно (1992:337). Его собственное описание лица Риттера напоминает рекламные тексты, которые Сеннотт критикует: признавшись, что он репортер, он сказал, что лицо Риттера превратилось “в холодный пейзаж с глубокими линиями и драматическими выступами, как грозовые тучи, проносящиеся над залитыми солнцем холмами” (1992:336).

72. ILIC 1980:267. Рассказ Сеннотта о разорении благотворительных организаций "Ковенант Хаус" также был повествованием о героической журналистике, одной из главных фигур которой является сам Сеннотль. Он указал, что, несмотря на то, что слухи о сексуальных похождениях Риттера циркулировали в начале 1980-х (именно тогда я начал слышать о них), и даже несмотря на то, что малотиражный журнал New York City magazine в 1987 году опубликовал первое разоблачение, основная пресса начала изучать ситуацию только в 1989 году (он и это его газета, "Нью-Йорк пост"). Похоже, они почти ничего не знали о находках в Иллинойсе десятилетием ранее; многие фактически игнорировали или замалчивали информацию, которая угрожала священным фигурам и теориям того периода.

73. ILIC 1980: 278. Прокурор Шари Карни утверждала, что 80% всех проституток подвергались сексуальному насилию в детстве (Лир, 1992).

74. Палмквист, 1978: 86-88. Он любил публиковать описания избиений или избиваемых проституток (стр. 6f, 18, 20, 21, 26, 38f, 48, 54, 69f, 75, 105, 113), но бывшая проститутка, по его словам, сказала ему: “Ты один из немногих мужчин, которых я когда-либо видела, который не заводится от разговоров о порно” (стр. 73).

75. Палмквист 1978: 126. Он утверждал, что обнаружил мальчика, одетого в драг, который, как предполагалось, был воспитан в сатанинском культе (стр. 127). Подробностей нет, но упоминание Палмквиста здесь предшествовало заявлению Мишель Ремемберс (Смит и Паздер, 1980) о том, что подростки были сексуальными жертвами сатанинских культов.

76. Джонсон и Шурек, 1952. Это относилось в основном к соблазнительному поведению, а не к реальному сексу. Идея все еще была популярна в конце 1980-х годов и называлась “эмоциональным инцестом” в соответствии с языковыми стилями того времени.

77. Терапевт Том Берг о Блэре, 1984; Рода Соммер, консультант по сексуальному насилию в Салхольце, 1982; Джеймс Комер, профессор детской психиатрии в Йельском университете, в Янусе, 1981: 319.

78. Linedecker 1981: 118. Это было написано ранее в тот период, и теория о том, что молодежь асексуальна до тех пор, пока не запрограммирована педофилом, еще не утвердилась полностью. Критики использовали любую теорию, которая им была нужна, чтобы доказать свою точку зрения.

79. Хейден 1991: 139. Ребенок был неряшливым ребенком из низшего класса; при первой встрече с “Джейди” Хейден увидел в ней ”понимающее, почти располагающее выражение лица..." (стр. 15).

ГЛАВА 7

1. В художественной литературе физическая выносливость и страдание являются мерой героизма. Хотя это драматично (и криптоэротично), кое-что из этого присутствует в реальной жизни, но не в такой степени. Одно исключение - от терапевта Фельдмана. Ее рассказ о пациентке также автобиографичен, в котором Фельдман рассказывает о своей беспокойной юности и взрослой жизни нам, какой скучной была жизнь, пока терапия “выживших” не придала ее жизни новый смысл (“одержимость”, 1993: 5ff, 27ff). Подобно мученичеству Кроули, Фельдман часто упоминала, насколько эмоционально и физически изматывающими были сеансы; она была “корзиночкой” в домашних условиях (стр. 14f, 21, 25, 27, 56, 72, 87ff, 99ff, 128, 204), все чаще принимала снотворное и все время плакала, да так сильно, что ее собственная пациентка забеспокоилась о ней.

2. Лир, 1992. Оправданием было то, что к ней якобы вернулись воспоминания о собственном сексуальном насилии в детстве. В 1993 году вышел в эфир телефильм под названием "Разрушенное доверие: история Шери Карни", в котором рассказывается о нападении Рейми на подсудимого, обвиняемого в сексе с его полуторагодовалой дочерью. Обвиняемый говорит, что он прикасался к ее гениталиям только для того, чтобы обработать их лекарством, но он выглядит неряшливым и виноватым. Рейми вспоминает о своем предполагаемом инцесте в возрасте от шести месяцев до пяти лет, находясь под гипнозом: ее родители отрицают это в фильме, но визуальные эффекты ее воспоминаний, показывающие кричащих младенцев, делают отца явным исполнителем, не оставляя сомнений. Сталкиваясь с недоверием и сопротивлением своему делу, она нападает на своих оппонентов как на “пособников растлителей малолетних". Хотя дисфункции изображаются как стабилизированные, персонаж по-прежнему воспринимается как глубоко обеспокоенная женщина.

3. Лазара, 1983. Том описал, как из-за отсутствия жалоб жертв, сотрудники полиции следили за парой, а затем схватить молодого мужчину, когда он покидает дом своей возлюбленной. О'Брайен призвал к большему использованию таких “активных” правоохранительных органов (1983: 149).

4. Thomas 1991; 78f. Мать одного из мальчиков беспокоилась о том, что это может стать сценарием из "Изгоняющего дьявола" (стр. 144). Осознание тем и сюжетов фильмов является интересным и частым упоминанием в тот период. В рассказе Кроули о своих невзгодах как матери предположительно подвергшегося насилию ребенка, она сказала, что была не единственной, “кто чувствовал себя так, как будто она просматривала сценарий из Экзорциста" (1990: 135; другая женщина привела аналогичные ассоциации, стр. 145). Смотрите также примечание 22.

5, Томас 1991: 218-230. “Обращение вспять” также использовалось для получения признаний. В случае с Полом Ингрэмом он почувствовал, что нуждается в экзорцизме, поэтому его пастор вызвал нескольких “демонов”. Тогда Ингрэм почувствовал достаточное облегчение, чтобы воспроизвести больше воспоминаний, которые удовлетворили его следователей (Райт 1994:58). Хотя Ингрэм все еще сомневался, священник сказал ему, что воспоминания должны быть правдивыми, потому что Бог не позволит никаким ложным мыслям проникнуть в его разум (стр. 59).

6. Маншель 1990: 81. Во время допроса Фонольерас боролся с мальчиком (стр. 82), во многом так же, как иногда поступал Кинси, собирая сексуальные истории мальчиков (Пол Гебхард, личное общение). Это интересно в свете того, что Кинси был обвинен в растлении малолетних в своем исследовании (см. главу 8). Уорделл Померой, один из сотрудников Кинси, и другие написали книгу о составлении сексуальных историй (Pomeroy, Flax, Wheeler, 1982), но в ней нет упоминаний о методах получения детских историй или о методах, использовавшихся во времена Кинси. Все, что у нас есть на данный момент, это коррумпированные методы, разработанные судебными терапевтами. Смотрите Натан и Снедекер, 1995, обширную документацию о допросах детей.

7. В то время как прокуроры и социальные работники отказывали молодым людям в разговоре, предполагалось, что точка зрения ребенка будет искажена, если обвиняемому разрешить допросить ребенка-свидетеля в суде. Позже в течение десятилетия, параллельно с другими антиконституционными действиями, взрослым было разрешено давать показания вместо молодежи, а в 1990 году Верховный суд постановил, что штаты могут защищать несовершеннолетних от дачи показаний в суде с использованием таких устройств, как одностороннее телевидение с замкнутым контуром и/или видеозапись показаний. В 1989 году в Техасе был принят закон, освобождающий лиц, заявляющих о сексуальном насилии, от прохождения тестов на детекторе лжи. Нью-Йорк в 1984 году разрешил выносить обвинительные приговоры подозреваемым исключительно на основании показаний ребенка, без доказательств (в то время это требовалось во всех штатах, кроме двух). Причина, приведенная для этого, поскольку предыдущий закон допускал вынесение обвинительного приговора в случаях принудительного сексуального контакта без подтверждения, заключалась в том, что чиновники специально искали способы судебного преследования за секс, “который для людей младше 17 лет происходит без возражение ребенка” (Гарган 1984).

8. Сэнфорд 1982: 142, Это была более старая точка зрения, которая быстро исчезла по мере развития в 1980-х годах. В то же время другие называли это одним из “мифов” о сексе между молодежью и взрослыми (Батлер, 1980, 1982). Новая реальность заключалась в том, что травма была постоянной и длящейся вечно, вызванной только педофилом.

9. В 1994 году было два нашумевших случая, когда матери сообщили о похищении их детей незнакомцами, но расследование показало, что матери их убили. В ноябре прошлого года Министерство юстиции рекомендовало проводить проверку родителей на детекторе лжи во всех сообщениях о пропаже детей.

10. Холлингсворт подразумевал, что начало поиска фактов жестокого обращения было вызвано сенсацией в средствах массовой информации по поводу обвинений Макмартина и конкретными настояниями психологов Лори и Джо Брага, которые стали главными следователями по этому делу. Она сказала, что средства массовой информации также пропагандировали самосуд. (1986:114, 128, 137, 152; 8; 112)

11. Bliss 1986: 195. Это было немного раньше теорий о “восстановленных воспоминаниях”, но заложил одну из основ для этой точки зрения. Большая часть школы “восстановленной памяти” конца 1980-х годов была вызвана нежеланием молодежи в начале 1980-х представлять подходящие нарративы для терапевтических и юридических целей. Офши и Уоттерс (1994) сказали, что “движение восстановленной памяти” выросло из ущербной психологии, что верно, но оно также было укоренено в конкретных исторических и культурных условиях, подчиняясь требованиям жанра и власти.

12. Выступления на сессиях Третьей ежегодной конференции по сексуальной виктимизации детей, Вашингтон, округ Колумбия; Предупреждение о защите детей 10(9): 2, 1984; Макфарлейн и Уотерман 1986: 68. Подробнее о присвоении такого статуса профессионалами читайте в подходе Сола Гордона к педофилам далее в этой главе. Карлсон (1984) восторженно писал о способе Макфарлейна добиваться признаний. В этих куклах непропорционально представлены гениталии, и тот факт, что куклы, которые дети используют для игр, не имеют таких элементов, не учитывается при первом знакомстве с ними детей. Маншел задокументировал (непреднамеренно) этот эффект, когда социальный работник в деле Майклза показал одну такую куклу маленькой девочке. Девочка выглядела “пустой, ошеломленной, как будто Пег [Фостер] выстрелила в нее из лучевого пистолета”. Однако Фостер неустрашима и упорно продвигается вперед, полагая, что “у ребенка появился шанс облегчить душу“ (слова Маншель); на протяжении всего допроса девочка оставалась угрюмой, "как будто она утратила импульс своего детства" (1990:51). Маншел хотел создать впечатление, что контакт с куклой активировал подавленные воспоминания о жестоком обращении, но рассказ, похоже, более прямолинейный применимо к эффекту ознакомления детей с причудливыми куклами во время очень напряженного и пугающего допроса.

13. Макфарлейн и Уотерман 1986:87. Ссылки приведены на страницы книги Макфарлейн и Уотерман, но тексты взяты из глав, написанных Макфарлейном и Сэнди Кребсом, Ассистент Макфарлейна во время допросов Макмартина: “Методы опроса и сбора доказательств” (стр. 67-100) и “Видеозапись допросов и показаний в суде” (стр. 164-193), последний переиздан как MacFarlane 1986.

14. Макфарлейн 1986:145. Макфарлейн и Кребс поддерживали ”нетрадиционные методы" и "направленные или наводящие вопросы, чтобы разговорить детей"... В Юридическом университете Майами. В обзорной версии Макфарлейн (1986: 153) похвалил тех, кто использует направленный опрос и "делает все возможное, чтобы заставить детей говорить...” [выделено мной]. Это хорошо отражено в деле Майклза, где прокурор Макардл часто критиковал допросы социального работника Фоноллераса восклицаниями типа “Никаких наводящих вопросов! Никакого словесного давления!” Но, несмотря на это, Маншел писал: “Допросы социального работника Фоноллераса, следователи знали между собой, что они сделали то, что должны были сделать. Те, кто посещал школу каждый день, поняли, что нерушимых правил не существует” (1990:690 - После середины 1980-х годов следователи перестали вести видеосъемку, магнитофонную запись или даже делать заметки на заседаниях с детьми, потому что они оказались настолько полезными для защиты.

15. Блэр, 1984. Частью овеществления стало использование аббревиатур, ставших популярными к концу 1980-х. Сексуальное насилие над детьми, сатанинские ритуальные надругательства и множественные расстройства личности часто использовались представленные как “CSA”, “SRA" и “MPD”, признаки того, что идеи зажили своей собственной жизнью и были выше критики, постулируемой как “данность”. Это соответствовало маркетинговым тенденциям по превращению корпоративных логотипов в более символичные значки и аббревиатуры, а также традиционному бюрократическому использованию таких маркеров, поскольку спасение детей стало рутинным, индустриализированным и милитаризованным.

16. Сэнфорд I982: 139ff. Ребенку не поверили. Жест Сэнфорда, допускающий субъективность молодежи, был частью раннего периода и был отменен к середине 1980-х.

17. Кроули 1990:13. Другая женщина установила сходные связи между своим сценарием жестокого обращения и фрагментами поведения и заметила: “Внезапно все это приобретает совершенный, ужасный смысл” (стр. 67). “Смысл” здесь - логика эстетики жанра.

18. Кроули 1990:300, автор Кроули в скобках. На самом деле, мне больше нравится слово “взбалмошный”. Я думаю, девочка что-то заподозрила, но все мы знаем, что дети говорят ужасные вещи.

19. Кроули 1990:90. Этот метод интерпретации был чрезвычайно распространен в тот период; смотрите также Cartwright 1994 для другой предвзятой интерпретации гименальных слез, на этот раз у ребенка известна тем, что вставляла какие-то предметы себе во влагалище. Басс и Дэвис (1988:75) приводят комментарий женщины, которая “восстановила” воспоминание о жестоком обращении: “Как будто я всегда это знала”.

20. Спенсер 1989: 222; большая часть готовности заключалась в том, что терапевты были преданы делу Христиане.

21. Эмпирическое тестирование для нее было просто “защитой”, хотя, когда это соответствовало ее целям, она использовала этот метод для исследования змей, добиваясь поддержки своей точки зрения на ритуальное насилие (1993: 157ff). Смотрите также Herman 1992, Ofshe and Watters 1994: 155-165.

22. Wright 1994:48; Ofshe and Watters 1994: 165-175. Райт также отмечает, что признание написанное Ингрэмом читается “очень похоже на сценарий фильма” (стр. 144); см. Wright 1993a, 1993b. Позже Ингрэм попытался отозвать свои “признания", но апелляционные суды этого не допустили, оставив в силе его двадцатилетний приговор.

23. Anonymous 1990d. В статье сообщалось об исследовании Дэвида Финкельхора финансируется Национальным центром по борьбе с жестоким обращением с детьми и безнадзорностью. Популярный отчет об этом исследовании стирает тот факт, что большинство случаев дневного ухода развалились и что большинство из небольшого числа детских лел были недоказуемы, иррациональны и/или опровергнуты. Статья заставила читателя поверить, что исследование было основано на реальных, несложных инцидентах, проведенных незаинтересованными следователями. Как один из ведущих авторов истерии о сексуальном насилии над детьми, газета Los Angeles Times подверглась большой критике (постфактум) за свое освещение, особенно дела Макмартина. Индустрия развлечений, поскольку она так основательно внедрила тему вечной травмы в сознание своих потребителей и сама по себе, не могла представить никакого противоположного образа. Они могут только придать мифу качество, как в этом случаи, когда власти для сохранения свой власти обвиняют нескольких экспертов, которые “дезинформировали” журналистов, или, как они обычно делают, просто полностью игнорируют историю.

24. Уайт 1987, ссылаясь на работу терапевта Гэри Хьюитта, основателя Центра помощи пропавшим детям в Рочестере, Нью-Йорк. Один из лучших примеров, которые я видел, был, когда на CNN представляет (“Похитители детства”, 5 февраля 1995 г.) учитель велел детям говорить “если вас трогают за интимные места”, все дети издавали громкие звуки отвращения и злости (“эхью”, “фу”, "фу" и т.д.). Вильгельм Райх, вероятно, перевернулся в своей могиле.

25. Хиллман и Солек-Тефт 1988: 80f При таком большом акценте на обучении детей бояться незнакомцев или "плохого прикосновения” в конце десятилетия и в начале 1990-х годов появилась встречная реакция. Детский психолог предупредил, что если ребенок обеспокоен “страхами перед взрослыми, которые пытаются причинить вред детям...вероятно, за этой проблемой кроются другие источники беспокойства”. Это очень хороший способ избежать рассмотрения того, были ли методы предупреждения детей самими по себе порождающие тревогу; его достоинство заключалось в том факте, что любая реакция со стороны ребенка дает право на терапию и рассматривается как доказательство жестокого обращения.

26. Хиллман и Солек-Тем 1988:71. Только в начале 1990-х годов последствия профессиональной “терапии гнева” стали известны широкой публике, особенно в Техасе, где законодательное собрание штата проводило расследования случаев психического насилия. Свидетели показали, что в подростковом возрасте, добровольно или нет, они подвергались физическому насилию с целью заставить их “выразить свой гнев", - сказала одна женщина, когда ей было 15 лет, она узнала, что “ты сказала то, что они хотели от тебя услышать, чтобы ты могла уйти” (Силлс, 1992). Никто не был арестован за жестокое обращение с детьми или похищение.

27. Frontline. 20 июля 1993 года, PBS. Первая часть вышла в эфир 7 мая 1991 года. Келли был освобожден в мае 1997 года, когда все обвинения по этому делу были сняты, хотя Роберту Келли все еще предъявлялись другие обвинения.

28. Хейден 1991: 136. Она не единственная, кто демонстрирует огромное и непростительное невежество, человеческое любопытство и детскую сексуальность. Холлингсворт (1986:471) цитирует Роланда Саммита об оральном сексе среди детей: “Мы не наблюдаем этого среди детей, которые не подвергались растлению”. Мать видела, как ее 3-летний сын занимался оральным сексом с 5-летним соседским мальчиком, и Рашке сказал, что это была “техника, которой он мог научиться только из преднамеренных и личных уроков” (1992: 109).

29. Хейден 1991: 136f. Позже Хейден занял отчужденную позицию, сказав: "Я слишком хорошо осознаю опасность "наводящих вопросов", "получения информации" и всего этого дерьма...” (стр. 140). Этот комментарий мог быть сделан только после громких дел о сексуальном насилии в Калифорнии и Миннесоте, и это еще одно свидетельство внедрения взглядов и формулировок конца 1980-х годов на события, которые, по утверждению Хейдена, произошли в середине 1970-х. Проблема непрошеного вмешательства, помимо традиционного недобровольного интернирования, получила более широкое применение в 1960-х годах и стала законной тактикой в следующем десятилетии; к 1980-м годам обсуждение этого вопроса больше не считалось этически или юридически необходимым. См. Johnson 1973 (пересмотренное издание, 1980), 1986.

30. Ньюман, 1986. Связанной с этим современной тенденцией было расширение практики привития религиозных верований очень маленьким детям. Долгое время распространенное мнение (Морган сказал: “У каждого ребенка есть естественная тяга к Богу” [1973:167]) вскоре стало профессиональным утверждением факта. Джим Карр из методистской церкви Лорел Хайтс провел программу “Раннее осознание христианства” для детей в возрасте от шести месяцев до 3 лет. “Молодежь этого возраста гораздо более способна к духовному осознанию, чем считалось ранее", - сказал он. (Информационный бюллетень. Сан-Антонио. Техас, методистская церковь Лорел Хайтс, 1990). Хоффман (1992) призывал культивировать то, что он считал врожденными побуждениями детей к религии или, по крайней мере, “возвышенным состояниям сознания” (стр. 93). Его книга представляет собой весьма разнообразный сборник воспоминаний о юношеских “пиковых переживаниях”, ни одно из которых не включает секс — да и не может быть, поскольку дети и их переживания божественны и “невинны”. Несмотря на все его утверждения о оригинальном исследовании, его видение детства восходит непосредственно к концу 19 века. Внимание здесь направлено на контроль эмоций и интеллектуальных процессов детей, а также их поведения.

31. Маншел (1990:258) рассказал, как эксперт по сексуальному насилию Эйлин Трейси засвидетельствовала, что дети Хопкинс (1988) уже отмечал, что проблемные дети Трейси не обладают сексуальными способностями и квалификацией.

32. Хиллман и Солек-Теффт 1988:79. Мы, конечно, должны предположить, что они имеют в виду молодежь, а не взрослых, хотя это более интересный и важный вопрос для рассмотрения одержимости взрослых сексуальностью детей.

33. Заметное исключение см. в Andriette 1989.206

34, Lew 1990: 133. Другим замечательным примером его терминологии было то, что он определил подростка, занимающегося сексом с соседом, как “инцест" (стр. 17). В мире Лью логика, по-видимому, такова: инцест разрушает доверие; секс между взрослыми и молодежью разрушает доверие; следовательно, любой секс между молодежью и взрослыми - это инцест. Его текст является прекрасным примером популярной и профессиональной логики, перестроенной в соответствии с идеологическими обязательствами, и распространение кликни на разрешения на вторжение в сферы, которые ранее были защищены более старыми культурными значениями и конституционными гарантиями. Треть книги Лью посвящена оправданию терапии и восхвалению доброжелательности терапевтов.

35. Блэр, 1984. Выражение Джаретто отсылает к лозунгу "ненавидь грех, люби грешника", часто используемому христианами в их гомосексуалистских кампаниях.

36. Остром, 1989. Джонатан Росс, директор программы терапии подростков, представленной в Телевизионной документальной драме 1992 года. Испуганный молчун, сказал, что цель терапии - “научить их раскаянию”. О'Брайен считал, что для контроля над педофилами и приведения как преступника, так и жертвы к “более здоровой жизни" необходимо “сильное юридическое давление” (1983:88,50).

37. Дженсен и Джуэлл 1988: 13f. Дженсен тогда был избран президентом Совета директоров Ассоциации поведенческого лечения лиц, совершивших сексуальное насилие.

38. О'Брайен 1986: 13. В группе было 20-30 мужчин, и она весело спросила: “Это помогает. не так ли?

39. Идея поощрялась и практиковалась не только на педофилах, но и на многих других в раздоры в этот период. Лео (1992) говорит: "Нет необходимости бояться процесса, в который вовлечены все общества, чтобы защитить себя от поведения, ослабляющего или нарушающего социальную жизнь. Пусть процветает борьба со стигматизацией”.

40. Ройко (1987) с отвращением отреагировал на апелляцию Американского союза защиты гражданских свобод по этому делу. Плакаты должны были вывешиваться в течение четырех лет после его освобождения из тюрьмы; Аноним 1987f, Хейл 1993.

41. Аноним 1992у. Газета ложно утверждала, что NAMBLA “пропагандирует секс между мужчинами и мальчиками”.

42. В пресс-релизе “PR Newswire Associates” от 2 октября 1992 года, распространенном среди газет полицейским управлением Такомы, ошибочно утверждалось, что НАМБЛА “агрессивно вербует и ухаживает за молодыми мужчинами в возрасте от пяти до 14 лет для возможных сексуальных действий”. Министерство юстиции использует номер 900, по которому люди могут получить записи, описания и местонахождение зарегистрированных сексуальных преступников.

43. Аноним 1992r. Как обычно, никто не может определить характер обвинений, по которым он был заключен в тюрьму, а фактическая форма и содержание отношений неизвестны. То мужчина, по-видимому, больше не мог заниматься медицинской практикой и тогда работал клерком, а не рядом с детьми. Я получил сообщения о подобных событиях, когда журналисты и полиция уведомляют соседей и работодателей, даже о тех, кто только обвиняется или освобожден условно-досрочно; одна телевизионная станция в Сан-Антонио, штат Техас, разместила такие разоблачения в сегменте под названием “Маленькие грязные секреты”.

44. Демократический законопроект о борьбе с преступностью 1994-95 годов требовал от всех стейлов регистрировать “секс-работников” в 1998. Эта и другие меры, применяемые на практике только к педофилам и некоторым насильникам, а не геям или лесбиянкам, гетеросексуалам, осужденным за “содомию”, или другие лица. Монтана пыталась включить гомосексуалистов, но общественный резонанс в начале 1995 года вынудил законодательное собрание штата исключить это положение. В середине 1995 года в законопроекте, названном в честь ребенка, убитого условно освобожденным сексуальным преступником, Техас принял “закон Эшли”, требующие пожизненной регистрации лиц, осужденных за непристойный контакт с ребенком, сексуальное насилие при отягчающих обстоятельствах или “сексуальные действия со стороны ребенка” (создание или демонстрация сексуальных изображений несовершеннолетних); регистрация другим сексуальным преступникам и срок был продлен на десять лет после освобождения из-под стражи в штате для надзора. Лица, осужденные за третье преступление сексуального характера, должны были быть приговорены к пожизненному заключению. Федеральный законопроект о борьбе с преступностью квалифицирует как уголовное преступление намерение заняться сексом с кем-либо младше 16 лет, требует регистрации любого, кто домогается сексуально к несовершеннолетним (даже если секса не было), хранение детских сексуальных изображений и похищение несовершеннолетнего — хотя родители были исключены. Законопроект удобно освобождает своих агентов от гражданской и уголовной ответственности, если их “уведомление сообщества" приводит к действиям самосуда.

45. В статье Макколла (1984b:51) есть фотография этого Мэри Эллен Марк, даже если ряд наблюдателей назвали его порнографическим. Фотография Марка — превосходная документация о том, как культура официально определяла и насаждала значения сексуальности и эротизма, а также, самим своим внешним видом, документирует приверженность журналистики вуайеризму эротизированного насилия. Публичные демонстрации наказаний и казней, как правило, исчезли в 19 веке, но постепенно вновь появились в 20-м. Одним из самых известных примеров была фотография Рут Снайдер Казнь на электрическом стуле в 1927 году, которая заняла всю первую полосу нью-йоркской "Дейли Ньюс". В середине 1994 года, к ведущему таблоидного шоу Филу Донахью обратился человек, осужденный за убийство, который хотел, чтобы Донахью транслировал свою казнь в качестве предупреждения об опасности жестокого обращения с детьми. Донахью подал иск, но ему было отказано. В сентябре 1995 года Техас присоединился к нескольким другим штатам, разрешив семьям жертв убийств присутствовать при казнях лиц, осужденных за убийство; официальные лица называли это “терапевтическим” и “исцеляющим”. Такие демонстрации, помимо их развлекательной или эротической ценности, призваны подтвердить реальность и серьезность преступления, а также силу и законность правления.

46. Остром 1989. Басс и Дэвис (1988:50), пытаясь подчеркнуть тяжесть травмы, получаемой жертвами жестокого обращения (забывая, что они предлагали воспринимать любое высказывание жертвы как факт), сказали. "Многие взрослые выжившие - заядлые лжецы”. Серьезное обвинение со стороны национальных Гомосексуалистов, гомосексуалисты в своих кампаниях против гомосексуалистов утверждали, что гомосексуалисты не только были постоянными лжецами, но и верили в свою собственную ложь. Генрих Гиммлер определил это как “психическую безответственность", добавив это к списку психологических критериев, используемых для разрешения устранения вызывающих беспокойство сексуальных интересов (Fracnkel 1973: 217f).

47. Будучи членом комиссии Генерального прокурора по борьбе с порнографией, Дитц также был наставником агента ФБР Кеннета Фаннинга и участвовал в разработке его “профиля” педофила (1986).

48. Сексуальность сегодня, том 11, номер 17 (7 марта 1988 г.), стр. 1-2; Фарралл, личное общение. 10 мая 1988 г.

49. Армстронг 1990. Феминистская догма пошатывается, когда сталкивается с широким разнообразием отношения мужчин с мальчиками. Армстронг написал книгу против инцеста, которая помогла разжечь истерию (1978).

50. Это часть мании "три удара - и ты выбыл”, охватившей страну с конца 1980-х по 1990-е годы. Бортник сообщает (1995: 257, 261), что в Калифорнии около трех четвертей приговоренных к пожизненному заключению за третье тяжкое преступление были ненасильственными преступниками, обычно совершавшими мелкие преступления или хранение наркотиков.

51. В 1980-х годах среди военных было популярно выражение “Убейте их всех, пусть Бог с ними разберется” - слоган, который можно увидеть на наклейках на бамперах, футболках и коробках с боеприпасами.

52. Vachss 1985b. Со временем Vachss становился все более яростным: “законы [такие, как в Штат Вашингтон] дают нам единственную надежду на борьбу с эпидемией сексуального насилия, которая угрожает загрязнить наше общество настолько, что оно не сможет самостоятельно восстановиться” (1993). Басс и Дэвис (1988: 348) и Элис Ваксс (1993:281) также осудила попытки “понимания”.

53. Остром 1989. По иронии судьбы, к началу 1990-х годов ситуация снова изменилась настолько, что по крайней мере один человек, не знающий истории своей собственной профессии, провозгласил, что “Это новая концепция для попытки их перевоспитать” (Элиза Мэй, глава Межведомственного совета Техаса по Лечению сексуальных преступников [Смит, 1992]). Попытки “перевоспитания”, однако, оценивались по их серьезности.

54. Лабрек 1987:34. В книге Лабрека рассказывалось о психологическом коллапсе Ливингстона под давлением антипорнографической деятельности ФБР, которое пыталось обнаружить организованный заговор порнографов. Многие из обвинительных заключений агентства провалились из-за отсутствия такой подрывной деятельности, и разочарование может быть одной из причин того, что такая политическая энергия была потрачена впустую и передана ФБР для создания образа педофила в начале 1980-х годов.

55. Джадд 1990. Таким образом, любой осужденный, обвиняемый в педофилии или даже просто утверждающий, что он является таковым, будет подлежать тюремному заключению на неопределенный срок; хотя первоначально это было признано неконституционным, в июне 1997 года консервативный Верховный суд США поддержал такие законы. Другие штаты пытались ввести законы против педофилии, то есть конкретно запретить “быть" педофилом, что является логическим продолжением из старых антигомосексуальных законов, которые были направлены к гомосексуалистам в том же направлении.

56. Шенберг, 1982. Большинство обвинений в сексуальных домогательствах против этого человека позже были сняты, хотя ему все равно пришлось отбыть срок за побег, чтобы избежать ареста, хотя сами обвинения были необоснованными (личное сообщение, июнь, июль 1993 г.).

57. Меркнер 1990, "Веря мнениям ФБР"; Anonymous 1992c. Существовала значительная путаница между сексистской воинственностью среди молодежи и сексуальной активностью по обоюдному согласию; первое использовалось как предлог для запрета и наказания второго. Получивший широкую огласку случай в июне 1997 года был связан с 19-летним мужчиной, который оплодотворил свою 15-летнюю подругу. Он был осужден за сексуальное насилие над ребенком, и его имя внесено в национальный реестр сексуальных преступников. Недоумевающие граждане задавались вопросом "Как это могло случиться?" в репортажах столь же озадаченных журналистов. Желая отомстить молодой женщине, он получил 2 года условно и попросил помилования у губернатора.

58. Дженсен и Джуэлл 1988: 17, 15. Броуди (1990) утверждал, что “симптомы” "извращений" исследователя Тора Лангфельда можно наблюдать у детей 3-5 лет, но я не смог ничего найти это соответствует опубликованным работам Лангфельда, и Броуди не ответил на запросы. Предшественником “предрасположенности” была правовая доктрина малой семьи, в соответствии с которой ранее существовавшая “одиозная репутация" или “дурная слава” обвиняемого была достаточной для того, чтобы позволить должностным лицам задерживать и допрашивать, часто с применением пыток. “Предрасположенность” — как и ее родственник, “профиль” — упрощает широкий спектр ассоциаций, аффектов и мотиваций сложного человеческого поведения. Отчасти его популярность объясняется тем, что это слово является термином неизменности, стабильности, неотъемлемости и сущности, и все это не нарушается колебаниями прошлого и настоящего и неустрашимостью перед угрозой будущего. Пользователи слова волшебным образом приобретают эти свойства, чтобы повысить свой авторитет и использовать его для самоутверждения. Подобные идеи оспаривались в социальных и психологических науках в течение некоторого времени с переменным успехом.

59. Уиттлс 1948; Аноним 1990а. Элис Ваксс, очевидно, считала, что кастрация предполагает удаление полового члена, и, считая это неэффективным, она заметила: "как будто удаление части тела может изменить то, кем человек является, как будто вместо этого он не будет просто использовать бутылки из-под кока-колы или метлы”. (1993:221).

60. Аноним 1984а. Этот конкретный случай привлек внимание всей страны, потому что мужчина, приговоренный к химической кастрации, был наследником фармацевтической компании "Апджон", производителя печально известного препарата Depo-Provera.

61. Crewdson 1988: 205. На самом деле, не удалось найти врача, который бы проводил операции; см. Vollmer and Boyer 1983.

62. Кэролин Хюбнер на Кубе, 1984. Мартин и Хаддад (1982:44) сами указывают на готовность помочь, если у кого—либо из педофилов возникнут суицидальные настроения, то есть помочь с самоубийством. Кроули сказала, что она была переполнена яростью и ненавистью и часто фантазировала об убийстве Майклза (1990:91). Ее книга является документом этого душевного состояния, и она отметила, насколько удивлена своими собственными чувствами.

63. Средства массовой информации в целом - опрос Associated Press, проведенный в ноябре 1984 года. Опрос, опубликованный приложением к журналу Parade newspaper за 18 апреля 1993 года, показал, что 87% респондентов выступают за смертную казнь. В конце 1984 начале 1985 года Бернхард Гетц стал популярным идолом, потому что он застрелил нескольких молодых людей, которые подошли к нему с требованием денег или сигарет, в зависимости от версии поверили (он был оправдан за покушение на убийство в 1987 году). Его поступок укрепил благоприятное отношение к линчеванию в середине десятилетия.

64. Crewdson 1988: 252; это последний текст книги, выпущенной в оригинале. Популярная наклейка на бампер в конце 1980-х, по крайней мере в Техасе, гласила просто: “Потому что я мамочка” или, что встречается реже, “Потому что я папа".

ГЛАВА 8

1. Маншель 1990: 66. Холлингсворт видела "огромную пропагандистскую машину… распространяющую облака тумана”, подпитываемую “все более организованными фабриками слухов” (1986: 241f) Она отвергла этот термин "охота на ведьм” как “лозунг сумасшедших маргиналов” (стр. 405). Обвинения в охоте на ведьм были редкостью до середины десятилетия, а затем, как правило, относились к местным событиям, таким как дело Макмартина. Было мало “насмешек со стороны СМИ”, потому что журналисты были неотъемлемой частью паники.

2. Томас 1991:75. Карен Хатчинс, терапевт и сотрудник “Округа Трэвис [Техас]". Общество по расследованию, лечению и предотвращению ритуальных и культовых злоупотреблений, заявило, что сатанисты “проникли в юридические, медицинские и правоохранительные профессии” (Картрайт 1994: 102).

3. Сообщение агентства Рейтер без названия, датированное 28 декабря 1982 года, в базе данных Nexis™. Такое самосознание встречается крайне редко, а его включение в поданный отчет и подавно.

4. Мало того, что было проведено мало исследований, важные направления были намеренно проигнорированы. В одном из таких случаев репортер KXAN-TV, жаловавшаяся на то, что она “устала от того, что СМИ обвиняют во всем, утверждала, что она всего лишь искала "понимания” проблем. Я дал ей наводки на более полные данные и выводы, но в итоговых передачах источники были проигнорированы. Сценарий был составлен заранее; репортер не мог позволить себе следить за ним, потому что такая информация опровергла бы точку зрения, которую продвигала станция, как неоспоримый факт. Это институционализированное невежество присутствует во всей журналистике. Профессия привлекает и отбирает людей, у которых есть обязательства не перед исследованиями и эмпирической проверкой, а перед шоу-бизнесом. Ложная претензия на “понимание” - это стандартная тактика, используемая только для того, чтобы получить доступ к жизни людей, чтобы соответствующие фрагменты могли быть извлечены и использованы для обоснования предвзятых точек зрения на историю. Что наиболее интересно здесь, так это количество энергии, затрачиваемой на поддержание этого невежества, и степень, в которой отдельные лица и учреждения будут из кожи вон лезть, чтобы защитить изолированную чистоту своих взглядов.

5. Хикс 1991а: 53. Будучи наблюдателем на семинаре, Хикс заметил, что у книги был международный Стандартный номер и название издательства, и смог получить экземпляр через несколько дней.

6. Терри 1987: xi. Он подчеркнул свою силу, предсказав, что “в результате этой книги умрут люди” (стр. xii).

7. ILIC 1980: 5, 35, 78. Им действительно нравилось чувствовать себя "подпольщиками“ и "под прикрытием”; см. Глава 3, “Подходы под прикрытием" (стр. 77-127).

8. ILlC 1980: 89, 80. Фраза “близкие контакты" была популяризирована фильмом 1977 года с таким названием. Идея экстраординарного контакта с инопланетянами была использована при построении сексуальных отношений между молодежью и взрослыми, но в негативном ключе; см. название статьи Соненшайна 1983 года.

9. ILIC 1980:90f. Несколько заявителей конкретно спросили, знают ли мальчики о возможных сексуальные отношения и выразил обеспокоенность тем, что некоторые мальчики могут не желать этого или быть не готовы к этому. Комиссия снова предположила, что вымышленные мальчики желали сексуального контакта. Комиссия также получила запросы о лагере от мальчиков (стр. 91,94ff).

10. ILIC 1980. Г-жа Майкл Снид из Chicago Tribune сотрудничала с Комиссией, сообщив имя человека, который, по ее словам, был знаком с сексуально активными мальчиками и мужчинами, молодежными проститутками и владельцами коллекций детской эротики (ILIC 1980: 115); она также внесла свой вклад в раздувание серьезности “проекта Дельта” ее показаниями на слушаниях в Сенате в 1977 году.

11. Джексон и Перски 1982: 148. В Канаде было незаконно поощрять лиц младше 18 лет к занятию сексом, а также незаконно поощрять лиц младше 21 года к однополому сексу.

12. Джек О'Мэлли отметил, что наличия судимости плюс членства в организации педофилов было достаточно для получения ордера на обыск (“Круглый стол комиссара”, Таможня сегодня, 20 (4): 6-l5, 35, 1985).

13. Стэнли, 1988; Кузник, 1988. Смотрите также Дентингер, 1989, и обмен мнениями между почтовым инспектором Чарльз Р. Клаусон и Лоуренс Стэнли (Playboy 36 [2 февраля]: 45-46, 1989). Статья Стэнли получила награду от Ассоциации свободной прессы, но Хехлер (1990) попытался поставить под сомнение ее легитимность, подразумевая, что Стэнли не был таким "бескорыстным”, как такие журналисты, как он сам.

14. Логотип почтового отделения - парящий орел, но был заменен редакционным карикатуристом Пэтом Олифантом в начале 1992 года на крысу в форме гестапо. Активисты некоторое время пытались привлечь внимание СМИ, но их игнорировали. В середине 1996 года почтовая служба вернулась к ловушке, преследование геев. Со стороны журналистов не было никаких возражений, а репортеры и официальные лица оправдывали свои провокации тем, что были пойманы только “предрасположенные” лица.

15. Фрагменты откровенных сексуальных писем Comfort Цангеру были опубликованы в Playboy 36 (2 февраля): 46-47, 1989. Текст здесь взят из письма Comfort 1986 года на той же бумаге, отправленного Цангеру и другим.

16. Howe 1990, Andrietle 1992. Хикс привел этот случай, не упомянув, что "заговор” был всего лишь фантазией сконструированной в значительной степени полицией; Хикс полагался на газетные сообщения для получения своей информации, что является серьезной ошибкой, как он документирует в своей собственной книге (1991a:60). Рашке говорил об этом деле так, как будто это был настоящий заговор. Он еще больше доверял полиции, представляя, что они просто наблюдали за мужчинами, чтобы предотвратить какие-либо действия, пока не будут произведены надлежащие аресты, произведенные в самый последний момент, согласно его рассказу. "В конце концов, - мелодраматично писал Рашке, - сила зла, как бы ее ни облагораживали или рационализировали ее апологеты, не восторжествовала. Another God казалось, наблюдал за этим событием” (1992: 408). Его единственным источником информации, по-видимому, была единственная газетная статья Уомака (1989).

17. Книга "Красный дракон" и фильм по ней "Охотник на людей", книга и фильм. Молчание ягнят (Harris 1981, 1988) и другие продолжали прославлять ФБР. Начиная с 1993 года "Секретные материалы" (Fox) показывали, как ФБР воюет против высокотехнологичных, внеземных или оккультных сил, часто используя личность и поведенческие "профили". Это было в то время, когда в реальном мире ФБР подвергалось повышенному вниманию и критики за их участие в массовом убийстве последователей Ветви Давидовой (включая около 15-20 детей) и предполагаемое заманивание мусульман в ловушку, чтобы возложить вину за взрыв во Всемирном торговом центре.

18. После соответствующей напряженной паузы нам сообщают, что они нашли несколько полароидных снимков детей и мужчин, занимающихся сексом (Мартин и Хаддад, 1982; 68). Несколько разочаровывает с точки зрения детали, но когда речь идет о сексе, поощряется использование воображения, в отличие от стремления предоставить графические подробности насилия, особенно когда трофей не такой сенсационный, как рекламировался. Лайндекер привел нам такие примеры, как “младенцы со сломанными руками и ногами", лица опухли от побоев, "животы раздулись от недоедания”, “крошечные тельца изодраны крысиными укусами", “кожа на пухлых пальцах покрылась волдырями и шелушилась, намеренно обожженная зажигалками” и так далее (1981:18).

19. Эйслер, 1985. Рабинович отметил в "48 часах" ("Конец невинности", CBS), что это было Келли Майклс было практически невозможно найти адвоката для своей защиты; ее первоначальный государственный защитник пренебрег предоставлением каких-либо возможностей для апелляции. Многие адвокаты были известны тем, что помогали судебному преследованию своих клиентов, берясь за дело, а затем вообще не готовя защиту. Гарднер отметил, что в одном случае адвокаты на случай непредвиденных обстоятельств выступили в защиту детей, которые, как предполагалось, подверглись насилию в детском саду, и “предложили предоставить ”проверяющих", которые подтвердили бы, что сексуальное насилие действительно имело место" (1991:42). Несколько адвокатов, искренне верящих в демократические принципы и столкнувшись с огромной враждебностью, они взялись за дело защиты и выступили так хорошо, как только могли.

20. Фрэнк Осанка и Ллойд Мартин использовали такие дисплеи в конце 1970-х, Энн Берджесс была известна своими слайд-шоу (1981, 1982), а агент ФБР Каннинг любил включать визуальные эффекты в свои показания. Для печатных и вещательных СМИ стало стандартом включать показы. Натан и Снедекер ссылаются на серию за январь 1985 года в "Бейкерсфилд Калифорниан", в которой утверждалось, что в округе Керн делались снимки детского секса, и была представлена фотография, которая, по-видимому, представляла собой набор визуальных эффектов, несмотря на тот факт, что ни один из них так и не был обнаружен (1995:99). Это может быть целенаправленным обманом, но презентация также обусловлена жанром, сценой для статей, предназначенных для развлечения, а не для информации. Доктор Уильям Э. Гордон, эксперт обвинения в нескольких судебных процессах, заметил во время просмотра слайдов с анусами и влагалищами детей Макмартин в суде, что у него самая большая коллекция слайдов с детскими анусами в Калифорнии, которые он любил показывать. Слайды Макмартина были сделаны Международным врачом Детского института доктором Астрид Хегер много лет спустя после предполагаемого жестокого обращения: на на этом основании она утверждала, что все дети в Макмартине подвергались растлению (Эберле и Эберле 1993: 106, 142). Гордону было приказано прекратить оценки и дачу показаний о предполагаемых жертвах из-за его манипуляций во время допросов и отбрасывания доказательств, благоприятствующих защите в других делах (стр. 48, 108, 340). У Натана и Снеделера (1995) больше информации о навязчивой идее спасателей детей по поводу детских гениталий и анусов.

21. Многие авторы использовали это, начиная с Уолтерса (1975), хотя, как мы отмечали, некоторые “мифы” и “факты” меняются местами. Хаганс и Кейс (1988) используют метод “проверки реальности” на протяжении всего их текста, и хотя они говорят, что не имеют в виду указывать читателю, что думать, они настаивают на том, что эти “реалии” являются “нормами”, полученными из научных исследований, представленных для рассеивания дезинформации. На протяжении всей книги Холлингсворт постоянно ссылается на детские истории как на “правду”, а на любую другую версию - как на сопротивление, разрушение или презрение к “реальности”, единственными агентами которой были родители и прокуроры (1986: 406).

22. На той же неделе. Специальный выпуск новостей кабельной сети. Нарушая молчание: выжившие об инцесте и повторил шоу после того, как было показано "Испуганное молчание". KXAN-TV (Остин. Техас. NBC) рекламировали свою мультяшную серию 1992 года “Детские приманки” как "беспрецедентную”. Очевидно, они были так же неосведомлены о последних десяти годах журналистики, как и о данных и сложности проблем.

23. Много говорилось об участии Арнольда Шапиро в документальном фильме “Напуганный натурал” и сериале "реалити-шоу". Спасение 911.

24. Уинн 1992a. Это всегда было основой журналистики, некоторые говорили об этом более открыто, чем другие. Во время премьеры новостного шоу. Поворотный момент, ABC рекламировала программу как “новый вид повествования. Это похоже на кино. Но это запись!”

25. В то же время появилась еще одна защитно-апологетическая статья Дэвида Хехлера (1988), также журналиста.

26. Эрл 1992. Связавшись с Артуром Спилцером и Рут Харлоу из Американского союза защиты гражданских свобод, Эрл обнаружил нежелание с их стороны критиковать “активные” полицейские программы, особенно направленные против педофилов.

27. Майерс против Морриса. 810 F.2d 1437 (8-й квартал 1987 г.); Апелляционный судья Росс. Выделено мной; повидимому, есть некоторые сомнения относительно того, является ли этот акт этичным и законным для прокуроров. Натан и Снедекер (1995) дает хорошее резюме правовых преобразований 1980-х годов.

28. Натан и Снедекер в 1995 году представили подробную документацию по делам, и один из адвокатов Майклза, Роберт Розенталь, взялся за работу на Фостеров (1996).

29. Ранее упоминалась частая тесная связь консерваторов и либералов с середины 1970-х годов. Янкелович (1981) отметил, что моральное большинство поддерживалось многими “традиционными либералами”, особенно в вопросах, касающихся детей.

30. Мораль в СМИ.26(7):1, 6. 1987. Вербовка Макколла с таким же успехом, это было описано языком тактики обольщения педофила, но вместо этого "Мораль в СМИ" дала нам героическое (и поучительное) повествование об основании. Группа также искала молодых людей. В середине 1988 года много говорили о 14-летней знаменитости Эрин Чейз (Айвей Арона на NBC и озвучка Чарли Брауна в мультфильмах), когда она стала представителем CLEAN Teen (MIM27[5]:4, 1988). Другое движение началось в 1993 году под названием “Настоящая любовь ждет”. Подростки и дошкольники подписывали карточки с обещаниями воздерживаться от секса, пока не вступят в брак с человеком, с которым они будут готовы провести остаток своей жизни. Молодые-гомосексуалисты не были включены.

31. Фельдман 1993:231. Молясь о наставлении, Фельдман слышит эфирный голос, говорящий ей, что она хорошо поработала (стр. 249). Натан и Снедекер цитируют Эйлин Трэйси, выступавшую перед детьми по делу Келли Майклс: “Бог дал мне особое благословение.... Бог дал мне благословение в том, что я умею слушать и помогаю детям... Я иду и рассказываю людям, что чувствуют дети” (1995:147).

32. DcMott 1980. Фраза была процитирована анонимным автором Time (1980). Несколько лет назад ранее (1969:12). Демотт сделал уместное (хотя и неоригинальное) замечание о том, что трудности этой страны можно объяснить “забывчивостью, привычным отказом использовать личное воображение для конструирования сокровенности других жизней”. Смотрите также примечание 99 ниже.

33. Leo 1981. В качестве иллюстрации к статье приведена обложка книги по половому воспитанию, показывающая Я! (Макбрайд и Флейшхауэр-Хардт, 1975), которая в конце 1982 года попала под действие законов о "детской порнографии” и была быстро изъята из обращения издательством "Сент-Мартин Пресс". О'Брайен (1983) использовала статью Лео в качестве главного аргумента против сексологов, которые, по ее мнению, пропагандировали секс между молодежью и взрослыми и нарушали “священные табу” общества.

34. Статья Филипа Нобиле в “Пентхаусе” за 1977 год содержала некоторые доказательства того, что могут иметь место позитивные инцест-отношения, но перед лицом критики он отступил, заявив, что "окружил эту информацию охраной мнений, осуждающих саму идею" (Nobile 1990c). Хикс, серьезный противник иррациональности, отметил, что из-за его противодействия истерии его обвинили в сатанизме. Хикс в свою защиту подчеркнул, что он не был “растлителем малолетних” или членом культа, и он поддерживал "энергичное судебное преследование” (1991a:12). Несмотря на признание того, что сексуальные отношения между молодежью и взрослыми разнообразны, Натан и Снедекер к концу своей книги впадают в штампы того времени. Они изображают молодежь инвалидами и утверждают, что “секс между детьми и adults...is но это еще один симптом самого глубокого политико-экономического неравенства в этом обществе, неравенства, которое способствует авторитаризму и пренебрежению со стороны отцов по отношению к иждивенцам, взрослым против детей и богатых против бедных” (1995: 252), классическое либеральное замечание на том же интеллектуальном и политическом уровне, что и рассмотрение гомосексуалистического влечения как извращения. Они предлагают ряд (необходимых) бюрократических реформ, включая пересмотр всех обвинительных приговоров, но нет никаких предложений о введении уголовных наказаний для прокуроров, полиции, социальных работников, психологов и других.

35. Мерман 1981:3; 23. Герман стерла присутствие и вклад Корнелии Кристенсон, многолетний сотрудник Кинси, главный исследователь, сотрудница Института. Ее замечание очернило женщин, работавших в институте в качестве научных сотрудников, и пренебрегло многими прогрессивными женщинами, с которыми Кинси и другие часто консультировались. Я могу вспомнить из 1966-67 годов несколько женских групп по повышению сознательности, помогавших развивать вопросы анкеты для институтского исследования студенческой молодежи. В “мужских журналах” публиковались популярные презентации теорий и исследований, которые проводились в профессиях в течение некоторого времени, и по иронии судьбы стали одной из немногих платформ для либеральных взглядов на секс. Герман (1992) продолжал считая, что критика истерии насилия была критикой самого феминизма.

36. Массон 1984. Алиса Миллер предложил аж в 1981 немецкое издание ее книга, а в ней 1984 “послесловии к американскому изданию” был более конкретен о ее причине Теоретических разворотов Фрейда. Я помню, как слышал, что эта идея циркулировала в начале 1970-х годов среди некоторых аспирантов-феминисток; см. также Peters 1976.

37. Корреспонденция Брюса Хоппинга в Los Angeles Times (8 октября 1987 г.) Дэвиду Макуиртеру (12 октября 1987), Чарли Шивли; "Лос-Анджелес Геральд Экзаменер" (20 июля 1987). Макуиртер отозвал поддержку без объяснения причин после того, как лично пригласил Сэндфорта; академический департамент Шивли отозвал спонсорскую поддержку, а Студенческий союз геев и лесбиянок отозвал свои финансовые взносы. Журнал Sexuality Today опубликовал краткое изложение доказательств Сэндфорта (называемых “утверждениями”) и призвал к комментариям (том 11, #13. 11 января 1988 г., стр. 1). Информационный бюллетень получил несколько ответов, подтверждающих данные Сэндфорта, но редактор Сюзанна Прескод напечатала только один ответ, банальную речь терапевта Венди Мальц (том 11, №14, 8 февраля 1988 г., стр. 4f).

38. Авторы оценивали Кинси в соответствии с профилем педофилов ФБР Лэннинга (1986), включая такие интерпретации поведения Кинси, как: он искал “доступа” к молодежи, он собирал и производил “порнографию”, и он пропагандировал принятие идеи секса между молодежью и взрослыми как нормального и здорового (Райзман и Эйхель 1990: 203ff).

39. Райзман и Эйхель 1990:46. Этот сценарий был взят из книги Кинси, Помроя и Мартина (1948), глава 5, “Ранний сексуальный рост и активность”, стр. 157-192. “Девятка” была девять испытуемых Кинси, имевших половые контакты с мальчиками, некоторые из которых вели записи в общей сложности о 317 подростках мужского пола, наблюдавшихся при самостоятельной мастурбации, сексе с другими мальчиками или со взрослыми (стр. 177). Совершенно очевидно, что не все мальчики занимались сексом со взрослыми или даже с другими людьми. Учитывая, что Кинси иногда путает использование выборок, некоторые данные в некоторых таблицах взяты из воспоминаний взрослых, хотя Кинси рано осознал ошибочность сексуальной памяти. Кроме того, Кинси понял, что молодежь была “в некотором роде избранной группой”

. ..более или менее раскованные мальчики, большинство из которых слышали о сексе и видели сексуальные действия среди своих товарищей, и многие из которых имели сексуальные контакты с одним или несколькими взрослыми. Большинство из них знали об оргазме как о цели такой деятельности, и некоторые из них даже в раннем возрасте стали определенно агрессивными в поиске контактов. Большинство мальчиков более заторможены, более ограничены родительским контролем. Многие мальчики остаются в неведении относительно полноценной сексуальной реакции до тех пор, пока не станут подростками. (стр. 177)

Кинси проинструктировал ряд людей о том, как вести учет, которого требовало его исследование, включая родителей, которые добровольно вызвались наблюдать за своими детьми, когда они (начиная с младенцев) исследовали свои собственные гениталии и сексуальность; в некоторых случаях молодежь сообщала своим родителям о своем сексуальном поведении, и родители рассказывали об этом Кинси. Я вообще ничего не видел, пока был в институте, и никто из его коллег, с которыми я работал, никогда не заявлял, что Кинси имел или когда-либо хотел, чтобы детей намеренно стимулировали для его исследований. Хотя я высоко ценю некоторые экспериментальные подходы, его методология была основан на наблюдении за естественным поведением. Кинси любил создавать континуумы, и один из них с шестью типами подростковых оргазмов (стр. 160f) основан на наблюдениях взрослых за 169 мальчиками. Эта выборка (еще одно изменение) основана на сочетании, неизвестная доля которых может относиться к полу взрослых и молодежи. Он не приводит данные о возрасте, поскольку его интересовало только построение типологии. Это полезно, но не особенно хорошо. Категории не являются дискретными, и известно, что люди испытывают разные виды оргазмов и смеси ответов. Некоторые мальчики сообщали о слезах (“особенно среди детей младшего возраста”), плаче или всхлипываниях (стр. 161, 177), хотя точный эмоциональный контекст не указан; некоторые, возможно, были слезами радости, как утверждается в других историях. Конвульсии и даже “неистовые крики” (стр. 161) характерны для оргазмов в любом возрасте. Некоторые сообщали о “коллапсе” (еще одно распространенное явление после оргазма), а некоторые сообщали об обмороках, но подразумевается, что у некоторых людей это случается лишь изредка (особенно, по их словам, у женщин).

40. Херман (1981:16) сказала, что Кинси преуменьшила важность того, что она назвала “сексуальным насилием над детьми” (т.е. всего секса между взрослыми и молодежью). Килпатрик сказал, что Кинси знал, что “инцест, сексуальное насилие и растление малолетних были гораздо более распространены, чем кто-либо знал, [но] не придавал значения этим выводам”. (1987:176, 1992). Кинси и его коллеги работали во времена сексуальной паники, разжигаемой прессой и ФБР, и публикации их работ (1948, 1953) совпала с началом холодной войны и ее фанатичной охотой на подрывников и извращенцев. ФБР следило за Кинси и его коллегами, чувствующие, что его работа угрожает либерализации сексуальных отношений того времени (Sonenschein I987b, из документов, полученных Даном Цангом). Авторы начали получать профессиональную критику по поводу выборки от консультантов еще в 1940-х годах, когда их работа продолжалась, но, учитывая ограниченность их ресурсов, историческую ситуацию и их методологическую подготовку, они сохранили свои процедуры выборки. В тех обстоятельствах это было лучшее, что кто-либо мог сделать, и хотя другие, включая сотрудников института, были более чем осведомлены об эмпирических данных ограничения, количественные и качественные данные оставались наилучшими из доступных в течение многих лет. В середине 1960-х годов. Сотрудники института начали недолговечную программу по переосмыслению сексуальности человека, используя социальные, а не биологические научные методологии.

41. Bisticas-Cocoves 1985b. Верховный суд поддержал законы Джорджии, запрещающие оральный и анальный секс (“содомия”, тяжкие преступления, наказуемые тюремным заключением сроком до двадцати лет) в деле Бонерс против Хардвика, США (1986). Также не защищенные никакими соображениями конфиденциальности, законы, предположительно, в равной степени применялись к гетеросексуалам, но это решение было принято как разрешение на продолжение антигейских погромов.

42. В это время были затронуты многие отрасли науки, такие как расцвет “креационизма”, утверждения о том, что библейскую историю сотворения мира следует воспринимать буквально и что она может быть доказана эмпирически. Движение пыталось с некоторым успехом преподавать это учение в государственных школах как факт или как “альтернативную теорию” эволюции. Учебник по биологии, опубликованный несколько лет спустя, все еще содержал методологию: “Если выводы [науки) противоречат Слову Божьему, они ошибочны, независимо от того, сколько научных фактов, по-видимому, их подтверждает” (Пинкстон 1991: vii).

43. Хайден 1991: 294ff. Она предложила те же объяснения отсутствия доказательств, что и Стратфорд в своей дискредитированной книге: тела не находят, потому что сатанисты либо съедают их, либо закапывают, затем выкапывают, затем хоронят, затем выкапывают. и так далее; никаких фотографий или видеозаписей никогда не находят, потому что они заперты в частных “хранилищах” коллекционеров-педофилов; Сатанинские копы и судьи вступают в сговор с целью уничтожения и сокрытия улик; и т.д., и т.п.

44. По мере того, как взгляд на гомосексуализм начал меняться по сравнению с традиционными сексологическими и психиатрическими взглядами, появилась консервативная реакция, утверждающая (в некоторой степени правильно), что либеральный уклон переопределяет “гомосексуализм” (Сагарин, 1968). Позже, когда сфера деятельности начала возвращаться к своим первоначальным корням, Элиас (1979:71) отметили, что работа Уильяма Саймона и Джона Ганьона была в то время “заметным исключением из того, что назвали тревожной тенденцией к отсутствию академической ответственности в интерпретациях... сексуального поведения человека”.

45. Исследование Эпштейна было анонсировано в популярной прессе (Goleman 1988b), но не оказало никакого влияния на дальнейшую поддержку журналистами позиций, выступающих за злоупотребления; эксперимент появился в виде краткой профессиональной статьи в 1989 году. Такого рода исследования проводились и раньше, и когда они появляются, это обычно вызывает забавную реакцию академического негодования по поводу “этики”.

46. Томас 1991: 212. Цитата взята из Kinsey, 1953: 121, позиция, которая тогда поддерживалась и продолжает поддерживаться межкультурными данными. Отрывок Кинси также негативно цитируется Джудит Райзман, Герман (1981:16) и Килпатрик (1992:13).

47. Грин 1993. Рецензент (Кристин Люкер [1993], профессор социологии и женских исследований в Принстоне) предложила неуклюжий ответ, сказав: “У нас также нет надежных данных, позволяющих предположить, что [секс между молодежью и взрослыми] этого не делает”. Социолог пришла к выводу, что “похоже, мы стоим на пороге новой эры в изучении сексуальности”. Для тех из нас, кто занимается исследованиями секса уже несколько лет, ее замечания одновременно забавны и некорректны. Взгляд Грина на НАМБЛУ как на “экстремальную” представляет собой мера его консерватизма, его незнания деятельности и позиций организации или и того, и другого.

48. Килпатрик 1986: 240. Эти же слова приводятся в книжной публикации ее исследования (1992:116). Среди ее выводов было то, что “показатели функционирования взрослых женщин с детским сексуальным опытом существенно не отличались от показателей женщин без детского сексуального опыта” (1986:239; 1992). Исключением были те, у кого были “оскорбительные, принудительные, вызывающие чувство вины, вредные отношения или давление”.

49. Рашке 1992:105, 124, 301, 402. Его обычным источником информации в этой работе были газетные статьи.

50. Russell 1986:21. Под “фанатизмом” она подразумевает признание данных, опровергающих идею о том, что любой внутрисемейный секс является насилием и травмирует. Специальное обучение интервьюированию и сбору сексуальных историй проводится как нечто само собой разумеющееся, с акцентом на беспристрастный сбор данных, часто таким образом, что интервьюер, как однажды сказал мне Джон Ганьон, “ведет себя так, как будто [респонденты] действительно нам что-то рассказывают”.

51. Из доклада Секстона 1989 года для Восьмой национальной конференции по жестокому обращению с детьми и безнадзорности "Понимание сложности ритуального насилия”.

52. Абель был свидетелем обвинения по делу Макмартина, чьи показания были основаны на его предполагаемой способности выявлять педофилов, хотя его методы были поставлены под сомнение. Он объединил людей, которых привлекали 2-3-летние дети, с теми, кого привлекали 13-14 летние дети, но это не было проблемой, на которой настаивал Абель (Эберле и Эберле 1993: 317).

53. Об “эпидемиях” см. Anonymous 1981, Предупреждение о защите детей 1985: 6, Foley 1987:15; для “холокост”. см. Денсен-Гербер 1981:9 Барнаба 1982:109. О'Брайен особенно настаивал на том, что проблема “растет” (1983:8, 19, 21, 23, 24. 26, 31, 121f). В январе 1996 года Центры контроля заболеваний сообщил, что смертность от инфекционных заболеваний выросла на 58% по сравнению с 1980 годом, и в течение 1980-х годов наблюдался устойчивый рост не только от СПИДа, но и от нескольких устойчивых штаммов бактерий.

54. Броуди, 1990, делает эти выводы из обзора работы Мани и Ламаеза 1989.

55. ILIC 1980. и Донеган 1993а. последний ссылается на показания бывшей проститутки, которая сказала (неверно), что имело место более широкое использование детей в средствах массовой информации сексуального характера.

56. Гейер 1992, Лео 1984. Этим комментарием о том, что "позволять" поведению становиться достоянием общественности, Гейер удобно игнорирует мораль своих коллег-журналистов, чья жизнь зависит от разоблачений, основанных на реальных, искаженных или сфабрикованных событиях и заявлениях.

57. Сун Йи сказала, что люди не должны впадать в "истерику", потому что она "не была умственно отсталой маленькой несовершеннолетней девочкой, которую изнасиловал, растлил и избаловал какой-то злой отчим — ни в коем случае". (Гейер, 1992). “Шестидесятые” было легко, даже необходимо, обвинить во всех социальных бедах, и это был период сознания, которого консерваторы никогда не хотели бы видеть снова. Анонимная редакционная статья (1993b) в The Walt Street Journal рассматривала аналогичные причины и даже указала конкретную дату падения: август 1968 года, когда протестующие сражались как с полицией Чикаго, так и с Демократической партией. В редакционной статье говорилось, что маргинализированные люди, "которые не понимающие правила, которые не думают, что к ним применимы правила личного или гражданского поведения, которые не имеют понятия о самоконтроле". Редакционная статья была перепечатана в "Нью-Йорк Таймс” (30 марта, с. D-24) и других изданиях под заголовком "Упадок самоограничения". Рашке, академический историк, увидел “Шестидесятые" как ответственные за все современные беды, особенно те, которые затрагивают молодежь; он считал, что молодежные банды уходят своими корнями в “социальное насилие и политические потрясения конца 1960-х”. (1992:383). Медведь видел отравление детско-родительских отношений, возникшее именно в те годы 1965-1969 (1992:279; 155).

58. О'Брайен 1983: 118, 120f, 123; Рашке 1992: 117f, 126, 128f, 219ff, 277f, 282, 344f, 403. Рашке сказал, что либералы были просто "просвещенными развратниками” (стр. 220).

59. Томас 1991: 49, 254, 163f. Холлингсворт считал, что адвокаты защиты в делах о жестоком обращении с детьми были частью заговора ”сторонников освобождения детей" (1986: 241).

60. Vachss 1985b. Интересно, что в то время как романы Ваксса нацелены на педофила как на самое коварное зло, в этой статье он заявил, что “для многих наших детей семья продолжает оставаться главным, самым опасным местом в Америке”. Его точка зрения, по-видимому, подтверждается данными, хотя в конце 1980-х и начале 1990-х годов вероятность быть убитым своими сверстниками выросла в конкуренции за эту честь. Не упоминается о том, что неосторожное вождение подвергает риску детей. В Сан-Антонио арестована женщина. Техас за вождение в нетрезвом виде, когда в машине находились двое ее детей, было предъявлено обвинение в “создании угрозы для детей”. Но позже обвинение было снято, поскольку детям, как утверждалось, не угрожала "имманентная опасность".

61. Этот случай не получил широкой огласки. В таблоидах появились сообщения о необычном и причудливом, и, следовательно, вызывающий мало доверия (Anonymous 1992w, в приложении к таблоиду), или упоминаемый лишь как мимолетная заметка о жанре "разве это не сумасшедший старый мир” (ringle1992, под красноречивым заголовком "Веселье запрещено"). Большинство штатов защищают своих агентов, предоставляя социальным работникам и другим лицам иммунитет от гражданских и уголовных обвинений.

62. Холлингсворт 1986: 345. Она даже процитировала текст из первого информационного бюллетеня VOCAL (октябрь, 1984), в котором говорилось, что "Подозрение в том, что VOCAL является убежищем для виновных в жестоком обращении с детьми, остается активен в средствах массовой информации и в умах репортеров” (стр. 346); затем Холлингсворт сделал именно то, что, по его словам, делали журналисты. "VOCAL", ни в коем случае не либеральная группа, не возражала против осуждения секса между молодежью и взрослыми; они были только расстроены тем, что людей обвиняли "несправедливо". "VOCAL" не должен быть запрещен, перепутан с католической организацией, поддерживающей обвинения в жестоком обращении с духовенством, основанной в 1991 году; “Связь жертв жестокого обращения со стороны духовенства” (VOCAL) позже стала называться “The Linkup” или “Link-up”.

63. Саммит 1987a. После визита юристов VOCAL Summit отказалась от этого комментария (Местный национальный информационный бюллетень 2[6]:8, 1987). В августе 1987 года Саммиту было присвоено звание “Выдающийся Награда за заслуги” от группы, глубоко признательной за его вклад в их карьеру, американскому Ассоциация секс-педагогов, консультантов и терапевтов.

64. McCall 1984a. Параллельные тексты того периода касались репродуктивных способностей подростков, особенно подростков из бедных семей. Мэриан Эдельман, президент Фонда защиты детей, использовала ту же риторику, чтобы связать воедино сексуальность молодежи, уязвимость и бедность: “каждые 67 секунд один подросток рождает ребенока” и “каждые 53 секунды ребенок умирает из-за бедности” (1991). Донна Шалала, Министр здравоохранения и социальных служб написала “Энн Ландерс” (1994b), утверждая, что “каждые 104 секунды девочка-подросток беременеет". Шалала рассматривала воздержание как решение проблемы подросткового секса и беременности и призывала к замене “полезных для здоровья занятий, таких как спорт, художественные программы и работа”.

65. Марлин и Хаддад 1982: 34,32. Фраза "Наблюдай за небом" звучит в конце оригинала The Thing. Паранойя не была чем-то новым для 1980-х, и она не была вызвана исключительно антикоммунистической паникой 1950-х. Во время одной из предыдущих сексуальных истерик. Полленс писал, что сексуальные преступления были повсюду: "Они доходят до дома нашего лучшего друга и ближайшего соседа, и мы можем даже обнаружить, что они прячутся в углу, очень близко к нашему очагу” (1938:22f) — “Сексуальные преступления” в то время включали гомосексуальность.

66. Эта “пропаганда” вызвала большое беспокойство. Одного мужчину обвинили в том, что он “не только занимался сексом с [16-летним подростком], но и завербовал мальчика для написания литературы для организации” (Аноним, 1983d). Большинство групп публиковали информационные бюллетени или журналы, а также брошюры и рекламные листовки с подробным описанием политических позиций или документированием взаимоотношений. Крудсон (1988: 960) сказал, что Информационный центр по педофилии опубликовал "Мэйпи" и "Незначительные проблемы". Это должно гласить "Сорока", который группа действительно опубликовала, но с небольшими проблемами (правильная типографика) издавался независимо и нерегулярно с 1984 года (после подавления PIE) в качестве информационного бюллетеня по правам детей Мик Лакарпа до 1987 года; он умер в 1989 году. Начиная с начала 1980-х годов азиатские “секс-туры” стали более коммерчески организованными и были популярна среди японских и европейских мужчин и, более скрытно, среди американцев. В то время как можно было увидеть нескольких подростков среднего возраста, почти все проститутки были женщинами в возрасте от 18 до 20 лет. Эрлих (1993) настаивал на том, что "подпольные сети педофилов”, включая NAMBLA, обычно лежат в основе международной детской проституции (также Мартин и Хаддад 1982:24; Мурхед 1990). Донеган (1993a) утверждал, что дети из стран третьего мира стали сексуальными рабынями международных организаций педофилов, хотя он цитировал заявление офицера полиции на Кипре ("крупная международная организация распределительный центр для молодых проституток”, - сказал Донеган), что “большинство жалоб — фантазии”. Мало внимания уделялось существованию существенной культурной поддержки отношений между поколениями со стороны коренных народов; ряд филиппинских поселков сопротивлялся жестоким кампаниям по моральной чистке своего правительства, считавшегося глубоко коррумпированным (Mydans 1989). В 1994 году, чтобы избежать отказа в предоставлении консультативного статуса Организации Объединенных Наций, Международная ассоциация лесбиянок и геев (ILGA) исключила NAMBLA (вместе с парой других групп) под давлением, возглавляемым Сенатором США Джесси Хелмс, который приложил поправку к законопроекту, сокращающему финансирование ООН до тех пор, пока все агентства не будут очищены от любой группы, которая “поощряет, потворствует или стремится к легализации педофилии, или которая включает в себя в качестве дочерней организации...любая подобная организация”; ILGA потребовала от своих членов клятвы верности, подтверждающей, что они “не поддерживают педофилию”.

67. В середине 1984 года было изъято около 300 книг, статей и других документов, составляющих всю библиотеку группы, хотя никаких обвинений так и не было предъявлено. Не все материалы были возвращены и нет никаких сведений о том, что случилось с оставшимися книгами и статьями.

68. Рийеда 1982; Аноним 1984b; Эммерман 1985a; Аноним 1987c. Дональд Уайлдмон, исполнительный директор Национальной федерации за порядочность, сказал (1985:154), что Национальная Коалиция гей-организаций “официально поддерживает группу Man Boy Love group с 1972 года”, типичный пример интереса 1980-х годов к обвинениям, а не к точности; NAMBLA была основана в декабре 1978 года. Многие члены NAMBLA не рассматривают организацию как группу педофилов, а себя — как педофилы; многие из них идентифицируют себя как привлекательных для мужчин со среднего или позднего подросткового возраста и во взрослую жизнь и отделяют себя от тех, кого привлекают подростки. Другие (мужчины и женщины) принадлежат исключительно по политическим причинам.

69. Янус 1981: 202, основано на ошибочных сообщениях в новостях. Смотри Митцель 1980, Северная Америка... 1985.

70. Сообщения прессы были сосредоточены на заявлении властей о похищении и исключали осложняющее “веселье” беглеца (Anonymous 1982f; Anonymous 1983a).

71. Chickenhawk, был “спорным”, потому что, хотя в значительной степени руководствовался журналистской эстетикой, он гораздо яснее, чем любой предыдущий публичный отчет, продемонстрировал философию NAMBLA и политические и личные риски, которым подвергались участники. Клип Лиланда Стивенсона, предположительно “путешествие для молодых парней” на самом деле является частью более масштабного повествования, прерванного, когда он отправляется в круглосуточный магазин за покупками. Стивенсон и камера видят мальчика и пару девочек играющих с общественным телефоном, и они подходят поговорить. Дети рассказывают, как заставить телефон звонить сам по себе Лицо мальчика в Chickenhawk скрыто, возможно, чтобы уберечь мальчика от оскорблений со стороны полиции или социальных работников. Сцена была совершенно случайной, и использование клипа America's Most Wanted со скрытым лицом и его отрывом от контекста фильму пытались приписать хищническую нелицеприятность к совершенно ничем не примечательной и случайной встрече. Дети попросили Стивенсона не рассказывать о том, как заставить телефон зазвонить, и Стивенсон сказал: “Это будет нашим секретом”. В шоу было показано только замечание Стивенсона о “секрете”. Использование клише для создания иллюзии злодейства. Другие визуальные приемы дополнительно документируют пропагандистские намерения шоу Уолша. Они используют Снимок Льюиса и крупный план его глаз на фоне зловещей музыки, его лицо наложено на сцены с мальчиками, играющими в игровые автоматы, как будто Льюис с глазами-бусинками наблюдает. Они также используют визуальные эффекты обложек бюллетеней NAMBLA, статей и фотографий с закрытыми лицами молодых людей. Одна из них - обложка майского номера за 1994 год (том 15, №3). На ней изображен обнаженный мужчина, забирающийся в каноэ; на оригинальном снимке нет гениталий, но в программе эта область закрыта, чтобы создать впечатление, что снимок “порнографический”. Другая фотография, использованная в шоу представляет собой набор из коллажа рекламных фотографий, на которых изображены мужчины и мальчики вместе; это коммерческая реклама, но программа закрыла лицо мальчика (июнь 1994, том 14, №4. стр. 16-17). Льюис посетил несколько собраний отделения NAMBLA, но не был хорошо оценен членами и впоследствии практически не имел никакого отношения к организации. America's Most Wanted за 4 марта 1995 года с гордостью сообщил об аресте Льюиса. Вместе с ним был схвачен 15-летний молодой человек Уолш , который, разочарованно сказал: “отказом сотрудничать с полицией”.

72. Стивенсон был более “дружелюбен к СМИ”, чем большинство членов правления NAMBLA, но другие представители давали многочисленные интервью, пресс-конференции и появлялись на различных ток-шоу. То ложное заявление о “редком” интервью предназначалось только для того, чтобы повысить героизм и потенцию репортера и изобразить организацию уклончивой и скрытной. Карем подошел к Стивенсону, сказав, что он продюсер шоу и хочет дать NAMBLA шанс прояснить свою позицию в отношении их будущей программы о двух мужчинах, которые предположительно похитили и убили мальчика, у одного из которых, как говорили, были “материалы” NAMBLA. Он сказал Стивенсону, что НАМБЛА получит “справедливую встряску” в шоу (слова Стивенсона, личное сообщение, 10 января 1995 г.). В результате шоу было явно не так, как указано, и из двухчасовой ленты, отснятой за два месяца с участием Стивенсона, была показана лишь небольшая часть, только то, что соответствовало боевому замыслу шоу, показывая Карема в героических позах.

73. Другую документацию по обращению с прессой можно найти в North American... 1985 и Mitzel 1980. Хорошая документация о подобной сенсационности была также подготовлена канадским журналом на развороте (том 3, #3. Февраль/март 1979) о политическом процессе 1978 года над The Body Politic статью 1977 года. “Мужчины, любящие мальчиков, любящие мужчин". автор: Джеральд Хэннон; Джексон и Перски, 1982.

74. 13 января. 16 января KRON снова сообщил, что “NAMBLA пропагандирует секс с детьми в возрасте до трех лет”. Никто из наблюдателей не смог сказать, откуда взялась эта цифра возраста, но они неправильно понимают цель журналистики, которая заключается в том, чтобы развлекать, а в подобных случаях шокировать и приводить в бешенство; текст или изображение необязательно должны быть реальными.

75. Harris 1992. Провокация Эхолса была не очень оригинальной, и обвинение не было новым для NAMBLA. Во время аналогичного сотрудничества полиции и СМИ вокруг исчезновения Элана Патца десятилетием раньше. Полиция Нью-Йорка и Массачусетса заявила, что фотография, предположительно напоминающая Патца, была одной из многих, предназначенных для каталога мальчиков-проституток NAMBLA, и была безоговорочно представлена репортерами как правдивая (Raab 1982; Schwartz 1982a, 1982b). Эхолс находился в розыске за нарушение условий условно-досрочного освобождения по неустановленному обвинительному заключению и позже был арестован. Когда репортер из Bay Area попросил репортера объяснить, почему полиция искала своего “лазутчика”. Джон Данн (Боткин I992b), эпилог Эхолса к его книге (1991: 304-33!) содержит его рассказ о его НАМБЛЕ инфильтрация и его представления о педофилах, как массовых убийц. Рукопись была основой 1989 года, телевизионного художественного фильма с одноименным названием.

76. Им, как и Следственному комитету Законодательного собрания Иллинойса, понравились острые ощущения от героизма под прикрытием, и они снова используют “скрытую камеру” в эфире 14 января и “скрытую камеру" 16 января. Они также использовали скрытую камеру, чтобы незаметно сфотографировать бюллетень NAMBLA в книжном магазине для геев. Владелец книжного магазина сказал, что все, что нужно было сделать KRON, это позвонить или попросить сфотографировать, но они этого не сделали (Боткин 1992b), поскольку для них было более захватывающим представлять, что они находятся в глубинах гнусного преступного мира.

77. Многие письма написаны мужчинами, вспоминающими о своем собственном положительном сексуальном опыте со взрослыми в молодости, некоторые - мужчинами, у которых были или тогда были отношения с молодежью, и несколько писем написаны молодыми людьми, у которых были или тогда были романы со взрослыми мужчинами. Большинство из них - радостные рассказы об отношениях, но мало кто, за исключением тележурналиста, видел в них “тлеющий огонек".

78. Viets 1992. Оказалось, что это брошюра, подготовленная для предстоящей конференции NAMBLA, состоящая из туристической информации, взятой из данных бюро посещений. В бюллетене никогда не было раздела “как это сделать” или набора инструкций, хотя, как и во многих спорных вопросах сексуального характера, в нем были эссе по этике отношений.

79. KRON-ТV, 13 января 1992 г.; Боткин 1992а. Библиотечная система Сан-Франциско в целом стойко противостояла отказам в праве на собрания и свободу слова, хотя с тех пор они начались объявляя о предстоящих встречах за неделю до этого и сообщая, что “библиотекари иногда заходили, чтобы следить за происходящим” (Hoover 1992a).

80. Морс 1992a. В то время как некоторые подростки постарше суетились в Сан-Франциско, как это всегда было, не было никаких “детей, торгующих своим телом", но для журналистики драматические образы имеют приоритет над точностью.

81. Эрлих (1993) также предавался этой демагогии, говоря с шоком и удивлением. “Некоторые из ведущих членов NAMBLA имеют респектабельную работу”, повторяя имена и места работы.

82. Три станции, описанные здесь, KRON, WNBC и KXAN являются филиалами NBC и могут представлять, а могут и не представлять общую новостную политику сети. Но ситуация в местных новостях в целом стала настолько неловкой, что American Journalism Review опубликовала серию коротких комментариев, отвечающих на вопрос. “Почему местные телевизионные новости такие плохие?” под заголовком “Плохие Новости” (том 15, #7, сентябрь 1993 г., стр. 18-27). Они включали “Производство превыше освещения” Пола Стейнле, “Никаких журналистских расследований” Джозефа Гулдена и “Стиль таблоида” Говарда Курца— все это применимо к упомянутым здесь постановкам.

83. Флетчер 1991: l43f. Френкель полагал, что в авторитарных культурах такое приписывание высшей и мистической власти происходит из-за недостатка самоуважения у тех, кто приписывает устрашающие силы своим начальникам и их священным текстам; евреи и гомосексуалисты в национал-социалистических группах говорили, что немцы обладают экстраординарными чувствами и способностями (1973: 245).

84. Linedecker 1981: 114, не называя группу и не предлагая документацию, хотя он, вероятно, имел в виду Общество Рене Гийона, которому часто приписывалось такое требование, неправильно, как обычно.

85. Макфарлейн 1985:46, 52. Во время Второй мировой войны время от времени звучали обвинения в сексуальных домогательствах в детских садах, но не было веры в далеко идущие заговоры со всеми параноидальными разработками, наблюдавшимися в 1980-х и 1990-х годах; см. Perreit 1973: 34f.

86. Картрайт 1994. С другой стороны, многие полагали, что педофилы будут создавать сатанинские культы "в качестве прикрытия” только для того, чтобы заниматься сексом с подростками (Kahancr 1988: 216, Hoffman 1989).

87. Linedecker 1981:32; 182, passim; Аноним 1977c; Шенберг 1982; О'Брайен 1983: 116f; Флетчер 1991: 139, 145.

88. KTVU-TV. Выпуск новостей в Сан-Франциско (1985) со ссылкой на неназванный “Нью-йоркский журнал расследований”; стенограмма от зрителя. Многие сочли, что эта передача была простодушной реакцией на сомнения, которые начали появляться в начале 1985 года относительно достоверности “пропавших детей". За день до выпуска новостей в Los Angeles Times появилась статья, в которой, поддерживая кампании против похищений, пришлось признать, что цифры были “завышены” (Spiegel 1985).

89. Рашкк 1992: 347, 1993: xviii; Кахатичр 1988: 249. Часто поступали заявления о том, что детская эротика и молодежная проституция контролировались организованной преступностью, но никаких доказательств представлено не было.

90. Гарсия, 1989. Ни до, ни после каждой статьи не было никакого другого новостного освещения предполагаемой сети, и сообщения из других мест не подтверждали эти утверждения.

91. Томас 1991: 48. Эрлих (1993) верил в то же самое, но настаивал на обратном, что женщин и детей содержали в Азии.

92. Стратфорд (1988:201) сказал, что на заседании Международного совета шабаша ведьм в 1981 году, в Мексике предложили внедриться в дошкольные учреждения и программы “Большой брат-Старшая сестра”, чтобы "создать личный культ”, убрать молитву из школ, "учить о наркотиках, сексе, свободах" [sic], бросить вызов властям и легализовать наркотики и эротику. “Письма” были опубликованы в фундаменталистской христианской публикации (Джон Фраттарола, “Самый тщательно хранимый секрет Америки”, Passport, 1987) и были разоблачены как еще одно мошенничество (Лайонс 1988; 149f, перепечатано с.179-181; Карлсон и Ларю 1989: 102).

93. Бойл 1994:72, ссылаясь на показания, данные в 1987 году Дональдом Вольфом, юрисконсультом Big Brothers/Big Sisters. Бойл привел два примера, оба опровергающие его собственное утверждение, но продолжающие подразумевать, что NAMBLA (основана в декабре 1978 года) была активна на протяжении 1970-х годов.

94. Клайд Дэвид. Инспектор почтовой службы США, в Хаттоне, 1989. Разработан обширный субдискурс, добавляющий конспирацию за конспирацией, о том, как, после проникновения, эти организации сами занимались сокрытием информации. Наиболее заметными были бойскауты (Бойл, 1994) и католическая церковь (Харрис, 1990; Мальчики из Сент-Инчиу).

95. Телеграмма Ассошиэйтед Пресс, Нью-Йорк. 14 ноября 1984 года. В июне 1984 года в парламент был внесен законопроект, который сделал бы незаконным даже обсуждение секса взрослых с несовершеннолетними, если только это не носило осуждающий характер, и запретил членам педофильских организаций (независимо от того, являются ли они педофилами или нет) владеть любыми письменными материалами о сексуальных отношениях между взрослыми и молодежью.

96. Лайндекер 1981:123. это точка зрения, которую она высказывала в течение нескольких лет (Денсен-Эрбер 1977b, 1981); несколько сбившийся с пути Уайлдмон счел это гомосексуалистским заговором (1985: 153f)

97. Crewdson 1988:243. Возможно, это отражало реакцию на растущее направление мысли, которое заявляло, частично соглашаясь с консерваторами, что сексуальные репрезентации, текстовые или визуальные, несут явные и неявные идеологически обоснованные ценности и значения. Гомосексуалисты и лесбиянки использовали это, чтобы доказать, что гомосексуальная эротика может положительно отражать их личную и культурную идентичность, и многие сексуальные свободомыслящие люди отстаивали культовую ценность сексуальных представлений (Дагган и Хантер , 1995).

98. Янус 1981: 205f. Фраза была в ответе Уокера (1979) на призыв Торстада (1979) к поддержка и сексуальное освобождение. На это также ссылались восхищенный Джон Лео (1981) и Эдвард Эйхел и Дж. Гордон Мьюир (Reisman and Eichel 1990: 213). В сообществах геев и лесбиянок произошел фундаментальный раскол по поводу НАМБЛЫ и сексуальных отношений молодежи и взрослых, который еще предстоит полностью задокументировать (Califia 1980b). Многие сообщества геев за пределами страны поощряли это разделение; Шенберг (1982) призвали "порядочных гомосексуалистов” осудить “эту отклоняющуюся от нормы группу”. В то время как критики указывали на статью Уолкера в "Новостях гей-сообщества", газета была одной из очень немногих в конце 1970-х и начале 1980-х годов, чтобы привести ряд поразительных свидетельств людей, у которых были продуктивные эротические отношения со взрослыми, когда они были молодыми (одно из них было фактически на той же странице, что и статья Уокера, но было всеми проигнорировано; Michaels 1979). Были также заявления тех, кто осознавал (в разной степени), для чего был использован раскол. Торстад считал, что попытка “санировать” движение за освобождение геев, представленное Уокером, в значительной степени увенчалась успехом (личное сообщение, 5 сентября 1991 г.).

99. Шенберг, 1982. Это отрицание сочувствия к девиантам было выдвинуто в то же время, когда педофилов обвиняли в отсутствии сочувствия к своим жертвам; Эндрю Ваксс заметил, что “существенное качество evil...is отсутствие эмпатии” (Ровнер, 1987).

100. Лео, 1983. Последняя часть этого замечательного предложения — "систематическая эксплуатация слабых и незрелых сильными и неуравновешенными" — была использована в качестве подписи к фотографии в статье Лео, на которой один из полицейских сопровождает беглеца (предположительно, похищенного). Это был один из тех редких, но восхитительных оговорок о намерениях, в которых предполагаемое обвинение становилось самооговором.

101. Джейкобсон, 1983. Смотрите O'Keefe (1985) о кампаниях по “пробуждению страха” и Kamincr (1995) об ассоциациях с чувством победы 1980-х годов. Опрос новостей кабельной сети, проведенный 21 мая 1994 года, сообщил, что, несмотря на то, что число насильственных преступлений снизилось на 9% по сравнению с 1981 годом, 88% опрошенных заявили, что уровень преступности был “рекордно высоким”.

102. Эрлих 1993, в этих коротких полемиках, конечно, никогда не приводится никакой документации, и достоверность полицейской информации всегда вызывает большие подозрения. Я никогда не видел документа, направленного на педофилов как таковых, хотя я видел руководства, которые циркулируют в либертарианских кругах и кругах сторонников выживания. Некоторые из них являются финансовыми руководствами для отдельных лиц и пар, выходящих на пенсию за границей, другие являются руководствами по созданию сетей зарубежных банковских счетов, а некоторые содержат информацию о получении нового удостоверения личности. Также циркулирует информация о получении политического убежища за границей.

103. Лео 1983. Более поздние антропологические исследования опровергли такого рода простодушный этноцентризм.

104. Хей 1987, цитируя пресвитерианского священника Джерри Кирка, основателя и президента Национальной Коалиция против порнографии. Когда сенатор Джереми Дентон (республиканец) начал говорить, что либеральные влияния могут быть ответственны за то, что педофилы “заболевают”, он остановился на полуслове и настаивал на том, что проблемы не были ни либеральными, ни консервативными; “Я думаю, это просто здравый смысл”, - сказал он (стр. 109, Детский Закон о защите свидетелей: Слушания в Подкомитете по ювенальной юстиции, Комитете по судебной системе [1985], Сенате Соединенных Штатов [99-й Конгресс], 1986). Эта тема политического единодушия, наряду со “здравым смыслом”, присутствовала на раннем этапе. Денсен-Гербер сама была либералом, но сказала: “Здравый смысл и материнский инстинкт подсказывают мне, что эти злоупотребления не являются вопросом свободы слова и печати” (1977b). В более раннем заявлении она высказала те же соображения (“Первая поправка не абсолютна, - продолжает она, - я не думаю, что в жестоком обращении с ребенком есть две стороны. Я не хочу слушать эти игры. Я не хочу слушать, как их исполняют, в то время как американская семья разваливается” (1977a: 263,270).

105. Гудман 1977. Восхищенный этими замечаниями, вскоре после поражения во Вьетнаме, американское правительство перепечатало ее колонку в журнале "Сексуальная эксплуатация детей: слушания в Подкомитете по отборному образованию". Комитет по образованию и труду, стр. 348-349, Соединенные Штаты Палата представителей (Конгресс 97-го созыва), 1977.

106. Образы войны были распространены и отражали эпоху (Дэвис 1985, Торнтон 1986). На Республиканском национальном съезде 1992 года Пэт Бьюкеннан подтвердил, что ведется не только культурная, но и религиозная война, и это в то время, когда сербы-христиане занимались своей “этнической чисткой” мусульман в бывшей Югославии.

107. Новости кабельной сети. 17 мая 1993 г. 1 марта 1995 г. на шоу Опры Уинфри был показан Неслер в программе, посвященной родителям, которые убили предполагаемых насильников своих детей. Неслер был представлен с сочувствием, и Уинфри на протяжении всего шоу подчеркивала, что, хотя она и не рекомендовала убивать, “это одна из величайших судебных ошибок, что вы находитесь за решеткой. [Обращаясь к аудитории] Что-то здесь не так! Вы не чувствуете, что здесь что-то не так?!” Зрители аплодировали. В шоу были плачущие родители и предполагаемые жертвы. Уинфри возмутилась, что любой, кого обвинят в растлении, получит легкие сроки, сказал, что судьи должны “понимать сексуальное насилие”, и воскликнул, что секс между взрослыми и молодежью - это “убийство и ограбление семьи этих детей!”

108. См. Mones 1991, Kever 1992b. В 1991 году законодательный орган штата Техас призвал к установлению личности для возможного помилования тех женщин, которые убивали и использовали защиту от домашнего насилия. Иллинойс освободил нескольких женщин, осужденных за убийство своих предположительно жестоких мужей или бойфрендов (Анонимно 1992u, Анонимно 1994b).

109. Хотя это и не получило широкого признания, некоторые из этих убийств могут быть связаны с необычайным ростом числа убийств среди несовершеннолетних с 1984 года; Anonymous I992t, Larsen 1993. Аналогичными нападениями в то время были расстрелы врачей, делавших аборты; один был застрелен в марте 1993 года, а другой - в августе 1993 года. Католический священник в Алабаме пытался запустить рекламу, призывающую к убийству врачей, делавших аборты, как к “оправданному убийству” (главные новости CNN, 16 августа 1993 года). В июле 1994 года врач и сопровождавший его человек были убиты сторонником абортов; он был приговорен к смертной казни. 

Фильмография

Adam. D: Michael Tuchner (1983, US, NBC-TV).

Adam: His Song Continues. D: Robert Markowitz {1986, US, NBC-TV).

Airplane. D: Jim Abrahams, David Zucker, Jerry Zucker (1980. US).

Alice Sweet Alice. D: Alfred Soles (1976, US; also known as Holy Terror or Communion).

Angel. D: Robert O’Neil (1984, US).

Angel III: The Final Chapter. D: Tom DeSimone (1988, US).

The Asphalt Jungle. D: John Huston (1950, US).

The Boys of St. Vincent. D; John N. Smith (1994, Canada, CBC-TV).

Bump in the Night. D: Karen Arthur (1991, US, CBS-TV).

Ceremony. D: Andrew Wild (1993, US, TV).

Chickenhawk. D: Adi Sideman (1994, US).

Child’s Cry. D; Gilbert Cates (1986, US, TV).

Daughter of the Streets. D: EdSherin (1990, US. ABC-TV).

Death ofA Centerfold: The Dorothy Stratton Story. D: Gabrielle Beaumont (1981, US, TV).

Don't Touch My Daughter. D; John Pasquin (1993, US. NBC-TV).

Do You Know The Mufifn Man? D; Gilbert Cates (1989, US, CBS-TV).

The Exorcist. D: William Friedkin (1973, US).

Extemities. D; Robert Young (1986, US).

The Face on the Milk Carton. D: Waris Hussein (1995, US, CBS-TV).

The Godfather. D; Francis Ford Coppola (1972, US).

The Golden Child. D: Michael Ritchie (1986, US).

Honor Thy Father and Mother: The True Story of the Menendez Murders. D: Paul Schneider (1994, ABC-TV).

I Know My First Name Is Steven. D: Larry Elikann (1989. US, NBC-TV).

I Spit on Your Grave. D; MeirZarchi (1978. US; also known as Day ofthe Woman).

Invasion of the Body Snatchers. D: Don Siegel (1956. US).

It. D: Tommy Lee Wallace (1990, US. TV).

Kids Don’t Tell. D: Sam O’Steen (1985, US, CBS-TV).

Killer Klowns From Outer Space. D: Stephen Chiodo (1988, US).

The Little Girl Who Lives Down The Lane. D: Nicholas Gessner (1977, US).

Little Ladies of the Night. D: Marvin Chomsky (1977, US, TV).

Lolita. D; Stanley Kubrick (1962, Britain).

M. D: Fritz Lang (1931; Germany. US remake: 1951, D; Joseph Loscy).

Manhunter. D: Michael Mann (1986, US).

Mary Jane Harper Cried Last Night. D: Allen Reiser (1977, US, TV).

A Mother’s Revenge. D: Armand Mastroianni (1993, US, ABC-TV).

The Naked Kiss. D: Samuel Fuller (1964, US).

Never Take Candy From A Stranger. D: Cyril Frankei (1960, Britain).

Nightmare. D: John Pasquin (1990. US).

Night of the Juggler. D: Robert Butler (1980, US).

Off the Minnesota Strip. D: Lamont Johnson (1980. US, ABC-TV).

The Omen. D: Richard Donner (1976, US).

Pinocchio. D; Ben Sharpsteen (1940, US).

Shakes the Clown. D: Bobcat Goldthwait (1991, US),

Shattered Innocence. D: Sandor Stem (1988, US, CBS-TW).

Shattered Trust: The Shari Karney Story. D: Bill Corcoran (1993, US, NBC-TV).

Silence of the Lambs. D: Jonathan Demme (1991, US).

Smooth Talk. D; Joyce Chopra (1985, US).

Something About Amelia. D: Randa Haines (1984, US, ABC-TV).

Something To Live For: The Alison Gertz Story. D: Tom McLoughlin (1992, US, ABC-TV).

Star 80. D: Bob Fosse (1983, US).

Street Love. D; Rose-Marie Turko (1985, US).

Streets. D: Katt Shea Ruben (1990, US).

Sudden Impact. D: Clint Eastwood (1983, US).

They've Taken Our Children: The Chowchilla Kidnapping. D: Vem Giilum (1993, US, ABC-TV).

The Thing (From Another World). D: Christian Nyby (1951. US).

Three Men and a Baby. D; Leonard Nimoy (1987, US).

Thrree Men and a Cradle. D: Coline Serreau (1985, France).

To Die of Love. D: Andre Cayatte (1970, France).

Unspeakable Acts. D: Linda Otto (1990, US, TV).

Verguhrung: Die Grausame Frau [Seduction: TIk Cruel Woman). D; Elfi Mikesch and Monika Treut (1985, West Germany).

Victims. D;Jerrold Freedman (1982, US, TV).

Victims for Victims: The Theresa Saldana Story. D: Karen Arthur (1984, US-TV).

Violated. D: Waller Slrate (1954, US).

When The Bough Breaks. D: Waris Hussein (1986, US, NBC-TV).

Where Are The Children. D: Bruce Malmuth (1986, US).

Without A Trace. D; Stanley Jafie (1983, US).