Педофилия: радикальный взгляд

 

 

Учитывая страсти предмета с генерированной, есть удивительно мало книг по педофилии. Возможно, некоторые «профессионалы» - психиатры, криминологи и им подобные - неохотно проявляют слишком большой интерес из-за страха, что их сочтут похотливыми или корыстными. Они, как правило, ограничиваются статьями в специализированных журналах или лишними страницами в огромных учебниках по «ненормальной» психологии.

 

За исключением тайного, в романах и стихах педофилы также мало что писали по той очень веской причине, что быть педофилом вне нашего общества - опасное занятие. В любом случае табу на педофилию сделало ее буквально «невыразимой» (следовательно, «неописуемой»), за исключением случаев, когда на нее ссылаются в самых обличительных терминах.

 

Я педофил, и в следующих главах станет ясно, почему я счел необходимым прорваться через барьеры общественного неодобрения, высказавшись открыто. Тот факт, что мне удалось это сделать, во многом обязан работе, описанной в Части третьей, группы обмена информацией о педофилах (PIE), группы, с которой я был тесно связан, которая с момента своего создания в 1974 г. открытое обсуждение педофилии и отмены законов против половых актов по обоюдному согласию между детьми и взрослыми.

 

Борьба PIE была тяжелой. Против нас были угрозы и насилие. Карьера участников была разрушена после «разоблачения» в прессе, и теперь, благодаря обвинениям в «заговоре с целью развращения общественной морали», выдвинутым против организаторов PIE (включая меня), эта борьба вот-вот приведет нас к скамье подсудимых в старом городе Бейли. Написание этой книги подвергалось опасности дважды, в 1978 и 1979 годах, когда полиция ворвалась в мой дом вместе с домами других членов PIE и изъяла большое количество исследовательских материалов. По счастливой случайности, материал, изъятый в каждом случае, состоял в основном из бумаг, которые я уже изучил и использовал в черновике моей книги.

 

Такое давление - наказание за то, что говоришь невыразимое. И все же можно утверждать, что представленный здесь «радикальный» случай вовсе не столь радикален. В нашем случае есть элементы, в которых мы с PIE больше не стоим в одиночестве, и их нельзя легко отбросить как либертарианскую «безумную окраину»: недавний отчет Национального совета по делам неполных семей, беременные в школе, призвал к отмене возраста согласия по причинам, которые полностью соответствуют тем, которые выдвинуты в отношении полового воспитания, контрацепции и беременности в этом ключе, и есть другие, столь же респектабельные органы, которые теперь поддерживают отмену или снижение возраста согласия. В Нидерландах, как читатели, незнакомые с событиями в Европе, узнают на следующих страницах, даже крупные церковные организации и политические партии приходят к выводу, что законы, разработанные для «защиты» детей от сексуального опыта, на самом деле приносят им больше вреда, чем пользы.

 

И моя цель не является «радикальной», если под этим термином подразумевается попытка «нанести удар по самым корням общества», подрывая «семейную жизнь». Я был бы первым, кто признал бы, что нет ничего теплее, безопаснее или ценнее для ребенка, чем стабильная, любящая семья, и я вижу все причины для того, чтобы поддерживать лучшее в семейной жизни, а не разрушать ее. В то же время я не вижу причин уклоняться от вывода - «радикального» и, надеюсь, конструктивного, - что семьи, лишающие детей их сексуальной жизни, включая возможность сексуальных контактов со взрослыми, глубоко ограничены, какими бы хорошими они ни были, может быть и в других отношениях.

 

Такая точка зрения не зависит от научно спекулятивных предпосылок. Это не зависит от веры в то, что сексуальное подавление в детстве имеет прямое биологическое воздействие, ведущее к психологическим и психосоматическим проблемам: что гораздо более очевидно, чем это, так это то, что дети учатся, будучи отговорены от сексуального выражения, что секс - это плохо и грязно- убеждение, которое тонко преследует их всю жизнь.

 

Он мог сомневаться в моей квалификации для вынесения того, что может показаться академическим суждением по этому вопросу. Но это не должно быть академической работой, новаторскими научными достижениями посредством оригинальной теории или контролируемых эмпирических исследований. Мой вклад, скорее, с точки зрения академических соображений, состоит в том, чтобы представить точку зрения педофила на то, что уже известно - упражнение, направленное как на «эксперта», так и на не предвзятого неспециалиста. Мой подход был личным и целеустремленным, а не ложно «научным» и «объективным», но я приложил все усилия, чтобы всегда только честно использовать свои источники и относиться к противоположным точкам зрения с хладнокровием и спокойствием, вместо нетерпеливого увольнения. Издатель (не мой нынешний) однажды сказал мне, что радикальная книга о педофилии должна быть «либо увлеченным трактатом, либо ледяным обоснованием». Я считаю, что, как это ни парадоксально, эта книга - и то, и другое.

 

Неизбежно, что личный характер моего подхода привел к определенным ограничениям. Как любитель мальчиков, я склонен больше писать об отношениях между мальчиками и мужчинами, чем о других формах педофильных отношений, включая явно более многочисленные контакты между девочками и мужчинами. Однако я приложил решительные усилия, чтобы написать книгу о «педофилии», а не о «любви к мальчикам». О последнем уже существует ряд книг, которые кажутся мне слишком ограниченными. Некоторые любители мальчиков пишут так, как будто девочек не существует, особенно потому, что они не могут ответить на чрезвычайно важный вопрос согласия, на который можно полностью ответить, только сославшись на влияние, которое оказывают взрослые любого пола, может иметь детей любого пола в сексуальных контактах. К сожалению, книга об общей «педофилии» рискует скрыть важные психологические различия, по крайней мере в том, что касается мужской педофилии, между любовью к мальчику и любовью к девочке - различия, которые имеют серьезные последствия, особенно для феминистской критики педофилии, которые иногда чрезмерно полагаются на единый взгляд на мужскую сексуальную психику.

 

Еще одно ограничение связано с ограниченным пространством. Возможно, самая важная тема, которую я упустил, - это причина или причины того, почему секс, особенно в «продвинутых» обществах, порождает такие сильные чувства отвращения и отвращения - не только педофильный секс или другое «девиантное» поведение, такое как гомосексуализм, но и секс в целом. Этот феномен не следует объяснять просто в терминах того, чему детей учили их родители на протяжении последующих поколений, поскольку остается вопрос, почему относительное отсутствие сексуального запрета, которое когда-то преобладало, когда-либо было нарушено. Проблема фундаментальная и в последние годы недостаточно исследована.

 

Другое упущение, связанное с кровосмесительной педофилией, может показаться серьезным с учетом вопросов, которые вызывает инцест в отношении власти в семейных отношениях; вопрос власти рассматривается в контексте педофилии в целом, но я считаю, что глава о инцесте была бы скорее «обязательной» в книге о сильных и слабых сторонах «семьи», чем в главе о педофилии как таковой.

 

Несколько стилистических моментов требуют комментариев. Меня раздражает писать о «пенисе» и «влагалище», о «мастурбации» и «половом акте». Использование четырех буквенных эквивалентов этих слов - при условии, что это не делается агрессивно и нецензурно - позволяет избавиться от медикаментов в сексе, говорить о нем с энтузиазмом, как думают о нем здоровые люди. Такие слова, хотя и грубые и «земные», легче сочетаются с более мягким и нежным эротизмом, подразумеваемым в таких словах, как «поцелуй», «поглаживание», «обнимать», чем бескровные эвфемизмы медицинских учебник. Как ни странно,эта точка зрения была хорошо воспринята по крайней мере одной группой относительно просвещенных психиатров, Kraemer et al.., в своей книге «Запретная любовь». Тем не менее, я не обращая внимания на мнение моего издателя, который чувствует , что то , что я должен сказать, уже спорно достаточно, и что любое использование четырех букв слова может оттолкнуть симпатию читателей.

 

Я всегда имел в виду «подростки», а не «дети». Лично мне нравится слово «дети». Я нахожу это привлекательным так же, как приятно называть друга «Билл» вместо «Уильям» или «tu» вместо «vous» : это подразумевает близость, дружеское отношение. Но я также понимаю, что слово «дети» не на миллион миль от идеи «простые дети» или «мелкие неприятности». Как читатели обнаружат, я не хотел бы усиливать эту идею. Следовательно, я счел подходящим формальное обозначение.

 

В еще одном отношении я также решил преодолеть свои естественные склонности, говоря лингвистически. Как мальчик-любовник, я всегда склонен думать о младшем партнере в педофильных отношениях как о «нем». Поскольку на самом деле большинство из них, вероятно, «она», я использовал женское местоимение там, где это уместно.

 

Наконец, я должен отметить, что там, где я писал об определенных педофильных отношениях, настоящие имена по очевидным причинам не использовались.

 

Мне остается выразить сердечную благодарность всем, кто помогал мне, особенно доктору Кеннету Пламмеру, преподавателю социологии в Университете Эссекса, госпоже Нетти Поллард из Национального совета гражданских свобод (ныне Liberty) и ди-джею Весту, профессору Клиническая криминология в Кембриджском университете, каждый из которых прочитал весь текст в черновике и внес много ценных предложений. Во всех случаях, за исключением нескольких, когда речь шла о вынесении суждения, я принимал высказанные в мой адрес замечания и вносил соответствующие изменения в текст. В тех немногих случаях - это может быть только один или два - когда я не согласен, я должен винить только себя за любую ошибку суждения.

 

Многие другие читали и комментировали отдельные главы. Доктор Дэвид Ниас и доктор Гленн Уилсон, оба из Института психиатрии в Лондоне, оказались моими консультантами, повышающими эгоизм (хотя они не одобрили бы такой фрейдистский термин!). Что касается двух глав (5 и 10), которые я упомянул им. В этом отношении за ними последовал г-н Дэвид Уотсон, бывший преподаватель моральной философии в Университете Глазго, чье тщательное изучение главы 7 оставило его без внимания. Комментарий специалиста по юридическим предложениям PIE был получен во время их формулирования их автором, г-ном Китом Хозом. Впоследствии я получил неофициальные комментарии по этим предложениям от ряда юристов, и был впечатлён тем фактом, что, по моему мнению, они хорошо выдержали профессиональную проверку. Медицинские вопросы, особенно рак шейки матки, обсуждались с доктором Робертом Сталкером, врачом районного управления здравоохранения Донкастера.

 

Мои комментарии о Северной Америке проверили г-жа Валида Давила из Детского общества чувственности, Калифорния, а также г-н Дэвид Торстад и г-н Том Ривз, оба из Североамериканской ассоциации любви мужчин и мальчиков. Те, о Голландии читали доктор Фриц Бернар, психолог, и доктор Эдвард Бронгерсма, юрист и бывший член Сената Нидерландов. Я также признателен господину Фрэнку Тори за использование ряда его переводов статей с голландского языка.

 

Помощь с исходным материалом и полезные предложения были получены от г-на Виктора Баниса, г-на Дж. З. Эглингтона, г-на Джеральда Джонса, г-на Уоррена Миддлтона, г-на Д. В. Николса и г-на Фредерика Винсона.

 

Особо следует упомянуть г-на Рэя Томаса, г-на Джона Мура и г-жу Маршели Кэмерон, поддержка которых в очень критический период имела огромную ценность.

 

Я всегда находил, что библиотекари исключительно приятны и полезны, и никогда не больше, чем при работе над этим сборником. Я благодарен за помощь , которую получил в Британской библиотеке  Radzinowicz, в Институте Кембриджского университета криминологии. Однако большинство ссылок, цитируемых в моей библиографии, было получено через публичную библиотеку в Ньюпорт-Пагнелл, Бакс. Персонал под руководством г-на Нормана Стоуна неизменно помогал в течение долгого времени: в нескольких случаях чудеса были достигнуты с точки зрения получения действительно малоизвестных рекомендаций через Межбиблиотечную службу ссуды с отправкой, в которой некоторые более крупные библиотеки стыдились.

 

Эти замечания не были бы полными без упоминания моего издателя, г-н Питер Оуэн и его режиссерские коллег, которые необходимы как воображение и смелость в продвижении потенциально спорного проекта. С моим редактором, мистером Дэном Франклином, мне едва ли повезло больше: рабочие отношения между нами всегда были конструктивными и удивительно свободными от напряженности, которая иногда ощущается на «стыке» между автором и редактором.

 

Наконец, я должен поблагодарить всех участников PIE, без которых не могло бы быть ни одной книги такого рода, и в особенности мистера Кейта Хоуза, чей руководящий дух пронизывал мое мышление.

 

Моя благодарность всем упомянутым в этих признаниях не означает, что кто-либо из них согласен с взглядами, выраженными в этой книге.

 

Увы, осмотрительность подсказывает, что я не могу отдать должное тем детям, которые повлияли на мое творчество. В любом случае, каким бы большим ни было это влияние, было бы трудно признать его, не умаляя их общего воздействия на меня.

 

Том О'Кэрролл ,

Лондон, ноябрь 1979 г. 

Наверное мало людей, которые слышали это, автор былого и грядущего короля, квартет романов, основанных на Артуре легенды, осознал , что он был педофилом. Тем не менее, он не скрывал этого факта, и читатели биографии Сильвии Таунсенд Уорнер узнают о его любви к мальчику из устрашающего достоинства и отваги:

 

«… Я влюбился в Зеда. На пляже Брей с Килли я махал и махал самолету, пока он не скрылся из виду - все мои дикие гуси исчезли, а я - одинокий старый Чарли на песках, который проковылял до кромки воды, но не мог летать. Было бы немыслимо сделать Зеда недовольным тяжестью этой непрактичной, неподходящей любви. Это было бы против его человеческого достоинства. Кроме того, я люблю его за то, что он счастлив и невиновен, поэтому это разрушит то, что я любил. Он не мог выдержать тяжести мира против таких чувств - не то, чтобы они плохи сами по себе. Такими их делает общественное мнение. В любом случае, из-за его счастья, а не моей безопасности, вся ситуация невозможна. Всё, что я могу сделать, это вести себя как джентльмен. Моей ужасной судьбой было родиться с бесконечной способностью любить и радоваться без надежды использовать их.

 

«Я не верю, что какие-то сексуальные отношения с Зедом причинят ему вред - он, вероятно, подумает и назовет их ужасными. Я не верю, что могу причинить ему вред духовно или морально. Я не верю, что извращенцы созданы таким соблазнением. Я не считаю секс злом, за исключением тех случаев, когда он жесток или унижает достоинство, например, изнасилование, содомию и т. д. Или что я злой, или что он может быть злом. Но практические факты жизни представляют собой непреодолимую преграду - законы Бога, законы человека. Его возраст, его родители, его самооценка, его уверенность в себе, процесс его развития в социальной системе, враждебной сердцу, яркость его существа, которая сделала его тем, чем должен быть дом на целых три недели безупречной жизни, день отдыха, тот факт, что старики существуют на благо молодых, а не наоборот, фактическая невозможность, установленная законом и обычаями, немыслимость превратить его в одинокого, грустного, затменного или скрытого человека - все возможные детали того, что целесообразно не то, что морально, предлагает лису к моей груди, и я должен позволить ей грызть.

 

В то время, когда мне было около двадцати пяти, я случайно столкнулся с этим ужасным самоотверженным постановлением, его невыразимое отчаяние было прилично прикрыто храбрым стоицизмом, которого ожидают от английского джентльмена, у меня уже было почти десять лет, чтобы чувствовать то, что чувствовал Уайт. : снова и снова были мальчики , и во мне нарастала нежность по отношению к ним - и это ужасное, неизбежное чувство, что я тоже родился «с бесконечной способностью любить и радовать без надежды использовать их», для всех кажущиеся вескими причины белые объясняют с такой разрушительной ясностью.

 

Однако, в отличие от Уайта, я не мог принять. Я не мог поверить, что это правильно, что любовь внутри меня подавляется, прекращается. Это должно было быть здесь с какой-то целью. Он должен был быть там, чтобы делать с ним добро. Я не христианин. Я не верю в Бога, но временами мне хотелось бы, чтобы я верил, потому что тогда, по крайней мере, я мог бы апеллировать к идее, что я был создан таким, какой я есть, как часть Его Великого Замысла, и моя любовь возникла соответственно. Это чувство идеально уловлено Айрис Мердок в ее романе «Колокол»:

 

«Каким-то образом можно было бы продолжать знать его, можно было бы присмотреть за ним и помочь ему. Майкл чувствовал глубокую потребность укрепить, сохранить дружбу с Тоби; не было никаких причин, по которым такая дружба не могла быть плодотворной для них обоих; и он чувствовал безмятежную уверенность в своей самой скрупулезной осмотрительности. Таким образом, этот момент радости был бы не чем-то странным и изолированным, а скорее чем-то, что указывало на долгую и глубокую ответственность, задачу. Больше не будет такого момента. Но что-то от его сладости сохранится, о чем Тоби никогда не узнает, в скромных услугах, скрытно выполненных в будущем. Он чувствовал такой запас любви и доброй воли к юному существу рядом с ним. Не могло быть, чтобы Бог полностью угасил такой источник любви. Должен, должен быть способ превратить ее в силу добра. Майкл в тот момент не почувствовал, что это будет трудно сделать».

 

Неверующему совсем не сложно чувствовать то же, что и Михаил. Как и он, я глубоко уверен, что мои самые сокровенные чувства к детям добрые. Как и Уайт, я не вижу внутреннего противоречия между сексуальной природой моей любви и ее нежным аспектом: эти два аспекта дополняют друг друга. Проблема заключается в препятствиях, которые общество ставит между мной и выражением моих лучших намерений по отношению к детям.

 

Могут спросить, что это за намерения и какую особую дорогу в ад я им прокладываю?

 

Меня сексуально привлекали дети, особенно мальчики, с самого детства. С шести лет я помню, как постоянно отвергал предложения маленьких девочек, которые говорили: Я покажу вам свое, если вы покажете мне свое  - мне было бы стыдно сделать что-нибудь настолько грубое, - но после десяти лет эта мысль тела других мальчиков начала возбуждать меня, не в силах сопротивляться.

 

Мои школьные дни были фактически самыми сексуально активными в моей жизни на сегодняшний день, особенно в возрасте от одиннадцати до четырнадцати; Тогда было так легко сблизиться со своими сверстниками, отчасти потому, что они были такими же похотливыми, как я, а отчасти потому, что у них была возможность так хорошо их узнать, без необходимости сначала преодолевать эти искусственные барьеры страха и запретов, которые разделяют поколения друг от друга. Мы не делали ничего, кроме взаимной мастурбации, и я действительно не хотел этого - не то чтобы в «содомии» было что-то «жестокое или унизительное», по моему мнению, при условии, что это действие предполагает взаимное согласие.

 

Только когда я перешёл в пятый и шестой классы, мне стало трудно. В то время как другие мальчики все больше и больше говорили о девочках и все меньше интересовались друг другом, я постепенно понял, что не развиваюсь, как они. Девочки, особенно взрослые, мало интересовали; как и мальчики моего возраста, потому что меня по-прежнему привлекали только подростки, особенно каждый год новые «пушистики» - одиннадцатилетние дети в своих серых шортиках, которые казались все более привлекательными. И не только в сексуальном плане, как это было с моими друзьями в предыдущие годы. Это было что-то среднее между нежным желанием защищать и заботиться о них - «материнским» чувством, если хотите, - и романтическим, даже рыцарским чувством,расширение этого чувства до чего-то, что я мог идентифицировать как мужское. В настоящее время мне было наплевать, являются ли мои чувства «мужскими» или «женскими», если они имеют широкую человеческую ценность, но в юности я бы умер от стыда при мысли о том, что я хоть как-то женоподобен. Я даже предполагал, что со временем переключусь на девочек, и постепенно стал озадаченным и обеспокоенным, что этого не происходит. 

 

Маленький Осгуд был моей первой любовью, хотя он никогда этого не знал. Я даже не узнал его имени, так как все звали его «Осгуд» или «Осси». Мы жили в одном доме, и хотя у меня было бесчисленное количество возможностей поговорить с ним, я никогда не осмеливался. Я думал, что  натворю что то. Я дурю себя, Я бы его обидел. И даже если бы я этого не сделал,  что я мог бы найти, чтобы сказать ему? Я учился в шестом классе, открывая для себя  экономику и философию Европы Просвещения. Как я мог начать изображать интерес к моделям самолетов Осгуда или его коллекции марок? И если бы я мог, как я мог бы выдержать явную неискренность этого, когда все время мои мысли были бы сосредоточены на том, чтобы нежно поглаживать затылок его тонкой, нежной шеи.

 

Самое близкое, что я когда-либо приближалось к нему, было мгновенным, вуайеристским опытом. Это был день спектакля Хауса, и Осгуд был «туземцем», чье лицо, руки и ноги нуждались в большом количестве коричневого макияжа. Я тоже был в пьесе, но даже с помощью этой связи я был слишком робок, чтобы разговаривать с ним по-дружески.

 

- Может ли кто-нибудь помочь Осгуду в блэкапе? сказал учитель. «У нас мало времени».

 

Какой прекрасный шанс! Но нет, я просто стоял там, косноязычный и скованный ногами, когда момент прошел, и менее сдержанный шестиклассник ухватился за эту возможность. Как они болтали и смеялись, эти двое! Как чувственно, или так это показалось моим тоскующим глазам, старший мальчик намазал и растер молодые конечности Осгуда, позволяя пальцам без надобности блуждать по штанине шорт мальчика. Меня, конечно, тошнило от зависти, но я был взволнован открытием, что Осгуду, казалось, нравились прикосновения, казалось, нисколько не оскорбили блуждающие руки старшего мальчика.

 

Мне всегда было трудно поверить, что есть дети, мальчики или девочки, которым действительно нравится эротическое общение с людьми намного старше меня. Мне, наверное, тяжелее, чем многим из тех, кто так яростно осуждает педофилию. Так что на протяжении всего моего раннего взросления все мальчики были из-за этого, как Осгуд для меня, несбыточной мечтой; хотя я научился разговаривать с ними робко, неуверенно, я никогда даже близко не приближался к сексуальной активности. Как и Майкл Айрис Мердок, я все время думал, что в моей любви должно быть хорошее, но я понятия не имел, как это освободить: Молодые пары становятся родителями и становятся свидетелями детской сексуальности из первых рук (если, конечно, они не из тех родителей, которые с первых же признаков внушают стыд и скрытность в отношении секса). У меня была только модель моего собственного детства, которая рассказывала мне, что такое дети - и я не мог вспомнить, чтобы у меня вообще были сексуальные чувства до десяти лет, когда почти за одну ночь, казалось, эти чувства стали довольно интенсивными, примерно за три года до полового созревания. Я лично испытываю любую потребность в нежности взрослых, не являющихся родителями, и тем более взрослой сексуальности, любое проявление которой могло бы расстроить меня.

 

Мои корни, как вы, возможно, догадались, основывались на мнении, что все, что связано с генитальными областями тела, было невыразимо грубым; даже самая легкая физическая привязанность между взрослыми, такая как объятия, считалась «небрежной». Как и многие другие дети, когда мне впервые рассказали факты из жизни (в школе), моя реакция была такой: «Мои мама и папа не могли сделать ничего более грязного!»; но, возможно, в отличие от многих других детей, я не могу припомнить, чтобы когда-либо видел, чтобы мои родители целовались или обнимались за все годы моего детства. Как можно догадаться, я никогда не видел своих родителей обнаженными, и вид гениталий любого взрослого человека произвел бы на меня настоящий шок.

 

И все же, насколько я мог судить, мои родители были счастливы в браке. Я любил их, они любили меня. Такая физическая привязанность, которая проявлялась в семье, имела тенденцию передаваться из поколения в поколение. Мой отец, например, не был отстраненной или отстраненной фигурой, как некоторые отцы, и был ласковым в грубой, мужественной манере. Моя мать была нежной, и в младенчестве и раннем детстве, поскольку я был особенно болезненным и немощным образцом, мне нужна была вся нежность, которую я мог получить, много, продолжали они, к моему большому смущению. Неудивительно, что я не приветствовал бы даже больше такого обращения со стороны взрослого мужчины вне семьи.

 

Есть те, кто обнаружит во всем этом этиологию моего «извращения». Позволь им. Меня не интересует, почему я педофил, не больше, чем других интересует, почему они «нормальные». Я пытаюсь подчеркнуть, что модели поведения, представленные мне в детстве, оставили меня как взрослого с ограниченным и далеко не универсальным взглядом на то, что значит быть ребенком.

 

Мое собственное детство привело меня к ошибочному обобщению, что все другие дети сочли бы сексуальность отвратительной грубостью; что они будут так же напуганы взрослым, особенно взрослым незнакомцем, если бы они рассказали им об этом, как я. Даже сейчас, когда я впервые разговариваю с каким-либо ребенком, я все еще очень четко осознаю это предположение и намерен оставаться им, потому что, пока я не узнаю иное - из ее или его собственного поведения - ребенок, с которым я разговариваю, вполне мог бы быть одним из многих, чье отношение к сексу уже отравлено молчанием, которым его родители ограждают. Но есть также много детей, чьи родители, к счастью, имеют относительно здоровый животный взгляд на секс. Их дети растут с любопытством к этому, желание узнать больше о том, чем занимаются мама и папа, желание объединиться в себе, не бояться этого, стремиться к сексуальным отношениям как со сверстниками, так и со взрослыми.

 

Мне ужасно сейчас думать о смущенном, немного старомодном, школьном способе, которым я отвергал детское сексуальное любопытство (а иногда и больше, чем любопытство) в прошлом просто потому, что я не мог поверить свидетельствам своих ушей и глаз, что дети действительно хотели как-то вовлечь меня в свою сексуальную жизнь.

 

Я помню отпуск в общежитии, когда однажды ночью у меня и у некоторых из моих третьекурсников (ведь я тогда был учителем) было отдельное общежитие. В тот раз я был вовлечен - не без значительного протеста с моей стороны - в игру в покер на раздевание. Когда мы приближались к захватывающему этапу, в одних трусах со всех сторон, у меня не было недостатка в поддержке:

 

- Спорим, у вас есть громадина, не так ли, сэр?

 

«Хочешь увидеть Вуди?» Он больше, чем вы думаете!

 

Конечно, только игры. Простое любопытство. Ничего важного. Под крики «Spoilsport!» Я сказал всем, что все зашло достаточно далеко. Мы должны были встать рано утром, и нам всем пора было спать.

 

В других случаях мальчики не старше девяти или десяти лет щеголяли передо мной в раздевалках эрегированными маленькими пенисами, вводили в разговор тему мастурбации, задавали вопросы о гомосексуальности, просили меня сфотографировать их во время мочеиспускания и предлогали мне осмотреть шрамы от «операций» в уединенном месте - во всех случаях с положительным нежеланием с моей стороны представить то, что, по моему мнению, могло быть неприятным или пугающим предметом. Такие инциденты могут случиться с любым взрослым, который любит детей достаточно, чтобы проводить много времени в их компании, и кто может завоевать их доверие.

 

Так я постепенно обнаружил, что детей не всегда пугает секс, как меня в детстве. Точно так же, поскольку у меня была вся необходимая мне привязанность со стороны родителей, я предположил, что то же самое относится и к другим. На сознательном уровне я вскоре осознал, что это ерунда - трудно было не осознавать, что слишком много детей лишены родительской привязанности, - но на более глубоком уровне мне было трудно поверить, что объятия и ласки, которые я мог бы предложить не будет отталкивать, особенно старших мальчиков. Диктат социальных условностей, идея о том, что для мальчиков это не по-мужски и не по-мужски хотеть любви, также послужили препятствием в направлении доверия к моему интуитивному чувству: Есть мальчики, которые действительно нуждаются в ласке и которые были социализированы без всякой способности реагировать на нее естественным образом, - но есть и другие, которые могут принять ее и извлечь из нее пользу.

 

Не всегда «обездоленные» дети. Возьмите Джонатана. Ему было девять, когда наши пути слишком ненадолго пересеклись во время отпуска в кемпинге, хотя я бы предположил, что он был по крайней мере на пару лет старше. Судя по всему, его семейный дом был идиллически счастливым. Его родители показались мне чуткими, заботливыми людьми. И все же Джонатан не мог иметь от меня слишком много привязанности. Что бы мы ни делали в этот праздник, куда бы мы ни пошли, он хотел быть со мной. По крайней мере, он держал меня за руку, и большую часть времени мы ходили, взявшись за руки, к удивлению и возможному ужасу других взрослых в лагере. Он даже спросил, может ли он переспать со мной, и у меня есть основания предполагать, что он имел в виду больше, чем просто делить мою палатку.

 

Вера в то, что такие вещи могут происходить, приходила ко мне очень медленно, поскольку время и опыт - а также знание о более свободном сексуальном выражении детей в другое время и в других культурах мира - разрушили представление о том, что все дети невинны, и что педофильской любви нет места.

 

Фактически, как и Уайт, я годами держал лису у себя за пазухой, поддержанный лишь одной тонкой надеждой; надежда, что я смогу каким-то образом выйти замуж и создать собственную семью. Тогда я мог бы быть хорошим папой. Я смогу выразить свою любовь достаточно физически, обнимая детей, купая их и меняя одежду. Им никогда не нужно было знать, что эти вещи были для меня сексуальным возбуждением. Я бы скрыл это ради них. Я буду держать это под контролем. Они будут прекрасно осознавать, что я люблю их, и это правильно, но им никогда не нужно было знать, что я «ненормальный».

 

Семейный врач тоже подумал, что все это - хорошая идея. Он полагал, что знакомство с женщинами даст мне представление о них и что я скоро «перерасту» всю эту чушь о мальчиках.

 

Никто никогда с таким усердием не пытался следовать советам врача, и мои усилия были в некотором роде успешными: у меня никогда не было ни малейшей проблемы с привлечением интереса женщин. Очень часто симпатичные и представительные, так что социальная сторона отношений была простой. Однако я так и не нашел худощавого, мальчишеского, с плоской грудью. В каком-то смысле это было бы обманом. Вместо этого я отчаянно старался найти что-то захватывающее в женской груди (поставьте себя на мое место: попробуйте на мгновение полюбоваться пенисами маленьких мальчиков), научиться любить нейлоновые чулки, пуховки и все прочии случайные вещи, которые связаны с женщинами, и к которым я до сих пор относился с глубоким отвращением. Все это было абсолютно необходимо, потому что я не мог цинично симулировать любовь к женщине, чтобы жениться на ней, просто чтобы она была матерью для детей.

 

Какое-то время я был помолвлен. Я ей нравился достаточно хорошо, и она бы пережила брак, если бы ее подбодрили. Я сказал себе, что люблю ее, по крайней мере, в смысле Гидеона, по крайней мере мозгового, и пытался обмануть себя тем, что полюблю ее тело с большей близостью. Вернее, я бы потерял от этого свое отвращение, так же как отвращение к паукам можно преодолеть, если скрежещет зубами и приложит решительные усилия, чтобы приблизиться к маленьким зверям.

 

Я не собираюсь неуважительно относиться к женщинам в целом или к моему жениху в частности, когда говорю, что эта задача была для меня слишком сложной; всего через несколько месяцев помолвка была разорвана. Мои немногие измученные жалкие выступления между простынями, сплошные ролевые игры и ложная страсть должны были рассказать мне о неизбежной судьбе любых будущих подобных связей, но это не помешало мне попробовать еще раз, много раз.

 

Я рекламировал в личных колонках таких журналов, как Private Eye и London Weekly Advertiser, чтобы найти кого-то, кто заинтересован в быстром браке, заключенном с обеих сторон с открытыми глазами, но лишенным отвратительных, затяжных романтических поз ухаживания. Я надеялся найти кого-то, кто хотел бы, чтобы мужчина был в этом месте отцом и кормильцем (или домохозяйкой для женщины-карьеристки), а не дарителем сексуальной любви. Сначала я застенчиво описал себя в рекламе как «фонд детей» и встретил несколько разведенных и разлученных женщин, у некоторых из которых уже были собственные очаровательные дети.

 

На самом деле на мои объявления отвечали самые разные женщины, в том числе, без какой-либо причины, которую я мог понять, множество медсестер. Одним из них был свингер из «Челси», который настоял на том, чтобы меня выебали в течение часа после встречи. Это была своего рода первая сексуальная помощь, потому что я сказал ей, что у меня не очень хорошо получается заниматься любовью. Среди других были марокканка, танцовщица живота, ученица шестого класса, домохозяйка-нимфоманка, муж которой не мог выдержать темп, девушка из Армии Спасения, которую я действительно считал своим спасением, продавщица за пятнадцать стоунов, «фантастически толстая цыпочка». (ее слова) и несколько лесбиянок.

 

Их было так много, что я не мог угнаться за их именами. Я смутно знал их как «мисс Пиннер, мисс Финчли Сентрал» или «мисс Велвин-Гарден-Сити». Но я не думаю, что когда-либо обращался с кем-либо из них цинично или бесчестно. Как можно скорее я постарался тактично познакомить их с настоящей причиной моего интереса, и обычно - не всегда - это было бы внезапным концом.

 

В конце концов, вместо того, чтобы тратить зря их и свое время, вместо того, чтобы создавать ложные ожидания, я попытался сделать сами свои объявления более откровенными. Time Out отказался от слова «педофил», но, к удивлению, они приняли рекламу, в которой я описал себя как «без ума от певчих, скаутов и маленьких девочек из Алисы в стране чудес». Что еще более удивительно, на него ответили семь женщин, хотя ни одна из них не поняла буквально то, что я сказал. В очередной раз я столкнулся с унылой серией объяснений и неудач.

 

Другие аспекты моей жизни были менее причудливыми. После окончания Ланкастерского университета по истории в 1967 году я начал преподавать в полном объеме и по большей части смирился с тем, что просто выполнял добросовестную работу. Один старый друг-студент написал, что спросил, как продвигается работа. Взамен он получил восторженное, но, несомненно, нескучно скучное эссе из 2700 слов о целях, методах, приоритетах и проблемах, связанных с обучением английскому языку одиннадцатилетних детей! Видите ли, я был заинтересован. Это просто пузырилось из меня. Я так хотел хорошо преподавать. Отчасти это была профессиональная гордость, которую должен испытывать любой другой молодой участник профессии, но я также осознавал, что приступаю к делу любви.

 

В конце первого года обучения я поступил в Кембриджский университет, чтобы получить сертификат. А к концу курса случайно в школе, из которой я только что закончил, освободилась должность по истории. Директор очень хотел, чтобы я вернулся, поэтому в конце концов мне больше не понадобилось пользоваться отзывами, которые мне давали руководитель английского языка и Хаусмастер. Как и большинство открытых отзывов, они, возможно, были более яркими, чем конфиденциальные отзывы; но я все еще горжусь ими, и для тех людей, которые думают, что я что-то вроде мерзкого монстра, изображаемого прессой, я считаю, что их стоит процитировать, даже если они могут показаться нескромными. Мой руководитель английского языка сказал следующее:

 

Мистер Т. О'Кэрролл присоединился к английскому персоналу этой школы в сентябре 1967 года и проработал с нами один год.

 

Его степень в области истории и отсутствие опыта преподавания поставили перед ним немалую проблему, когда дело касалось преподавания английского языка.

 

Однако уже с первой недели он приложил все усилия, чтобы открыть для себя лучшие методы подхода, различные техники презентации и истинную цель того, чему он учил. Он никогда не боялся и не сопротивлялся просить меня или других сотрудников о совете и помощи; все время он пытался понять отношения и природу класса, который он преподавал; на всем протяжении он поддерживал стандарт дисциплины, которого от него ожидали.

 

«Его подготовка была кропотливой, и очень часто его идеи и подход были оригинальными и полезными. Хотя он был готов обратиться за советом, он также был откровенен в выражении своего мнения и внес свой вклад в общий прогресс английской кафедры, было довольно значительным.

 

«Как коллега я нашел его вдохновляющим, преданным и бескорыстным. Он внесет позитивный и провокационный вклад в работу любого персонала, и у него есть личность, которую вскоре будут любить и уважать.

 

Поэтому я рад безоговорочно поддержать его заявление.

 

И Хаусмастер:

 

«Я действительно очень рад поддержать мистера О'Кэрролла в его нынешнем заявлении. Он пришел в школу после того, как получил хорошую степень по истории, прошёл трудный год преподавания перед тем, как перейти к получению диплома об образовании. Такой образ действий дает некоторое представление о его профессиональном подходе к работе, а также о его решимости преуспеть.

 

«В последующий год он в полной мере доказал свою профессиональную порядочность и решительный характер. Как руководитель группы, отвечающий за весь спектр нашего набора, который варьировался от отсталых до потенциальных студентов университета, он должен был хорошо узнать каждого мальчика, познакомить их с беспокойной жизнью большой школы и объединить их в единое целое, связное целое. Это непростая задача, поскольку для этого требуется понимание самых разных мальчиков, твердый и отзывчивый подход, большой энтузиазм и энергия, а также готовность проводить много времени вне обычных школьных часов. Мистер О'Кэрролл подошел к задаче с присущей ему тщательностью и решительностью, завоевывая привязанность и уважение своей группы, так что мальчики были готовы усердно работать для своей группы, а также для дома.

 

«Хотя его преподавание не находилось под моим непосредственным руководством, я увидел достаточно, чтобы узнать, что он был тщательным в подготовке, ясным и проницательным в своем обучении и был способен удерживать внимание учеников интересом и разнообразием, которое он вкладывал в свою работу.

 

«Он полностью вошел в жизнь дома и школы, проводя собрания по мере необходимости, принимая полноценное участие во всех групповых и домашних мероприятиях, от всех спортивных мероприятий до всех видов соревнований, и был готов предлагать и организовывать новые мероприятия. Его наибольшим успехом, пожалуй, был его шахматный клуб. Под его руководством это было самое активное общество, и его наставления были настолько умелыми, что наша команда первого года обучения смогла сразиться с каждой командой старшей школы и обыграть их всех. Кроме того, команда была успешной против других школьных команд вплоть до шестого класса. уровень. Количество времени и энергии, которые он охотно отдавал этой деятельности, было не чем иным, как огромным.

 

«Как коллега он проявил большую лояльность. В учительской он снискал дружбу и уважение своих товарищей. Он человек с высоким характером, и я без колебаний могу рекомендовать его на должность в любой школе. Кроме того, я охотно отвечу на любые вопросы о нем, если потребуется дополнительная информация».

 

Одним из членов этой юношеской домашней шахматной команды был Крис, черноволосый маленький заклинатель мальчика и домашнее животное учителя, если оно когда-либо было, насколько мне известно. Не то чтобы у меня не было много фаворитов. В целом, в конце моей недолгой карьеры я насчитал тридцать три мальчика из десяти классов, всех из которых я в той или иной степени был влюблен.

 

Но Крис был особенным: красивым, но ни в коем случае не самым убедительно сексуальным мальчиком, которого я знал, в прямом физическом смысле. Привлекательность заключалась в его соблазнительности, которая росла по мере того, как он узнал, как сильно я о нем забочусь, хотя это произошло не сразу. Одиннадцатилетним мальчиком на первом курсе, а это был мой первый год, он был просто еще одним привлекательным мальчиком. Хотя бросить его и всех остальных в Кембридж было мучительно, я не был убит горем, как и он. Это была одна из тех вещей.

 

Кроме того, он написал мне в Кембридже, и я несколько раз видел его дома во время каникул. Он приглашал меня в свою спальню, покрытую фотографиями футболистов и других героев, и мы играли в шахматы, чтобы мама, приносившая поднос с чаем и печеньем, «обнаруживала» это, как Фердинанд и Миранда. , Эти внеклассные связи установили то, что он четко определил как «особую дружбу» к тому времени, когда я снова вернулся к работе в его школе. Он узнал, что я его люблю. Многие нюансы разговора и жестов говорили мне, вне всяких сомнений, что он хорошо знал, что держал мое сердце в своих руках, и был счастлив, что это было так.

 

Но сказать это на самом деле, сказать ему, что я его люблю, - это совсем другое, что я знал. Верно или нет, но я сделал именно это. Я не требовал от него секретности, и, как я полностью ожидал, он говорил об этом со своими родителями. По своей наивности я предполагал, что они поймут. Я верил, что они будут продолжать думать обо мне так же, как и раньше. Как друг Криса. Как положительное влияние. Они этого не сделали, и вскоре весь мой мир рухнул вокруг меня.

 

Если бы у меня была только песня, чтобы выбраться из этого, все было бы хорошо. Глава чуть не пригласил меня.

 

- Что это за то, что ты говоришь мальчику, что любишь его? он сказал. Наверняка это просто недоразумение, не так ли? Вы на самом деле этого не говорили? А может, это была какая-то шутка?

 

- Это не шутка, - сказал я торжественно. Я сказал, что люблю его. Я имел в виду именно это, и так и осталось.

 

Как бы он ни был встревожен, глава избегала чрезмерной реакции; он чувствовал, что этого было достаточно, чтобы заставить меня вести себя как можно лучше и велеть держать язык за зубами. К несчастью для него и меня, он не учел удивительного размаха моей глупости. Потому что я пытался убедить родителей Криса, что им нечего меня бояться. Это только усугубило ситуацию, и по их дальнейшему настоянию начальник попросил меня прошение об отставке, а когда я отказался ее подать, он отстранил меня от должности.

 

К моему большому удивлению, директор по образованию города и руководители школ, рассматривавшие мой случай, проявили желание не увольнять меня, и было сделано чрезвычайно щедрое предложение. Мое отстранение должно было быть отменено, и я должен был получать пособие по болезни на неопределенный срок под наблюдением психиатра, до тех пор, пока я не буду признан по медицинским показаниям пригодным для работы снова. В тот момент меня должны были перевести на преподавательскую должность в другое место в городе.

 

Увы, я не мог принять. Я снова обнаружил, что иду по тропинкам, проторенным давным-давно Т.Х. Уайтом, которого уволили как учителя подготовительной школы «во всех смыслах и целях». , , из-за моей сократовской непримиримости. Вы сами можете судить, какой была моя непримиримость. Официально отклоняя предложение директора по образованию, я ответил следующее:

 

«После собрания губернаторов в школе во вторник, я очень тщательно обдумал позицию, как вы мне советовали. Хотя я сожалею о том, что мое отстранение было сочтено справедливым, я знаю, что я получил очень справедливое слушание на встрече и что предложенное урегулирование было действительно щедрым. За это я должен выразить вам и губернаторам самую искреннюю благодарность.

 

«Каким бы щедрым оно ни было, я все еще не могу принять урегулирование. Я считаю, что было бы неправильно принимать лечение, умышленно направленное на уничтожение или «перенаправление», как сказали бы врачи, тех очень глубоко укоренившихся привязанностей к другому человеку, которые в нормальных людях считаются одними из лучших проявлений человеческого духа. Я не могу согласиться с тем, что кто-либо, обладающий каким-либо самоуважением, согласится на «лечение», что они купятся на этот конкретный эвфемизм не больше, чем они согласились бы на то, чтобы их «лечили», как кота, или «подавляли», как нежелательную дворнягу.,

 

«Прошу прощения, если это звучит агрессивно, но это ни в коем случае не должно быть неуважением; Я действительно ценю, что вы проявили больше доброй воли и вежливости, чем я ожидал, будучи очень младшим и, возможно, жестоким сотрудником.

 

«Естественно, мне очень грустно, что это означает конец моей службы  в профессии учителя, но, возможно, в данных обстоятельствах это тоже конец».

 

Я был отстранен от занятий на весь летний семестр, прежде чем дело дошло до такого апогея - одинокие месяцы, проведенные в хандре по дому в долгие солнечные часы, в печальном созерцании моего потерянного Эдема.

 

В некотором смысле мне повезло. Несмотря ни на что, я пользовался неизменной и, несомненно, незаслуженной поддержкой родителей. У меня были друзья: старые, верные друзья из моей школьной жизни. Мои коллеги по учительской тоже хорошо ко мне относились: они все равно заставили меня почувствовать себя желанным гостем вечером за кружкой пива в местном клубе учителей. Даже одинокие дневные часы были менее бесплодны, чем могли бы быть, потому что я, по крайней мере, мог посвятить себя написанию романа на педофильческую тему.

 

Тем не менее, это было тревожное и даже опасное время в моей жизни. Я никогда не был тем, кто надолго питал обиду или горечь, но это были исключительные обстоятельства, в которых я испытал такое чувство обиды и отторжения, что у меня была склонность раненого животного яростно наносить ответный удар. На сознательном уровне мой гнев был направлен на «общество». Я хотел изменить мир. Я кричал внутри от того, что, как я чувствовал, было несправедливостью, глупостью, расточительностью в неспособности общества признать хотя бы возможность того, что любовь - не насилие или ненависть, а любовь - может быть силой добра. Почему они не могли понять, что, отвергая любовь, заставляя тех, кто ее предлагал, чувствовать себя отчужденными и презираемыми, они делали все, что в их силах, чтобы стать добрыми? полезных людей в озлобленных, опасных? Они не просто лишили меня средств к существованию. Это было пустяком. Их настоящее преступление состояло в том, чтобы не дать мне быть полезным ни себе, ни кому-либо еще. Детям. Людям, которые во мне нуждались. Для таких парней, как Крис.

 

Я много думал о Крисе. Одержимо. Лихорадочно. Мне очень хотелось знать, о чем он думает, и, к своему ужасу, я обнаружил, что ненавижу родителей, которые встали между нами. Я знал, что они думали, что делают лучшее для своего мальчика, удерживая его от меня. Они не должны были знать, что их опасения беспочвенны. Но я не мог не ненавидеть глупую, слепую, социально запрограммированную неприязнь их отказа от меня. Я чувствовал, что они отравляли разум Криса, наполняя его своими собственными антисексуальными и особенно антигомосексуальными предрассудками. Мне нужно было передать Крису и его родителям некоторое представление о том, что происходит. Я осыпал домочадцев письмами: эмоциональными, полемическими, но не оскорбительными.

 

Все они были проигнорированы, и хотя мою настойчивость можно рассматривать как вторжение, посягательство на родительские «права», комплимент был возвращен нападением более ощутимого характера. Когда, по общему признанию, воодушевленный выпивкой и агрессивный с ней, я посетил семейный дом в кровавом отказе позволить им уйти от их мучительного молчания, я был так эффективно избит - не одним из родителей Криса, а соседом и милиционер - долгое время после этого я выглядел так, как будто прошел сквозь лобовое стекло машины. (Не может быть никаких сомнений в том, что я приставал к родителям Криса. Но когда восемь лет спустя эта история появилась в News of the World, она приобрела совершенно другой оттенок, поскольку неназванный информатор учителя утверждал, что Крис 'Мать жаловалась на то, что я «приставал к ее сыну» разными способами. История была полностью ложной. Единственное, чего я никогда не делал, так это досаждать Крису.)

 

То, что я предпринял такую отчаянную эскападу, дает некоторое представление об опасном состоянии ума, в котором я находился. Состояние, полностью вызванное отвержением, которое я испытал прямо в процессе, начиная с моего отстранения и далее. Состояние, не свойственное мне самому, но такое, которое может быть вызвано почти предсказуемой химической реакцией у любого человека, с которым обращаются так же, как со мной.

 

Мне стыдно сказать - концепция личной ответственности умирает с трудом - что это опасное состояние ума также привело к чему-то, так близко, как я когда-либо был, к сексуальному хищничеству. Освободившись от правил, которые связывали меня в профессии учителя, от того, что мне нечего терять, нарушая их, я был полон решимости найти мальчика или мальчиков, потому что я уверял себя, что секс будет для меня взаимно приятным и нежным. я испытывал безнадежную романтическую тоску по Крису, и вместо этого просто сосредоточился на том, чтобы возбудить ребенка, мастурбируя его. Все, что мне нужно было сделать, это выбраться на ближайший берег канала, или в купальни, или припарковаться и начать болтать с мальчиками. Я скоро найду тех, кто был в этом, Если бы только у меня хватило смелости говорить о сексе, чтобы с открытым и недвусмысленным интересом к телу отвечать таким мальчикам, которые позволили бы чему-нибудь «непослушному» хаговорить с ними. Это были бы сексуально расслабленно, они не были бы потрясены, и, по крайней мере, для некоторых это было бы возбуждением. Можно случайно поболтать с мальчиками. Я знаю много людей, которым это удалось.

 

Но я не был одним из них. На том этапе моего развития, в 1970 году, я практически неизбежно потерпел самую катастрофическую неудачу. Тогда ничего не получится. Это был мой надир. Мое время полного отчаяния. На фоне всего того, что со мной случилось, я не мог расслабиться и быть веселым и непосредственным с парнями, как и положено. Вместо этого я нервно, с сухим ртом, виноватым, почти неожиданным образом посмотрел на бумажник, чей собственный разговор никогда не был приземленным или откровенно сексуальным. Напряжение в моей манере передалось ему. Я вел себя как классический Странный Человек, из тех парней, которых бедный ребенок мог ожидать, что бросит его задушенным в канаве. Неудивительно, что он был в ужасе,и чем больше я старался казаться добрым и обнадеживающим, тем неизбежнее я знал, что говорю - и действительно веду себя - как псих, которым я казался.

 

Когда ко мне пришло осознание того, что я делаю, впечатления, которое я создаю, меня охватило ужаснейшее ощущение, что все, что я когда-либо думал о себе, было полностью ложным. Я построил свою жизнь на вере в то, что люблю мальчиков. Тем не менее, ради своей похоти я был огромным, как жизнь, пугающим бедного ребенка до безумия. Я не мог не признать полную вину. С Крисом все было иначе. Я мог винить во всех бедах родителей, которые отравляли его разум, или школу, которая уволила меня только за то, что я влюбился в мальчика и сказал это. Но когда я стоял там лицом к лицу с Кевином, глядя в эти испуганные глаза, я чувствовал, что каждый последний клочок моей целостности лежит в клочьях. Я был ничем. Вот дерьмо. Просто растлитель малолетних.

 

Я был болен.

 

Я просто сказал

 

«Прости, Кевин, поверь мне, прости. Честно говоря, я больше не буду беспокоить вас. Давай, уходи. Мне жаль. В самом деле ... '

В последовавшие за этим пустые часы одиночества все, что я мог видеть впереди в жизни, - это неумолимая боль. В конце концов, в моих чувствах не будет никакой пользы: эта надежда была разрушительно разоблачена как тщетная иллюзия. Нечего было ожидать, кроме вечной боли от повторения того подлого поведения, к которому я погрузился. Выход был только один - и не обойтись без чести.

 

А.Е. Хаусман нашел для этого слова:

 

«О, вы предусмотрительно, вы могли рассуждать,

 

И увидел твою дорогу и куда она вела,

 

И рано мудрый и храбрый в сезон

 

Приставьте пистолет к голове.

 

На самом деле у меня не было ни оружия, ни храбрости, и хотя я зашел так далеко, что несколько безрезультатно рубил себя тупым кухонным ножом, я без колебаний принял своевременное вмешательство отца. Я чувствовал себя жалким, бесстрашным и потерянным. Казалось, что не было никаких движений, которые могли бы улучшить положение, и существование просто переходило от одного оцепенения к другому.

 

Несколько недель спустя я снова увидел Кевина в деревне, идущего по другой стороне дороги. К моему бесконечному удивлению, он весело помахал рукой и крикнул: «Привет, Том!»

 

Так что привет хорошо. Я чуть не заплакал от облегчения и, наконец, почувствовал, что мир, возможно, еще не подошел к концу.

 

Почему я все это говорю? Какой смысл так публично трясти скелетами в моем собственном шкафу? На то есть несколько причин, но, пожалуй, самая важная из них состоит в том, что, поступая так, я дал достаточно убедительное указание на то, что я не намерен избегать каких-либо проблем или упускать из виду какие-либо неприятные истины. Я знаю по своей жизни, что педофилия имеет проблемы, огромные проблемы, как сказал Т.Х. Уайт. Я знаю, что это непростой вариант. На самом деле, это вообще не вариант. Люди не обращаются к педофилии, чтобы избежать ответственности взрослых во взаимоотношениях, как некоторые думали - мне кажется, что в отношениях с ребенком обязанности в любом случае больше обременительнее, чем со взрослым, не меньше.

 

Несмотря на все это, я как никогда сильно чувствую, что моя привязанность к детям, которую испытывают мои товарищи-педофилы, может и должна быть силой добра. Я делаю это сейчас как утверждение и признаюсь, что для меня это почти неискоренимый догмат веры. Как я мог жить с собой, если перестал в это верить? Как показала моя попытка самоубийства, не так-то просто. Скажем так, я эмоционально привержен точке зрения, которая может быть верной, а может и нет. Разработка этого обязательства, идеи и доказательства, собранные в соответствии с этим Символом веры, занимают следующие страницы, и я надеюсь, что читатель согласится с тем, что они представлены с серьезной заботой об истине.

 

Прошло более полувека с тех пор, как Фрейд начал шокировать вежливое общество своими откровениями о младенческой и детской сексуальности. Можно было подумать, что времени хватит, чтобы выдержать потрясение, даже тем, кто меньше всего хотел смотреть правде в глаза. Тем не менее, есть те, кто по-прежнему настаивает на том, что дети «невинны» в том смысле, что они бесполые существа. Некоторые даже прикрываются для этого Фрейдом. Мэри Уайтхаус, ведущий британский сторонник так называемой «морали», говорит о «латентном периоде», когда она хочет передать идею детской невиновности. Чего она не делает, так это добавления того, что со времен Фрейда появилось множество доказательств существования сексуальных чувств и поведения детей в годы, предшествующие половой зрелости (предполагаемый латентный период) и эта полная сексуальная латентность считалась даже Фрейдом просто теоретической крайностью. Как он выразился:

 

«Я убежден, что ни один ребенок - по крайней мере, психически здоровый, а тем более умственно одаренный, не сможет избежать сексуальных проблем в годы до полового созревания». 

 

Неудивительно, что Фрейд должен был говорить о сексуальных «проблемах», как он писал в эпоху, когда любая форма сексуального выражения ребенком, включая одиночную мастурбацию, считалась «проблемой», которую необходимо было устранить. С тех пор многое не изменилось. Сейчас с медицинской точки зрения признано, что мастурбация, например, совершенно безвредна, но большинство родителей и учителей по-прежнему удерживают детей от нее и от любого другого проявления сексуальности. Они по-прежнему ведут себя так, как если бы они хотели, чтобы дети не были сексуальными, как будто существует некоторый умственный блок, некоторое сопротивление, чтобы они признали сексуальные чувства ребенка.

 

В начале важно сказать, что я имею в виду под детской «сексуальностью», поскольку существуют самые разные интерпретации того, что составляет или не является «сексуальным» поведением у детей. Сам Фрейд был ярым сторонником точки зрения, согласно которой многие аспекты телесного удовольствия у младенцев и детей являются «сексуальными», а не только те, которые возникают или приводят, в частности, к генитальному удовлетворению. Хотя эта точка зрения в некотором роде проясняет, осознание диффузной чувственности младенцев важно для понимания их потребностей и развития - это также помогает ослабить утверждение, что дети «действительно» сексуальны: для большинства людей единственная чувственная реакция, которую можно правильно назвать сексуальной, - это реакция, непосредственно связанная с гениталиями, стремящаяся к оргазму. Когда я говорю о детской сексуальности в этой главе, я имею в виду именно генитальный, оргазмический аспект. 

 

Далее внимание сосредоточено на доказательствах, относящихся исключительно к сексуальному поведению в детстве, с небольшим акцентом на его эмоциональный или социальный контекст. Это категорически не потому, что я считаю такие вопросы неважными (остальная часть книги в основном посвящена им), а потому, что единственный способ установить, что дети действительно являются сексуальными существами, - это говорить об их сексуальности, а не о чем-либо другом.

 

Ряд эмпирических исследований установили некоторые неопровержимые факты по этому поводу. Самым известным из этих источников, конечно же, является работа биолога Альфреда Кинси и его соавторов, оказавшая почти такое же влияние в первые послевоенные годы, как Фрейд в свое время.

 

Возможно, наиболее поразительные выводы Кинси, касающиеся детей до подросткового возраста, связаны с их способностью к сексуальному оргазму. «Оргазм наблюдается у мальчиков любого возраста от пяти месяцев до подросткового возраста», - писал Кинси. Кроме того, «В наших записях есть оргазм для четырехмесячной малышки». Сообщая это, большое внимание было принято , чтобы точно установить , что подразумевается под словом «оргазм», и физиологическая идентификации факторов описаны в некоторых деталях:

 

«Оргазм у младенца или другого молодого мужчины, за исключением отсутствия эякуляции, является поразительной копией оргазма у пожилого человека, поведение включает в себя серию постепенных физиологических изменений, развитие ритмичных движений тела с отчетливыми пульсациями полового члена и тазовыми толчками, очевидное изменение сенсорных способностей, окончательное напряжение мышц, особенно живота, бедер и спины, внезапное расслабление, судороги, включая ритмичные анальные сокращения, с последующим исчезновением всех симптомов ». 

 

Так:

 

«В пяти случаях молодых пред подростков наблюдения продолжались в течение месяцев или лет, пока люди не стали достаточно взрослыми, чтобы убедиться, что речь идет об истинном оргазме; и во всех этих случаях более поздние реакции были настолько похожи на более раннее поведение, что не могло быть никаких сомнений в оргастической природе первого опыта ». 

 

В томе о женщинах Кинси сообщает «типичные реакции маленькой девочки в оргазме, сделанные умной матерью, которая часто наблюдала за своим трехлетним ребенком во время мастурбации». Мать сообщила:

 

Лежа лицом вниз на кровати, поджав колени, она начала ритмичные толчки тазом с интервалом в одну секунду или меньше. Толчки были преимущественно тазовыми, ноги были напряжены в фиксированном положении. Передние компоненты толчков выполнялись в плавном и идеальном ритме, который не прерывался, за исключением кратковременных пауз, во время которых гениталии прижимались к кукле, на которую они давили; отдача от каждого толчка была судорожной, отрывистой.

 

Было 44 толчка в непрерывном ритме, небольшая кратковременная пауза, 87 толчков, за которыми последовала небольшая мгновенная пауза, затем 10 толчков, а затем остановка всех движений. Была заметная концентрация и интенсивное дыхание с резкими рывками по мере приближения оргазма. На этих более поздних этапах деятельности она совершенно не обращала внимания на все. Глаза ее были остекленевшими и неподвижными. 

 

После оргазма было заметное облегчение и расслабление. Вторая серия реакций началась двумя минутами позже сериями из 48, 18 и 57 толчков с небольшими мгновенными паузами между каждой серией. При нарастании напряжения были слышны вздохи, но сразу же после прекращения тазовых толчков наступило полное расслабление, а затем только беспорядочные движения ». 

 

Кинси обнаружила, что как у девочек, так и у мальчиков мастурбация до оргазма происходит в любом возрасте. Его записи также показывают, что даже с раннего возраста отдушиной ребенка является не только мастурбация. Он обнаружил, что не менее 10 процентов мальчиков в возрасте пяти лет участвовали в той или иной форме сексуальных игр, и, как и в других возрастных группах до подросткового возраста, это происходило в основном с другими детьми любого или обоих полов. 

 

Эта цифра неуклонно росла до 39 процентов в возрасте двенадцати лет, в том числе 23 процента участвовали в гетеросексуальных играх, 29 процентов - в гомосексуальных играх и не менее 13 процентов - в половом акте. Даже в возрасте десяти лет у 11 процентов мальчиков был половой акт. В совокупности 57 процентов взрослых, на которых Кинси полагался при составлении своих данных, вспомнили, что они участвовали в каких-то до подростковых сексуальных играх, и информация также была взята от мальчиков, из которых 70 процентов признали участие в такой игре. Большая часть активности происходила в возрасте от восьми до тринадцати лет, хотя активность наблюдалась в любом возрасте.

 

Давая представление о том, что могло бы быть в будущем, сексуально раскрепощенном обществе, он утверждает:

 

». , , и вполне вероятно, что половина или более мальчиков в раскованном обществе могли достичь кульминации к тому времени, когда им было три или четыре года, и что почти все из них могли испытать такую кульминацию за три-пять лет до наступления подросткового возраста. . '

 

Взрослые женщины, сообщающие о сексуальных играх до подросткового возраста, составляют 48% выборки Кинси, и эта цифра, вероятно, была значительно ниже того, что имело место на самом деле из-за отсутствия воспоминаний (точно так же, как мы видели, в случае с мужчинами, вспоминающих такую сексуальную игру, цифра была намного ниже, чем у более поздних воспоминаний мальчиков). В отличие от модели для мальчиков, сексуальная игра девочек имеет тенденцию к быстрому затуханию в годы, непосредственно предшествующие подростковому возрасту, и Кинси считал, что это может быть явно связано с культурными факторами:

 

«По мере приближения к подростковому возрасту родители могут все больше ограничивать контакты женщины с противоположным полом. Они могут предостеречь ее от поцелуев, общих телесных контактов, половых органов и более конкретных сексуальных отношений. Во многих культурах девочки в этом возрасте более ограничены, чем мальчики. В Европе, в Латинской Америке и в этой стране [Соединенных Штатах] возможности для девочки побыть наедине с другими детьми меньше, чем у развивающегося мальчика. Прекращение сексуальных игр в пред подростковом возрасте в более поздние пред подростковые годы было воспринято Фрейдом и многими его последователями как период латентного сексуального периода. Напротив, Похоже, что это период бездействия, который культура навязывает социально-сексуальной активности взрослеющего ребенка, особенно если ребенок женского пола.

 

С другой стороны, пред подростковая мастурбация обычно переносится с пред подросткового возраста на подростковый и взрослый, вероятно потому, что она не подпадает под ограничения, налагаемые на социально-сексуальную активность. Это является дополнительным свидетельством того, что биологическая латентность не участвует в прекращении социально-сексуальной активности ».

 

Тем, кто по-прежнему считает, что сексуальность является, по сути, атрибутом взрослой жизни, стоит также задуматься над тем фактом, что по крайней мере в одном отношении сексуальные возможности ребенка намного выше, чем у взрослых:

 

«Самым замечательным аспектом населения пред подросткового возраста является его способность достигать повторного оргазма за ограниченные периоды времени. Эта способность определенно превосходит возможности мальчиков-подростков, которые, в свою очередь, намного более способны, чем любые взрослые мужчины ».

 

Культурные факторы, упомянутые Кинси, намного важнее, чем думает большинство людей. Его работа проводилась среди выборки белого населения в Соединенных Штатах, и, хотя примечательно, что в таком обществе, которое, как и наше, традиционно было разделено между попытками сексуальной активности, было обнаружено, что так много до подросткового возраста имеет место. С одной стороны, чтобы отрицать его существование, а с другой - искоренить его, вполне вероятно, что в аналогичном исследовании, проведенном в более свободной в сексуальном отношении культуре, будет обнаружено гораздо больше сексуального выражения.

 

Хотя крупные опросы населения, подобные исследованию Кинси, в таких культурах не проводились, в настоящее время существует множество антропологических данных, подтверждающих это утверждение, - данных, которые, несмотря на публикацию таких классических работ, как работы Клеллана С. Форда и Фрэнка А. Бича. Модели сексуального поведения пока не смогли оказать должного воздействия на общественное воображение.

 

Подобно тому, как гомосексуальная активность древних греков тщательно подвергалась цензуре от внимания поколений школьников христианскими педагогами, точно так же существовал заговор молчания о сексуальном поведении в других культурах. Вы когда-нибудь смотрели документальный фильм о детском сексе по телевизору? Камеры и съемочная группа побывали во всех нужных местах, в глубинах Амазонки и в австралийской глубинке, но они никогда не сообщают о том, что ученые знают о сексе среди несовершеннолетних.

 

Достаточно интересно, что диск-жокей в популярной радио программе недавно поразил своих слушателей экзотическим фактом о тробрианцах, рассказав им, что туземцы кусают друг другу ресницы во время занятий любовью. Гораздо более важные и столь же экзотические факты о детской сексуальности Тробриана, конечно, никогда не упоминаются в подобных «семейных» шоу.

 

Чтобы восстановить баланс, я не могу ничего лучше, чем процитировать Форда и Бича довольно подробно. Помимо свободной детской сексуальности, описанные отношения неслучайно включают в себя сдерживание значительной части сексуального выражения ребенка и взрослого:

 

«Взрослые в большом количестве обществ полностью терпимо и снисходительно относятся к сексуальному выражению в детстве. В таких условиях молодые люди в определенной степени участвуют в публичных сексуальных играх. Прикосновение к гениталиям людей того же или противоположного пола часто происходит в условиях свободной сексуальной игры. Дополнительные формы сексуальной активности маленьких детей иногда включают орально-генитальные контакты и попытки совокупления с половым партнером.

 

«В некоторых обществах снисходительности взрослые активно участвуют в сексуальной стимуляции младенцев и маленьких детей. Родители Хопи и Сирионо часто мастурбируют своих детей. И в этих обществах само мастурбация проходит практически незамеченной в раннем детстве, взрослые проявляют терпимое и снисходительное отношение ко всему сексуальному поведению, по крайней мере, до возраста полового созревания. У казахов взрослые, которые играют с маленькими детьми, особенно с мальчиками, возбуждают гениталии малыша, потирая их и играя с ними. 

 

В этом обществе аутогенитальная стимуляция со стороны маленьких детей считается нормальной практикой. Матери в обществе алорезе иногда трогают гениталии своего ребенка во время кормления его грудью. В раннем детстве мальчики-алорезы свободно мастурбируют и иногда имитируют половой акт с маленькой девочкой. Однако по мере взросления детей сексуальная активность осуждается, а в позднем детстве такое поведение запрещено как мальчикам, так и девочкам. На самом деле, однако, они продолжают половую жизнь, но в тайне.

 

«Среди пукапукан в Полинезии, где родители просто игнорируют сексуальные действия маленьких детей, мальчики и девочки свободно и открыто мастурбируют на публике. Среди нама-хотентот не делается секрета о аутогенитальной стимуляции в раннем детстве. Маленькие дети Тробриана участвуют в разнообразных сексуальных действиях. В отсутствие контроля со стороны взрослых типичные формы развлечений для девочек и мальчиков Тробриана включают ручную и оральную стимуляцию гениталий и имитацию коитуса ».

 

Имитация коитуса? Здесь Форд и Бич допускают ту же ошибку, что и Малиновский, на чье знаменитое исследование Тробрианов они полагались. Когда Малиновский услышал о реальных отношениях между совсем маленькими детьми, он просто не поверил своим ушам, как и следовало ожидать от любого человека с западным прошлым:

 

«Я часто слышал такие доброжелательные сплетни: «Такой-то (маленькая девочка) уже имел половой акт с таким-то (маленьким мальчиком) ». Но это, очевидно, может относиться только к незавершенным практикам, а не к реальному действию. Некоторые из моих информаторов настаивали на том, что у таких маленьких девочек действительно есть половой акт с проникновением. Помня, однако, очень сильную тенденцию тробрианца преувеличивать в направлении гротеска, тенденцию, в целом не лишенную определенного злобного раблезианского юмора, я склонен сбрасывать со счетов эти утверждения моих авторитетов. Если мы поместим начало настоящей сексуальной жизни в возраст от шести до восьми лет для девочек и от десяти до двенадцати лет в случае мальчиков, мы, вероятно, не будем сильно ошибаться ни в одном из направлений.

 

Раблезианский юмор или нет, но сомнительно, что понятный скептицизм Малиновского оправдан. Как мы увидим, очень маленькие дети способны к полноценному половому акту. Форд и Бич продолжают:

 

«В обществах, где им разрешено это делать, дети постепенно увеличивают свою сексуальную активность как по мере приближения к половому созреванию, так и в подростковом возрасте. Действительно, есть общества, в которых соблюдение действующих правил инцеста является единственным серьезным ограничением сексуальной активности среди подростков.

 

Среди африканских чева родители считают, что, если дети не начнут заниматься сексом в раннем возрасте, у них никогда не будет потомства. Дети постарше строят хижины на некотором расстоянии от деревни, и там с полного одобрения родителей мальчики и девочки играют в мужья и жену. Такие пробные браки могут продолжаться и в подростковом возрасте, с периодическим обменом партнерами до тех пор, пока не состоится брак. Филиппинские хедхантеры ифугао придерживаются аналогичного отношения к сексуальным играм старших детей и подростков. 

 

В этом обществе неженатые люди с раннего детства живут в отдельных общежитиях. Принято, что каждый мальчик каждую ночь спит с девочкой. Единственная проверка на распущенность - это то, что навязывают сами девушки. Обычно девушка не желает слишком долго привязываться к одному мальчику, пока не будет готова к замужеству. Отцы призывают мальчиков рано начинать половую жизнь, и мужчина может стыдить своего сына, если тот отстал в этом отношении. Даже после полового созревания, по-видимому, относительно мало случаев зачатия в результате этой свободной половой активности. Однако иногда случаются беременности, и в этом случае один из любовников девушки должен жениться на ней.

 

«Лепча в Индии верят, что девочки не вырастут без пользы от полового акта. Ранние половые игры мальчиков и девочек обычно включают множество форм взаимной мастурбации и обычно заканчиваются попыткой совокупления. К одиннадцати или двенадцати годам большинство девочек регулярно вступают в половую связь. Пожилые мужчины иногда совокупляются с девочками в возрасте восьми лет. Лепча считает, что такое поведение не считается уголовным преступлением».

 

Форд и Бич сообщают о ряде институциональных сексуальных контактов между детьми и взрослыми:

 

У сиванцев (долина Сива, Северная Африка) «все мужчины и мальчики практикуют анальный секс». Самцов выделяют как особенных, если они этого не делают. С этой целью выдающиеся сиванцы одалживают друг другу своих сыновей.

 

Среди аборигенов аранда (Центральная Австралия) «педерастия» является признанным обычаем. Обычно мужчина, получивший полное посвящение, но еще не состоящий в браке, берет мальчика десяти или двенадцати лет, который живет с ним в качестве жены в течение нескольких лет, пока пожилой мужчина не женится.

 

Киваи (остров Кивай, юго-восточное побережье, Новая Гвинея) практикуют содомию, «чтобы молодые люди стали сильнее».

 

«Холостяки Кераки (юго-запад Папуа, Новая Гвинея)» повсеместно практикуют содомию, и в ходе обрядов полового созревания каждый мальчик инициируется в анальный половой акт от старших мужчин. После первого года пассивной роли он проводит остаток холостяцкой жизни, насилуя новичков. Туземцы считают, что эта практика необходима подрастающему мальчику. Они убеждены, что мальчики могут забеременеть в результате содомии, и периодически проводится церемония поедания лайма, чтобы предотвратить такое зачатие».

 

Конечно, мальчики не беременеют. Кераки поняли это в корне неверно, и подобные факторы позволяют «продвинутым», «превосходным» жителям Запада слишком легко предположить, что обычаи «примитивных» народов ничему нас не могут научить. Есть аспекты описанного, и я считаю, что было бы неправильно подражать им. Я не считаю, что мы должны «выделять как особые» мужчин, не вступающих в анальный половой акт, и я не думаю, что отцы должны подталкивать своих детей к нежелательной сексуальности, равно как и не должны препятствовать их сексуальному выражению. Тем не менее, эти счета неоспоримо показывают нам, что данные дети Возможность сделать развивать сексуальную жизнь своих собственных, в котором нет никакого «инкубационный период».

 

Вероятно, найдутся люди, которые всегда будут скептически относиться к «раблезианскому юмору» туземцев в странных, далеких местах, свидетельства которых практически невозможно проверить. Итак, вернемся немного ближе к дому. Однако прежде чем сделать это, стоит сформулировать главный общий тезис, разработанный Фордом и Бичем в отношении полового развития: у людей и в меньшей степени у других высших приматов обучение, в отличие от инстинкта, играет чрезвычайно важную роль.

 

В обществе сексуальных ограничений, в котором не принято говорить о сексуальных техниках и нет возможности узнать о них, бесполезно ожидать, что взрослый будет «делать то, что естественно», когда он женат. Это не произойдет естественным образом: она или он, вероятно, будут сексуально невежественны и некомпетентны. Принимая во внимание, что если процесс обучения приводится в движение в детстве путем постепенного приобщения к сексу, будь то дети старшего возраста или взрослые, гораздо меньше вероятность смущенного разбивания шестеренок, связанных с попыткой собрать все это за один раз. 

 

Кроме того, дети в культуре сексуальных ограничений могут казаться не сексуальными или менее сексуальными, чем они были бы в противном случае, просто потому, что они не понимают, как достичь оргазма. Многие дети узнают об этом самостоятельно, без посторонней помощи. Но многие этого не делают. Действительно, некоторые люди, особенно женщины, делают открытие только в зрелом возрасте, читая о том, что им делать, и им можно простить чувство обиды на то, что ни их родители, ни кто-либо еще не сказали им раньше! (Было высказано предположение, что девочки реже, чем мальчики, обнаруживают свою способность к оргазму, потому что клитор менее заметен, чем пенис, и менее вероятно, что он станет предметом экспериментов.)

 

Решительную поддержку научного характера сексуального развития и присущих детям сексуальных способностей и наклонностей можно найти в недавней статье К.М. Джонстона и Р.В. Дейшера об общинном воспитании детей в США - статье, в которой сексуальность была для авторов лишь случайным фактором, но, тем не менее, поразительным.

 

Они пишут:

 

«В двух из четырех групп с несколькими детьми старшего возраста сексуальность стала проявляться очень рано. С родителями, которые открыто говорили о сексе и без табу на физический контакт, исследование тел друг друга и реальный половой акт происходили между большинством детей в этих двух группах к пяти-шести годам. Эти дети относились к сексу как к чему-то интересному и приятному, но не как к важному. Они чередовали периоды наслаждения сексуальными экспериментами и периоды, когда сексуальная активность казалась малоинтересной. Они казались небрежно открытыми в своих сексуальных действиях как взрослым, так и другим детям, но было мало стигматизации в отношении детей, которые не хотели заниматься сексом.

 

В ответ на вопросы наблюдателя о возможных пагубных последствиях ранней половой жизни несколько взрослых выразили обеспокоенность тем, что ранние сексуальные эксперименты могут привести к раннему развитию, таким образом лишая детей ценного детского опыта. Большинство отметили, что они не видели в поведении детей никаких доказательств того, что генитальная сексуальность и традиционные детские занятия каким-либо образом противоречат друг другу. Была признана потенциальная сложность сексуальных интересов, мешающих успеваемости детей, но этот эффект не наблюдался. 

 

Сложность отношения к сексуальным нравам традиционной культуры после раннего контакта с гениталиями рассматривалась другими взрослыми как проблема, но неотделимая от общей проблемы приспособления к множеству различий в поведенческих условностях между общинной средой и традиционной общество. По большей части родители выражали удивление по поводу того, с какой скоростью у детей развивалась, как правило, совершенно не предвзятая осведомленность о поведении, приемлемом и неприемлемом, когда они не общаются. Родители подчеркнули два положительных аспекта раннего сексуального выражения. 

 

Во-первых, будучи свободными от моральных устоев, которые сделали многих в нашем обществе неспособными к полному удовлетворению своей сексуальной жизни, эти дети могут иметь большое преимущество с точки зрения личного счастья. 

 

Во-вторых, эти дети будут избавлены от подросткового конфликта между физической подготовкой и социальным запретом. По мере развития этих детей будет важно увидеть, каковы будут последствия их ранних сексуальных экспериментов ». 

 

Этот ценный небольшой отрывок одновременно задает ряд важных вопросов и начинает отвечать на них. Что касается общего развития общинных детей, может быть полезно обратиться к выводам Джонстона и Дайшера, прежде чем переходить к особенностям сексуальности:

 

«Большинство детей продемонстрировали высокую степень зрелости, уверенности в себе и самостоятельности. За исключением четырех детей, у троих из них были противоречивые родительские ситуации, не поддерживающие их, физическое цепляние, плач и нытье, а также поведение, привлекающее внимание, были редкостью. Раннее психологическое созревание казалось правилом. Двое наблюдаемых старших детей принимали почти взрослые роли в своих группах к тринадцати или четырнадцати годам. 

 

За некоторыми примечательными исключениями, дети выражали своими словами и действиями, что, по их мнению, они занимают значимое место в общине. Выражено отсутствие страха перед незнакомыми людьми и уверенность в межличностных отношениях.

Способность сотрудничать с другими детьми и разрешать конфликты без внимания взрослых развивается рано. Общая открытость к свободному выражению идей и чувств, даже если они противоречат мнению взрослых, была очевидна почти у всех детей младшего возраста». 

 

Можно только догадываться, насколько эта явно удовлетворительная ситуация может быть отнесена на счет свободной сексуальности коммуны, но, по крайней мере, она не может быть повреждающим или тревожным фактором.

 

Однако скептиков привлекло внимание открытие того факта, что, хотя очень маленькие дети полностью вступают в половую связь, секс в возрасте пяти или шести лет «не имеет первостепенного значения». Для многих взрослых, особенно для тех, кто получает это, это тоже не имеет «первостепенного значения»: доступность сексуального выхода, обычно мужа или жены, вполне может означать, что не всякая сексуальная возможность используется. Только у тех, кто сексуально разочарован, это может стать навязчивой идеей, так же как еда становится навязчивой идеей в стране голода.

 

Тем не менее, можно подумать, что потребность в постоянном сексуальном самовыражении компульсивно ощущается только с подросткового возраста (и даже тогда, возможно, больше у мужчин, чем у женщин), возможно, из-за биологических гормональных изменений, которые происходят во время и непосредственно перед половым созреванием. Исследования выявили множество случаев, в которых отсутствие гормонов после кастрации у мужчин и менопаузы у женщин не имеет никакого значения или очень мало влияет на сохранение ранее существовавших уровней сексуальной активности». Сексуальные чувства и модели поведения, по-видимому, зависят от гораздо более широкого круга факторов, чем одни только гормоны.

 

Мое самое раннее воспоминание об оргазме датируется десятилетним годом. Как только я обнаружил, насколько хороша мастурбация, я полностью увлекся этим хотя бы раз в день - и, вероятно, это было бы намного больше, если бы Я не чувствовал себя ужасно виноватым из-за этого, вплоть до того, что обжег пальцы спичками, чтобы создать отвлекающее ощущение от моего требовательного пениса. Важно не то, является ли этот уровень или этот уровень сексуальной активности ''обсессивным'' или ''нездоровым'', а то, что навязчивая склонность к оргазму дала о себе знать во мне за три года до появления каких-либо признаков полового созревания - до того, как появилась способность к эякуляции, жидкость или появление лобковых волос. По крайней мере, у части детей этот разрыв может быть намного больше, так что сильное побуждение к регулярному сексуальному самовыражению может дать о себе знать за много лет до полового созревания.

 

Сам Кинси очень старался указать на то, что люди сильно различаются от одного человека к другому в вопросах пола. Сравните взрослых по росту или весу, и все они в значительной степени одинаковы: в крайнем случае, один человек может быть вдвое тяжелее, чем другой, или вдвое выше. В сексуальном плане они могут различаться в сотни или даже тысячи раз, но при этом не обязательно вообще отличаться. Среди мужчин, например, Кинси отмечает, что средняя частота полового акта в период от подросткового возраста до тридцатилетнего возраста составляет три раза в неделю. Тем немение,

 

«Есть несколько мужчин, которые в течение долгих лет не эякулируют: есть один мужчина, который, хотя внешне выглядит здоровым, эякулирует только раз в тридцать лет. Есть и другие, которые поддерживают среднюю частоту в десять, двадцать или больше в неделю в течение длительного времени: один мужчина (ученый и опытный юрист) в среднем набирает более тридцати в неделю в течение тридцати лет. Это разница в несколько тысяч раз». 

 

Учитывая вариабельность этого порядка, тем, у кого нет воспоминаний о собственном особенно сексуальном детстве, следует с осторожностью обобщать этот опыт (даже если предположить, что у них нет подавленных воспоминаний). Тот факт, что часть даже совсем маленьких детей имеют высокий уровень пола, неоспорим - и сейчас в медицинской профессии принято, что среди них есть те, чья сексуальность направлена на взрослых. 

 

Это было признано еще в 1912 году Моллем, и с тех пор в многочисленных исследованиях признается феномен «соблазнительного ребенка», который чаще называют «соучастницей» так называемых педофильных «преступлений».

 

Возможно, самым известным исследованием даже сейчас является исследование Бендера и Блау 1937 года, в котором авторы заявили:

 

Это исследование, по-видимому, указывает на то, что эти дети не заслуживают полностью покровов невиновности, которыми они обладали моралистами, социальными реформаторами и законодателями. История отношений в наших случаях обычно предполагает, по крайней мере, некоторое сотрудничество ребенка в этой деятельности, а в некоторых случаях ребенок принимает на себя активную роль в инициировании отношений».

 

Интересно, что отношение Бендера и Блау было весьма традиционным. Они считали своей задачей препятствовать тому, чтобы дети интересовались сексом. Их больничная «терапия» была специально разработана, чтобы подавить сексуальное выражение и отвлечь внимание на более «нормальные» детские интересы.

 

Возьмем, к примеру, семилетнюю Вирджинию:

Однажды ее обнаружили в сексуальной игре с маленьким мальчиком, а затем она рассказала, что у нее был аналогичный опыт в приюте. Примерно пятью месяцами ранее выяснилось, что она часто навещает уборщицу многоквартирного дома для сексуальных отношений. Отношения включали куннилингвизм [ sic ], взаимную мастурбацию и минет. В то время ее тетя также рассказывала, что наблюдала за ней во время сексуальной игры с собакой.

 

В больнице ее «лечили» от этой странной болезни, известной в просторечии как «сексуальность» или «ханжество». Авторы сообщают:

 

«Сначала она говорила о своем сексуальном опыте свободно и бесстыдно, но «после того, как ее научили стыду, можно понять», позже она стала более сдержанной и уклончивой».

 

Бендер и Блау изучали шестнадцать детей, все еще не достигшие полового созревания, одиннадцать из них девочки. Одним из мальчиков был одиннадцатилетний Эдвард:

 

«Примерно в четыре года он практиковал взаимную мастурбацию с двоюродной сестрой того же возраста ... , Примерно с шести до восьми лет он жил с младшим двоюродным братом, они мылись и спали вместе в одной комнате; каждую ночь они играли друг с другом гениталиями. В десять лет он ходил на пляж и раздевался в одном туалете с кузиной на два года моложе; по его приглашению они неоднократно вели секс-игры.

 

Мальчик тринадцати лет научил его педерастии, а позже он практиковал педерастию и фелляцию с другим мальчиком. Он завидовал сексу взрослых. Он наблюдал, как мужчины раздеваются на пляже, чтобы увидеть гениталии.

 

Самый недавний случай произошел с сорокалетним женатым продавцом, который имел обыкновение наблюдать за играющими мальчиками. Однажды мужчина случайно ударился бедром, и он спустил брюки, чтобы осмотреть рану; мальчик проявил интерес к его гениталиям, и мужчина пригласил мальчика поиграть в секс, практиковалась взаимная мастурбация, минет и интрафеморический половой акт».

 

Они снова встретились и повторили опыт.

 

Бендер и Блау комментируют:

 

«У этого одиннадцатилетнего мальчика среднего интеллекта было откровенно гедонистическое отношение к сексу. Его сексуальная активность была как гомосексуальной, так и гетеросексуальной и восходит к раннему детству. Невозможно сказать, какие ранние влияния могли направить его интересы. Нет сомнений в том, что в этом случае соблазнителем взрослого был мальчик».

 

Ряд факторов заставляет Бендера, Блау и других думать о сексуальности детей как о патологии. Главный из них - культурный фактор, заключающийся в том, что от детей в нашем обществе не ожидается сексуальных отношений, тем более со взрослыми, и что любое проявление таких «симптомов» является достаточным показателем того, что они нуждаются в «лечении».

 

Социальная работа и медицинские профессии поддерживаются с этой точки зрения тем фактом, что многие из детей-жертв, о которых они узнают, действительно психологически обеспокоены (часто до любого секса со взрослым) и происходят из дома, который демонстрирует многие явно неудовлетворительные аспекты. Например, не ускользнет от внимания тот факт, что Вирджиния, описанная выше, была из детского дома, и на самом деле она какое-то время находилась с приемными родителями, которые, как говорили, были «нестабильными» - мать была жестко пуританской в отношении секса, а отец болел хроническим алкоголизмом.

 

Weiss et al., в исследовании 1955 года девочек-"жертв", обнаружила общий фактор в их семейном происхождении в том, что часто возникал конфликт между родителями по поводу их отношения к сексу. Один из родителей обычно всегда поощрял скромность и следил за быть полностью одетым в присутствии ребенка, в то время как другой побуждал ребенка смотреть на тело более расслабленно. Вайс считал, что это несоответствие побуждает ребенка «разыграть» сексуальные отношения со взрослым:

 

«Родители различными способами стимулировали своих детей сексуально. В некоторых случаях мать с раннего возраста предупреждала свою дочь, чтобы она избегала мужчин из-за сексуальных последствий, и тем самым заставляла ребенка осознавать возможность сексуальных отношений со взрослыми мужчинами; Предупреждения матери одновременно запрещали и стимулировали ребенка. 

 

Некоторые матери прямо поощряли своих дочерей быть «сексуальными», как, например, мать, которая неоднократно заставляла своего шестилетнего ребенка разыгрывать стриптиз в компании. В некоторых случаях отец ребенка был очень соблазнительным с ней и физически стимулировал ее поцелуями, ласками и борьбой. Некоторые жертвы-участники были сексуально стимулированы, имея возможность наблюдать за половым актом их родителей».

 

Во многих из описанных ранее культур с более свободным сексом детям разрешалось наблюдать за половым актом своих родителей или они мастурбировали их, родители без каких-либо заметных побочных эффектов с точки зрения создания тревоги или эмоционального расстройства. Однако это вполне понятно в такой культуре, как наша, в которой преобладающие нравы против секса между детьми и взрослыми настолько сильны, что ломка этих нравов часто должна происходить в контексте общего разрушения принятых семейных стандартов - в контекст конфликтов между родителями, выходящий далеко за рамки сексуальных конфликтов, и контекст, в котором вся компетентность родителей в создании безопасного, любящего дома для ребенка оказывается под сомнением.

 

Но непростительно перескакивать, как это сделали некоторые исследователи, от анализа конфликтов в детском прошлом к предположению, что сексуальное выражение ребенка само по себе нежелательно. Как выяснили некоторые исследователи, вполне возможно, что ребенок найдет со взрослым сексуальным партнером именно ту любовь, привязанность и безопасность, которых ему не хватало дома. Следует также добавить, что дети, попавшие в поле зрения психиатров, составляют лишь часть тех, кто занимается сексом со взрослыми, - притом очень незначительную часть. У других, с более удовлетворительным домашним опытом, гораздо больше шансов остаться незамеченными.

 

Моя цель в этой главе - просто установить, что дети действительно ведут себя сексуально, иногда со взрослыми, когда обстоятельства благоприятствуют этому. Эти обстоятельства могут в целом быть хорошими, плохими или безразличными, но они не меняют основного факта, что после того, как социальные барьеры по какой-либо причине упадут, по крайней мере часть детей получает удовольствие от секса со взрослыми ищущами его. Некоторые исследования «участие потерпевших» затеняет этот факт, пытаясь объяснить сексуальное поведение ребенка полностью с точки зрения их психологической реакции на стрессы в семье. Таким образом, Вайс пишет о мотивах одного ребенка исключительно с точки зрения внутренней политики силы:

 

Она, должно быть, знала, что вседозволенность отца не должна была привести ее к реальной сексуальной активности, поэтому ее поведение (то есть сексуальное поведение со взрослым) было своего рода злобным послушанием ему. Кроме того, она, возможно, знала, что ее поведение докажет, что ее мать права в случае родительского несогласия [она не снисходительна] и, таким образом, в некотором смысле понравится ее матери. Она поняла, что ее отец будет винить в этой сексуальной активности себя, а не ее, и что ее мать тоже будет винить его. Таким образом, в своем сексуальном поведении ребенок выражал неповиновение каждому родителю и снискал расположение к каждому».

 

Спекулятивные мысли о детском сознании, подобные этому, могут иметь или не иметь в себе доли правды. Но очень важно, что во всем этом не говорится ни слова о возможности того, что ребенок, обнаружив сексуальное удовольствие, может, помимо любых вовлеченных политических факторов, захотел секса просто ради самого себя, потому что он получил удовольствие от этого! Ни слова не сказано о качестве ее отношений со взрослым ни в сексуальном, ни в общем смысле. Как ни удивительно, это не считается темой, по которой следует выяснять ее взгляды. Вместо этого все размышления, все вопросы сосредоточены в своего рода фрейдистской близорукости исключительно на отношениях ребенка с его родителями. Интересно, что такое политическое?мотивы, которые Вайс придумал бы, чтобы объяснить сексуальную игру Вирджинии с собакой, не задумываясь о простой возможности, что это ее возбудило!

 

Дети, как заметил Фрейд, «полиморфно перверсивны», особенно когда они слишком малы, чтобы ассимилировать ограничительные сексуальные нравы, навязанные им их родителями (кастрирующее супер-эго) и обществом в целом - или если; как и в случае со многими детьми, участвовавшими в исследованиях «жертвы», их знакомство с такими обычаями было ошибочным. Вот почему никого не должно удивлять открытие Кинси, что половые контакты детей с животными выше, чем в подростковом или любом последующем возрасте. Также они не должны удивляться тому, что детей привлекают взрослые животные их собственного вида или гомосексуальные контакты со своими сверстниками.

 

Что вызывает большие сомнения и может заставить многих людей все еще сомневаться в признании того, что большинство детей «действительно» сексуальны, так это доля детей, которые настолько сексуальны, что, по-видимому, нуждаются в постоянном половом акте, будь то мастурбация или социальная жизнь полового пути. Можно, например, предположить, что определенная часть сексуального поведения, описанного Джонстоном и Дейшером или Малиновским, является просто имитацией родительского поведения или же исследовательской целью в природе. Я описал ранее компульсивную природу моей сексуальности до подросткового возраста, но был ли я просто одним из крошечного процента детей с причудливой сексуальностью? Можно ли то же самое сказать о Бендерах и Блау или о детях Вайсов?

 

Линди Бертон и другие даже рассматривали возможность того, что дети с сильной сексуальной склонностью могут страдать от повреждения мозга:

 

«У некоторых детей действительно могут быть более сильные побуждения и большая неспособность их контролировать. Несколько исследований отметили беспокойство, гиперактивность и нервозность детей, подвергшихся сексуальному насилию, что наводит на мысль о степени нервного нарушения. Результаты этого исследования не противоречат этому. В группе эти дети демонстрировали несколько незначительных нервных характеристик, и их чрезмерное стремление к привязанности вполне могло отражать чрезмерную потребность в стимуляции, вызванную некоторой формой минимального повреждения мозга».

 

С другой стороны, беспокойство и гиперактивность у высокополых детей вполне могут быть отнесены к явному сексуальному разочарованию, с которым они сталкиваются, когда психиатры и другие лица пытаются лишить их возможности для секса.

 

В последнее время стало модным полностью отвергать идею сексуальной теории ''влечения''. В отличие от Фрейда, который рассматривал сексуальность как неугомонную энергию внутри нас, огромное животное, постоянно борющееся за то, чтобы его выпустить, которое нужно приручить и дисциплинировать, чтобы мы могли вести себя как ''цивилизованные'' люди (и в отличие от Райха, который считал, что попытка подавить неудержимое делает всех нас невротиками и сексуальными калеками), теперь есть социологи, которые утверждают, что секс имеет для нас значение только как личность, потому что о важности, придаваемой ей по той или иной причине со стороны общества.

 

Возможно, в этом что-то есть. В западном обществе все больше женщин «учатся» сексуальности: их первый опыт оргазма часто следует за ними, социально-сексуальная активность, тогда как до того, как эта активность начнется, а это может быть довольно поздно, похоже, не было достаточно сильного «влечения», чтобы принудительно подтолкнуть их к поиску оргазма, в одиночку или с партнером. То же самое можно сказать и о некоторых детях, которые, будучи однажды ознакомленными со своим потенциалом к оргазму взрослым или другим ребенком, «учатся» быть сексуальными. Согласно этому аргументу, каждый, взрослый и ребенок, с рождения имеет все необходимые умственные связи и телесные каналы для того, чтобы секс мог иметь место, но для этого нужен социальный, а не биологический стимул, чтобы заставить его работать и придать ему значение.

 

Однако теория становится преувеличенной, если утверждается, что никакая сексуальность не является компульсивной. Доказательства, по крайней мере в отношении мужчин, в подавляющем большинстве случаев заключаются в том, что в какой-то момент, который обычно ассоциируется с половым созреванием, но часто задолго до этой стадии, достижение оргазма (иногда непроизвольно, в ''мокрых снах'') почти универсальный - и, более того, побуждение чувствуется настолько сильно, что никакое социальное сдерживание не может его сдержать. Некоторые сторонники теории «отсутствия влечения» предполагают, что сексуальные чувства воспринимаются как «сильные» только из-за чувства вины, которое окружает их в нашем обществе. Сама вина; говорят, это элемент, который делает секс возбуждающим. Некоторые люди, несомненно, так считают, но я, будучи школьником, Я вспоминаю сексуальную вину как проявление крайнего страдания, а не возбуждения.

 

Выше уже обильно установлено, что дети способны к сексуальной активности в любом возрасте. Также с достаточной уверенностью можно сказать, что большой процент мальчиков, если не девочек, становятся сексуально активными задолго до полового созревания, даже в тех обществах, где это категорически не приветствуется. Исследование, опубликованное в 1943 г. Г. В. Рэмси, 30 сотрудником Кинси, было основано на интервью с 291 мальчиком, в основном белым, протестантом из среднего класса, на Среднем Западе Америки. Пять процентов мальчиков Рэмси сообщили о мастурбации к пяти годам. Этот показатель вырос до более чем 20 процентов к девяти годам, 60 процентов к одиннадцати годам и 80 процентов к тринадцати годам.

 

Цифры не говорят нам, какая часть этой мастурбации была случайной и представляла лишь второстепенный интерес для каждого мальчика, или какая часть была частью привычного и компульсивного поведения. Но учитывая, что они росли в культуре, в которой мастурбация была связана с огромной степенью стыда, было бы разумно сделать вывод, что многие из этих мальчиков, должно быть, испытывали сильное желание мастурбировать, непреодолимое искушение, чтобы сделать это вообще. То, что большинство должно было сделать это к пред пубертатному (почти для всех мальчиков) одиннадцатилетнему возрасту, несмотря на все попытки удержать их, на мой взгляд, свидетельствует о том, что многие пред пубертатные мальчики имеют высокий уровень либидо.

 

Исследование сексуальных преступников, проведенное Gebhard et al. признали сильные сексуальные наклонности мальчиков в возрастной группе 12–15 лет, в группе, которая, как можно было ожидать, будет включать, на нижнем уровне, значительную долю лиц, не достигших половой зрелости. В исследовании говорится, что эти мальчики демонстрируют «интенсивность реакции, совпадающую или часто превосходящую таковую у взрослых». Этот факт хорошо известен многим взрослым гомосексуалистам, которые тем самым подвергаются искушению, что гетеросексуальный взрослый в значительной степени щадит. Если бы у 12-15-летних девочек было такое же развитое либидо, как у мальчиков того же возраста, наши пенитенциарные учреждения трещали бы по швам».

 

Развитие сексуального поведения у девочек, как и у взрослых женщин, оказывается гораздо более восприимчивым к культурным факторам, чем у мальчиков. Женщинам, как отмечалось ранее, гораздо легче, чем мужчинам, прожить всю свою жизнь, не обнаружив своей способности к оргазму; но однажды обнаружив эту способность и наслаждаясь ею, устанавливается психологическая основа для желания продолжить удовольствие.

 

Подобно тому, как это происходит с определенной долей женщин в их супружеских и других отношениях, это также происходит с некоторыми девушками до полового созревания. Конечно, небольшая часть в нашем обществе: но в исследованиях «жертв» есть свидетельства того, что среди тех, кто вступает в половые отношения со взрослыми, значительная часть играет активную, позитивную роль, хотя большинство исследований основаны на делах, переданных в суд, и в значительной степени склоняются к включению высокой доли фактических приставаний к детям в отличие от половых отношений между детьми и взрослыми по обоюдному согласию.

 

Участие ребенка не всегда полностью объясняется его сильным половым влечением, но, тем не менее, интересно, что Шульц, сопоставляя результаты различных исследований, смог указать:

 

«В прошлых сексуальных исследованиях молодые женщины-жертвы были описаны как «соучастники » в совершении преступления в 7,8 процентах из 330 правонарушений (Ганьон), как« не возражающие» в 40 процентах из 1994 правонарушений (Радзинович), как "поощрение" правонарушителя в 66–95% всех преступлений на сексуальной почве (Гебхард), полное "участие" в 60% из 73 дел (Вайс) и "соблазнитель" в 21% из 185 преступлений.

 

К сожалению, некоторые из этих исследований не отделяют детей младшего возраста от детей старшего возраста. У Гебхарда тоже есть разбивка по полу: в его исследовании рассматривались «дети» обоих полов, до 12 лет, и «несовершеннолетние» в возрасте от 12 до 15 лет. Отдельно рассматривались правонарушения, связанные с физической агрессией со стороны взрослого, и случаи инцеста. Все преступники были мужчинами. 

 

Что касается детей до двенадцати лет, Гебхард обнаружил, что «согласно записям» 16,4 процента девочек поощряли преступника, а еще 8,2 процента были пассивными. «По словам преступника», 48,4% были обнадеживающими, а 36,9% - пассивными. Среди мальчиков до двенадцати лет, согласно данным, не менее 52,3% были обнадеживающими, а 6,8% - пассивными. По словам правонарушителя, эти показатели составили 60,5 и 26,3 процента соответственно.

 

Я понимаю, что в отношении девочек есть те, кто сочтет гораздо более важным то, что, согласно данным, 83,6 процента (100 процентов минус 16,4 процента) не поощряли правонарушителя, т. е. они подвергались домогательствам. Я могу только подчеркнуть, что в мои намерения не входит притворяться, что растления детей не существует, и не предполагать, что это неважная проблема: я просто хочу установить, что растление не является причиной всех сексуальных отношений между детьми и взрослыми, даже если ребенок довольно молод и даже когда рассматриваемое исследование имеет встроенный методологический уклон в сторону получения цифр, из-за которых доля приставаний выглядит искусственно завышенной.

 

Показатели «поощрения» значительно возрастают по отношению к несовершеннолетним обоего пола в возрасте от 12 до 15 лет. Согласно отчету, 86 процентов девочек были обнадеживающими, а 0,9 процента - пассивными; для мальчиков - 70,3% и 11,0%. Цифры по правонарушителям, конечно, были еще выше: 89,5% обнадеживающих и 3,5% пассивных для девочек, 82,8% поощрительных и 9,3% пассивных для мальчиков.

 

Хотя , как представляется , что это различие будет между уровнями участия моложе по сравнению со взрослыми детьми, также очевидно , что степень участия детей младшего возраста, даже по «записи» - что может быть столь же предвзятым то, что должен сказать преступник, не является минимальным или незначительным. 

 

Об этом же сказал судья, который специально изучил этот вопрос. Судья Дэвид Райфен из Тель-Авива сказал, что: 

 

«сексуальная игра в период до полового созревания и полового созревания, особенно если она не связана с подлинным половым актом, для многих является источником влечения и удовлетворения. По этим причинам дети-жертвы сексуальных преступлений часто продолжают участвовать и побуждать своих друзей делать то же самое».

 

Даже отчет об исследовании министерства внутренних дел недавно дал важную меру официального признания того факта, что дети старше десяти лет (это возраст уголовной ответственности: не было предпринято никаких попыток оценить согласие у детей младшего возраста), и они дают согласие на половые акты с взрослые люди. В докладе говорится о «партнерах» детей в таких половых актах, а не о «жертвах».

 

В последней части этой главы я много говорил не только о том, что дети могут реагировать сексуально, но и о том, испытывают ли многие из них сильные сексуальные влечения, особенно по отношению к взрослым. Есть те, для кого этот вопрос будет иметь первостепенное значение. Они предложат, что, если нельзя показать, что у большинства маленьких детей, есть жгучее желание секса со взрослым, тогда нет смысла разрешать детям, чтобы сделать это возможным. Они предпочли бы сохранить нынешний акцент в социальной и правовой политике на «защите» детей от порой нежелательного внимания взрослых, которые, несомненно, имеют жгучие - и часто разочарованные - наклонности по отношению к ним.

 

Я надеюсь, что я показал, что дети всех возрастов способны к оргазму и что в культурах, свободных от секса, они выражают себя сексуально. Некоторые маленькие дети, составляющие существенное меньшинство из тех, кто причастен к выявленным сексуальным преступлениям против них (на самом деле, большинство в некоторых категориях), поощряют взрослых, о которых идет речь, несмотря на табуированный характер этого действия. Хотя я согласен с тем, что детей, которые не хотят вовлекаться в секс, не следует принуждать к сексу, я не вижу причин, по которым их свобода не участвовать в жизни не должна вполне успешно сосуществовать с сексуальным освобождением других.

 

Есть много аспектов сексуальной свободы детей, включая свободу доступа к собственному телу во время мастурбации, свободу заниматься сексом со своими сверстниками и свободу заниматься сексом со взрослыми. Эти свободы во многом связаны друг с другом. Общество, в котором существует полное табу на секс между детьми и взрослыми, скорее всего, будет антисексуальным в других отношениях, особенно в том, что касается детской сексуальности. Восприятие детьми сексуального запрета в раннем детстве оказывает сильное влияние на их отношение, и, по моему мнению, это влияние является негативным для всех детей, а не только для тех, кто очень заинтересован в сексе со взрослыми. В последующих главах эта идея будет раскрыта. Однако сначала необходимо исследовать некоторые из преобладающих представлений о том, что такое секс ребенок-взрослый, в частности предполагаемую дихотомию между двумя противоположными сторонами - между «растлителем» и его «жертвой».

 

  Глава 3: 

Я иногда отмечал, что поведение , которое взрослые называют «сексуальным» не может иметь такое же значение для ребенка. Младенец, который играет со своими гениталиями, может делать именно это - играть - и даже если эта игра доведена до оргазма, вовлеченное в него «приятное чувство» может не иметь того значения, которое оно имело бы для взрослого. Соответственно, люди скептически относятся к феномену «соблазнительного» ребенка. Разве «сексуальное» поведение такого ребенка не может быть невольным?

 

Возьмем, к примеру, маленькую девочку, которая будет радостно улыбаться и болтать с «милым мужчиной» и будет сидеть у него на коленях, расставив ноги. Если мужчина подвержен педофилическим чувствам, у него может возникнуть соблазн увидеть в этом ''соблазнительное'' поведение, когда ребенок на самом деле может совершенно не осознавать, как он интерпретирует события - она может демонстрировать в традиционном смысле все «невинность» детства (хотя, независимо от того, она может быть очень сексуальной и знать, как довести себя до оргазма).

 

Обычное предположение состоит в том, что такая возможность недопонимания неизбежно является плохой вещью, но это не обязательно так. Как правило, при формировании педофильной привязанности, как и в отношениях между взрослыми, фактическое поведение любой из сторон развивается не стремительно, а шаг за шагом: каждый этап ''согласовывается'' с помощью намеков и сигналов, вербальных и невербальных, с помощью которых каждый указывает другому, что приемлемо, а что нет.

 

В нашем примере мужчина может начать с того, что сказать, какие красивые трусики были одеты на девуочке, и у него будет гораздо больше шансов перейти к следующему этапу переговоров, если она, похоже, довольна этим замечанием, чем если бы она покраснела и сомкнула ноги. Несмотря на то, что он «ошибался» в отношении ее намеренного сексуального соблазнения, он тем не менее может оказаться прав, постепенно обнаружив, что ребенок - это тот, кто любит, когда его обнимают, и который считает, что когда его щекочут под ее трусиками, очень весело.

 

Кроме того, следует помнить, что даже несмотря на то, что «сексуальное» поведение ребенка, возможно, не было сексуально мотивированным, это не означает, что он полностью не осознает свою способность привлекать, которую он вполне может использовать намеренно, чтобы привлечь внимание и привязанность. Различные исследования «участников-жертв» показывают, что дети из этой категории, как правило, ищут привязанности. В телесной близости ласковых и трогательных отношений педофил обеспечивает именно эту желанную привязанность.

 

Тем не менее, как я уже сказал, возможность несовпадения сексуальных «смыслов» обычно цитируется как аргумент против педофилии и вообще против рассмотрения детей как сексуальных существ; есть те, кто считает, что любое признание их сексуальности может воодушевить тех, кто может сделать неверные выводы. То, что в нашем обществе есть мужчины, особенно мужчины, самонадеянные в вопросах секса, слишком очевидно: почти каждая женщина знакома с неудобной перчаткой мужских самонадеянностей, от волчьего свиста и ''мелькания'' до шлепков по заднице, а для некоторых - изнасилование. Как отмечали феминистки,часть такого поведения может возникать не только из ложных предположений о том, что приемлемо для женщин, но и из полного безразличия к тому, что приемлемо, или даже из открытой враждебности.

Во всяком случае, дело в том, что мы живем в сексистском обществе. Мужчины воодушевлены своим социальным и сексуальным воспитанием именно в том отношении, в котором они обвиняются - высокомерном, агрессивном, плотском потребительстве. Более того, в соответствии с тем, что можно было ожидать от такого общества, очевидно, что некоторые дети подвергаются агрессивному насилию.

 

Однако я надеюсь показать, что в педофилии по обоюдному согласию, в отличие от растления детей, много всего того, что предполагает мягкий, почти женский тип сексуального выражения, а не тот, который соответствует мужскому стереотипу доминирования и агрессии. Многие люди не осознают, что существуют акты педофилии по обоюдному согласию именно потому, что общество не делает различий между этими актами и агрессивно навязанными. Эта абсурдность отражена в юридической фразе «непристойное нападение», которая охватывает не только случаи нападения в обычном смысле этого слова, но и действия, на которые ребенок согласился и, возможно, как это часто бывает, инициировал.

 

Подавляющее большинство половых актов между детьми и взрослыми не навязываются агрессивно, как и между взрослыми, - сказал DJ West о педофилах:

 

«Отнюдь не безудержные сексуальные маньяки, их подходы к детям почти всегда ласковые и нежные, а происходящие половые акты, в основном взаимное проявление и ласки, напоминают сексуальное поведение, которое происходит между детьми».

 

В одном из самых известных медицинских текстов о педофилии, педофилии и эксгибиционизме: Справочник Дж. У. Мора, Р. Э. Тернера и М. Б. Джерри приводятся некоторые цифры, которые ставят вопрос о насильственном сексе в перспективе:

 

«Что касается насильственных половых сношений с детьми, то имеется немного случайных, но мало статистических материалов. Revitch et al. (1962), сообщая о педофильных преступлениях в Диагностическом центре штата Нью-Джерси , отмечал, что «эти преступления сравнительно не часты, хотя они были зафиксированы в литературе». Это говорит о том, что они не нашли такого случая среди 836 правонарушителей в отношении детей в Центре. Мириам Дарвин при опросе семидесяти четырех детей-жертв в калифорнийском исследовании не смогла указать случай, в котором применялось насилие».

 

В отдельной статье Мора и Тернера делается попытка разжечь пузырь паранойи, который вызывает этот субъект:

 

«Появление педофилии - буквально любви к детям - вызывает самые сильные общественные настроения, по крайней мере, в нашем обществе. Несмотря на полвека фрейдистских внушений относительно детской сексуальности и несмотря на изменение отношения к большинству других сексуальных отклонений, отвращение и страх перед педофилией не уменьшились. Через родителей, школы и другие общественные группы детей постоянно предупреждают, что нужно искать «Незнакомца» и не доверять никому, кого они не знают. К сожалению, представленная картина обычно не соответствует действительности в большинстве случаев и поэтому мало защищает ребенка. Опасность формирования параноидальных и ксенофобных (страх перед незнакомцами) взглядов может быть более опасной для воспитания детей в целом, чем педофилия.

 

«Было бы разумно предупредить ребенка, чтобы он не соглашался на поездки от незнакомцев, но факты таковы, что незнакомцы редко бывают вовлечены в педофилию; обычно вовлеченными являются родственники, соседи или другие лица из известного окружения ребенка».

 

Широкая огласка сексуальных убийств детей, хотя и понятна, ответственна за совершенно ложный стереотип педофила в общественном сознании. Часто это «картина ничего не подозревающего ребенка, на которого напал в темном переулке нападавший, который, если бы не случайный инцидент, продолжил бы изнасилование или даже убийство. Хотя неоднократные исследования (см. Radzinowicz, 1957) с большой последовательностью показали, что сексуальные преступники склонны придерживаться одного определенного типа сексуального поведения, часто очень пристрастного, и очень редко тяготеют к более серьезным типам, этому факту решительно сопротивляются даже информированная публика. Редкие исключения получают широкую огласку, а при населении в пятьдесят миллионов даже редкое событие происходит где-то примерно раз в месяц. Такие стереотипы сильно влияют на отношение родителей».

 

В последующих главах я рассматриваю более тонкие аспекты вопроса об агрессии - точки, в которых она сливается, например, с чрезмерным убеждением, основанным на авторитете взрослого. А пока давайте рассмотрим, какой вид сексуальной активности предпочитают педофилы. В наиболее всестороннем исследовании мужчин, совершивших сексуальные преступления, Пол Гебхард привел данные о пропорциях различных сексуальных приемов, использованных в «преступлениях». (Следует всегда помнить, как указывалось ранее, что эти результаты, как и многие данные исследований, основаны на преступлениях, в результате которых был вынесен обвинительный приговор, и, таким образом, сильно предвзято относятся к отношениям, которые привели к жалобе со стороны ребенка.)

 

Он обнаружил, что некоитальная сексуальная активность, в основном манипуляция гениталиями, составляет не менее 94 процентов преступлений против девочек младше 12 лет. Что касается правонарушений против мальчиков до двенадцати лет, то еще большая доля (97 процентов) не связана с анальным сексом, причем большая часть этих действий была ручной генитальной (45 процентов) и орально-генитальной (38 процентов). Гебхард отдельно перечислил те правонарушения, в которых имела место агрессия против девочек, меньшую, но значительно отличающуюся группу; в этих случаях, когда применялась определенная степень насилия или запугивания, попытки коитуса были предприняты в 23% случаев и фактически завершились еще в 23%. Что интересно,примеров агрессии против мальчиков было так мало, что Гебхард счел излишним включать их в отдельную категорию.

 

Педофилы больше всего интересуют старшие дети. Опрос, проведенный членами организации «Обмен информацией о педофилах» (PIE), показал, что педофилов-мужчин больше всего привлекают мальчики в возрасте 11-15 лет и девочки в возрасте 8-11 лет. Это близко соответствует выводам Мора, Тернера и Джерри и других исследователей. Очень немногие педофилы привлекают ребенок и младенцам, и , хотя есть некоторый интерес (выражаются как минимальный возраст интереса) в том возрасте пять или шесть, старше 6 предпочтительных появляется значительно больше.

 

Для тех, кто считает секс по обоюдному согласию безобидным и приятным занятием, вопрос возраста не имеет значения, но изучение фактов действительно дает повод по крайней мере к одному интересному моменту, отмеченному Китом Хозом, который подготовил опрос членского состава группы. Обмен информацией о педофилах. Он заметил корреляцию между распределением возрастных предпочтений педофилов для мальчиков и гистограммой, подготовленной Кинси, показывающей процент мужчин, вовлеченных в сексуальные игры в каждом пред подростковом возрасте. Распределение было очень похоже, так что кажется - если британские мальчики чем-то похожи на мальчиков в Соединенных Штатах - что педофилов больше всего привлекают мальчики в том возрасте, когда они наиболее сексуально активны.

 

Как говорят штаны:

 

«Можно сделать вывод, что именно интерес к сексуальной активности ребенка вызывает влечение педофила».

 

То же самое может быть верно и в отношении гетеросексуальных педофилов-мужчин: их интересуют дети чуть младшего возраста, а сексуальная активность девочек до подросткового возраста, как правило, концентрируется, по словам Кинси, в более низком возрастном диапазоне, чем у мальчиков.

 

Пока что я привел факты в основном об обще известной модели половых актов между взрослыми и детьми. В рамках этой модели необходимо провести важное различие между теми взрослыми, которые действительно предпочитают детей в качестве сексуальных партнеров, и теми, кто этого не делает. Есть основания полагать, что характерно агрессивное, «сексистское» использование девочек в качестве сексуальных объектов в значительной степени связано с мужчинами, с преимущественно обычной взрослой гетеросексуальной ориентацией. Эти правонарушители, как правило, имеют высокий уровень преступности в не сексуальных сферах. Они часто пьяны на открытом воздухе и просто используют ребенка как доступную, хотя и более низкую замену взрослому партнеру, которого они предпочли бы. Далеко не все не агрессивные правонарушители предпочитают детей: Среди них много мужчин, находящихся в состоянии стресса, когда их брак распался, и выпивка также играет большую роль в их преступлении - обычно за ними следует «похмелье», которое включает сильное чувство вины.

 

Я не хочу сказать, что те, кто имеет сексуальные предпочтения в отношении детей, автоматически считаются более совершенными преступниками. Нет никаких оснований предполагать, что чья-то сексуальная ориентация сама по себе имеет какую-либо внутреннюю связь с ее или его достоинствами как человека. Но есть основания полагать, что многие из тех, кто предпочитает детей, хотят хорошо относиться к ним, а это не относится к тем, для кого они всего лишь заменители. Тем, кто предпочитает детей, неудивительно, что они любят проводить много времени в их компании; им нравится их знать и быть дружелюбными.

 

Подобно тому, как «натуралы» прилагают значительные усилия, чтобы произвести хорошее впечатление на своих потенциальных сексуальных партнеров (даже в нашем сексистском обществе изнасилование не является нормой), то же самое делают многие педофилы. Обнаружив, что их сексуальные предпочтения относятся к детям, они также начинают любить и любить их - нежная реакция вырастает из эротической. DJ West отметил это. Рассказывая о педофилах, он говорит:

 

«Их искренняя привязанность к объектам своего сексуального влечения иногда приводит их к поразительным актам милосердия в попытках сделать ребенка счастливее или улучшить его перспективы».

 

Этот благожелательный взгляд находит подтверждение в недавнем исследовании К. Хауэллса группы не агрессивных правонарушителей в отношении девочек:

 

Я чувствую, что дети нравятся педофилам не только физически; это согласуется с идеей, что преступник-педофил может действительно испытывать привязанность к своей жертве. Прочтите, вы считаете само собой разумеющимся, что кто-то, совершающий сексуальное насилие, любит свою жертву, я хотел бы отметить, что в предыдущем исследовании я обнаружил результаты, которые предполагают, что некоторые насильники, например, совершают преступления в состоянии повышенного возбуждения гнева и, похоже, беспокоиться о том, чтобы причинить боль, а не о достижении сексуального удовлетворения».

 

Это подводит нас к тому, что именно имеется в виду, когда мы говорим о «педофилии» - поскольку взрослые могут неверно истолковать «сексуальное» поведение детей, так и взрослые, не являющиеся педофилами, могут неверно истолковать «сексуальные» намерения педофилов. Само слово имеет медицинский оттенок, что неудивительно, поскольку Краффт-Эбинг ввел термин «эротическая педофилия» как часть процесса навешивания ярлыков, в ходе которого он дал названия целому ряду сексуальных «болезней». По ряду веских причин многие сексуальные радикалы полностью отвергают медицинские средства категоризации, которые со времен Краффт-Эбинга создали картину ''гомосексуалист'' и ''педофил'' как клинические сущности: в той мере, в какой это основание, суть медицинских описаний заключается в подавлении сексуальных меньшинств (не говоря уже о грубом искажении реальности, которое простые ярлыки накладывают на сложный предмет), я согласен, что они должны быть отвергнуты; но описания также можно использовать аналитически с положительной точки зрения.

 

Краткий Оксфордский словарь определяет педофилию как «половой любви , направленной к ребенку». Интересно, что бесконечно сложное слово «любовь» должно найти свою нишу в этом определении. Я рад, что это произошло. Мне это кажется более привлекательным, более связанным с моими собственными чувствами, чем более бесцветная альтернатива «сексуальное влечение к ребенку», и включение слова «любовь» автоматически исключает возможность использования «педофилии» в контексте «сексуального влечения». Ненависть, направленная к ребенку», то есть секс, основанный на враждебности, например, связанный с садистским изнасилованием или убийством ребенка.

 

В психиатрической литературе можно найти даже более подходящее определение, в котором педофил определяется как лицо, которому «для достижения сексуального удовлетворения требуется сотрудничество ребенка-партнера того же или противоположного пола». Здесь описывается то, что Дэвид Свонсон называет «классическим педофилом», чьей другой преобладающей характеристикой является постоянный и часто исключительный интерес к детям как к сексуальным партнерам.

 

Под «сотрудничеством» здесь понимается то, что педофила «заводят» ситуации, в которых ребенок проявляет эротическую активность. Еще в 1912 году на это указывал Молл в важной и иногда игнорируемой работе:

 

«Прикасание к гениталиям ребенка играет главную роль, часто потому, что преступник может сам получить сексуальное удовлетворение, только вызывая у ребенка половое возбуждение и наблюдая за этим возбуждением».

 

Надеюсь, значение этого момента очевидно. У детей гораздо больше шансов достичь сексуального возбуждения, если они расслаблены и счастливы в компании педофила, чем если их запугивают. Педофил фактически обязан искать их доверия, чтобы добиться их сотрудничества. В этом случае, помимо большой вероятности, что он действительно любит детей, у него есть еще одна веская причина, по которой он хочет хорошо к ним относиться. В общем, он захочет понравиться детям и, скорее всего, будет считать их теми, кого социологи называют «значимыми другими» - теми, кто считает. Чарльз МакКаги поднял этот вопрос:

«С точки зрения символического интеракционизма, некоторые взрослые видят детей как «значимых других », суждения и оценка которых имеют решающее значение для самооценки взрослого. Такие взрослые не будут ставить под угрозу свою самооценку, совершая действия, которые умаляют внимание ребенка к ним. Поэтому мы предположили, что среди растлителей, считающих детей значимыми другими, преступление будет иметь характер, не способный оттолкнуть ребенка или причинить ему вред».

 

В своем исследовании Маккэги развивает эту идею: те, кто считает детей «значимыми другими», будут вести себя по отношению к ним как в социальном, так и в сексуальном плане более приемлемо, чем некоторые другие. Он проверил гипотезу о том, что на самом деле они будут больше общаться с детьми, чем другие преступники против них. И действительно, он обнаружил, что «как и ожидалось, ни один растлитель с высоким уровнем взаимодействия не использовал какую-либо форму принуждения, в то время как более одной трети субъектов с минимальным взаимодействием использовали его».

 

Заманчиво продолжать дополнять картину «педофила» (хотя такой единой сущности нет), задавая себе целый ряд вопросов, как часто задаваемых, так и тех, на которые были направлены исследования. Некоторые такие вопросы интересны, но наиболее отличительной чертой тех, о которых спрашивают чаще всего, является то, что они возникают из фундаментально антисексуальных тревог. А вот вопросы о «жертве», классический пример - седой старый каштан: «Неужели соблазнение со стороны мужчины не сделает мальчика гомосексуалистом?» Радикальный ответ состоит не в том, чтобы указать на то, что обширные исследования показывают обратное (что оно и делает), а в том, чтобы сказать: «А что, если это так? Что плохого в том, чтобы быть геем? Только когда такой ответ станет приемлемым, мы будем на пути к сексуально освобожденному обществу. Только когда люди перестанут задавать вопросы, мы добьемся этого.

 

В то же время, в отношении этого конкретного вопроса, я считаю, что такой грубый ответ неуместен, поскольку я знаю, что есть в остальном умные, либерально настроенные люди, чей страх перед идеей о том, что их собственные дети могут стать гомосексуалистами, имеет силу кошмар. Как и в случае с другими кошмарами, страх сам по себе - худшая вещь, фактически единственная проблема, хотя не все могут это осознавать.

 

Тогда позвольте мне предложить бальзам на вспотевший лоб: масса доказательств состоит в том, что педофилическое соблазнение не «делает мальчиков геями» (или девочек, если на то пошло). Возможно, ввиду его престижа, мне нужно только процитировать свидетельство отчета Вольфендена:

 

Широко распространено мнение, которое нашло поддержку среди наших полицейских и юридических свидетелей, что соблазнение в молодости является решающим фактором в создании гомосексуализма как условия, и мы знаем, что это мнение во многом встревожило родителей и учителей. Мы не нашли убедительных доказательств в поддержку этого утверждения. Наши медицинские свидетели единодушно утверждали, что соблазнение мало влияет на формирование устоявшейся модели, гомосексуального поведения, и нам не предоставили никаких оснований из других источников, которые противоречили бы их суждениям». 

 

Ганьон и Саймон отметили, что психосексуальная ориентация и реакции в любом случае усваиваются не в конкретных сексуальных ситуациях, а скорее через не сексуальные взаимодействия в раннем детстве. Примерно к шести годам у детей уже сформировались представления о том, что такое «мужское» и «женское» поведение, и каков «правильный» поведенческий образец для них».

 

Более общие опасения в отношении «жертвы», в частности вопрос о том, получит ли она или он психологический ущерб в результате рассматриваемого опыта, по крайней мере частично проистекают из навязывания самого термина «жертва» всем детям -взрослые половые отношения, независимо от того, являются ли они насильственными или нежными, неприемлемыми или приемлемыми для ребенка. Абсурдность цепляния за ложное различие между «растлителем» и «жертвой» можно найти в уже встречавшемся термине «участник-жертва». Те исследователи, которые приняли этот любопытный термин, по-видимому, сочли, что им нужно сделать некоторые уступки ортодоксальному мышлению: Нельзя сразу ожидать, что общество поймет идею секса между детьми и взрослыми, в котором не было бы виктимизации.

 

Возможно, потому, что «мужчины» считаются жертвами, я считаю, что женщины более склонны цепляться за образ ребенка как жертвы. Тем не менее, по иронии судьбы, именно две женщины-исследователи много сделали, чтобы развеять этот миф.

 

Лауретта Бендер была одной из них. Ее описание группы сексуально активных детей было продолжено шестнадцатью годами позже дальнейшим исследованием тех же детей, в котором изучается вопрос о том, имел ли место какой-либо заметный психологический ущерб, свидетельствующий о неспособности развить удовлетворительную взрослую жизнь, как в сексуальном, так и в целом. Она не обнаружила проблем, которые, по ее мнению, можно было разумно отнести к сексуальным переживаниям. Помните семилетнюю Вирджинию, которая занималась сексом с дворником? Этот опыт не заставил ее отказаться от секса на всю жизнь и не сделал из нее нимфоманку. Она стала медсестрой, вышла замуж в двадцать один год и, по словам исследователя, «стала счастливой женой и матерью». К сожалению, Бендер не сообщает, имело ли чувство вины, которое она пыталась внушить Вирджинии по поводу своей сексуальной активности во время «лечения» в больнице, какой-либо длительный эффект. Стал ли упрекаемый ребенок упрекающей матерью, стремящейся сделать своих детей виновными в их сексуальности?

 

Психологические последствия сексуального «нападения» на детей были тщательно исследованы Линди Бертон на научно обоснованной основе (в чем никогда не претендовали исследования Бендера). Хотя исследование Бертон включало случаи, которые можно было бы правильно назвать «нападениями», она изо всех сил старается подчеркнуть консенсус, часто свойственный другим. Она изучила 41 ребенка, подвергшегося сексуальному насилию, и контрольную группу их сверстников. Шесть из сорока одного были мальчиками; тридцать пять были девушками. На момент открытия большинству было меньше десяти лет, и только четверо были подростками. Преступником обычно был сосед или друг родителей ребенка или лица, известные ребенку, но неизвестные семье. Чаще всего это были рабочие или торговцы, которых у ребенка сформировалась привычка навещать или помогать. Как правило, инцидент произошел в доме друга или на работе,или в собственном доме ребенка.

 

Бертон использовал два показателя адаптации личности к этим детям, один из которых - Бристольская шкала социальной адаптации, которая выявляет склонности ребенка к эмоциональной неуравновешенности, зафиксированные учителем в школе. Другой - Тематический апперцептивный тест (ТАТ), стандартный личностный тест, используемый психологами. В этом тесте ребенок составлял рассказы из набора картинок. По темам этих историй психологи считают возможным узнать что-то о страхах, потребностях и эмоциях ребенка. Все дети были осмотрены дважды с интервалом в год между исследованиями. Первое испытание проходило в среднем через два года после события.

 

В результате этих тестов Бертон смог определить отличительные черты личности, которые отличают «подвергшихся насилию» детей от их сверстников:

 

«Пожалуй, наиболее важной характеристикой детей, подвергшихся сексуальному насилию, является их склонность к любви. Эта характеристика была отмечена учителями (которые не знали о своем сексуальном опыте) на тестах обоих лет. Наиболее частым комментарием по поводу их поведения было то, что они были склонны подкрадываться к учителю и слоняться вокруг него. Кроме того, они были описаны как очень стремящиеся принести учителю предметы, всегда находившие оправдания для того, чтобы привлечь его, очень хотели быть в группе, пытались стать центром внимания и имели склонность к яркой одежде».

 

Хотя она предполагает, что стремление к любви может представлять собой необходимость цепляться за знакомых взрослых после тревожного опыта, Бертон также признает совершенно иную альтернативу (которая, по ее словам, подтверждается другими исследованиями), что дети, нуждающиеся в любви, встречаются со своими сексуальными переживаниями в процессе их поиска. Бертон даже признает, что нельзя игнорировать еще одну возможность:

 

«Поведение в поисках привязанности, наблюдаемое в этом исследовании, также может указывать на попытку со стороны ребенка заменить взрослого, с которым у него были сексуальные отношения. Как предполагали многие предыдущие исследования, дети не всегда считают половой акт неприятным, и многие дети могут получить значительное утешение, считая себя любимыми и желанными взрослыми. По этой причине недовольство ребенка авторитетными фигурами, наблюдаемыми в классе, может быть вызвано его неприязнью ко всем тем, кто, возможно, осудил его отношения с его «другом»».

 

Однако работа Бертона не была предназначена для проверки мотивов, стоящих за поведением поиска привязанности; что касается ее исследования, приведенные выше комментарии являются лишь предположениями. Более важным является ее общий вывод, что

 

«Сексуальное насилие, по-видимому, не оказывает чрезмерно тревожного воздействия на развитие личности ребенка, что видно по его поведению. Таким образом, можно сделать вывод, что испытуемые дети мало страдали от длительного страха или беспокойства в результате своего сексуального опыта».

 

Интересно, что некоторые исследования показали, что те дети, которые, кажется, быстрее всего «восстанавливаются» от сексуального «нападения», являются не «жертвами участников», а «случайными»: меньшинство, которое подвергается домогательствам в истинном смысле слова, в общественных парках, на детских площадках и т. д. Но парадокс легко объясним. «Случайная» жертва, вероятно, получит большое сочувствие и поддержку со стороны родителей в связи с инцидентом. С другой стороны, ребенок, которого «узнали» отношения со взрослым, вероятно, будут вызывать чувство вины за это - особенно из-за того, что родители изо всех сил пытаются подавить любые нежелательные мысли о том, что их собственные недостатки (особенно в том, что они не могут проявить привязанность к своему ребенку) могут быть ответственны за отношения, развивающиеся в первую очередь место. Проблема несколько усложняется тем фактом, что некоторые «жертвы-участники» происходят из домов, которые вообще не проявляют никакой чувствительности к преобладающим в обществе сексуальным нравам. Такие дома чрезмерно представлены в исследованиях Бендера, и, возможно, в исследованиях Бертона тоже, в меньшей степени, поэтому мы не должны слишком удивляться комментарию Бертона: «Как группа, эти дети, подвергшиеся сексуальному насилию»,не проявлял чрезмерной вины или беспокойства после романа.

Однако реальное беспокойство может быть намного сильнее в тех случаях, когда родители очень сильны в «морали», но не очень хороши в отношении теплоты и любви к своим детям.

 

Обычно вред начинает давать о себе знать в часто истеричной первоначальной реакции родителей. Отец Майкл Ингрэм, римско-католический священник и советник по делам детей, описал этот процесс во всех его мучениях, с момента обнаружения родителей до возмездия, наложенного судом:

 

Возьмем случай с одиннадцатилетним мальчиком, родители которого слышали, как он рассказывал брату о мужчине, который «занимался с ним сексом». Была семейная сцена, мать плачет, отец расхаживает взад и вперед и клянется, что «убьет этого ублюдка». Вызвали полицию. Мальчика снова и снова допрашивали родители и полиция. Мальчика доставили в отделение милиции, где ему приказали спустить брюки. Врач осмотрел его пенис, втягивая крайнюю плоть. Мальчика заставили наклониться, а врач надел на палец смазанную резиновую оболочку, которую он вставил в прямую кишку мальчика. Мужчине было предъявлено обвинение, он отрицал это, и мальчик был осмотрен мировыми судьями. Мужчина был отправлен под залог,поэтому, чтобы не допустить, чтобы мальчик снова встретился с ним, его отправили к родственникам в Ирландию до суда три месяца спустя.

 

Похоже, что произошло то, что мальчик был лишен привязанности своих родителей, которые были холодны и сдержанны. Он часто позволял мужчине обнять себя, и иногда это приводило к тому, что мужчина чувствовал его в своих брюках. Если кто-то может предпринять решительную попытку преодолеть отвращение, которое это может вызвать, и рассмотреть возможный ущерб, нанесенный мальчику из-за отсутствия любви дома, перенесения гнева, страшных допросов и, прежде всего, подчинения формальному повторению. Судя по доктору действий, которые вызвали все проблемы, можно увидеть, что преступник был последним, от кого мальчик нуждался в защите. Как сказал один психиатр, участвовавший в этом деле: «Если кто и обидел его, то это определенно был врач».

 

Ингрэм продолжает:

 

«Преступник по этому делу был отправлен в тюрьму, где притворился там за воровство. Его поместили в обычное крыло. Его тайна была раскрыта, и он был избит, получив серьезные травмы. Он потерял работу, был отрезан от семьи и добровольной социальной работы. Он много сделал для своего местного сообщества, особенно для детей, и все это было забыто. В возрасте двадцати шести лет он был разоренным человеком, потому что проявлял слишком много любви к маленькому мальчику.

 

«Девять лет спустя мальчику двадцать лет, он холоден, подавлен, боится секса, изолирован и одинок с друзьями, он зависит от антидепрессантов, чтобы его настроение было терпимым».

 

Читатели могут вспомнить дело 1977 года о женщине-учительнице, которую судили в Королевском суде Льюиса по предполагаемому случаю полового акта с одиннадцатилетним школьником. Она была оправдана, поэтому мы должны предположить, что настоящего секса не было, несмотря на доказательства того, что мальчик имел. Тем не менее между ними явно существовали любовные отношения - обменялись любовными письмами и ласками, и ребенок показал все признаки того, что воспринимает эти отношения как положительные.

 

Все это очень быстро изменилось с появлением закона. Отец мальчика, как назло, был полицейским. Когда он обнаружил эти отношения случайно, а не по жалобе мальчика, он почувствовал, что его сын должен дать показания против женщины в общественных интересах. В результате мальчику пришлось пройти через рутинную процедуру допроса в полиции, его отец, по признанию, запугивал его, как любого другого свидетеля, и должен был ждать девять месяцев или около того, чтобы дело дошло до суда. К тому времени он вполне мог преодолеть предполагаемые ужасы любовных отношений. Он мог бы даже пережить первоначальный допрос, но вместо этого ему пришлось вытерпеть, как все это дело снова оказалось в центре внимания. Ему пришлось встать в локации для свидетелей, с переполненной пресс-галереей, стремящейся зафиксировать каждую деталь, и - что, возможно, хуже всего - пришлось столкнуться с неизбежно устрашающим адвокатом защиты, задачей которого было приложить все усилия, чтобы запутать его и заставить его быть лжецом.

 

Неудивительно, что напряжение было для него слишком большим. Он не раз разрыдался на даче показаний, только чтобы его неумолимо отозвали обратно, чтобы встретить своих мучителей. И все это во имя защиты ребенка! В конце концов, дело было проиграно обвинением, и все, что было достигнуто, - это публичное клеймение мальчика как лжеца и смущение явно доброй и любящей женщины, которую выставили дурой или того хуже.

 

С своего рода символическим идиотизмом, который полностью суммирует этот глупый подход к «защите» детей, отец после вынесения приговора заявил, что его собственный курс действий был правильным и что «я заставлю своего мальчика пройти через все это снова. Интересно, для чего?

 

Слава богу, не все, кто вовлечен в процесс преследования, настолько догматичны. В письме к The Times, полицейский хирург двадцать пять лет, произнес, что судебное разбирательство в большинстве случаев pedophili cделает детям больше вреда , чем пользы , - и он был честным и смелым достаточно , чтобы признать , что экспертизы детей, которых он был вынужден делать на протяжении многих лет, внесли большой вклад в этот вред.

 

Однако такое просвещение случается редко, и обычная масса педофилов и их любителей детей становится несчастной, когда в дело вмешивается полиция. Собственные свидетельства PIE цитируют случай молодого педофила, мальчику всего пятнадцати лет, которого каждый день избивали в тюрьме Рисли, недалеко от Манчестера. Некоторые заключенные порезали ему спину острыми гребнями, и мальчик предпринял попытку самоубийства.

 

Агентство гомосексуальных консультаций услышало следующую историю от одного из своих клиентов, Джека, в 1960-х. Когда ему было около сорока, у Джека были сексуальные отношения с шестнадцатилетним мальчиком. Мальчика арестовали в связи с другими отношениями и допросили в полиции. Под давлением он раскрыл имена других мужчин, включая Джека. Впоследствии мальчик покончил жизнь самоубийством. Когда полиция арестовала Джека, ему сказали: «Ваш молодой друг покончил с собой: это, наверное, лучшее, что он мог сделать». Джек, любивший мальчика, вскоре после этого и несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством.

 

Даже в просвещенной Голландии известно, что полиция оказывает давление на детей, заставляя их признать свою сексуальную связь со взрослым, хотя сейчас такие инциденты происходят гораздо реже, чем раньше. Доктор Бронгерсма пишет:

 

«Всего три года назад в нашей стране тринадцатилетний мальчик был допрошен с девяти часов утра до пяти часов дня в маленькой решетчатой камере в полицейском участке с целью получения доказательств. Он упорно утверждал , что ничего не случилось, пока экзаменатор не сказал: «Хорошо. Если вы продолжаете лгать нам. То ваш отец сказал мне, что он будет подстерегать парня и убьёт его. Тогда ваш друг умрет, и ваш отец получит пятнадцать лет за убийство. И все потому, что вы упорствуете во лжи". После этого мальчик все рассказал, после чего впал в полный психологический коллапс». 

 

Ситуация в США намного хуже. Журналист NBC Робин Ллойд сообщил, что полиция там, как известно, идет на удивительные меры, чтобы заставить молодежь «признаться» в своей сексуальной связи со взрослым: в одном случае такое признание было получено, повесив мальчика за лодыжки над обрывом, пока он не заговорил. В таком случае совсем нетрудно идентифицировать ребенка как «жертву» - но не как жертву сексуальных отношений со взрослых. 

 

Странно, не правда ли, что общество выражает озабоченность по поводу ребенка и навязчиво удерживает его от взрослой сексуальности как выражение этой озабоченности, но когда - по каким-либо причинам - обнаруживаются сексуальные контакты, реальный ребенок, интересы вылетают из окна. После этого родители и полиция могут оскорбить ее или его, подвергнуть медицинскому осмотру, протащить через суд и лишить возможности видеться со взрослым другом, о котором идет речь. Вызывают некоторое беспокойство!

 

В этой главе ставится под сомнение обоснованность двух взаимосвязанных концепций: взгляд на педофила как на обязательно растлителя или потенциального растлителя и на ребенка как на всегда жертву. Вопрос о физических, а не психологических способах, которыми ребенок может стать жертвой, рассматривается отдельно в главе 6 в связи с предложениями PIE о возрасте согласия.

 

Развенчав некоторые из более грубых мифов о «растлителях» и «жертвах», теперь появилась возможность рассматривать некоторые реальные отношения педофилов без их дальнейшего вмешательства. Я должен объяснить, что я чувствую себя гораздо сильнее при описании и выборе анекдотов, касающихся анекдотов между мужчинами и мальчиками, чем другие. 

 

Почти все мои друзья-педофилы - любители мальчиков, и хотя я сам испытываю сильное сексуальное влечение к маленьким девочкам и мальчикам, практика гетеросексуальных педофилов не является областью, в которой я могу претендовать на более глубокие знания, чем писатели не педофилы по этому вопросу.

 

На самом деле это различие имеет большое значение в нашей культуре: стереотипы половых ролей таковы, что даже к восьми или девяти годам многие девочки уже осознали, что их роль в жизни состоит в том, чтобы доставлять удовольствие мужчинам, и действительность любого согласия, которое они могут дать, по той же причине более сомнительна, чем у мальчиков, которые не испытывают таких угрызений совести; на самом деле, их установка против того, чтобы быть «неженкой», «пуф» или «гомосексуалистом», настолько сильна, что может показаться удивительным, что кто-либо из них добровольно участвует. Тем не менее, они это делают, и это убедительно свидетельствует в пользу того, что педофильные отношения имеют для них сильное влияние.

 

В последней главе упоминались различные исследования «жертв». В этом я хотел бы представить другой подход. Доктор Фриц Бернар, голландский психолог, написавший множество статей и книг о педофилии, предпринял очевидный, но удивительно неизведанный шаг, исследуя истории взрослых, которые сами были младшими партнерами в педофильных отношениях, когда сами были детьми. 

 

Его статья с описанием результатов его работы была представлена на злополучной конференции Британского психологического общества по любви и влечению в Суонси в 1977 году. Этой конференции было уделено большое внимание прессы, отчасти из-за того, что я сам отказался от нее (см. главу 12). Все документы о педофилии и детской сексуальности, включая доклад доктора Бернарда, были представлены на секретной сессии, причем взрослую публику, по-видимому, сочли недостаточно зрелой, чтобы справиться с правдой о сексуальной жизни своих собственных детей.

 

Однако теперь я могу, как говорится, «раскрыть все». И я считаю, что результаты оправдывают слово «откровение». Подопытные доктора Бернарда в возрасте от двадцати двух до семидесяти лет были из всех слоев населения Голландии; они имели разный социальный уровень и профессию и были выходцами из ряда провинций страны. Каждого испытуемого, в дополнение к стандартным личностным тестам, которые он должен был подвергнуть статистическому анализу на момент написания (проект продолжается), попросили написать историю своей жизни с особым упором на роль, которую играет секс с людьми - взрослому. Выдержки из десяти таких биографий были опубликованы, большинство из них, как утверждается, характерны для более широкой группы субъектов. Ниже приводится история двадцатитрехлетнего мужчины, который теперь гетеросексуален, и его рассказ, по словам доктора Бернарда, отражает широко распространенное мнение среди других субъектов:

 

«Мне было около тринадцати, когда я впервые столкнулся с педофилией. Я никогда не слышал этого слова или даже слова о гомосексуализме, потому что моим сексуальным воспитанием, по мнению моих родителей, очень пренебрегали. Мужчина, который познакомил меня с гомосексуализмом и которого я любил физически, был и остается одним из моих самых близких друзей. Я смутно помню, как он впервые удовлетворил меня и какое это было чудесное чувство. Меня нисколько не беспокоила идея сделать что-нибудь не так; вероятно, потому что я понятия не имел, что произошло на самом деле. Несколько месяцев спустя он попытался объяснить вещи, но только через год после этого я понял всё правильно.

 

В целом, я подумал, что ситуация была для него немного грустной, потому что он не смог бы сохранить меня в качестве близкого друга, поэтому, если подумать и, возможно, немного эмоционально, я сделал это для него так же весело, как возможно. У меня никогда не было ощущения, что я балую себя, и этого никогда не было. Я не думаю, что в данном случае это действительно возможно.

 

«Единственный раз, когда я потерпел неудачу, я рассказал своему жениху о том, что тогда произошло. В этом отношении у меня фантастические отношения с ней. У нас очень хорошие сексуальные отношения, и с моей стороны нет никаких проблем.

 

«Мое мнение в общих чертах таково: гомосексуализм должен быть освобожден от закона и разрешен законом, хотя я не думаю, что его следует рассматривать как новую форму сексуального удовольствия, как это делают некоторые люди. Для меня это остаются любовные отношения между двумя людьми, которым нужно что-то еще, помимо секса, иначе меня ждет огромная моральная головная боль (даже в нормальных отношениях). Педофилию, Я нахожу более сложным вопросом. Я позволяю всем любовь и счастье во всех отношениях, но я не могу этого одобрить. Сам я не испытал никаких проблем, но не все знакомятся с этим с таким пониманием».

 

На мой взгляд, эта конкретная история наиболее ярко иллюстрирует замечательную тенденцию людей находить приемлемые в частности вещи, которые они отвергают в целом. Ибо здесь человек, который не может найти ничего, против чего можно было бы возразить в конкретных педофильных отношениях, которые он испытал; тем не менее, вероятно, потому, что в глубине души он чувствует, что с педофилией должно быть что-то не так, хотя бы потому, что общество так много суетится по этому поводу, он без колебаний осуждает отношения других, о которых, насколько мы можем судить, у него нет знаний. Это напоминает мне о многочисленных моих знакомых, которые склонны говорить мне: «Мы знаем, что с тобой все в порядке, Том. Вы бы не стали эксплуатировать детей. А как быть с менее щепетильными? Странно, не правда ли, как люди, которых ты знаешь, всегда хорошие, а те, кого ты не знаешь, всегда плохие?

 

Следующий рассказ был написан двадцатипятилетним мужчиной, чьи отношения со взрослым начались в гораздо более раннем возрасте:

 

«Когда мне было около восьми лет, я познакомился с человеком с улицы, который подумал, что я играю очень хорошо. Он пригласил меня прокатиться на велосипеде (на своей багажной раме), а позже - к себе домой. Хотя мои родители предупреждали меня не делать этого, я просто не мог видеть проблему, о которой они говорили. Я не мог представить, что этот господин может причинить мне вред. Я узнал его очень хорошо при нашей первой встрече в его доме. 

 

Мы подружились, и мне разрешили называть его по имени. Итак, постепенно мы узнали друг друга еще лучше, и я понял, что он был гомосексуалистом, что, конечно, не произвело на меня впечатление разорвавшейся бомбы, но это было то, о чем я хотел узнать больше. Он рассказал мне о сексуальности, и другие темы, такие как бисексуальность и гетеросексуальность, стали предметом обсуждения, которые выходили за рамки моих родителей (в чем я их никогда не винил). 

 

Связь между нами и нашей дружбой стала еще сильнее. От него я получил любовь, которой на самом деле никогда не знал (с моей женой сейчас все иначе). Но наша дружба была и остается такой, которую я не мог представить ни с кем другим. 

 

Позже, когда мне было десять или одиннадцать, у нас был секс друг с другом; то, что мне всегда нравилось. Так продолжалось, пока мне не исполнилось восемнадцать, пока я не сошелся с девушкой. Когда я был помолвлен, я спокойно мог рассказать своей будущей жене о своей молодости. Я сам был достаточно подготовлен и передал ей это. Она все это очень хорошо понимала. Мы были очень уверены друг в друге и поженились в 1968 году, и на данный момент у нас особенно хороший брак, особенно прекрасные сексуальные отношения и особенно дорогая десятилетняя дочь».

 

Приведенный выше случай говорит полностью сам за себя. А теперь обратимся к женской теме, к женщине среднего возраста:

 

«Возможно, вы не можете себе этого представить, но, когда мне было двенадцать, я очень сильно любил человека пятидесяти, а он - меня. Не знаю, кто сейчас сделал первый шаг, но мы гладили друг друга и вместе переживали сексуальность. Это меня чудесно расслабило.

 

«Однажды мои родители узнали об этом и вызвали полицию. Обследование было ужасным; Я отрицал и снова отрицал. Тогда я сдался. Мой старший друг был арестован. Мои родители после моего принуждения к признанию составили официальную жалобу. Тогда уже ничто не могло помочь. Я никогда не мог этого забыть. Это было несправедливо. Это могло быть такое прекрасное воспоминание. Сейчас я женат, у меня четверо детей. Я бы не возражал против их сексуальных контактов со взрослыми. Я считаю это положительным».

 

Замечания доктора Бернарда по этому поводу заслуживают внимания.

 

«Все дети из этого материала воспринимали секс со взрослыми как положительный (приятно, хорошо, важно). Лишь один испытуемый отрицательно относился к своему юношескому опыту («... На мой взгляд, это была ненормальная ситуация»). По сути, все испытуемые искали привязанности, любви и безопасности, а не только секса. Некоторые защищают отношения педофилов как таковые.

 

На самом деле о травмирующих воздействиях речи не шло; скорее, было наоборот. К конфликтам и проблемам приводят не сами действия, которые обычно принимают форму ласки или мастурбации, а отношение общества.

 

«Нигде не говорится о страхе перед намерениями взрослых, что примечательно. В этой обстановке слово не входит в тексты даже в завуалированной форме. Очевидно, что подход педофила хорошо подходит к ситуации и он знает, как завоевать доверие ребенка. Поразительно, насколько в основном похожи друг на друга эти описания; они один за другим такие человеческие и вообразимые».

 

Один из отчетов Бернарда, впервые появившийся в журнале Нидерландской лиги сексуальной реформы, действительно читается значительно иначе: не потому, что он менее человечен и вообразим, а потому, что он более сексуально специфичен, почти на уровне чтения, как эротическая фантастика. Таким образом, некоторые читатели могут сомневаться в его подлинности, но я прошу их помнить, что все сказанное вполне согласуется с более прозаичными и, следовательно, возможно более достоверными сообщениями Бернарда. Это тоже рассказ женщины:

 

«У меня был опыт общения со взрослым мужчиной, когда мне едва исполнилось двенадцать лет, но обстоятельства сложились не так, чтобы я с ужасом вспоминал их. Напротив, у меня очень хорошие воспоминания о первом, хотя и довольно странном, знакомстве с сексом, и то, что произошло восемь лет назад, не имело плохих последствий. У меня нет травм из-за этого, и я не стал ни гиперсексуальной, ни фригидной. Все, что произошло, это то, что я в очень раннем возрасте узнала, как мужчина и девушка могут удовлетворить друг друга, и получил практические сексуальные наставления, с помощью которых мне не пришлось узнавать из книг, как выглядит обнаженный мужчина, как у него эрекция, эякуляция, мастурбация и так далее.

 

«В обстоятельствах моего дела не могло быть и речи об изнасиловании. Он был милым человеком, и, как мы говорим, «возможность сделала вора», и я инстинктивно воспользовался своим искусством соблазнения (хотя, естественно, я не понимала этого до тех пор, пока не поняла), что, безусловно, является вызывающим отношением, продемонстрированным нами, женщинами, в раннем возрасте, особенно когда в этом возрасте вы замечаете, что мужчина смотрит на вас, как если бы вы больше не были ребенком.

 

- И это сделал дядя Герман. Ему было чуть за сорок (хотя я не могу сказать точно), и он был не дядей, а «моим младшим братом», и я так его называл, потому что он часто приходил к нам в дом. Дядя Герман работал на железной дороге, как мой отец, и был ужасно активен, он все делал, играл в духовом оркестре, разводил выставочных голубей и имел огород, в который мы, дети, могли приходить играть или помогать в свободное от полудня время и на каникулах.

 

«Иногда у него были припадки игривости, или когда он хотел поцеловать меня, ему нравилось дергать меня за косички, щекотать меня по ребрам или крепко обнимать. Однажды я увидела, как он смотрит мне в блузку, когда я наклонялась, чтобы собрать клубнику, и это настоящее открытие для довольно стройной девушки того возраста, особенно когда вы, как и я тогда, ужасно гордитесь своей маленькой грудью, которая уже начала расти.

 

«Я хорошо помню, что покраснела, но продолжала вести себя так, как будто ничего не заметила, но мне захотелось расстегнуть блузку, чтобы дядя Герман еще лучше увидел, что я растущая девочка. Сначала я не осмелилась, но позже, около полудня, когда мы копали мотыгой, я сказал, что жара удушает (день был очень жаркий), и очень храбро сняла блузку, чтобы быть в точности как дядя Герман и очень по-спортивному показывая свой голый торс. Конечно, я была слишком молода для бюстгальтера.

 

«Как он смотрел на меня, стоящию в джинсах! Но, как ни странно, я больше не стеснялась. Вскоре рыхление было закончено, и мы внезапно почувствовали себя подобными напитку лимонада, что логично, потому что небольшую гостиную в летнем домике, построенном дядей Германом, не было видно с других участков.

 

«Он просто отличался от других случаев, и я помню, что он ужасно льстил мне; что я такая большая, и что он понятия не имел (как будто я не знала, что лучше), что у меня уже был бюст, и не повредил ли рост, и знала ли я, что они не часто бывают такими большими с самого начала. Это был просто светский разговор, но, естественно, я все это понимала.

 

И я совсем не возражал против того, чтобы он сидел передо мной на корточках, когда я сидела на пне, ощупывала свои маленькие груди и терла пальцами мои соски. Это не было неприятным, грязным или отталкивающим, потому что это был дядя Герман. Это то, что, естественно, невозможно объяснить, но можно почувствовать, только если вы знали его, как мы, дети. О "развращении" школьницы речи не шло.

 

«Как всегда, одно вело к другому, насколько я помню, прошло не более десяти минут, как я стояла перед ним совершенно голая, но уже внутри дома, в безопасности за занавесками. И даже это, казалось, произошло само собой. Когда я скрестил руки за головой, потому что в зеркале дома я обнаружил, что от этого моя грудь стала больше, дядя Герман сказал, что скоро у меня тоже появятся волосы под мышками, и я с гордостью сказала, что у меня есть волосы "внизу". 

 

Он не поверил (или сделал вид, что не верит), потому что мои подмышки все еще были без волос, и, когда я настояла, он, конечно же, осмелился мне доказать это. Когда я начала снимать джинсы, он затащил меня дальше в помещение, я знала, что не планировала полностью раздеваться, но когда я сняла джинсы достаточно далеко, чтобы показать ему несколько светлых волос, я внезапно стала очень смелой и разделась.

 

«Естественно, я знал, что мое маленькое обнаженное тело ни на что не похоже, но тогда я почувствовал себя почти как кинозвезда, потому что дядя Герман смотрел на меня, как если бы я была Софи Лорен. Было, конечно, забавно стоять голым, но совсем не противно, как это было незадолго до этого на спортивном экзамене по баскетболу, когда мне пришлось снимать трусики. 

 

Мне было очень легко с дядей Германом, и я смутно помню, что он сказал, что ему так жаль, что у него не было такой хорошей дочери (у дяди Германа и тети Коосье не было детей). В любом случае он был как отец, но ненадолго, потому что, когда я села к нему на колени, он начал целовать меня и гладить мою грудь, живот и бедра своими большими руками. Очень скоро его пальцы были между моих ног.

 

«Я испытала это как потрясающее ощущение, не столько от того, что я чувствовала, сколько от того, что он сделал. Думаю, я поняла, что ему нравятся молодые девушки, и я воспользовалась своим шансом, и я охотно позволила ему делать то, что он хотел. Он был так дорог мне и говорил такие милые любовные вещи. 

 

Сейчас я вспоминаю это как странный, но прекрасный первый опыт; на самом деле мне это так понравилось, что, когда я пошла домой, я спросила, могу ли я прийти и снова «сыграть Еву» (как он это назвал). Этого хотел и дядя Герман, и мы договорились, что на следующий день после ужина поедем на дачу. Дядя Герман там часто работал, но теперь работать не собирались.

 

Я хотела сразу снять платье, но он притянул меня к себе и начал говорить со мной ужасно серьезно и говорить, что мы больше не можем этого делать и что его могут посадить в тюрьму за то, что он уже сделал; что мои родители никогда не простили бы ему, если бы узнали, что случилось, и так далее.

 

Но когда я сказал, что мне понравилось, что он видел меня обнаженной и меня гладили повсюду, мы стали своего рода кровными братьями, чтобы поделиться нашим секретом.

 

Затем он раздел меня, уложил на старый потрепанный диван и поцеловал меня. Я обнаружила, что это было прекрасное ощущение. Постепенно этим летом я была полностью посвящена и «проснулась», и вскоре дядя Герман тоже снял одежду и научил меня, как девушка может удовлетворить мужчину. Он научил меня всевозможным позициям и удовольствиям лизать и сосать, но он полностью контролировал себя (что я считаю настоящим достижением) и не имел со мной настоящего полового акта.

 

«Иногда ему было достаточно просто взглянуть на меня, особенно когда я делала для него гимнастику обнаженной (я была и остаюсь очень гибкой); потом я увидела, как его член затвердел в штанах. Однажды мы сделали что-то действительно безумное и побежали, голые, если не считать резиновых сапог, сквозь проливной дождь, чтобы собирать ягоды. Мы прекрасно повеселились, и никто не мог нас видеть, и когда, промокшие, мы снова укрылись в помещении, мы вытерли друг друга и занялись сексом.

 

«Я снова не хочу защищать то, что сделал дядя Герман, и, конечно, не хочу высоко хвалить педофилию, но я провела лето так же хорошо, как и он. Это внезапно подошло к концу, когда папу, который является начальником станции, снова перевели, и, возможно, это было хорошо.

 

«Это определенно не причинило мне вреда. Это зависит от того, что делает педофил и как он это делает, и если он действительно любит детей (а это обычно сочетается), он поймет, а он сочувствует ребенку и, следовательно, очень хорошо знает, что он может и чего не может. В моем случае это могло зайти слишком далеко, и дядя Герман прекрасно это понимал, потому что он был слишком добрым человеком, чтобы что-то безвозвратно разрушить ради собственного удовольствия».

 

Исследования Бернарда имеют особую ценность в том смысле, что они адресованы ребенку в отношениях, и если ребенок не чувствует себя подвергшим насилию или эксплуатации, даже когда он или она стали взрослыми, трудно кого-либо посоветовать, чьи взгляды должны преобладать над таким вердиктом. Иногда, однако, исследователи, особенно те, которые работают с педофилами в тюрьмах, были склонны слишком много читать в собственных признаниях заключенных, что они плохо себя чувствуют из-за того, что они сделали, что они чувствуют, что жестоко обращаются с ребенком, что они считают, что они «больные», что они хотят отвращения и так далее. 

 

Они не понимают того очень простого момента, что человек, которому грозит довольно длительный тюремный срок, скажет почти все, что угодно, чтобы произвести благоприятное впечатление на Совет по условно-досрочному освобождению, или людей, занимающихся реабилитацией, или любого другого представителя власти, у которого есть власть сделать жизнь тяжелой или легкой для них. Я сам разговаривал с рядом заключенных из бывших заключенных, которые охотно говорили мне, что не видят ничего плохого в влечении к маленьким мальчикам или девочкам, если любые отношения основаны на согласии, но о чем они и мечтать не могут, говоря то же самое тюремному психиатру.

 

Соответственно, я думаю, что может быть полезно вкратце взглянуть на непринужденные взгляды нескольких свободных педофилов. Это все мои знакомые, все любители мальчиков, которые, возможно, нетипичны в том смысле, что (теперь) все они имеют доступ к свободным размышлениям о сексе между детьми и взрослыми.

 

Прежде всего, однако, я реконструировал на основе интервью, которое у меня было с ним, историю мужчины чуть старше тридцати лет, чье освобождение от чувства вины далеко не полное. Читатели могут сами судить, насколько эти чувства оправданы:

 

«Джек, бывший солдат, поздно начал заниматься сексом. Свой первый оргазм он испытал в восемнадцать лет. Наконец, все сексуальные шутки и намеки его однокашников, а еще до их появления в его жизни, шутки школьных друзей начали иметь для него значение. «Так вот в чем все дело!» он думал.

 

«С самого начала его наклонности были педофильными. Мальчики, предпочтительно мальчики младше десяти или около того, были его единственным интересом, но прошло много времени, прежде чем он действительно вступил с ними в какой-либо сексуальный контакт. Неудивительно, учитывая его собственное медленное сексуальное пробуждение, он предположил, что ни один из мальчиков, достаточно молодых, чтобы возбуждать его, вообще не будет иметь никаких сексуальных чувств. Все они будут «невиновны». Эта мысль мрачно занимала его. 

 

Казалось, ему суждено было любить без всяких взаимных чувств. Любая предпринятая им инициатива могла, в его собственном сознании, быть только хищной и болезненной, и возможность того, что он может поддаться искушению, наполняла его отвращением к себе. В качестве альтернативы, то стоическое принятие самоотречения, было одним, которой он старался следовать в течение ряда лет, в течение которых он изучал богословские и философские произведения в попытке прийти к какому-то пониманию его, по-видимому безнадежной судьбы.

 

«Казарменная жизнь держала его подальше от детей, и хотя его более экзотические должности, особенно на Дальнем Востоке, давали возможность работать с маленькими «шулерами», он никогда этого не делал. Он был чем-то вроде одиночки. Резкие и краткие речи, выходящие за рамки требований военной традиции, едкий сарказм был самым близким ему к юмору, и, будучи трезвенником, он чувствовал себя неловко в пьяном товарищеском духе беспорядка. 

 

В конце концов, когда ему было около двадцати лет, он решил - возможно, опасно - посмотреть, сможет ли он попробовать себя в профессии учителя. По крайней мере, тогда он смог бы быть рядом с детьми в позитивном ключе, хотя он примирился с мыслью о том, что всегда будет существовать раскалывающее душу напряжение между «законными» и «незаконными» аспектами его жизни.

 

Однако не в классе он впервые испытал непреодолимое искушение. Гражданская жизнь также заставила его жить в доме рабочего класса, в котором было четверо детей, включая трех девочек и их девятилетнего брата Стивена. 

 

У родителей, похоже, не было много времени для детей. Большую часть времени они проводили либо перед телевизором, либо, как в случае с отцом, выполняя случайную работу по дому. Джек был слишком доволен, чтобы восполнить недостаток, что касается Стивена, хотя он, по словам Джека, был просто «обычным мальчиком» не более чем обычной красоты или привлекательности.

 

Начнем с того, что его ответ Джеку тоже был довольно стандартным вопросом: случайное безразличие, которое, возможно, является нормой, с которой сталкиваются педофильные мужчины, интересующиеся мальчиками в нашей культуре, - пока, то есть, личная искра с обеих сторон не преуспеет в разрушении льда. В случае Джека это произошло после того, как он пробыл в доме пять или шесть недель, когда стало установлено, что каждый вечер он укладывал Стивена спать и читал ему сказку на ночь. 

 

В одном из таких случаев Джек виновато позволил своей руке скользнуть, не считая «приемлемых» объятий, под одеялом мальчика и на его пенис. К его удивлению, он был жестким, и Стивен  позволил ему продолжить. Вскоре эта схема повторялась каждый вечер, и маленький пенис неизменно был твердым. Ободренный, Джек предложил Стивену сыграть со своим, и вскоре это стало частью их репертуара.

 

До сих пор все инициативы принадлежали Джеку. Но однажды утром они вдвоем были одни в доме, лежали, и Стивен вошел в спальню Джека, чтобы провести дополнительный сеанс в постели. Вскоре после этого, по предложению Стивена, родители разрешили мальчику перебраться в комнату Джека, где они делили кровати рядом друг с другом, и с этого момента он каждое утро прыгал в кровать Джека - «Всегда прямо», - сказал мне Джек. , «Из множества раз, когда я видел его голым, я не могу припомнить ни одного случая, когда у него не было бы стояка».

 

Однако простой факт сексуальной отзывчивости Стивена мало что помогло стереть глубоко укоренившееся чувство вины Джека за все отношения. У Джека не было никаких контактов с геями или феминистками. Его ценности были полностью традиционными, и он знал, что его поведение оскорбляет их. Мало того, что он находился под сильным влиянием христианства, в традиции Павла, но он не имел ни малейшего представления о том, что стереотипы о роли полов можно или нужно оспаривать. 

 

Для него мальчик был мальчиком. Для него, мужчины, было неправильно обращаться с мальчиком как с девочкой. Он может вырасти гомосексуалистом, и это было бы ужасно. Джек верил - в армейских традициях - в непоколебимое чувство ранга, власти и иерархии. Что-то внутри него говорило о том, что педофильные отношения могут так легко подорвать авторитет: мальчик, который в постели явно мог стать  сексуально зависимым от взрослого - предположительно сильной, неуязвимой авторитетной фигуры, внезапно обретал власть и статус в отношения, которые ему не надлежало иметь.

 

Подобные факторы, особенно забота о половом развитии Стивена, побудили Джека бросить дом, и ему даже в голову не приходило чувствовать себя виноватым за то, что он бросил Стивена. Но через год или около того отношения возобновились, когда по чистой случайности Джек стал учителем в начальной школе Стивена. Находясь не в одной семье, он не чувствовал себя виноватым из-за того, что удерживал мальчика «пленником» таким же образом.

 

На этот раз у Джека не было удобной «безопасной» кровати, но на его машине было много экспедиций за город. Иногда в самой машине случались эпизодические сексуальные перерывы, в том числе взаимные фелляции. На эти занятия мальчик приходил к нему регулярно. Немногое нужно было сказать. От такой основы и «ухаживания», которые когда-то были необходимы, теперь полностью отказались, поскольку каждый точно знал, чего хочет другой. 

 

Теперь, как только они были вместе наедине, руки, пенисы и рты почти автоматически занялись собой, и слова не были бы потрачены впустую ни с одной стороны. Сама тишина была признаком скрытности и вины. Но также о соучастии в заговоре. Иногда, когда эти двое проезжали по городу, мальчик пригибался, чтобы его не заметил один из его одноклассников или другой учитель: он хорошо осознавал необходимость избегать того, чтобы его видели в подозрительных обстоятельствах, и доказал, что длительный период, чтобы быть полностью незаметным.

 

Оглядываясь назад, Джек теперь чувствует себя виноватым за отношения, которые он наконец позволил угаснуть, когда Стивен пошел в среднюю школу, совершенно иначе, чем он чувствовал в то время. Его вина теперь связана не столько с задействованными сексуальными действиями, сколько с тем фактом, что отношения, с его точки зрения, были только сексуальными. Его «стандартный мальчик» мало что значил для него в эмоциональном плане; он не проявлял любви к Стивену и не проявлял особого интереса к его личному развитию - кроме отрицательного беспокойства о том, станет ли он гомосексуалистом.

 

Стивен, с другой стороны, был большим покровителем Джека. Было много случаев, когда он умолял его вернуться в квартиру с семьей, и множество мелочей показывало, насколько он заботился - например, он на день рождения Джека  удивил его, отправив подарок.

 

Я считаю, что если какую-то многогранную вину Джека можно считать обоснованной, то она связана с отсутствием теплоты по отношению к мальчику. В то же время мне трудно сомневаться в том, что Стивен был искренне «согласным» ребенком, и вполне может быть, что, несмотря на недостатки Джека, он извлек из отношений больше, чем сам Джек.

 

Ральф, о котором я буду рассказывать в следующем отчете, вряд ли мог быть более другим персонажем - веселым, расслабленным, не авторитарным, особенно по нормам, преобладающим в английской подготовительной школе, где он преподавал. По сравнению с Круглоголовым Джеком, он кавалер на каждый дюйм, с юношеским энтузиазмом и непринужденным дружелюбием, благодаря которым он сразу стал фаворитом молодежи. Он написал мне следующие биографические данные:

 

«Когда я закончил университет, я устроился младшим учителем в подготовительную школу для мальчиков в Кенте. Это был довольно типичный пример: все остальные сотрудники были старше пятидесяти, не проявляли особого энтузиазма по отношению к своим предметам или своим ученикам, а мальчики были в основном пансионерами в возрасте от семи до тринадцати лет. Школьная жизнь была ограничена работой и играми; строго соблюдалась дисциплина; и телесные наказания регулярно применялись как директором школы, так и (неофициально) некоторыми членами его персонала. В школе был достаточно высокий академический уровень, и каждый год в Винчестер отправлялось несколько мальчиков, но методы обучения были старомодными, и жизнь для мальчиков была до чертиков скучной.

 

«В этой ситуации было нетрудно подружиться с мальчиками, которых я учил, и многие из них регулярно навещали меня в моей комнате в свободное время, чтобы играть пластинки и разговаривать. Одним из самых частых посетителей был мальчик по имени Ланс, которому было одиннадцать, когда я впервые встретил его. Лэнс был очень похож на «школьного героя»: симпатичный, академически умный, он был хорошим певцом и актером и, безусловно, хорош в играх - позже он был капитаном футбольной и крикетной команд в школе. Он был популярен среди других мальчиков и остального персонала; но мы с ним стали особенно близкими друзьями.

 

«Год спустя мы тоже стали любовниками. Это было дождливым весенним днем. Мы были одни в моей комнате, сидели на моей кровати и вместе смотрели книгу, и внезапно, ничего не сказав, он лег на кровать, а я лег рядом с ним и обнял его. Никто из нас не сделал первого шага и не подал сигнала - это произошло спонтанно, даже неожиданно. Возможно, стоит упомянуть, что в сексуальных отношениях, которые у меня с тех пор были с другими мальчиками, часто происходило то же самое: как будто в них есть какая-то невысказанная потребность, которая подсознательно тянется и соединяется с моей потребностью. Таким образом, во многих отношениях с педофилами вопрос о том, кто кого соблазняет, не имеет значения.

 

«Мы с Лансом были любовниками следующие два года и занимались сексом вместе всякий раз, когда могли побыть наедине. Обычно мы встречались вечером, в промежутке между окончанием подготовки и отходом мальчиков ко сну. Иногда Лэнс вылезал из своей спальни поздно ночью и спал в моей постели до раннего утра, когда он возвращался в свою кровать до того, как кто-либо просыпался. Никто из нас не чувствовал вины или стыда за эти отношения: мы оба были глубоко счастливы. Я смог помочь Лэнсу преодолеть проблемы взросления (а также через развод его родителей, когда ему было двенадцать); и взамен он дал мне любовь и доверие, в которые я не верил.

 

«В начале своего последнего семестра Лэнс сказал мне, что во время каникул он встретил девушку своего возраста и влюбился в нее. Я, конечно, ревновал, но старался этого не показывать и радовался за него. Его сексуальные иэмоциональные чувства теперь были в основном направлены на его девушку: но поскольку он был добрым и нежным мальчиком и не хотел причинять мне боль, это не изменило нашей дружбы. Мы реже занимались сексом вместе, но это не прекратилось полностью, поскольку он был мальчиком, которому требовались частые сексуальные контакты. Я понял, что сексуальный контакт между нами постепенно исчезнет, особенно когда он покидал школу в конце семестра, и я также подал о своем уведомлении; но мы оба верили, что наша дружба и привязанность друг к другу сохранятся.

 

«К сожалению, нам повезло на полпути к концу семестра. Один из других мальчиков в общежитии Лэнса заметил его периодические отлучки, следил за ним и однажды ночью узнал, что происходит. С большинством мальчиков мы могли бы справиться с ситуацией, но этот мальчик всегда был проблемой, и в следующем семестре его перевели в специальную школу. Он сообщил о том, что узнал, дежурному начальнику, который рассказал директору. Меня тут же уволили и к полудню приказали покинуть школу. Потом вызвали полицию».

 

Я рад сообщить, что после условного тюремного заключения Ральф снова встал на ноги, хотя и не в этой стране.

 

Кейт, который преподает в модной американской частной школе, представляет интерес, поскольку он был как младшим, так и старшим партнером в педофильных отношениях. Он написал:

 

«Меня самого любил мужчина, когда ему было двадцать шесть, а мне - тринадцать. Прочитав это, многие критики сразу же придирались: «Ага, он научился быть педерастом на примере этого пожилого человека». Нет ничего более далекого от истины, потому что я помню, как с похотью смотрел на задницу своего ровесника, когда мне было всего пять лет; и меня поймали, когда я смотрел на другие «части» другого ровесника, в другом городе, когда мне было восемь. Однако я узнал от этого человека, что секс - это развлечение, а эмоциональная привязанность сделала все это еще лучше. Я считаю, что меня научат, по крайней мере на начальных этапах, любить другого человека. Я был педерастом задолго до того, как встретил его!

 

«Я всегда был очень активен в сексуальном плане. Когда я не играл в доктора с друзьями, я развивал свою фантастическую жизнь и задавался вопросом, каково это отрастить волосы «там, внизу». Когда я действительно повзрослел, примерно в возрасте двенадцати с половиной лет, это было похоже на то, что мир начал обретать смысл, приобретать цель и смысл. Другие люди начали становиться очень важными для меня, и, в свою очередь, они замечали меня как отдельную личность, а не как «ребенка», которого можно было бы смешивать со всеми другими детьми. Моя юность была очень воодушевляющей; Я обнаружил, что мне нравится общество как девочек, так и мальчиков, и что мой ответ мальчикам был окрашен возбуждением и каким-то таинственным чувством, которое до сих пор в тридцать четыре года уклоняется от описания.

 

«Я считаю свою встречу с мистером С., которому тогда было двадцать шесть лет, поворотным моментом в моей личной жизни. До этого секс был развлечением, приносил удовольствие и оставлял меня умеренно виноватым. Вина, вероятно, является результатом очень чопорного воспитания, который на некоторое время было мне верить, что «если бы это было весело, это было плохо.» Это была не исключительная вина моих родителей, а, скорее, мое понимание того, что все, кого я знал, говорили мне. К счастью, я полагаю, конкретные половые акты никогда не обсуждались как таковые в моей семье, и вскоре я понял, что чувствую себя виноватым не потому, что делаю что-то не так, а только потому, что, если меня поймают, мои родители будут разочарованы. У меня было стойкое и всепроникающее чувство, что то, что я делаю, было правильным для меня, и я сказал, что моя единственная обязанность состояла в том, чтобы продолжать свою деятельность, неизвестную моим родителям, потому что они просто не поймут.

 

Мистер С., к моему удовольствию, сотрудничал в этой уловке, и как только я подошел к нему (да, я подошел к нему) с моим тринадцатилетним нетерпением к близости, он никому не сказал, положительно отреагировал на мои шаткие ухаживания ( даже не посмеялся надо мной!) и просто обнял меня во всех смыслах этого слова, окружая меня гибкой, но устойчивой безопасностью и уверенностью в себе. Он подкармливал мое эго комплиментами, открыл мне знания об обществе геев, о существовании которого я понятия не имел, и доказал мне, что я не единственный в мире, кто планировал сделать карьеру сексуальной активности, которая была «только фаза» у всех моих приятелей.

 

«Это был взрослый мужчина (даже в счастливом браке), который был заинтересован в том, чтобы делать со мной то, что я уже находил захватывающим с моими друзьями-парнями. И благодаря этим отношениям к моему опыту добавилось новое измерение, которое не приходило мне в голову до нежности, привязанности и любви. Вполне возможно, что нежность, привязанность и любовь были больше моим вкладом, чем его - трудно сказать с такого расстояния во времени. Но на самом деле это не имеет значения; Важно то, что он позволял и поощрял привязанность, которая с самого начала была двусторонней и стала неотъемлемой частью отношений. Эта привязанность была в своем роде не менее приятной, чем экстатические оргазмы, которыми мы сопровождались дни и ночи вместе.

 

«Я считаю этого человека, эти отношения поворотным моментом, потому что я никогда не был прежним после двух лет знакомства с ним. После этого я был больше настроен на себя.

 

«Хотя мне часто не везло в том, что у меня в старшей школе были ласковые и продолжительные отношения, по мере развития событий я понял, что мальчики, которых привлекали девочки, находили то же самое, что и правда. Я закончил среднюю школу с достаточно уверенным чувством, что отличаюсь от других восемнадцатилетних мужчин только внешне. Я также был уверен в том, что могу любить других людей, на самом деле я любил других и получал их любовь взамен, начиная с мистера С. Я также был обогащен опытом попыток и неудач в любви, а затем попыток снова , Я наслаждался множеством удовлетворительных сексуальных отношений, некоторые из которых длились довольно долго,и я принял тот факт, что многие из моих гетеросексуальных одноклассников прошли через те же испытания. То, что они поделились своей близостью с девочками, а я с мальчиками, не имело большого значения, как и некоторые мои друзья выучили испанский, а я - латынь. Конечный результат был аналогичным: мы извлекли урок, поделившись собой.

 

Еще один поворотный момент наступил летом после окончания средней школы, когда я пошел работать в местный клуб мальчиков, впервые на такой работе. Я прошел через фазу секса, потому что мне нравится (пусть я никогда не перерасту это чувство!), И испытал привязанность и любовь как отдельные эмоции, которые часто связаны с сексом, но не обязательно связаны. Теперь я был готов, хотя, конечно, не осознавал этого в то время, поделиться с молодыми людьми тем, что я узнал и так много наслаждался - что делиться эмоциями и вовлекаться время от времени не только возможно до взрослой жизни, но и доставляет удовольствие и полезно развитию человека.

 

«Меня никогда не интересовало вовлечение кого-либо в гомосексуализм, извращение маленьких мальчиков или участие в преступных деяниях несовершеннолетних. Я просто обнаружил, что когда одиннадцатилетний или двенадцатилетний мальчик посмотрел на меня, в его глазах было удивление (я никогда не забуду первый раз, когда это случилось !) И я чувствовал себя отцом, старшим братом и равный друг все сразу. Я был родителем в полном смысле этого слова: я чувствовал, что могу иметь влияние в мире, помогая подготовить растущего человека и подготовить его к более полной реализации своего потенциала в дальнейшей жизни. (Слово «родитель» на латыни означает «пусть готовят, готовят, обеспечивают».)

 

«Я прошел полный круг в личных отношениях, и вскоре я понял, что, как и мои гетеросексуальные коллеги, которые выразили свои родительские инстинкты, создав семью, я могу сделать то же самое с мальчиками, которые по какой-либо причине ответили на мое присутствие с удивлением в глазах.

 

«Для меня было и остается так естественно отвечать мальчикам, которые видят во мне что-то особенное. Критики моего "стиля" говорят, что меня интересует только то, чтобы вернуть себе молодость или заново пережить фиксацию, с которой я никогда не смог справиться, или любое количество других ложных мотивов, которые общество навязывает педерастам, когда они не знают, что это на самом деле. Это действительно вполне нормальное и естественное чувство, которое возбуждает не потому, что оно запрещено или потому что оно навязчиво, а потому, что возбуждает любое глубокое обязательство по отношению к другому человеку. Те, кто будет критиковать, должны сначала взглянуть на чувства, которые испытывает родитель, когда его или ее ребенок начинает ходить, хорошо учится в школе, говорит: «Я люблю тебя». То же самое и с педерастами. Это воодушевляет и приносит удовлетворение, и каждый человек может испытать одинаковые ощущения от всего, что «тебя заводит» ».

 

История Кита с акцентом на приверженность родительской или, скорее, подобной роли наставника, представляет собой мейнстрим в современных педофильских настроениях (или, точнее, чувствах любви к мальчикам), которые находят свое вдохновение в идеализированных отношения между мужчиной и мальчиком в классической греческой культуре.

 

Наконец, Пол, родившийся в Англии, рассказывает о некоторых событиях, которые он пережил в своей приемной стране, Соединенных Штатах:

 

«Я ярко помню свое детство с четырехлетнего возраста, когда моя тетя толкала меня по тротуару в коляске, и я вытащил свою маленькую пипи, чтобы рассмотреть ее. Она сказала мне убрать его «прежде, чем кто то откусит». Этим было посеяно первое семя страха перед моим собственным телом и урок, что на чьи-то сексуальные части (я, конечно, не знал, что они сексуальные в то время) нельзя смотреть. После этого мне пришлось играть с моим пипи наедине, втайне.

 

«Мне было около двадцати лет, и я брал уроки авиации, когда впервые встретил Джареда. Не помню точных обстоятельств того, как мы познакомились, но это было в конце весны. Я часто летал над его домом и махал крыльями самолета, когда он выбегал, чтобы ответить на приветствие руками. Я часто ездил и навещал его. Его отец был лётчиком, у которого была лицензия частного пилота и который летал несколько лет назад, и он приветствовал меня в их доме. 

 

Он пригласил меня на рыбалку с ними в их кемпинг. Однажды я взяла Джареда на самолет, и, поскольку погода становилась теплой, мы часто ездили на машине в местный магазин, чтобы купить ледяные напитки. Джареду нравилось катать меня по полю на багги, на котором ему было разрешено водить. Его дом находился прямо у ручья, и мы часто плыли на каноэ или купались в нем. Он часто находил удобным, когда практиковал брасс, когда я поддерживал его, кладя руку под него в точке равновесия, которая случайно оказалась у небольшой шишки между его ног. Он был не единственным, кто испытывал сексуальное возбуждение!

 

«После трех месяцев совместной работы мы стали очень близки, я думаю, даже не осознавая этого. Однажды вечером в своем доме он лежал на животе на диване в одних пижамных штанах, подперев подбородок руками, и смотрел телевизор. Я села рядом с ним и стала нежно ласкать его спину. Он явно наслаждался этим, поэтому я продолжила ласкать под его штанами и по щекам его мягкой гладкой попки. Это закончилось, когда кто-то подошел к комнате из кухни.

 

«Через четыре месяца мне пора было искать работу в другом месте. Попрощаться с Джаредом было трудной задачей, и мне просто нужно было увидеть его одного. Я хотел иметь с ним какой-то дополнительный близкий, да, даже сексуальный контакт, прежде чем попрощаться. Мне посчастливилось отвезти его в свой номер в мотеле накануне моего отъезда. На нем были ботильоны, но что еще я не помню.

 

Что я помню, так это то, что мы много говорили и шутили, а потом я внезапно спросил его, не снимет ли он для меня одежду. Он продолжал говорить, как будто ничего не слышал, потом сказал через пять минут. "Вы хотите, чтобы я снял одежду?" И он это сделал. Это несколько удивило меня, так как ни один мальчик никогда не делал этого для меня раньше, но из-за того, что мы были так близки по духу, я совсем не удивился. В конце концов, это казалось вполне естественным. Он полностью разделся и снова лег на кровать. Я очень нежно провела рукой по его телу, включая его очень жесткий маленький член. Я двинулся вверх по его телу и в итоге лег над ним, глядя в его блестящие глаза. Когда я ему улыбнулся, он улыбнулся в ответ, злобно ухмыльнувшись, и подул мне в лицо. Я сказал насмешливо,"Не делай этого. Это нехорошо!" Потом он снова дунул. Меня внезапно осенило, что он пытается мне что-то сказать. Я посмотрел на его слегка поджатые губы и прошептал: «Если ты сделаешь это еще раз ... Я тебя поцелую!»

 

«Я думаю, вы можете догадаться, что, конечно, он сделал это снова: и наши губы соединились в поцелуе, которого я никогда не забуду».

 

Меньше всего известно о педофилии между женщинами и детьми любого пола. Думаю, я знаю, почему это так, но кто может лучше объяснить это явление, чем женщина? Ниже приводится выдержка из личного письма двух женщин, которое получатель отправил для публикации в феминистском журнале:

 

«Женщин воспитывают, чтобы выйти замуж и реализовать себя через материнство и любовь к своим детям: это нормально, чисто и совершенно не сексуально, - так нам говорят. Фактически, это часть всего сексистского мифа о том, что у женщин нет собственной сексуальности (как и у детей), и что секс - это то, что женщине дает мужчина. Следовательно, лесбиянок на самом деле либо не существует, либо они действительно ничего не могут сделать друг с другом.

 

Точно так же, как бесчисленное количество женщин вырастают, выходят замуж и проживают всю свою жизнь, не осознавая, что влечение, которое они испытывают к другим женщинам, на самом деле является сексуальным и что они на самом деле лгбт, многие женщины не осознают свое чувство любви и влечение к детям как сексуальное. Возможно, им не очень нравится секс с мужчинами, но они получают огромное удовольствие от объятий, ласки и купания детей. Они получают от этого удовлетворение, но не видят в своих естественных спонтанных чувствах ничего общего с педофилией. 

 

Мой друг, у подруги которого был ребенок, наслаждался близкими любовными отношениями с ребенком и считал их сексуальными - им было очень весело вместе. В Мексике матери и бабушки часто облизывают гениталии своих младенцев, чтобы успокоить их. Младенцам это явно нравится. Это сексуальное насилие? Следует ли всех их арестовать? Хорошо известно, что младенцев и маленьких детей нужно много трогать и держать на руках, иначе они будут страдать от серьезных эмоциональных проблем, которые могут сохраняться на протяжении всей их жизни. Итак, когда мы определяем прикосновение как сексуальное? И действительно, стоит ли вообще проводить такое различие? 

 

Некоторые определили бы сексуальность или иное прикосновение с точки зрения его воздействия на прикосновение. Если прикосновение сопровождается специфическим генитальным возбуждением у прикосновения , то это сексуальное прикосновение. Поэтому, когда корреспондент говорит об «огромном удовольствии», которое женщины получают от объятий и ласки детей, остается спорный вопрос, является ли это удовольствие генитальным. С точки зрения как семантической точности, так и ясности мысли, которую подразумевает такая точность, важно различать, что является сексуальным удовольствием , а что нет. 

 

С другой стороны, мы не должны упускать из виду тот факт, что влияние на ребенка является важным в последнем анализе. Имеет ли какое-то значение для ребенка, действительно ли взрослый, доставляющий ему удовольствие, облизывая его гениталии, определенно возбуждается сексуально, или возбуждается из более общей чувственности, или даже из-за чистого не сексуального мотива получения удовлетворения от удовольствие, доставленное ребенку? Как правильно говорит корреспондент, стоит ли вообще проводить различие?

 

Ее комментарии во многом объясняют, почему женская педофилия, как и лесбиянство, в основном незаметна в нашем обществе. Женщины имеют лицензию , чтобы быть близкими с детьми, и их мотивы для этого неизменно интерпретируются как не сексуальные, во всех, но, несомненно, сексуальных ситуациях, в основном коитуса. Таким образом, иногда женщина предстает перед судом, если она разрешала или поощряла мальчиков к половому акту с ней. Напротив, при отсутствии возможности коитуса сексуальные действия между женщинами и девушками редко возбуждаются. Я полагаю, что большинство людей думают, что этого никогда не произойдет и что женщины просто не хотят этого, но я лично знаю женщин, которые чувствуют, что большая часть их сексуальной реакции направлена на маленьких девочек.

 

Следующий отчет о лесбийской педофилии появился в канадском журнале для геев Body Politic и рассказывает историю с точки зрения подростка. Как будет видно, беспокойство по поводу последствий отношений не обязательно должно быть односторонним.

 

Донна живет в маленьком городке в твердом пресвитерианском Онтарио, где все знают друг друга, и где «трудно быть нестандартным и почти невозможно быть лесбиянкой». Шэрон была учительницей в государственной школе. «Сначала она учила меня в шестом классе. Думаю, она меня тогда привлекала, хотя я не думал об этом в сексуальном плане. Но тогда я не думал ни о чем в сексуальном плане в то время». Шэрон была замужней женщиной, ее муж также был учителем, и у нее было двое детей. В это время. она была более чем вдвое старше Донны.

 

Однако первой женщиной, с которой Донна была связана, была Джин. «Летом, когда мне было четырнадцать, я работала вдали от дома. Я встретила Джин, и она действительно произвела на меня впечатление. Но трудно представить, что ложусь спать с матерью школьного друга. Следующим летом у меня хватило смелости сделать это. Мне было пятнадцать, ей было сорок три года. Она была красивой женщиной, но наши отношения были полны противоречий. Я хотела этого и положила начало этому, но я также чувствовала  себя виноватой и напуганной; я знала жизнь Джин как сорок три года, жена и мать семерых детей были достаточно сложными и без дополнительного бремени лесбийских отношений с пятнадцатилетним ребенком ».

 

Тем временем Донна поддерживала регулярную переписку с Шэрон.

 

«Оглядываясь назад, это кажется довольно странным, как мы культивировали нашу дружбу. Настоящая дружба между детьми и взрослыми, вероятно, довольно редка. Мы писали письма, хотя жили всего в нескольких милях друг от друга; это делало это немного скрытым, Я думаю, нам пришлось довольствоваться мелодрамой, когда у нас было так мало возможностей увидеть друг друга и когда не было приемлемых форм для выражения того, что мы чувствовали друг к другу. То есть, пока я не вышла в первый раз ».

 

К следующему лету Шэрон и Донна смогли придумать способ проводить время вместе. «Мне только исполнилось шестнадцать, когда я рассказал ей о Джин и обо мне. Оглядываясь назад, мое большое признание кажется нереальным. Мы плыли на каноэ и сошли на берег на маленьком острове. Это звучит очень романтично, не так ли? была обычным маленьким заговорщиком. Только все вышло не так, как я планировал. Я более или менее сказал Шэрон: «Хорошо, если ты относишься ко мне так же, как я к тебе, не бойся. Ты не сбиваешь меня с пути. Ты не ведешь меня туда, где я еще не была». Похоже, ее реакция была шоковой. Думаю, я не была самым тактичным шестнадцатилетним подростком ».

 

Но рассказ Донны о своих отношениях с Джин в конечном итоге произвел желаемый эффект. Позже Шэрон сказала мне, что она чувствовала сильное, почти магнетическое притяжение ко мне в те несколько минут на острове, и что ее собственные ответы были тем, что действительно шокировало ее. Наши были ее первые лесбийские отношения и, казалось, для нее несли всю значимость о первом исследовании ее сексуальной идентичности ".

 

Но я снова почувствовала себя виноватой. Отчасти из-за осуждения общества характер наших отношений, если о них станет когда-либо известно. Но больше потому, что, хотя сексуальная ориентация Шэрон относится к другим женщинам, она выбрала гетеросексуальный образ жизни. И я был угрозой для ее семьи - ее безопасности. Опять же, я подумала, может быть, я не взяла от нее больше эмоциональной поддержки и понимания, чем могла бы ответить».

 

В глазах многих было бы неуместно говорить, что Донна была «ребенком» во время ее общения с Джин и Шэрон. Но как насчет Бет Келли, теперь уже зрелой, и радикальной лесбийской феминистки, которая, будучи «не по годам развитой» восьмилетней девочкой, наладила отношения со взрослой женщиной? Она пишет:

 

«Первой женщиной, которую я полюбила сексуально, была моя двоюродная бабушка; наши чувства друг к другу были глубоко сильными и полными. Тот факт, что она была старше меня более чем на пятьдесят лет, не повлиял на связь, которая росла между нами. И да, я знала, что делаю - на каждом этапе пути - хотя в то время я не знала многих слов, которыми можно было бы говорить об этих вещах.

 

Тетя Адди была динамичной, умной и творческой женщиной, которая всю свою жизнь отказывалась бояться условностей. В большой семье, где женщины до конца играли «традиционные» роли домохозяйки, она выделялась как маяк независимости и силы. Она была медсестрой во Франции во время Первой мировой войны, путешествовала, читала книги и более двадцати лет жила в моногамных отношениях с другой женщиной. Смерть ее любовницы предшествовала началу наших сексуальных отношений примерно на два года. Но мы всегда были близки и много виделись. Летом, которые мы с мамой и братом всегда проводили в ее доме на берегу моря, мы ежедневно проводили вместе. В другое время года она приезжала к нам в гости, где бы мы ни жили,и часто оставались на месяц или около того.

 

«Я обожала ее; вот и все, что нужно было сделать. Дома меня никогда не учили, что гетеросексуальные акты или другие функции тела грязны или запрещены, и я был достаточно изолирована от других детей, чтобы умудряться пропустить большую часть обычной сексистской социализации, которую я усвоила в игре. Мне никогда не приходило в голову, что это может считаться «неестественным» или «антиобщественным» целовать, трогать или обнимать человека, которого я любила, и я не думаю, что Адди тоже ужасно беспокоили такие вещи. Я знаю, что никогда не чувствовал давления или давления со стороны каких-либо сексуальных аспектов любви, которую я испытывал к ней. Я думаю, что могу с уверенностью сказать, примерно двадцать лет спустя, что меня никогда не эксплуатировали ни в малейшей степени - ни физически, ни эмоционально, ни интеллектуально». 

 

Как это часто бывает, эта радостная связь в конце концов рухнула на камни родительского неодобрения, когда мать Бет случайно наткнулась на нее и Адди в постели. Но неодобрение педофилии или, скорее, неодобрение детской сексуальности имеет значение, выходящее далеко за рамки ее катастрофического воздействия на жизнь относительно ограниченного числа детей и взрослых в педофильных отношениях. Влияние негативного отношения к сексу необходимо рассматривать в более широком социальном контексте, чтобы полностью оценить его значение. В этом контексте, на который сейчас будет обращено внимание, мы можем увидеть причины, по которым климат, в котором дети начинают рассматривать любой секс по обоюдному согласию положительно и без чувства вины, включая педофилию по обоюдному согласию, может быть необходим для благополучия каждого.