- Да никакой! Глупые были – в пиратов играли, клад искали...
– Пётр Степанович рассмеялся.
- Может, вам просто не повезло? – то ли спросил, то ли высказал
предположение Серёга с невольной надеждой в голосе.
- Серёжа! Ну, какой там может быть клад? Сам подумай...
– проговорила
Зинаида Ивановна, призывая Серёгу к благоразумию. – Клады были в старые
времена, а сейчас... любой клад сейчас можно со спутника увидеть – все
клады уже давно нашли!
- Бабуля! Ну, какие спутники здесь могут летать, если здесь, у вас, нет даже
интернета? – живо возразил Серёга, не желая поддаваться благоразумию. –
Живём здесь как в старые времена, когда клады были... да, Толян? – Серёга
посмотрел на Толика, ища поддержку своему внезапно вспыхнувшему
энтузиазму.
- Ну... а кто там мог клад зарыть? – Толик вопросительно посмотрел на
Серёгу, – Здесь же пиратов не было...
- Ой, да кто угодно мог зарыть! При чём здесь пираты? – Серёга с досадой
поморщился. – Может, разбойники зарыли... дедуля, были у вас разбойники?
- На моей памяти не было, – хмыкнул Пётр Степанович, отправляя в рот
кусок курицы. – А так... может, и были когда! Разбойники были везде...
- Вот! – Серёга торжествующе посмотрел на Толика.
– Эти разбойники и могли на острове клад зарыть... всегда нужно верить в лучшее!
Короче... когда мы, дедуля, поедем на остров? – Серёга с видимым нетерпением
перевёл взгляд на Петра Степановича.
- Клад искать? – с лёгкой иронией в голосе уточнил Пётр Степанович.
- Вообще посмотреть, что это за остров, – Серёга, поняв, что с поиском клада
его никто не поддерживает, даже Толян не на его стороне, решил тему клада
на время отложить. – Ты, дедуля, сказал, что вы там купались... может, и мы
с Толяном там тоже будем купаться и загорать. Да, Толян? – Серёга
посмотрел на Толика.
- Ну, посмотреть надо! – поддержал Серёгу Толик.
- Когда, дедуля, поедем? – деловито поинтересовался Серёга, вопросительно
глядя на Петра Степановича.
- Да хоть сегодня! – отозвался Пётр Степанович. – К вечеру можно будет и
съездить. Но при одном условии...
– Пётр Степанович хитро прищурился,
поочерёдно глядя то на Серёгу, то на Толика. – Я поеду на «Москвиче», а вы
следом за мной поедете на великах. Согласны?
- Не на великах, а на «мустангах», – не замедлил поправить Петра
Степановича Серёга.
– Толян, ты согласен? – Серёга вопросительно
посмотрел на Толика, одновременно с этим под столом незаметно толкая
ногой ногу Толика, чтобы Толик не вздумал, как в случае с кладом, «крутить
хвостом – вставлять палки в колёса».
- Я согласен, надо посмотреть! – отозвался Толик, в ответ толкая ногой ногу
Серёгину.
- Ну, вот что в такую даль ехать? – снова встряла в разговор Зинаида
Ивановна. – К упайтесь на нашем пляже... кто вам мешает?
- Бабуля! – Серёга с улыбкой посмотрел на Зинаиду Ивановну. – Во-первых,
на вашем пляже купаются ваши алкоголики. Это раз. Во-вторых, дедуля,
когда он искал клад, ходил купаться туда вообще пешком... и ничего! Это
два. И в-третьих... что, Толян, у нас в-третьих?
- Что у нас в-третьих? – словно эхо, отозвался-повторил Толик,
- Компот у вас в третьих, – рассмеялась Зинаида Ивановна.
- Да пусть прокатятся – пусть проветрятся! – благодушно посмотрел на
Зинаиду Ивановну Пётр Степанович.
– Не так уж это и далеко, если
разобраться... здоровые лбы! Пусть катаются – аппетит нагуливают!
- Ну, на отсутствие аппетита, слава богу, никто не жалуется, – лицо Зинаиды
Ивановны озарилось улыбкой.
- Значит, крепче спать будут, – хмыкнул Пётр Степанович, разливая по
кружкам из стеклянного графина холодный взвар.
- Кстати, бабуля... – Серёга подвинул к себе кружку с холодным компотом. –
Нам в нашу спальню нужно бра!
- Какую бра? – Зинаида Ивановна, отхлебнув взвар, с недоумением
посмотрела на Серёгу.
- Ну, это такой светильник настенный, не очень яркий, но чтобы он ночью
всё время горел, – объяснил Серёга Зинаиде Ивановне значение слова «бра»
и тут же словоохотливо пояснил, зачем им нужен в спальне светильник: –
Толян боится спать в темноте, а признаться в этом стесняется... ну, и сказал
мне, чтобы я про светильник спросил. Сам не спит по ночам, и мне не даёт –
всё время меня зовёт, чтоб я отзывался, чтоб он знал, что я рядом... я,
бабуля, не боюсь спать в темноте, а Толян боится. Нужен светильник!
Толик, глядя на Серёгу округлившимися глазами, поперхнулся компотом.
- Толя! Чего ты боишься? – Зинаида Ивановна посмотрела на внука
обеспокоенным взглядом.
- Бабуля! Кому ты веришь?! Он же всё врёт! – Толик, уже успевший
привыкнуть к тому, что Серёга всё время что-то сочиняет и про него, и
вообще, рассмеялся.
– Он сам... он сам боится без света спать, а на меня
переводит стрелки!
- Ну, не будем вдаваться в подробности! – Серёга без тени улыбки на лице
выставил в сторону Толика открытую ладонь, таким образом призывая
Толика помолчать. – Но нам, бабуля, действительно нужен светильник. Окна
плотно зашторены, и когда ночь на улице, в комнате вообще ничего не
видно... Толян уже дважды ночью вставал по своим делам, ну, то есть, на
улицу нужно было выйти, и оба раза он не смог попасть в дверь, чтоб
выйти... каждый раз с разгона стукался об стенку. Толян, покажи шишку!
- Вот же врун! – Толик снова рассмеялся. –
Сейчас мы пойдём домой, и я
тебе покажу шишку... будет тебе шишка! Будет шишка у тебя!
- Бабуля, ты слышала? За мои правдивые слова в мой адрес прозвучала
угроза... – Серёга изобразил на лице смесь страха и искреннего недоумения.
- Ох, балаболы! – Зинаида Ивановна, поняв, что внуки и сами дурачатся, и её
дурачат, покачала головой.
– Найду я ночник вам... где-то был у меня – в
виде звёздочки... ох, и балаболы.
Ехать на остров решили ближе к вечеру, когда спадёт жара. Пётр Степанович
после обеда пошел вздремнуть, а Толик с Серёгой, прихватив обед для
ждущего их Пирата, пошагали к «месту постоянной дислокации», чтобы, как
выразился Серёга, тоже «откинуть копыта – отдохнуть перед поездкой».
- Толян, ты почему не веришь, что на острове может быть клад? – Серёгу
захватила идея найти клад, воображение его разыгралось, и он не мог понять,
почему Толик не разделяет его энтузиазм.
- Потому что ты дурак! Дедуля сказал тебе, что всё это глупость, – отозвался
Толик, который, в свою очередь, не мог понять, как можно верить в какие-то
клады.
- Блин, много дедуля понимает! – фыркнул Серёга. – А за «дурака» ты мне
ответишь...
– с этими словами Серёга обхватил рукой Толика за шею и,
наклоняя его туловище вниз, наклоняясь сам, прижался своей щекой к щеке
Толика.
– Кто дурак? А? Говори! Я или ты? – стоя сбоку от Толика,
прижимаясь к Толику, Серёга раз и другой, поднимая ногу, стукнул коленкой
Толика по заднице. – Говори, кто дурак...
- Блин, ты суп для Пирата расплескаешь, – Толик со смехом закрутил
головой, пытаясь вывернуться из-под Серёгиной руки. – Пусти! Серый...
- Кто дурак? Я или ты? – Серёга, обнимая Толика за шею, прижимаясь щекой
к щеке, почувствовал характерную приятность внизу живота... приятность
эта была едва ощутимой, со стороны незаметной, невидимой, внешне никак
не проявляющейся, так что если бы кто-то увидел двух мальчишек,
согнувшихся в своей мальчишеской возне-борьбе посередине улицы, точнее,
посередине неширокого переулка затеявших шутливое выяснение, кто из них
дурак,тоэтотгипотетическийкто-то,неимея специфического
зрения, вряд ли смог бы подумать или заподозрить, что и Серёге, и Толику их
шутливая возня более чем приятна, что эта мальчишеская возня наполнена
для них, для Серёги и Толика, скрытым смыслом – неповторимой музыкой,
зовущей в райские кущи...
А между тем... шутливое выяснение, кто из них умный, а кто дурак,
мальчишки затеяли аккурат напротив дома бабки Ниловны, во дворе у
которой в это время был один из тех двух парней, что были на пляже и о
которых за ужином говорили Зинаида Ивановна и Пётр Степанович;
впрочем, говорили они по большей части о Кольке, которого Зинаида
Ивановна знала сызмальства, но теперь во дворе у Ниловны был не Колька, а
был его друг-квартирант – то ли сослуживец, как сказал Пётр Степанович, то
ли просто репьём прилипший к Кольке собутыльник, который, как полагала
Зинаида Ивановна, оказывал на Кольку дурное влияние, – друга этого звали
Владиком; стоя во дворе у Ниловны, Владик внешне безучастно наблюдал за
шутливой возней двух вполне симпатичных подростков, затеявших свою
борьбу буквально перед его глазами – аккурат напротив дома Ниловны.
Ниловне было восемьдесят лет, но она ещё сажала огород и держала
хозяйство, состоявшее из кур, двух петухов и трёх постоянно жующих коз, –
раз в две недели из райцентра приезжал к Ниловне зять и отвозил её в
райцентр, где на рынке она продавала куриные яйца и сделанные из козьего
молока сливки и сметану; ещё Ниловна на рынке в райцентре продавала
огурчики со своих грядок, продавала помидоры и разную зелень, – несмотря
на возраст, была Ниловна бабкой деятельной и политически подкованной: по
вечерам, управившись с хозяйством, она смотрела телевизор и была в курсе
всех международных событий, знала поимённо всех врагов, о которых
любила поговорить со своим зятем, пока они ехали в райцентр и потом
возвращались обратно. А в самой Сосновке яйца у Ниловны регулярно
покупали Колька и Владик, когда приезжали с вахты, – приезжали они с
деньгами, никогда не жадничали, покупали – по собственной инициативе –
чуть дороже, чем продавала Ниловна на рынке в райцентре, и Ниловна
Кольку и Владика за их щедрость привечала, про пьянки им глаза не колола –
никогда ничего не говорила; ещё – за отдельную плату – Ниловна варила
Кольке и Владику борщ в большой девятилитровой кастрюле, которого
Кольке с Владиком хватало на две недели, и ещё они покупали у Ниловны
помидоры-огурчики, – иногда Колька приходил «за провиантом» один,
иногда они, Колька и Владик, приходили вместе, а иногда приходил один
Владик, – Ниловне было без разницы, с кого брать деньги. Вот и в этот раз,
когда Толик с Серёгой затеяли возню напротив дома Ниловны, Владик,
пришедший за борщом, был у Ниловны один, без Кольки, – от Владика несло
перегаром и на лице его явно читалось страдание – накануне они, Владик и
Колька, полночи пили водку в кафе в райцентре, там, в этом кафе, по
настоянию Кольки они зацепили знакомую малолетку по имени Люба, тоже
пьяную, бесшабашную и весёлую, втроём на такси приехали в Сосновку,
предварительно купив в райцентре два литра самогона, и почти до утра в
старом Колькином доме был Содом и Гоморра: Колька и Владик то
одновременно – в два ствола, сзади и спереди – трахали безотказную
нимфоманку Любу, то, оставляя Любу в покое, переключались друг на друга,
то Колька, пристраиваясь к Любе, трахал Любу, а Владик в это время,
пристраиваясь сзади к Кольке, трахал Кольку, то, наоборот, Владик заживал
Любе, а Колька, сзади пристроившись к Владику, засаживал Владику...
конечно, можно было бы обойтись и без Любы, но Колька с Владиком время
от времени разнообразили свою сексуальную жизнь, или, как говорил
Колька, «меняли блюда в меню», так что Люба гостила у Кольки и Владика
уже не в первый раз... теперь Колька и Люба спали, а Владик, проснувшись и
вспомнив, что Колька просил Ниловну сварить им борщ, поплёлся к Ниловне
за борщом, – страдая от похмелья, ожидая, когда Ниловна вынесет из погреба
кастрюлю с борщом, Владик стоял во дворе, прячась от солнца в тени старой
яблони, когда проходившие мимо Серёга и Толик затеяли прямо на дороге
свою шутливую возню; мальчишки не видели Владика, они не смотрели по
сторонам, они были увлечены друг другом, а Владик их видел отлично: стоя
в тени под раскидистой яблоней, Владик внешне безучастно и вместе с тем
заинтересованно смотрел, как Серёга, обхватив Толика за шею, нагнул,
наклонил Толика вперёд, прижимаясь к Толику сбоку, вжимаясь щекой в
щеку...
-Серый, пусти... я всё... всё расскажу Пирату! – пытаясь вырваться, Толик со
смехом крутил головой – тёрся щекой о щеку Серёги.
- Скажи, кто дурак! – требовал Серёга, не отпуская Толика – чувствуя
зарождающуюся приятность между ног; они, согнувшиеся, слившиеся в
невольном объятии, с сопением топтались на месте, совершенно не думая о
том, что на их оттопыренные, обтянутые шортами попы в это время кто-то
смотрит неравнодушнымвзглядом.
- Я... я дурак! Пусти... – наконец сдался Толик, чувствуя, как у него между
ног от этой возни зарождается сладкий щекотливый зуд – предвестник
возбуждения.
- Вот так-то! – удовлетворённо проговорил Серёга, разжимая руку в локте –
отпуская Толика; впрочем, иного выхода у Серёги всё равно не было – член
Серёгин стал стремительно подниматься, и пританцовывать посреди улицы с
выпирающим стояком вряд ли было разумно.
– Идём быстрее! – Серёга
сунул руку в карман шорт, чтоб прижать налившийся твёрдостью стояк к
ноге и, таким образом, скрыть возбуждение. – Пират ждёт обед, а ты здесь
разборки устроил... какой ты, Толян, безответственный!
- Сейчас мы покормим Пирата, и ты узнаешь, какой я безответственный, –
многообещающе проговорил Толик; он точно так же, как Серёга, сунув руку
в карман шорт своих.
- Тебе, может, взвара холодного принести? – участливо проговорила
Ниловна, подходя к Владику с большим пакетом, в котором была
девятилитровая кастрюля с борщом.
- Принесите, если есть, – негромко отозвался Владик.
– Аэточтотамза
пацаны с баллончиком? – кивком головы Владик показал Ниловне на Серёгу
и Толика.
- Где? – Ниловна, прищурившись, посмотрела на улицу.
– А, эти! Это к
Петьке с Зинкой внуки приехали. Ходят кормят Петькиного кобеля. Сам
Петька к Зинке жить перешел, а кобеля дома оставил... то всё время он сам
ходил кобеля кормить, а теперь, видать, внуков подрядил – они кобеля
кормят, – словоохотливо пояснила Ниловна, словно неместный Владик
должен был знать, кто такие Петька и Зинка.
- А откуда они приехали? – проговорил Владик без всякого видимого
интереса, то есть спросил об этом с такой интонацией, с какой спрашивают
лишь для того, чтоб поддержать разговор.
- Да откуда ж я знаю, – отозвалась Ниловна. – Ходят и ходят – мне до них
дела нет. Парни вроде не хулиганистые, спокойные... стой здесь – я тебе
взвар сейчас принесу...
- Стою, – покорно проговорил Владик, глядя из-под ветвей раскидистой
яблони на Серёгу и Толика.
Мальчишки, что-то говоря друг другу, зашагали дальше, и Владик – в
ожидании Ниловны наблюдавший за их возней – проводил из взглядом, – от
взгляда Владика не ускользнуло, как, выпрямившись, один пацан тут же
сунул руку себе в шорты, явно поправляя вставший член, как вслед за ним то
же самое сделал другой пацан, при этом шорты у них у обоих, когда они
разогнулись, были спереди характерно приподняты, чуть оттопырены... дома
у Кольки после весело проведённой ночи спали Колька и Люба, малолетняя
стахановка, которая классно сосала и безотказно давала спереди и сзади,
совершенно не удивляясь, что парни с неё то и дело переключались друг на
друга, – Любе был семнадцать с половиной лет, и по закону она была
малолетней невинной девочкой, а Колька с Владиком, соответственно, по
закону были мерзкими педофилами, которые девочку Любу, малолетнюю и
невинную, растлевали и насиловали... именно так по закону, строго
регулирующему половую жизнь вообще и защищающему малолетних от
любого секса в частности, выглядела минувшая ночь в одном из домов на
окраине Сосновки... впрочем, так это выглядело исключительно по закону,
потому что по факту «невинная девочка Люба» раздвигать ноги начала с
двенадцати лет, причем делать это в двенадцать лет она стала без какого-
либо принуждения и насилия, а исключительно по собственному желанию –
по причине раннего повзросления: первый раз Люба попробовала,
гостеприимно раздвинув ноги под двоюродным братом Васькой, который
был на три года старше, и потом, как принято говорить в таких случаях, ноги
Любины больше надолго не сдвигались – после Васьки были его
одноклассники, потом были парни постарше, потом были «папики»...
впрочем, ни Владик, ни Колька таких подробностей не знали и знать не
стремились – они, возвращаясь в Сосновку из райцентра, уже не впервой
прихватили с собой пьяную Любу совсем не для того, чтобы изображать из
себя отдел кадров режимного учреждения, – шагая с кастрюлей борща по
залитой солнцем пустынной улице, Владик, слегка возбуждённый возней
пацанов на дороге, думал о том, как сейчас он придёт домой, поставит борщ
в холодильник, выпьет пива и трахнет Кольку – засадит Кольке в тугую
дырочку зада... ещё он думал, как Колька, проснувшись, поступит с Любой –
попросит соседа дядю Сашу отвезти её домой, в райцентр, или оставит ещё
на ночь, чтобы ещё потрахаться-покувыркаться втроём... и ещё, шагая по
пыльной пустынной улице, Владик думал о двух пацанах, что дурачились на
дороге перед домом Ниловны: он вспомнил, что уже видел этих пацанов на
здешнем пляже, и теперь, шагая с борщом, Владик гадал-размышлял,
трахают эти пацаны друг друга или нет, – ему, Владику, хотелось думать, что
пацаны эти долбятся, натягивают один одного и в рот, и в зад... а почему,
блин, нет? Со стороны совершенно нормальные пацанчики... симпатичные...
и возраст у них такой, переходный, располагающий к разным забавам...
почему они не могут трахаться? Очень даже могут... не такая уж это и
редкость!
Понятно, что ни Толик, ни Серёга ни сном ни духом не ведали, что за их
шутливойвознёй,затеяннойиминадороге,наблюдал специфическим
взглядом один из тех пьяных парней, которые были на пляже, – они, Серёга и
Толик, покормили Пирата, Серёга налил Пирату холодной воды вместо
взвара и, таким образом управившись по хозяйству, вопросительно
посмотрел на Толика:
- Пойдём? – Серёга произнёс только это слово, не уточняя, куда и зачем им
надо идти, но по взгляду его, устремлённому на сидящего Толика, по той
интонации, с какой он сказал «пойдём», было и так понятно, куда и зачем
Серёга звал Толика.
- А если дедуля придёт? – вопросительно посмотрел на Серёгу Толик.
- Дедуля после обеда спит всегда... не придёт он! Пойдём... мы по-
быстрому! – с лёгким напором в голосе проговорил Серёга, и Толик не стал
возражать; да и чего бы он стал возражать, если он сам хотел не меньше, чем
Серёга?
На улице было пекло, а в комнате было прохладно, был полумрак; Серёга с
Толиком, стоя посередине комнаты, какое-то время жадно сосали друг друга
в губы, запустив руки в трусы друг другу – тиская горячие возбуждённые
члены, затем молча сдёрнули с себя футболки, сняли шорты и трусы.
- Ложись! – Толик подтолкнул Серёгу к своей постели, и Серёга послушно
повалился на спину, увлекая Толика за собой.
На этот раз всё действительно получилось по-быстрому: сначала Серёга
лежал на спине, раздвинув ноги, и Толик, уткнув лицо в подушку, жарко
сопя, скользя липко залупающимся членом по Серёгиному паху и животу,
сладострастно раскачивался на Серёге взад-вперед, содрогаясь от
наслаждения... затем, как только Толик кончил, они поменялись местами, и
точно так же Толика, раздвинувшего ноги, мял-ебал Серёга – двигался на
Толике всем телом взад-вперёд, жарко сопя Толику в ухо, судорожно
сжимая, стискивая матово-белые незагорелые ягодицы,... снова их сперма
перемешалась, – они вытерли полотенцами мокрые липкие животы, надели
трусы... всё действительно получилось по-быстрому, даже как-то по-
деловому. Но ни эта быстрота процесса, ни деловитость, ни концентрация
всех усилий на скорейшем достижении оргазмов ничуть не умалили
совершенно естественное наслаждение от обоюдного секса.
-Толян... вот скажи мне: почему ты мне нравишься? – полушутливо
проговорил Серёга, поправляя в трусах умиротворённый член.
- Потому что я классный пацан, – не задумываясь, отозвался Толик, точно так
же в трусах своих набок укладывая свой утративший твёрдость и потому
послушно-податливый член.
– А почему, Серый, мне нравишься ты? Вот
скажи мне...
- Потому что я тоже классный пацан, – Серёга, глядя на Толика, рассмеялся.
- Хоть один раз не соврал, – хмыкнул Толик, с улыбкой глядя на Серёгу; они
стояли друг против друга, стройные, довольные друг другом и собой, и во
взглядах их, устремлённых друг на друга, чётко прослеживалась взаимная
симпатия, обоюдная приязнь.
- Я никогда не вру! – уверенно отозвался Серёга. – А вот ты постоянно что-то
выдумываешь...
- Кто выдумывает? – Толик, неожиданно сделав выпад рукой – обхватив
Серёгу полусогнутой в локте рукой за шею, притянул лицо Серёгино к лицу
своему. – Говори, кто выдумывает! Я или ты? – точно так же, как это делал
Серёга на улице, Толик нагнул, наклонил Серёгу вперёд.
– Кто из нас
постоянно выдумывает? Я или ты? – Толик, вжимаясь щекой в щеку Серёги,
раз и другой хлопнул Серёгу коленкой по ягодицам. – Говори!
- Ой, Толян, больно! Отпусти... – заверещал Серёга, пытаясь вывернуться из-
под руки Толика. – Отпусти... отпусти меня! Пират, помоги...
- Кто постоянно выдумывает? Я или ты? – Толик сильнее вдавился щекой в
щеку Серёги.
- Я! Я постоянно выдумываю! – сдался Серёга. – Отпусти!
- Вот так-то! – Толик разжал руку; они выпрямились.
- Офигеть! – с деланным возмущением проговорил Серёга как бы себе под
нос. – Другие старшие братья младших братьев любят, всегда защищают, а
здесь беспредел какой-то... вместо защиты одни нападения! Просто буллинг
какой-то... – Серёга рывком дёрнулся в сторону Толика, чтоб точно так же
зажать Толика – чтобы потребовать от Толика каких-либо «признаний» в
ответ, но Толик со смехом отпрыгнул в сторону, весело глядя на Серёгу.
- Офигеть! Другие младшие братья любят старших братьев, во всём их
слушаются, а здесь беспредел какой-то – вместо любви и уважения одни
нападения... как, блин, жить дальше? – Толик дурашливо покачал головой,
- Дальше я нам предлагаю поспать. Кто «за»? – Серёга поднял вверх руку.
- Я тоже «за»! – вслед за Серёгой поднял вверх руку Толик.
Но едва только Толик лёг, едва он вытянулся на своей постели в полный
рост, как Серёга, рывком соскочив с постели своей, в два прыжка подскочил
к постели Толика, лёг-упал на постель рядом с Толиком и; прижавшись к
Толику сбоку, рукой обхватил его, лежащего на спине, поперёк груди.
- Блицкриг завершился успешно! – прокомментировал Серёга, довольный
своей сноровкой. – Толян... я предлагаю нам спать вместе.
- Блин, ты офигел? – Толик перевернулся набок – лицом к Серёге.
–Мы, блин, уснём, а дедуля придёт, увидит нас на одной кровати... и что он
подумает?
- Он расскажет бабуле о том, что он увидел, когда пришел, и они вместе
порадуются за нас – они подумают, какие дружные у них внуки, что даже во
сне они вместе, даже во сне друг с другом они не расстаются...
– Серёга
проговорил это серьёзно, без тени улыбки на лице, и только глаза его весело
искрились от смеха; глаза искрились от смеха, оттого, что рядом был Толик,
что он, Серёга, только что классно кончил, что было лето, беззаботное и
счастливое, что дедуля с бабулей его любили, что всё... всё-всё было
прекрасно! Глаза Сереги искрились от ощущения полноты его юной,
наполненной счастьем жизни.
– Короче, Толян! Я хочу спать с тобой, –
тоном, не допускающим возражений, проговорил Серёга и, закрыв глаза,
демонстративно захрапел, изображая уснувшего.
Конечно, Серёга прекрасно понимал, что Толик прав – что спать вместе они
не могут, точнее, могут, но при условии, что их стопроцентно никто-никто не
увидит, и что дедуля, если увидит их спящими вместе, скорее всего не
умилится их дружбе, а начнёт говорить им всякие нехорошие слова, и что
дружбу – т а к у ю дружбу, как у них – нужно держать в секрете, не
выставлять напоказ... всё это Серёга знал и понимал, но ему хотелось
подурковать, поиграть-подурачиться, и он, не прекращая храпеть, вплотную
прижался к Толику, положив ладонь свою Толику на ягодицы – на сочно-
упругие булочки, плотно обтянутые плавками-трусами.
- Серый, блин! Вали на свою кровать – давай реально поспим! – с лёгким
напором проговорил Толик, пытаясь столкнуть Серёгу с кровати.
- Спи! Я что – тебе разве мешаю? – Серёга, прервав храп, открыл глаза –
посмотрел на Толика со смесью как бы удивления и как бы искреннего
непонимания.
- Ты мне ничуть не мешаешь, а даже... даже наоборот! Но ты, блин, сейчас
уснёшь реально, и я реально усну... и что это будет? Ну, ты сам... сам
подумай! – Толик взывал к Серёгиному благоразумию.
- Ничего не будет! Картина маслом: «Крепкий сон двух невинных
бойскаутов», – рассмеялся Серёга.
– А ты б что подумал, увидев, как два
молодых прекрасных бойскаута спят вместе?
- Я бы подумал, что два молодых прекрасных бойскаута...
- То есть, мы с тобой, – уточнил Серёга.
– Два молодых прекрасных бойскаута – это ты и я.
- Ну, естественно! – Толик, глядя на Серёгу, улыбнулся. – Так вот... я думаю,
что два молодых прекрасных бойскаута трахнули друг друга, нормально
перепихнулись...
- По-бойскаутски перепихнулись, – уточнил Серёга.
- Да, по-бойскаутски нормально перепихнулись и теперь одному молодому
прекрасному бойскауту нужно валить на свою кровать, чтоб не палиться...
вот что я думаю!
- Какой ты, Толян, негостеприимный! – Серёга, изобразив на лице
разочарование, тяжело вздохнул. – Я к тебе, можно сказать, в гости пришел, а ты...
- Я предусмотрительный, – отозвался Толик.
- А я какой? – Серёга спросил это вроде как в шутку, и вместе с тем в его
голосе невольно прозвучало искреннее, неподдельное любопытство.
- Ты безответственный – секунду подумав, отозвался Толик.
- Это тебе так кажется, – тут же парировал Серёга. – Ты, Толян, в людях не
разбираешься, и потому тебе кажется, что я безответственный... а если
подумать? Если, Толян, хорошенько подумать...
- Ну, если подумать ... –
медленно протянул Толик, сделав вид, что он
усиленно, напряженно думает.
- Да, хорошенько подумай... какой я?
- Ты классный! – улыбнувшись, ответил Толик.
– Но, блин... ты свалишь
сейчас или нет?
Лицо Серёгино расплылось в ответной улыбке.
- Толян! Вот за эти, за твои правдивые слова обо мне я сделаю для тебя всё-
всё, что ты хочешь! – Серёга, оторвав ладонь от попы Толика, перекатившись
на другой бок, встал с постели. – Так бы сразу и сказал, что мы можем уснуть
и спалиться... я бы сразу ушел на свою кровать, и мы б давно уже спали!
Они действительно уснули быстро, едва перестали разговаривать,
– пришедший через три часа Пётр Степанович нисколько не удивился, что
внуки спят; ну, а что ещё можно было делать в такую жару, когда на дворе
было настоящее пекло, а в доме было прохладно и был полумрак,
располагающий к отдыху?
Пётр Степанович, напористым голосом проговорив «рота, подъём!» – в один
миг разбудив Серёгу и Толика, велел им выходить на улицу.
- Ты, дедуля, так кричишь, как будто мы глухие, – с неудовольствием
проговорил Серёга, сладко потягиваясь в постели.
–Мы, может, ещё не выспались...
- Так вам надо дорогу к острову показать? Или, может, уже передумали туда
ехать? – хмыкнул Пётр Степанович. – Если передумали, то спите дальше – я
пойду своими делами заниматься.
- Ничего мы не передумали! – тут же отозвался Серёга; продолжая лежать, он
посмотрел на уже севшего на постели Толика. – Толян, вставай!
- Толик уже встал, между прочим, – весело проговорил Пётр Степанович. – А
ты до сих пор лежишь...
- Я, дедуля, всё время первый встаю! – не замедлил с ответом Серёга.
– Встаю и бужу Толяна. Ты просто не знаешь, кто из нас первым всегда встаёт?
- Ну, я вижу, как ты первый встаёшь, – хмыкнул Пётр Степанович. – Короче,
выходите! Ночью будете спать, – Пётр Степанович пошел на выход.
- Ни днём, ни ночью нет покоя! – пробурчал Серёга, одновременно с этим
бурчанием весело подмигивая Толику.
Договорились так: Пётр Степанович поедет на «Москвиче» – будет
показывать дорогу, а мальчишки за ним поедут на велосипедах; «На
мустангах»,
– тут же поправил Петра Степановича Серёга; «Да, на
мустангах», – согласился Пётр Степанович; он объяснил, что если идти вдоль
берега, то путь до острова намного короче, но вдоль берега на «мустангах»
проехать не получится, там сплошные заросли, и потому они сделают
небольшой крюк по грунтовке; когда Пётр Степанович стал накачивать
резиновую лодку, Серёга тут же предположил, что на «остров сокровищ» они
все поплывут на лодке как на пиратском корабле, но Пётр Степанович
охладил Серёгу, сказав, что на лодке поплывёт он один, чтоб посмотреть, как
остров выглядит сейчас, а бойскауты поплывут до острова своим ходом,
расстояние там небольшое, но всё равно он, то есть Пётр Степанович,
посмотрит, хорошо ли бойскауты плавают; «Я отлично плаваю! – успокоил
Петра Степановича Серёга.
– Толян тоже плавает отлично! Да?» – Серёга
посмотрел на Толика, и Толик подтвердил, что он тоже плавает хорошо;
умный Пират, наблюдая за сборами, изо всех сил крутил хвостом, намекая,
чтоб не забыли про него, и Серёга сказал, что с собой нужно взять Пирата,
потому что он тоже хочет попасть на остров; «Возьмём, – согласился Пётр
Степанович. – Пусть промнётся – аппетит нагуляет»; словом, сборы прошли
в небольшой суете и волнении, причём суетился и волновался один Серёга,
да ещё волновался Пират, – Толик накачивал лодку, и ему суетиться было
некогда.
До острова оказалось не так далеко, как говорила Зинаида Ивановна; во
всяком случае, и Серёга, и Толик думали, что будет значительно дальше, –
они по когда-то накатанной, а теперь еле заметной грунтовке следом за
ретромобилем дедули на своих «мустангах» свернули с грунтовки в еле
заметную просеку и, словно по коридору-туннелю проехав метров сто,
оказались на берегу реки; Пират, который всю дорогу бежал, вывалив язык,
тут же стал пробовать воду на вкус.
Река здесь была значительно шире, чем там, где был пляж и где они
рыбачили, и аккурат посередине русла был остров, до которого было метров
двадцать; со стороны остров казался живописным, но неприступным – у
самой воды остров был обрамлён густыми кустами, которые так плотно
переплелись между собой, что продраться через них, казалось, не было
никакой возможности.
- Как же мы, дедуля, туда попадём? – растерянно проговорил Серёга, и в его
голосе прозвучало лёгкое разочарование.
- Попадали на остров всегда с другой стороны – там почему-то кусты
никогда не росли... там был и спуск хороший в воду, и пляж небольшой...
посмотрим сейчас! Остров обходим слева, против течения, то есть заходим к
острову с другой стороны. Задача ясна? – Пётр Степанович поочерёдно
посмотрел на Серёгу и на Толика.
Мальчишки сняли с багажника лодку – спустили её на воду, затем сдёрнули с
себя шорты и, оставшись в плавках, первыми зашли в воду.
- Дедуля, а здесь глубоко? – Серёга оглянулся; Пётр Степанович, сняв
рубашку и брюки, стоял в обычных трусах, называемых «семейными», и
Серёга не смог удержаться от комментария: – Ой, дедуля! Ну, у тебя и
плавки! Если ты встанешь в лодке в полный рост, то твои плавки будут
вместо паруса... полетишь по реке со скоростью ветра.
- Нормальные плавки! – хмыкнул Пётр Степанович, садясь в лодку.
– Глубина здесь метров пять... когда-то мы мерили. Течение есть, но оно
почти незаметное... плывите – я за вами.
Мальчишки, бросившись в воду, энергично, уверенно задвигали руками;
Пётр Степанович, выждав немного, чтоб посмотреть, как плывут внуки, тоже
оттолкнулся от берега – неспешно погрёб одним веслом следом; Пират, видя
такое дело, тоже бросился в воду – бесстрашно поплыл следом за лодкой.
С другой стороны острова кустов действительно не было, точнее, кусты
были, но не сплошной непроходимой стеной – там была небольшая
прогалина, так что можно было свободно выходить на берег или входить в
воду; сам остров был небольшой, вытянувшийся вдоль русла реки – метров
тридцать или чуть больше в длину и метров двадцать в ширину... совсем
небольшой был остров, окаймленный густыми зарослями кустарника, – на
самом острове никаких кустов не было, зеленела сочная трава, росли полевые
цветы; мальчишки вылезли из воды, вслед за ними вылез из подплывшей
лодки Пётр Степанович; последним оказался на острове Пират – и тут же
энергично затрясся, стряхивая с себя воду.
- Так вот ты какой, наш Остров сокровищ! – проговорил Серёга, медленно
обводя взглядом поляну и обрамляющую её кусты.
– Похоже на форт...
дедуля, нам этот остров нравится! Да, Толян? – Серёга вопросительно
посмотрел на Толика. – Тебе нравится?
- Похоже на укреплённую крепость, – Толик кивнул головой. – А там что? –
Толик показал в сторону, противоположную той, откуда они приплыли.
- Там, на той стороне, железная дорога проходит, и за ней Макеевка –
райцентр другого района. Но до них километров двадцать, – ответил Толику
Пётр Степанович. – Река километров через пять резко поворачивает влево и
уходит в сторону Макеевки – там через реку мост железнодорожный,
автомобильный мост там... это мы здесь живём в глуши.
- Мне нравится жить в глуши, – проговорил Серёга, мимолётно посмотрев на
Толика.
- Ты же вроде как расстроен был, когда приехал сюда, – хмыкнул Пётр
Степанович, с лёгкой иронией посмотрев на внука.
- Ой, дедуля! – отмахнулся Серёга от слов Петра Степановича. – Это было
когда? Когда я только приехал сюда и ещё не знал, что здесь есть свои
плюсы... а теперь жить в Сосновке мне очень даже нравится! И Толяну
нравится тоже... да, Толян? – Серёга посмотрел на Толика.
- Да, – не задумываясь, подтвердил Толик. – Здесь классно!
- Вот, дедуля! Толян подтверждает мои слова... нам обоим здесь нравится! –
весело проговорил Серёга.
– Конечно, здесь нет интернета, нет молодёжи,
чтоб потусить, и это минус. Но есть и плюсы...
- С минусами понятно, – улыбнулся Пётр Степанович. – Ну, плюсы какие?
- Ну... ты, дедуля, не утомляешь глупыми запретами, бабуля вкусно
готовит... и ещё всякие плюсы, полезные для здоровья! Солнце, воздух... –
Серёга знал присказку дальше: «Солнце, воздух, онанизм укрепляют
организм!», но говорить эту присказку до конца, понятное дело, не стал,
ограничившись лишь первыми двумя критериями здоровой жизни – солнцем
и воздухом.
- Понятно. Везде, ребята, есть и свои плюсы, и свои минусы... не бывает
такого, чтобы всё было или только хорошо, или только плохо, – философски
заметил Пётр Степанович. – Главное, чтобы плюс был в самом человеке...
чтобы в вас был плюс. Тогда вы будете видеть плюсы и вокруг себя, а это в
жизни самое главное...
- Мы с Толяном на позитиве! – тут же внёс ясность Серёга, успокаивая Петра
Степановича. – Нам жить в древности очень даже нравится! Да, Толян?
- Да, – Толик кивнул головой.
- Ну, я рад, если так... если в древности жить вам нравится, – рассмеялся
Пётр Степанович. – Вы купаться будете?
- Будем! – воскликнули Серёга и Толик; они воскликнули это одновременно
и, посмотрев друг на друга, звонко рассмеялись – рассмеялись с той юной
беззаботностью, какая бывает лишь в пору беспечного, безоглядно
счастливого детства-отрочества, когда вокруг полыхает жаркое лето, над
головой бездонной голубизной щедро распахнуто необъятное небо, а в душе
ощущение полной гармонии с окружающим миром... «будем!» – звонко
крикнули мальчишки и, поднимая фонтаны сверкающих брызг, с разбегу
друг за другом бросились в воду.
Мальчишки ныряли, плавали наперегонки, звонко смеялись... всё было так
же, как полвека назад, – Пётр Степанович, опираясь на локоть, полулежал на
мягкой сочной траве, нисколько не огрубевшей от лучей каждый день
палящего солнца, с неспешным наслаждением курил, смотрел на внуков...
вот точно так же когда-то купались они – приходили ватагой к этому
острову, раздевались на берегу, никаких плавок тогда ни у кого не было, все
были в обычных трусах, называемых почему-то «семейными»... точно так
же, с разбегу бросаясь в воду, они переплывали на остров, делая это
наперегонки, и потом целый день здесь стоял весёлый шум и гвалт: до
черноты загорелые, они купались, устраивали «морские сражения», пекли в
костре принесённую с собой картошку, без оглядок курили, часто о чем-то
спорили, ссорились, мирились, снова купались и загорали... это был их
остров – их мальчишеская территория, – Пётр Степанович смотрел на Серёгу
и Толика, на поднимаемы ими брызги воды, а перед мысленным его взором
мелькали картинки его собственного детства... потом сюда, на этот манящий
мальчишек остров, уже со своими друзьями точно так же приходил купаться
Витька, сын Петра Степановича, – совхоз в Витькином детстве ещё был цел,
ещё кипела в совхозе жизнь, и ребятни в Сосновке было много... теперь вот
плещется, плавает-ныряет Серёга – его, Петра Степановича, внук... жизнь
прошла, пролетела-промелькнула как один миг,
– Пётр Степанович,
полулёжа на траве, смотрел, как весело резвятся в воде Серёга и Толик, и
мысленно видел, вспоминал себя... конечно, жизнь не стоит не месте – всё в
жизни течёт, всё меняется, и сегодняшние Серёга и Толик уже были не
такими, каким в их возрасте со своими друзьями-сверстниками был он, Пётр
Степанович, и вместе с тем... вместе с тем не менялось, прежним оставалось
то главное, что было неподвластно бегу времени: жаром полыхающее лето,
медленно плывущие по небу облака, фонтаны брызг, радужно искрящихся на
солнце, молодые счастливые голоса, звонко раздающиеся над рекой... это и
ещё что-то незыблемое, такое же простое и понятное, как восходы и закаты,
как роса на утренней траве, как щебетание птиц в листве деревьев, было, по
мнению Петра Степановича, настоящим стержнем подлинной жизни...
Домой возвращались в обратном порядке: впереди, нажимая на педали,
мчались на своих «мустангах» Толик и Серёга, за ними мчался своим ходом
Пират, за Пиратом на «Москвиче» ехал Пётр Степанович; Пират время от
времени оглядывался, чтоб убедиться, что Пётр Степанович никуда не
свернул – что он, Пётр Степанович, не заблудился...
- Бабуля! – едва появившись во дворе Зинаиды Ивановны, громко и весело
прокричал Серёга. – Бойскауты есть хотят! Я ещё держусь на ногах, а Толян
уже два раза падал от голода в обморок – терял сознание... скоро мы будем
ужинать?
- Мои ж вы хорошие! – расплылась в счастливой улыбке Зинаида Ивановна. –
Проголодались... сейчас, сейчас будем ужинать! Мойте руки – садитесь за стол...
За ужином Серёга с Толиком, перебивая друг друга, рассказали Зинаиде
Ивановне, что остров находится недалеко и домчаться до него на
«мустангах» можно в два счёта, что сам остров замечательный, что дедуля,
возможно, плавать не умеет и потому он не купался, а Пират плавает отлично
и Пирату сегодня нужна на ужин двойная порция, – Пётр Степанович,
услышав Серёгино предположение, о том, что «дедуля, возможно, плавать не
умеет», рассмеялся, а Зинаида Ивановна, с умилением глядя на внуков, то и
дело напоминала им, чтоб они накладывали себе добавку, потому что, как
сказал Серёга, садясь за стол, аппетит у них, у него и у Толяна, «просто
зверский»; впрочем, в отсутствии аппетита внуки вообще ещё ни разу не
были замечены, и это Зинаиде Ивановне, всю жизнь проработавшей поваром,
нравилось больше всего.
- Ох, бабуля! Что б мы делали без тебя? У меня сейчас живот лопнет...
– Серёга, откинувшись на спинку стула, провёл ладонью по животу.
– Ты наелся, Толян? – Серёга посмотрел на Толика.
- Наелся, – Толик так же, как Серёга, откинулся на спинку стала. – Бабуля, у
тебя был термос большой в прошлом году... помнишь?
- Ну, он и сейчас есть – в шкафу стоит, – отозвалась Зинаида Ивановна. –
Зачем он тебе?
- Завтра мы с Серым на остров поедем – нужно будет взять с собой что-
нибудь пить, – пояснил Толик. – Еще покрывало какое-нибудь старое, чтоб
на нём загорать можно было... найдётся?
- Найду покрывало, – Зинаида Ивановна кивнула.
– А в термос налью вам
холодного взвара. Может, вам пирожков испечь – с собой возьмёте, там
перекусите? – Зинаида Ивановна перевела вопросительный взгляд с Толика
на Серёгу.
- Ага, и кастрюлю борща в придачу, если вдруг сильно проголодаются, –
иронически хмыкнул Пётр Степанович.
- Дедуля, мы серьёзные вопросы решаем, – с лёгкой укоризной в голосе
проговорил Серёга. – Пирожки, бабуля, испеки с печёнкой и картошкой... я
люблю с печёнкой и картошкой!
- Да, я тоже люблю с печёнкой и картошкой, И ещё с повидлом, – уточнил-
добавил Толик.
- Да, и с повидлом тоже, – согласился с Толиком Серёга. – Ещё, дедуля, нам
нужна будет небольшая лопатка... ну, типа как сапёрная. Найдётся у тебя
такая лопатка?
- Ну, с пирожками понятно... а лопатка вам зачем? – Пётр Степанович сделал
вид, что он не понимает, зачем Серёге нужна лопатка.
- Ну, мало ли...
– неопределённо проговорил Серёга, не вдаваясь в
подробности. – Вдруг пригодится...
- И ещё топорик нужен, – посмотрел на Пётра Степановича Толик.
– Небольшой топорик...
- А топорик зачем? – отозвался Пётр Степанович, разливая по чашкам чай, и,
едва спросив, он в то же мгновение подумал, что знает, зачем нужен топорик.
- Ну... мы, может, шалаш там сделаем, и нам потребуются ветки для этого...
да, Серый? – Толик посмотрел на Серёгу.
- Да! Топорик, дедуля, нам тоже нужен! – с энтузиастом поддержал Толика
Серёга, и Пётр Степанович, переводя взгляд с Толика на Серёгу, подумал,
что ничего... ничего не меняется в мире: что было, то и будет, и что
делалось, то и будет делаться, и как и он, Пётр Степанович, полвека назад со
своими друзьями искал на острове клад и увлеченно рыл там вместе с
другими блиндаж, так и теперь э т и мальчишки совсем из другого времени
точно так же хотят найти с в о й клад, хотят построить с в о й шалаш... эта
неистребимая тяга к с в о и м приключениям на с в о е й территории была
неподвластна времени, и никакими словами им, мальчишкам, сейчас не
объяснить, что никакого клада там нет, а шалаш там никому не нужен...
точнее, проговорить-сказать всё это, конечно же, можно, но надо ли это
делать? Вырастут, повзрослеют – и жизнь сама всё расставит по своим
местам...
- Будет вам и лопатка, и топорик – в придачу к пирожкам, – Пётр
Степанович, глядя на Зинаиду Ивановну, рассмеялся.
- Вот, дедуля! Теперь у тебя конструктивный подход! – одобрительно
проговорил Серёга.
- Да шалаш-то вам зачем? – на лице Зинаиды Ивановны обозначилось
неподдельное непонимание.
– Вы там что – жить собираетесь? Пётр
Степанович! Ты-то чего им потакаешь?
- Ну, шалаш – это не блиндаж, – хмыкнул Пётр Степанович – Пусть
занимаются! Крепче спать будут...
- Кстати, бабуля! – Толик посмотрел на Серёгу. – Ты нам светильник нашла?
А то я с Серым не высыпаюсь: он монстров боится, сам не спит и мне не
даёт... всю ночь только и слышу: «Толян, не спи – мне страшно в темноте»...
- Офигеть! – Серёга, никак не ожидавший от серьёзного, не склонного к
разным каверзам Толика такого выпада в свой адрес, изумлённо округлил
глаза. – Толян... тебя кто научил так врать?
- Ничего я не вру! – невозмутимо отозвался Толик, с трудом сдерживая смех.
- Бабуля! Не верь ему! – запальчиво проговорил Серёга. – Он сам боится, а на
меня стрелки переводит... сам всю ночь не даёт мне спать – только я
засыпать начну, а он, как маленький, тут же будит меня: «Серый, Серый, не
спи – мне страшно...»
- Ох, фантазёры! – засмеялась Зинаида Ивановна, вставая из-за стола.
– Сейчас ночник принесу – дедушка вам установит его, и будете спать
спокойно... никаких монстров не будет!
Зинаида Ивановна ушла в дом за ночником, а Серёга, показав кулак Толику,
посмотрел на Пётра Степановича:
- Дедуля, вот скажи мне... ты можешь ночью найти на небе Полярную
звезду?
- Конечно, могу! – отозвался Пётр Степанович.
- Можешь? – произнёс Серёга с такой интонацией, словно он не поверил
Петру Степановичу.
– Тогда, дедуля, скажи: а как ты находишь Полярную
звезду?
- По Большой Медведице, – с лёгким недоумением в голосе ответил Пётр
Степанович, не понимая, куда Серёга клонит – к чему он всё это спрашивает.
- Правильно! Тогда еще один вопрос, контрольный: на что похожа Большая
Медведица?
- Ну, на ковш похожа, – ответил Пётр Степанович.
– А ты зачем всё это спрашиваешь?
- Просто, дедуля, если б ты не знал, как находить Полярную звезду, я б тебе
показал... я вчера Толяну показывал! Толян ни фига не знал, как найти
Большую Медведицу, как найти Полярную звезду... я ему всё показал! Еще
хотел показать одно созвездие, но небо было в облаках – плохо было видно...
какое созвездие ты хотел увидеть? – Серёга деловито посмотрел на Толика.
- Кассиопею, – проговорил Толик, глядя на Серёгу с невольным изумлением.
- Да, правильно, Кассиопею, – Серёга деловито кивнул. –
Покажу сегодня, если небо будет звёздное...
- И как выглядит созвездие Кассиопеи? – Толик, глядя на Серёгу,
насмешливо прищурился.
- Как выглядит... вот покажу сегодня, и ты узнаешь, как выглядит, – не
растерялся с ответом Серёга.
– Как я сейчас тебе покажу, когда звёзд ещё нет?
- Ну, тогда хотя бы скажи, на какую букву похоже созвездие Кассиопеи, –
Толик, всё так же не сводя с Серёги насмешливого взгляда, ехидно
улыбнулся.
- Зачем мне заранее говорить? – Серёга сделал удивлённое лицо.
– Вот
покажу тебе вечером, как стемнеет, и ты сразу увидишь сам, на какую букву
похоже это созвездие...
- Ох, что-то мне, Серёга, сдаётся, что это Толик тебе показывал и Большую
Медведицу, и Полярную звезду... так, Толик, было дело? – Пётр Степанович
посмотрел на Толика.
- Конечно, я ему показывал! – фыркнул Толик. – Он вообще ничего не знал
ни про Большую Медведицу, ни про Полярную звезду!
- Дедуля! Ты кому больше веришь – мне или Толяну? – с лёгким азартом в
голосе произнёс-спросил Серёга.
- Вообще-то, Серёга, Толику я больше верю, – с улыбкой проговорил Пётр
Степанович,
- Ой, дедуля... какой ты доверчивый! Он сочиняет, а ты ему веришь...
– Серёга и лицом, и голосом изобразил разочарование.
- Вот вам светильник, – к столу подошла Зинаида Ивановна, держа в руках
ночной светильник в виде небольшого цветка, распустившего стеклянные
лепестки. – Света от него почти нет, но если повесить над дверью и нужно
будет ночью выйти, то света для этого вполне хватит, с дверью не
разминётесь.
- Отличный светильник! – оценил Серёга. – Нам как раз такой и нужен! А
скажи, бабуля... ты знаешь, что солнце на самом деле, быть может, уже
погасло, а нам еще двести лет будет казаться, что оно светит?
- Ну, на наш век хватит, – легкомысленно ответила Зинаида Ивановна. – И на
наш век хватит, и на ваш... я вам пирожки ещё с капустой испеку – на
природе аппетит всегда хороший!
- Серый! Чего ты всякую чушь говоришь? – на этот раз Толик возмутился
совершенно искренне, без какого-либо дурачества, и Серёга мгновенно
уловил это – посмотрел на Толика вопросительно:
- А что не так? Ты же сам мне вчера говорил...
- Что я тебе говорил? – ещё больше возмутился Толик. – Я говорил тебе, что
от Полярной звезды свет идёт до нас четыреста лет. А если Солнце погаснет,
то мы об этом узнаем через восемь минут – свет от солнца до нас идёт всего
восемь минут!
- Блин, ну попутал немного, – Серёга на миг смутился, но тут же, преодолев
смущение, нашел себе оправдание: – Ты сам, Толян, меня с толку сбиваешь:
то говоришь, что четыреста лет, то теперь говоришь, что восемь минут... тебя
ни фига не поймёшь!
- Чего ты не понимаешь? – изумился Толик. – Не понимаешь, где Солнце, а
где Полярная звезда?
Пётр Степанович, глядя на внуков, расхохотался.
- Да, Серёга, астроном из тебя никудышный!
- Ой, какие все умные здесь собрались, как я погляжу! Одни астрономы! –
фыркнул Серёга. – А Пират, между прочим, ещё не ужинал – мы поели, а он
голодный... вставай, Толян! Где, бабуля, ужин Пирата? Сидит там
голодный...
- Вот это ты правильно говоришь! – одобрительно проговорил Пётр
Степанович, поднимаясь вслед за Серёгой.
– Звёзды звёздами, а ужин по
расписанию... идёмте, бойскауты, я свет вам сделаю!
Пока Пётр Степанович возился с ночником, Серёга с Толиком покормили
Пирата, по очереди сходили в душ, налили в бак воды на завтра; «мустанги»
были под замком, и, таким образом, все дела были переделаны – оставалось
лишь дождаться, когда уйдёт Пётр Степанович.
- Принимайте работу! – весело проговорил Пётр Степанович, складывая
инструмент. – Света почти нет, так что будете ночник оставлять включенным
на ночь – мешать он не будет. Зато если кто-то ночью проснётся, то сразу
видно, где выход... так вы хотели?
- Сейчас, дедуля, проверим! Допустим, что я Толян, и вот... – Серёга упал на
кровать Толика, – вот Толян спит... – Серёга, закрыв глаза, захрапел, – и надо
Толяну встать... и чтоб не тревожить Серого – чтобы Серого не будить,
Толян видит горящую на стене звезду, смело встаёт самостоятельно...
– Серёга, говоря это, встал с кровати Толика, – и идёт прямо на выход – не
бьётся об стенку лбом, а без промаха попадает прямо в дверной проём... где
его поджидают монстры... а -а -а! – Серёга засмеялся.
– Монстры хватают
Толяна, но тут просыпается Серый... ну, то есть, я просыпаюсь... – пояснил
Серёга Петру Степановичу, – Серый, вскочив со своей кровати, ни секунды
не раздумывая, стремительно бросается на помощь Толяну, бесстрашно
бьётся с монстрами, спасает Толяна, и... отличный светильник, дедуля!
- Офигеть, какой ты сказочник! – Толик рассмеялся. – Это сейчас ты такой
бесстрашный, пока дедуля здесь, а как только дедуля уйдёт, так сразу
начнётся другое кино...
- Какое другое кино? – тут же проговорил Серёга, с весёлым прищуром глядя
на Толика.
– Ты на что, Толян, намекаешь – про какое другое кино
говоришь? – И, видя, что Толик растерялся, тут же подсказал Толику вариант
ответа: – Намекаешь, что это ты меня спасёшь от монстров, а не я тебя?
- Вот именно! – отозвался Толик. – Именно так и будет!
- Артисты! – рассмеялся Пётр Степанович.
– Раньше домовым друг друга
пугали, а теперь попридумали всяких монстров... – Пётр Степанович достал
из кармана пачку с сигаретами, и они вышли на улицу.
– Вы завтра когда
планируете ехать на остров? – поинтересовался Пётр Степанович, закуривая.
- Ну, я не знаю... – пожав плечами, Серёга посмотрел на Толика. – Когда мы,
Толян, поедем?
- Я думаю, после завтрака... часиков в десять,
– отозвался Толик,
вопросительно глядя на Петра Степановича.
- Да, правильно. Я тоже так думаю, – подтвердил Серёга. – Часиков в десять.
- Тогда завтра утром я вам сделаю плот, чтобы вы...
- Вау! – не дослушав Петра Степановича, воскликнул Серёга.
– Мы поплывём на остров на плоту! Толян, я буду капитаном!
- Маленький плот, – уточнил Пётр Степанович, глядя с улыбкой на Серёгу. –
Чтоб вы могли на нём переправлять туда пирожки... а оттуда будете вывозить
клад... нужен вам такой плот?
- Да, еще термос будет, ещё покрывало...
– Толик одобрительно кивнул
головой. – Небольшой такой плот, метр на метр. А сверху можно прикрепить
какую-нибудь чашку большую или тазик, куда всё можно будет складывать,
чтоб не замочить.
- Соображаешь! – Пётр Степанович одобрительно улыбнулся.
– Так и сделаем.
- Дедуля, мы Пирата с собой возьмём! Можно? – Серёга вопросительно
посмотрел на Пётра Степановича.
- Берите, – согласился Пётр Степанович; Пират, стоявший рядом – молча
принимавший участие в разговоре, услышав своё имя, закрутил хвостом. –
Будешь купаться? – Пётр Степанович ласково потрепал Пирата за шею, и
Пират быстрее закрутил, завертел хвостом, таким вполне наглядным образом
утвердительно отвечая на вопрос Пётра Степановича.
- Тогда ты скажи бабуле, что нас будет не двое, а трое! Ну, чтоб бабуля на
Пирата тоже испекла пирожков...
– проговорил Серёга.
– Он ведь тоже
проголодается!
- Ох, Пират, разбалуют тебя эти бойскауты... то бутерброды с колбасой, то
пирожки, – засмеялся Пётр Степанович. – Начнёшь нос от каши воротить...
Пётр Степанович рассказал внукам, почему к Пирату нельзя лезть, когда он
ест, почему Пират никогда не будет есть то, что ему даст какой-нибудь
незнакомец, что однажды Пират, когда он был совсем ещё молодым и
глупым, чуть не сошел с ума, играя с ёжиком... между тем, летние сумерки
незаметно перешли в ночь, и на небе зажглись яркие звёзды...
- Значит, план на завтра у вас есть, – проговорил Пётр Степанович, подводя
итог прошедшему дню. – Ночник я вам сделал... что-то ещё нужно?
- Нет! – в один голос отозвались-ответили Серёга и Толик и, посмотрев друг
на друга, рассмеялись.
- Ну, и отлично! Тогда я пойду, отдыхайте, – Пётр Степанович направился к
калитке, но, не дойдя до калитки, неожиданно остановился – посмотрел на
звёздное небо. – А ну-ка, Серёга... – Пётр Степанович оглянулся. – Идите-ка
сюда! – позвал он внуков, и, когда Серёга с Толиком подошли, снова
посмотрел на небо. – Покажи мне, Серёга, где там Большая Медведица!
- Ты же, дедуля, сказал за ужином, что ты сам можешь найти Большую
Медведицу, – Серёга хитро прищурился. – Или ты просто так сказал – чуть-
чуть обманул нас?
- Ну, находил когда-то...–
хмыкнул Пётр Степанович, глядя на небо.
– Может, я уже забыл... столько звёзд на небе! Можно и потеряться – забыть,
что где. Покажи мне сейчас – напомни...
- Легко! – отозвался Серёга, и они, Серёга и Толик, задрали головы вверх. –
Смотри, дедуля, куда я показываю... – Серёга поднял вверх руку и, показывая
пальцем в небо, бойко повторил всё то, что ему вчера говорил про Большую
Медведицу Толик. – Вспомнил? – Серёга посмотрел на Петра Степановича.
- Вспомнил, – отозвался Пётр Степанович, пряча улыбку. – Ну, а как теперь
найти Полярную звезду? От чего проводить прямую линию?
- Ой, дедуля, ну ты совсем ничего не помнишь... смотри! Берём внешнюю
сторону ковша, противоположную изогнутой ручке...
– Серёга, объяснив
Петру Степановичу, как найти Полярную звезду, посмотрел на Толика: –
Правильно?
- Правильно, – кивнул Толик.
- Вот, дедуля! Вчера я Толяну всё точно так же рассказал и показал, и теперь
Толян тоже знает, как среди множества звёзд находить и Большую
Медведицу, и Полярную звезду. Так, Толян? – Серёга посмотрел на Толика.
- А какое созвездие ты, Серый, хотел мне вчера показать, но не смог, потому
что небо было не очень ясное? – с нескрываемым ехидством в голосе
проговорил Толик, посмотрев на Серёгу.
- Какое созвездие? – Серёга сделал вид, что не понимает, о чём его
спрашивает Толик.
- Да, какое созвездие ты мне хотел ещё показать? Как оно называется? – всё с
тем же ехидством в голосе уточнил Толик.
- Какой ты, Толян, нетерпеливый! Вот покажу тебе это созвездие, и ты всё
узнаешь: и как оно называется, и как его можно найти, – не растерялся с
ответом Серёга.
– Дедуля вспомнить сейчас хотел лишь про Большую
Медведицу и про Полярную звезду, а не про все созвездия, что на небе. Я
дедуле вспомнить помог – всё показал. И вообще... не будем дедулю
задерживать! Дедуля уже уходить собрался, а ты, Толян, со своими
созвездиями мозги нам паришь... правильно, дедуля, я говорю?
- Ох, болтуны! – рассмеялся Пётр Степанович. – Всё, закрывайте калитку, я
пошел...
Пётр Степанович растворился в темноте, и Серёга и Толик, оставшись одни,
вопросительно посмотрели друг на друга.
- Идём спать? – проговорил Серёга чуть изменившимся голосом.
- Идём, – словно эхо, отозвался Толик, и его голос тоже едва уловимо
изменился – голос Толика был не таким, каким он разговаривал с Серёгой в
присутствии Пётра Степановича.
В комнате горел ночник; света от него действительно было не много – ровно
столько, чтоб различать силуэты предметов, и потому свет ночника никак не
мог мешать ни засыпанию, ни сну... вот только спать ни Серёга, ни Толик не
собирались, и дело было вовсе не в том, что свет ночника создавал
атмосферу, располагавшую к разным приятным шалостям, а дело было в
музыке – в том юном неистребимом желании, которое то приглушалось,
теряя остроту, или даже вроде как испарялось, пропадало совсем, уступая
место другим, более насущным мыслям-занятиям, то вновь возвращалось,
накатывало, вспыхивало с новой неодолимой силой, и тогда музыка снова
звала, снова томила сладостным предвкушением.
- Толян... – приглушенно проговорил Серёга, едва они оказались в комнате;
тех нескольких секунд, что они шли от калитки до комнаты, оказалось
вполне достаточно, чтоб у Серёги встал, твёрдой горячей сладостью налился
член; Толик, вошедший в комнату первым, был в полушаге перед Серёгой, и
Серёга, выдохнув имя Толика, непроизвольно сжал, стиснул пальцами через
шорты свой напряженный член.
- Что? – так же приглушенно отозвался Толик; он хотел повернуться к
Серёге, но не успел – Серёга прижался к нему сзади, с силой вдавился пахом
в податливо-сочную попу, и Толик почувствовал через шорты и трусы
напряженно твёрдый Серёгин член.
Одной рукой обняв, обхватив Толика поперёк груди – прижав Толика к себе,
Серёга другой рукой уверенно, по-хозяйски скользнул Толику в трусы; член
у Толика тоже стоял, и Серёга, обхватив ладонью твердый горячий ствол – с
силой вжимаясь пахом в упругие булочки Толика, через шорты и трусы
ощущая членом сочно-мягкие круглые ягодицы, приоткрывшимися губами
скользнул по шее Толика, предвкушая грядущий кайф...
- Блин, Серый... давай разденемся! – тихо выдохнул Толик, через шорты и
трусы ощущая, как Серёга вдавился в его булочки напряженно твёрдым
членом; Толик непроизвольно – совершенно непреднамеренно – подался
задом назад, со своей стороны без какого-либо намёка ещё сильнее вжался,
вдавился попой в Серёгин стояк, и...
Конечно, при тех отношениях, какие сложились между мальчишками в пору
их взросления, с учётом совместного их проживания, располагавшего к
самым разным сексуальным шалостям и подростковым экспериментам, рано
или поздно э т о должно было произойти... просто идут к этому главному
аккорду древней музыки все по-разному: у кого-то э т о происходит сразу,
без всякой раскачки и рефлексии, а для кого-то нужно время, чтобы созреть,
чтоб осознать и почувствовать желание именно э т о г о, – Толик и Серёга,
сладостно кайфуя на своей волне, ещё ни разу не подумали о том, чтобы
взять друг у драга в рот или вставить друг другу в зад, и вовсе не потому они
об этом не думали, что было у них на это какое-то внутреннее табу, а просто
они, лаская друг друга, поочерёдно раскачиваясь друг на друге и таким
образом имитируя половые акты, вполне удовлетворялись такой формой
секса – они кайфовали и кончали... но ведь это – до поры до времени, или,
как говорил один древний мудрец, всему своё время, – Серёга, прижавшись
возбуждённым членом к попе Толика, совсем не думал о том, чтобы Толику в
попу вставить, и Толик, непроизвольно двинув попой назад, точно так же не
думал о том, чтоб Серёге в попу дать... они оба об этом – о продвижении
дальше, о расширении своего сексуального опыта – ещё не думали, ещё
осознанно не помышляли, и потому не подумали теперь, совершая эти
телодвижения, но ведь рано или поздно э т о у мальчишек, у Серёги и
Толика, всё равно бы случилось, как случается это у большинства
подростков, в пору взросления экспериментирующих друг с другом на пути
познания сексуальных возможностей, сексуальных открытий и сексуального
разнообразия, – Толик двинул попой назад, напирая сочными булочками на
возбуждённый Серёгин член, и Серёга – неожиданно для себя – на это
движение Толика проговорил, отозвался-отреагировал:
- Толян... давай, я в жопу тебе вставлю – в жопу... в попу тебя выебу...
хочешь? – Серёга произнёс это прежде, чем он об э т о м подумал, и в тот
момент, когда он говорил это, вжимаясь членом в булочки Толика, он совсем
не чувствовал, что он действительно хочет этого... его предложение
двинуться дальше в поиске новых, еще не изведанных ощущений, было
спонтанным, у Серёги, сказавшего так, не было четко осознаваемой цели
перейти от сладостного, вполне удовлетворяющего фроттажа к настоящему
анальному сексу, но... слова, произносимые вслух даже без всякого явного
намерения, порой способны материализоваться, и Серёга, едва сказав-
проговорив «давай, я в жопу тебе вставлю – в жопу... в попу тебя выебу», тут
же почувствовал, что он действительно хочет... он хочет это сделать – хочет
реально п о п р о б о в а т ь то, о чём спонтанно сказал-проговорил –
произнёс вслух...
- Давай, я тебе вставлю... хочешь? – тут же отозвался Толик, делая Серёге
своё – встречное – предложение; он, Толик, не удивился и не дёрнулся, не
возмутился, не попытался отстраниться от Серёги, прижимавшегося своим
стояком к его голой попе... он, Толик, ответил на Серёгино предложение так,
словно он ждал этих слов, ждал от Серёги такого предложения, и хотя он,
Толик, об анальном сексе применительно к себе и к Серёге тоже ещё не
думал, ещё не испытывал такого явно осознаваемого желания, но та музыка,
что вела их, само развитие их сладостных отношений, их юное упоение
сексом друг с другом, где каждый сам для себя был неофитом,
первопроходцем, открывающим новый прекрасный мир ранее неведомого
наслаждения, их постоянно возникающее желание, обусловленное
естественной подростковой геперсексуальностью – всё это укладывалось в
логику дальнейшего продвижения вперёд, и потому слова Серёги,
произнесённые им как бы в шутку, тут же обрели для Толика, как и для
Серёги, практический смысл... да-да, вставить в жопу – выебать друг друга...
трахнуть друг друга в попу... а почему бы нет? Никаких препятствий для
того, чтоб сделать это, чтоб шагнуть дальше, чтобы сделать шаг к новому,
еще не испытанному наслаждению, не было... никаких препятствий не было!
- Толян, я серьёзно тебе говорю... давай! – в голосе Серёги его юное
возбуждение переплелось с таким же юным нетерпением, и оттого его
«давай!» прозвучало напористо и уверенно; Серёга, уже предвкушая ещё ни
разу им не испытанное, совершенно новое, неведомое ему, но уже ощутимо
желаемое им д е й с т в о, с силой вдавился членом в булочки Толика, и это
желание-предвкушение тут же отозвалось новой волной щекотливо-сладкого
зуда и в самом члене, напряжённо твердом, как кол, и в звеняще набухшей
промежности, и в сжатых, туго стиснутых мышцах девственного ануса...
собственно, в попе всегда сладко свербело: и когда Серёга дрочил, и когда он
елозил по Толику, двигая ягодицами – сжимая анус... мышцы сфинктера
всегда сладко-сладко зудели, словно их покалывало миллионом невидимых
микроскопических иголок, так что Серёга при дроче, сунув руку себе между
ног, нередко трогал себя т а м указательным пальцем, касался подушечкой
пальца стиснутой дырочки, отчего наслаждение каждый раз становилось еще
более сильным, более сладостным; но теперь... в свете новой
открывшейся возможности мышцы сфинктера, казалось, не просто полыхали
от сладостного зуда, а как будто вибрировали, предвкушающе дёргались, то
сжимаясь, то разжимаясь... так сильно Серёге хотелось новизны!
- Я тоже серьёзно... тоже не шучу! – возбуждённо отозвался Толик, чьё туго
стиснутое, девственное сжатое очко, точно так же налитое сладостным
зудом, невидимо полыхало от желания-предвкушения. – Чувствуешь, какой
он горячий? – чуть слышно прошептал Толик, имея в виду свой несгибаемо
напряженный член, который Серёга ласкал, тискал-сжимал в своём кулаке.
– Хочешь его почувствовать в попе?
-Хочу... я всё хочу! – уверенно, нетерпеливо выдохнул Серёга, обдавая шею
Толика горячим дыханием. – Раздевайся, Толян, я тебе вставлю! Потом ты
мне вставишь – меня трахнешь... раздевайся! – Серёга, выпустив Толика из
своего объятия, рывком дёрнул с себя шорты вместе с трусами вниз, и член
его, полузалупившийся, разогретый трением о Толиковы булочки, тут же
упруго подпрыгнул вверх, словно ракета, устремлённая к звёздам; Толик,
развернувшись – повернувшись к Серёге лицом, точно так же рывком дёрнул
вниз вместе с трусами шорты с себя, и член его, полностью залупившийся,
разогретый кулаком Серёги, точно так же подпрыгнул, подскочил вверх.
– Толян... – Серёга, качнувшись вперёд, прижался к Толику – с силой прижал
Толика к себе, член Серёгин вдавился Толику в живот, член Толика
параллельно с членом Серёги вдавился в живот Серёгин, и руки их
одновременно опустились вниз – ладони Серегины, скользнув по сочно-
упругим булочкам Толика, вжались в голую попу Толика, а Толик вдавил
ладони свои в такую же голую попу Серёги. – Толян... – еще раз выдохнул,
прошептал Серёга, и губы их сами собой слились в сладостном поцелуе...
Музыка... вечная музыка властно вела мальчишек в новые райские кущи,
ещё не открытые ими, ещё не познанные, но уже о щ у т и м о возникшие на
горизонте не обманчивым миражом, а вполне возможной реальность, и они,
обычные мальчишки, на пороге своего стремительного взросления не
растлённые ложью «духовных скреп», не извращенные лицемерием
«нравственных ценностей»,
не отравленные тлетворным воздухом
насаждаемой кукловодами ненависти ко всему, что не вписывается в
прокрустово ложе унылой обыденности, слышали только эту древнюю, эту
сладко чарующую, эту упоительную музыку – музыку своей юности, –
обнаженные, они стояли посередине слабо освещенной ночником комнаты, с
жадной неутолимостью поочерёдно сосали друг друга в губы, тёрлись друг о
друга сладко напряженными членами, тискали, мяли-ласкали ладонями
скульптурно округлые, по-мальчишески небольшие и вместе с тем сочно-
упругие, на ощупь мясистые булочки, и это... это был кайф!
- Серый, давай... – Толик, оторвавшись от губ Серёгиных, потянул Серёгу к
своей постели. – Становись... – нетерпеливо прошептал-скомандовал Толик,
едва они оказались у постели.
- Почему я? – с лёгким недоумением в голосе отозвался Серёга.
– Я тебе первый предложил...
- И что? Кто из нас старший брат? Ты или я? – напористо прошептал Толик,
поворачивая Серёгу к себе задом. – Давай, Серый... наклоняйся! Потом ты
меня тоже... ты мне вставишь потом тоже – в жопу выебешь меня... давай!
- При чём здесь это – кто старший, а кто младший? – всё с тем же
недоумением в голосе парировал Серёга. – Какое это сейчас имеет значение?
Старший или младший... это сейчас не считается!
- Боишься? – тихо засмеялся Толик, пытаясь удержать Серёгу задом к себе.
- Ничего я не боюсь! – Серёга, крутанувшись в руках Толика, повернулся к
Толику лицом.
– А только я это предложил... первый я предложил – и я
первым тебе вставлю... если ты хочешь, чтобы мы трахнулись по-
настоящему...
- Ты, блин, как маленький! – тихо фыркнул Толик. – Какая, блин, разница –
кто первый, а кто второй...
- Вот именно! – живо подхватил Серёга. – Нет никакой разницы, а потому,
Толян, я тебя первым выебу... ты или согласен со мной, или...
- Или что? – перебил Серёгу Толик, щупая напряженно твёрдый Серёгин
член.
- Или то! В жопу не будем ебаться... – проговорил Серёга, но та интонация, с
какой он это сказал-проговорил, никак не свидетельствовала о том, что он
сам верит в то, что произнёс.
- Серый... ты такой придурок! – тихо засмеялся Толик, во взгляде которого
плавилось-искрилось весёлое вожделение; они опять стояли лицом друг к
другу, и Толик, не выпуская из ладони напряженный Серёгин член, чуть
качнулся в сторону Серёги, одновременно с этим свободной рукой обняв,
обхватив Серёгу за шею; губы их снова слились в жарком поцелуе взасос...
конечно, Серёга сморозил глупость, сказав «не будем», эта его «угроза» была
полной фигнёй – и потому, что при тех доверительных отношениях, какие у
них сложились, не было никакой разницы, кто кого будет трахать первым, и
потому,чтотрахвпопупростобылуже неизбежен притех
отношениях, что между ними сложились под древнюю музыку неистребимой
страсти... оторвавшись от губ Серёги, Толик, прекращая глупый ненужный
спор, со словами:
- Блин... что ни сделаешь для младшего брата! – решительно повернулся к
Серёге задом. – Вставляй, извращенец... всовывай первым!
- Вот! Так бы сразу и делал, – лицо Серёгино расплылось в улыбке; он
прижал ладони к ягодицам Толика, и ладони его наполнились сочно-упругой
мякотью.
– Какая классная попочка... хочется даже щекой прижаться! –
возбуждённо прошептал Серёга.
- Так прижмись... – т ихо засмеялся Толик.
- Может, и прижмусь... – не замедлил с ответом Серёга; он ладонями развёл,
раздвинул ягодицы Толика в стороны и, чуть присев, не придерживая член,
не направляя его рукой, дёрнул вперёд бёдрами, полагая, что мимо цели он
не промажет.
- Куда ты ширяешь? – тут же отреагировал Толик. – Попасть не можешь?
- Блин, темно... ничего не видно! Толян... давай свет включим? –
полувопросительно проговорил Серёга. – Включить свет?
- Ну... я не знаю, – отозвался Толик; в принципе, они уже трахались при
свете, но тогда, когда они трахались, они просто лежали в постели –
обнимались, тёрлись друг о друга, сосали друг друга в губы, а теперь...
теперь нужно было показывать, выставлять на обозрение своё самое
интимное место, и...
– Ты, когда в душ ходил, очко подмывал? – спросил
Толик и отчего-то тут же смутился, словно задал вопрос о чем-то очень
личном – о чём-то таком, о чём спрашивать, проговаривать вслух не принято.
- Да, – Серёга кивнул головой. – Я, когда в душе моюсь, всегда жопу мою...
ну, то есть, всегда подмываюсь. А ты разве нет? – в голосе Серёги
послышалось лёгкое удивление.
- Я тоже мою – тоже всегда, – отозвался Толик.
– Я просто спросил...
включай свет! Если ты, блин, ничего не видишь – если не можешь попасть
куда надо... включай!
- Сейчас ты узнаешь, как я не могу... – предвкушающе рассмеялся Серёга и,
торопливо прошлёпав голыми ступнями к двери, щелкнул выключателем;
комната озарилась ярким светом; шорты-трусы мальчишек лежали на полу –
там, где они их сняли, голый Толик с торчащим членом стоял у края своей
постели в полной готовности... улыбаясь Толику, Серёга с торчащим членом
так же быстро вернулся назад – к стоящему в пол-оборота Толику.
– Всё, Толян... давай! – в голосе Серёги было вожделеющее нетерпение.
– Наклоняйся...
Толик, повернувшись к Серёге задом, послушно наклонился – опёрся руками
о край постели, и его белые булочки чуть раздвинулись, разошлись в стороны.
- Вот... теперь совсем другое дело! – одобрительно проговорил Серёга, с
юным нетерпением глядя на попу Толика.
– Теперь я не промажу...
– обхватив тугие булочки ладонями, Серёга сильнее развёл, растянул их в
стороны, и глазам его открылся туго сжатый вход, похожий на точку в
центре небольшого бледно-коричневого кружка.
– Толян... у тебя волосы
растут вокруг очка... не густые, но длинные... черные... – прокомментировал
Серёга, рассматривая Толиков вход.
- У всех растут, – отозвался Толик, ожидая, когда Серёга ему вставит. – Ты,
блин, трахать меня будешь или жопу мою будешь рассматривать? – с лёгкой
досадой в голосе уточнил Толик.
- Ну... одно другому не помеха! – отозвался Серёга; он на мгновение замер,
что-то соображая, и, уже в следующее мгновение сообразив, выпустив из
ладоней булочки Толика, отступил в сторону – повернулся к Толику задом.
- Ты чего? – Толик, повернув назад голову, с недоумение посмотрел на
Серёгу.
- Толян, посмотри...
– Серёга, решительно наклонившись, ладонями
раздвинул, растянул в стороны ягодицы свои. – У меня растут?
Толик увидел то же самое, что минуту назад увидел Серёга: маленькая точка
сомкнутого входа, обрамлённая небольшим бледно-коричневым кружком,
чуть заметно вздрагивала, шевелилась – словно подмигивала-манила; вокруг
пигментированного кружка росли негустые, не очень длинные волосы,
хаотично сложенные черными завитками,
– глядя на Серёгино очко,
выставленное Серёгой для обозрения, Толик невольно почувствовал новый
прилив щекотливой сладости в своей промежности.
- Отличное влагалище! – произнёс Толик, чувствуя неодолимое желание
вогнать, вставить в Серёгу свой напряженный, ало залупившийся стояк.
– Серый, давай я тебя... я тебя выебу сначала – трахну первым тебя по-
быстрому, а потом меня ты натянешь... давай! – опираясь о край постели
одной рукой, пальцами второй руки наклонившийся Толик сладострастно
стиснул свой член в районе уздечки.
- Волосы есть? – уточнил Серёга, пропуская мимо ушей совершенно
ненужное, неуместное предложение Толика изменить очерёдность потери
девственности.
- Есть, – коротко выдохнул Толик, глядя на крепко стиснутый Серёгин вход.
- Вот! У меня как у тебя – тоже растут там волосы! У нас всё с тобой, Толян,
одинаково! – с непонятной Толику радостью проговорил Серёга, снова
поворачиваясь к Толику напряженно задравшимся, сочно залупившимся
членом; он, Серёга, сам не знал, почему это важно – быть похожими друг на
друга... и даже не в смысле наличия волос вокруг очка, а важно было быть
похожими друг на друга вообще, то есть во всём, словно такая похожесть
ещё больше, еще сильнее сближала их, сливала их воедино, в одно целое –
словно похожесть такая была залогом, была надёжной гарантией
нерасторжимости их дружбы. – Ноги, Толян... ноги шире разведи – расставь
в стороны! – уверенно проговорил Серёга, снова становясь позади
наклонившегося, дугой изогнувшегося Толика.
Ничего не говоря в ответ, Толик послушно раздвинул ноги и, обхватив
руками свои ягодицы, растянул их в стороны, отчего очко его, девственно
сжатое, туго стиснутое, оказалось перед Сёрёгой как на ладони.
- Засовывай! – коротко проговорил Толик; не предложил, а скорее приказал –
ожидание новых, ещё неведомых, ещё непознанных ощущений подталкивало
Толика идти вперёд.
За стенами домика была уже ночь – тёплая летняя ночь пеленала землю, и
миллиарды звёзд безмолвно мерцали в глубине бесконечного космоса... а в
ярко освещённой комнате два самых обычных мальчишки, как миллионы
других таких же мальчишек в разных странах на разных континентах, были
готовы сделать новый шаг на пути постижения себя и секса, – держа двумя
пальцами свой напряженный, несгибаемо твёрдый член у основания, Серёга
приставил обнаженную, сочно залупившуюся головку к бледно-коричневому
кружку, расположенному аккурат по центру в небольшом углублении между
растянутыми булочками, и... понятно, что не все поголовно, но миллионы
мальчишек по всему миру – младше Серёги и Толика или старше их, в лесу
на траве или дома в постели, зимой или летом, днём или ночью, в больших
городахиливмалыхселениях–делаютэтокогда-либо в первыйраз, и
у кого-то всё получается сразу, с первого раза, а у кого-то... в комнате горел
свет, четырнадцатилетний Толик, низко наклонившись, стоял у своей
постели, ладонями заведённых назад рук растянув ягодицы в стороны, и
четырнадцатилетний Серёга, затаив дыхание, думая, что вставить член в
попу Толика не составит никакого труда, с силой надавил пламенеющей
головкой на бледно-коричневый кружок, в центре которого был туго сжатый
вожделенный вход, – Толик, почувствовав тупую боль, невольно дёрнулся,
стремительно подался всем телом вперёд, торопливо отстраняясь от Серёги –
уворачиваясь от боли...
- Ты чего? – возбуждённо прошептал Серёга, никак не ожидавший такой реакции.
- Больно! – коротко ответил, выдохнул Толик, и Серёга увидел, как мышцы
сфинктера у Толика сокращаются, словно таким образом, двигая, сжимая
мышцы сфинктера, Толик гасит, выдавливает, нивелирует последствия
неудавшегося проникновения.
- Блин... чего тебе больно? – с лёгким недоумением в голосе отозвался Серёга.
– Я даже не всунул – полшишки не вставил... давай ещё раз! –
Серёга, обхватив ладонями бёдра Толика, потянул зад Толика на себя.
- Серый... ты не спеши – постепенно, медленно всовывай... не ширяй со всей
дури! – вновь принимая исходное положение – снова растянув ладонями в
стороны ягодицы, проинструктировал Серёгу «опытный» Толик.
- Я не спешу, – отозвался Серёга, направляя член.
Но и вторая попытка, и третья успехами не увенчались – едва Серёга
предпринимал попытку войти в Толика, как Толик тут же стремительно
уклонялся от напора Серёгиного члена, резко дёргался, отводя свой зад в
сторону или стремительно выгибаясь вперёд... ни фига у Серёги не
получалось вставить член в попу Толику; конечно, упорство Серёгино было
достойно уважения, но... всё было напрасно – всё было безрезультатно!
- Ты, блин, какой-то нежный – потерпеть не можешь... чего ты дёргаешься,
как девочка? – с лёгкой досадой в голосе проговорил Серёга, не зная, что
надо ещё предпринять, чтобы добиться желаемого.
- Сейчас я посмотрю, как ты дёргаться не будешь, – отозвался Толик,
выпрямляясь. – Давай, я тебя... я тебе вставлю! – Толик сладострастно сжал,
стиснув в кулаке свой член.
- Давай! – не стал возражать Серёга. – Отходи...
Серёга хотел поменяться с Толиком местами, но Толик неожиданно
проговорил:
- Ложись на кровать! Давай по-другому попробуем...
- На живот ложиться? – уточнил Серёга; собственно, Серёга даже не спросил
это, а просто проговорил вслух, потому как ему, Серёге, и без вопроса было
понятно, что Толик должен быть сзади, а значит ему, Серёге, лечь надо на
живот; не дожидаясь ответа от Толика, Серёга вытянулся на постели Толика
попой вверх; упираясь щекой в подушку, он вывернул назад руки, чтоб
ладонями развести, раздвинуть в стороны ягодицы.
- На спину ложись! – скомандовал Толик, уже представляя, как именно надо
попробовать.
- На спину? – в голосе Серёги прозвучало удивление; подчиняясь команде
Толика, Серёга перевернулся на спину, и его член, по-прежнему
напряженный, ало залупившийся, под углом замер над плоским Серёгиным
животом; не очень крупные яйца у основания члена были рельефно обтянуты
кожей мошонки, уздечка на члене, разделяя алую головку на две половинки,
была натянута; Серёга, пальцами правой руки взяв свой стояк у самого
основания, оттянул его от живота – направил вертикально вверх. – Толян...
сядь не него! Ну, то есть, ты сам... сам сядь, как тебе удобнее, я буду просто
лежать! – мысль о возможности т а к о й конфигурации для достижения
цели возникла в Серёгиной голове внезапно, и Серёга тут же этой мыслью
поделился с Толиком. – Давай... давай так попробуем!
- То есть... сесть на стояк самому? – Толик, легонько сжав твёрдый Серёгин
член в кулаке, проговорил это так, словно он, Толик, вдруг оказался перед
выбором: делать так или не делать. – Ты хочешь попробовать так?
- Да! – ни секунды не раздумывая, горячо выдохнул Серёга. – Давай, Толян...
так у нам точно всё получится! Вот увидишь!
- Ну... можно будет попробовать и так, как ты говоришь, это тоже идея
–сесть на стояк сверху... но не сейчас! Сейчас мы попробуем по-другому...
–Толик, выпустив из кулака член Серёгин, тем же самым кулаком сжал,
сладостно стиснул член свой, такой же горячий и твердый, пламенеющий
сочно обнаженной головкой. – Поднимай ноги!
Подчиняясь Толику, Серёга послушно вскинул ноги вверх, и они тут же сами
собой сложились в коленях, – Серёга, понявший, как именно хочет Толик,
руками прижал колени к плечам, отчего ягодицы его раздвинулись, широко
распахнулись в стороны, и в х о д Серёгин, туго стиснутый, девственный,
ещё никогда и никем не протыкаемый, оказался перед Толиком как на
ладони; редкие длинные волосы окаймляли небольшой бледно-коричневый
кружок, в центре которого конвульсивно вздрагивали стянутые в точку
мышцы сфинктера, – Толик, до того стоявший рядом с кроватью, быстро стал
на колени позади лежащего на спине Серёги – аккурат перед его
распахнутыми ягодицами...
- Офигеть, в какой ты классной позе... – возбуждённо прошептал Толик, он
придвинулся к Серёге ближе и, одной рукой опёршись о постель –
наклонившись, нависнув над Серёгой, другой рукой приставил головку члена
к Серёгиному очку. – Чувствуешь? – прошептал Толик, глядя Серёге в глаза.
- Да, – отозвался Серёга; он опустил ноги на плечи Толика и, обхватив
ладонями свои ягодицы, еще сильнее растянул их в стороны, полагая, что
таким образом член войдёт ему в попу наверняка.
– Давай, Толян... всовывай! Постепенно всовывай, не торопись...
Толик, затаив дыхание, медленно нажал, надавил головкой члена на туго
стиснутый Серёгин вход, и... в то же мгновение, едва Толик с усилием
надавил на очко, пытаясь войти в Серёгу, Серёга, коротко ойкнув,
стремительно дернулся, колыхнул задом в сторону, ускользая от твёрдого,
как кол, члена Толика – уворачиваясь от неожиданно сильной, тупо
полыхнувшей между ног боли.
- Толян, блин! Больно! – выдохнул Серёга, и лицо его исказилось невольной
гримасой.
- Ну... давай еще раз попробуем! – Толик, говоря это, снова приставил
головку члена к бледно-коричневому кружку Серёгиного очка.
- Ты, блин, совсем тупой? Или как? – Серёга, тут же оттолкнув ребром
ладони член Толика в сторону, прикрыл ладонью своё очко. – Я говорю тебе,
что больно...
- Какой ты, блин, нежный... потерпеть не можешь? – Толик, глядя на Серёгу,
тихо засмеялся.
– Дёргаешься, как девочка... давай еще раз попробуем! Я
только одну попытку сделал... так, блин, нечестно!
- Толян, я не могу...
– отозвался Серёга, но в его голосе не прозвучало
должной уверенности в том, что он реально не может, и Толик, тут же
воспользовавшись Серёгиным колебанием – отведя ладонь Серёги в сторону,
снова приставил головку члена к очку.
- Серый... ещё один раз... ещё раз попробуем...потерпи! – прошептал Толик,
не теряя надежду добиться желаемого; он медленно, осторожно надавил
головкой члена на Серёгино очко, и... снова у них – у Толика и Серёги –
ничего не получилось: «ещё раз» опять не увенчался успехом, очко Серёги,
как до этого очко Толика, устояло под напором вторжения...
Толик, оттолкнувшись от Серёги, откинулся в сторону – лёг на спину рядом с
Серёгой, вытянувшись во весь рост; Серёга, опустив ноги – повернув к
Толику голову, разочарованно проговорил:
- Видишь... ни фига не получилось – ни у тебя, ни у меня... может, мы что-то
делаем не так?
- Я знаю, почему не получилось, – отозвался Толик, машинально тиская
пальцами свой напряженный, не получивший умиротворения член.
- Почему? – Серёга, живо повернувшись к Толику – привалившись к Толику,
лежащему на спине, сбоку, вдавился напряденным горячим членом Толику в
бедро; рука Серёгина скользнула вниз – Толик убрал пальцы со своего члена,
и Серёга легонько сжал Толиков член пальцами своими. – Потому что они
большие? Ну, то есть... для жопы члены наши в диаметре слишком толстые?
- Ни фига! – тихо рассмеялся Толик; чувствуя бедром твёрдый горячий член
Серёги. – Потому что, Серый, мы дураки...
- Почему дураки? – в Серёгином взгляде, устремлённом на Толика,
отразилось недоумение, смешанное с неподдельным любопытством.
Они лежали на постели, оба голые, оба возбуждённые: Толик лежал на спине,
Серёга, прижимаясь к Толику, лежал сбоку, вставив ногу свою между ногами
Толика... в комнате горел свет, – ничего ещё не было закончено, и эта их
неактивность была лишь маленькой передышкой, чтобы подумать, почему у
них ничего не получилось – почему они не смогли, не сумели сделать то, что
сделать оба хотели.
- А ты сам подумай! – Толик, повернувшись набок, лицом к Серёге;
интригующе улыбнулся.
– Ты же, блин, такой умный... всё всегда знаешь,
всё умеешь... подумай сам! – Рука Толика скользнула вниз, и Серёга
почувствовал, как Толик легонько сжал в кулаке его член.
- Блин, какой ты, Толян... язвительный, – проговорил Серёга, но в интонации
его голоса не было ни укора, ни досады, ни хотя бы намёка на какое-либо
недовольство. – Я сказал тебе свою версию... я сказал, что дело в размерах!
- А я ответил тебе: ни фига, размеры здесь ни при чём! – тут же парировал
Толик, весело глядя Серёге в глаза.
– Ты знаешь, что у тебя под левой
бровью, ближе к переносице, маленькая родинка? Совсем маленькая, еле
видная...
- Знаю, – ответил Серёга; они лежали лицом друг к другу, соприкасаясь
коленями, руки их стискивали, сжимали члены друг друга, и сладостный зуд
возбуждения щекотливо покалывал, свербел у обоих мальчишек между ног...
и между ног, и особенно там, где были маленькие, крепко стиснутые, ещё не
проткнутые – по-прежнему девственные – пацанячие дырочки. – Ну, Толян...
теперь ты скажи свою версию: почему не смогли мы вставить друг другу?
- Ну, смотри! Только потом не говори, что ты это всё знал сам, – подколол
Толик Серёгу.
- Я вообще никогда так не говорю, – лицо Серёги в ответ на подкол Толика
вмиг приняло по-детски невинное, простодушное выражение, и они, глядя
друг другу в глаза – отлично друг друга поняв – разом рассмеялись.
- Так вот, Серый... дело не в размерах, а дело в том, что мы это сделать
хотели на сухую, а для такого секса необходима смазка... вот потому-то у нас
ничего и не получилось, – Толик проговорил это так, как будто он только что
сделал величайшее открытие и этим открытием решил щедро поделиться с
Серёгой.
– На сухую, я думаю, даже палец не всунешь, хотя он раз в пять
тоньше члена... никогда не пробовал палец всовывать?
- Нет, никогда, – отозвался Серёга. – Я дома, когда дрочу, пальцем просто
касаюсь очка, чтобы было приятнее... ну, то есть, пальцем очко ласкаю. Ты
так делаешь, когда дрочишь?
- Нет, никогда я так не делал – не ласкал я очко во время дроча... пальцем я
иногда там прикасаюсь, трогаю, но для большего кайфа я под яйцами
массирую, когда дома дрочу, – поделился Толик своей техникой дрочки.
– Так вот... чтобы в жопу вставлять, нужна смазка! Элементарно, Ватсон!
Нужно, чтобы стояк скользил – чтобы он вскальзывал в очко, разжимая
дырку, а не тупо упирался, как у нас... вот о чём мы не подумали! Смазка
нужна! Вазелин или крем какой-нибудь...
- Блин! Я ещё подумал про вазелин... подумал про то, что нужно чем-то
смазать, что на сухую фиг получится...
- Серый, блин! – прервал Толик Серёгу и, выпустив член Серёгин из ладони,
несильно хлопнул ладонью Серёгу по ягодице, как хлопают взрослые
маленьких детей по попе в знак наказания за что-либо.
- Ты чего? – удивился Серёга, и по лицу его было непонятно, удивился он
искренне, не понимая, в чём дело, или удивление на лице изобразил.
- Ничего! Ты подумал про размеры, а не про смазку...
– отозвался Толик, поясняя свой шлепок.
- Блин, откуда ты знаешь, о чём я думаю! – Серёга, выпустив из ладони член
Толика, точно так же ладонью звонко хлопнул по ягодице «старшего брата»,
и они, лёжа друг против друга, со смехом завозились в постели: каждый
пытался шлёпнуть по сочным, упруго-мягким булочкам другого,
одновременно с этим отражая встречное нападение... в какой-то момент
Серёга, проявляя сноровку, опрокинул Толика на спину, навалился на
Толика, подмял его под себя и, оказавшись сверху, с наслаждением вдавился
твёрдым возбужденным членом Толику в пах, чувствуя, как твёрдый горячий
член Толика вдавился в пах ему. – Толян... – прошептал Серёга, чувствуя,
как где-то внутри, в глубине души, у него возникает, зарождается
непонятное, но сладкое чувство нежности к Толику... да, они стали
друзьями, им было весело вместе, было легко общаться, они стали братьями,
причём, Серёга нисколько не возражал быть братом младшим, хотя младше
Толика он был всего на несколько месяцев и при желании мог бы легко
усомниться в праве Толика быть братом старшим, у них друг от друга не
было никаких секретов, трахаться с Толиком было в кайф, и вообще всё, всё-
всё было в кайф, так что желать чего-то лучшего было бы просто глупо, но
сейчас, лёжа на Толике, Серёга почувствовал, как в нём рождается что-то
новое по отношению к Толику, что-то такое, чего не было раньше, и это
новое, ещё смутное, ещё до конца непонятное, наполняло не только тело, а
наполняло сердце новой сладостью; с телом всё было понятно: сладость,
наполнявшая тело, была совершенно естественной и объяснимой... а с
сердцем что было нужно делать? – Откуда ты знаешь, о чём я думаю? –
повторил Серёга, вопрошающе глядя Толику в глаза, и теперь эти же самые
его слова прозвучали с какой-то другой, слегка изменившейся интонацией.
Толик почувствовал, как что-то неуловимо изменилось в Серёге... всё было
вроде то же самое: возбуждённый голый Серёга лежал на нём, на голом
возбуждённом Толике, их напряженные, сладко зудящие члены были зажаты
горячими животами, в попе у Толика сладко покалывало от предвкушения...
всё было так, как уже было, и в то же время во взгляде Серёги было что-то
новое – вопрошающе тёплое, едва уловимое, – Толик, раздвинув под Серёгой
ноги, вопросительно глядя Серёге в глаза, скользнул ладонями по Серёгиной
спине, по пояснице, и ладони его округлённо наполнились... булочки были
сочные, мягкие, но в мягкости этой, скульптурно округлённой, была
приятная на ощупь упругость, – Толик легонько вдавил пальцы в сочно-
упругую мякоть Серёгиной попы и, вопрошающе глядя Сереге в глаза,
прошептал:
- Серый... как ты хочешь? Как мы уже делали?
- В жопу хочу, – отозвался Серёга, не считая нужным скрывать от Толика
своё желание; да и какой смысл был что-то скрывать при тех отношениях,
какие у них сложились.
– В жопу хочу тебе вставить... и ты чтобы тоже...
чтоб тоже мне вставил – вот чего я хочу! – уточнил Серёга; ещё час назад он
ни о чём таком не думал, будучи в полном удовлетворении от того, что у них,
у него и у Толика, уже было, и вот теперь новый открывшийся горизонт
властно манил, звал, обещая новые, еще неизведанные, но уже страстно
желаемые ощущения.
- Смазка нужна... без смазки мы уже пробовали, – проговорил Толик, лаская
ладонями круглые Серёгины булочки.
- Да, смазка...
– согласился с Толиком Серёга.
– Без смазки ни фига не
получается. А может... может, у дедули есть какой-нибудь крем? –
предположил Серёга, вопросительно глядя на Толика.
- Зачем дедуле крем? Крем какой-нибудь если есть, то у бабули... для лица
там или для рук. А у дедули в гараже есть только солидол, – тихо засмеялся
Толик.
- Ну, всё равно надо посмотреть... надо поискать! – решительно проговорил
Серёга, делая попытку встать с Толика.
- Где ты будешь искать? – отозвался Толик, удерживая Серёгу за попу.
- Ну, я не знаю... там на кухне какой-то шкафчик висит типа аптечки...
может, там есть? – с надеждой в голосе проговорил Серёга, вопросительно
глядя на Толика, словно от Толика зависело, есть ли в шкафчике пригодный
для траха крем или крема там нет.
- Серый, не нужно рыться в дедулиных вещах! Завтра что-нибудь
придумаем... у бабули крем какой-нибудь наверняка есть! – попытался
урезонить Серёгу Толик.
- Мы не будем рыться – мы только посмотрим... идём! – решительно
проговорил Серёга, отрываясь от Толика – рывком поднимаясь с постели;
член у Серёги был напряжен, и у Толика член напряжен был тоже –
оставалось найти какой-нибудь крем. –
Вставай, Толян! Сейчас, блин, что-
нибудь найдём... – Серёга потянул Толика за руку.
Они прошли на кухню – в небольшую комнату, где был стол, накрытый
цветастой клеёнкой, раковина, газовая плита; на стене в углу висел
небольшой шкафчик, рядом с которым к стене был приклёён большой
плакат-календарь за прошлый год, в другом углу стоял неработающий
холодильник с приоткрытыми дверцами, и еще один стол, точнее, стол-тумба
с выдвижными ящиками стоял у стены напротив окна.
Они быстро, открывая-закрывая ящики, просмотрели их содержимое – ящики
были либо пустые, либо в них был какой-то хлам; нигде никакого крема не
было. В том шкафчике, что висел на стене, были тарелки, ложки-вилки, что-
то ещё из посуды – крема там не было тоже.
- Серый, я же сказал тебе, что ничего не будет... ну, ты сам подумай: зачем
дедуле крем? – с лёгкой досадой в голосе прошептал Толик, которому совсем
не нравилась сама идея поиска, больше похожего на обыск.
- В ванной комнате еще посмотрим... там точно должен быть какой-нибудь
крем! – отозвался Серёга, не теряя надежду.
Они, выключив свет на кухне, прошли в ванную комнату. Там тоже висел на
стене небольшой шкафчик, но и в том шкафчике ничего такого, что могло бы
обеспечить нужное скольжение при анальном сексе, тоже не было – ни крема
для бритья, ни крема после бритья... нигде никакого крема не было!
- Вот же блин! Полный облом...
– не скрывая своего разочарования, с
досадой проговорил Серёга. – Как так можно? Вообще нигде ничего нет...
Сжимая в кулаке напряженный член, Серёга стоял перед открытым
шкафчиком, словно не веря, что так может быть, – Толик, стоявший позади
Серёги, всем телом прижался к Серёге сзади, одной рукой обхватил Серёгу
поперёк груди, рукой другой направив свой напряженный стояк между
Серёгиными ногами.
- Сдвинь ноги... сожми! – прошептал Толик, с силой вжимаясь пахом в
Серёгины ягодицы; Серёга, ощущая между ногами твёрдый горячий член
Толика, стиснул его ногами, и Толик, прижимая Серёгу к себе, волнообразно
задвигал поясницей, сладострастно сжимая свои круглые, сочно-упругие
булочки...
- Толян, давай я тебя так... между ног тебя тоже...
– прошептал Серёга.
– Пойдём на постель... я хочу тебя тоже так!
- Пойдём, – отозвался Толик, отстраняясь от Серёги – извлекая твёрдый
горячий член, сжимаемый Серёгиными ногами, из-под Серёгиной
промежности. – Выключай здесь свет...
День закончился так же, как и день предыдущий, сладостными оргазмами...
или сладостными оргазмами, наоборот, новый день начался? Это был
«философский вопрос» – что есть «вчера», «сегодня» и «завтра»,
«философский» вопрос в том смысле, что у Толика и Серёги были разные
представления, когда кончается день прошедший и начинается день новый,
но для сладостно-упоительной музыки, что уводила их в райские кущи, вся
эта «философия» не имела никакого значения, – была просто ночь, обычная
летняя ночь вне «вчера» и «сегодня», когда всё было кончено и мальчишки,
приятно опустошенные и удовлетворённые, снова надели трусы. Они в этот
раз не сделали шаг вперёд на пути своего познания разных возможностей
своей дружбы, хотя оба хотели, оба пытались шаг этот сделать – они оба
хотели познать, хотели попробовать-испытать анальный секс, но желание это
возникло спонтанно, возникло впервые в их жизни, без предварительных
мыслей об этом, без каких-либо знаний о т а к о м сексе, без минимально
необходимой, самой элементарной подготовки к такому сексу в виде
банальной смазки, и потому у них ничего не получилось – первый блин, как
говорят в таких случаях, оказался комом, но это была чисто техническая
осечка, и не более того, – такие осечки-неудачи только подстёгивают тех, кто
идёт вперёд... уснули они практически сразу же: Серёга, выключив свет и
включив ночник, хотел что-то спросить у Толика, но Толик уже сопел,
провалившись в сон, и Серёга спрашивать Толика ни о чём не стал – он сам
провалился в сон тут же, едва голова его коснулась подушки...
Утром Серёга проснулся первым – со двора доносился стук молотка, и
Серёга, разбуженный этим стуком, открыл глаза; какое-то время Серёга
лежал, не зная, вставать ему или нет, – он повернул на подушке голову, чтоб
посмотреть, проснулся ли Толик; Толик спал, лёжа на животе, обхватив
подушку руками, повернув голову к стенке, – Серёга скользнул взглядом по
небольшой, скульптурно округлой попе Толика, которая так приятна была на
ощупь, вспомнил, как он вчера... ну, не сегодня же! понятное дело, что
вчера... как вчера Толик точно так же лежал на животе, и он, Серёга, сладко
тёрся о сочную, упруго-мягкую попу Толика членом, скользил членом по
ложбинке между булочками, содрогаясь от кайфа, как дрочил член между
сдвинутыми, крепко стиснутыми ногами Толика... эта картинка вспыхнула-
возникла перед мысленным взором Серёги мгновенно, и Серёга
почувствовал, как его член стал наполняться сладкой твёрдостью.
- Толян! – окликнул Толика Серёга; Толик не отозвался – Толик, посапывая,
сладко спал, и сон его был так глубок и крепок, что он не слышал ни
доносившиеся с улицы удары молотка, но голос Серёги.
– Блин, оглох! –
осуждающе пробурчал Серёга и, рывком поднявшись с постели, энергично
подошел к постели Толика.
– Толян! Ты живой или мёртвый? – Серёга
ладонью двинул из стороны в сторону круглые Толиковы ягодицы, плотно
обтянутые белыми трусами-плавками, и ягодицы под Серёгиной ладонью
колыхнулись, как круто сваренный студень. – Толян!
- Ты чего? – Толик, повернув на подушке голову, уставился на Серёгу
сонным непонимающим взглядом.
-Ничего! Я проснулся уже, а ты спишь... вставай! – Серёга легонько
хл опнул ладонью Толика по ягодицам. – Поднимайся! Нечего валяться...
- Блин, ты офигел? – Толик, по-прежнему лежа на животе, дёрнул вверх
попой, реагируя на шлепок Серёги. – Сколько времени?
- Откуда я знаю, сколько времени? Вставай! – отозвался Серёга.
– Уже дедуля пришел – что-то делает во дворе... слышишь? – одной рукой держа
Толика за плечо, другой рукой удерживая его за попу, Серёга стал энергично
раскачивать «старшего брата» в постели. – Поднимайся!
- Серый, блин! Я встану сейчас – убью тебя! – пообещал Толик, весело глядя
на Серёгу.
- Кто кого здесь обещает убить? – в дверном проёме неожиданно возник Пётр
Степанович; мальчишки совсем упустили из виду, что перестал стучать
молоток, и хорошо, что в тот момент, когда Пётр Степанович появился,
Серёга просто дурачился – энергично «будил» Толика, а не делал с Толиком
что-то другое.
- Да вот, дедуля...
– Серёга, лишь на секунду растерявшись от
неожиданности, уже в следующую секунду, изобразив на лице возмущение,
оглянулся – посмотрел на Петра Степановича.
– Я его уже полчаса бужу,
даже больше... сорок минут пытаюсь его поднять, говорю ему: «вставай,
Толян, пойдём помогать дедуле», а он вцепился в постель – не хочет
вставать... разве так можно? Хоть ты, дедуля, ему скажи, какой он
бессовестный...
- Что ты врешь! – возмутился Толик, пытаясь сбросить руку Серёги со своего
плеча; вторую руку – с попы Толика – Серёга быстро убрал сам в тот момент,
когда поворачивался к Пётру Степановичу,
- Странно...
– хмыкнул Пётр Степанович.
– Я минут двадцать назад
заглядывал к вам – хотел вас уже будить, чтоб вы готовились к завтраку, но
ты, Серёга, так сладко храпел, что я подумал...
- Дедуля! Ты всё перепутал! – перебивая Петра Степановича, с напором
воскликнул Серёга.
– Это Толян храпел, когда ты заходил! А я не храплю
вообще – я сплю бесшумно... скажи, Толян! Честно признайся, что это не я, а
ты храпел, когда заходил дедуля...
- Так это не ты храпел двадцать минут назад, когда я к вам заглядывал? –
глядя на внука смеющимися глазами, спросил-уточнил Пётр Степанович.
- Конечно, не я! – без тени сомнения проговорил Серёга. – Это Толян храпел,
а я просто спал... ну, может, сопел чуть слышно, но не храпел. Ты всё,
дедуля, всё перепутал!
- Серый, какой ты дурак! – Толик, садясь на постели, затрясся от смеха.
- Почему я дурак? – Серёга, не понимая, живо перевёл взгляд с Петра
Степановича на Толика. – Сам храпел, а я дурак...
- Феноменальный дурак! – подтвердил Толик, весело глядя на Серёгу.
– Дедуля заглядывал в комнату двадцать минут назад – ты, значит, сопел чуть
слышно... и при этом ты меня уже сорок минут будишь... где, Серый, логика?
- Блин, при чем здесь логика? – Серёга, поняв, что он зарапортовался,
изобразил на лице полное непонимание того, о чём сказал Толик. – Я будил
тебя...
- Ага, сорок минут будил, – уточнил Толик, всё так же весело глядя на
Серёгу.
- Короче, с тобой невозможно разговаривать! Ты меня постоянно
перебиваешь, не даёшь мне даже слово сказать... – с возмущением в голосе
вынес Серёга вердикт, подводя свой итог разговору. – Вставай! Надо дедуле
помочь...
- Да, Серёга...
– хмыкнул Пётр Степанович, – со временем ты слегка
промахнулся... – Пётр Степанович с улыбкой покачал головой и уже другим
тоном, деловым, проговорил: – Всё, хватит дурачиться... время уже
завтракать, а вы еще нос на улицу не показывали... выходите! Увидите,
какой корабль я вам сделал...
Пётр Степанович пошел на выход, и Серёга, оставшись с Толиком наедине,
весело подмигнул Толику:
- Хорошо, что я не растерялся... да, Толян? – и тут же, не делая паузу – не
давая возможность Толику что-либо возразить или хотя бы просто ответить,
быстрым шепотом деловито проговорил, надевая шорты: – На сегодня твоя
задача – раздобыть у бабули крем.
- Почему это моя задача? – шепотом отозвался Толик, тоже надевая шорты.
- Потому что к бабуле ты приехал, а не я! Что здесь непонятного? – с
напором прошептал Серёга. – Я даже в доме у бабули ни разу не был, а ты
знаешь там расположение комнат – ты сможешь быстро сориентироваться,
где может крем лежать... понял?
- Как я в дом бабулин пойду? Ну, то есть, зачем я туда пойду? Все мои вещи
здесь... мне там нечего делать! – прошептал Толик, вопросительно глядя на
Серёгу.
- Ну, скажет бабуля, что ей надо что-то из холодильника принести или,
наоборот, что-то отнести в холодильник, и ты этим моментом
воспользуешься – тут же скажешь, что хочешь помочь, что это сделаешь
ты... понял? – с напором прошептал Серёга, объясняя Толику, как он сможет
позаимствовать у бабули крем.
- Ну, не знаю... – неуверенно отозвался Толик. – Но если я крем раздобуду, я
тебе первый вставлю!
- Не вопрос! – отозвался Серёга, и они, глядя друг другу в глаза,
одновременно друг другу подмигнули... начинался новый день, и жизнь...
жизнь была прекрасна и удивительно!
Кораблём оказался маленький квадратный плот с прикрученной к середине
большой пластмассовой чашкой, которая долгие годы служила Пётру
Степановичу для замачивания белья перед стиркой, – видя недоумённый
взгляд Серёги, Пётр Степанович объяснил, что чашка нужна для
транспортировки на остров питания и разных других необходимых грузов,
чтобы их не залило водой; выглядело всё это смешно и нелепо, но польза
практическая в таком сооружении была несомненная.
- Это, кстати, идея Толика – сделать плот с чашкой... так ты, Толик, хотел? –
Пётр Степанович посмотрел на Толика.
- Так, – кивнул Толик головой. – То, что нужно!
- У тебя, дедуля, не пассажирский фрегат получился, а сухогруз,
– резюмировал Серёга.
- Пассажиры будут плавать своим ходом, – глядя на Серёгу, весело
проговорил Пётр Степанович.
– Правильно, Толик, я говорю? – Пётр
Степанович посмотрел на Толика.
- Да, – Толик кивнул головой; он хотел что-то добавить, что-то сказать еще,
но его перебил Серёга:
- Толян у сухогруза будет мотором – будет двигать его вперёд! А я буду
капитаном – буду плыть впереди и показывать дорогу... да, Толян?
- Да, ты будешь показывать дорогу, – отозвался Толик с лёгкой иронией в
голосе, выделив голосом слово «дорогу».
За завтраком, демонстрируя заботу о бабуле, Серёга несколько раз предлагал
Зинаиде Ивановне помощь – предлагал, чтобы Толик нужное что-то принёс
из холодильника, стоявшего в доме, или, наоборот, чтобы что-то ненужное в
холодильник отнёс, положил или поставил.
- Ноги, бабуля, не железные, а ты ходишь весь день туда-сюда – и еду
готовишь, и вообще... ты говори, если надо тебе помочь! – убеждал Серёга
Зинаиду Ивановну и, тут же конкретизируя возможную помощь, уточнял: –
Допустим, надо тебе, бабуля, что-то принести из холодильника... зачем тебе
самой идти, если Толян это сделает на раз-два? Или что-то отнести в
холодильник... мы всегда готовы помочь! – убеждал Серёга Зинаиду
Ивановну, но помощь пока не требовалась, Зинаида Ивановна в ответ
говорила Серёге «мои ж вы золотые», и Серёга с трудом скрывал своё
разочарование.
После завтрака Зинаида Ивановна поставила на стол три больших бумажных
кулька с пирожками: пирожки с повидлом и с капустой и с печенкой были в
двух разных кульках и предназначались для внуков, в третьем кульке были
тоже пирожки, но там были пирожки с выжирками, как пояснила Зинаида
Ивановна, и это были пирожки для Пирата; затем Зинаида Ивановна
принесла из дома большой двухлитровый термос с холодным взваром и
старое большое покрывало, – Серёга, видя, как Зинаида Ивановна выходит из
дома с термосом и покрывалом, не смог скрыть досаду:
- Бабуля! Ну, что ты всё время ходишь сама! Сказала б Толяну – он бы
принёс... ничуть ты себя не жалеешь!
- Да, бабуля, я бы мог принести, – подтвердил Толик.
– Серёга правильно говорит: ничуть ты себя не жалеешь...
- Толя! Ну, откуда ты знаешь, где у меня лежало покрывало? Я его лет пять
уже не доставала, сама утром еле вспомнила, где оно лежит... да и нетрудно
мне сходить в дом, – ответила Зинаида Ивановна, чувствуя, как от заботы
внуков у неё по сердцу словно разливается живительный бальзам.
Пока Пётр Степанович выгонял из гаража свой ретромобиль и грузил в
багажник сухогруз, а Пират торопливо ел кашу, то и дело поглядывая на
Петра Степановича, Толик с Серёгой в комнате решали, что им нужно взять с
собой; взяли банные полотенца...
- Серый, плавки возьмём? – Толик, сидя на постели перед своей распахнутой
сумкой, с которой он приехал, вопросительно посмотрел на Серёгу.
- На фиг они нужны, – отозвался Серёга. – Мы же там будем одни... может,
мы вообще там будем как нудисты... если, конечно, ты будешь не против –
если не станешь меня стесняться, – Серёга, глядя на Толика, тихо засмеялся.
- Главное, чтобы ты не стеснялся, – засмеялся Толик в ответ. – А ты был на
нудистском пляже?
- Нет, ни разу, – Серёга отрицательно качнул головой. – А ты был?
- Я не был, но видел, – отозвался Толик. – У нас есть пляж городской, а если
пройти немного по берегу в сторону, то там есть пляж для нудистов, и мы в
прошлом году с пацанами ходили туда посмотреть... пляж совсем маленький,
просто кусок песчаного берега, и всё...
- И что? Там все голыми загорают? – проявил интерес Серёга.
- Да, все голые, – подтвердил Толик. – Мы когда из кустов наблюдали, там
человек десять было: кто-то купался, кто-то лежал загорал, и парень с
девчонкой стояли чуть в стороне, загорали стоя и были как на ладони... у
пацанов... и у меня тоже – у нас всех плавки вмиг колом натянулись! – Толик
тихо засмеялся. – Всё было видно отлично!
- А у парня этого стояка не было? – уточнил Серёга.
- Не было. У него висел, как обычно... не было возбуждения, – отозвался
Толик.
- Не понимаю, почему на нудистских пляжах парни не возбуждаются...
– проговорил Серёга с интонацией лёгкого недоумения в голосе,
вопросительно глядя на Толика.
– У меня бы вмиг подскочил, если б я
оказался на таком пляже – если б я там разделся догола... может, они там все
импотенты?
- Намекаешь, что на нудистских пляжах тусят только курящие? – с легким
ехидством в голосе отозвался Толик.
- Блин, я серьёзно спрашиваю! Почему там парни не возбуждаются, если
рядом с ними голые девчонки?
- Фиг его знает, – Толик пожал плечами. – Может, наоборот, они всю ночь
трахаются до полного отупения, чтоб потом на пляже быть равнодушными к
девчонкам... я не знаю. А ты б возбудился, если б попал на такой пляж, где
одни парни голые – без девчонок?
- Вряд ли, – усомнился Серёга. – А чего возбуждаться, если все одинаковые?
Я же не возбуждаюсь, когда сам на себя смотрю в зеркало в ванной...
возбуждаюсь я только, когда хочу подрочить, но это же с наготой никак не
связано. А ты б возбудился?
- Думаю, что нет. Хотя... – Толик на секунду запнулся, – если бы парни что-
нибудь делали друг с другом – если б они там трахались, я бы, наверное,
возбудился...
- Ну, это совсем другое! – тут же ответил, живо отозвался Серёга.
– Я возбудиться могу, если увижу, как петух трахает курицу... кстати, Толян! –
оборвал сам себя Серёга; он хотел напомнить Толику, что они так и не
понаблюдали за сексом кур в бабулином зоопарке, но в это время с улицы
донёсся зычный голос Пётра Степановича:
- Ну, вы чего там, пионеры, застряли? Уснули?
- Идём! – так же зычно отозвался Серёга в ответ.
– Толян, телефоны возьмём? Вдруг там интернет есть!
- Вряд ли, – усомнился Толик. – Ну, давай возьмём, если хочешь. Проверим...
- Ладно, пока не будем брать, – решил Серёга; Толик бросил в пакет пачку
сигарет и зажигалку, и они с пакетом, в котором были одни полотенца,
вышли на улицу, выключив в комнате свет.
- Мы дедуля, не пионеры, а бойскауты! – тут же счел нужным поправить
Петра Степановича Серёга; Пират, который уже позавтракал, при появлении
Серёги и Толика усиленно закрутил хвостом, предвкушая своё участие в
предстоящем путешествии. – Дедуля, а про лопату и топорик ты не забыл –
взял? – Серёга вопросительно посмотрел на Пётра Степановича.
- Взял, в багажнике лежат, – кивнул Пётр Степанович.
- Отлично! – похвалил Петра Степановича Серёга.
– Ещё нам нужно...
– Серёга на секунду задумался, – мы с Толяном сейчас посовещались и
решили, что нам еще нужно...
- Стоп! – остановил Серёгу Пётр Степанович, хитро прищурив глаза – весело
глядя то на Серёгу, то на Толика. – Значит, вы посовещались...
- Да! – не моргнув глазом, подтвердил Серёга. – Мы постоянно совещаемся
по всем важным вопросам...
- Отлично! – перебил Серёгу Пётр Степанович. – И что, Толик, вы решили? –
Пётр Степанович вопросительно посмотрел на Толика.
- Я понятия не имею, о чём мы совещались, и потому я не знаю, что мы
решили, – Толик, с улыбкой глядя на Петра Степановича, пожал плечами. –
Может, ты, Серый, с Пиратом совещался? – Толик, всё так же улыбаясь,
перевёл взгляд на Серёгу.
- Какой ты, Толян... совсем памяти нет! – не растерялся Серёга. – И ты тоже,
дедуля... зачем у Толяна спрашивать, если он тут же всё забывает?
Спрашивай, дедуля, всегда у меня!
- Да уж! – Пётр Степанович рассмеялся. – С тобой, Серёга, не пропадёшь!
Ну, так что вы решили?
- Нам, дедуля, нужен кусок цепки и замок, чтобы мустангов наших к дереву
привязывать – чтобы их никто не угнал, – Серёга посмотрел на Толика.
– Правильно, Толян, я говорю?
- А кто должен ваших мустангов угнать? – с лёгким недоумением в голосе
спросил-произнёс Пётр Степанович.
- Ну, мало ли кто, – хмыкнул Серёга. – Вот мы уплывём на остров, а кто-то
будет бродить по берегу, увидит наших мустангов, и... может такое быть?
- Ну... в принципе, всё может быть, – согласился Пётр Степанович.
- Вот! А если мы наших мустангов цепью к дереву привяжем и на цепь замок
повесим, то уже всё – никто наших мустангов не угонит... да, Толян?
- Ну... в принципе да, – согласился с Серёгой Толик.
- Не знаю, кто там может ходить... рыба там не ловится – рыбаков там не
бывает... лоботрясов вроде вас, чтоб болтались по берегу в поисках клада, в
Сосновке нет... дорога, что ведёт к острову, дальше ведёт в тупик – никуда не
ведёт... – Пётр Степанович перечислил возможные угрозы для «мустангов». –
Не знаю, кто может угнать ваших мустангов... разве что инопланетяне
позарятся? – Пётр Степанович, скрывая улыбку, вопросительно посмотрел на
Серёгу.
- При чём здесь инопланетяне? – с лёгким возмущением в голове отозвался
Серёга, реагируя на такое не очень уместное предположение Петра
Степановича. – Я, дедуля, всегда реально смотрю на разные вещи! Ты же сам
только что сказал, что всё может быть... угонят наших мустангов, и что мы
будем делать? Короче, дедуля... нам нужна цепь! Цепь и замок... да, Толян?
- А раньше дорога куда вела? – спросил Толик, глядя на Пётра Степановича.
- Раньше? – переспросил Пётр Степанович. – Раньше когда-то чуть дальше
была МТФ, но её давно уже нет, и по дороге этой давно никто не ездит...
- А что такое МТФ? – снова спросил Толик.
- Молочно-товарная ферма, – охотно пояснил Пётр Степанович.
– Коровы
там были... и молоко давали, и на мясо коров сдавали... богатый был совхоз!
Потом всё растащили – от коровников даже фундаментов не осталось...
– Пётр Степанович хотел сказать что-то ещё, но его бесцеремонно перебил
Серёга:
- Цепка, дедуля, нужна не очень длинная, где-то примерно с метр. И замок...
- Замок есть, – отозвался Пётр Степанович – А цепь... где-то должна быть в
гараже – была когда-то... поискать пойти? – Пётр Степанович вопросительно
посмотрел почему-то не на Серёгу, а на Толика; Толик в ответ кивнул
головой.
Пётр Степанович ушел в гараж – искать цепь, и Серёга тут же с претензиями
накинулся на Толика:
- Толян, блин! Ты можешь чётко выражать свою жизненную позицию,
поддерживая меня, а не кивать головой? Почему один я постоянно волнуюсь
за наши общие интересы?
- Потому что, Серый, я тебе полностью доверяю... – отозвался Толик, глядя
на Серёгу смеющимися глазами. – Доверяю тебе волноваться за наши общие
интересы... я за тобой как за каменной стеной!
- Ну, это понятно! – не стал возражать Серёга. – Я вообще не представляю,
что бы ты делал без меня...
- А ты что бы делал без меня? – парировал Толик.
- Я же сказал тебе, что я не представляю... или ты глухой? – тут же отозвался
Серёга, и они, не сговариваясь – глядя друг на друга – без всякой видимой
причины рассмеялись.
Цепь в гараже Пётр Степанович нашел, и она вместе с замком оказалась в
багажнике рядом с лопатой и топориком.
- Ну, теперь всё? Ничего больше не надо? – Пётр Степанович посмотрел на
Серёгу. – Или ещё вам что-то нужно?
- Всё, дедуля! Сейчас пакеты наши положим в твой ретромобиль и можно
ехать... да, Пират? – Серёга погладил Пирата по лобастой голове, и Пират,
соглашаясь с Серёгой, энергично завертел, закрутил хвостом.
- Пакеты свои повезёте сами, – неожиданно проговорил Пётр Степанович,
закрывая багажник.
- Почему, дедуля, сами? – с удивлением посмотрел Серёга на Пётра
Степановича. – У тебя в машине еще места о-го-го!
- Я же не буду всё время с вами ездить – охотно пояснил Пётр Степанович. –
Вчера показал вам дорогу на остров, сегодня вот плот отвезу, а дальше, если
вам там понравится, вы будете туда сами ездить. Соответственно, будете
сами возить пирожки, покрывало, термос и что там будет у вас ещё. Вот и
думайте, как вы сейчас повезёте своё хозяйство! – Пётр Степанович весело
посмотрел сначала на Толика, потом на Серёгу.
- Какой ты, дедуля... коварный! – проговорил Серёга в ответ на весёлый
взгляд Пётра Степановича.
- Нужно два ящика небольших... два картонных коробка, чтоб прикрепить их
к нашим багажникам, – произнёс Толик. – И туда положить наши пакеты...
да? – Толик посмотрел на Серёгу.
- Да, я тоже об этом подумал – ты, Толян, прочитал мои мысли! – Серёга
кивнул головой.
– Есть, дедуля, у тебя ящики? Примерно такие...
– Серёга показал руками, какие ящики нужны.
- Найду! – отозвался Пётр Степанович; он ушел в дом и буквально через
минуту вышел оттуда, держа в руках два небольших картонных ящика;
Серёга с Толиком, пока Пётр Степанович ходил за ящиками, вывели из сарая
своих «мустангов»; ящики были не одинаковые, один был чуть больше, и
Серёга протянул руку за тем ящиком, который был меньше:
- Мне, дедуля, этот ящик давай, который меньше!
- Почему тебе этот, который меньше? – пряча улыбку, с удивлением в голосе
проговорил Пётр Степанович. – Может, его Толик хочет?
- Во-первых, Толян старше меня, и потому ему положен тот ящик, который
больше, – тут же пояснил-ответил Серёга. – Во-вторых, я по глазам Толяна
вижу, что он хочет ящик, который больше... да, Толян? – Серёга
вопросительно посмотрел на Толика и, не ожидая, что скажет Толик в ответ,
взял у Петра Степановича ящик поменьше. – Давайте делать... как, дедуля, их
прикреплять? Нужна проволока или верёвка...
Пётр Степанович принёс веревку, и Серёга с Толиком, повозившись немного,
привязали ящики к багажникам своих велосипедов.
- У меня крепко держится! – отрапортовал Серёга.
– Ты, Толян, хорошо
прикрепил? – Серёга подёргал за ящик на «мустанге» Толика.
– Тоже
крепко... ты, Толян, повезёшь пирожки и термос, а я повезу наш пакет с
полотенцами и бабулино покрывало. Согласен?
- Мне без разницы, – улыбнулся Толик.
- Всё, дедуля, можно ехать! – подвёл итог Серёга. – Отпускать Пирата?
- Воду в душ вы налили? – спросил Пётр Степанович.
- Есть, Толян, в душе вода? – Серёга вопросительно посмотрел на Толика.
- А ты вчера её наливал? – Толик вопросительно посмотрел на Серёгу.
- У нас за воду в душе Толян отвечает, – глядя на Петра Степановича,
деловито пояснил Серёга. – Я вчера, дедуля, как ты ушел... ну, когда ты ушел
после того, как я напомнил тебе, где Полярная звезда, я сразу спать пошел –
Толяна не проконтролировал, чтоб он воду в бак наполнил, и Толян,
пользуясь этим, воду в бак не налил – тоже спать завалился, – проговорив всё
это с самым серьёзным видом, не делая паузу – не давая возможность Толику
что-либо сказать в ответ, Серёга деловито закончил: – Хорошо, дедуля, что
ты напомнил... пойдём, Толян, воду нальём!
Мальчишки, толкая друг друга, смеясь и дурачась, пошли наполнять водой
бак, стоящий на крыше кабинки летнего душа, и Пётр Степанович,
закуривая, подумал о том, как эти два, казалось бы, совершенно разных по
характеру подростка, легкомысленный Серёга и серьёзный Толик, не просто
сдружились, а удивительным образом дополнили друг друга, так что теперь
уже было трудно представить одного без другого, – «такие разные, и вот
поди ж ты... водой не разольёшь!»,
– с одобрением подумал Пётр
Степанович, глядя на внуков, ожидающих, когда бак наполнится водой.
- Ну, вроде всё! Езжайте вперёд, а я сейчас здесь всё закрою, и мы с Пиратом
догоним вас! – проговорил Пётр Степанович, отстёгивая цепь от ошейника
Пирата. – Дорогу помните?
- Дедуля! Ты за кого нас считаешь? – весело отозвался Серёга. – Бойскауты
даже если заблудятся, то всегда найдут верный путь по звёздам! Правильно,
Толян, я говорю?
- Ну, тоже правильно! – рассмеявшись, вместо Толика ответил Серёге Пётр
Степанович.
– Дело за малым: дождаться ночи, а перед этим весь день
молиться, чтобы ночь была звёздная...
- Ой, дедуля! Ты не можешь без подколов! – отмахнулся Серёга от слов
Петра Степановича. – Пират, ты с нами?
Пират, словно понимая, о чём Серёга его спросил, вопросительно посмотрел
на Пётра Степановича.
- Вперёд, Пират, вперёд! – скомандовал Пётр Степанович, рукой показав на
ворота, затем показал на внуков, уже оседлавших своих «мустангов», и,
снова показывая на ворота, повторил еще раз: – Пират, вперёд! – Пират,
понимающе закрутив хвостом, перевёл взгляд на Серёгу и Толика, и
мальчишки, нажав на педали, вместе с Пиратом рванули за ворота – весело
помчались по пустынной улице, залитой щедрым солнечным светом.
Нагнал Пётр Степанович двух крутящих педали велосипедистов с
мчавшимся рядом с ними псом уже на полпути к острову – и, сбавив
скорость, не напирая на внуков сзади, покатил по когда-то накатанной, а
теперь еле заметной дороге, невольно вспомнив, как по этой самой дороге он,
молодой парень, пришедший из армии и устроившийся работать в совхозе на
молоковозе, два года возил молоко с МТФ в райцентр, на маслозавод, – было
точно такое же лето, точно так же всё полыхало зноем, он беззаботно крутил
баранку, и вся жизнь тогда для него, только-только пришедшего из армии,
была впереди... а теперь по этой дороге мчался его внук-подросток, точнее,
мчались внуки, и... у него, у Пётра Степановича, было то же самое
ощущение, что вся жизнь ещё впереди – всё в его жизни только начинается...
На берегу Толик с Серёгой первым делом обезопасили от возможного угона
своих «мустангов» – прислонили их с разных сторон к дереву и, окольцевав
цепью, повесили замок.
- Ключ, Толян, у кого будет – у тебя или у меня? – деловито поинтересовался
Серёга. – Я могу ключ потерять – пусть он будет у тебя. Согласен?
- Ключ положи в траву... вон, под соседним деревом рядом, чтоб его не было
видно, – деловито ответил Толик, и Пётр Степанович мысленно похвалил
Толика за разумное решение вопроса.
Затем Серёга с Толиком спустили плот на воду, перенесли в чашку всё, с
собой привезённое: пакеты с едой, пакет с полотенцами и покрывалом,
термос, лопату, топорик; сдёрнули шорты с себя – положили их тоже в
чашку, – Пётр Степанович, наблюдая за внуками, с едва заметной иронией в
голосе прокомментировал:
- Как в кругосветное путешествие отправляетесь... ты сигареты, Толик, не
забыл?
- Не забыл, – Толик, на миг смутившись, улыбнулся.
- Что не забыл, хорошо, – хмыкнул Пётр Степанович. – Плохо, что куришь –
что не бросаешь это дело.
- Я, дедуля, над этим вопрос работаю – каждый день убеждаю Толяна, чтоб
он бросил курить! Провожу с ним беседы, убеждаю личным примером,
– Серёга всё это проговорил так убедительно и бойко, что в пору было
поверить.
- Ну, и как результат? – улыбнулся Пётр Степанович.
- Пока результата конечного нет, но под моим воздействием Толян стал
курить значительно меньше... ещё немного, и он перестанет курить совсем.
Подтверди, Толян! – Серёга без тени улыбки на лице перевёл взгляд на
Толика.
- Болтун! – засмеялся Толик.
- Ой, Толян! Тебе лишь бы сказать что-то против меня... никогда меня не
поддержишь! – Серёга, без малейшей заминки отфутболив слово «болтун»,
посмотрел на Пётра Степановича:
- Всё, дедуля! Мы поплыли. Скажи Пирату, чтобы он плыл с нами.
- Позовите его! – подсказал Пётр Степанович; мальчишки в два голоса
позвали Пирата, и Пират, радостно виляя хвостом, стал рядом с ними у самой
кромки воды. – Плывите! – скомандовал Пётр Степанович; Толик с Серёгой,
оттолкнув от берега плот, вошли в воду, Пират бросился в воду следом за
ними, но тут же развернулся в воде – посмотрел на Пётра Степановича.
– Вперёд, Пират, вперёд! – Пётр Степанович, вытянув руку, вновь показал
Пирату на остров. – Пират, вперёд!
Когда мальчишки вместе с Пиратом скрылись из виду – обогнули остров,
чтобы причалить с другой стороны, там, где берег не был заросшим кустами,
Пётр Степанович, выждав несколько минут, зычно прокричал:
- Пришвартовались?
- Да, дедуля! – раздался с острова голос Серёги. – Всё нормально! Пират с
нами!
- Вы к обеду вернётесь? Ждать вас? – снова прокричал Пётр Степанович,
глядя на густые кусты, за которыми не было видно ни внуков, ни Пирата.
- Мы не знаем, дедуля! – донёсся в ответ Серёгин голос. – К
ужину точно вернёмся! Езжай!
- Вот чертенята! – невольно улыбнувшись, пробормотал Пётр Степанович,
садясь в свой ретромобиль. По приезду домой, отвечая на расспросы
Зинаиды Ивановны, Пётр Степанович подробно проинформировал Зинаиду
Ивановну, как собирались ехать на остров, как ехали и приехали, как
обезопасили велосипеды от возможного похищения инопланетянами и что
вернуться внуки обещали к ужину – ждать их к обеду вряд ли стоит.
- Да как же они без обеда будут? – всплеснула руками Зинаида Ивановна.
- Ты им полсотни пирожков нажарила, – хмыкнул Пётр Степанович, – не
умрут от голода. А проголодаются – приедут. Не маленькие уже...
– успокоил Пётр Степанович Зинаиду Ивановну.
– Мы, помню, возьмём с
собой по несколько картошин, чтоб в костре испечь, соль да хлеб возьмём – и
на весь день на остров. Пешком туда, пешком оттуда – целый день там
плаваем, загораем. А здесь и пирожки, и термос с взваром... красота, а не
жизнь!
- Так дети ж ещё, – улыбнувшись, оправдала свою неустанную заботу о
внуках Зинаида Ивановна.
- Дети, – согласился с Зинаидой Ивановной Пётр Степанович. – Но дети уже
не маленькие, вполне взрослые...
Пётр Степанович и Зинаида Ивановна ещё немного поговорили о внуках,
сойдясь во мнении, что внуки у них замечательные, – другие в их возрасте
уже и пьют, и курят, и наркоманят, и хулиганят по-всякому... здесь Зинаида
Ивановна вспомнила, что у одной её знакомой, живущей в райцентре,
тринадцатилетний внук угнал из дома машину новую, поехал кататься с
друзьями, машину разбил... у другой знакомой, тоже живущей в райцентре,
внук в четырнадцать лет ограбил ларёк, был под следствием... ужас, что в
мире делается! То убили, то избили... дети жестокие стали, а «Толя с
Серёжей – просто ангелы! Не пьют, не курят... золото, а не дети!» – подвела
итог разговору о внуках Зинаида Ивановна, и Пётр Степанович с едва
уловимой иронией в голосе с Зинаидой Ивановной согласился, подумав про
«некурящего» Толика: «Это точно!»
А на острове, между тем, уже кипела жизнь, – вытащив плот на берег, Толик
с Серёгой перво-наперво выгрузили багаж; Пират, отряхнувшись от воды,
тоже занялся делом – побежал исследовать и обнюхивать окрестности, время
от времени поднимая ногу, чтоб таким образом узаконить бесхозную
территорию.
- Серый, пакет с пирожками повесь на дерево... повыше повесь! –
скомандовал Толик. – А то, пока мы купаться будем, Пират пообедает и за
себя, и за нас... повесь, чтобы он не достал!
Пират, услышав, что говорят про него, прервал своё занятие – подбежал к
Серёге и Толику, вопросительно глядя то на Серёгу, то на Толика.
- Толян, дать ему пирожок? – спросил Серёга, гладя Пирата по лобастой
голове.
- Не надо, – секунду подумав, отозвался Толик. – Мы же дома ему ничего не
даём в промежутках между завтраком и обедом, и дедуля ему ничего не
даёт... пусть обеда ждёт.
- Логично, – согласился Серёга; он потрепал Пирата за шею. – Иди, Пират,
гуляй. Я бы дал тебе сейчас пирожок, но Толян запрещает... гуляй, Пират,
пока голодный!
- Ничего он не голодный! – возразил Толик. – Позавтракал, как положено...
ты, Пират, его не слушай – Серый у нас фантазер ещё тот! Где расстелить
покрывало – на солнце или в тени? – Толик, держа в руках покрывало,
вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Конечно, на солнце! Мы же будем загорать, – отозвался Серёга.
– Ты на пляже не обгораешь – кожа не слазит?
- Нет, никогда я не обгорал, – Толик отрицательно покачал головой. – А ты?
- Я тоже не обгораю! – Серёга сказал это так, как будто такая схожесть
между ним и Толиком в очередной раз свидетельствовала об их несомненной
похожести друг на друга, об их близости.
– Я термос, Толян, в холодок поставлю, под дерево.
- Соображаешь, – улыбнулся Толик, и в улыбке этой, в самой интонации, с
какой Толик сказал, то ли действительно был едва уловимый скрытый намёк
на что-то такое, что не имело к термосу никакого отношения, то ли Серёге
такой намёк-призыв почудился... у голодной куме одно на уме.
- Я всегда соображаю, причем лучше тебя, – отозвался Серёга; он поставил
под куст термос с взваром и, набросав на него дополнительно прохладную
траву, оглянулся на Толика.
Толик стоял к Серёге задом, – наклонившись, Толик расправлял края
покрывала, расстеленного на траве; уже подсыхающие на солнце плавки-
трусы обтянули булочки Толика, чётко обозначив между ними чуть
углубляющуюся ложбинку, разделившую попу Толика на две аппетитно
выпуклые половинки,
– Серёга, не раздумывая, бесшумно ступая по
шелковистой траве, преодолел несколько метров, их разделяющих, и,
оказавшись позади Толика, своими трусами-плавками, уже начавшими
бугриться, сладострастно прижался к плавкам-трусам Толика, – обхватив
Толика руками, Серёга с силой вдавился пахом в попу Толика, точнее,
вдавился быстро твердеющим членом в ложбинку между упругими
половинками.
- Толян, у меня на тебя встаёт... – с ообщил – прошептал – Серёга, как будто
Толик попой своей мог это не чувствовать; ладонями обхватив бедра Толика,
вдавливая в попу Толика рвущийся из плавок член, Серёга одновременно с
этим потянул Толика на себя, вдавливая попу Толика в свой пах; Толик,
стоявший, по сути, раком, раз-другой сжал-разжал булочки – пошевелил
ягодицами, и Серёга, одной рукой продолжая держать Толика за бедро,
другой рукой скользнул к паху Толика – сжал, сладострастно стиснул через
плавки-трусы напряженный Толиков член.
– У тебя, Толян, тоже стоит... –
удовлетворенно прошептал – сообщил – Серёга, как будто Толик об этом мог
не знать... как будто могло быть как-то иначе!
Подбежавший Пират остановился в метре от мальчишек, с интересом глядя
на никогда не виданную им конфигурацию; впрочем, хвост у Пирата
одобрительно колыхался из стороны в сторону, из чего можно было сделать
вывод, что Пират ничего не имеет против такой конфигурации.
- Отойди, Пират, не смотри...
– возбужденно прошептал Серёга,
сладострастными толчками двигая задом. – Я сейчас буду Толяна в жопу...
буду в жопу ебать... тебе это знать не надо!
- В жопу, Пират, у Серого не получится... у него ещё писюн не вырос, чтобы
старшего брата в жопу ебать, – повернув голову – глядя на Пирата, тихо
рассмеялся Толик.
– Но ты, Пират, всё равно отойди – не смотри, что я с
Серым сейчас буду сделать... как я буду его, малолетнего, насиловать...
Пират – то ли поняв, что ему говорят, то ли не видя для себя ничего
интересного – крутанув хвостом, весело помчался дальше исследовать
территорию острова. А Толик, с силой дёрнувшись вперёд, повалился на
покрывало, увлекая за собой Серёгу, – вывернувшись из Серёгиных ладоней,
Толик опрокинул Серёгу на спину, навалился всем телом на Серёгу сверху.
- В жопу не получится – смазки нет...
– с жаром выдохнул, прошептал
Толик, коленями раздвигая, разводя Серёгины ноги в стороны. – А вот так
получится... – приблизив своё лицо к лицу Серёги, Толик страстно, горячо
засосал Серёгу в губы.
Против «так» Серёга тоже не возражал, – руки его, скользнув по спине
Толика, оказались на Толиковой попе, но ощущать попу через ткань трусов
было не в кайф, и ладони Серёги, вернувшись к пояснице, тут же скользнули
под резинку трусов, повторяя скульптурную округлость сочно-упругих
ягодиц, – не отрываясь о губ Серёги, Толик съехал, скатился с Серёги набок
и, обхватив Серёгину ногу ногами своими – вдавившись членом в бедро
Серёги, ладонью скользнул Серёге в трусы, – сжав в кулаке напряженный
Серёгин член, Толик ритмично задвигал в трусах кулаком...
- Толян... – г лядя на Толика чуть осоловевшими от кайфа глазами, выдохнул
Серёга, едва Толик оторвался от его губ, чтоб передохнуть.
– Давай трусы снимем...
- Давай... – эхом отозвался Толик; оторвавшись от Серёги – вытащив руку из
Серёгиных трусов, Толик рывком встал на колени, с видимым удовольствием
стянул трусы с Серёги, затем так же быстро стянул трусы свои, и, снова
ложась на покрывало – откидываясь на спину, молча потянул Серёгу на себя,
раздвигая под Серёгой ноги... руки Толика скользнули к голой Серёгиной
попе, и ладони его округлённо наполнились...
Собственно, ничего нового для них обоих в их обоюдной наготе уже не было:
они, голые, кайфовали в душе, они голыми кайфовали в постели в комнате,
но и душ, и комната были пространствами замкнутыми, а теперь они были
голыми под бездонным голубым небом в безграничном океане прогретого
летнем солнцем воздуха, и это было совсем другое ощущение наготы, чем в
душе и в комнате, – было такое ощущение, будто они, Серёга и Толик,
органично слились с окружающим их миром, слились с небом и с солнцем, с
сочно зеленеющей травой, с птичьей трескотней в кустах... словно каким-то
фантастическим, непостижимым образом они стали неотъемлемой частью
всего этого, и это было совершенно новое ощущение – ощущение своей
наготы как абсолютно естественной формы пребывания в мире знойного
лета, неба и солнца, воды и травы... лёгкие дуновения жаром пышущего
ветерка ласкали их юные обнаженные тела, обращённые к небу и солнцу,
ещё больше усиливая ощущение неотделимости от того мира, что был
вокруг,чтоокружалихздесь исейчас...
В промежности всё полыхало сладким зудом, – Серёга, оказавшись сверху, с
силой, с наслаждением вдавил твёрдый горячий член в пах Толика,
одновременно чувствуя, ощущая пахом своим напряженно-горячий стояк
Толяна... есть категория так называемых риторических вопросов, ответ на
которые не нужен, потому что ответ известен, и при этом есть ситуации,
когда, даже зная ответ, всё равно хочется спросить, чтоб ответ услышать –
чтобответ прозвучал.
- Тебе приятно? – прошептал Серёга, вопрошающе глядя в глаза лежащему
под ним Толику; это был риторический ответ – можно было б об этом не
спрашивать, и всё равно... всё равно Серёга спросил, ощутив невольную
потребность ответ Толика на свой риторический вопрос у с л ы ш а т ь.
- Да, – односложно ответил, отозвался Толик, лаская ладонями голые
Серёгины булочки... ну, а что ещё нужно было говорить, если всё было
понятно и так.
- Мне тоже, – улыбнулся Серёга и, ни о чём больше не спрашивая – ничего не
говоря, жадно, жарко засосал Толика в губы... оба они – и Серёга, и Толик –
ещё не умели и г р а т ь губами, не знали, как получать наслаждение от
простого касания губ губами, а потому это делали сладко, но грубо, даже
неистово, вкладывая в такое сосание всю свою юную страсть.
Потом, лёжа на Серёге, так же жарко и жадно в губы Серёгу сосал Толик, а
Серёга, лежа под Толиком с разведёнными в стороны ногами, ласкал, тискал,
мял-сжимал ладонями сочно-упругие Толиковы булочки... потом снова
сверху оказался Серёга,
– возбуждение уже было такой силы, что
требовалась разрядка, и Серёга, опустив голову рядом с головой Толика –
уткнувшись лбом в покрывало, ритмично задвигался, заёрзал на Толике
вверх-вниз, сладострастно сжимая, разжимая и снова сживая, стискивая свои
голые булочки – с силой, с наслаждением вдавливаясь в пах Толика скользко
залупающимся членном...
- Ты будешь кончать? – прошептал Толик, по характерным, уже знакомым
движениям Серёги догадавшись, что началась заключительная фаза их
первого «траха» здесь, на острове.
- Да, – коротко выдохнул Серёга, не прекращая сладостного движения.
– Потом ты меня...
Этого – «потом ты меня» – можно было не говорить, это было очевидно, но
Серёга зачем-то сказал... Толик, чтоб не мешать Серёге, чтобы дать Серёге
максимальную свободу, убрал ладони с его ягодиц – широко раскинул руки в
стороны, повернув ладони к солнцу, – лёжа под жарко сопящим, сладко
содрогающимся Серёгой, ожидая, когда Серёга кончит, Толик устремил свой
взгляд вверх, в голубое небо... на небе не было ни облачка, глазу не за что
было зацепиться, и оттого разлитая вверху голубизна казалась бездонной, –
глядя на голубое небо, податливо содрогаясь под Серёгой от сладострастных,
жаром пышущих Серёгиных толчков, Толик невольно подумал, как всё
непредсказуемо в этом мире... еще две недели назад он даже представить не
мог, что он, совершенно голый, возбуждённый, будет лежать под пацаном,
раздвинув ноги, и пацан этот, тоже голый, тоже возбуждённый, будет,
энергично раскачиваясь, сладко содрогаясь, горячо дыша в шею, его, Толика,
е б а т ь – будет мять его юное тело телом своим, таким же юным, и это...
всё это будет в кайф! И в душе, и в комнате, и теперь здесь, на острове... не
то что представить, а даже просто подумать о чём-то т а к о м еще две
недели назад он, Толик, просто не мог! Вообще не мог! Всего две недели
назад он даже понятия не имел о существовании Серёги, а теперь.... теперь
он здесь, в Сосновке, не представлял себя без Серёги!
Серёга, раскачиваясь на Толике, не только тёрся членом о Толика, приближая
свой оргазм, но от этих скольжений возбуждённый член Толика тоже
сладостно залупался, уздечка тёрлась о Серёгин живот, так что лежать
безучастно в ожидании, когда Серёга кончит, Толику было уже невмоготу: и
сам член, несгибаемо-твёрдый, распираемый сладостью, и промежность, и
зажатая, стиснутая ягодицами девственная дырочка, не поддавшаяся без
смазки Серёгиному напору накануне, и низ живота – все, буквально всё было
наполнено сладчайшим зудом вожделения, – Толик, для собственного
удобства согнув в коленях раздвинутые, расставленные в стороны ноги,
вновь обхватил ладонями потные Серёгины булочки и, вдавливая ладони в
сочно-упругую мякоть – сильнее, плотнее прижимая Серёгу к себе, стал
поддавать снизу... какое-то время, жарко сопя, содрогаясь от сладости, они
молча, сосредоточенно е б а л и друг друга, но опыта делать именно так –
синхронно, взаимно-одновременно – ни у Толика, ни у Серёги ещё не было,
синхронизировать встречные толчки не получалось, и Толик, лежащий под
Серёгой, прошептал:
- Серый, давай набок ляжем... боком попробуем...
Серёга, не отзываясь, откинулся в сторону – лёг на бок; Толик, рывком
оттолкнувшись от покрывала, тоже лёг набок – лицом к Серёге, и едва он
оказался лежащим на боку, Серёга тут же обхватил ладонью, несильно сжал,
стиснул в кулаке его колом торчащий член.
- Толян, подрочи мне...
– прошептал Серёга; глядя Толику в глаза, Серёга
задвигал на члене Толика кулаком, словно показывая Толику, как надо
делать.
Толик, не отзываясь, точно так же обжал пальцами напряженный член
Серёги, чуть сдавил член в районе уздечки, круговым движением пальца
провёл по головке, отчего Серёга конвульсивно дёрнулся, и, сместив пальцы
ближе к основанию, тоже задвигал кулаком, – какое-то время они, лёжа друг
против друга, молча глядя друг другу в глаза, ритмично двигали кулаками:
сопя от взаимного наслаждения, Толик с Серёгой одновременно дрочили
друг другу твёрдые, горячие, багрово залупающиеся члены... наслаждение
нарастало – стремительно, неотвратимо, – Толик, выпустив член Серёгин из
кулака, всем телом подался к Серёге, вжался членом в Серёгин пах,
одновременно с этим освободившейся рукой прижимая Серёгу к себе, и
Серёга в ответ, точно так же в одно мгновение соскользнув кулаком с члена
Толика, освободившейся рукой со своей стороны прижал Толика к себе –
членом своим вдавился в пах Толика; ладонь Серёгина скользнула по попе
Толика, – действуя не столько осознанно, сколько интуитивно, Серёга
указательным пальцем углубился между сочными булочками Толика, и
подушечка его пальца коснулась туго стиснутой дырочки – Серёга не нажал,
не надавил пальцем на очко Толика, а просто приставил палец к очку, но
этого лёгкого, как дуновение ветра, прикосновения, лёгкого шевеления
пальцем оказалось вполне достаточно, чтоб у Толика в попе, в стиснутых
мышцах сфинктера полыхнул огонь, – непроизвольно дернувшись всем
телом, судорожно стиснув, сжав вытянутые ноги, с силой сдавив, стиснув
вмиг окаменевшими ягодицами указательный Серёгин палец, содрогнувшись
от н е б ы в а л о г о наслаждение, Толик выпустил из члена струю горячей,
как лава, спермы, и тут же, практически сразу, за Толиком вслед, Серёга,
который сам был уже на пределе, разрядился тоже – очко Серёгино
полыхнуло огнём, полыхнуло огнём в промежности, на какой-то миг стало
больно от сладости, опалившей промежность, и Серёга, ещё сильней
прижимаясь к Толику, прижимая Толика к себе, с силой вдавился горячим,
клейко скользящим членом Толику в живот...
Какое-то время они так и лежали, прижимаясь друг к другу, оба потные, оба
кончившие, оба чувствующие, как липко склеились перемешанной спермой
их по-мальчишески плоские животы... сладость из тел медленно уходила,
исчезала, уступая место лёгкой, приятной опустошенности и чувству полной
удовлетворённости, – Серёга выдернул палец из попы Толика, точнее, из
ягодиц, и они, не сговариваясь – разомкнув объятия, откинулись на спины,
вытянувшись рядом под палящим солнцем на покрывале.
- Толян... тебе понравилось? – Серёга, повернув к Толику голову –
вопросительно глядя на Толика, приподнял вверх руку, показывая Толику
свой указательный палец.
- Да, – отозвался Толик, глядя на Серёгин палец; он повернул голову к
Серёге, и лицо его расплылось в улыбке. – Ты, когда дрочишь дома, именно
так себе делаешь – ты говорил про это?
- Да, – подтвердил Серёга.
– Только давить на очко не нужно – просто
касаешься пальцем, как бы поглаживая, и всё... получается просто улёт при
дроче!
- Да,– согласился Толик, – просто улёт! Я теперь тоже так буду делать, когда
дома буду дрочить...
- Вот! Всему тебя надо учить, – весело глядя на Толика, с деланным вздохом
проговорил Серёга.
- Ой, блин! Учитель нашелся... профессионал! – парировал Толик, так же
весело глядя на Серёгу. – Ты пить хочешь?
- Хочу, – отозвался Серёга.
- И я хочу, – произнёс Толик. – Неси сюда термос – мы напьёмся.
- Почему за термосом должен идти я? – с лёгким возмущением в голосе
проговорил Серёга.
- Потому что я у нас старший брат, и я решаю, кто нам должен принести
термос, чтоб мы напились... чего здесь непонятного? – Толик, говоря это
назидательным тоном, всё так же весело, даже нагло смотрел на Серёгу, явно
ожидая Серёгину реакцию на свои слова; по идеи, Серёга должен был
возмутиться в ответ на такую несправедливость со стороны старшего брата, и
Серёга не замедлил это сделать:
- Толян, блин! Даже если ты у нас старший брат, это вовсе не значит, что ты
можешь мной помыкать, как тебе вздумается. Всё, всё наоборот: проявляя
обо мне заботу, это ты должен сейчас принести сюда термос, чтобы брат твой
младший утолил свою жажду... чего здесь непонятного? Или ты такой
бестолковый, что тебе нужно постоянно напоминать о том, что значит быть
старшим братом?
- Офигеть, как ты выкрутился – как ты ловко всё, что я сказал, перевернул с
ног на голову, – Толик, глядя на Серёгу, рассмеялся; у лежащего рядом
Серёги была еле заметная, микроскопическая родинка на лице, были
длинные ресницы, чистые, матово розовеющие щёки, и над верхней губой,
точнее, над уголками губ пробивался первый юношеский пушок... члены у
обоих, потеряв несгибаемую твёрдость, какая бывает при возбуждении,
толстыми мясистыми сардельками лежали на боку, яйца в расслабленных
мошонках выпукло, скульптурно висели между ног, не доставая до
покрывала, пот под палящими лучами солнца высох, и сперма на животах
тоже подсыхала, превращаясь в белесовато-матовые бляшки; они лежали оба
на спине, повернув друг к другу головы – весело глядя друг другу в глаза. –
Хорошо, – проговорил Толик. – Если ты не идёшь за термосом, и я не иду, то
какой есть ещё вариант?
- Пусть Пират принесет? – то ли спросил, то ли предложил Серёга. – Кстати,
где он?
Мальчишки, разом приподнявшись, посмотрели направо-налево. Пират,
откинув в сторону хвост, лежал в холодке аккурат под тем деревом, на
котором висел пакет с пирожками, и то ли он спал реально, то ли спящим
прикидывался, было совершенно непонятно, – Серёга и Толик, посмотрев
друг на друга, бесшумно прыснули со смеха, подумав об одном и том же.
- Прикинь, Толян! Он пирожки наши охраняет, – прошептал Серёга,
показывая глазами на лежащего Пирата.
- И не только наши, – шепотом отозвался Толик.
– Дедуля наверняка ему
сказал, что там его пирожки тоже, и он теперь ждёт обеда.
- Будем обедать? – вопросительно посмотрел на Толика Серёга.
- Ты офигел? Мы только приехали – ещё даже ни разу не искупались! –
отозвался Толик.
- И что с того, что ещё не купались? Мне кажется, что уже обед, – высказал
своё предположение Серёга. – Я думаю, что уже можно перекусить!
- Серый, мы здесь всего час, максимум полтора... какой, блин, обед? – в
голосе Толика прозвучало неподдельное недоумение.
– Вставай, блин!
– Толик, оттолкнувшись от покрывала, рывком встал на ноги – голый,
стройный... член у Толика не стоял, что было понятно и объяснимо, и вместе
с тем член не висел вертикально вниз, а был как бы чуть приподнят,
напоминая по форме сочную сосиску; головка члена была полуоткрыта.
– Вставай! – Толик протянул Серёге руку, и Серёга, ухватившись за руку
Толика, точно так же рывком поднялся на ноги; они, Серёга и Толик, мало
чем отличались друг от друга – они были одного роста, оба были стройные,
голенастые, и член у Серёги точно так же, как у Толика, не висел
вертикально вниз, а был тоже как бы приподнят, напоминая по форме
сочную сосиску.
– Пойдём взвар попьём холодненький – и айда купаться!
Мы, блин, купаться сюда приехали или что?
- И купаться, и ебаться, и загорать... всё будем делать! – рассмеялся в ответ
Серёга. – Давай подкрадёмся к Пирату, пока он спит, и напугаем его...
- Плохая идея! – отозвался Толик.
- Почему? – Серёга вопросительно посмотрел на Толика.
- Потому что мы понятия не имеем, как Пират отреагирует, если его,
спящего, напугать, – пояснил Толик.
Пират, услышав своё имя, приоткрыл один глаз и, не поднимая голову,
похлопал хвостом по траве, словно тем самым наглядно показывая, что он не
спит и что напугать его не получится.
- Ах, какой ты хитрец! Прикинулся спящим, а сам не спишь – наш обед
охраняешь, – Серёга, сев на корточки перед поднявшимся Пиратом, ласково
потрепал Пирата за шею, и Пират, словно подтверждая слова Серёги,
закрутил хвостом.
– Толян тебя напугать хотел – думал, что ты, Пиратик,
спишь... а вот фиг ему, этому коварному Толяну! Обломал ты Толяна... –
Серёга, желая убедиться, что Толик всё слышит, оглянулся назад – Толик,
слушая Серёгу, пил из стаканчика-колпачка, скрученного с термоса, взвар, и
на лице Толика было выражение неподдельного блаженства.
– Офигеть! – изумился Серёга. – Ты пьешь без меня?1
- Серый, какой это кайф! – отозвался Толик, опорожнив блестящий стаканчик.
– Я что, блин... должен был тупо стоять и слушать, как ты
втираешь Пирату в уши всякую хрень? – И, словно издеваясь над Серёгой,
Толик с самым невинным видом спросил: – Так ты как... будешь пить? Или
мне закрывать термос?
- Я, блин, тебе закрою! Наливай! – Серёга, вмиг забыв про Пирата, метнулся
в сторону Толика; взвар действительно был отличный – холодный, в меру
сладкий. – Теперь перекусим? – напившись, то ли спросил, то ли предложил
Серёга, глядя на Толика.
- Теперь пойдём обмываться... покупаемся немного и потом перекусим, –
отозвался Толик, убирая термос под куст – в холодок, куда не проникали
солнечные лучи.
- Трусы надевать не будем? – спрашивая, Серёга посмотрел на член Толика,
потом посмотрел на член свой. – Мы, Толян, как древние люди...
- На фиг нам трусы! Древние люди трусы не носили, – засмеялся Толик;
сделав выпад рукой, он кончиками пальцев колыхнул упруго свисающий,
наклонённый к земле Серёгин член и, не дожидаясь Серёгиной реакции,
смеясь и не оглядываясь, маня Серёгу за собой голой попой, побежал к воде;
Серёга с Пиратом бросились следом.
Ни Толик на речке, когда ходил с пацанами купаться, ни Серёга на море,
куда он ездил с родителями, оба они ещё никогда не купались совершенно
голыми, и... это было необычное, но восхитительное ощущение абсолютной
свободы в воде, словно они, слившись с водой и в воде растворившись, стали
рыбам, резвящимися в своей стихии, – они плавали и ныряли, прыгали в воду
с перевёрнутого чашкой вниз плота, катали на плоту Пирата, поднимая
фонтаны радужных брызг, показывали друг другу всевозможные кульбиты,
спорили, у кого что лучше получается, отдыхали, держась за плот, и снова
дурачились, снова резвились: звонкий их смех над чистой речной гладью под
щедро палящим солнцем звучал как апофеоз беззаботному лету, безоглядно
счастливому ощущению своего земного бытия... часа полтора или даже
больше длилась эта весёлая вакханалия, – счастливые часов не наблюдают,
как метко подметил однажды какой-то явно неглупый человек; Пират
дважды за это время плавал на остров – и дважды возвращался к
мальчишкам, не в силах быть безучастным к их веселью; наконец, они оба
устали и, что самое главное, оба проголодались – они вытащили на берег
плот, вновь перевернув его чашкой вверх, и, не сговариваясь, направились к
тому дереву, на котором висел пакет с пирожками, – Пират, каким-то
необъяснимым образом то ли чувствуя, то ли понимая, что должно после
купания последовать, уже сидел под деревом и, с нетерпением глядя на
Толика и Серёгу, радостно стучал хвостом по траве.
- Будем есть – трусы наденем? – спросил Толик, снимая с ветки пакет.
- Зачем? – не понял Серёга, доставая из-под дерева термос с взваром. – Разве
древние люди, когда ели, трусы надевали?
- А мы древние люди? – засмеялся Толик.
- Конечно! Мы как древние... как настоящие древние: интернета нет, время
мы не знаем, остров необитаемый... налицо все признаки древности! –
засмеялся Серёга.
- Просто дома меня заставляют всегда, когда мы садимся есть, надевать
футболку или что-то ещё – мама говорит, что сидеть голым за обеденным
столом во время еды некрасиво, – пояснил Толик. – Вот я и спросил у тебя.
- Мне, кстати, тоже так говорят, когда гости приходят, – отозвался Серёга. –
Давай наденем трусы, если ты хочешь... но потом снимем опять!
- Какой ты, Серый, развратный! – засмеялся Толик.
- Ой! А с кого я беру пример? – весело фыркнул Серёга. – Беру я пример со
старшего брата... так что не надо ля-ля в мой адрес!
Члены у обоих от долгого пребывания в воде скукожились, стали совсем
короткими, маленькими – превратились в детские невинные пипетки, и
Серёга с Толиком, надевая трусы, пошутили-посмеялись над «мужской
несостоятельностью» друг друга.
Толик, в стороне от покрывала, в холодке, разорвал пакет с пирожками для
Пирата – так чтоб пирожки оказались не на земле, а на пакете, – Пират, не
изменяя своему правилу, стоял в стороне – терпеливо ждал, когда Толик,
разложив пирожки, отойдёт в сторону; не знающий Пирата человек мог бы
предположить, что Пират, стоящий в стороне, совершенно индифферентен к
предстоящему обеду, если б не яростное вращение хвоста,
свидетельствовавшее о крайней степени Пиратова нетерпения. Сами
мальчишки, по-турецки скрестив ноги, расположились друг против друга на
покрывале, два пакета с пирожками и термос поставив между собой, –
пирожки были небольшие, мягкие, золотистые, и казалось, что они буквально
таяли во рту, но пирожков было много, одни были с тушеной капустой,
другие с картошкой и печёнкой, ещё были пирожки сладкие – Зинаида
Ивановна сделала так, как внуки хотели, и мальчишки, насыщаясь, по
очереди отпивая взвар из стаканчика-колпачка, были на верху блаженства.
- Время, кстати, можно без труда узнавать по солнцу, если нет часов, –
деловито произнёс Толик, протягивая Серёге серебристый стаканчик с
взваром. – Знаешь, как?
- Нет, – Серёга, сделав глоток, отрицательно покачал головой.
–А ты знаешь?
- Знаю. Нужно начертить на ровной поверхности круг типа циферблата, и в
этом круге начертить крест – так, чтоб лучи его смотрели на север, юг,
восток и запад. В центр этого креста нужно вбить какой-нибудь колышек,
или шест, или просто небольшую ровную палку. Всё, часы готовы! Тот луч
креста, который будет указывать на север, на этом условном циферблате
будет соответствовать полудню. Соответственно, стрелка на запад – это
будет шесть утра, а стрелка на восток будет соответствовать шести часам
вечера. Это называется солнечными часами – по таким часам древние люди
узнавали время еще до нашей эры.
- Ну, и как они узнавали? – не понял Серёга, жуя пирожок.
- По тени от солнца, – пояснил Толик. – Солнце в течение дня движется с
востока на запад, и, соответственно, будет слева направо двигаться тень от
солнца вокруг вбитого в центр круга шеста – тень эта будет как стрелка на
циферблате.
Серёга, глядя на Толика, секунду-другую думал – осмысливал то, что сказал
Толик, затем, передавая Толику серебристый колпачок-стаканчик с взваром,
честно признался:
- Ни фига не понял! Ну, движется тень... а время как мы узнаем?
- Ты совсем дурак? – отозвался Толик, вопросительно глядя на Серёгу.
– Солнце в течение дня двигается по небу – с востока на запад, наивысшей
точки достигая в полдень. Вначале солнце поднимается, потом оно в зените,
то есть у нас почти над головой, и потом начинает опускаться. Так?
- Ну, так, – не стал возражать Серёга.
- Когда солнце утром только начнёт подниматься, тень от шеста куда будет
падать? – быстро, как на допросе, проговорил Толик.
- Куда? – так же быстро спросил Серёга, невольно демонстрируя Толику
свою способность говорить, не подумав.
- Серый... – простонал Толик, изобразив на лице страдание. – Ты что – совсем
дурак? Или ты троллишь меня?
- Кто тебя троллит? Ты сам меня троллишь – сам мне пудришь мозги... –
живо отозвался Серёга, что-то сообразив – оглядываясь по сторонам.
– Сейчас мы узнаем, кто из нас дурак... сейчас узнаем! – Серёга рывком
поднялся на ноги; в нескольких метрах от покрывала, на котором, сидя по-
турецки, они уплетали пирожки, лежала сухая палка – Серёга, подхватив эту
палку, без промедления вернулся назад, с торжествующим видом поставил
палку вертикально на покрывале. – Вот! Твои часы! – удерживая палку, тут
же отбросившую не очень длинную полоску тени, Серёга посмотрел на
Толика. – Скажи мне, который час!
- Ты вообще слушал, о чём я тебе говорил? – Толик, невозмутимо глядя на
Серёгу снизу вверх, улыбнулся.
– Как я могу тебе это сказать, если мы не
знаем, где север-юг, а где восток-запад? Сначала нужно определить эти
направления – нужно их обозначить, а потом уже смотреть на тень...
- Ну, так обозначь – проведи пальцем по покрывалу! – с азартом проговорил
Серёга. – Обозначь и скажи мне, сколько сейчас времени!
- Для этого нужен компас, чтоб узнать, где север – где тень показывает
полдень... у нас нет компаса!
- Ага, а у древних людей, что жили до нашей эры, компас был... всё мне,
Толян, с тобой понятно! – Серёга, торжествующе глядя на Толика, отбросил
палку в сторону. – Не удалось тебе поездить по моим ушам!
- Ежу понятно, что до нашей эры компаса не было! Но древние люди
смотрели, наблюдали, видели всякие закономерности, старались эти
закономерности объяснить... может, сто лет прошло, пока древние люди
сообразили, как можно время узнавать по солнцу! Ты, Серый, такой дурак...
я от тебя балдею! – Толик улыбнулся.
- И я от тебя балдею! Ну, ты понял... я тоже балдею – от тебя! – Серёга,
вновь садясь по-турецки напротив Толика, изобразил на лице блудливое
выражение.
- Я не в том смысле, – рассмеялся Толик.
- А в т о м смысле? Ты разве не балдеешь? – Серёга, сохраняя на своём лице
всё то же блудливое выражение, игриво подмигнул Толику.
- Серый! Я балдею от тебя во всех смыслах, – весело отозвался Толик, так же
игриво подмигивая Серёге в ответ.
- Ну, естественно! Ты же меня насилуешь постоянно, когда тебе вздумается...
вот и балдеешь от такого беспредела! – хмыкнул Серёга.
- Ага, а ты, конечно, несчастная жертва насилия... так сильно страдаешь от
насилия, что кончаешь раньше насильника, заливая насильника своей
спермой, – парировал Толик, глядя на Серёгу смеющимися глазами.
- Ты забываешь, что я младший твой брат – я малолетний, – напомнил
Серёга, которому просто хотелось с Толиком разговаривать... просто
разговаривать – хоть о чём, без разницы.
- А по виду не скажешь, что ты малолетний... – хмыкнул Толик. – И ебёшься
ты чётко, мой младший брат... мне у тебя, малолетнего, ещё есть чему
поучиться!
- Вот здесь ты прав, здесь мне, Толян, возразить тебе нечего, – отозвался
Серёга, довольный ответом Толика.
Мальчишки, глядя друг на друга, рассмеялись. Последний пирожок – с
капустой – Серёга разорвал пополам, и, передавая друг другу серебристый
колпачок-стаканчик, они запили последний пирожок холодным взваром.
- Толян, ты наелся? – спросил Серёга, закручивая на термосе колпачок; они с
аппетитом умяли целую кучу вкуснющих пирожков, так что можно было бы
не задавать этот явно риторический вопрос, это было понятно и так, но
Серёге, чувствующему сладкое притяжение к Толику даже вне их
сексуальных забав, хотелось это приятное во всех смыслах притяжение как-
то проявить, как-то реализовать, и он спросил – спросил так, как будто в
принятой ими «иерархии» не он был «младшим братом», а «младшим
братом» был Толик, о котором нужно было заботиться и волноваться.
- Наелся, – отозвался Толик. – А ты?
- Я тоже наелся, – кивнул Серёга, и они, не сговариваясь, одновременно
посмотрели в ту сторону, где обедал Пират; пока они выясняли «устройство
мирозданья», Пират с аппетитом умял все с в о и пирожки, сходил напился
и теперь, откинув в сторону хвост, на боку лежал в холодке, пребывая в
сладкой полудрёме. – Спит... – прошептал Серёга.
- У него сиеста... – отозвался Толик, и мальчишки, посмотрев друг на друга,
молча прыснули от смеха; приятная сытость располагала к лени и покою –
Толик, вопросительно глядя на Серёгу, уточнил: – Пойдём купаться? Или
тоже поваляется немного – по закону Архимеда отдохнём после обеда?
- По примеру нашего Пирата отдохнуть нам тоже, Анатолий, надо, –
проговорил Серёга и, весело глядя на Толика, продекламировал дальше: –
Пох нам древние часы – снимем мы опять трусы и немного отдохнём... а
потом опять начнём!
- Серый, блин! Ты что – стихи сочинять умеешь? – на лице Толика
отразилось изумление.
- Я стихами говорить умею! Отдохнём – и снова побалдеем! А потом поищем
клад, и поможет нам Пират! – тут же ответил – вновь продекламировал –
Серёга.
- Офигеть! – оценил Серёгины способности Толик.
– Ты реально пишешь стихи?
- Нет, – рассмеялся Серёга, довольный своей импровизацией. – Я могу только
две строчки срифмовать, а дальше, блин, ни фига не получается. Я, конечно,
не поэт – вот короткий мой ответ. Но когда в нашем классе для какого-
нибудь мероприятия нужно быстро придумать какую-нибудь речовку, то
всегда это делаю я.
- Так никто ж и не говорит, что ты Пушкин! Ты поэт местного значения, – то
ли согласился с Серёгой, то ли, наоборот, Толик возразил Серёге в ответ на
его ответ. – Давай покрывало в холодке расстелем – в холодок перейдём...
Они расстели покрывало под большим кустом – там, куда не проникали
безжалостно палящие лучи полуденного солнца, и Серёга, уже не
согласовывая этот вопрос с Толиком, на правах дикого человека тут же
сдёрнул с себя трусы – голым повалился на покрывало; Толик, глядя на
Серёгу, вслед за Серёгой спустил трусы с себя и, опустившись на покрывало,
вытянулся во весь рост рядом с Серёгой; члены у обоих, отогревшись в
трусах после долгого купания, вновь увеличились, превратившись в упруго
мягкие сосиски, – Серёга, едва Толик оказался рядом с ним на спине, тут же
повернулся набок – прижался членом к бедру Толика и, одной рукой
подперев свою голову, ладонь другой руки положил на плоский Толиков
живот.
- Толян... – негромко проговорил Серега, – может, попробуем ещё раз?
- Что попробуем? – отозвался Толик: он догадался, о чем спросил-проговорил
Серёга, и всё равно, скосив глаза вбок, посмотрел на Серёгу вопросительно.
- Ну, в жопу... может, сейчас получится? – с надеждой в голосе произнёс
Серега, почувствовал, как член его начал наполняться лёгкой сладостью
предвкушения.
- Ни фига не получится, – отозвался Толик.
– Нужно смазывать... смазка нужна!
- Да, – вздохнув, согласился с Толиком Серёга. – Ты когда ехал сюда, мог бы
взять с собой какой-нибудь крем...
- Зачем? – искренне удивился Толик. – Ну, то есть, зачем бы я, когда ехал
сюда, брал бы крем, который мне не нужен?
- Как зачем? Мы бы сейчас потрахались...
– Серёга, говоря это, скользнул
ладонью по животу Толика вниз, и под ладонью его оказался кустик густых
волос, росших у Толика на лобке. – У тебя шелковистые волосы... – Серёга
проговорил это так, как будто до этого он никак с Толиком не соприкасался и
о том, что у Толика на лобке волосы мягкие и шелковистые, только сейчас
узнал.
- А ты почему крем не взял? – Толик ехидно прищурился.
- Откуда я знал, что он нам потребуется? Я даже не знал, что ты тоже
приедешь – что приедешь ты в гости к бабуле... и вообще, когда я ехал сюда,
я про тебя ничего не знал! И вообще я не думал, что папа меня у дедули
реально оставит...
- Ага, ты ничего не знал, ничего не думал, а я типа знал – я должен был крем
привезти... офигенная логика! – Толик, глядя на Серёгу, рассмеялся.
- Ну, ты же умный, – глядя на Толика, рассмеялся Серёга.
– Мог бы предчувствовать...
- Как я мог это предчувствовать, если я обо всём таком даже не думал
никогда? – искренне изумился Толик.
- Да, – согласился Серёга с Толиком. – Ещё месяц назад мы друг про друга
вообще ничего не знали, а теперь мы как братья – как настоящие братья...
блин, офигеть, как бывает в жизни! Толян...
– рука Серёгина не столько
осознанно и целенаправленно, сколько автоматически скользнула на Толиков
член – еще не твёрдый, ещё не возбуждённый, не эрегированный, но уже
ощутимо увеличенный. – Тебе нравится быть моим братом?
- Нравится, – отозвался Толик, чувствуя бедром, как член у Серёги тоже
встаёт – наливается твёрдостью.
- Мне тоже нравится, – улыбнулся довольный Серёга, тиская пальцами
твердеющий член Толика. – Тоже нравится, что ты мой брат...
Голые четырнадцатилетние мальчишки лежали на покрывале в тени
раскидистого куста, и для них, органично слившихся с окружающим их
миром, не было ни прошлого, ни будущего – было только вот это,
упоительное настоящее: жаркий летний день, сочно зеленеющая
шелковистая трава, голубое бездонное небо, щебетание птиц в листве
деревьев... Серёга играл пальцами с членом лежащего на спине Толика,
прижимаясь к Толику сбоку – членом своим вдавившись Толику в бедро, они
оба чувствовали нарастающее возбуждение – возбуждение своё и
возбуждение друг друга, но теперь это было не то горячее, стремительно
накатывающее возбуждение, безоглядно требующее немедленного действия,
а это было возбуждение постепенное, сладостно тягучее, неспешно
разливающееся по телу, – это было не столько желание незамедлительного
секса, потому что секс у них только что был, сколько было приятное
состояние предощущения секса, неторопливый подступ к сексу, разогрев, –
Серёга, ощущая пальцами, как член Толика медленно затвердевает,
приподнялся на согнутой в локте руке, чтобы лучше видеть свою и г р у с
членом названного брата.
- У тебя залупа похожа на шляпку гриба...
– проговорил Серёга, оттянув к
основанию члена крайнюю плоть – обнажив тёмно-алую головку полностью,
так что рубец крайней плоти почти сгладился. – Толян... – Серёга запнулся,
что, в общем и целом, ему было несвойственно; они уже целовались взасос,
уже друг другу дрочили, поочерёдно друг друга «трахали», уже пытались,
пробовали вставить друг другу в зад, но э т а мысль им обоим в голову ещё
не приходила... почему-то не приходила... такая простая, такая естественная
мысль! – Толян... – повторил Серёга; оторвав свой взгляд от члена Толика.
- Что? – отозвался Толик, скосив на Серёгу взгляд.
- Тебе нравится со мной ебаться?
- Ты уже спрашивал об этом, и я отвечал тебе, – Толик, глядя на Серёгу,
улыбнулся.
- Ну, и что, что я спрашивал? Я, может, забыл уже, как именно ты отвечал...
тебе трудно, что ли, повторить свой ответ? Скажи еще раз! Нравится? –
Серёга, глядя Толику в глаза, легонько стиснул, сжал член Толика в кулаке.
- Нравится, – отозвался Толик.
- Блин... что тебе нравится? – в голосе Серёгином прозвучала лёгкая
неудовлетворенность таким коротким – куцым – ответом.
– Ты можешь ответить полностью, чтобы я понял?
Толик смотрел на Серёгу, улыбаясь; член у Толика в кулаке Серёги
затвердел, и хотя никакой страсти не было, всё равно было приятно.
- Мне нравится с тобой ебаться, – проговорил Толик, с улыбкой глядя Серёге
в глаза. – Повторить ещё раз, чтоб ты запомнил?
- Не надо, у меня хорошая память, – отозвался Серёга. Прижимаясь к Толику
сбоку, нависая над Толиком, вжимая свой уже полновесно напряженный
член в Толиково бедро, ощущая в кулаке горячий твёрдый стояк «старшего
брата», Серёга вопрошающе посмотрел Толику в глаза. – Толян... – понизив
голос, словно их кто-то на этом острове мог услышать, проговорил Серёга. –
Хочешь пососать? Друг у друга пососём... хочешь? – озвучил Серёга
возникшую у него мысль, не считая правильным мысль эту, такую простую и
вместе с тем н о в у ю, совершенно новую, от Толика скрывать.
В отличие от Серёги, нередко попадавшего впросак оттого, что он
приходящими ему в голову мыслями-идеями без всякой задержки на
обдумывание предпочитал сразу делиться, Толик – по складу своего
характера – предпочитал сначала думать, а потом уже говорить, – секунду-
другую Толик смотрел, точнее, всматривался в глаза Серёги, и только потом
на вопрос Серёгин, точнее, на Серёгино предложение отозвался-ответил
– проговорил коротко и тихо:
- Хочу, – ответ Толика уложился в четыре звука, в два слога, в одно слово, и
значение этого слова было однозначно – простой и ясный ответ прозвучал
без встречных вопросов, без уточнений и прочей словесной эквилибристики.
- Толян! – с лёгким укором в голосе весело проговорил Серёга, и глаза его,
устремлённые на Толика, игриво блеснули.
– Вот же ты какой...
стеснительный! Хочешь – и молчишь... разве так можно?– лицо Серёгино
расплылось в улыбке.