Страница 6 из 8
Содержание материала
- Серый... я что думаю...
– медленно проговорил Толик, глядя Сереге в
глаза; Толик, сказав это, сделал паузу, и Серёга, не дожидаясь, когда Толик
закончит свою мысль, тут же живо отозвался – «подсказал» Толику, что
Толик может думать:
- Знаю я, что ты думаешь! Ты думаешь, кто будет первым – ты или я...
угадал? – лицо Серёгино расплылось в улыбке.
– медленно проговорил Толик, глядя Сереге в
глаза; Толик, сказав это, сделал паузу, и Серёга, не дожидаясь, когда Толик
закончит свою мысль, тут же живо отозвался – «подсказал» Толику, что
Толик может думать:
- Знаю я, что ты думаешь! Ты думаешь, кто будет первым – ты или я...
угадал? – лицо Серёгино расплылось в улыбке.
- Нет, не угадал, – Толик, глядя на Серёгу, невольно улыбнулся. – Я думаю:
может, мы не пойдём?
- Как не пойдём? – улыбка на лице Серёги вмиг исчезла, и в голосе его
прозвучало неподдельное удивление. – Почему не пойдём? – Серёга смотрел
на Толика с чувством полного недоумения. – Толян, ты чего?
- Да фиг его знает... – медленно проговорил Толик, глядя Серёге в глаза. –
Не нравится мне всё это...
- Что тебе не нравится? – ещё больше удивился Серёга, и по лицу его было
видно, что у него, у Серёги, такой неожиданный поворот в развитии событий
просто не укладывается в голове. – Ты не хочешь с девчонкой потрахаться?
- Почему не хочу? Хочу! – отозвался Толик.
- Так в чём тогда дело? – Серёга впервые за всё время общения с Толиком
совершенно не понимал Толика... это ж надо такое придумать: не пойдём,
когда обо всём уже договорились – когда есть стопроцентная гарантия, что
девчонка им даст... и вдруг на тебе: не пойдём... охренеть! Всё это просто не
укладывалось в Серёгиной голове!
- Не нравится мне это... – поморщился Толик.
- Что тебя не нравится? Толян... – Серёга сел перед сидящим на ступеньке
крыльца Толиком на корточки и, обхватив ладонями колени Толика,
заколыхал-задвигал их из стороны в сторону, словно таким образом желая
привести Толика в надлежащее чувство. – Ну! Что тебе не нравится?
- Ну, смотри... мы с тобой сидели в «Сказке»...
– медленно проговорил Толик
- Сидели, – Серёга согласно кивнул головой.
может, мы не пойдём?
- Как не пойдём? – улыбка на лице Серёги вмиг исчезла, и в голосе его
прозвучало неподдельное удивление. – Почему не пойдём? – Серёга смотрел
на Толика с чувством полного недоумения. – Толян, ты чего?
- Да фиг его знает... – медленно проговорил Толик, глядя Серёге в глаза. –
Не нравится мне всё это...
- Что тебе не нравится? – ещё больше удивился Серёга, и по лицу его было
видно, что у него, у Серёги, такой неожиданный поворот в развитии событий
просто не укладывается в голове. – Ты не хочешь с девчонкой потрахаться?
- Почему не хочу? Хочу! – отозвался Толик.
- Так в чём тогда дело? – Серёга впервые за всё время общения с Толиком
совершенно не понимал Толика... это ж надо такое придумать: не пойдём,
когда обо всём уже договорились – когда есть стопроцентная гарантия, что
девчонка им даст... и вдруг на тебе: не пойдём... охренеть! Всё это просто не
укладывалось в Серёгиной голове!
- Не нравится мне это... – поморщился Толик.
- Что тебя не нравится? Толян... – Серёга сел перед сидящим на ступеньке
крыльца Толиком на корточки и, обхватив ладонями колени Толика,
заколыхал-задвигал их из стороны в сторону, словно таким образом желая
привести Толика в надлежащее чувство. – Ну! Что тебе не нравится?
- Ну, смотри... мы с тобой сидели в «Сказке»...
– медленно проговорил Толик
- Сидели, – Серёга согласно кивнул головой.
- Сидели. К нам подсел этот парень...
- Подсел, – подтвердил Серёга, снова кивнув головой.
- Вот... а зачем он подсел? Он стал рассказывать, какая классная девчонка и
как она любит трахаться... а зачем он стал нам это рассказывать? Он что –
сутенёр? – Толик смотрел на Серёгу так, словно Серёга знал наверняка,
сутенёр Влад или нет.
- Блин! Он же сказал, что все мы сосновские – и они из Сосновки, и мы из
Сосновки, и что если нам скучно в Сосновке, то мы можем развлечься... что
здесь непонятно? Если б он был сутенёром, он бы сказал, сколько стоит это
развлечение. А он просто нам предложил... предложил развлечься... что – так
не может быть? – Сёрёга говорил уверенно, и оттого его слова казались
вполне убедительными.
- Ну, не знаю... – отозвался Толик.
Конечно, если б у Толика была твёрдая уверенность, что идти им не надо, и
при этом у него была бы чёткая аргументация для обоснования своей точки
зрения, то он бы поспорил с Серёгой – он бы Серёге объяснил, почему им
идти не надо, но Толик сам не знал, что вызывает у него беспокойство... и в
кафе «Сказка», и вот теперь в ходе разговора оба они – и Толик, и Серёга –
ни разу не подумали о том, что этот Влад, зазывая их потрахаться с
девчонкой, на самом деле хочет, быть может, потрахаться с ними, с
пацанами, и девчонка здесь всего лишь приманка, – казалось бы, для
мальчишек, имеющих опыт однополого секса, такая простая мысль-догадка
должна была бы прийти в голову в первую очередь, но... то ли потому, что
парни, то есть Влад и Колька, были с девчонкой, то ли потому, что знания
Серёги и Толика о самых разных проявлениях гомосексуальности не
выходили за пределы их личного общения друг с другом, то ли потому, что
доступность однополого секса, неограниченная возможность трахаться и
кайфовать друг с другом в любое время никак не способствовала
разнообразным фантазиям, догадкам и предположениям, какие нередко
возникают у тех, кто такой возможности не имеет, то ли потому, что их в
хорошем смысле слова зацикленность исключительно друг на друге
автоматически отметала какие-либо поползновения из внешнего мира в мир
их, а только простая мысль о том, что взрослые парни их,
четырнадцатилетних подростков, хотят банально «насадить на кукан»,
«покатать на кожаном коне», ни Серёге, ни Толику в голову не пришла;
говорят: «у голодной куме одно на уме» – а Серёга и Толиком «голодными»
не были, чтобы предполагать что-либо связанное с однополым сексом или,
тем более, с гомосексуальным насилием.
- Подсел, – подтвердил Серёга, снова кивнув головой.
- Вот... а зачем он подсел? Он стал рассказывать, какая классная девчонка и
как она любит трахаться... а зачем он стал нам это рассказывать? Он что –
сутенёр? – Толик смотрел на Серёгу так, словно Серёга знал наверняка,
сутенёр Влад или нет.
- Блин! Он же сказал, что все мы сосновские – и они из Сосновки, и мы из
Сосновки, и что если нам скучно в Сосновке, то мы можем развлечься... что
здесь непонятно? Если б он был сутенёром, он бы сказал, сколько стоит это
развлечение. А он просто нам предложил... предложил развлечься... что – так
не может быть? – Сёрёга говорил уверенно, и оттого его слова казались
вполне убедительными.
- Ну, не знаю... – отозвался Толик.
Конечно, если б у Толика была твёрдая уверенность, что идти им не надо, и
при этом у него была бы чёткая аргументация для обоснования своей точки
зрения, то он бы поспорил с Серёгой – он бы Серёге объяснил, почему им
идти не надо, но Толик сам не знал, что вызывает у него беспокойство... и в
кафе «Сказка», и вот теперь в ходе разговора оба они – и Толик, и Серёга –
ни разу не подумали о том, что этот Влад, зазывая их потрахаться с
девчонкой, на самом деле хочет, быть может, потрахаться с ними, с
пацанами, и девчонка здесь всего лишь приманка, – казалось бы, для
мальчишек, имеющих опыт однополого секса, такая простая мысль-догадка
должна была бы прийти в голову в первую очередь, но... то ли потому, что
парни, то есть Влад и Колька, были с девчонкой, то ли потому, что знания
Серёги и Толика о самых разных проявлениях гомосексуальности не
выходили за пределы их личного общения друг с другом, то ли потому, что
доступность однополого секса, неограниченная возможность трахаться и
кайфовать друг с другом в любое время никак не способствовала
разнообразным фантазиям, догадкам и предположениям, какие нередко
возникают у тех, кто такой возможности не имеет, то ли потому, что их в
хорошем смысле слова зацикленность исключительно друг на друге
автоматически отметала какие-либо поползновения из внешнего мира в мир
их, а только простая мысль о том, что взрослые парни их,
четырнадцатилетних подростков, хотят банально «насадить на кукан»,
«покатать на кожаном коне», ни Серёге, ни Толику в голову не пришла;
говорят: «у голодной куме одно на уме» – а Серёга и Толиком «голодными»
не были, чтобы предполагать что-либо связанное с однополым сексом или,
тем более, с гомосексуальным насилием.
- Короче, Толян! Пойдём сейчас... чуть раньше пойдём – там ты ещё
покуришь, если Влада не будет... вставай! – решительно проговорил Серёга
и, поднимаясь-выпрямляя сам, потянул за руку Толика, отрывая его от
ступеньки крыльца. – Нечего нам бояться... я замыкаю дверь!
- Я не боюсь – я думаю, – отозвался Толик.
- Ты, Толян, много думаешь, а это вредно... много думать вредно! – весело
проговорил Серёга, щёлкая ключом в замке.
– Нужно не думать, а
действовать! И вообще... положись на меня, и всё у нас будет отлично! Всё у
нас будет как в лучших домах Парижа!
- Да уж! – хмыкнул Толик, с улыбкой глядя на Серёгу, которого просто
распирало от радости и оптимизма. – Если б я на тебя полагался, то... я бы
был уже в сумасшедшем доме!
- Толян! Какой ты... неблагодарный! – с деланным укором в голосе
проговорил Серёга и, неожиданно сделав выпад в сторону Толика – обхватив
Толика поперёк туловища, стал наклонять Толика к земле. – Ты зачем мне
сказал про сумасшедший дом? А? Это ты на что... на что ты сейчас
намекнул?
покуришь, если Влада не будет... вставай! – решительно проговорил Серёга
и, поднимаясь-выпрямляя сам, потянул за руку Толика, отрывая его от
ступеньки крыльца. – Нечего нам бояться... я замыкаю дверь!
- Я не боюсь – я думаю, – отозвался Толик.
- Ты, Толян, много думаешь, а это вредно... много думать вредно! – весело
проговорил Серёга, щёлкая ключом в замке.
– Нужно не думать, а
действовать! И вообще... положись на меня, и всё у нас будет отлично! Всё у
нас будет как в лучших домах Парижа!
- Да уж! – хмыкнул Толик, с улыбкой глядя на Серёгу, которого просто
распирало от радости и оптимизма. – Если б я на тебя полагался, то... я бы
был уже в сумасшедшем доме!
- Толян! Какой ты... неблагодарный! – с деланным укором в голосе
проговорил Серёга и, неожиданно сделав выпад в сторону Толика – обхватив
Толика поперёк туловища, стал наклонять Толика к земле. – Ты зачем мне
сказал про сумасшедший дом? А? Это ты на что... на что ты сейчас
намекнул?
- Серый, блин! – Толик задёргался, закрутил задом, пытаясь вырваться из
Серёгиных рук.
– Я сейчас дам... по шее тебе дам! Пусти! – Они, смеясь,
сопя и пыхтя, в наклонённом состоянии затанцевали, закружились перед
крыльцом, вжимаясь щекой в щеку.
- Вот! Ты меня постоянно... ты постоянно меня обижаешь! – Серёга, пыхтя,
стал Толику жаловаться на Толика, перечисляя «обиды».
– Тов
сумасшедший дом меня отправляешь... то обещаешь по шее дать... то
пристаёшь ко мне сексуально... постоянно меня насилуешь...
- Серый, пусти! – задыхаясь от смеха, Толик пытался высвободиться,
вырваться из рук Серёги. – Пусти... а то опоздаем из-за тебя...
- А-а -а, боишься, что опоздаем, – торжествующе проговорил Серёга,
разжимая руки. – Вот теперь сразу видно, что ты человек умный, порядочный
и ответственный – что ты можешь быть примером для младшего брата...
Между тем, день подходил к концу – ещё не стемнело, но воздух уже
сгустился и посерел; солнце скрылось за горизонтом, но небо на западе,
ближе к горизонту, ещё было светлое, а на востоке небо уже наливалось
свинцовой синевой, и там, на востоке, уже начинали появляться первые
звёзды; чтоб перейти на улицу, где жили бабуля с дедулей, нужно было
сворачивать в переулок налево, а чтоб попасть на улицу, где была школа,
нужно было, наоборот, поворачивать направо, – они повернули направо и,
миновав переулок, уверенно зашагали к школе; улицы были пустынны,
словно в Сосновке вообще никто никогда не жил.
Серёгиных рук.
– Я сейчас дам... по шее тебе дам! Пусти! – Они, смеясь,
сопя и пыхтя, в наклонённом состоянии затанцевали, закружились перед
крыльцом, вжимаясь щекой в щеку.
- Вот! Ты меня постоянно... ты постоянно меня обижаешь! – Серёга, пыхтя,
стал Толику жаловаться на Толика, перечисляя «обиды».
– Тов
сумасшедший дом меня отправляешь... то обещаешь по шее дать... то
пристаёшь ко мне сексуально... постоянно меня насилуешь...
- Серый, пусти! – задыхаясь от смеха, Толик пытался высвободиться,
вырваться из рук Серёги. – Пусти... а то опоздаем из-за тебя...
- А-а -а, боишься, что опоздаем, – торжествующе проговорил Серёга,
разжимая руки. – Вот теперь сразу видно, что ты человек умный, порядочный
и ответственный – что ты можешь быть примером для младшего брата...
Между тем, день подходил к концу – ещё не стемнело, но воздух уже
сгустился и посерел; солнце скрылось за горизонтом, но небо на западе,
ближе к горизонту, ещё было светлое, а на востоке небо уже наливалось
свинцовой синевой, и там, на востоке, уже начинали появляться первые
звёзды; чтоб перейти на улицу, где жили бабуля с дедулей, нужно было
сворачивать в переулок налево, а чтоб попасть на улицу, где была школа,
нужно было, наоборот, поворачивать направо, – они повернули направо и,
миновав переулок, уверенно зашагали к школе; улицы были пустынны,
словно в Сосновке вообще никто никогда не жил.
- Серый, если они нам будут предлагать выпить... ну, там водку или вино,
мы пить не будем – скажем, что нам нельзя, – вполголоса проговорил Толик,
заблаговременно инструктируя Серёгу, как надо будет вести себя в гостях. –
Скажем, что мы пьём таблетки, и потому пить спиртное... даже пить пиво
нам категорически запрещено. Понял?
- Понял, – послушно отозвался Серёга.
– А от какой болезни мы пьём
таблетки? – Серёга деловито посмотрел на Толика.
- Да фиг его знает, – хмыкнул Толик.
– Ну, например... не от болезни мы
пьем таблетки, а для того, чтоб нарастить мышечную массу...
тестостероновые пьём таблетки – для повышения тестостерона в организме.
Понял?
- Понял, – Серёга кивнул головой; какое-то время они шли молча. – Толян, я
сейчас что подумал... нам, когда мы были в райцентре, нужно было купить
презервативы! Да? – Серёга вопросительно посмотрел на Толика.
- Зачем? – Толик вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Ну... зачем презервативы вообще нужны? – Серёга, не отвечая на вопрос
Толика, задал встречный вопрос и тут же, не дожидаясь, что скажет Толик,
сам на свой вопрос ответил: – Чтобы не было беременности...
- Так если она, как говорит Влад, любит ноги раздвигать, то ты что... ты
думаешь, что именно от тебя она обязательно залетит, если ты вставишь ей
без презерватива? Офигеть, какие у тебя мечты! – Толик тихо засмеялся.
- Какие мечты? Ты совсем дурак? Я просто сказал, – парировал Серёга,
изобразив на лице возмущение.
- Серый... а ты вообще когда-нибудь презерватив натягивал? Ну, по
приколу... – Толик на Серёгу с любопытством.
мы пить не будем – скажем, что нам нельзя, – вполголоса проговорил Толик,
заблаговременно инструктируя Серёгу, как надо будет вести себя в гостях. –
Скажем, что мы пьём таблетки, и потому пить спиртное... даже пить пиво
нам категорически запрещено. Понял?
- Понял, – послушно отозвался Серёга.
– А от какой болезни мы пьём
таблетки? – Серёга деловито посмотрел на Толика.
- Да фиг его знает, – хмыкнул Толик.
– Ну, например... не от болезни мы
пьем таблетки, а для того, чтоб нарастить мышечную массу...
тестостероновые пьём таблетки – для повышения тестостерона в организме.
Понял?
- Понял, – Серёга кивнул головой; какое-то время они шли молча. – Толян, я
сейчас что подумал... нам, когда мы были в райцентре, нужно было купить
презервативы! Да? – Серёга вопросительно посмотрел на Толика.
- Зачем? – Толик вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Ну... зачем презервативы вообще нужны? – Серёга, не отвечая на вопрос
Толика, задал встречный вопрос и тут же, не дожидаясь, что скажет Толик,
сам на свой вопрос ответил: – Чтобы не было беременности...
- Так если она, как говорит Влад, любит ноги раздвигать, то ты что... ты
думаешь, что именно от тебя она обязательно залетит, если ты вставишь ей
без презерватива? Офигеть, какие у тебя мечты! – Толик тихо засмеялся.
- Какие мечты? Ты совсем дурак? Я просто сказал, – парировал Серёга,
изобразив на лице возмущение.
- Серый... а ты вообще когда-нибудь презерватив натягивал? Ну, по
приколу... – Толик на Серёгу с любопытством.
- Натягивал, – отозвался Серёга. – Я даже дрочил один раз в презервативе – в
презик кончил... а ты?
- Я тоже дрочил один раз... тоже в презил кончил, – не задумываясь,
признался Толик. – Мне не понравилось...
- Блин, и мне... мне тоже не понравилось! – весело проговорил Серёга. – Мы,
с тобой, Толян, абсолютно похожи... во всём похожи – как две капли воды!
- Да уж! – хмыкнул Толик, с улыбкой покосившись на Серёгу.
- Чего ты хмыкаешь? – тут же отреагировал Серёга. – Я, конечно, умнее тебя,
но это единственное, что нас отличает друг от друга, – говоря это, Серёга на
всякий случай предусмотрительно шагнул в сторону – на тот случай, если
Толик захочет, применяя силу, доказать обратное.
- Ну, и в чём ты умнее? – подчеркнуто спокойно спросил Толик.
- Ну, например, я лучше тебя разбираюсь в людях. Это во-первых. Во- вторых...
Но что «во-вторых», сказать Серёга не успел – Толик сделал стремительный
выпад в сторону, пытаясь схватить Серёгу, однако Серёга, ожидавший такого
выпада, с тихим смехом стремительно отпрыгнул от Толика, отскочил в сторону.
- Во-вторых, у меня офигенная реакция, в чём ты только что убедился...
согласен? – весело проговорил Серёга.
- Согласен, – отозвался Толик. – Я только не понял, при здесь ум...
Так, дурачась, они подошли к школе, точнее, к зданию, где была когда-то
школа, – здание было кирпичное, одноэтажное, с чёрными проёмами
выбитых окон; между тем, уже наступила ночь, но не чёрная и
беспросветная, а лунная, светлая летняя ночь; нигде – ни в одном дворе – не
было видно света: люди, жившие в этих домах, уже либо спали, либо, скорее
всего, просто сидели в темноте, не зажигая свет, чтоб не налетели мошки и
комары... да и жили ли люди в этих домах вообще? Серёга и Толик, катаясь
по Сосновке на своих «мустангах», неоднократно проезжали здесь, и они
никогда не видели, чтоб во дворах была какая-то жизнь... земля, в течение
долгого летнего дня щедро нагреваемая жаром палящего солнца, теперь
отдавала этот жар назад, – было душно, в неподвижном воздухе при
отсутствии даже намёка на какое-либо малейшее дуновение ветерка на
деревьях, залитых лунным светом, не шевелился ни один листок...
презик кончил... а ты?
- Я тоже дрочил один раз... тоже в презил кончил, – не задумываясь,
признался Толик. – Мне не понравилось...
- Блин, и мне... мне тоже не понравилось! – весело проговорил Серёга. – Мы,
с тобой, Толян, абсолютно похожи... во всём похожи – как две капли воды!
- Да уж! – хмыкнул Толик, с улыбкой покосившись на Серёгу.
- Чего ты хмыкаешь? – тут же отреагировал Серёга. – Я, конечно, умнее тебя,
но это единственное, что нас отличает друг от друга, – говоря это, Серёга на
всякий случай предусмотрительно шагнул в сторону – на тот случай, если
Толик захочет, применяя силу, доказать обратное.
- Ну, и в чём ты умнее? – подчеркнуто спокойно спросил Толик.
- Ну, например, я лучше тебя разбираюсь в людях. Это во-первых. Во- вторых...
Но что «во-вторых», сказать Серёга не успел – Толик сделал стремительный
выпад в сторону, пытаясь схватить Серёгу, однако Серёга, ожидавший такого
выпада, с тихим смехом стремительно отпрыгнул от Толика, отскочил в сторону.
- Во-вторых, у меня офигенная реакция, в чём ты только что убедился...
согласен? – весело проговорил Серёга.
- Согласен, – отозвался Толик. – Я только не понял, при здесь ум...
Так, дурачась, они подошли к школе, точнее, к зданию, где была когда-то
школа, – здание было кирпичное, одноэтажное, с чёрными проёмами
выбитых окон; между тем, уже наступила ночь, но не чёрная и
беспросветная, а лунная, светлая летняя ночь; нигде – ни в одном дворе – не
было видно света: люди, жившие в этих домах, уже либо спали, либо, скорее
всего, просто сидели в темноте, не зажигая свет, чтоб не налетели мошки и
комары... да и жили ли люди в этих домах вообще? Серёга и Толик, катаясь
по Сосновке на своих «мустангах», неоднократно проезжали здесь, и они
никогда не видели, чтоб во дворах была какая-то жизнь... земля, в течение
долгого летнего дня щедро нагреваемая жаром палящего солнца, теперь
отдавала этот жар назад, – было душно, в неподвижном воздухе при
отсутствии даже намёка на какое-либо малейшее дуновение ветерка на
деревьях, залитых лунным светом, не шевелился ни один листок...
- Блин, тишина какая, – почему-то шепотом проговорил Серёга.
- Да, тишина, – согласился Толик. – Тишина, и мёртвые с косами стоят...
- Толян, блин! – одёрнул Серёга Толика; он хотел сказать что-то ещё, но в
этот момент на дороге, словно материализовавшись из воздуха, появился
Влад.
Влад подошел, и они ещё раз пожали друг другу руки.
- Колёк сейчас Любе засаживает – пыхтит-старается, а я отстрелялся первым
и пошел вас встречать – Влад, сказав это, тихо засмеялся. – Думал, что буду
вас ждать, а вы уже здесь – вы пришли даже раньше меня...
- Мы только что подошли, – уточнил Серёга.
- Ну, отлично! Идёмте...
- А далеко ещё? – проговорил Толик, не трогаясь с места.
- Нет, – отозвался Влад. – Сейчас свернём в переулок и потом ещё немного
пройдём по улице... короче, недалёко! Идёмте...
- Да, тишина, – согласился Толик. – Тишина, и мёртвые с косами стоят...
- Толян, блин! – одёрнул Серёга Толика; он хотел сказать что-то ещё, но в
этот момент на дороге, словно материализовавшись из воздуха, появился
Влад.
Влад подошел, и они ещё раз пожали друг другу руки.
- Колёк сейчас Любе засаживает – пыхтит-старается, а я отстрелялся первым
и пошел вас встречать – Влад, сказав это, тихо засмеялся. – Думал, что буду
вас ждать, а вы уже здесь – вы пришли даже раньше меня...
- Мы только что подошли, – уточнил Серёга.
- Ну, отлично! Идёмте...
- А далеко ещё? – проговорил Толик, не трогаясь с места.
- Нет, – отозвался Влад. – Сейчас свернём в переулок и потом ещё немного
пройдём по улице... короче, недалёко! Идёмте...
- Идём, Толян! – Серёга посмотрел на Толика. – Здесь недалеко...
Дом Колькин мало чем отличался от других домов в Сосновке, и если б Влад
не встретил Серёгу и Толика в назначенном месте, то мальчишки сами вряд
ли нашли бы Колькин дом в ряду других таких же домов; света в окнах не
было, и, входя во двор вслед за Владом, Серёга поинтересовался:
- А чего так темно? Где все?
- Какие «все»? – отозвался Влад. – Колёк да Люба, которая вас ждёт...больше
нет никого. А что света не видно, так это из-за штор – там висят плотные
шторы на окнах, чтобы днём сохранять прохладу... ну, а ночью, наоборот, не
пропускают свет наружу...
- Да, у нас тоже так – тоже на окнах плотные шторы...
– Серёга хотел
добавить что-то ещё, но идущий сзади него Толик толкнул его кулаком в
поясницу, таким образом предупреждая Серёгу, чтобы Серёга придерживал
язык за зубами – чтоб не болтал о том, о чём его не спрашивают.
Они вошли в тёмный коридор и оттуда уже попали комнату, залитую ярким
электрическом светом.
- Пацаны, привет! – сидевший за столом Колька приподнялся, протягивая
поочерёдно Серёге и Толику руку для приветствия; на столе стояла початая
бутылка водки, три пустых гранёных стаканчика, по тарелкам была
аппетитно разложена разная еда.
– Влад, давай еще две тарелки и два
стаканчика, – весело проговорил Колька. – Окрошку будете?
- Нет, спасибо, мы только недавно ужинали, – отозвался Толик.
- Ну, тогда за знакомство по сто грамм, – весело проговорил Влад, ставя на
стол две чистые тарелки и два стаканчика. – Парни, вы присаживайтесь, не
стойте, как истуканы! Колёк, наливай... накатим сейчас по стаканчику-
другому, и... что мы будем делать? – Влад весело подмигнул Серёге.
Дом Колькин мало чем отличался от других домов в Сосновке, и если б Влад
не встретил Серёгу и Толика в назначенном месте, то мальчишки сами вряд
ли нашли бы Колькин дом в ряду других таких же домов; света в окнах не
было, и, входя во двор вслед за Владом, Серёга поинтересовался:
- А чего так темно? Где все?
- Какие «все»? – отозвался Влад. – Колёк да Люба, которая вас ждёт...больше
нет никого. А что света не видно, так это из-за штор – там висят плотные
шторы на окнах, чтобы днём сохранять прохладу... ну, а ночью, наоборот, не
пропускают свет наружу...
- Да, у нас тоже так – тоже на окнах плотные шторы...
– Серёга хотел
добавить что-то ещё, но идущий сзади него Толик толкнул его кулаком в
поясницу, таким образом предупреждая Серёгу, чтобы Серёга придерживал
язык за зубами – чтоб не болтал о том, о чём его не спрашивают.
Они вошли в тёмный коридор и оттуда уже попали комнату, залитую ярким
электрическом светом.
- Пацаны, привет! – сидевший за столом Колька приподнялся, протягивая
поочерёдно Серёге и Толику руку для приветствия; на столе стояла початая
бутылка водки, три пустых гранёных стаканчика, по тарелкам была
аппетитно разложена разная еда.
– Влад, давай еще две тарелки и два
стаканчика, – весело проговорил Колька. – Окрошку будете?
- Нет, спасибо, мы только недавно ужинали, – отозвался Толик.
- Ну, тогда за знакомство по сто грамм, – весело проговорил Влад, ставя на
стол две чистые тарелки и два стаканчика. – Парни, вы присаживайтесь, не
стойте, как истуканы! Колёк, наливай... накатим сейчас по стаканчику-
другому, и... что мы будем делать? – Влад весело подмигнул Серёге.
- Мы не пьём, – отозвался Серёга. – Нам пить нельзя – мы таблетки пьём.
- Какие таблетки? – Колька, разливавший водку по стаканам, с удивлением
посмотрел на Серёгу.
- Таблетки... – Серёга, забыв, про какие таблетки говорил Толик, посмотрел
на Толика, и Толик, мгновенно поняв, что Серёга забыл название таблеток,
тут же продолжил, не давая Серёге возможность сказать что-либо еще:
- Тестостероновые таблетки... ну, то есть, таблетки для повышения уровня
тестостерона.
Колька, перестав разливать водку – держа на весу бутылку, вопросительно
посмотрел на Влада и тут же снова перевёл взгляд на Толика:
- Так... а отчего вы пьёте эти таблетки? Болезнь какая-то?
- Нет, – Толик отрицательно покачал головой.
– Это таблетки для роста
мышечной массы... ну, чтоб были такие рельефные кубики на животе...
- Качками хотите стать? – догадался Колька.
- Нет! – Толик снова отрицательно покачал головой.
– Качки – это просто
куски мяса, а небольшие рельефные кубики нравятся девчонкам...
- И что – из-за этих таблеток нельзя пропустить сто грамм за знакомство и
расслабухи в хорошем обществе? – с улыбкой проговорил Влад, под улыбкой
стараясь скрыть своё разочарование.
Толик хотел сказать, что нельзя – что таблетки эти несовместимы с
алкоголем, но в разговор вмешался Серёга:
- Какие таблетки? – Колька, разливавший водку по стаканам, с удивлением
посмотрел на Серёгу.
- Таблетки... – Серёга, забыв, про какие таблетки говорил Толик, посмотрел
на Толика, и Толик, мгновенно поняв, что Серёга забыл название таблеток,
тут же продолжил, не давая Серёге возможность сказать что-либо еще:
- Тестостероновые таблетки... ну, то есть, таблетки для повышения уровня
тестостерона.
Колька, перестав разливать водку – держа на весу бутылку, вопросительно
посмотрел на Влада и тут же снова перевёл взгляд на Толика:
- Так... а отчего вы пьёте эти таблетки? Болезнь какая-то?
- Нет, – Толик отрицательно покачал головой.
– Это таблетки для роста
мышечной массы... ну, чтоб были такие рельефные кубики на животе...
- Качками хотите стать? – догадался Колька.
- Нет! – Толик снова отрицательно покачал головой.
– Качки – это просто
куски мяса, а небольшие рельефные кубики нравятся девчонкам...
- И что – из-за этих таблеток нельзя пропустить сто грамм за знакомство и
расслабухи в хорошем обществе? – с улыбкой проговорил Влад, под улыбкой
стараясь скрыть своё разочарование.
Толик хотел сказать, что нельзя – что таблетки эти несовместимы с
алкоголем, но в разговор вмешался Серёга:
- Мы даже пива выпить не можем, пока пьём эти долбаные таблетки, – с
сожалением в голосе проговорил Серёга, и лицо его приняло виноватое
выражение.
- И вообще мы пришли ненадолго... – Толик, словно извиняясь за то, что они
пришли ненадолго, виновато улыбнулся. – Ну, оттянуться немного, словить
кайф, и... мы, когда уходили, записку оставили...
Серёга, посмотрев на Толика, уже приоткрыл рот, чтоб уточнить, какую они
оставили записку, и... верный своему правилу сначала говорить, а потом
думать, Серёга наверняка спросил бы Толика про якобы оставленную
записку, но ситуацию невольно спас Влад, опередив Серёгу буквально на
доли секунды вопросом своим:
- Какую записку? – с удивлением проговорил Влад, глядя на Толика.
- Ну, что мы пошли в гости к Кольку...
– Толик назвал Кольку так, как
называл хозяина дома Влад. – Написали, что скоро придём...
- Зачем вы такую записку оставили? – от удивления у Влада даже слегка
округлились глаза – он смотрел на Толика, искренне не понимая... записка
какая-то... зачем?!
- Да блин! – Толик поморщился, всем своим видом показывая, что он сам
недоволен тем фактом, что им, уходя, пришлось оставлять эту долбаную
записку. – Мы у дедули с бабулей гостим, и... короче, мы ждали, когда они
лягут спать, чтобы нам можно было спокойно уйти, и как только они
захрапели, мы сразу рванули сюда...
- Ну, всё правильно! – согласился Влад. – А записку зачем вы оставляли?
Мысль о записке пришла в голову Толика в тот момент, как только они
вошли в комнату, и... теперь главное было не переиграть, чтобы всё
выглядело естественно и правдоподобно.
сожалением в голосе проговорил Серёга, и лицо его приняло виноватое
выражение.
- И вообще мы пришли ненадолго... – Толик, словно извиняясь за то, что они
пришли ненадолго, виновато улыбнулся. – Ну, оттянуться немного, словить
кайф, и... мы, когда уходили, записку оставили...
Серёга, посмотрев на Толика, уже приоткрыл рот, чтоб уточнить, какую они
оставили записку, и... верный своему правилу сначала говорить, а потом
думать, Серёга наверняка спросил бы Толика про якобы оставленную
записку, но ситуацию невольно спас Влад, опередив Серёгу буквально на
доли секунды вопросом своим:
- Какую записку? – с удивлением проговорил Влад, глядя на Толика.
- Ну, что мы пошли в гости к Кольку...
– Толик назвал Кольку так, как
называл хозяина дома Влад. – Написали, что скоро придём...
- Зачем вы такую записку оставили? – от удивления у Влада даже слегка
округлились глаза – он смотрел на Толика, искренне не понимая... записка
какая-то... зачем?!
- Да блин! – Толик поморщился, всем своим видом показывая, что он сам
недоволен тем фактом, что им, уходя, пришлось оставлять эту долбаную
записку. – Мы у дедули с бабулей гостим, и... короче, мы ждали, когда они
лягут спать, чтобы нам можно было спокойно уйти, и как только они
захрапели, мы сразу рванули сюда...
- Ну, всё правильно! – согласился Влад. – А записку зачем вы оставляли?
Мысль о записке пришла в голову Толика в тот момент, как только они
вошли в комнату, и... теперь главное было не переиграть, чтобы всё
выглядело естественно и правдоподобно.
- Ну, если дедуля... или бабуля вдруг ночью проснутся и обнаружат, что нас
нет и что им неизвестно, где мы, то... бабуля такую сирену среди ночи
включит, что вся Сосновка на уши встанет, – Толик улыбнулся, но
улыбнулся он как бы виновато – как бы извиняясь за излишне заботливую
бабулю. – Вот... мы написали коротко: «мы пошли в гости к Коле Дубцову,
скоро придём» – чтоб никакого кипиша не было. – Толик, глядя на Влада,
сделал такое выражение лица, словно ему самому было неудобно, что так
получилось.
- Так вы что... никуда выйти не можете вечером? – в голосе Влада было
одновременно и удивление, и недоумение, и досада.
- А куда здесь, в Сосновке, ходить? – включился в разговор Серёга, он,
Серёга, поначалу не понял, про какую записку сказал Толик, но когда Толик
рассказал целую историю про якобы оставленную дома записку, Серёга не
мог не отметить про себя, что, во-первых, Толян при случае тоже может
отлично троллить, а во-вторых, Толян, убедительно рассказавший про
историю с запиской, «красавчик...просто красавчик!».
– Молодёжи в
Сосновке нет – по вечерам ходить некуда... по вечерам мы или фильмы
разные смотрим на компе, или в игры в оффлайне играем... – Серёга хотел
добавить своё фирменное «да, Толян?», но успел таки сообразить, что такое
добавление в данной ситуации будет не очень уместно, и добавлять не стал
нет и что им неизвестно, где мы, то... бабуля такую сирену среди ночи
включит, что вся Сосновка на уши встанет, – Толик улыбнулся, но
улыбнулся он как бы виновато – как бы извиняясь за излишне заботливую
бабулю. – Вот... мы написали коротко: «мы пошли в гости к Коле Дубцову,
скоро придём» – чтоб никакого кипиша не было. – Толик, глядя на Влада,
сделал такое выражение лица, словно ему самому было неудобно, что так
получилось.
- Так вы что... никуда выйти не можете вечером? – в голосе Влада было
одновременно и удивление, и недоумение, и досада.
- А куда здесь, в Сосновке, ходить? – включился в разговор Серёга, он,
Серёга, поначалу не понял, про какую записку сказал Толик, но когда Толик
рассказал целую историю про якобы оставленную дома записку, Серёга не
мог не отметить про себя, что, во-первых, Толян при случае тоже может
отлично троллить, а во-вторых, Толян, убедительно рассказавший про
историю с запиской, «красавчик...просто красавчик!».
– Молодёжи в
Сосновке нет – по вечерам ходить некуда... по вечерам мы или фильмы
разные смотрим на компе, или в игры в оффлайне играем... – Серёга хотел
добавить своё фирменное «да, Толян?», но успел таки сообразить, что такое
добавление в данной ситуации будет не очень уместно, и добавлять не стал
– промолчал.
- Или смотрите на компе порнуху, – засмеялся Колька.
- Или смотрим на компе порнуху,
– не стал отрицать Серёга и,
многозначительно посмотрев на Влада, блудливо улыбнулся: – Или вот
пришли в гости к вам... вместо порнухи! – в этих последних словах – вкупе с
многозначительным взглядом и блудливым выражением лица – был уже
явный намёк на то, что пора бы им, пришедшим потрахаться парням,
переходить к делу, а не вести пустые, никому не нужные разговоры...
Между тем, Влад, никак не ожидавший такого расклада, пребывал в лёгкой
растерянности... он ведь как думал-планировал? Пацаны придут, они уже
взрослые, им по пятнадцать лет, все вместе они накатят водочки для начала,
пацаны от водки расслабятся, поплывут, они все вместе завалятся на
широкую Колькину кровать, начнут по очереди шалить-играть с Любой,
начнут кувыркаться-барахтаться, и... когда действо будет в разгаре, когда
стояки у пацанчиков зазвенят, задымятся от возбуждения и им станет уже без
разницы, кто, кого, куда и как, вот тут-то и можно будет уверенно
переходить к «расширению горизонтов» – без насилия, без принуждения...
он, Влад, был уверен, что пацаны эти трахаются, шалят между собой, но даже
если он ошибался, если это было не так, всё равно в т а к и х ситуациях верх
берёт в человеке его природное начало, а вся та дребедень про якобы
«извращение», которой нафаршированы головы, сама собой исчезает,
испаряется под сокрушительным напором природного естества, – после
демобилизации у Влада недолгое время был приятель-партнёр, который
любил повторять: «в мире нет натуралов – есть просто мало водки» – Влад
этуформулубисексуальности хорошозапомнил...словом,у
Влада в отношении Толика и Серёги был нормальный, вполне рабочий план!
Кольке, в общем-то, было всё равно, а Владу сильно хотелось покувыркаться,
пошалить с симпатичными мальчишками: дать им в рот, пососать у них,
отбарабанить их в юные дырочки... разве это не кайф? И вот этот план в один
миг рухнул, как карточный домик: пацаны пришли, но, во-первых, они
отказались пить, а во-вторых, они оставили дома дебильную записку...
допустим, дед и бабка до утра не проснуться – записку эту они не увидят, не
прочитают... а если проснутся – если записку они прочитают? Влад
лихорадочно соображал, как теперь быть... собственно, было два варианта:
или пусть пацаны натянут Любу, пусть отстреляются на ней и валят домой, к
деду и бабке, или попробовать осуществить своё желание как-то по-
другому... а как по-другому? Пацанов было двое, они были трезвые, и...
даже если они между собой шалят-балуются, если они друг друга
натягивают, ещё не факт, что они захотят э т о делать здесь – с ними, то есть
с Кольком и с Владом... оттянуться в формате «оргия» явно не получалось.
- Или смотрите на компе порнуху, – засмеялся Колька.
- Или смотрим на компе порнуху,
– не стал отрицать Серёга и,
многозначительно посмотрев на Влада, блудливо улыбнулся: – Или вот
пришли в гости к вам... вместо порнухи! – в этих последних словах – вкупе с
многозначительным взглядом и блудливым выражением лица – был уже
явный намёк на то, что пора бы им, пришедшим потрахаться парням,
переходить к делу, а не вести пустые, никому не нужные разговоры...
Между тем, Влад, никак не ожидавший такого расклада, пребывал в лёгкой
растерянности... он ведь как думал-планировал? Пацаны придут, они уже
взрослые, им по пятнадцать лет, все вместе они накатят водочки для начала,
пацаны от водки расслабятся, поплывут, они все вместе завалятся на
широкую Колькину кровать, начнут по очереди шалить-играть с Любой,
начнут кувыркаться-барахтаться, и... когда действо будет в разгаре, когда
стояки у пацанчиков зазвенят, задымятся от возбуждения и им станет уже без
разницы, кто, кого, куда и как, вот тут-то и можно будет уверенно
переходить к «расширению горизонтов» – без насилия, без принуждения...
он, Влад, был уверен, что пацаны эти трахаются, шалят между собой, но даже
если он ошибался, если это было не так, всё равно в т а к и х ситуациях верх
берёт в человеке его природное начало, а вся та дребедень про якобы
«извращение», которой нафаршированы головы, сама собой исчезает,
испаряется под сокрушительным напором природного естества, – после
демобилизации у Влада недолгое время был приятель-партнёр, который
любил повторять: «в мире нет натуралов – есть просто мало водки» – Влад
этуформулубисексуальности хорошозапомнил...словом,у
Влада в отношении Толика и Серёги был нормальный, вполне рабочий план!
Кольке, в общем-то, было всё равно, а Владу сильно хотелось покувыркаться,
пошалить с симпатичными мальчишками: дать им в рот, пососать у них,
отбарабанить их в юные дырочки... разве это не кайф? И вот этот план в один
миг рухнул, как карточный домик: пацаны пришли, но, во-первых, они
отказались пить, а во-вторых, они оставили дома дебильную записку...
допустим, дед и бабка до утра не проснуться – записку эту они не увидят, не
прочитают... а если проснутся – если записку они прочитают? Влад
лихорадочно соображал, как теперь быть... собственно, было два варианта:
или пусть пацаны натянут Любу, пусть отстреляются на ней и валят домой, к
деду и бабке, или попробовать осуществить своё желание как-то по-
другому... а как по-другому? Пацанов было двое, они были трезвые, и...
даже если они между собой шалят-балуются, если они друг друга
натягивают, ещё не факт, что они захотят э т о делать здесь – с ними, то есть
с Кольком и с Владом... оттянуться в формате «оргия» явно не получалось.
- Короче, парни... кто будет первый? – весело проговорил Влад, ещё не зная,
как ему быть.
- А где...
– Серёга хотел спросить, где девчонка,.. ну, то есть, где Люба,
почему её не видно, но уточнять-спрашивать не стал – ограничился лишь
вопросом «а где», потому что и так было понятно, кто их, Серёгу и Толика,
интересует.
- Там, в соседней комнате, – отозвался Влад, отвечая на вопрос; он кивком
головы указал на закрытую дверь, ведущую в соседнюю комнату, и,
посмотрев на Кольку, деловито спросил: – Наша Люба живая?
- В смысле? – вырвалось у Серёги, и глаза его невольно округлись; он
вопросительно посмотрел на Толика – Толик в ответ на вопрошающий взгляд
Серёги чуть заметно пожал плечами.
Видимо, выражение лица у Серёги в один миг стало если не испуганное, то
уж точно недоумевающее, непонимающе озадаченное – глядя на Серёгу,
Колька рассмеялся:
- Любу иногда накрывает... не каждый раз, но бывает. Влад когда пошел вас
встречать, я как раз в это время с Любой шалил... ну, трахал её... отстрелялся
как раз перед вашим приходом... вот Влад и спрашивает: живая ли она.
как ему быть.
- А где...
– Серёга хотел спросить, где девчонка,.. ну, то есть, где Люба,
почему её не видно, но уточнять-спрашивать не стал – ограничился лишь
вопросом «а где», потому что и так было понятно, кто их, Серёгу и Толика,
интересует.
- Там, в соседней комнате, – отозвался Влад, отвечая на вопрос; он кивком
головы указал на закрытую дверь, ведущую в соседнюю комнату, и,
посмотрев на Кольку, деловито спросил: – Наша Люба живая?
- В смысле? – вырвалось у Серёги, и глаза его невольно округлись; он
вопросительно посмотрел на Толика – Толик в ответ на вопрошающий взгляд
Серёги чуть заметно пожал плечами.
Видимо, выражение лица у Серёги в один миг стало если не испуганное, то
уж точно недоумевающее, непонимающе озадаченное – глядя на Серёгу,
Колька рассмеялся:
- Любу иногда накрывает... не каждый раз, но бывает. Влад когда пошел вас
встречать, я как раз в это время с Любой шалил... ну, трахал её... отстрелялся
как раз перед вашим приходом... вот Влад и спрашивает: живая ли она.
- Как накрывает? – проговорил Толик, глядя на Кольку.
- Ну, как... если её хорошо долбить, то она во время долбёжки может
кричать, извиваться... даже царапаться может от удовольствия... а потом,
когда кончит, полчаса может лежать без движения... ну, типа в прострации –
словно сознание потеряла от кайфа... вам что – такие девчонки ещё не
попадались?
- Нет! – Серёга, слегка озадаченный тем, к а к это может быть, посмотрел на
Толика. – Или, Толян, у тебя так было?
- Нет, тоже не было, – Толик отрицательно покачал головой.
- Ну, так не всегда бывает... и не со всеми девчонками так бывает, – хмыкнул
Колька, довольный произведённым на пацанов впечатлением; он потянулся
за бутылкой.
– Налить? – Колька вопросительно посмотрел сначала на
Толика, потом на Серёгу.
- Нет, – в один голос ответили Толик и Серёга.
- Ну, зря, – проговорил Колька и, не настаивая, налил водку в два стакана –
для себя и для Влада.
Между тем, Влад подошел к закрытой двери, которая вела в другую комнату,
приоткрыл дверь – и Серёга, сидевший за столом аккурат против этой двери,
увидел часть огромной кровати, стоявшей посередине комнаты; в комнате
горел мягкий золотистый свет, – Влад, ещё шире приоткрывая дверь,
повернулся к мальчишкам:
- Ну, как... если её хорошо долбить, то она во время долбёжки может
кричать, извиваться... даже царапаться может от удовольствия... а потом,
когда кончит, полчаса может лежать без движения... ну, типа в прострации –
словно сознание потеряла от кайфа... вам что – такие девчонки ещё не
попадались?
- Нет! – Серёга, слегка озадаченный тем, к а к это может быть, посмотрел на
Толика. – Или, Толян, у тебя так было?
- Нет, тоже не было, – Толик отрицательно покачал головой.
- Ну, так не всегда бывает... и не со всеми девчонками так бывает, – хмыкнул
Колька, довольный произведённым на пацанов впечатлением; он потянулся
за бутылкой.
– Налить? – Колька вопросительно посмотрел сначала на
Толика, потом на Серёгу.
- Нет, – в один голос ответили Толик и Серёга.
- Ну, зря, – проговорил Колька и, не настаивая, налил водку в два стакана –
для себя и для Влада.
Между тем, Влад подошел к закрытой двери, которая вела в другую комнату,
приоткрыл дверь – и Серёга, сидевший за столом аккурат против этой двери,
увидел часть огромной кровати, стоявшей посередине комнаты; в комнате
горел мягкий золотистый свет, – Влад, ещё шире приоткрывая дверь,
повернулся к мальчишкам:
- Ну, кто первый? – Влад улыбнулся и, переводя взгляд с Толика на Серёгу, с
Серёги на Толика, на правах хозяина-распорядителя, уточнил: – По одному,
парни...
- Кто, Толян, первый – я или ты? – Серёга нетерпеливо посмотрел на Толика,
и в то же время во взгляде Серёгином Толик увидел легкое, едва уловимое
смятение... конечно, был бы Серёга с девчонкой один на один, или, как
говорится, тет-а -тет, его чувства и поведение наверняка были бы другими, но
сейчас он, Серёга, собиравшийся в п е р в ы е трахаться с девчонкой, был в
ситуации какой-то странной... словно они, он и Толик, оказались игрушками
на каком-то конвейере, и конвейером этим рулил-распоряжался
малознакомый парень по имени Влад... ни Влад, ни Колька никакого
смятения во взгляде Серёги не заметили, но Толик, привыкший видеть
«младшего брата» Серёгу всегда уверенным, всегда всё знающим, на ходу
сочиняющим разные истории, это смятение уловил... а с другой стороны,
«младший брат» так рвался девчонке з а с а д и т ь, и даже теперь в его
взгляде наряду со смятением было явное нетерпение.
- Ты, – коротко сказал Толик, уступая Серёге пальму первенства на пути
приобщения к н а с т о я щ е м у сексу – на пути «потери невинности», как
любили и любят говорить профессиональные борцуны за возвращение
«традиционных семейных ценностей», предписывающих адамам и евам
«терять невинность» исключительно в «законном браке», обязательно
освещённом в каком-нибудь позолоченном офисе лицемерно ряженой в
посредника между землёй и небом бородатой тёткой.
- Давай, Серёга! – стоявший в дверях Влад улыбнулся, глядя на Серёгу.
Серёга послушно встал со стула, решительно шагнул к приоткрытой двери;
голая девчонка, раздвинув ноги, лежала на кровати, и кровать эта была
огромна – кровать, стоявшая посередине комнаты, занимала две три
комнатного пространства; голая Люба, раздвинув ноги, раскинув руки,
лежала с закрытыми глазами, п л о с к о с т ь между её ногами была
разделена чуть приоткрытой щелью, и плоскость эта была голая, явно
выбритая – лишь над щелью, в самом низу плоского живота, был небольшой,
аккуратно подстриженный кустик-квадратик чёрных густых волос, похожий
по форме на усы у Гитлера, – в таком виде лежащая на краю кровати Люба
показалась Серёге маленькой и словно не настоящей.
Серёги на Толика, на правах хозяина-распорядителя, уточнил: – По одному,
парни...
- Кто, Толян, первый – я или ты? – Серёга нетерпеливо посмотрел на Толика,
и в то же время во взгляде Серёгином Толик увидел легкое, едва уловимое
смятение... конечно, был бы Серёга с девчонкой один на один, или, как
говорится, тет-а -тет, его чувства и поведение наверняка были бы другими, но
сейчас он, Серёга, собиравшийся в п е р в ы е трахаться с девчонкой, был в
ситуации какой-то странной... словно они, он и Толик, оказались игрушками
на каком-то конвейере, и конвейером этим рулил-распоряжался
малознакомый парень по имени Влад... ни Влад, ни Колька никакого
смятения во взгляде Серёги не заметили, но Толик, привыкший видеть
«младшего брата» Серёгу всегда уверенным, всегда всё знающим, на ходу
сочиняющим разные истории, это смятение уловил... а с другой стороны,
«младший брат» так рвался девчонке з а с а д и т ь, и даже теперь в его
взгляде наряду со смятением было явное нетерпение.
- Ты, – коротко сказал Толик, уступая Серёге пальму первенства на пути
приобщения к н а с т о я щ е м у сексу – на пути «потери невинности», как
любили и любят говорить профессиональные борцуны за возвращение
«традиционных семейных ценностей», предписывающих адамам и евам
«терять невинность» исключительно в «законном браке», обязательно
освещённом в каком-нибудь позолоченном офисе лицемерно ряженой в
посредника между землёй и небом бородатой тёткой.
- Давай, Серёга! – стоявший в дверях Влад улыбнулся, глядя на Серёгу.
Серёга послушно встал со стула, решительно шагнул к приоткрытой двери;
голая девчонка, раздвинув ноги, лежала на кровати, и кровать эта была
огромна – кровать, стоявшая посередине комнаты, занимала две три
комнатного пространства; голая Люба, раздвинув ноги, раскинув руки,
лежала с закрытыми глазами, п л о с к о с т ь между её ногами была
разделена чуть приоткрытой щелью, и плоскость эта была голая, явно
выбритая – лишь над щелью, в самом низу плоского живота, был небольшой,
аккуратно подстриженный кустик-квадратик чёрных густых волос, похожий
по форме на усы у Гитлера, – в таком виде лежащая на краю кровати Люба
показалась Серёге маленькой и словно не настоящей.
- Она живая? – чуть слышно прошептал Серёга; он вопросительно посмотрел
на Влада, чувствуя, как его член в трусах начинает стремительно наливаться
сладкой твёрдостью.
- Живая... живее всех живых! – тихо засмеялся Влад, шире открывая перед
Серёгой дверь – в п у с к а я Серёгу в освещённую мягким золотистым
светом комнату. – Заходи!
Влад слегка подтолкнул Серёгу, словно тем самым помогая Серёге
преодолеть нерешительность, и Серёга, уже сделав шаг, уже стоя в дверном
проёме, непроизвольно оглянулся назад – посмотрел на Толика, сидящего
чуть в стороне от стола, на котором стояла бутылка с водкой и была
разложена по тарелкам разная закуска.
- Иди! – коротко произнёс Толик.
- Иди, Серёга, иди! – весело и нетерпеливо повторил вслед за Толиком Влад,
вновь подталкивая Серёгу в спину, и, автоматически тронув через шорты
вставший член, Серёга шагнул в комнату; Влад, шагнув за Серёгой следом,
плотно закрыл за собой дверь...
Оставшиеся в комнате Колька и Толик переглянулись.
на Влада, чувствуя, как его член в трусах начинает стремительно наливаться
сладкой твёрдостью.
- Живая... живее всех живых! – тихо засмеялся Влад, шире открывая перед
Серёгой дверь – в п у с к а я Серёгу в освещённую мягким золотистым
светом комнату. – Заходи!
Влад слегка подтолкнул Серёгу, словно тем самым помогая Серёге
преодолеть нерешительность, и Серёга, уже сделав шаг, уже стоя в дверном
проёме, непроизвольно оглянулся назад – посмотрел на Толика, сидящего
чуть в стороне от стола, на котором стояла бутылка с водкой и была
разложена по тарелкам разная закуска.
- Иди! – коротко произнёс Толик.
- Иди, Серёга, иди! – весело и нетерпеливо повторил вслед за Толиком Влад,
вновь подталкивая Серёгу в спину, и, автоматически тронув через шорты
вставший член, Серёга шагнул в комнату; Влад, шагнув за Серёгой следом,
плотно закрыл за собой дверь...
Оставшиеся в комнате Колька и Толик переглянулись.
- Сейчас он засадит...
– с чувством, врастяжку проговорил Колька, вновь
потянувшись за бутылкой; он подмигнул Толику, и Толик, подмигнув Кольке
в ответ, коротко отозвался:
- Да...
- Выпьешь? – Колька, держа бутылку, посмотрел на Толика вопросительно.
- Нет, – Толик отрицательно покачал головой. – Я бы с удовольствием, но эти
долбанные таблетки... пока курс с таблетками не пройдём, пить вообще
нельзя. Даже пиво...
- А зачем вам это? Вы и так неплохо сложены... – проговорил Колька, куском
буженины закусывая опрокинутую в рот стопку водки. – К убики какие-то...
- Ну, девчонкам такие кубики нравятся, – с улыбкой отозвался Толик,
понятия не имея, нравятся девчонкам такие «кубики» или нет.
Они, Колька и Толик, замолчали – разговор у них клеился не особо; из-за
двери, за которой з а с а ж и в а л Серёга, послышались неразборчивые
голоса, точнее, что-то сказал Серёга, потом снова всё стихло, – Толик и
Колькавожидании продолжения смотрелиназакрытуюдверь,
причём каждый думал о с в о ё м продолжении...
Колька думал, что если Влад... если Влад, который был убеждён, что
пришедшие пацаны трахаются между собой, каким-то образом сейчас там, за
дверью, одного из этих пришедших пацанов на секс однополый раскрутит, то
есть натянет пацанчика в рот или в жопу, то пацана другого, сейчас напротив
сидящего, натягивать будет он, Колька... Влад так и сказал «одного я,
другого ты», – не испытывая какой-то неодолимой, навязчивой тяги к
траханью с малознакомым пацаном, Колька в то же время был не против...
ну, а почему нет, если будет не против сам пацан? Проблема была лишь в
– с чувством, врастяжку проговорил Колька, вновь
потянувшись за бутылкой; он подмигнул Толику, и Толик, подмигнув Кольке
в ответ, коротко отозвался:
- Да...
- Выпьешь? – Колька, держа бутылку, посмотрел на Толика вопросительно.
- Нет, – Толик отрицательно покачал головой. – Я бы с удовольствием, но эти
долбанные таблетки... пока курс с таблетками не пройдём, пить вообще
нельзя. Даже пиво...
- А зачем вам это? Вы и так неплохо сложены... – проговорил Колька, куском
буженины закусывая опрокинутую в рот стопку водки. – К убики какие-то...
- Ну, девчонкам такие кубики нравятся, – с улыбкой отозвался Толик,
понятия не имея, нравятся девчонкам такие «кубики» или нет.
Они, Колька и Толик, замолчали – разговор у них клеился не особо; из-за
двери, за которой з а с а ж и в а л Серёга, послышались неразборчивые
голоса, точнее, что-то сказал Серёга, потом снова всё стихло, – Толик и
Колькавожидании продолжения смотрелиназакрытуюдверь,
причём каждый думал о с в о ё м продолжении...
Колька думал, что если Влад... если Влад, который был убеждён, что
пришедшие пацаны трахаются между собой, каким-то образом сейчас там, за
дверью, одного из этих пришедших пацанов на секс однополый раскрутит, то
есть натянет пацанчика в рот или в жопу, то пацана другого, сейчас напротив
сидящего, натягивать будет он, Колька... Влад так и сказал «одного я,
другого ты», – не испытывая какой-то неодолимой, навязчивой тяги к
траханью с малознакомым пацаном, Колька в то же время был не против...
ну, а почему нет, если будет не против сам пацан? Проблема была лишь в
том, что у Кольки, кроме Влада, других партнеров ещё никогда не было, а в
отношениях с Владом – и во время службы в армии, и вот теперь, когда
жизньсвелаихснова–он,Колька,всёвремябыл ведомым: онне
отказывался от однополого траха, он полноценно кайфовал с Владом в
активной роли и терпелив был в роли пассивной, всё это у них – после того,
как Кольку выгнала Валентина – происходило регулярно, иногда за сутки не
один раз, но при этом сам Колька инициативу практически никогда не
проявлял... и потом, с Владом всё было просто и понятно, а как на секс
раскручивать совершенно незнакомого пацана, сидящего напротив, Колька
не представлял, – бросая на Толика взгляды, Колька думал-гадал, к а к у
него это будет с Толиком...
- Кстати, братан... ты извини, но я забыл... я забыл, как тебя звать, как,
братан, твоё имя, – Колька вопросительно посмотрел на Толика.
- Анатолий, – коротко ответил Толик.
- Я Николай, – Колька протянул Толику руку, как это делают при знакомстве;
Толик в ответ протянул руку свою – они пожали руки друг другу, и... может,
ему, Кольке, сейчас нужно было на какое-то время руку Толика задержать в
своей руке, как-то сжать, стиснуть ладонь пацана в ладони своей,
одновременносэтимглядянапацанаснамёком,многозначительно?
Между тем, Толик понятия не имел о Колькиных мыслях-переживаниях –
Толик смотрел на закрытую дверь, представляя, как там, за этой закрытой
дверью, «младший брат» Серёга з а с а ж и в а е т девчонке... так же
засаживает, как он засаживал ему, Толику, или с девчонкой всё это
происходит как-то по-другому? Наверное, по-другому... а с другой стороны,
какая разница, в какой дырке д р о ч и т ь – в чьё отверстие засаживать? Ну,
то есть, если смотреть на этот вопрос с чисто технической стороны... Член у
четырнадцатилетнего Толика, упираясь полуоткрытой клейкой головкой в
трусы, стоял, был сладостно напряжен в предвкушении...
Прошло три минуты... прошло пять минут... они, Серёга и Толик, понятия
не имели, как именно будет проходить их «расслабуха»... ну, то есть, было
понятно, что трахать девчонку они будут по очереди, но что ж д а т ь своей
очереди придётся в другой комнате да ещё при закрытых дверях... в т а к о м
ожидании было что-то не то чтобы унизительное, а скорее глупое, внутренне
некомфортное – краем сознания Толик не столько понимал, сколько
чувствовал несуразность своего положения, но сейчас ему, Толику, было не
до этого: Николай сказал, что девчонка во время траха может кричать от
удовольствия, а за дверью всё было тихо... может, Серёга там ещё и не
начинал? Дверь была плотно закрыта, и что там, за дверью, сейчас делалось,
что там происходило, было неизвестно, а любая неизвестность – это, как
известно, хуже всего... да еще время, когда томительно ждёшь чего-то,
начинает тянуться издевательски медленно...
отношениях с Владом – и во время службы в армии, и вот теперь, когда
жизньсвелаихснова–он,Колька,всёвремябыл ведомым: онне
отказывался от однополого траха, он полноценно кайфовал с Владом в
активной роли и терпелив был в роли пассивной, всё это у них – после того,
как Кольку выгнала Валентина – происходило регулярно, иногда за сутки не
один раз, но при этом сам Колька инициативу практически никогда не
проявлял... и потом, с Владом всё было просто и понятно, а как на секс
раскручивать совершенно незнакомого пацана, сидящего напротив, Колька
не представлял, – бросая на Толика взгляды, Колька думал-гадал, к а к у
него это будет с Толиком...
- Кстати, братан... ты извини, но я забыл... я забыл, как тебя звать, как,
братан, твоё имя, – Колька вопросительно посмотрел на Толика.
- Анатолий, – коротко ответил Толик.
- Я Николай, – Колька протянул Толику руку, как это делают при знакомстве;
Толик в ответ протянул руку свою – они пожали руки друг другу, и... может,
ему, Кольке, сейчас нужно было на какое-то время руку Толика задержать в
своей руке, как-то сжать, стиснуть ладонь пацана в ладони своей,
одновременносэтимглядянапацанаснамёком,многозначительно?
Между тем, Толик понятия не имел о Колькиных мыслях-переживаниях –
Толик смотрел на закрытую дверь, представляя, как там, за этой закрытой
дверью, «младший брат» Серёга з а с а ж и в а е т девчонке... так же
засаживает, как он засаживал ему, Толику, или с девчонкой всё это
происходит как-то по-другому? Наверное, по-другому... а с другой стороны,
какая разница, в какой дырке д р о ч и т ь – в чьё отверстие засаживать? Ну,
то есть, если смотреть на этот вопрос с чисто технической стороны... Член у
четырнадцатилетнего Толика, упираясь полуоткрытой клейкой головкой в
трусы, стоял, был сладостно напряжен в предвкушении...
Прошло три минуты... прошло пять минут... они, Серёга и Толик, понятия
не имели, как именно будет проходить их «расслабуха»... ну, то есть, было
понятно, что трахать девчонку они будут по очереди, но что ж д а т ь своей
очереди придётся в другой комнате да ещё при закрытых дверях... в т а к о м
ожидании было что-то не то чтобы унизительное, а скорее глупое, внутренне
некомфортное – краем сознания Толик не столько понимал, сколько
чувствовал несуразность своего положения, но сейчас ему, Толику, было не
до этого: Николай сказал, что девчонка во время траха может кричать от
удовольствия, а за дверью всё было тихо... может, Серёга там ещё и не
начинал? Дверь была плотно закрыта, и что там, за дверью, сейчас делалось,
что там происходило, было неизвестно, а любая неизвестность – это, как
известно, хуже всего... да еще время, когда томительно ждёшь чего-то,
начинает тянуться издевательски медленно...
- Тихо... – проговорил Толик, посмотрев на Николая.
- А тебе не терпится? – с улыбкой отозвался Колька, подмигнув Толику.
- Ну... – Толик неопределённо пожал плечами.
За дверью послышалась какая-то возня, невнятный Серёгин голос, какой-то
стук, и... дверь резко распахнулась, – Серёга, в одной руке держа свою
футболку, другой рукой на ходу подтягивая впопыхах надетые шорты,
вылетел из комнаты, как пуля.
- Толян, валим отсюда! – скользнув по Толику взглядом, не останавливаясь,
ничего не объясняя, Серёга рванул к двери; Толик, подорвавшись со стула, на
котором сидел, рванул вслед за Серёгой.
Почти сразу же, как только Серёга, распахнув дверь, выскочил из комнаты, в
дверном проёме возник голый Влад с крупным, вверх торчащим, багрово
залупившимся членом.
- А тебе не терпится? – с улыбкой отозвался Колька, подмигнув Толику.
- Ну... – Толик неопределённо пожал плечами.
За дверью послышалась какая-то возня, невнятный Серёгин голос, какой-то
стук, и... дверь резко распахнулась, – Серёга, в одной руке держа свою
футболку, другой рукой на ходу подтягивая впопыхах надетые шорты,
вылетел из комнаты, как пуля.
- Толян, валим отсюда! – скользнув по Толику взглядом, не останавливаясь,
ничего не объясняя, Серёга рванул к двери; Толик, подорвавшись со стула, на
котором сидел, рванул вслед за Серёгой.
Почти сразу же, как только Серёга, распахнув дверь, выскочил из комнаты, в
дверном проёме возник голый Влад с крупным, вверх торчащим, багрово
залупившимся членом.
- Пацаны, вы куда? Серёга! Я, блин, всё сейчас объясню! Стойте! – Влад, не
глядя на слегка опешившего Кольку, кинулся за мальчишками, но они,
проскочив тёмный коридор, выскочили на улицу, и голый Влад, следом за
ними выскочив на крыльцо, остановился – пацаны, прибавляя ходу, уже были
за калиткой, так что кричать что-либо им вслед или, тем более, догонять их,
да ещё в костюме Адама, было уже бессмысленно.
– Вотжеблин!
глядя на слегка опешившего Кольку, кинулся за мальчишками, но они,
проскочив тёмный коридор, выскочили на улицу, и голый Влад, следом за
ними выскочив на крыльцо, остановился – пацаны, прибавляя ходу, уже были
за калиткой, так что кричать что-либо им вслед или, тем более, догонять их,
да ещё в костюме Адама, было уже бессмысленно.
– Вотжеблин!
– с досадой проговорил Влад и, сжав в кулаке торчащий член, развернулся
– быстро шагнул назад, в тёмное чрево коридора; дверь за Владом закрылась.
А пацаны летели, как пули, по залитой лунным светом пустынной улице; они
пробежали по улице, на которой стоял Колькин дом, свернули в переулок,
пробежали мимо школы, снова свернули в переулок, ведущий на их улицу, и
только когда оказались на своей улице, остановились, тяжело дыша, – погони
за ними не было.
- Что случилось? – Толик, чтоб успокоить дыхание, согнулся, упираясь
ладонями в колени.
- Сейчас расскажу, – Серёга согнулся точно так же, как Толик – как часто
делают пацаны после какого-нибудь кросса.
– Дай отдышаться...
– Серёга
выпрямился, снова согнулся, снова выпрямился, приводя дыхание в норму.
- Серый... а ты что – в памперсе? – с лёгким удивлением в голосе проговорил
Толик, глядя на Серёгины шорты, округлым холмом выпирающие впереди и
между ног.
- В смысле? – не понял Серёга.
А пацаны летели, как пули, по залитой лунным светом пустынной улице; они
пробежали по улице, на которой стоял Колькин дом, свернули в переулок,
пробежали мимо школы, снова свернули в переулок, ведущий на их улицу, и
только когда оказались на своей улице, остановились, тяжело дыша, – погони
за ними не было.
- Что случилось? – Толик, чтоб успокоить дыхание, согнулся, упираясь
ладонями в колени.
- Сейчас расскажу, – Серёга согнулся точно так же, как Толик – как часто
делают пацаны после какого-нибудь кросса.
– Дай отдышаться...
– Серёга
выпрямился, снова согнулся, снова выпрямился, приводя дыхание в норму.
- Серый... а ты что – в памперсе? – с лёгким удивлением в голосе проговорил
Толик, глядя на Серёгины шорты, округлым холмом выпирающие впереди и
между ног.
- В смысле? – не понял Серёга.
- Ну... у тебя словно памперс под шортами, – отозвался Толик. – Ты что
– надевал там памперс?
- Да блин! – Серёга, перекинув через плечо футболку, которую он, так и
надев, во время марш-броска держал в руках, приспустил с себя шорты.
- Да блин! – Серёга, перекинув через плечо футболку, которую он, так и
надев, во время марш-броска держал в руках, приспустил с себя шорты.
– А я, блин, ещё думаю... сам бегу, а сам думаю: что бежать мне мешает?
Член у Серёги не стоял, но и не был в состоянии безмятежного штиля,
Член у Серёги не стоял, но и не был в состоянии безмятежного штиля,
– толстый, как шпикачка, член, под углом смотрел полуоткрытой головкой
вниз и казался в лунном свете каким-то потемневшим, даже на взгляд
мясисто-упругим, по-взрослому крупным... впрочем, что значит «по-
взрослому»? Серёге с Толиком хоть и было всего по четырнадцать лет, но по
части размера своих п и с ю н о в, если сравнивать-сопоставлять, они легко
могли дать фору иному взрослому.
- Прикинь, Толян... я там шорты снял вместе с трусами, а когда назад
надевал по-быстрому, я одной ногой попал в трусы, а другую ногу мимо
трусов в штанину сунул... и трусы, блин, сбились в кучу, – объясняя, Серёга
сноровисто выдернул ногу из штанины шорт, сунул ногу в трусы, снова
подтянул – натянул – шорты.
- А я, блин, подумал, что ты... что ты, Серый, там памперс успел надеть,
прежде чем выскакивать из комнаты... ну, прихватил памперс в качестве
трофея... типа на память...
– Толик, глядя на Серёгу, почувствовал, как его
разбирает неудержимый смех.
- Иди ты! Какой ты, Толян, придурок, если подумал так, – отозвался Серёга,
поправляя-укладывая член в трусах.
- Нет, а что? – Толик засмеялся.
– Нормальный трофей... в хозяйстве пригодится!
вниз и казался в лунном свете каким-то потемневшим, даже на взгляд
мясисто-упругим, по-взрослому крупным... впрочем, что значит «по-
взрослому»? Серёге с Толиком хоть и было всего по четырнадцать лет, но по
части размера своих п и с ю н о в, если сравнивать-сопоставлять, они легко
могли дать фору иному взрослому.
- Прикинь, Толян... я там шорты снял вместе с трусами, а когда назад
надевал по-быстрому, я одной ногой попал в трусы, а другую ногу мимо
трусов в штанину сунул... и трусы, блин, сбились в кучу, – объясняя, Серёга
сноровисто выдернул ногу из штанины шорт, сунул ногу в трусы, снова
подтянул – натянул – шорты.
- А я, блин, подумал, что ты... что ты, Серый, там памперс успел надеть,
прежде чем выскакивать из комнаты... ну, прихватил памперс в качестве
трофея... типа на память...
– Толик, глядя на Серёгу, почувствовал, как его
разбирает неудержимый смех.
- Иди ты! Какой ты, Толян, придурок, если подумал так, – отозвался Серёга,
поправляя-укладывая член в трусах.
- Нет, а что? – Толик засмеялся.
– Нормальный трофей... в хозяйстве пригодится!
Серёга хотел ответить Толику, но, глядя на смеющегося Толика, засмеялся
тоже... они стояли посреди лунным светом залитой улицы и, глядя друг на
друга, неудержимо смеялись, – была тёплая летняя ночь, никто за ними не
гнался, никакая опасность им не угрожала, до дома оставалось сотни три
метров... ну, и чего им было не смеяться? Всё уже было позади
тоже... они стояли посреди лунным светом залитой улицы и, глядя друг на
друга, неудержимо смеялись, – была тёплая летняя ночь, никто за ними не
гнался, никакая опасность им не угрожала, до дома оставалось сотни три
метров... ну, и чего им было не смеяться? Всё уже было позади
– и неудавшийся трах в соседней комнате, и ожидание траха в комнате другой, и
эти странные парни вместе с девчонкой, которую «накрывает» во время
оргазма...
- Ну, так чего ты вылетел, словно в жопу ужаленный? – Толик, отсмеявшись,
с нескрываемым любопытством посмотрел на Серёгу.
– Ну, Серый...
рассказывай! – в голосе Толика отчетливо прозвучало нетерпение.
Серёга тоже перестал смеяться; они уже отдышались после бега, и теперь
можно было спокойно разговаривать – «анализировать» и «подводить
итоги».
- Ну, слушай...
– Серёга хотел надеть футболку, но до дома оставалось
совсем ничего, и Серёга подумал, что надеть футболку уже нет никакого
смысла. – Когда ты сказал мне «иди»...
- Вообще-то, Серый, я тебе ещё дома говорил, что идти не надо, – перебив
Серёгу, на всякий случай напомнил Толик.
- Ой, да какая теперь разница, кто что кому говорил! – отмахнулся Серёга от
уточнения Толика.
– Короче, зашел я... девчонка лежит на постели голая,
ноги раздвинуты в стороны, между ногами щель приоткрытая... у меня,
понятное дело, стояк. Влад говорит: «Раздевайся... она тебя ждёт». Ну, я
снял футболку, снял шорты с трусами... Влад говорит: «Хороший стояк»,
и... он типа хотел проверить твёрдость члена, хотел член мой пощупать –
протянул руку и говорит: «Крепкий?», но я от руки его увернулся, сказал, что
крепкий, что это и так видно – можно не щупать... вот так увернулся,
эти странные парни вместе с девчонкой, которую «накрывает» во время
оргазма...
- Ну, так чего ты вылетел, словно в жопу ужаленный? – Толик, отсмеявшись,
с нескрываемым любопытством посмотрел на Серёгу.
– Ну, Серый...
рассказывай! – в голосе Толика отчетливо прозвучало нетерпение.
Серёга тоже перестал смеяться; они уже отдышались после бега, и теперь
можно было спокойно разговаривать – «анализировать» и «подводить
итоги».
- Ну, слушай...
– Серёга хотел надеть футболку, но до дома оставалось
совсем ничего, и Серёга подумал, что надеть футболку уже нет никакого
смысла. – Когда ты сказал мне «иди»...
- Вообще-то, Серый, я тебе ещё дома говорил, что идти не надо, – перебив
Серёгу, на всякий случай напомнил Толик.
- Ой, да какая теперь разница, кто что кому говорил! – отмахнулся Серёга от
уточнения Толика.
– Короче, зашел я... девчонка лежит на постели голая,
ноги раздвинуты в стороны, между ногами щель приоткрытая... у меня,
понятное дело, стояк. Влад говорит: «Раздевайся... она тебя ждёт». Ну, я
снял футболку, снял шорты с трусами... Влад говорит: «Хороший стояк»,
и... он типа хотел проверить твёрдость члена, хотел член мой пощупать –
протянул руку и говорит: «Крепкий?», но я от руки его увернулся, сказал, что
крепкий, что это и так видно – можно не щупать... вот так увернулся,
– Серёга вильнул бедрами, показывая Толику, как он увернулся от руки Влада.
- Так он что... он хотел пощупать твой член? – уточнил Толик.
- Блин, ты тупой? Я же тебе говорю, что он свою руку протянул, хотел меня
ухватить за член, а я увернулся – не дал ему щупать стояк, – отозвался
Серёга, чувствуя легкую досаду от того, что Толик не понимает его с первого
раза. – Слушай, блин, дальше...
- Слушаю, – кротко отозвался Толик.
- Влад говорит: «Ну, тогда приступай!», и я ещё удивился, что он уходить не
собирается, но удивлению своему значения не придал. Ну, девчонка лежит...
то ли она спит, то ли в отрубе – не понять, но я вижу, что она дышит, то есть
живая... может, пьяная была – от неё, кстати, несло перегаром... а мне, блин,
какая разница? Я стал на колени между её раздвинутыми ногами и, направив
стояк, вогнал ей лысого по самые помидоры... ну, то есть, не сразу вогнал, –
честно признался Серёга, – а с третьего или четвёртого раза... утопил в её
дырочке свой стояк!
- И как? – не утерпев, Толик снова перебил Серёгу. – Кайф?
- Да фиг его знает! Ну, кайф, конечно... естественно, кайф! Но... как-то
свободно... и ещё мокро, словно ей туда выдавили тюбик с кремом...
- Так ведь этот... второй, который Николай, говорил нам, что он перед
нашим приходом драл её... может, то был не крем, а его сперма? –
предположил Толик.
- Ну, может... не знаю! Я об этом не думал, – отозвался Серёга. – Короче, я
ей вогнал... полежал на ней чуть-чуть, чтоб почувствовать... чтоб осознать
ощущения...
- И какие ощущения? – живо перебил Серёгу Толик; в голосе Толика
прозвучало не просто любопытство, а прозвучала самая неподдельная
заинтересованность.
- Так он что... он хотел пощупать твой член? – уточнил Толик.
- Блин, ты тупой? Я же тебе говорю, что он свою руку протянул, хотел меня
ухватить за член, а я увернулся – не дал ему щупать стояк, – отозвался
Серёга, чувствуя легкую досаду от того, что Толик не понимает его с первого
раза. – Слушай, блин, дальше...
- Слушаю, – кротко отозвался Толик.
- Влад говорит: «Ну, тогда приступай!», и я ещё удивился, что он уходить не
собирается, но удивлению своему значения не придал. Ну, девчонка лежит...
то ли она спит, то ли в отрубе – не понять, но я вижу, что она дышит, то есть
живая... может, пьяная была – от неё, кстати, несло перегаром... а мне, блин,
какая разница? Я стал на колени между её раздвинутыми ногами и, направив
стояк, вогнал ей лысого по самые помидоры... ну, то есть, не сразу вогнал, –
честно признался Серёга, – а с третьего или четвёртого раза... утопил в её
дырочке свой стояк!
- И как? – не утерпев, Толик снова перебил Серёгу. – Кайф?
- Да фиг его знает! Ну, кайф, конечно... естественно, кайф! Но... как-то
свободно... и ещё мокро, словно ей туда выдавили тюбик с кремом...
- Так ведь этот... второй, который Николай, говорил нам, что он перед
нашим приходом драл её... может, то был не крем, а его сперма? –
предположил Толик.
- Ну, может... не знаю! Я об этом не думал, – отозвался Серёга. – Короче, я
ей вогнал... полежал на ней чуть-чуть, чтоб почувствовать... чтоб осознать
ощущения...
- И какие ощущения? – живо перебил Серёгу Толик; в голосе Толика
прозвучало не просто любопытство, а прозвучала самая неподдельная
заинтересованность.
- Ну... мокро, горячо... короче, нормально! – Серёга на секунду умолк, думая
о том, что он почувствовал, когда вставил свой стояк в Любино влагалище. –
Вот, полежал я секунд несколько и стал дрючить – стал гонять лысого туда-
сюда... ну, типа как мы с тобой. А Влад рядом стоит – стоит рядом и
приговаривает: «Глубже, глубже всовывай!», и, как бы желая мне помочь,
ладонью легонько при этом давит мне на жопу... давит и в то же время как
бы гладит мне жопу, как бы ласкает... я сначала не обратил внимание на
такую его поддержку, в которой я, блин, ни разу не нуждался, а потом
чувствую... чувствую, как он пальцем у меня между булок водит, и палец его
всё ближе и ближе к моему очку приближается... я говорю ему: «Убери
руку! Ты мне мешаешь!», а он шепчет мне в ответ: «Кайфуй, Серёга... сейчас
будет еще приятней...», и тут я чувствую, как он пальцем касается моего
очка – несильно так давит на очко, как я это делаю сам себе во время
дрочки... ну, я тут же его руку откинул в сторону, убрал его руку со своей
жопы – сказал ему, что мне и так приятно и что он мне только мешает...
- Подожди! – снова перебил Серёгу Толик. – Но это и правда приятно... а
если это приятно, то пусть бы он там тебя стимулировал... в чём проблема?
Ты же так делаешь себе... и мне так делал...
- Толян! Ты реальный дурак или только придурок – дураком
прикидываешься? – с досадой проговорил Серёга и, не дожидаясь, когда
Толик решит и ответит, дурак он или придурок, тут же пояснил Толику, «в
чём проблема»: – Когда я так делаю себе – это понятно... ну, или когда мы
делаем так друг другу – это тоже понятно, это в кайф... но Влад этот –
человек посторонний, непонятно откуда взявшийся... и что – он может мне
всовывать палец в жопу? Он кто? Он никто! Нах мне нужна такая
приятность! Или ты думаешь по-другому? – Серёга серьёзно, без обычной
своей улыбки посмотрел Толику в глаза. – Вот скажи мне: если б тебе кто-то
стал всовывать палец в жопу... ну, понятно, что я здесь не в счет – мы с
тобой братья, Толян, и нам это можно... а если б так делать стал кто-то
посторонний, то что – ты б согласился, чтоб тебе тыкали пальцем в очко, ты
бы не стал возражать?
о том, что он почувствовал, когда вставил свой стояк в Любино влагалище. –
Вот, полежал я секунд несколько и стал дрючить – стал гонять лысого туда-
сюда... ну, типа как мы с тобой. А Влад рядом стоит – стоит рядом и
приговаривает: «Глубже, глубже всовывай!», и, как бы желая мне помочь,
ладонью легонько при этом давит мне на жопу... давит и в то же время как
бы гладит мне жопу, как бы ласкает... я сначала не обратил внимание на
такую его поддержку, в которой я, блин, ни разу не нуждался, а потом
чувствую... чувствую, как он пальцем у меня между булок водит, и палец его
всё ближе и ближе к моему очку приближается... я говорю ему: «Убери
руку! Ты мне мешаешь!», а он шепчет мне в ответ: «Кайфуй, Серёга... сейчас
будет еще приятней...», и тут я чувствую, как он пальцем касается моего
очка – несильно так давит на очко, как я это делаю сам себе во время
дрочки... ну, я тут же его руку откинул в сторону, убрал его руку со своей
жопы – сказал ему, что мне и так приятно и что он мне только мешает...
- Подожди! – снова перебил Серёгу Толик. – Но это и правда приятно... а
если это приятно, то пусть бы он там тебя стимулировал... в чём проблема?
Ты же так делаешь себе... и мне так делал...
- Толян! Ты реальный дурак или только придурок – дураком
прикидываешься? – с досадой проговорил Серёга и, не дожидаясь, когда
Толик решит и ответит, дурак он или придурок, тут же пояснил Толику, «в
чём проблема»: – Когда я так делаю себе – это понятно... ну, или когда мы
делаем так друг другу – это тоже понятно, это в кайф... но Влад этот –
человек посторонний, непонятно откуда взявшийся... и что – он может мне
всовывать палец в жопу? Он кто? Он никто! Нах мне нужна такая
приятность! Или ты думаешь по-другому? – Серёга серьёзно, без обычной
своей улыбки посмотрел Толику в глаза. – Вот скажи мне: если б тебе кто-то
стал всовывать палец в жопу... ну, понятно, что я здесь не в счет – мы с
тобой братья, Толян, и нам это можно... а если б так делать стал кто-то
посторонний, то что – ты б согласился, чтоб тебе тыкали пальцем в очко, ты
бы не стал возражать?
- Не согласился бы, – отозвался Толик, не раздумывая.
- Ну, а чего ты мне всякие глупости говоришь? – всё с той же лёгкой досадой
в голосе проговорил Серёга.
– Тем более, что ты не знаешь, что было
дальше... или тебе уже неинтересно?
- Рассказывай! – Толик локтём толкнул Серёгу в бок. – Мне всё интересно!
- Ну, так слушай – не перебивай! – Серёга в ответ толкнул локтём в бок
Толика, и... они бы сейчас сцепились, смеясь и дурачась, как делали это
нередко, стали бы выяснять, кто умнее, а кто сильнее, но сейчас было не до
этого. – Короче... руку Влада я сбросил с себя, и Влад от меня вроде отстал –
перестал ко мне лезть... от девчонки несло перегаром, она почему-то никак
не реагировала на то, что я ей засаживаю... ну, то есть, ей было по барабану,
что её долбят, и я, уткнувшись лбом в подушку, стал наращивать темп, гоняя
лысого... ну, кайф, конечно! И тут этот Влад мою голову за волосы
приподнимает, и я слышу, как он шепчет: «Серёга, возьми...»
– я голову
поднимаю, с темпа сбиваюсь, поворачиваю лицо в сторону Влада, и... прямо
перед собой я вижу его залупившийся стояк... ну, то есть, прикинь: пока я
старался на девчонке – дрочил в ней лысого и по сторонам, понятное дело, не
смотрел, он снял с себя шорты, снял трусы... я смотрю, а он голый уже стоит,
и головка его стояка в двух или трёх сантиметрах от моих губ...
представляешь?! Одной рукой он тянет мою голову к себе, другой рукой
направляет мне в рот свой стояк и при этом шепчет: «Серёга, возьми»... ещё
бы две-три секунды, и он бы залупой упёрся мне в губы...
- Ну, а чего ты мне всякие глупости говоришь? – всё с той же лёгкой досадой
в голосе проговорил Серёга.
– Тем более, что ты не знаешь, что было
дальше... или тебе уже неинтересно?
- Рассказывай! – Толик локтём толкнул Серёгу в бок. – Мне всё интересно!
- Ну, так слушай – не перебивай! – Серёга в ответ толкнул локтём в бок
Толика, и... они бы сейчас сцепились, смеясь и дурачась, как делали это
нередко, стали бы выяснять, кто умнее, а кто сильнее, но сейчас было не до
этого. – Короче... руку Влада я сбросил с себя, и Влад от меня вроде отстал –
перестал ко мне лезть... от девчонки несло перегаром, она почему-то никак
не реагировала на то, что я ей засаживаю... ну, то есть, ей было по барабану,
что её долбят, и я, уткнувшись лбом в подушку, стал наращивать темп, гоняя
лысого... ну, кайф, конечно! И тут этот Влад мою голову за волосы
приподнимает, и я слышу, как он шепчет: «Серёга, возьми...»
– я голову
поднимаю, с темпа сбиваюсь, поворачиваю лицо в сторону Влада, и... прямо
перед собой я вижу его залупившийся стояк... ну, то есть, прикинь: пока я
старался на девчонке – дрочил в ней лысого и по сторонам, понятное дело, не
смотрел, он снял с себя шорты, снял трусы... я смотрю, а он голый уже стоит,
и головка его стояка в двух или трёх сантиметрах от моих губ...
представляешь?! Одной рукой он тянет мою голову к себе, другой рукой
направляет мне в рот свой стояк и при этом шепчет: «Серёга, возьми»... ещё
бы две-три секунды, и он бы залупой упёрся мне в губы...
- Он хотел, чтоб ты трахал девчонку и одновременно с этим чтоб ты у него
сосал...
– проговорил Толик с такой интонацией, как будто Серёга, его
«младший брат», этого не понимал.
- Именно так! – подтвердил Серёга. – Да вот только фиг у него этого вышло!
Я как увидел его стояк перед лицом, в одно мгновение соскочил с девчонки,
одной рукой оттолкнул Влада в сторону, другой рукой зацепил шорты и, на
ходу их одевая, зацепив футболку, ломанулся к двери... ну, а дальше, Толян,
ты всё знаешь сам, – подвёл итог своему рассказу Серёга.
Они подошли к калитке своего двора.
- Так ты что... ты, выходит, так и не кончил с девчонкой? – проговорил-
спросил Толик, открывая калитку.
- Блин! Толян, ну, ты сам... ты сам подумай: как я мог кончить, если этот
дебил со своим стояком мне весь кайф обломал? – удивился Серёга
наивности Толика. – Конечно, блин, я не кончил...
При виде входящих во двор мальчишек Пират радостно запрыгал, загремел
цепью, энергично накручивая хвостом круги; собственно, Пират ещё за
несколько минут до того, как Серёга и Толик подошли к калитке, чутко
уловил знакомые голоса и потому хвостом начал крутить заранее, словно
хвост свой разогревая для встречи, – Серёга, сев на корточки перед Пиратом,
стал трепать его за шею и холку, ласково приговаривая:
- Ах, ты наш пограничник... не спал, волновался за нас... думал, что мы не
придём, что мы не вернёмся с фронта... а мы вот они – раз-два, и пришли...
хочешь, чтоб Толян тебе воду налил? Толян! – Серёга оглянулся.
сосал...
– проговорил Толик с такой интонацией, как будто Серёга, его
«младший брат», этого не понимал.
- Именно так! – подтвердил Серёга. – Да вот только фиг у него этого вышло!
Я как увидел его стояк перед лицом, в одно мгновение соскочил с девчонки,
одной рукой оттолкнул Влада в сторону, другой рукой зацепил шорты и, на
ходу их одевая, зацепив футболку, ломанулся к двери... ну, а дальше, Толян,
ты всё знаешь сам, – подвёл итог своему рассказу Серёга.
Они подошли к калитке своего двора.
- Так ты что... ты, выходит, так и не кончил с девчонкой? – проговорил-
спросил Толик, открывая калитку.
- Блин! Толян, ну, ты сам... ты сам подумай: как я мог кончить, если этот
дебил со своим стояком мне весь кайф обломал? – удивился Серёга
наивности Толика. – Конечно, блин, я не кончил...
При виде входящих во двор мальчишек Пират радостно запрыгал, загремел
цепью, энергично накручивая хвостом круги; собственно, Пират ещё за
несколько минут до того, как Серёга и Толик подошли к калитке, чутко
уловил знакомые голоса и потому хвостом начал крутить заранее, словно
хвост свой разогревая для встречи, – Серёга, сев на корточки перед Пиратом,
стал трепать его за шею и холку, ласково приговаривая:
- Ах, ты наш пограничник... не спал, волновался за нас... думал, что мы не
придём, что мы не вернёмся с фронта... а мы вот они – раз-два, и пришли...
хочешь, чтоб Толян тебе воду налил? Толян! – Серёга оглянулся.
– Пират хочет, чтоб ты ему воду налил... ты где?
- Отливаю, – отозвался Толик из темноты; ночью и Толик, и Серёга, если
просыпались, по малой нужде ходили не в кабинку туалета, а поливали
землю сразу за углом гаража; впрочем, случалось это не часто, так что земле
никакого ущерба не было.
- Вот видишь, Пират... – снова заговорил Серёга, – Толян, наш бесстыдник,
ссыт за углом, и до тебя ему нет никакого дела... один я о тебе беспокоюсь! –
Серёга взял миску Пирата, принёс Пирату воду.
Толик щелкнул ключом в замке, и мальчишки шагнули в тёмный коридор; в
комнате вспыхнул свет.
- Короче, Серый, сходили мы... и оттянулись, и покайфовали... и в виде
кросса расслабились, – подводя итог, проговорил Толик. – А я тебе говорил –
предупреждал тебя... ещё там, в кафе, мне этот Влад не понравился...
– Толик, стоя задом к Серёге, наклонился над своей сумкой, чтоб достать из
сумки новую пачку сигарет, и шорты скульптурно, выпукло обтянули
половинки его мальчишеской задницы.
- Толян... – негромко проговорил Серёга, оставляя без внимания вопрос, кто
был прав, а кто был не прав в своём восприятии Влада. – Толян... – так же
негромко повторил Серёга, – доставай нашу смазку...
Толик, держа в руке пачку с сигаретами, разогнулся – повернулся лицом к
Серёге, – сунув руку в шорты, стоявший посередине комнаты Серёга тискал
в трусах явно вставший, напряженный член.
- Доставай, Толян! – повторил Серёга.
- Отливаю, – отозвался Толик из темноты; ночью и Толик, и Серёга, если
просыпались, по малой нужде ходили не в кабинку туалета, а поливали
землю сразу за углом гаража; впрочем, случалось это не часто, так что земле
никакого ущерба не было.
- Вот видишь, Пират... – снова заговорил Серёга, – Толян, наш бесстыдник,
ссыт за углом, и до тебя ему нет никакого дела... один я о тебе беспокоюсь! –
Серёга взял миску Пирата, принёс Пирату воду.
Толик щелкнул ключом в замке, и мальчишки шагнули в тёмный коридор; в
комнате вспыхнул свет.
- Короче, Серый, сходили мы... и оттянулись, и покайфовали... и в виде
кросса расслабились, – подводя итог, проговорил Толик. – А я тебе говорил –
предупреждал тебя... ещё там, в кафе, мне этот Влад не понравился...
– Толик, стоя задом к Серёге, наклонился над своей сумкой, чтоб достать из
сумки новую пачку сигарет, и шорты скульптурно, выпукло обтянули
половинки его мальчишеской задницы.
- Толян... – негромко проговорил Серёга, оставляя без внимания вопрос, кто
был прав, а кто был не прав в своём восприятии Влада. – Толян... – так же
негромко повторил Серёга, – доставай нашу смазку...
Толик, держа в руке пачку с сигаретами, разогнулся – повернулся лицом к
Серёге, – сунув руку в шорты, стоявший посередине комнаты Серёга тискал
в трусах явно вставший, напряженный член.
- Доставай, Толян! – повторил Серёга.
- Сходи в душ, – проговорил Толик, чувствуя, как у него у самого член в
трусах тоже начинает вставать, наполняться сладким зудом предвкушения.
- Зачем? – нетерпеливо выдохнул Серёга.
- Затем! – отозвался Толик; он хотел напомнить Серёге, как, по словам
Серёги, было мокро и липко т а м, куда кончили до их прихода Влад и
Колёкигде побывал посленихСерёга,ноговоритьобэтомнестал–
просто проговорил тоном, не допускающим возражений: – Иди, Серый, в
душ!
- Блин...какой ты... какой ты, Толян, противный! А ещё брат называется, –
Серёга изобразил на лице плаксивое выражение.
– Любишь, Толян, ты командовать...
– и, не развивая эту заезженную тему дальше, Серёга
выдвинул встречное предложение: – Пойдём в душ вместе!
- Пойдём, – согласился Толик.
Вода в баке, в течение долгого жаркого дня нагреваемая палящим солнцем,
уже начала остывать – была уже не горячая, но ещё и не бодряще
прохладная, а чуть тёплая, приятно расслабляющая. Толик откинул в сторону
полог, заменявший дверь, и кабинка наполнилась лунным светом. Члены у
мальчишек напряженно стояли, – не реализованное желание покайфовать с
девчонкой требовало не отлагаемой компенсации, и Серёга с Толиком,
наскоро ополоснувшись, заключили друг друга в объятия: вжимаясь один в
другого сладко залупающимися стояками, они тёрлись друг о друга, по
очереди сосали друг друга в губы, тискали мясисто-сочные и в то же время
по-мальчишески упругие круглые булочки, скользкими намыленными
пальцами скользили по туго сомкнутым норкам-входикам... наконец, Серёга
оторвался от Толика и, держа Толика за бёдра, стал поворачивать «старшего
брата» к себе задом:
трусах тоже начинает вставать, наполняться сладким зудом предвкушения.
- Зачем? – нетерпеливо выдохнул Серёга.
- Затем! – отозвался Толик; он хотел напомнить Серёге, как, по словам
Серёги, было мокро и липко т а м, куда кончили до их прихода Влад и
Колёкигде побывал посленихСерёга,ноговоритьобэтомнестал–
просто проговорил тоном, не допускающим возражений: – Иди, Серый, в
душ!
- Блин...какой ты... какой ты, Толян, противный! А ещё брат называется, –
Серёга изобразил на лице плаксивое выражение.
– Любишь, Толян, ты командовать...
– и, не развивая эту заезженную тему дальше, Серёга
выдвинул встречное предложение: – Пойдём в душ вместе!
- Пойдём, – согласился Толик.
Вода в баке, в течение долгого жаркого дня нагреваемая палящим солнцем,
уже начала остывать – была уже не горячая, но ещё и не бодряще
прохладная, а чуть тёплая, приятно расслабляющая. Толик откинул в сторону
полог, заменявший дверь, и кабинка наполнилась лунным светом. Члены у
мальчишек напряженно стояли, – не реализованное желание покайфовать с
девчонкой требовало не отлагаемой компенсации, и Серёга с Толиком,
наскоро ополоснувшись, заключили друг друга в объятия: вжимаясь один в
другого сладко залупающимися стояками, они тёрлись друг о друга, по
очереди сосали друг друга в губы, тискали мясисто-сочные и в то же время
по-мальчишески упругие круглые булочки, скользкими намыленными
пальцами скользили по туго сомкнутым норкам-входикам... наконец, Серёга
оторвался от Толика и, держа Толика за бёдра, стал поворачивать «старшего
брата» к себе задом:
- Толян... повернись! Повернись очком...
– в возбуждённом шепоте
«младшего брата» были страсть и нетерпение.
- Блин, ни фига не получится... пойдём в дом! – прошептал-отозвался Толик,
поворачиваясь к Серёге задом.
- Сейчас пойдем... я ещё немного... ещё чуть-чуть, и пойдём, – отозвался
Серёга, прижимая свой твёрдый, пышущий жаром член к попе Толика – с
силой вжимая стояк в одну из половинок. – Толян... хочешь, я тебе на жопе
засос поставлю? – прошептал Серёга, обдавая шею Толика горячим
дыханием; желание это возникло у Серёги спонтанно, и Серёга в
свойственной ему манере тут же озвучил то, о чём подумал.
- Поставь, – прошептал-отозвался Толик.
Серёга опустился на корточки; на острове, как и положено диким людям в
древние времена, они загорали без плавок, голяком, и всё равно булочки поп
у них были светлее, чем спина и ноги... может, так было потому, что все
предыдущие годы они, как люди цивилизованные, каждое лето загорали в
плавках, каждое лето спины и ноги насыщались солнцем, и только в это лето
их попы впервые увидели солнце, – впервые открытые щедрым лучам
палящего солнца, попы не успели насытиться солнечной энергией в таком
объёме, чтобы по цвету сравняться с ногами и спинами... скульптурно
округлые половинки Толика смутно белели в лунном свете на фоне его
спины и ног, – Серёга, качнувшись вперёд, прижал широко открытые губы к
упругой ягодице... губы у Серёги были податливо-мягкие, послушные, когда
его в губы сосал Толик, и, наоборот, делались энергичными, даже грубыми,
когда сам Серёга сосал в губы Толика, когда он жадно вбирал губы Толика в
свой рот, но теперь всё было по-другому: булочка попы была хоть и сочно-
мягкой на ощупь, но для губ она была всё равно упруго-твердой, губам
неподвластной, так что Серёга, хотя и шевелил губами, но всё равно он
просто прижимал губы к бархатистой коже, он вжимал широко открытые
губы в булочку, и получалось, что он не сосал попу, а всего лишь к попе
присасывался, – сделать засос никак не получалось: оторвав губы от упругой
булочки, Серёга прошептал:
– в возбуждённом шепоте
«младшего брата» были страсть и нетерпение.
- Блин, ни фига не получится... пойдём в дом! – прошептал-отозвался Толик,
поворачиваясь к Серёге задом.
- Сейчас пойдем... я ещё немного... ещё чуть-чуть, и пойдём, – отозвался
Серёга, прижимая свой твёрдый, пышущий жаром член к попе Толика – с
силой вжимая стояк в одну из половинок. – Толян... хочешь, я тебе на жопе
засос поставлю? – прошептал Серёга, обдавая шею Толика горячим
дыханием; желание это возникло у Серёги спонтанно, и Серёга в
свойственной ему манере тут же озвучил то, о чём подумал.
- Поставь, – прошептал-отозвался Толик.
Серёга опустился на корточки; на острове, как и положено диким людям в
древние времена, они загорали без плавок, голяком, и всё равно булочки поп
у них были светлее, чем спина и ноги... может, так было потому, что все
предыдущие годы они, как люди цивилизованные, каждое лето загорали в
плавках, каждое лето спины и ноги насыщались солнцем, и только в это лето
их попы впервые увидели солнце, – впервые открытые щедрым лучам
палящего солнца, попы не успели насытиться солнечной энергией в таком
объёме, чтобы по цвету сравняться с ногами и спинами... скульптурно
округлые половинки Толика смутно белели в лунном свете на фоне его
спины и ног, – Серёга, качнувшись вперёд, прижал широко открытые губы к
упругой ягодице... губы у Серёги были податливо-мягкие, послушные, когда
его в губы сосал Толик, и, наоборот, делались энергичными, даже грубыми,
когда сам Серёга сосал в губы Толика, когда он жадно вбирал губы Толика в
свой рот, но теперь всё было по-другому: булочка попы была хоть и сочно-
мягкой на ощупь, но для губ она была всё равно упруго-твердой, губам
неподвластной, так что Серёга, хотя и шевелил губами, но всё равно он
просто прижимал губы к бархатистой коже, он вжимал широко открытые
губы в булочку, и получалось, что он не сосал попу, а всего лишь к попе
присасывался, – сделать засос никак не получалось: оторвав губы от упругой
булочки, Серёга прошептал:
- Толян, повернись...
Толик послушно повернулся к сидящему на корточках Серёге передом;
залупившийся член у Толика был устремлён открытой, сочно блестящей
головкой вверх, – Серёга, приблизив лицо к паху Толика, провёл языком
снизу вверх по уздечке и, не раздумывая, не прицеливаясь, оттянув член
книзу, чтоб головка оказалась на уровне губ, насадил свой округлившийся
рот на твёрдый горячий ствол... стоя перед Серёгой на чуть расставленных
ногах, Толик содрогнулся от удовольствия, и дело было не только в том, что
кто-то сосал его возбуждённый член, что само по себе уже было приятно, а
дело было ещё и в том, что делал это Серёга, – обжимая горячий ствол
кольцом влажно-горячих губ, сидящий на корточках Серёга ритмично
задвигал головой...
Потом у Серёги сосал Толик, – чувствуя, что оргазм может случиться в
любую секунду, не желая завершать-заканчивать кайфование, Толик
проговорил-прошептал:
- Серый... давай, теперь я... я у тебя... – и они, Серёга и Толик, поменялись
местами, точнее, Серёга встал с корточек, а Толик, наоборот, на корточки
сел; он, Толик, уже не думал, что член Серёгин всего час-полтора назад был
т а м, где, по словам Серёги, было мокро и липко, Толик, как и Серёга,
ритмично насаживал округлившийся рот на твердый горячий ствол, языком
шевелил во рту уздечку, скользил губами вдоль горячего ствола, и это было
так же приятно, так же кайфово, как и то, когда Серёга сосал у него...
Толик послушно повернулся к сидящему на корточках Серёге передом;
залупившийся член у Толика был устремлён открытой, сочно блестящей
головкой вверх, – Серёга, приблизив лицо к паху Толика, провёл языком
снизу вверх по уздечке и, не раздумывая, не прицеливаясь, оттянув член
книзу, чтоб головка оказалась на уровне губ, насадил свой округлившийся
рот на твёрдый горячий ствол... стоя перед Серёгой на чуть расставленных
ногах, Толик содрогнулся от удовольствия, и дело было не только в том, что
кто-то сосал его возбуждённый член, что само по себе уже было приятно, а
дело было ещё и в том, что делал это Серёга, – обжимая горячий ствол
кольцом влажно-горячих губ, сидящий на корточках Серёга ритмично
задвигал головой...
Потом у Серёги сосал Толик, – чувствуя, что оргазм может случиться в
любую секунду, не желая завершать-заканчивать кайфование, Толик
проговорил-прошептал:
- Серый... давай, теперь я... я у тебя... – и они, Серёга и Толик, поменялись
местами, точнее, Серёга встал с корточек, а Толик, наоборот, на корточки
сел; он, Толик, уже не думал, что член Серёгин всего час-полтора назад был
т а м, где, по словам Серёги, было мокро и липко, Толик, как и Серёга,
ритмично насаживал округлившийся рот на твердый горячий ствол, языком
шевелил во рту уздечку, скользил губами вдоль горячего ствола, и это было
так же приятно, так же кайфово, как и то, когда Серёга сосал у него...
Те,ктопрактикует односторонний секс,даещёсопряженныйс
насилием, очень много теряют в познании подлинного сексуального
наслаждения, потому как, имея однополые позывы, но не имея внутренней
свободы для нормальной – обоюдной – реализации этих позывов, при
одностороннем движении они не наслаждаются полноценно и всесторонне, а,
лишь наполовину удовлетворяя свою сексуальную потребность, они с
помощью секса демонстрируют своё доминирование, своё мнимое
превосходство, тем самым подменяя истинную – природой данную –
сексуальность как высшую форму бытийного наслаждения на сексуальность
извращенную, то есть отягощенную социальными наслоениями, – ущербны
те, кто насилует или принуждает к сексу других, будь то на зоне, или в
армии, или в школе, или в общежитии, или просто дома либо на улице... да
где угодно! Односторонность в сексе – это убожество, порождённое миром
несвободных людей, бытующее в мире несвободных людей. Есть теория,
почему сексуальные насильники издеваются над своими сексуальными
жертвами... казалось бы: в армии, или на зоне, или в любом другом
однополом сообществе тот, кто получил либо получает регулярно
сексуальное удовольствие в результате полового акта, должен быть
благодарен тому, кто стал – пусть даже не добровольно – источником этого
самого удовольствия, а в действительности всё получается с точностью до
наоборот: активный партнер-насильник начинает гнобить пассивного
партнера-жертву, начинает унижать его, издеваться над ним и объяснение
здесь вроде простое: сильный доминирует над слабым, и сексуальное
насилие это как бы наглядно доказывает; между тем, сексуальное насилие
для неотягощенных интеллектом гопников или душевно не развитых особей
в мире извращенных понятий становится единственным способом
реализации однополых позывов: гопники и прочие особи, с одной стороны,
как многие и многие, х о т я т, а с другой стороны, они в плену тех
насилием, очень много теряют в познании подлинного сексуального
наслаждения, потому как, имея однополые позывы, но не имея внутренней
свободы для нормальной – обоюдной – реализации этих позывов, при
одностороннем движении они не наслаждаются полноценно и всесторонне, а,
лишь наполовину удовлетворяя свою сексуальную потребность, они с
помощью секса демонстрируют своё доминирование, своё мнимое
превосходство, тем самым подменяя истинную – природой данную –
сексуальность как высшую форму бытийного наслаждения на сексуальность
извращенную, то есть отягощенную социальными наслоениями, – ущербны
те, кто насилует или принуждает к сексу других, будь то на зоне, или в
армии, или в школе, или в общежитии, или просто дома либо на улице... да
где угодно! Односторонность в сексе – это убожество, порождённое миром
несвободных людей, бытующее в мире несвободных людей. Есть теория,
почему сексуальные насильники издеваются над своими сексуальными
жертвами... казалось бы: в армии, или на зоне, или в любом другом
однополом сообществе тот, кто получил либо получает регулярно
сексуальное удовольствие в результате полового акта, должен быть
благодарен тому, кто стал – пусть даже не добровольно – источником этого
самого удовольствия, а в действительности всё получается с точностью до
наоборот: активный партнер-насильник начинает гнобить пассивного
партнера-жертву, начинает унижать его, издеваться над ним и объяснение
здесь вроде простое: сильный доминирует над слабым, и сексуальное
насилие это как бы наглядно доказывает; между тем, сексуальное насилие
для неотягощенных интеллектом гопников или душевно не развитых особей
в мире извращенных понятий становится единственным способом
реализации однополых позывов: гопники и прочие особи, с одной стороны,
как многие и многие, х о т я т, а с другой стороны, они в плену тех
замшелых стереотипов о гомосексуальности, какие столетиями
культивировали – и продолжают культивировать – для малообразованного
пипла лукавые кукловоды... получается как в поговорке-пословице «и
хочется, и колется, и мамка не велит» – в такой ситуации естественное
хотение, не имея возможности проявляться открыто, реализуется в форме
насилия, которое, в свою очередь, преподносится как доминирование
сильного над слабым, что в социуме, построенном на самом разном насилии,
воспринимается если и не с одобрением, то уж точно не с осуждением;
насильник – он победитель, он всегда сверху в иерархии социума, где
ценность человека как личности сведена к нулю; изнасилованный – это
слабак, жертва, и в иерархии того же социума он презираем социумом, его
место и в буквальном, и в переносном смысле под шконкой; так устроен мир,
где человек сам по себе ничто, где человек – всего лишь лагерная пыль в
контексте извращенного мира, и не более того. Сильный и слабый, хищник и
жертва – так устроено сосуществование людей в социуме, где
гомосексуальность под надуманным предлогом «защиты традиционных
ценностей» преподносится для малообразованного пипла как «извращение» и
«преступление», и сильный, чтобы удовлетворить свои сексуальные позывы
и при этом остаться глазах окружающих и в глазах собственных как бы
мужчиной – самцом и мачо, насилует более слабого... насилие – скрепа! Это
понятно. И здесь возникает один любопытный вопрос: почему партнеры-
насильники вместо благодарности за полученное удовольствие начинают в
самых разных формах гнобить партнеров-жертв? Так вот, есть одно
интересное объяснение: будучи частью социума, демонстрируя одобряемое
социумом презрение к жертвам сексуального насилия, насильники таким
образом подсознательно выдавливают, вытесняют из своего сознания
желаниесамимвзятьвротилидатьвзад,тоестьвкуситьвсю полноту
своих подсознательных или даже вполне осознаваемых позывов, связанных с
однополым сексом... хотят полноты, но не могут это хотение полноты
осуществить: сидящие в голове тараканы, привнесённые извне, не дают им
культивировали – и продолжают культивировать – для малообразованного
пипла лукавые кукловоды... получается как в поговорке-пословице «и
хочется, и колется, и мамка не велит» – в такой ситуации естественное
хотение, не имея возможности проявляться открыто, реализуется в форме
насилия, которое, в свою очередь, преподносится как доминирование
сильного над слабым, что в социуме, построенном на самом разном насилии,
воспринимается если и не с одобрением, то уж точно не с осуждением;
насильник – он победитель, он всегда сверху в иерархии социума, где
ценность человека как личности сведена к нулю; изнасилованный – это
слабак, жертва, и в иерархии того же социума он презираем социумом, его
место и в буквальном, и в переносном смысле под шконкой; так устроен мир,
где человек сам по себе ничто, где человек – всего лишь лагерная пыль в
контексте извращенного мира, и не более того. Сильный и слабый, хищник и
жертва – так устроено сосуществование людей в социуме, где
гомосексуальность под надуманным предлогом «защиты традиционных
ценностей» преподносится для малообразованного пипла как «извращение» и
«преступление», и сильный, чтобы удовлетворить свои сексуальные позывы
и при этом остаться глазах окружающих и в глазах собственных как бы
мужчиной – самцом и мачо, насилует более слабого... насилие – скрепа! Это
понятно. И здесь возникает один любопытный вопрос: почему партнеры-
насильники вместо благодарности за полученное удовольствие начинают в
самых разных формах гнобить партнеров-жертв? Так вот, есть одно
интересное объяснение: будучи частью социума, демонстрируя одобряемое
социумом презрение к жертвам сексуального насилия, насильники таким
образом подсознательно выдавливают, вытесняют из своего сознания
желаниесамимвзятьвротилидатьвзад,тоестьвкуситьвсю полноту
своих подсознательных или даже вполне осознаваемых позывов, связанных с
однополым сексом... хотят полноты, но не могут это хотение полноты
осуществить: сидящие в голове тараканы, привнесённые извне, не дают им
возможность это сделать, и насильники – жертвы бытующих в социуме
стереотипов – вынуждены лишь частично реализовывать свои позывы, то
есть удовлетворяться в форме только активной, которая в мире гопников не
считается предосудительной... таким образом, скрепы, тараканы в голове,
гомосексуальные позывы, насилие, односторонность в сексе, невозможность
вкусить однополый секс во всей его полноте, ложные представления о
мужественности, вымещение своей сексуальной ущербности на жертвах
сексуального насилия, ненависть сексуально ущербных гопников к геях,
гомофобия как страх обнаружить гея в себе, оголтелая гомофобия как форма
подавить, заглушить гомосексуальные позывы в самом себе, культивируемая
пастухами гомофобия как один из рычагов управления стадом – вся эта
гремучая смесь характерна для социума, состоящего из несвободных людей,
лишенных способности думать самостоятельно... впрочем, вся эта история
проущербность одностороннего сексанеимеланималейшего
отношения к Толику и Серёге – двум обычным четырнадцатилетним
тинэйджерам, познающим мир и себя в этом мире.
Лунный свет заливал душевую кабинку, – сидя на корточках, Толик сосал
член у Серёги, он скользил мокрыми губами по горячему стволу, чувствуя не
меньший кайф, как и пару минут назад, когда, сидя на корточках, точно так
же его возбужденный член сосал Серёга...
Оргазм – это пик сексуального наслаждения, наивысшая степень
сладострастного ощущения, возникающая в момент завершения полового
акта либо при любых других формах половой разрядки, и в то же время
оргазм – это завершение наслаждения, конец наслаждения... одни торопятся
побыстрее кончить, то есть оргазм как можно быстрее заполучить, другие,
наоборот, оттягивают оргазм, желая как можно дольше наслаждаться самим
движением к оргазму, – Серёга, чувствуя, что может вот-вот кончить, и не
желая так быстро кончать – желая продлить наслаждение, торопливо
выдернул член изо рта Толика: ему, Серёге, еще хотелось в состоянии
возбуждения обнимать Толика, сосать Толика в губы и подставлять Толику
губы свои, хотелось ласкать Толика сзади и спереди, наполнять ладони
упругой мякотью булочек... ещё хотелось всего-всего!
стереотипов – вынуждены лишь частично реализовывать свои позывы, то
есть удовлетворяться в форме только активной, которая в мире гопников не
считается предосудительной... таким образом, скрепы, тараканы в голове,
гомосексуальные позывы, насилие, односторонность в сексе, невозможность
вкусить однополый секс во всей его полноте, ложные представления о
мужественности, вымещение своей сексуальной ущербности на жертвах
сексуального насилия, ненависть сексуально ущербных гопников к геях,
гомофобия как страх обнаружить гея в себе, оголтелая гомофобия как форма
подавить, заглушить гомосексуальные позывы в самом себе, культивируемая
пастухами гомофобия как один из рычагов управления стадом – вся эта
гремучая смесь характерна для социума, состоящего из несвободных людей,
лишенных способности думать самостоятельно... впрочем, вся эта история
проущербность одностороннего сексанеимеланималейшего
отношения к Толику и Серёге – двум обычным четырнадцатилетним
тинэйджерам, познающим мир и себя в этом мире.
Лунный свет заливал душевую кабинку, – сидя на корточках, Толик сосал
член у Серёги, он скользил мокрыми губами по горячему стволу, чувствуя не
меньший кайф, как и пару минут назад, когда, сидя на корточках, точно так
же его возбужденный член сосал Серёга...
Оргазм – это пик сексуального наслаждения, наивысшая степень
сладострастного ощущения, возникающая в момент завершения полового
акта либо при любых других формах половой разрядки, и в то же время
оргазм – это завершение наслаждения, конец наслаждения... одни торопятся
побыстрее кончить, то есть оргазм как можно быстрее заполучить, другие,
наоборот, оттягивают оргазм, желая как можно дольше наслаждаться самим
движением к оргазму, – Серёга, чувствуя, что может вот-вот кончить, и не
желая так быстро кончать – желая продлить наслаждение, торопливо
выдернул член изо рта Толика: ему, Серёге, еще хотелось в состоянии
возбуждения обнимать Толика, сосать Толика в губы и подставлять Толику
губы свои, хотелось ласкать Толика сзади и спереди, наполнять ладони
упругой мякотью булочек... ещё хотелось всего-всего!
- Толян, поднимись... – Серёга, выдернув сладко зудящий стояк из горячего
кольца Толиковых губ, потянув Толика вверх; Толик, послушно, податливо
поднимаясь, сплюнул набок обильную слюну – Толик вытер тыльной
стороной ладони мокрые губы, и губы их слились в глубоком поцелуе:
Серёга сосал в губы Толика, Толик сосал в губы Серёгу, руки их сами собой
скользили по спинам друг, по бёдрам, по ягодицам... – Толян, повернись...
кольца Толиковых губ, потянув Толика вверх; Толик, послушно, податливо
поднимаясь, сплюнул набок обильную слюну – Толик вытер тыльной
стороной ладони мокрые губы, и губы их слились в глубоком поцелуе:
Серёга сосал в губы Толика, Толик сосал в губы Серёгу, руки их сами собой
скользили по спинам друг, по бёдрам, по ягодицам... – Толян, повернись...
– прошептал Серёга, одновременно с этими словами поворачивая Толика к
себе задом.
- Не получится... пойдем в дом! – шепотом отозвался Толик, одновременно с
этим шепотом подчиняясь Серёге – поворачиваясь к Серёге задом. – Серый,
пойдём в дом...
- Я не буду всовывать... я просто... ещё чуть-чуть, и пойдём в дом...
– Серёга сладострастно прижался напряженным членом к попе Толика.
– Толян... сдай немного назад, – сделав полшага назад, Серёга, держа Толика
за бёдра, потянул его назад, на себя, и Толик, подчиняясь Серёге, тоже сделал
полшага назад.
– Наклонись... наклонись немного, – снова прошептал
Серёга; Толик, послушно наклонившись вперёд, ладонями обеих рук уперся
в стенку на уровне головы, и Серёга, держа Толика за бёдра сладострастно
вдавился членом в приоткрывшуюся ложбинку между чуть раздвинувшимися
упруго-мягкими булочками Толика.
Сжимая ладонями бёдра Толика, чуть приседая, снизу вверх наезжая на
подставленную попу, Серёга сладостно засопел, волнообразно задвигал всем
своим телом, – член Серёгин, вжимаемый пахом в ложбинку между
ягодицами, заскользил, залупаясь, вдоль ложбинки... Серёга совсем не хотел
кончать – он сам не знал, как именно хочет он кончить в этот раз: или
орально, чтоб Толик сосал, или посредством сладкого трения друг о друга,
или в формате взаимного дроча... или анально – в комнате, где была смазка и
куда звал его Толик... всё было сладко, и всего хотелось – хотелось с
Толяном и так, и этак... хотелось по-всякому! Но, во-первых, Серёга был
перевозбуждён, то есть был возбуждён сильно-сильно, а во-вторых, он ещё
не умел предотвращать оргазм со стопроцентным успехом – он этому только
учился, и потому... если б Серёга всего за пару секунд до в з р ы в а смог бы
остановиться, отстраниться от Толика, взять тайм-аут, то, вполне вероятно,
он мог бы опять увильнуть от оргазма, чтобы, сбив накал наслаждения,
продолжить кайф дальше, но оргазм накатил внезапно – не возник где-то в
глубине тела сладостным предупреждающим покалыванием, когда ещё
можно его предотвратить, а рванул сразу, опалив огнем мышцы ануса,
промежность, яйца, член, – Серёга, содрогнувшись всем телом, выпустил на
спину Толика струю спермы... и ещё одну... и ещё... сладость была
неимоверная – короткая и обжигающая, – Серёга почувствовал, как у него
дрожат ноги...
себе задом.
- Не получится... пойдем в дом! – шепотом отозвался Толик, одновременно с
этим шепотом подчиняясь Серёге – поворачиваясь к Серёге задом. – Серый,
пойдём в дом...
- Я не буду всовывать... я просто... ещё чуть-чуть, и пойдём в дом...
– Серёга сладострастно прижался напряженным членом к попе Толика.
– Толян... сдай немного назад, – сделав полшага назад, Серёга, держа Толика
за бёдра, потянул его назад, на себя, и Толик, подчиняясь Серёге, тоже сделал
полшага назад.
– Наклонись... наклонись немного, – снова прошептал
Серёга; Толик, послушно наклонившись вперёд, ладонями обеих рук уперся
в стенку на уровне головы, и Серёга, держа Толика за бёдра сладострастно
вдавился членом в приоткрывшуюся ложбинку между чуть раздвинувшимися
упруго-мягкими булочками Толика.
Сжимая ладонями бёдра Толика, чуть приседая, снизу вверх наезжая на
подставленную попу, Серёга сладостно засопел, волнообразно задвигал всем
своим телом, – член Серёгин, вжимаемый пахом в ложбинку между
ягодицами, заскользил, залупаясь, вдоль ложбинки... Серёга совсем не хотел
кончать – он сам не знал, как именно хочет он кончить в этот раз: или
орально, чтоб Толик сосал, или посредством сладкого трения друг о друга,
или в формате взаимного дроча... или анально – в комнате, где была смазка и
куда звал его Толик... всё было сладко, и всего хотелось – хотелось с
Толяном и так, и этак... хотелось по-всякому! Но, во-первых, Серёга был
перевозбуждён, то есть был возбуждён сильно-сильно, а во-вторых, он ещё
не умел предотвращать оргазм со стопроцентным успехом – он этому только
учился, и потому... если б Серёга всего за пару секунд до в з р ы в а смог бы
остановиться, отстраниться от Толика, взять тайм-аут, то, вполне вероятно,
он мог бы опять увильнуть от оргазма, чтобы, сбив накал наслаждения,
продолжить кайф дальше, но оргазм накатил внезапно – не возник где-то в
глубине тела сладостным предупреждающим покалыванием, когда ещё
можно его предотвратить, а рванул сразу, опалив огнем мышцы ануса,
промежность, яйца, член, – Серёга, содрогнувшись всем телом, выпустил на
спину Толика струю спермы... и ещё одну... и ещё... сладость была
неимоверная – короткая и обжигающая, – Серёга почувствовал, как у него
дрожат ноги...
- Кончил? – не меняя позу, тихо проговорил Толик, хотя это было понятно и
так: что Серёга кончил, Толик почувствовал это и по тому, как Серёга
дёрнулся, как он с силой вдавился сзади в попу, и по тому, как его, Толика,
спину раз за разом обожгли большущие капли раскалённой лавы...
- Кончил... – т я жело дыша, подтвердил Серёга; он с силой вдавился членом в
попу Толика, словно желая удержать остатки сладчайшего оргазма, уже
чисто механически, как бы по инерции скользнул снизу вверх мокрой липкой
головкой по ложбинке между ягодицами и, подавшись назад, отстранился от
Толика... всё!
так: что Серёга кончил, Толик почувствовал это и по тому, как Серёга
дёрнулся, как он с силой вдавился сзади в попу, и по тому, как его, Толика,
спину раз за разом обожгли большущие капли раскалённой лавы...
- Кончил... – т я жело дыша, подтвердил Серёга; он с силой вдавился членом в
попу Толика, словно желая удержать остатки сладчайшего оргазма, уже
чисто механически, как бы по инерции скользнул снизу вверх мокрой липкой
головкой по ложбинке между ягодицами и, подавшись назад, отстранился от
Толика... всё!
Потом там, в душевой кабинке, залитой лунным светом, кончил Толик.
Думая, что Толик точно так же пристроится к попе его, Серёга хотел
повернуться к Толику задом, но Толик удержал его, – обхватив одной рукой
Серёгу за шею, ладонью другой руки обхватив Серёгину попу, Толик с
силой, с наслаждением прижал Серёгу к себе; твёрдый, сочно залупившийся
член Толика упёрся Серёге в пах, – засосав Серёгу в губы, ладонью лаская
Серёгины булочки, прижимая этой ладонью Серёгу к себе, Толик какое-то
время не двигался – просто стоял и сосал податливо сладкие губы «младшего
брата»... у Серёги после оргазма, как это часто бывает, возбуждение
схлынуло, выплеснулось из тела вместе со спермой, бьющая через край
энергия испарилась, и всё равно Серёга не стоял в объятиях Толика
безучастно, как деревяшка, – ладони Серёгины, размазывая спущенную на
спину сперму, скользили по спине Толика, по попе, вновь по спине... между
тем, ещё не кончивший Толик чувствовал, как всё тело его с каждой
секундой наполняется всё большим и большим сладострастием, – продолжая
сосать Серёгу в губы, Толик ладонями обеих рук обхватил Серёгины булочки
и, вжимая ладони в упругую мякоть – прижимая Серёгу к себе, с
наслаждением задвигал, заскользил твёрдым, горчим, сладко залупающимся
членом между животами... у Серёги член после оргазма ослаб, потерял
твёрдость, но по-прежнему был ощутимо большим, и Толик чувствовал это –
он с наслаждением тёрся своим стояком о Серёгин член, терся уздечкой о
живот Серёги, о Серёгин пах... собственно, ничего нового в этом не было,
они уже делали так – с той лишь разницей, что они это делали, лежа в
постели, а теперь Толик делал это, тёрся членом о Серёгу, стоя в душевой
кабинке... оргазм настиг Толика в тот момент, когда Серёга, втиснув
указательный палец между булочками «старшего брата», прикоснулся
подушечкой пальцы к туго стиснутому очку Толика, – конвульсивно
содрогнувшись от полыхнувшей огнём сладости, с силой стиснув, сжав
ягодицами Серёгин палец, Толик раз и другой непроизвольно дёрнулся,
колыхнулся всем телом, извергая из члена горячую сперму... всё! Тяжело
дыша, Толик, обнимающий Серёгу, замер в Серёгиных объятиях...
Думая, что Толик точно так же пристроится к попе его, Серёга хотел
повернуться к Толику задом, но Толик удержал его, – обхватив одной рукой
Серёгу за шею, ладонью другой руки обхватив Серёгину попу, Толик с
силой, с наслаждением прижал Серёгу к себе; твёрдый, сочно залупившийся
член Толика упёрся Серёге в пах, – засосав Серёгу в губы, ладонью лаская
Серёгины булочки, прижимая этой ладонью Серёгу к себе, Толик какое-то
время не двигался – просто стоял и сосал податливо сладкие губы «младшего
брата»... у Серёги после оргазма, как это часто бывает, возбуждение
схлынуло, выплеснулось из тела вместе со спермой, бьющая через край
энергия испарилась, и всё равно Серёга не стоял в объятиях Толика
безучастно, как деревяшка, – ладони Серёгины, размазывая спущенную на
спину сперму, скользили по спине Толика, по попе, вновь по спине... между
тем, ещё не кончивший Толик чувствовал, как всё тело его с каждой
секундой наполняется всё большим и большим сладострастием, – продолжая
сосать Серёгу в губы, Толик ладонями обеих рук обхватил Серёгины булочки
и, вжимая ладони в упругую мякоть – прижимая Серёгу к себе, с
наслаждением задвигал, заскользил твёрдым, горчим, сладко залупающимся
членом между животами... у Серёги член после оргазма ослаб, потерял
твёрдость, но по-прежнему был ощутимо большим, и Толик чувствовал это –
он с наслаждением тёрся своим стояком о Серёгин член, терся уздечкой о
живот Серёги, о Серёгин пах... собственно, ничего нового в этом не было,
они уже делали так – с той лишь разницей, что они это делали, лежа в
постели, а теперь Толик делал это, тёрся членом о Серёгу, стоя в душевой
кабинке... оргазм настиг Толика в тот момент, когда Серёга, втиснув
указательный палец между булочками «старшего брата», прикоснулся
подушечкой пальцы к туго стиснутому очку Толика, – конвульсивно
содрогнувшись от полыхнувшей огнём сладости, с силой стиснув, сжав
ягодицами Серёгин палец, Толик раз и другой непроизвольно дёрнулся,
колыхнулся всем телом, извергая из члена горячую сперму... всё! Тяжело
дыша, Толик, обнимающий Серёгу, замер в Серёгиных объятиях...
Но на этом день на мальчишек не закончился... собственно, день – дневное
время суток – закончился уже давно, и время было или около двенадцати
ночи, или даже, быть может, время уже перевалило за двенадцать, но Серёга
и Толик уже не спорили, не выясняли, как понимать «вчера» и что значит
«завтра», потому как сам этот спор в самом начале их знакомства был
продиктован не столько выяснением истины, сколько взаимной проверкой
друг друга, кто кого переспорит-переговорит, – это было, когда они только-
только познакомились и, еще ничего друг о друге не зная, только друг к
другу присматривались... а теперь все эти «вчера» или «завтра» уже не
имели никакого значения – у них было их «сегодня», то есть здесь и сейчас:
лето, школьные каникулы, дедуля с бабулей, Пират, остров... и взаимный
кайф от общения, от классного секса, от разговоров самых разных, от
понимания друг друга, от называния друг друга старшим или младшим
братом...всёэтобылосегодня –здесьисейчас.
Толик перед сном, сидя на ступеньке крыльца, курил; Серёга хоть и не курил,
но сидел рядом – ждал, пока Толик покурит, чтоб вместе идти спать... спать
не в игривом смысле спать, а спать в буквальном смысле – спать.
- Толян, как ты думаешь... они геи? – Серёга вопросительно посмотрел на
Толика, и хотя он не назвал и не уточнил, кого он имеет в виду под словом
«они», это было понятно и так, без уточнения.
- Да фиг его знает...
– Толик, сделав затяжку, выпустил изо рта струйку
сизого дыма.
– Если они трахают эту девчонку, то... какие они геи? Геи
девчонок не трахают, – проговорил Толик, в свою очередь вопросительно
посмотрев на Серёгу.
время суток – закончился уже давно, и время было или около двенадцати
ночи, или даже, быть может, время уже перевалило за двенадцать, но Серёга
и Толик уже не спорили, не выясняли, как понимать «вчера» и что значит
«завтра», потому как сам этот спор в самом начале их знакомства был
продиктован не столько выяснением истины, сколько взаимной проверкой
друг друга, кто кого переспорит-переговорит, – это было, когда они только-
только познакомились и, еще ничего друг о друге не зная, только друг к
другу присматривались... а теперь все эти «вчера» или «завтра» уже не
имели никакого значения – у них было их «сегодня», то есть здесь и сейчас:
лето, школьные каникулы, дедуля с бабулей, Пират, остров... и взаимный
кайф от общения, от классного секса, от разговоров самых разных, от
понимания друг друга, от называния друг друга старшим или младшим
братом...всёэтобылосегодня –здесьисейчас.
Толик перед сном, сидя на ступеньке крыльца, курил; Серёга хоть и не курил,
но сидел рядом – ждал, пока Толик покурит, чтоб вместе идти спать... спать
не в игривом смысле спать, а спать в буквальном смысле – спать.
- Толян, как ты думаешь... они геи? – Серёга вопросительно посмотрел на
Толика, и хотя он не назвал и не уточнил, кого он имеет в виду под словом
«они», это было понятно и так, без уточнения.
- Да фиг его знает...
– Толик, сделав затяжку, выпустил изо рта струйку
сизого дыма.
– Если они трахают эту девчонку, то... какие они геи? Геи
девчонок не трахают, – проговорил Толик, в свою очередь вопросительно
посмотрев на Серёгу.
- А тогда зачем он мне в рот хотел дать? – в голосе Серёги проскользнуло
недоумение.
- Да фиг его знает! – хмыкнул Толик. – А ты... – Толик посмотрел на Серёгу
внимательно, вопрошающе и, не договорив, осёкся – замолчал, снова сделав
затяжку.
- Что «а ты»? – нетерпеливо проговорил Серёга, глядя, как Толик, вытянув
губы трубочкой, выпускает изо рта струйку дыма.
- Ты мог бы взять у него в рот? – Толик снова посмотрел на Серёгу.
- Блин, ты офигел? – Серёга явно не ждал такого вопроса, но ответил тут же,
ни на секунда не задумавшись.
– Как бы я стал у него брать? Ты, блин,
думаешь, что говоришь?
- Ну... мы же берём друг у друга... мы друг у друга сосём... у меня ты
сосёшь... и я спросил... просто спросил: мог бы ты пососать у него...
– Толик говорил это всё медленно, явно думая, подбирая слова, и хотя Толик
говорил это Серёге, было такое ощущение, что он говорит вообще – думает
вслух, может ли быть такое в принципе.
- Блин, Толян! Ты совсем дурак или только придурок – дураком лишь
прикидываешься? – тут же отреагировал Серёга. – Ты – это ты! Мы с тобой
братья... ну, почти как братья, и мы – это мы! – Серёга голосом дважды
выделил местоимения «ты» и «мы», чтоб «дураку» или «придурку» Толяну
было понятно, что он, Серёга, имеет в виду.
– Я сосу у тебя, ты сосешь у
меня – это кайф, это нормально! А этот Влад... он кто вообще? Никто! Он для
меня никто! Ну, и нах бы я захотел сосать у него?! Или ты думаешь, что я
готов... что я хочу сосать у любого? – Серёга проговорил это быстро,
запальчиво, и ты быстрота, та запальчивость, с какой он всё это сказал-
выдохнул, напрочь отметала саму мысль о неискренности его слов.
- Я так не думаю... – спокойно отозвался Толик, глядя на Серёгу с улыбкой
недоумение.
- Да фиг его знает! – хмыкнул Толик. – А ты... – Толик посмотрел на Серёгу
внимательно, вопрошающе и, не договорив, осёкся – замолчал, снова сделав
затяжку.
- Что «а ты»? – нетерпеливо проговорил Серёга, глядя, как Толик, вытянув
губы трубочкой, выпускает изо рта струйку дыма.
- Ты мог бы взять у него в рот? – Толик снова посмотрел на Серёгу.
- Блин, ты офигел? – Серёга явно не ждал такого вопроса, но ответил тут же,
ни на секунда не задумавшись.
– Как бы я стал у него брать? Ты, блин,
думаешь, что говоришь?
- Ну... мы же берём друг у друга... мы друг у друга сосём... у меня ты
сосёшь... и я спросил... просто спросил: мог бы ты пососать у него...
– Толик говорил это всё медленно, явно думая, подбирая слова, и хотя Толик
говорил это Серёге, было такое ощущение, что он говорит вообще – думает
вслух, может ли быть такое в принципе.
- Блин, Толян! Ты совсем дурак или только придурок – дураком лишь
прикидываешься? – тут же отреагировал Серёга. – Ты – это ты! Мы с тобой
братья... ну, почти как братья, и мы – это мы! – Серёга голосом дважды
выделил местоимения «ты» и «мы», чтоб «дураку» или «придурку» Толяну
было понятно, что он, Серёга, имеет в виду.
– Я сосу у тебя, ты сосешь у
меня – это кайф, это нормально! А этот Влад... он кто вообще? Никто! Он для
меня никто! Ну, и нах бы я захотел сосать у него?! Или ты думаешь, что я
готов... что я хочу сосать у любого? – Серёга проговорил это быстро,
запальчиво, и ты быстрота, та запальчивость, с какой он всё это сказал-
выдохнул, напрочь отметала саму мысль о неискренности его слов.
- Я так не думаю... – спокойно отозвался Толик, глядя на Серёгу с улыбкой
– невольно залюбовавшись Серёгой.
- Он, блин, не думает... а мог бы подумать – прежде чем задавать мне свои
глупые вопросы! – проговорил-пробурчал Серёга, изображая и голосом, и
лицом явное недовольство «старшим братом». – Вот ты, например... если б
ты оказался на моём месте там, в комнате, и этот Влад, подставив к твоим
губам свой стояк, стал бы шептать: «Толян, возьми... возьми в рот!», ты бы
взял? – Серёга, глядя на Толика, прищурился.
– Взялбыврот?Могбыу Влада пососать?
- Ну, смотри...
– Толик сделал паузу; проще всего было бы ответить на
встречные Серёгины вопросы отрицательно, и он, Толик, в таком своём
ответе был бы так же искренен, как искренен был Серёга, потому что, во
первых,никакиевлады-николаи здесь и сейчас емубылиненужны,а
во-вторых, и это второе было даже важнее первого, Толик вообще не
представлял себе секс с кем-то другим, кроме Серёги... это был кайф – всё
то, что они делали и в душевой, и на острове, и в комнате, но это был кайф
именно с Серёгой и только с Серёгой: они трахались, они сексуально
наслаждались в однополом формате, но ведь это был не просто секс-перепих,
точнее, не только секс, а это было что-то ещё, что-то большее, чем просто
секс... и он, Толик, мог бы ответить на Серёгины вопросы словами самого
Серёги: «ты – это ты» или «мы – это мы», но склонный к анализу и
размышлениям Толик д у м а л... ну, то есть, думал не о себе и Серёге, а
думал вообще – в принципе.
– Смотри...
– повторил Толик, – «мог бы» и
«хотел бы» – это, Серый, не одно и то же... совсем не одно и то же! Мог бы я
у Влада, или у Николая, или у любого другого парня взять в рот? То есть,
взять в рот – в принципе... так вот: принципе, мог бы... и ты в принципе мог
бы... и любой пацан в принципе может взять в рот стояк у другого пацана!
Потому что ничего сверхъестественного в этом нет... это – если смотреть на
вопрос с точки зрения теории. А теперь смотрим на этот же самый вопрос с
другой точки зрения – с точки зрения практики. Хотел бы я взять в рот у
Влада, или у Николая, или... да у кого угодно! Отвечаю: нет. Потому что есть
только один пацан, у которого брать в рот я х о ч у... я ответил на твой
малолетний вопрос? – Толик, улыбнувшись; посмотрел на Серёгу
снисходительно, как смотрят взрослые на несмышлёнышей-малышей.
- Он, блин, не думает... а мог бы подумать – прежде чем задавать мне свои
глупые вопросы! – проговорил-пробурчал Серёга, изображая и голосом, и
лицом явное недовольство «старшим братом». – Вот ты, например... если б
ты оказался на моём месте там, в комнате, и этот Влад, подставив к твоим
губам свой стояк, стал бы шептать: «Толян, возьми... возьми в рот!», ты бы
взял? – Серёга, глядя на Толика, прищурился.
– Взялбыврот?Могбыу Влада пососать?
- Ну, смотри...
– Толик сделал паузу; проще всего было бы ответить на
встречные Серёгины вопросы отрицательно, и он, Толик, в таком своём
ответе был бы так же искренен, как искренен был Серёга, потому что, во
первых,никакиевлады-николаи здесь и сейчас емубылиненужны,а
во-вторых, и это второе было даже важнее первого, Толик вообще не
представлял себе секс с кем-то другим, кроме Серёги... это был кайф – всё
то, что они делали и в душевой, и на острове, и в комнате, но это был кайф
именно с Серёгой и только с Серёгой: они трахались, они сексуально
наслаждались в однополом формате, но ведь это был не просто секс-перепих,
точнее, не только секс, а это было что-то ещё, что-то большее, чем просто
секс... и он, Толик, мог бы ответить на Серёгины вопросы словами самого
Серёги: «ты – это ты» или «мы – это мы», но склонный к анализу и
размышлениям Толик д у м а л... ну, то есть, думал не о себе и Серёге, а
думал вообще – в принципе.
– Смотри...
– повторил Толик, – «мог бы» и
«хотел бы» – это, Серый, не одно и то же... совсем не одно и то же! Мог бы я
у Влада, или у Николая, или у любого другого парня взять в рот? То есть,
взять в рот – в принципе... так вот: принципе, мог бы... и ты в принципе мог
бы... и любой пацан в принципе может взять в рот стояк у другого пацана!
Потому что ничего сверхъестественного в этом нет... это – если смотреть на
вопрос с точки зрения теории. А теперь смотрим на этот же самый вопрос с
другой точки зрения – с точки зрения практики. Хотел бы я взять в рот у
Влада, или у Николая, или... да у кого угодно! Отвечаю: нет. Потому что есть
только один пацан, у которого брать в рот я х о ч у... я ответил на твой
малолетний вопрос? – Толик, улыбнувшись; посмотрел на Серёгу
снисходительно, как смотрят взрослые на несмышлёнышей-малышей.
- Какой ты, Толян, хитрый! С одной стороны, с другой стороны...
– проговорил Серёга.
- Я не хитрый, я умный, – отозвался Толик; держа сигарету в одной руке, он
другой рукой, обхватив сидящего рядом Серёгу за шею, притянул его,
Серёгу, к себе, так что щеки их не просто соприкоснулись, а вдавились одна
в другую.
– Вот смотри... я предлагаю тебе сделать затяжку...
– Толик,
удерживая Серегу полусогнутой в локте рукой за шею, другой рукой поднёс
к губам Серёги сигарету. – Говорю тебе: на, Серый, затянись... ну?
- Могу, но не хочу, – засмеялся Серёга, поняв, зачем Толик предлагает ему
сделать затяжку. – Убери, блин... убери сигарету!
- Вот видишь! – Толик отвёл руку с сигаретой в сторону.
– Во-первых, ты
можешь. В принципе можешь. А во-вторых, ты не хочешь. По самым разным
причинам можно не хотеть. Мочь, но не хотеть... согласен со мной? – Толик
сильнее вдавил свою щеку в щеку Серёги.
- Согласен, согласен! Отпусти, блин! Больно! – Серёга, не предпринимая
никаких усилий, чтоб вырваться, тем не менее скорчил страдальческое лицо,
и Толик разжал руку; страдание на Серёгином лице вмиг испарилось.
– Толян... – понизив голос, проговорил Серёга с такой интонацией, как будто
хотел открыть или, наоборот, узнать великую тайну.
– Ты можешь сказать
мне по секрету одну вещь?
- Могу, – отозвался Толик.
– проговорил Серёга.
- Я не хитрый, я умный, – отозвался Толик; держа сигарету в одной руке, он
другой рукой, обхватив сидящего рядом Серёгу за шею, притянул его,
Серёгу, к себе, так что щеки их не просто соприкоснулись, а вдавились одна
в другую.
– Вот смотри... я предлагаю тебе сделать затяжку...
– Толик,
удерживая Серегу полусогнутой в локте рукой за шею, другой рукой поднёс
к губам Серёги сигарету. – Говорю тебе: на, Серый, затянись... ну?
- Могу, но не хочу, – засмеялся Серёга, поняв, зачем Толик предлагает ему
сделать затяжку. – Убери, блин... убери сигарету!
- Вот видишь! – Толик отвёл руку с сигаретой в сторону.
– Во-первых, ты
можешь. В принципе можешь. А во-вторых, ты не хочешь. По самым разным
причинам можно не хотеть. Мочь, но не хотеть... согласен со мной? – Толик
сильнее вдавил свою щеку в щеку Серёги.
- Согласен, согласен! Отпусти, блин! Больно! – Серёга, не предпринимая
никаких усилий, чтоб вырваться, тем не менее скорчил страдальческое лицо,
и Толик разжал руку; страдание на Серёгином лице вмиг испарилось.
– Толян... – понизив голос, проговорил Серёга с такой интонацией, как будто
хотел открыть или, наоборот, узнать великую тайну.
– Ты можешь сказать
мне по секрету одну вещь?
- Могу, – отозвался Толик.
– У меня секретов от младшего брата нет!
Спрашивай!
- Тогда скажи мне... кто тот один-единственный пацан, у которого брать в
рот ты хочешь? – Серёга изобразил на лице смесь блудливости, простодушия
и любопытства.
- Ну, это один пацан... – Толик улыбнулся; Серёга дурачился, и Толик, глядя
на Серёгу, в свою очередь изобразил на лице таинственность. –
С виду он
самый обычный пацан... – Толик замолчал.
- Ну, это с виду он самый обычный пацан, – согласился с Толиком Серёга. –
А на самом дел?
- А на самом деле... – Толик сделал вид, что он задумался. – На самом деле он
тоже обычный пацан, – Толик, глядя на Серёгу, снова замолчал.
- Блин, подумай хорошо! – Серёга изобразил на лице досаду. – Это он с виду
обычный пацан. А на самом деле... ну, подумай! Хорошо, Толян, хорошо
подумай...
- На самом деле он классный пацан, – улыбнулся Толик.
- Вот! Теперь правильно, – Серёга кивнул головой.
– Ну, а что-то ещё ты можешь сказать про этого классного пацана?
- Что-то ещё? – Толик снова сделал вид, что он задумался.
– Ну, ещё этот
пацан закончил учебный год с “двойками”, и родители не взяли его с собой в
Таиланд...
- Не с “двойками”, а с “тройками”, – поправил Серёга. – И хорошо, что не
взяли... дальше!
- Пацан этот любит рыбалку...
Спрашивай!
- Тогда скажи мне... кто тот один-единственный пацан, у которого брать в
рот ты хочешь? – Серёга изобразил на лице смесь блудливости, простодушия
и любопытства.
- Ну, это один пацан... – Толик улыбнулся; Серёга дурачился, и Толик, глядя
на Серёгу, в свою очередь изобразил на лице таинственность. –
С виду он
самый обычный пацан... – Толик замолчал.
- Ну, это с виду он самый обычный пацан, – согласился с Толиком Серёга. –
А на самом дел?
- А на самом деле... – Толик сделал вид, что он задумался. – На самом деле он
тоже обычный пацан, – Толик, глядя на Серёгу, снова замолчал.
- Блин, подумай хорошо! – Серёга изобразил на лице досаду. – Это он с виду
обычный пацан. А на самом деле... ну, подумай! Хорошо, Толян, хорошо
подумай...
- На самом деле он классный пацан, – улыбнулся Толик.
- Вот! Теперь правильно, – Серёга кивнул головой.
– Ну, а что-то ещё ты можешь сказать про этого классного пацана?
- Что-то ещё? – Толик снова сделал вид, что он задумался.
– Ну, ещё этот
пацан закончил учебный год с “двойками”, и родители не взяли его с собой в
Таиланд...
- Не с “двойками”, а с “тройками”, – поправил Серёга. – И хорошо, что не
взяли... дальше!
- Пацан этот любит рыбалку...
- Не всегда любит, а только тогда, когда ловит большую рыбу, – перебив
Толика, уточнил Серёга. – Дальше!
- Ещё этот пацан хорошо разбирается в людях, и вот пример:
познакомившись однажды в кафе с парнем, пацан отправился к новому
знакомому в гости, где этот новый знакомый попытался дать пацану в рот...
-Толян... – снова перебил Толика Серёга. – А ты как думаешь... этот Влад и
Колёк трахают друг друга? Пусть даже они не геи, как ты говоришь. Но ведь
не всегда же у них там эта девчонка... а когда нет девчонки? – Серёга смотрел
на Толика так, как будто Толик мог знать об этом наверняка.
- Да фиг его знает, – Толик пожал плечами. – Помнишь, бабуля говорила, что
у Николая была жена и что он с ней развёлся и переехал жить с Владом в
Сосновку?
- Да, помню, – Серёга кивнул головой.
– А дедуля ещё сказал, что они
сослуживцы – что они вместе служили в армии...ты как думаешь, они в
армии трахались?
- Блин, откуда я знаю! – отозвался Толик.
– Ты же у нас хорошо
разбираешься в людях... вот и спросил бы у них, когда мы сидели там,
трахались они в армии или нет.
- Когда мы сидели там, я про это не думал, – резонно заметил Серёга. – А как
ты думаешь... парни в армии трахаются?
- Ну, а почему нет? Если в армии нет девчонок... вот в Сосновке же нет
девчонок, и мы с тобой... мы с тобой без девчонок обходимся, и неплохо
обходимся... так и в армии... невозможно же целый год не снимать
напряжение... или как? – Толик вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Ну...можно ещё дрочить, если нет девчонок... если не с кем, можно
дрочить! – проговорил Серёга.
Толика, уточнил Серёга. – Дальше!
- Ещё этот пацан хорошо разбирается в людях, и вот пример:
познакомившись однажды в кафе с парнем, пацан отправился к новому
знакомому в гости, где этот новый знакомый попытался дать пацану в рот...
-Толян... – снова перебил Толика Серёга. – А ты как думаешь... этот Влад и
Колёк трахают друг друга? Пусть даже они не геи, как ты говоришь. Но ведь
не всегда же у них там эта девчонка... а когда нет девчонки? – Серёга смотрел
на Толика так, как будто Толик мог знать об этом наверняка.
- Да фиг его знает, – Толик пожал плечами. – Помнишь, бабуля говорила, что
у Николая была жена и что он с ней развёлся и переехал жить с Владом в
Сосновку?
- Да, помню, – Серёга кивнул головой.
– А дедуля ещё сказал, что они
сослуживцы – что они вместе служили в армии...ты как думаешь, они в
армии трахались?
- Блин, откуда я знаю! – отозвался Толик.
– Ты же у нас хорошо
разбираешься в людях... вот и спросил бы у них, когда мы сидели там,
трахались они в армии или нет.
- Когда мы сидели там, я про это не думал, – резонно заметил Серёга. – А как
ты думаешь... парни в армии трахаются?
- Ну, а почему нет? Если в армии нет девчонок... вот в Сосновке же нет
девчонок, и мы с тобой... мы с тобой без девчонок обходимся, и неплохо
обходимся... так и в армии... невозможно же целый год не снимать
напряжение... или как? – Толик вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Ну...можно ещё дрочить, если нет девчонок... если не с кем, можно
дрочить! – проговорил Серёга.
– Целый год не снимать напряжение
невозможно... я такое не представляю! Как ты думаешь, в армии дрочат?
- Блин, откуда я знаю! – рассмеялся Толик. – Я в армии не служил.
- Да, я тоже не служил, – согласился Серёга с Толиком. – А если б в Сосновке
были девчонки и если б мы с ними трахались, то у нас тогда б не было
ничего? – Серёга вопросительно посмотрел на Толика.
- Ну... я не знаю, – отозвался Толик. – Наверное, не было б...
- Но можно же и с девчонкой, и с пацаном... – медленно проговорил Серёга,
явно думая над своими словами. – Я б всё равно хотел с тобой, даже если б
была девчонка!
- Я бы тоже хотел с тобой, даже если б была девчонка, – отозвался Толик. –
Тогда бы мы были геями... наверное, были бы геями!
- Почему? – удивился Серёга.
- Ну, смотри сам: у тебя есть возможность трахать девчонок, и ты их
трахаешь... и при этом ты трахаешься параллельно с парнем. Получается, что
девчонки в таком случае только для прикрытия... или как? – Толик
вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Ну, и что? – живо отозвался Серёга. – Так даже лучше: никто не заподозрит,
что ты гей... только какой же ты гей, если ты с девчонками тоже трахаешься?
Правильно?
- Да фиг его знает! Может, правильно. Может, неправильно, – Толик, сделав
последнюю затяжку, загасил окурок. – Мы сейчас, Серый, говорим о том, о
чём мы не знаем... а если не знаем, то можно гадать и предполагать как
угодно – хоть до посинения, – Толик улыбнулся.
невозможно... я такое не представляю! Как ты думаешь, в армии дрочат?
- Блин, откуда я знаю! – рассмеялся Толик. – Я в армии не служил.
- Да, я тоже не служил, – согласился Серёга с Толиком. – А если б в Сосновке
были девчонки и если б мы с ними трахались, то у нас тогда б не было
ничего? – Серёга вопросительно посмотрел на Толика.
- Ну... я не знаю, – отозвался Толик. – Наверное, не было б...
- Но можно же и с девчонкой, и с пацаном... – медленно проговорил Серёга,
явно думая над своими словами. – Я б всё равно хотел с тобой, даже если б
была девчонка!
- Я бы тоже хотел с тобой, даже если б была девчонка, – отозвался Толик. –
Тогда бы мы были геями... наверное, были бы геями!
- Почему? – удивился Серёга.
- Ну, смотри сам: у тебя есть возможность трахать девчонок, и ты их
трахаешь... и при этом ты трахаешься параллельно с парнем. Получается, что
девчонки в таком случае только для прикрытия... или как? – Толик
вопросительно посмотрел на Серёгу.
- Ну, и что? – живо отозвался Серёга. – Так даже лучше: никто не заподозрит,
что ты гей... только какой же ты гей, если ты с девчонками тоже трахаешься?
Правильно?
- Да фиг его знает! Может, правильно. Может, неправильно, – Толик, сделав
последнюю затяжку, загасил окурок. – Мы сейчас, Серый, говорим о том, о
чём мы не знаем... а если не знаем, то можно гадать и предполагать как
угодно – хоть до посинения, – Толик улыбнулся.
– Пойдем спать, мой
любознательный младший брат! – Толик рывком поднялся со ступеньки
крыльца.
- Подожди, последний вопрос... это будет контрольный вопрос,
– предупредил Серёга, глядя на Толика снизу вверх. – Как зовут того пацана, у
которого ты хочешь брать в рот – хочешь сосать? – Серёга изобразил на лице
смесь блудливости и любопытства. – Можешь сказать мне по секрету?
- Могу, – Толик, глядя на Серёгу сверху вниз, снова улыбнулся.
– Пацана
того зовут Серёгой, и он придурок, потому что задаёт глупые вопросы.
Вставай, блин! – Толик потянул Серёгу за руку.
- Твой ответ состоит из двух частей, – подражая Толику, резюмировал
Серёга. – В первой части ответа всё правильно: пацана зовут Серёгой... ответ
принят! А что касается второй части ответа, то... завтра мы выясним, кто из
нас придурок! – Серёга предвкушающе рассмеялся.
- Сегодня, – отозвался Толик.
- Что сегодня? – не понял Серёга.
- Твоё «завтра» было вчера, а сейчас уже сегодня, и когда мы встанем утром,
тоже будет сегодня, – Толик проговорил это таким тоном, как будто он на
пальцах объяснял Серёге, что дважды два – это именно четыре, не три и не
пять.
– И я тебе задницу надеру, чтобы ты не грубил старшему брату, не
завтра, а сегодня. Что здесь непонятного?
- Толян! Вот ты любишь так повернуть любой разговор, чтоб казаться умнее
меня, хотя мы оба прекрасно знаем, что я умнее тебя, и даже Пират это
может легко подтвердить.
- Да уж! – Толик рассмеялся.
любознательный младший брат! – Толик рывком поднялся со ступеньки
крыльца.
- Подожди, последний вопрос... это будет контрольный вопрос,
– предупредил Серёга, глядя на Толика снизу вверх. – Как зовут того пацана, у
которого ты хочешь брать в рот – хочешь сосать? – Серёга изобразил на лице
смесь блудливости и любопытства. – Можешь сказать мне по секрету?
- Могу, – Толик, глядя на Серёгу сверху вниз, снова улыбнулся.
– Пацана
того зовут Серёгой, и он придурок, потому что задаёт глупые вопросы.
Вставай, блин! – Толик потянул Серёгу за руку.
- Твой ответ состоит из двух частей, – подражая Толику, резюмировал
Серёга. – В первой части ответа всё правильно: пацана зовут Серёгой... ответ
принят! А что касается второй части ответа, то... завтра мы выясним, кто из
нас придурок! – Серёга предвкушающе рассмеялся.
- Сегодня, – отозвался Толик.
- Что сегодня? – не понял Серёга.
- Твоё «завтра» было вчера, а сейчас уже сегодня, и когда мы встанем утром,
тоже будет сегодня, – Толик проговорил это таким тоном, как будто он на
пальцах объяснял Серёге, что дважды два – это именно четыре, не три и не
пять.
– И я тебе задницу надеру, чтобы ты не грубил старшему брату, не
завтра, а сегодня. Что здесь непонятного?
- Толян! Вот ты любишь так повернуть любой разговор, чтоб казаться умнее
меня, хотя мы оба прекрасно знаем, что я умнее тебя, и даже Пират это
может легко подтвердить.
- Да уж! – Толик рассмеялся.
– Ты, Серый, сам отлично знаешь, что по
наличию ума на первом месте я, потом Пират, и только после Пирата ты... да
и то потому, что нас только трое.
- Всё с точностью до наоборот! – живо отозвался Серёга. – Сначала я, потом
Пират и только потом, на третьем месте, ты... согласись, Толян, что это так!
Пират, услышав своё имя, дёрнул ушами и даже хотел встать, чтоб тем
самым подтвердить свою неусыпную службу пограничника, но, видимо,
понял, что его место по уму при любом раскладе неизменно второе, и решил
не вставать, а только подвигал хвостом, показывая, что не спит.
Мальчишки, дурачась и толкаясь, выясняя, к кому больше подходит
определение «придурок», скрылись в тёмном чреве коридора. Но день их ещё
не закончился, – поворочавшись какое-то время в своей постели, Серёга
окликнул Толика:
- Толян... – В комнате горел ночник, но он практически не освещал комнату,
а только указывал, что рядом с ним расположена дверь, так что в самой
комнате было практически темно.
- Что? – отозвался Толик.
- Ты спишь?
- Нет, – отозвался Толик.
- Я думаю, что ты невоспитанный, – сообщил Серёга.
- Почему ты так думаешь? – спокойно, даже как-то лениво поинтересовался
Толик.
наличию ума на первом месте я, потом Пират, и только после Пирата ты... да
и то потому, что нас только трое.
- Всё с точностью до наоборот! – живо отозвался Серёга. – Сначала я, потом
Пират и только потом, на третьем месте, ты... согласись, Толян, что это так!
Пират, услышав своё имя, дёрнул ушами и даже хотел встать, чтоб тем
самым подтвердить свою неусыпную службу пограничника, но, видимо,
понял, что его место по уму при любом раскладе неизменно второе, и решил
не вставать, а только подвигал хвостом, показывая, что не спит.
Мальчишки, дурачась и толкаясь, выясняя, к кому больше подходит
определение «придурок», скрылись в тёмном чреве коридора. Но день их ещё
не закончился, – поворочавшись какое-то время в своей постели, Серёга
окликнул Толика:
- Толян... – В комнате горел ночник, но он практически не освещал комнату,
а только указывал, что рядом с ним расположена дверь, так что в самой
комнате было практически темно.
- Что? – отозвался Толик.
- Ты спишь?
- Нет, – отозвался Толик.
- Я думаю, что ты невоспитанный, – сообщил Серёга.
- Почему ты так думаешь? – спокойно, даже как-то лениво поинтересовался
Толик.
- Ну, смотри... мы уже столько времени спим в одной комнате, и ты ни разу
ещё не пожелал мне спокойной ночи... разве это воспитанность? –
проговорил в темноте Серёга.
- Ты мне тоже ни разу не пожелал спокойной ночи, – невольно улыбнувшись,
отозвался Толик.
- У нас кто старший брат – я или ты? Кто кому должен подавать пример? –
тут же парировал Серёга.
- Спокойной ночи, – проговорил в ответ Толик.
- Вот! Только после моего замечания у тебя появились задатки воспитанного
человека, – пробурчал Серёга и тут же, не делая паузу – резко меняя тему,
проговорил: – Толян, я лягу к тебе...
- Зачем? – отозвался Толик.
- Ну, просто... хочешь?
- Блин, Серый! В прошлый раз нас пронесло, так ты хочешь теперь
спалиться... – отозвался Толик, не говоря в ответ на «хочешь?» ни «да», ни
«нет».
В комнате было темно, и было уже поздно, но спать мальчишки явно не
хотели.
- Толян... –
снова проговорил Серёга, тиская пальцами сладко затвердевший
член. – У меня встал...
- И что? – отозвался Толик, чувствуя, как у него самого без всякой веской
причины – всего лишь на слова Серёгины «у меня встал» – начинает
увеличиваться, твердеть, сладостью наливаться член.
ещё не пожелал мне спокойной ночи... разве это воспитанность? –
проговорил в темноте Серёга.
- Ты мне тоже ни разу не пожелал спокойной ночи, – невольно улыбнувшись,
отозвался Толик.
- У нас кто старший брат – я или ты? Кто кому должен подавать пример? –
тут же парировал Серёга.
- Спокойной ночи, – проговорил в ответ Толик.
- Вот! Только после моего замечания у тебя появились задатки воспитанного
человека, – пробурчал Серёга и тут же, не делая паузу – резко меняя тему,
проговорил: – Толян, я лягу к тебе...
- Зачем? – отозвался Толик.
- Ну, просто... хочешь?
- Блин, Серый! В прошлый раз нас пронесло, так ты хочешь теперь
спалиться... – отозвался Толик, не говоря в ответ на «хочешь?» ни «да», ни
«нет».
В комнате было темно, и было уже поздно, но спать мальчишки явно не
хотели.
- Толян... –
снова проговорил Серёга, тиская пальцами сладко затвердевший
член. – У меня встал...
- И что? – отозвался Толик, чувствуя, как у него самого без всякой веской
причины – всего лишь на слова Серёгины «у меня встал» – начинает
увеличиваться, твердеть, сладостью наливаться член.
- Я ещё хочу! – возбуждённо проговорил в темноте Серёга. – Ты хочешь?
- Хочу, – коротко ответил Толик, тиская пальцами сладко затвердевший член.
- Блин, вот ты какой... невоспитанный! – Серёга тихо засмеялся, предвкушая
кайф. – Хочешь – и молчишь...
- Я скромный, – отозвался Толик.
- Нах нам нужна твоя скромность! – снова засмеялся Серёга. – Скромным в
школе будешь, а сейчас каникулы... доставай смазку! – в голосе Серёгином
отчетливо прозвучало нетерпение.
- Свет включай, – проговорил Толик.
- Скромный, блин...
– Серёга соскочил с постели, в темноте торопливо
прошлёпал босыми ступнями по полу к выключателю; в комнате вспыхнул
свет. – Толян, я тебя первый! – возбуждённо проговорил Серёга, подходя к
постели Толика – на ходу снимая с себя трусы; член у Серёги стоял,
маслянисто блестя сочно залупившейся головкой.
- Я тебя первый! – проговорил Толик, спуская трусы с себя; член у Толика
тоже стоял, и головка члена тоже была открыта, обнажена – головка сочно
краснела спелой готовностью.
- Ну, хорошо, ты первый... сначала ты меня, потом я тебя, – не стал спорить
Серёга, глядя, как Толик откручивает на тюбике с кремом-смазкой
колпачок...
- Хочу, – коротко ответил Толик, тиская пальцами сладко затвердевший член.
- Блин, вот ты какой... невоспитанный! – Серёга тихо засмеялся, предвкушая
кайф. – Хочешь – и молчишь...
- Я скромный, – отозвался Толик.
- Нах нам нужна твоя скромность! – снова засмеялся Серёга. – Скромным в
школе будешь, а сейчас каникулы... доставай смазку! – в голосе Серёгином
отчетливо прозвучало нетерпение.
- Свет включай, – проговорил Толик.
- Скромный, блин...
– Серёга соскочил с постели, в темноте торопливо
прошлёпал босыми ступнями по полу к выключателю; в комнате вспыхнул
свет. – Толян, я тебя первый! – возбуждённо проговорил Серёга, подходя к
постели Толика – на ходу снимая с себя трусы; член у Серёги стоял,
маслянисто блестя сочно залупившейся головкой.
- Я тебя первый! – проговорил Толик, спуская трусы с себя; член у Толика
тоже стоял, и головка члена тоже была открыта, обнажена – головка сочно
краснела спелой готовностью.
- Ну, хорошо, ты первый... сначала ты меня, потом я тебя, – не стал спорить
Серёга, глядя, как Толик откручивает на тюбике с кремом-смазкой
колпачок...
Всего полтора часа назад четырнадцатилетние Толик и Серёга, пребывая на
пике своего бушующего пубертата, с наслаждением сняли сексуальное
напряжение в душевой кабинке – оба сладко кончили друг на друга, оба
разрядились, и казалось бы... впрочем, здесь вполне уместна известная
поговорка: «кому кажется, тот пусть крестится», – да, всего полтора часа
назад они классно кончили-разрядились... и что? И ничего – мальчишки
хотели ещё. Так бывает в возрасте подростковой гиперсексуальности, когда
возникает чувство, что одного раза мало, что хочется ещё... называется это
сексуальными эксцессами – повторными половыми актами или актами
мастурбации, совершаемыми в пределах суток при непременном условии,
что каждый такой акт носит завершенный характер, то есть заканчивается
оргазмом и эякуляцией... всё это – нормальная сексуальная активность,
свидетельствующая о хорошей потенции, и не более того. И Серёга, и Толик
время от времени практиковали такие эксцессы еще до своего знакомства –
во время дроча, и здесь, в Сосновке, у них такое тоже уже случалось, и даже
неоднократно случалось, но теперь ситуация была интересна тем, что у
Серёги и Толика были разные представления о границе суток: для Серёги,
считавшего, что следующие сутки начинаются тогда, когда он просыпается,
это был эксцесс, а для Толика, считавшего началом новых суток полночь, это
эксцессом не было, и при они, Толик и Сёрега, проявляли свою сексуальную
активность исключительно в паре, каждый раз кончая оргазмами... короче,
был ли это сексуальный эксцесс или не был, было не совсем понятно, что,
впрочем, ничуть не помешало сначала Толику, потом Серёге... когда всё
было кончено, мальчишки подобрали с пола использованные салфетки и
вышли на улицу, – летняя тёплая ночь расстилалась над миром, заливая мир
лунным светом...
- Серый, я покурю перед сном, – проговорил Толик, усаживаясь на ступеньку
крыльца.
- Ты же курил уже перед сном! – напомнил Серёга.
- Да, но мы ж не уснули... и теперь я опять хочу курить, – Толик щелкнул
зажигалкой. – Ты иди ложись, если хочешь спать.
пике своего бушующего пубертата, с наслаждением сняли сексуальное
напряжение в душевой кабинке – оба сладко кончили друг на друга, оба
разрядились, и казалось бы... впрочем, здесь вполне уместна известная
поговорка: «кому кажется, тот пусть крестится», – да, всего полтора часа
назад они классно кончили-разрядились... и что? И ничего – мальчишки
хотели ещё. Так бывает в возрасте подростковой гиперсексуальности, когда
возникает чувство, что одного раза мало, что хочется ещё... называется это
сексуальными эксцессами – повторными половыми актами или актами
мастурбации, совершаемыми в пределах суток при непременном условии,
что каждый такой акт носит завершенный характер, то есть заканчивается
оргазмом и эякуляцией... всё это – нормальная сексуальная активность,
свидетельствующая о хорошей потенции, и не более того. И Серёга, и Толик
время от времени практиковали такие эксцессы еще до своего знакомства –
во время дроча, и здесь, в Сосновке, у них такое тоже уже случалось, и даже
неоднократно случалось, но теперь ситуация была интересна тем, что у
Серёги и Толика были разные представления о границе суток: для Серёги,
считавшего, что следующие сутки начинаются тогда, когда он просыпается,
это был эксцесс, а для Толика, считавшего началом новых суток полночь, это
эксцессом не было, и при они, Толик и Сёрега, проявляли свою сексуальную
активность исключительно в паре, каждый раз кончая оргазмами... короче,
был ли это сексуальный эксцесс или не был, было не совсем понятно, что,
впрочем, ничуть не помешало сначала Толику, потом Серёге... когда всё
было кончено, мальчишки подобрали с пола использованные салфетки и
вышли на улицу, – летняя тёплая ночь расстилалась над миром, заливая мир
лунным светом...
- Серый, я покурю перед сном, – проговорил Толик, усаживаясь на ступеньку
крыльца.
- Ты же курил уже перед сном! – напомнил Серёга.
- Да, но мы ж не уснули... и теперь я опять хочу курить, – Толик щелкнул
зажигалкой. – Ты иди ложись, если хочешь спать.
- Нет уж! Я уйду, а ты фиг знает чем будешь здесь заниматься без меня, –
проговорил Серёга с самым серьёзным выражением лица. – За тобой, Толян,
нужен постоянный контроль... да, Пират? – Серёга сел перед Пиратом на
корточки.
– Ты, Пират, даже не представляешь, какой наш Толян
развратный! Говорит мне: «Иди в душ, освежись»... ну, типа заботится о
моей гигиене, Я, наивный, послушал его, пошел в душ, ничего не подозревая,
а он следом за мной заскочил в кабинку и там, прижав меня к стенке,
изнасиловал... представляешь, Пират, какой он коварный! – Пират, сидя
перед Серёгой, внимательно слушал. – Вот, а потом мы, Пират, пошли спать.
И что ты думаешь? Только я стал засыпать, как этот развратник мне шепчет в
темноте: «Серый, иди ко мне». Зовёт меня, значит. Я говорю: «Зачем?» А он
говорит: «Я тебе что-то скажу». Я говорю: «Говори, я не глухой». А он мне в
ответ: «Это секрет, я не могу кричать – я это тебе по секрету на ухо скажу».
Ну, я поверил ему – встал в полусонном состоянии, подошел к его постели...
а как только я подошел, он тут же меня схватил, на кровать повалил, трусы с
меня снял, стянул трусы – и снова меня, невинного мальчика, изнасиловал...
снова меня изнасиловал! Ты чего, Толян, притих – чего молчишь? – Серёга
оглянулся на Толика.
- Слушаю, – улыбаясь, отозвался Толик. – Слушаю я тебя и думаю: какой ты,
Серый, придурок!
- Видишь, Пират, какой он бесстыжий, этот Толян! Всё время меня называет
придурком, хотя мы, Пират, то есть ты и я, достоверно знаем, что настоящий
придурок – это он сам, мой развратный старший брат... страшный
развратник! Постоянно хочет! Толян, ты согласен со мной? – Серёга снова
оглянулся – посмотрел на Толика.
Толик, глядя на Серёгу, улыбался, – Толик сидел на ступеньке крыльца,
курил, смотрел на Серёгу и улыбался; летняя ночь окутывала Сосновку...
- Чего ты лыбишься? – с деланной досадой проговорил Серёга и, не
удержавшись, улыбнулся сам. – Нечего сказать в своё оправдание?
проговорил Серёга с самым серьёзным выражением лица. – За тобой, Толян,
нужен постоянный контроль... да, Пират? – Серёга сел перед Пиратом на
корточки.
– Ты, Пират, даже не представляешь, какой наш Толян
развратный! Говорит мне: «Иди в душ, освежись»... ну, типа заботится о
моей гигиене, Я, наивный, послушал его, пошел в душ, ничего не подозревая,
а он следом за мной заскочил в кабинку и там, прижав меня к стенке,
изнасиловал... представляешь, Пират, какой он коварный! – Пират, сидя
перед Серёгой, внимательно слушал. – Вот, а потом мы, Пират, пошли спать.
И что ты думаешь? Только я стал засыпать, как этот развратник мне шепчет в
темноте: «Серый, иди ко мне». Зовёт меня, значит. Я говорю: «Зачем?» А он
говорит: «Я тебе что-то скажу». Я говорю: «Говори, я не глухой». А он мне в
ответ: «Это секрет, я не могу кричать – я это тебе по секрету на ухо скажу».
Ну, я поверил ему – встал в полусонном состоянии, подошел к его постели...
а как только я подошел, он тут же меня схватил, на кровать повалил, трусы с
меня снял, стянул трусы – и снова меня, невинного мальчика, изнасиловал...
снова меня изнасиловал! Ты чего, Толян, притих – чего молчишь? – Серёга
оглянулся на Толика.
- Слушаю, – улыбаясь, отозвался Толик. – Слушаю я тебя и думаю: какой ты,
Серый, придурок!
- Видишь, Пират, какой он бесстыжий, этот Толян! Всё время меня называет
придурком, хотя мы, Пират, то есть ты и я, достоверно знаем, что настоящий
придурок – это он сам, мой развратный старший брат... страшный
развратник! Постоянно хочет! Толян, ты согласен со мной? – Серёга снова
оглянулся – посмотрел на Толика.
Толик, глядя на Серёгу, улыбался, – Толик сидел на ступеньке крыльца,
курил, смотрел на Серёгу и улыбался; летняя ночь окутывала Сосновку...
- Чего ты лыбишься? – с деланной досадой проговорил Серёга и, не
удержавшись, улыбнулся сам. – Нечего сказать в своё оправдание?
- Серый... я, знаешь, что думаю? – проговорил Толик, глядя на Серёгу. – Я
думаю, Серый, что если бы... если бы ты был девчонкой, я бы в тебя
влюбился... однозначно влюбился бы!
- Ну...
думаю, Серый, что если бы... если бы ты был девчонкой, я бы в тебя
влюбился... однозначно влюбился бы!
- Ну...
– Серёга на мгновение смутился. – Если б ты был девчонкой, я бы
тоже в тебя влюбился... тоже влюбился бы, если б ты был девчонкой!
тоже в тебя влюбился... тоже влюбился бы, если б ты был девчонкой!
– Серёга, сидевший на корточках перед Пиратом, машинально погладил
Пирата по лобастой голове и, встав с корточек, выпрямившись в полный
рост, на секунду замер, словно прислушиваясь... было тихо-тихо – в ночном
воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, и вместе с тем Серёге
почудилось, что та никем не слышимая, но волнующе сладкая музыка, что
звучала в душе в самом начале, возникла вновь... или это была не музыка, а
что-то другое, сладко волнующее, новое и потому не совсем понятное?
Серёга стоял в лунном свете, смотрел на Толика, и во взгляде его,
устремлённом на Толика, не было ни ёрничества, ни свойственной ему
неизменной уверенности в правоте всего, что он говорит. – Толян... а может
пацан в пацана влюбиться? Ну, влюбиться в пацана – как в девчонку... можёт
такое быть? Ты как думаешь?
- Ну...
– произнёс Толик и замолчал, думая, как ответить Серёге; Серёга
смотрел на Толика, Толик смотрел на Серёгу – они словно всматривались
друг на друга, и... у Толика было ощущение, что Серёга... что этот Серёга –
самый классный пацан на планете Земля... самый-самый! И если б Серёга
был девчонкой – если б на месте Серёги была бы девчонка, то он, Толик, не
на миг не усомнился бы в том, что это любовь, но Серёга был пацаном, и... у
них была дружба – крепкая дружба, про которую говорят «не разлить вода»;
глядя на Серёгу, Толик молчал – он думал, как ответить не только Серёге, но
и себе.
- Что «ну»? – напомнил Серёга о своём существовании. – Толян, я спросил
тебя...
Пирата по лобастой голове и, встав с корточек, выпрямившись в полный
рост, на секунду замер, словно прислушиваясь... было тихо-тихо – в ночном
воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, и вместе с тем Серёге
почудилось, что та никем не слышимая, но волнующе сладкая музыка, что
звучала в душе в самом начале, возникла вновь... или это была не музыка, а
что-то другое, сладко волнующее, новое и потому не совсем понятное?
Серёга стоял в лунном свете, смотрел на Толика, и во взгляде его,
устремлённом на Толика, не было ни ёрничества, ни свойственной ему
неизменной уверенности в правоте всего, что он говорит. – Толян... а может
пацан в пацана влюбиться? Ну, влюбиться в пацана – как в девчонку... можёт
такое быть? Ты как думаешь?
- Ну...
– произнёс Толик и замолчал, думая, как ответить Серёге; Серёга
смотрел на Толика, Толик смотрел на Серёгу – они словно всматривались
друг на друга, и... у Толика было ощущение, что Серёга... что этот Серёга –
самый классный пацан на планете Земля... самый-самый! И если б Серёга
был девчонкой – если б на месте Серёги была бы девчонка, то он, Толик, не
на миг не усомнился бы в том, что это любовь, но Серёга был пацаном, и... у
них была дружба – крепкая дружба, про которую говорят «не разлить вода»;
глядя на Серёгу, Толик молчал – он думал, как ответить не только Серёге, но
и себе.
- Что «ну»? – напомнил Серёга о своём существовании. – Толян, я спросил
тебя...
- Я не знаю... – отозвался Толик. – Наверное, такое может быть, чтоб пацан
влюбился в другого пацана, но... тогда такой пацан должен быть геем... или
оба пацана должны быть геями, если они влюбятся друг в друга... так,
наверное.
- А если они не геи, а просто... ну, то есть, если им просто вместе кайфово –
тогда это как называется?
- Ну, если они не геи, но при этом им вместе кайфово... а почему им вместе
кайфово? – Толик прищурился, вопросительно глядя на Серёгу.
- Ну, просто кайфово... не только трахаться, а вообще кайфово... кайфово
быть вместе! Вместе делать разные дела, вместе проводить время...
– отозвался Серёга.
- Ну, если им просто кайфово, тогда это дружба. Ну, то есть, тогда это просто
дружба – обычная дружба. А если они при этом ещё и трахаются, тогда...
тогда это настоящая дружба! – Толик рассмеялся.
– Я ответил на твой вопрос?
- Ну, а как понять, где настоящая дружба, а где любовь? – уточнил Серёга.
- Серый, я не знаю, – Толик вдавил окурок в землю.
– Я думаю, что
«дружба», «любовь» – это всего лишь слова, и если кайфово общаться с
человеком, который рядом, если хочется, чтоб человек этот был постоянно
рядом, если классно трахаться с этим человеком, то... какая разница, каким
словом это называть? Главное – ощущение кайфа, когда кайф этот есть и от
секса, и от общения. А любовь это, как у пацана с девчонкой, или дружба это,
как у двух пацанов... может быть дружба без секса, может быть секс без
дружбы... фиг его знает! Сам ты, Серый, что обо всём этом думаешь? –
спросил Толик, глядя на Серёгу.
- Ну, я думаю... я, Толян, думаю так: лучше трахаться, чем не трахаться! Ну,
то есть... н а с т о я щ а я дружба лучше, чем просто дружба! Согласен со
мной? – во взгляде Серёги заиграла смесь озорства и блудливости.
- Согласен, – Толик рассмеялся. Слово «любовь» не прозвучало ни из уст
Толика, ни из уст Серёги применительно к ним самим – ни скорый на разные
выводы Серёга, ни вдумчивый рассудительный Толик не произнесли это
слово применительно к своим отношениям, но... может, так было даже
лучше? В конце концов, какая разница – любовь это или это настоящая
дружба? Главным было то, что они, Серёга и Толик, были, как говорится, не
разлей вода.
влюбился в другого пацана, но... тогда такой пацан должен быть геем... или
оба пацана должны быть геями, если они влюбятся друг в друга... так,
наверное.
- А если они не геи, а просто... ну, то есть, если им просто вместе кайфово –
тогда это как называется?
- Ну, если они не геи, но при этом им вместе кайфово... а почему им вместе
кайфово? – Толик прищурился, вопросительно глядя на Серёгу.
- Ну, просто кайфово... не только трахаться, а вообще кайфово... кайфово
быть вместе! Вместе делать разные дела, вместе проводить время...
– отозвался Серёга.
- Ну, если им просто кайфово, тогда это дружба. Ну, то есть, тогда это просто
дружба – обычная дружба. А если они при этом ещё и трахаются, тогда...
тогда это настоящая дружба! – Толик рассмеялся.
– Я ответил на твой вопрос?
- Ну, а как понять, где настоящая дружба, а где любовь? – уточнил Серёга.
- Серый, я не знаю, – Толик вдавил окурок в землю.
– Я думаю, что
«дружба», «любовь» – это всего лишь слова, и если кайфово общаться с
человеком, который рядом, если хочется, чтоб человек этот был постоянно
рядом, если классно трахаться с этим человеком, то... какая разница, каким
словом это называть? Главное – ощущение кайфа, когда кайф этот есть и от
секса, и от общения. А любовь это, как у пацана с девчонкой, или дружба это,
как у двух пацанов... может быть дружба без секса, может быть секс без
дружбы... фиг его знает! Сам ты, Серый, что обо всём этом думаешь? –
спросил Толик, глядя на Серёгу.
- Ну, я думаю... я, Толян, думаю так: лучше трахаться, чем не трахаться! Ну,
то есть... н а с т о я щ а я дружба лучше, чем просто дружба! Согласен со
мной? – во взгляде Серёги заиграла смесь озорства и блудливости.
- Согласен, – Толик рассмеялся. Слово «любовь» не прозвучало ни из уст
Толика, ни из уст Серёги применительно к ним самим – ни скорый на разные
выводы Серёга, ни вдумчивый рассудительный Толик не произнесли это
слово применительно к своим отношениям, но... может, так было даже
лучше? В конце концов, какая разница – любовь это или это настоящая
дружба? Главным было то, что они, Серёга и Толик, были, как говорится, не
разлей вода.
Утром мальчишек разбудил Пётр Степанович. Толик встал первым, Серёга
привычно выёживался, выражая своё недовольство, что надо «так рано
вставать», но, видя, что Толик поднялся, встал тоже. Они вышли на улицу
привычно выёживался, выражая своё недовольство, что надо «так рано
вставать», но, видя, что Толик поднялся, встал тоже. Они вышли на улицу
– в залитый солнечным светом день, в гомон скандаливших воробьёв, энергично
прыгающих с ветки на ветку, Серёга сказал Пирату «привет!»,
поинтересовался у Петра Степановича, «что вкусненькое бабуля готовит на
завтрак», напомнил Толику, что «надо налить воду в бак летнего душа»,
потому как он, Толян, «вчера всю воду выплескал», и... жизнь мальчишек
покатила дальше – беспечная и потому безоглядно счастливая, веселая жизнь
в богом забытой, оторванной от цивилизации Сосновке.
У Толика на ноутбуке было несколько графических редакторов, и Толик,
повозившись полвечера, из двух фотографий сделал одну: на этой одной
фотке-картинке они, Серёга и Толик, в обрамлении петушиных перьев и в
набедренных юбках, сделанных их листьев лопуха, стояли рядом, а между
ними, глядя в объектив, сидел Пират... получилось офигенно
прыгающих с ветки на ветку, Серёга сказал Пирату «привет!»,
поинтересовался у Петра Степановича, «что вкусненькое бабуля готовит на
завтрак», напомнил Толику, что «надо налить воду в бак летнего душа»,
потому как он, Толян, «вчера всю воду выплескал», и... жизнь мальчишек
покатила дальше – беспечная и потому безоглядно счастливая, веселая жизнь
в богом забытой, оторванной от цивилизации Сосновке.
У Толика на ноутбуке было несколько графических редакторов, и Толик,
повозившись полвечера, из двух фотографий сделал одну: на этой одной
фотке-картинке они, Серёга и Толик, в обрамлении петушиных перьев и в
набедренных юбках, сделанных их листьев лопуха, стояли рядом, а между
ними, глядя в объектив, сидел Пират... получилось офигенно
– как настоящая одна фотография, будто на острове был кто-то ещё и этот «кто-то
ещё» сфотографировал Пирата, Серёгу и Толика одним щелчком! Толик
перебросил эту фотографию на свой телефон и на телефон Серёгин, а так же
скопировал файл на флэшку, чтоб, когда они будут с дедулей в райцентре,
распечатать картинку и заламинировать – на память для бабули и дедули о
своём пребывании у них в гостях.
Через пару дней Пётр Степанович и Зинаида Ивановна обсуждали за ужином
разные текущие новости из жизни Сосновки, и Пётр Степанович сказал
Зинаиде Ивановне, что он видел Кольку Дубцова: Колька сказал, что уезжает
на вахту, а осенью, когда с вахты вернётся, будет ремонтировать свой дом,
ещё» сфотографировал Пирата, Серёгу и Толика одним щелчком! Толик
перебросил эту фотографию на свой телефон и на телефон Серёгин, а так же
скопировал файл на флэшку, чтоб, когда они будут с дедулей в райцентре,
распечатать картинку и заламинировать – на память для бабули и дедули о
своём пребывании у них в гостях.
Через пару дней Пётр Степанович и Зинаида Ивановна обсуждали за ужином
разные текущие новости из жизни Сосновки, и Пётр Степанович сказал
Зинаиде Ивановне, что он видел Кольку Дубцова: Колька сказал, что уезжает
на вахту, а осенью, когда с вахты вернётся, будет ремонтировать свой дом,
– Толик и Серёга, услышав эту новость, молча переглянулись... просто
переглянулись, и всё.
Несколько раз Толик и Серёга ездили с дедулей на рыбалку, и каждый раз
повторялась одна и та же история: Толик и Пётр Степанович рыбу ловили, а
Серёге катастрофически не везло, и Серёга предположил, что Толик, когда
они покупали удочки, специально выбрал для него, для Серёги, такую
удочку, на которую рыба не ловится. «Ты совсем дурак? – изумился Толик.
переглянулись, и всё.
Несколько раз Толик и Серёга ездили с дедулей на рыбалку, и каждый раз
повторялась одна и та же история: Толик и Пётр Степанович рыбу ловили, а
Серёге катастрофически не везло, и Серёга предположил, что Толик, когда
они покупали удочки, специально выбрал для него, для Серёги, такую
удочку, на которую рыба не ловится. «Ты совсем дурак? – изумился Толик.
– Как я мог выбрать такую удочку, на которую рыба не ловится?» В
следующую рыбалку они поменялись удочками, и... на Серёгину удочку
Толик наловил рыбы на пару сковородок, а на удочку Толика Серёга снова
ничего не поймал. «Всё! – заявил Серёга Толику и Петру Степановичу.
– Больше я на вашу рыбалку не поеду! Просыпаюсь рано, недосыпаю,
страдаю... и зачем? Чтоб смотреть, как эта глупая рыба меня игнорирует? Не
надо!» «В следующий раз я не возьму удочку, и будем вместе ловить рыбу на
одну удочку – на твою или мою. Будешь учиться!» – пообещал Толик,
который искренне хотел, чтоб его «младший брат» почувствовал вкус к
рыбалке. «Тоже дело!» – одобрил Пётр Степанович желание Толика
приобщать Серёгу к рыбалке. «Ты, дедуля, всё время на стороне Толяна,
следующую рыбалку они поменялись удочками, и... на Серёгину удочку
Толик наловил рыбы на пару сковородок, а на удочку Толика Серёга снова
ничего не поймал. «Всё! – заявил Серёга Толику и Петру Степановичу.
– Больше я на вашу рыбалку не поеду! Просыпаюсь рано, недосыпаю,
страдаю... и зачем? Чтоб смотреть, как эта глупая рыба меня игнорирует? Не
надо!» «В следующий раз я не возьму удочку, и будем вместе ловить рыбу на
одну удочку – на твою или мою. Будешь учиться!» – пообещал Толик,
который искренне хотел, чтоб его «младший брат» почувствовал вкус к
рыбалке. «Тоже дело!» – одобрил Пётр Степанович желание Толика
приобщать Серёгу к рыбалке. «Ты, дедуля, всё время на стороне Толяна,
– с деланной досадой в голосе резюмировал Серёга.
– А ты, Толян, любишь
командовать... начальник нашелся! Все против меня... одна бабуля меня
понимает!» – говоря так, Серёга, конечно же, лукавил, потому что в душе
Серёге нравилось, что Толян искренне хочет, чтобы он, Серёга, тоже стал
рыбаком. Сама рыбалка Серёгу совершенно не увлекала, у Серёги не было
того азарта, какой бывает у рыбаков, рыба у Серёги не ловилась, и на
рыбалку Серёга ездил лишь потому, что рыбалка нравилась Толику.
В следующую рыбалку Толик сдержал своё слово – мальчишки взяли одну
удочку на двоих, чтоб Серёга рыбу ловил, а Толик чтоб стоял рядом и Серёге
подсказывал, как надо правильно рыбу ловить, – против т а к о й рыбалки,
где Толян стоял бы рядом, Серёга не возражал, потому что т а к ловить
рыбу было куда интереснее, чем в одиночестве тупо пялиться на поплавок.
Пётр Степанович с Пиратом, сидящим в лодке, снова ловил рыбу с лодки на
середине реки, метрах в ста пятидесяти от внуков. Толик перво-наперво
показал Серёге, как правильно насаживать на крючок червяка, чтобы червяк
не сполз с крючка сам и чтобы с крючка его не стащила умная рыба. Толик
объяснил Серёге, как по движению поплавка различать, когда рыба лишь
теребит крючок, а когда она на крючок насадилась и нужно либо сразу
выдёргивать её из воды, либо секунду-другую повременить и тем самым дать
рыбе возможность сильней на крючок насадиться, чтоб она с крючка не
сорвалась...
- Толян, всё понятно! – нетерпеливо проговорил Серёга. – Давай ловить нашу
рыбу... а то, пока ты будешь здесь разговаривать, вся наша рыба уплывёт к
дедуле...
Серёга, размахнувшись, забросил удочку, и... практически сразу же, едва
крючок с червяком погрузился в воду, поплавок задёргался, и его повело в
сторону, – Серёга вопросительно посмотрел на стоящего рядом Толика:
- Дергать?
– А ты, Толян, любишь
командовать... начальник нашелся! Все против меня... одна бабуля меня
понимает!» – говоря так, Серёга, конечно же, лукавил, потому что в душе
Серёге нравилось, что Толян искренне хочет, чтобы он, Серёга, тоже стал
рыбаком. Сама рыбалка Серёгу совершенно не увлекала, у Серёги не было
того азарта, какой бывает у рыбаков, рыба у Серёги не ловилась, и на
рыбалку Серёга ездил лишь потому, что рыбалка нравилась Толику.
В следующую рыбалку Толик сдержал своё слово – мальчишки взяли одну
удочку на двоих, чтоб Серёга рыбу ловил, а Толик чтоб стоял рядом и Серёге
подсказывал, как надо правильно рыбу ловить, – против т а к о й рыбалки,
где Толян стоял бы рядом, Серёга не возражал, потому что т а к ловить
рыбу было куда интереснее, чем в одиночестве тупо пялиться на поплавок.
Пётр Степанович с Пиратом, сидящим в лодке, снова ловил рыбу с лодки на
середине реки, метрах в ста пятидесяти от внуков. Толик перво-наперво
показал Серёге, как правильно насаживать на крючок червяка, чтобы червяк
не сполз с крючка сам и чтобы с крючка его не стащила умная рыба. Толик
объяснил Серёге, как по движению поплавка различать, когда рыба лишь
теребит крючок, а когда она на крючок насадилась и нужно либо сразу
выдёргивать её из воды, либо секунду-другую повременить и тем самым дать
рыбе возможность сильней на крючок насадиться, чтоб она с крючка не
сорвалась...
- Толян, всё понятно! – нетерпеливо проговорил Серёга. – Давай ловить нашу
рыбу... а то, пока ты будешь здесь разговаривать, вся наша рыба уплывёт к
дедуле...
Серёга, размахнувшись, забросил удочку, и... практически сразу же, едва
крючок с червяком погрузился в воду, поплавок задёргался, и его повело в
сторону, – Серёга вопросительно посмотрел на стоящего рядом Толика:
- Дергать?
- Сейчас, сейчас...
– прошептал Толик, с азартом глядя на поплавок.
– Подсекай! Подсекай-дёргай! – возбуждённо выдохнул Толик.
Серёга рванул удочку вверх – крупный сазан, наполовину показавшись из
воды, сорвался с крючка и снова скрылся в воде.
- Блин! – с отчаянием вскрикнул Толик.
– Я сказал тебе подсекать!
Подсекать, блин, нужно было! А ты... чего ты дёргаешь, как хуй из жопы?! –
в голосе Толика была смесь неподдельной досады и отчаяния.
Серёга, видя реакцию Толика, на какой-то миг почувствовал себя виноватым
в том, что рыба сорвалась с крючка, однако при последних словах Толика
чувство вины у Серёги как ветром сдуло, – покосившись на Толика, Серёга
вкрадчиво проговорил:
- Мы, вообще-то, на рыбалку приехали, чтоб рыбу ловить... а ты о чём
думаешь?
- Это ты о чём думаешь? Такой сазанчик сорвался! – в сердцах выдохнул
Толик; «дёргаешь, как хуй из жопы» Толик сказал автоматически, без
малейшего намёка на буквальное значение этих слов, он произнёс это
исключительно для того, чтоб таким экспрессивным образом выразить своё
отчаяние и оттого, что крупный сазан сорвался, и оттого, что Серёга не
чувствует удочку, однако Серёга, мгновенно сообразив, как свою неудачу
замутить другой темой, тут же Толику объяснил, о чём он, Толик, думает:
– прошептал Толик, с азартом глядя на поплавок.
– Подсекай! Подсекай-дёргай! – возбуждённо выдохнул Толик.
Серёга рванул удочку вверх – крупный сазан, наполовину показавшись из
воды, сорвался с крючка и снова скрылся в воде.
- Блин! – с отчаянием вскрикнул Толик.
– Я сказал тебе подсекать!
Подсекать, блин, нужно было! А ты... чего ты дёргаешь, как хуй из жопы?! –
в голосе Толика была смесь неподдельной досады и отчаяния.
Серёга, видя реакцию Толика, на какой-то миг почувствовал себя виноватым
в том, что рыба сорвалась с крючка, однако при последних словах Толика
чувство вины у Серёги как ветром сдуло, – покосившись на Толика, Серёга
вкрадчиво проговорил:
- Мы, вообще-то, на рыбалку приехали, чтоб рыбу ловить... а ты о чём
думаешь?
- Это ты о чём думаешь? Такой сазанчик сорвался! – в сердцах выдохнул
Толик; «дёргаешь, как хуй из жопы» Толик сказал автоматически, без
малейшего намёка на буквальное значение этих слов, он произнёс это
исключительно для того, чтоб таким экспрессивным образом выразить своё
отчаяние и оттого, что крупный сазан сорвался, и оттого, что Серёга не
чувствует удочку, однако Серёга, мгновенно сообразив, как свою неудачу
замутить другой темой, тут же Толику объяснил, о чём он, Толик, думает:
- Мы на рыбалку приехали, а ты, Толян... – Серёга, глядя на Толика, сделал
блудливое выражение лица, – ты только об одном думаешь – о том, как меня,
младшего брата, совратить и изнасиловать...
- Кто об этом думает? – изумился Толик такому неожиданному повороту
событий.
- Ну, не я же тебе сказал про хуй и жопу...
– отозвался Серёга.
– Я про
рыбалку думаю, все мои мысли про одну рыбалку направлены, а ты вот про
это самое думаешь – про интимные мои места, и не просто думаешь, а вслух
говоришь – растлеваешь своего младшего брата... у меня, между прочим, от
таких твоих слов, от твоих развратных намёков может встать...
- Блин, какой ты придурок! – Толик, сообразив, что Серёга банально
отвлекает его от своей неудачи, с силой пнул Серёгу указательным пальцем в
мягкую и вместе с тем сочно-упругую ягодицу. – Поднимай удочку – будешь
нового червяка насаживать на крючок...
- Вот! Уже началось приставание... – тут же отозвался-отреагировал Серёга,
изобразил на лице испуг.
- Насаживай наживку – я сейчас буду удить! Буду показывать тебе, как надо
подсекать, – Толик, глядя на Серёгу, улыбнулся.
– А приставать к тебе,
моему сексуально озабоченному младшему брату, я буду позже – днём на
острове. Так что можешь пока губу закатать и набраться терпения – кайфа
тебе до поездки на остров не будет...
- Садист ты, Толян! – вздохнул Серёга, под внимательным взглядом Толика
насаживая червяка на крючок.
– Поманил и обломал... бесчеловечный ты
человек! Вот что я тебе скажу... как брат брату это говорю!
Удочка была одна, и мальчишки ловили рыбу по очереди; Толик подсказывал
Серёге, как правильно забрасывать леску в воду, как и почему по-разному
может вести себя поплавок, когда можно или даже нужно сразу тащить, а
когда, наоборот, надо дать поплавку походить по воде, как правильно
подсекать, чтобы рыба не сорвалась с крючка... к тому времени, когда Пётр
Степанович пришвартовался к берегу, и Пират, засидевшийся в лодке,
примчался посмотреть-проверить, как дела у Серёги и Толика, общий улов
мальчишек составлял десяток рыбин, из которых три поймал Серёга, а
остальные семь поймал Толик.
блудливое выражение лица, – ты только об одном думаешь – о том, как меня,
младшего брата, совратить и изнасиловать...
- Кто об этом думает? – изумился Толик такому неожиданному повороту
событий.
- Ну, не я же тебе сказал про хуй и жопу...
– отозвался Серёга.
– Я про
рыбалку думаю, все мои мысли про одну рыбалку направлены, а ты вот про
это самое думаешь – про интимные мои места, и не просто думаешь, а вслух
говоришь – растлеваешь своего младшего брата... у меня, между прочим, от
таких твоих слов, от твоих развратных намёков может встать...
- Блин, какой ты придурок! – Толик, сообразив, что Серёга банально
отвлекает его от своей неудачи, с силой пнул Серёгу указательным пальцем в
мягкую и вместе с тем сочно-упругую ягодицу. – Поднимай удочку – будешь
нового червяка насаживать на крючок...
- Вот! Уже началось приставание... – тут же отозвался-отреагировал Серёга,
изобразил на лице испуг.
- Насаживай наживку – я сейчас буду удить! Буду показывать тебе, как надо
подсекать, – Толик, глядя на Серёгу, улыбнулся.
– А приставать к тебе,
моему сексуально озабоченному младшему брату, я буду позже – днём на
острове. Так что можешь пока губу закатать и набраться терпения – кайфа
тебе до поездки на остров не будет...
- Садист ты, Толян! – вздохнул Серёга, под внимательным взглядом Толика
насаживая червяка на крючок.
– Поманил и обломал... бесчеловечный ты
человек! Вот что я тебе скажу... как брат брату это говорю!
Удочка была одна, и мальчишки ловили рыбу по очереди; Толик подсказывал
Серёге, как правильно забрасывать леску в воду, как и почему по-разному
может вести себя поплавок, когда можно или даже нужно сразу тащить, а
когда, наоборот, надо дать поплавку походить по воде, как правильно
подсекать, чтобы рыба не сорвалась с крючка... к тому времени, когда Пётр
Степанович пришвартовался к берегу, и Пират, засидевшийся в лодке,
примчался посмотреть-проверить, как дела у Серёги и Толика, общий улов
мальчишек составлял десяток рыбин, из которых три поймал Серёга, а
остальные семь поймал Толик.
- Ах ты, Пиратик! – обрадовался Серёга. – Хочешь посмотреть наш улов? Вот
смотри...
– Серёга вытащил из воды садок, приподнял его немного,
показывая содержимое садка Пирату.
– Смотри, Пират, что я поймал
сегодня! Ну, и Толян поймал... тоже поймал немного, – Пират, глядя то на
рыбу, то на Серёгу, крутил хвостом. – Толян, я что думаю...
- Ты постоянно что-то думаешь... – с улыбкой отозвался Толик, аккуратно
наматывая на удилище леску.
- Значит, такая у меня судьба – беспрерывно думать о важном, – вздохнул
Серёга. – Так вот, что я думаю...
- Что ты, Серый, думаешь? – снова с улыбкой отозвался Толик.
– Говори
быстрее... не томи себя!
- Пират, ты слышишь, как этот развратник надо мной издевается? – Серёга
снова погрузил садок с пойманной рыбой в воду. – Говорит: «не томи себя»,
как будто я думаю только для себя... а я думаю, Толян, так: давай скажем
дедуле, что мы поймали рыб поровну: пять поймал ты и пять я... скажем так
дедуле?
- Зачем? – удивился Толик.
смотри...
– Серёга вытащил из воды садок, приподнял его немного,
показывая содержимое садка Пирату.
– Смотри, Пират, что я поймал
сегодня! Ну, и Толян поймал... тоже поймал немного, – Пират, глядя то на
рыбу, то на Серёгу, крутил хвостом. – Толян, я что думаю...
- Ты постоянно что-то думаешь... – с улыбкой отозвался Толик, аккуратно
наматывая на удилище леску.
- Значит, такая у меня судьба – беспрерывно думать о важном, – вздохнул
Серёга. – Так вот, что я думаю...
- Что ты, Серый, думаешь? – снова с улыбкой отозвался Толик.
– Говори
быстрее... не томи себя!
- Пират, ты слышишь, как этот развратник надо мной издевается? – Серёга
снова погрузил садок с пойманной рыбой в воду. – Говорит: «не томи себя»,
как будто я думаю только для себя... а я думаю, Толян, так: давай скажем
дедуле, что мы поймали рыб поровну: пять поймал ты и пять я... скажем так
дедуле?
- Зачем? – удивился Толик.
- Ну, смотри! Во-первых, мы братья, и у нас должно быть всё поровну...
- У старшего брата должно быть больше, потому что он старший, – перебил
Серёгу Толик.
- Ни фига! – с азартом парировал Серёга. – Старший брат должен младшему
уступать, если младший о чём-то старшего просит!
- Блин, с какой это радости старший брат должен уступать младшему, если
младший брат глупее старшего? – не согласился с Серёгой Толик.
- Толян, я на острове тебе объясню, кто из двух братьев умнее – ты или я!
Слушай мои аргументы дальше! Ты учил меня сегодня? Учил! Должен быть
результат?
- Ну, с учётом того, что ученик ты слегка бестолковый, результат как бы есть:
три рыбины ты поймал, – Толик, глядя на Серёгу, улыбнулся.
- Блин! Был бы ты умный, ты бы сейчас сам предложил мне: «Давай, Серый,
скажем дедуле, что всю рыбу поймал ты», чтобы тем самым
продемонстрировать свои успехи в моём обучении...так нет же, ты до такой
простой мысли не додумался! – Серёга изобразил на лице досаду. – А сейчас
я тебе прелагаю наш улов разделить по-честному – по пять рыб каждому, и
ты не хочешь уступить своему младшему брату... разве это справедливо?
- Блин, Серый! У тебя какие-то специфические представления и о честности,
и о справедливости... я фигею с тебя! Обмануть дедулю – это по-честному?
- Да дедуля только рад будет, что мы с тобой поймали рыб поровну! – живо
отозвался Серёга, убеждённый в своей правоте.
В этот момент из-за куста, росшего у самой кромки воды, вышел Пётр
Степанович; от внуков его отделяло метров сорок или даже пятьдесят, и
потому он не мог слышать разговор Серёги и Толика.
- У старшего брата должно быть больше, потому что он старший, – перебил
Серёгу Толик.
- Ни фига! – с азартом парировал Серёга. – Старший брат должен младшему
уступать, если младший о чём-то старшего просит!
- Блин, с какой это радости старший брат должен уступать младшему, если
младший брат глупее старшего? – не согласился с Серёгой Толик.
- Толян, я на острове тебе объясню, кто из двух братьев умнее – ты или я!
Слушай мои аргументы дальше! Ты учил меня сегодня? Учил! Должен быть
результат?
- Ну, с учётом того, что ученик ты слегка бестолковый, результат как бы есть:
три рыбины ты поймал, – Толик, глядя на Серёгу, улыбнулся.
- Блин! Был бы ты умный, ты бы сейчас сам предложил мне: «Давай, Серый,
скажем дедуле, что всю рыбу поймал ты», чтобы тем самым
продемонстрировать свои успехи в моём обучении...так нет же, ты до такой
простой мысли не додумался! – Серёга изобразил на лице досаду. – А сейчас
я тебе прелагаю наш улов разделить по-честному – по пять рыб каждому, и
ты не хочешь уступить своему младшему брату... разве это справедливо?
- Блин, Серый! У тебя какие-то специфические представления и о честности,
и о справедливости... я фигею с тебя! Обмануть дедулю – это по-честному?
- Да дедуля только рад будет, что мы с тобой поймали рыб поровну! – живо
отозвался Серёга, убеждённый в своей правоте.
В этот момент из-за куста, росшего у самой кромки воды, вышел Пётр
Степанович; от внуков его отделяло метров сорок или даже пятьдесят, и
потому он не мог слышать разговор Серёги и Толика.
- Толян! Дедуля идет! – Серёга перешел на быстрый шепот.
– Ну, что?
Скажем, что мы поймали рыбу поровну?
Пётр Степанович приближался, времени спорить, кто умнее, уже не было, и
Толик кивнул головой:
- Говори.
- Толян! Ты самый лучший... самый лучший брат на земле! – лицо Серёгино
вмиг расплылось в довольной улыбке.
- Ну, ты и придурок! – проговорил Толик, с улыбкой глядя на довольного
Серёгу; конечно, и рыбацкий азарт во время ловли, и хвастовство уловом –
всё это для него, для Толика, было важно, но видеть Серёгу довольным было
намного важнее, и он, Толик, хотя и был рыбаком заядлым, без всякого
сожаления уступил Серёге две своих рыбы, чтобы всё у них было, как сказал
Серёга, по-честному – по-братски.
-Ну, рыбаки, как у вас дела? – подходя, проговорил-поинтересовался Пётр
Степанович. – Что поймали на одну удочку? – в голосе Петра Степановича
прозвучала лёгкая ирония.
- Дедуля, смотри! – живо отозвался Серёга; вновь вытаскивая из воды садок с
пойманной рыбой.
– Смотри, дедуля: десять рыб, и все крупные! Пять
поймал я, и ещё пять поймал Толян! Мы с Толяном по очереди ловили...
зацени, дедуля!
- По очереди ловили? – Пётр Степанович посмотрел на Толика.
– Ну, что?
Скажем, что мы поймали рыбу поровну?
Пётр Степанович приближался, времени спорить, кто умнее, уже не было, и
Толик кивнул головой:
- Говори.
- Толян! Ты самый лучший... самый лучший брат на земле! – лицо Серёгино
вмиг расплылось в довольной улыбке.
- Ну, ты и придурок! – проговорил Толик, с улыбкой глядя на довольного
Серёгу; конечно, и рыбацкий азарт во время ловли, и хвастовство уловом –
всё это для него, для Толика, было важно, но видеть Серёгу довольным было
намного важнее, и он, Толик, хотя и был рыбаком заядлым, без всякого
сожаления уступил Серёге две своих рыбы, чтобы всё у них было, как сказал
Серёга, по-честному – по-братски.
-Ну, рыбаки, как у вас дела? – подходя, проговорил-поинтересовался Пётр
Степанович. – Что поймали на одну удочку? – в голосе Петра Степановича
прозвучала лёгкая ирония.
- Дедуля, смотри! – живо отозвался Серёга; вновь вытаскивая из воды садок с
пойманной рыбой.
– Смотри, дедуля: десять рыб, и все крупные! Пять
поймал я, и ещё пять поймал Толян! Мы с Толяном по очереди ловили...
зацени, дедуля!
- По очереди ловили? – Пётр Степанович посмотрел на Толика.
- Да, – Толик кивнул головой.
- Ну, молодцы! – одобрил Петр Степанович. – Всё, идёмте к машине.
Пират побежал впереди, показывая рыбакам дорогу.
После обеда Серёга с Толиком рванули на остров.
- Вы бы так далеко уже не ездили, – высказала своё мнение сердобольная
Зинаида Ивановна. – Алкоголики уехали – их нет. Купайтесь на пляже – это и
ближе, и никого там не бывает – никто вам мешать не будет... чего крутить
педали туда-сюда?
- Бабуля, мы этот остров уже обжили, – отозвался Серёга. – Там и шалаш для
Пирата есть – мы шалаш для Пирата построили, и плот у нас там есть, и
вообще там классно! Подтверди, Толян! Согласен со мной?
- Согласен, – подтвердил Толик.
- Пусть ездят, – хмыкнул Пётр Степанович, вслед за Серёгой отвечая Зинаиде
Ивановне.
– И чистый воздух, и движение ещё никому во вред не пошли.
Согласны со мной? – Пётр Степанович, явно копируя Серёгу, с улыбкой
посмотрел на внуков.
- Согласны! – хором ответили Толик и Серёга; они весело посмотрели друг
на друга – и рассмеялись.
Всё было так! И чистый воздух, не загаженный городской загазованностью, и
бьющая через край молодая энергия, находящая выход в постоянном
движении, и бурлящая, хотя постороннему глазу и не видимая, энергия
подростковой гиперсексуальности, находящая выход в нормальном,
совершенно естественном сексуальном взаимодействии друг с другом, а ещё
лето и каникулы, а еще качественное питание из натуральных продуктов
- Ну, молодцы! – одобрил Петр Степанович. – Всё, идёмте к машине.
Пират побежал впереди, показывая рыбакам дорогу.
После обеда Серёга с Толиком рванули на остров.
- Вы бы так далеко уже не ездили, – высказала своё мнение сердобольная
Зинаида Ивановна. – Алкоголики уехали – их нет. Купайтесь на пляже – это и
ближе, и никого там не бывает – никто вам мешать не будет... чего крутить
педали туда-сюда?
- Бабуля, мы этот остров уже обжили, – отозвался Серёга. – Там и шалаш для
Пирата есть – мы шалаш для Пирата построили, и плот у нас там есть, и
вообще там классно! Подтверди, Толян! Согласен со мной?
- Согласен, – подтвердил Толик.
- Пусть ездят, – хмыкнул Пётр Степанович, вслед за Серёгой отвечая Зинаиде
Ивановне.
– И чистый воздух, и движение ещё никому во вред не пошли.
Согласны со мной? – Пётр Степанович, явно копируя Серёгу, с улыбкой
посмотрел на внуков.
- Согласны! – хором ответили Толик и Серёга; они весело посмотрели друг
на друга – и рассмеялись.
Всё было так! И чистый воздух, не загаженный городской загазованностью, и
бьющая через край молодая энергия, находящая выход в постоянном
движении, и бурлящая, хотя постороннему глазу и не видимая, энергия
подростковой гиперсексуальности, находящая выход в нормальном,
совершенно естественном сексуальном взаимодействии друг с другом, а ещё
лето и каникулы, а еще качественное питание из натуральных продуктов
– всё это, вместе взятое, создавало у четырнадцатилетних мальчишек стойкое
ощущение безоглядно счастливой гармонии и с собой, и с миром; конечно,
жизнь в Сосновке могла показаться однообразной и для кого-то даже
скучной по причине отсутствия каких-либо внешних сотрясений воздуха – не
было в Сосновке того калейдоскопа событий, какой неизменно есть в более-
менее крупном городе, не было в Сосновке бесконечной череды различных
увеселительных мероприятий, не было в Сосновке даже интернета, без
которого многие себя просто не мыслят, но ни Серёга, ни Толик ни разу не
почувствовали, что им скучно, ни разу об этом даже не подумали... скука
ощущение безоглядно счастливой гармонии и с собой, и с миром; конечно,
жизнь в Сосновке могла показаться однообразной и для кого-то даже
скучной по причине отсутствия каких-либо внешних сотрясений воздуха – не
было в Сосновке того калейдоскопа событий, какой неизменно есть в более-
менее крупном городе, не было в Сосновке бесконечной череды различных
увеселительных мероприятий, не было в Сосновке даже интернета, без
которого многие себя просто не мыслят, но ни Серёга, ни Толик ни разу не
почувствовали, что им скучно, ни разу об этом даже не подумали... скука
– это ведь не отсутствие развлечений, а это состояние души, и если б, к
примеру, Серёга в Сосновке был бы один, без Толика, или Толик был бы
один, без Серёги, то по одиночке они наверняка бы заскучали, но так
получилось, что они оказались в Сосновке вместе, вдруг зазвучала странная,
чарующе сладкая, только до них доносившая музыка, и – эта музыка повела
их навстречу друг другу, соединила, сдружила, – не было ни одного дня, ни
одного часа, ни одной минуты, чтоб Серёга или Толик почувствовали в
Сосновке скуку.
Секс у мальчишек был регулярный: они трахались или днём на острове, или
перед сном в комнате, причем не всегда это был секс анальный – они и
сосали друг у друга члены, ласкали губами и языками напряженные горячие
стволы, и кайфовали от сладострастного трения друг от друга, и просто
дрочили члены один одному, и запойно целовались взасос, отчего губы их на
какое-то время делались непослушно-толстыми, – они, Серёга и Толик,
совершенно не стеснялись своих желаний и в этом смысле они были
абсолютно свободны от той замшелой коросты, которая за прошедшие
столетия налипла и до сих пор продолжает налипать на однополый секс там,
где пассажиры социума обыдлячиваются «скрепами» и «нравственными
ценностями», – сексуальный мир Серёги и Толика здесь, в Сосновке, был
бесконечно далёк от мира зоновских «традиционных ценностей», в котором
не было ни геев, ни бисексуалов, ни даже просто однополого секса, включая
распространённое подростковое экспериментирование, зачастую не имеющее
никакого отношения к будущей так называемой ориентации, а были лишь
«извращенцы», «преступники», «вафлёры» и «питухи»; Серёга и Толик в
Сосновке,тоесть здесь исейчас, жилисловновземномраю...
Так
примеру, Серёга в Сосновке был бы один, без Толика, или Толик был бы
один, без Серёги, то по одиночке они наверняка бы заскучали, но так
получилось, что они оказались в Сосновке вместе, вдруг зазвучала странная,
чарующе сладкая, только до них доносившая музыка, и – эта музыка повела
их навстречу друг другу, соединила, сдружила, – не было ни одного дня, ни
одного часа, ни одной минуты, чтоб Серёга или Толик почувствовали в
Сосновке скуку.
Секс у мальчишек был регулярный: они трахались или днём на острове, или
перед сном в комнате, причем не всегда это был секс анальный – они и
сосали друг у друга члены, ласкали губами и языками напряженные горячие
стволы, и кайфовали от сладострастного трения друг от друга, и просто
дрочили члены один одному, и запойно целовались взасос, отчего губы их на
какое-то время делались непослушно-толстыми, – они, Серёга и Толик,
совершенно не стеснялись своих желаний и в этом смысле они были
абсолютно свободны от той замшелой коросты, которая за прошедшие
столетия налипла и до сих пор продолжает налипать на однополый секс там,
где пассажиры социума обыдлячиваются «скрепами» и «нравственными
ценностями», – сексуальный мир Серёги и Толика здесь, в Сосновке, был
бесконечно далёк от мира зоновских «традиционных ценностей», в котором
не было ни геев, ни бисексуалов, ни даже просто однополого секса, включая
распространённое подростковое экспериментирование, зачастую не имеющее
никакого отношения к будущей так называемой ориентации, а были лишь
«извращенцы», «преступники», «вафлёры» и «питухи»; Серёга и Толик в
Сосновке,тоесть здесь исейчас, жилисловновземномраю...
Так
– после неудачной попытки потерять девственность на
гетеросексуальном поприще – прошло-пролетело две беззаботных недели. А
на стыке второй и третьей недель, в воскресенье, случилось то, что рано или
поздно должно было случиться-произойти обязательно, но о чём Серёга не
думал и думать не хотел... Они – Серёга, Толик, дедуля и бабуля – как раз
собирались завтракать и даже уже рассаживались за столом, в центре
которого стояла большущая чашка с вкуснейшими сырниками, залитыми
сметаной, когда к калитке подкатил серебристый «Ниссан».
- Вау! – радостно вскрикнул Серёга и, сорвавшись со стула, бросился к
калитке; это был спонтанный, искренний и совершенно понятный порыв,
хотя всего неделю назад, когда они – Пётр Степанович, Серёга и Толик –
были в райцентре и Пётр Степанович предложил Серёге позвонить
родителям, Серёга отмахнулся: «Чего, дедуля, звонить? Я не соскучился!»
Толик тогда позвонил домой – сказал своей маме, что у него всё отлично, а
Серёга звонить не стал, сказав, что его родители могут посмотреть его фотки
в его профиле и, таким образом, сами сообразить, что у него, у Серёги, всё
отлично. А теперь он сорвался с места, он радостно кинулся к приехавшим
родителям, и в этом не было никакого противоречия – Серёга был одинаково
искренен и когда не стал звонить родителям, и теперь, когда приезду
родителей обрадовался.
гетеросексуальном поприще – прошло-пролетело две беззаботных недели. А
на стыке второй и третьей недель, в воскресенье, случилось то, что рано или
поздно должно было случиться-произойти обязательно, но о чём Серёга не
думал и думать не хотел... Они – Серёга, Толик, дедуля и бабуля – как раз
собирались завтракать и даже уже рассаживались за столом, в центре
которого стояла большущая чашка с вкуснейшими сырниками, залитыми
сметаной, когда к калитке подкатил серебристый «Ниссан».
- Вау! – радостно вскрикнул Серёга и, сорвавшись со стула, бросился к
калитке; это был спонтанный, искренний и совершенно понятный порыв,
хотя всего неделю назад, когда они – Пётр Степанович, Серёга и Толик –
были в райцентре и Пётр Степанович предложил Серёге позвонить
родителям, Серёга отмахнулся: «Чего, дедуля, звонить? Я не соскучился!»
Толик тогда позвонил домой – сказал своей маме, что у него всё отлично, а
Серёга звонить не стал, сказав, что его родители могут посмотреть его фотки
в его профиле и, таким образом, сами сообразить, что у него, у Серёги, всё
отлично. А теперь он сорвался с места, он радостно кинулся к приехавшим
родителям, и в этом не было никакого противоречия – Серёга был одинаково
искренен и когда не стал звонить родителям, и теперь, когда приезду
родителей обрадовался.
- Вот хорошо-то как! Прямо к завтраку! – по-своему обрадовалась Зинаида
Ивановна. – Толя, принеси два стула из дома! Те, которые в зале, венские, –
Зинаида Ивановна поставила на стол две дополнительные тарелки. – Сейчас
все вместе и позавтракаем.
Между тем, из машины вылезла стройная, изящно сложенная женщина с
короткой стрижкой, в шортах, она обняла подбежавшего Серёгу, как будто
Серёга был космонавтом, наконец-то вернувшимся домой из длительного
межгалактического полёта; вылезший из «Ниссана» отец Серёгин по-мужски
пожал Серёге руку, что-то сказал, похлопав Серёгу по плечу, и они все трое
рассмеялись, направляясь во двор.
Ольга Владимировна – а именно так звали Серёгину маму – познакомилась с
Зинаидой Ивановной, познакомилась с Толиком, отец Серёгин обнял Петра
Степановича, крепко пожал руку Толику, и они все вместе уселись за стол –
завтракать. Большущую чашку с сырниками они вшестером умяли вмиг!
- Вкусно! – резюмировала Ольга Владимировна; она оказалась без малейшего
намёка на снобизм, оказалось простой в общении, и, хотя в ней и
чувствовался столичный лоск, она никак это не подчеркивала, не выделяла –
лоск был естественный, органичный, обусловленный самой жизнью в
столичном мегаполисе.
- Ма, ты узнай у бабули, как делать такие сырники... и вареники, и борщ, и
вообще всё-всё – узнай все секреты, чтоб дома готовить так же! – Серёга
просто светился от радости.
Ивановна. – Толя, принеси два стула из дома! Те, которые в зале, венские, –
Зинаида Ивановна поставила на стол две дополнительные тарелки. – Сейчас
все вместе и позавтракаем.
Между тем, из машины вылезла стройная, изящно сложенная женщина с
короткой стрижкой, в шортах, она обняла подбежавшего Серёгу, как будто
Серёга был космонавтом, наконец-то вернувшимся домой из длительного
межгалактического полёта; вылезший из «Ниссана» отец Серёгин по-мужски
пожал Серёге руку, что-то сказал, похлопав Серёгу по плечу, и они все трое
рассмеялись, направляясь во двор.
Ольга Владимировна – а именно так звали Серёгину маму – познакомилась с
Зинаидой Ивановной, познакомилась с Толиком, отец Серёгин обнял Петра
Степановича, крепко пожал руку Толику, и они все вместе уселись за стол –
завтракать. Большущую чашку с сырниками они вшестером умяли вмиг!
- Вкусно! – резюмировала Ольга Владимировна; она оказалась без малейшего
намёка на снобизм, оказалось простой в общении, и, хотя в ней и
чувствовался столичный лоск, она никак это не подчеркивала, не выделяла –
лоск был естественный, органичный, обусловленный самой жизнью в
столичном мегаполисе.
- Ма, ты узнай у бабули, как делать такие сырники... и вареники, и борщ, и
вообще всё-всё – узнай все секреты, чтоб дома готовить так же! – Серёга
просто светился от радости.
- Да какие там секреты! – лицо Зинаиды Ивановны озарилось улыбкой. – Все
продукты свои, натуральные – вот и все секреты!
- Узнаю, – улыбнулась Ольга Владимировна; помня, с каким настроением
ехал Серёга в Сосновку, Ольга Владимировна была рада видеть сына
здоровым, довольным и счастливым.
Всё резко изменилось, когда пили душистый чай с мятой; по случаю гостей
Зинаида Ивановна принесла из дома большие одинаковые чашки с
блюдцами, принесла розетки для варенья, принесла малиновое варенье;
отпивая из чашки горячий чай, Ольга Владимировна сказала, что вечером
они уедут, что они с удовольствием погостили бы в Сосновке, где так вкусно
кормят, но у неё, у Ольги Владимировны, заканчивается отпуск, а они ещё
хотят съездить на несколько дней на море, – отпивая из красивой чашки
душистый чай, Ольга Владимировна сказала, что они проехали за Сергеем...
собственно, это было понятно и так, что родители приехали за Серёгой,
причём понятно это было всем, кроме Серёги, – Серёга, с момента появления
родителей пребывавший в отличном настроении, совершенно не думавший о
том,что это офигенное лето можетвоттакпросто,такбанальнов
один миг закончиться, только тут сообразил, что родители приехали за ним...
сообразил, на мгновение растерялся – и, вмиг помрачнев лицом, глядя в
чашку с чаем, глухо произнёс:
- Я не хочу уезжать... – как это часто с ним бывало, Серёга сказал вслух то, о
чём подумал.
- Как ты не хочешь уезжать? – не поняла Ольга Владимировна; держа в руке
чашку с чаем, она посмотрела на Серёгу с удивлением и недоумением. – Мы
ж за тобой приехали...
- Я не хочу уезжать! – повторил Серёга, и в голосе его появилась твёрдость...
в интонации его голоса появилась твёрдость, и ещё появилось что-то такое,
чего ни разу не слышали ни Пётр Степанович, ни Зинаида Ивановна, ни
Толик; держа чашку с чаем в руке, Серёга посмотрел на мать. – Я хочу ещё
погостить у дедули! – проговорил-пояснил Серёга с той же твёрдостью в
голосе.
- Но...
продукты свои, натуральные – вот и все секреты!
- Узнаю, – улыбнулась Ольга Владимировна; помня, с каким настроением
ехал Серёга в Сосновку, Ольга Владимировна была рада видеть сына
здоровым, довольным и счастливым.
Всё резко изменилось, когда пили душистый чай с мятой; по случаю гостей
Зинаида Ивановна принесла из дома большие одинаковые чашки с
блюдцами, принесла розетки для варенья, принесла малиновое варенье;
отпивая из чашки горячий чай, Ольга Владимировна сказала, что вечером
они уедут, что они с удовольствием погостили бы в Сосновке, где так вкусно
кормят, но у неё, у Ольги Владимировны, заканчивается отпуск, а они ещё
хотят съездить на несколько дней на море, – отпивая из красивой чашки
душистый чай, Ольга Владимировна сказала, что они проехали за Сергеем...
собственно, это было понятно и так, что родители приехали за Серёгой,
причём понятно это было всем, кроме Серёги, – Серёга, с момента появления
родителей пребывавший в отличном настроении, совершенно не думавший о
том,что это офигенное лето можетвоттакпросто,такбанальнов
один миг закончиться, только тут сообразил, что родители приехали за ним...
сообразил, на мгновение растерялся – и, вмиг помрачнев лицом, глядя в
чашку с чаем, глухо произнёс:
- Я не хочу уезжать... – как это часто с ним бывало, Серёга сказал вслух то, о
чём подумал.
- Как ты не хочешь уезжать? – не поняла Ольга Владимировна; держа в руке
чашку с чаем, она посмотрела на Серёгу с удивлением и недоумением. – Мы
ж за тобой приехали...
- Я не хочу уезжать! – повторил Серёга, и в голосе его появилась твёрдость...
в интонации его голоса появилась твёрдость, и ещё появилось что-то такое,
чего ни разу не слышали ни Пётр Степанович, ни Зинаида Ивановна, ни
Толик; держа чашку с чаем в руке, Серёга посмотрел на мать. – Я хочу ещё
погостить у дедули! – проговорил-пояснил Серёга с той же твёрдостью в
голосе.
- Но...
– было видно, что Ольга Владимировна никак не ожидала такого
поворота событий.
– Ты и так погостил неплохо! Скоро школа – нужно к школе готовиться...
- До школы ещё целый месяц, – перебил Серёга Ольгу Владимировну. – И я
хочу ещё погостить у дедули и бабули! Привезли, увезли... я вам не вещь
какая-то! Я...
В воздухе запахло скандалом, и оттого, что запахло скандалом, всем стало
как-то неудобно.
- Так, прекращай! – оборвал Серёгу отец. – Позавтракаем, и ты потом будешь
маме объяснять, что ты хочешь, а что ты не хочешь. Окей?
Серёга, ничего не отвечая, снова опустил голову – с шумом отхлёбнул из
чашки чай. У Серёги были нормальные, вполне доверительные отношения с
родителями, но в последний год характер у Серёги стал меняться – он мог
устроить дома скандал, мог нагрубить, мог легко затеять спор, выясняя, что
он должен делать, а что он делать не должен, – Ольга Владимировна,
понимая, что у Серёги начался переходный возраст, и зная из
многочисленных публикаций, что подростковый возраст является сложным,
каждый раз терпеливо объясняла Серёге, где и в чём он не прав, никогда не
срывалась на крик, не давила на Серёгу, старалась находить разумный
компромисс, то есть делала всё, чтоб сохранить с взрослеющим Серёгой эти
самые отношения, при которых всё строится на доверии, на понимании, на
уважении... вот и сейчас, почувствовав, что Серёга может устроить скандал,
Ольга Владимировна мягко проговорила:
поворота событий.
– Ты и так погостил неплохо! Скоро школа – нужно к школе готовиться...
- До школы ещё целый месяц, – перебил Серёга Ольгу Владимировну. – И я
хочу ещё погостить у дедули и бабули! Привезли, увезли... я вам не вещь
какая-то! Я...
В воздухе запахло скандалом, и оттого, что запахло скандалом, всем стало
как-то неудобно.
- Так, прекращай! – оборвал Серёгу отец. – Позавтракаем, и ты потом будешь
маме объяснять, что ты хочешь, а что ты не хочешь. Окей?
Серёга, ничего не отвечая, снова опустил голову – с шумом отхлёбнул из
чашки чай. У Серёги были нормальные, вполне доверительные отношения с
родителями, но в последний год характер у Серёги стал меняться – он мог
устроить дома скандал, мог нагрубить, мог легко затеять спор, выясняя, что
он должен делать, а что он делать не должен, – Ольга Владимировна,
понимая, что у Серёги начался переходный возраст, и зная из
многочисленных публикаций, что подростковый возраст является сложным,
каждый раз терпеливо объясняла Серёге, где и в чём он не прав, никогда не
срывалась на крик, не давила на Серёгу, старалась находить разумный
компромисс, то есть делала всё, чтоб сохранить с взрослеющим Серёгой эти
самые отношения, при которых всё строится на доверии, на понимании, на
уважении... вот и сейчас, почувствовав, что Серёга может устроить скандал,
Ольга Владимировна мягко проговорила:
- Да, Серёжа, папа правильно говорит: сейчас позавтракаем, и ты о планах
своих расскажешь... хорошо?
Серёга, не отзываясь, снова с шумом отхлебнул чай; никаких планов у
Серёги не было – сообщение о том, что родители приехали за ним, что он
сегодня вечером вот так просто сядет и из Сосновки уедет, прозвучало для
него как гром среди ясного неба, и теперь Серёга лихорадочно думал-
соображал, какой у него должен быть план... уезжать из Сосновки Серёга
категорически не хотел!
После завтрака Ольга Владимировна увела Серёгу к стоявшему за калиткой
серебристому «Ниссану» – улаживать едва не вспыхнувший за столом
конфликт. Петр Степанович и Виктор, оставшись за столом, закурили.
- Чем вы его так приворожили, что он уезжать не хочет? – Виктор, глядя на
Зинаиду Ивановну, улыбнулся.
– Когда я вёз его сюда, он всю дорогу со
мной не разговаривал, считал, что я его в ссылку везу, а теперь уезжать не
хочет... семь пятниц на неделе!
- Золотой мальчик, – ввернула своё слово Зинаида Ивановна. – Ни разу слова
грубого не сказал... и воспитанный, и весёлый – просто отличный мальчик!
своих расскажешь... хорошо?
Серёга, не отзываясь, снова с шумом отхлебнул чай; никаких планов у
Серёги не было – сообщение о том, что родители приехали за ним, что он
сегодня вечером вот так просто сядет и из Сосновки уедет, прозвучало для
него как гром среди ясного неба, и теперь Серёга лихорадочно думал-
соображал, какой у него должен быть план... уезжать из Сосновки Серёга
категорически не хотел!
После завтрака Ольга Владимировна увела Серёгу к стоявшему за калиткой
серебристому «Ниссану» – улаживать едва не вспыхнувший за столом
конфликт. Петр Степанович и Виктор, оставшись за столом, закурили.
- Чем вы его так приворожили, что он уезжать не хочет? – Виктор, глядя на
Зинаиду Ивановну, улыбнулся.
– Когда я вёз его сюда, он всю дорогу со
мной не разговаривал, считал, что я его в ссылку везу, а теперь уезжать не
хочет... семь пятниц на неделе!
- Золотой мальчик, – ввернула своё слово Зинаида Ивановна. – Ни разу слова
грубого не сказал... и воспитанный, и весёлый – просто отличный мальчик!
– Зинаида Ивановна посмотрела на Толика и, посчитав, что Толику совсем не
обязательно присутствовать при «взрослых разговорах», проговорила: –
Толя, иди Пирата покорми... а то сами позавтракали, а Пират там ждёт вас
голодный.
- Да чем их можно приворожить... ничем! – отозвался Пётр Степанович. –
Свобода, никто не пилит... мы им велосипеды купили – они гоняют на
остров каждый день... вон Зинаида Ивановна их кормит как на убой –
пританцовывает перед ним... что ещё надо? Вы там сидите в своих каменных
мешках, а здесь воля, простор... ты, небось, уже и забыл, что значит посидеть
на зорьке с удочкой? – Пётр Степанович, глядя на Виктора, прищурился.
- Забыл, батя...
– с улыбкой отозвался Виктор.
– Работа, работа, работа... какая там рыбалка!
- Вот! Рыбак, конечно, из Сёрёги никудышний...
– Пётр Степанович
усмехнулся, – не рыбак Серёга, нет у него рыбацкого азарта, хотя один раз он
поймал неплохого такого сазанчика, и ты б видел, сколько было радости... да
бог с ним, с уловом! Просто увидеть, как на заре розовеет вода, услышать,
как в тишине играет, плещется рыба... это, Витя, дорого стоит! Я давеча
попросил их помочь мне сено с лугов перевезти, на зиму для коровы...
думал, они отнекиваться начнут, не захотят, а они вмиг согласились – и за
три дня мы втроём всё сено и перевезли, и в сенник уложили... я бы и сам,
конечно, всё перевёз, но сам бы я недели полторы этим занимался, а так в три
дня уложились...
обязательно присутствовать при «взрослых разговорах», проговорила: –
Толя, иди Пирата покорми... а то сами позавтракали, а Пират там ждёт вас
голодный.
- Да чем их можно приворожить... ничем! – отозвался Пётр Степанович. –
Свобода, никто не пилит... мы им велосипеды купили – они гоняют на
остров каждый день... вон Зинаида Ивановна их кормит как на убой –
пританцовывает перед ним... что ещё надо? Вы там сидите в своих каменных
мешках, а здесь воля, простор... ты, небось, уже и забыл, что значит посидеть
на зорьке с удочкой? – Пётр Степанович, глядя на Виктора, прищурился.
- Забыл, батя...
– с улыбкой отозвался Виктор.
– Работа, работа, работа... какая там рыбалка!
- Вот! Рыбак, конечно, из Сёрёги никудышний...
– Пётр Степанович
усмехнулся, – не рыбак Серёга, нет у него рыбацкого азарта, хотя один раз он
поймал неплохого такого сазанчика, и ты б видел, сколько было радости... да
бог с ним, с уловом! Просто увидеть, как на заре розовеет вода, услышать,
как в тишине играет, плещется рыба... это, Витя, дорого стоит! Я давеча
попросил их помочь мне сено с лугов перевезти, на зиму для коровы...
думал, они отнекиваться начнут, не захотят, а они вмиг согласились – и за
три дня мы втроём всё сено и перевезли, и в сенник уложили... я бы и сам,
конечно, всё перевёз, но сам бы я недели полторы этим занимался, а так в три
дня уложились...
- И мне помогали банки крутить, – вставила своё слово о внуках Зинаида
Ивановна.
– Банки я, конечно, крутила сама, но они все банки из погреба
достали, все банки перемыли, пропарили... потом в погреб все закрутки
поносили...
- Удивительно! – Виктор улыбнулся. – Дома его вынести мусор приходится
заставлять, каждый раз ему надо об этом напоминать, хотя это ему вменили в
обязанность, а здесь просто чудеса трудолюбия...
- Ну, дома – это дома... а здесь у меня к нему никаких нареканий нет,
хороший парень растёт! Я им плот сделал небольшой, отвёз на остров...
лопату туда отвёз, топорик – они обещали клад найти, с нами обещали
поделиться, но это дело у них что-то застопорилось... то ли ещё не нашли, то
ли нашли, но скрывают – не хотят делиться, – Пётр Степанович рассмеялся.
- Клад? На острове? – с изумлением проговорил Виктор.
- А чего ты удивляешься? – глядя на сына, хмыкнул Пётр Степанович. – Или
ты, Витя, забыл, как вы сами там клад искали?
- Искали, было дело...
– Виктор, говоря это, на какое-то мгновение
почувствовал себя мальчишкой – мысленно увидел себя там, на маленьком
острове под бездонно голубым небом.
– Искали... ничего не нашли, –
Виктор, глядя на Петра Степановича, улыбнулся.
– Когда это было-то? В прошлом веке?
- А какая разница, какой век? – отозвался Пётр Степанович. – Клад – это всё
равно как мечта... глупая, конечно, пустая мечта, но всему, как говорится,
своё время... и мы там тоже этот клад когда-то искали, и тоже ничего не
нашли – не одно поколение сосновских мальчишек этот клад на острове
искали! А потом все взрослели, и начиналась жизнь – работа, работа,
работа... какая разница, какой век? – Пётр Степанович на секунду умолк. – Я
случайно обмолвился, что там есть клад, и они загорелись, а я их
разубеждать не стал... зачем? Пусть ищут... – Пётр Степанович улыбнулся. –
Может, это последние кладоискатели нашего сосновского клада...
Ивановна.
– Банки я, конечно, крутила сама, но они все банки из погреба
достали, все банки перемыли, пропарили... потом в погреб все закрутки
поносили...
- Удивительно! – Виктор улыбнулся. – Дома его вынести мусор приходится
заставлять, каждый раз ему надо об этом напоминать, хотя это ему вменили в
обязанность, а здесь просто чудеса трудолюбия...
- Ну, дома – это дома... а здесь у меня к нему никаких нареканий нет,
хороший парень растёт! Я им плот сделал небольшой, отвёз на остров...
лопату туда отвёз, топорик – они обещали клад найти, с нами обещали
поделиться, но это дело у них что-то застопорилось... то ли ещё не нашли, то
ли нашли, но скрывают – не хотят делиться, – Пётр Степанович рассмеялся.
- Клад? На острове? – с изумлением проговорил Виктор.
- А чего ты удивляешься? – глядя на сына, хмыкнул Пётр Степанович. – Или
ты, Витя, забыл, как вы сами там клад искали?
- Искали, было дело...
– Виктор, говоря это, на какое-то мгновение
почувствовал себя мальчишкой – мысленно увидел себя там, на маленьком
острове под бездонно голубым небом.
– Искали... ничего не нашли, –
Виктор, глядя на Петра Степановича, улыбнулся.
– Когда это было-то? В прошлом веке?
- А какая разница, какой век? – отозвался Пётр Степанович. – Клад – это всё
равно как мечта... глупая, конечно, пустая мечта, но всему, как говорится,
своё время... и мы там тоже этот клад когда-то искали, и тоже ничего не
нашли – не одно поколение сосновских мальчишек этот клад на острове
искали! А потом все взрослели, и начиналась жизнь – работа, работа,
работа... какая разница, какой век? – Пётр Степанович на секунду умолк. – Я
случайно обмолвился, что там есть клад, и они загорелись, а я их
разубеждать не стал... зачем? Пусть ищут... – Пётр Степанович улыбнулся. –
Может, это последние кладоискатели нашего сосновского клада...
- Да... – задумчиво проговорил Виктор. – Не думал я, что Сергей сможет так
легко адаптироваться к сельской жизни – без интернета, без телефона... и не
только адаптировался, а теперь ещё и уезжать не хочет...не получилось
наказания, – Виктор, кажется, был немного удивлён тому, что он услышал и
что узнал о сыне.
- Ну, ты слово своё сдержал – в таиланды свои вы его не взяли, Ты наглядно
ему показал, что обещанное надо выполнять, и это хорошо – он это запомнит.
А что наказания не получилось, так это... это, Витя, уже другая история, и
хорошо, что наказания не получилось... хорошо! – твёрдо проговорил Пётр
Степанович. – Сергей и отдохнул здесь на просторе, на чистом воздухе, и на
рыбалку поездил, и на звёзды посмотрел... что-то новое узнал и себя не
потерял... даже вон уезжать не хочет! – Пётр Степанович, глядя на Виктора,
улыбнулся.
- Да, уезжать он не хочет... мы такого никак не ожидали! – отозвался Виктор;
он оглянулся: у «Ниссана» Ольга Владимировна и Серёга разговаривали на
повышенных тонах, точнее, на повышенных тонах разговаривал Серёга,
голосов было не слышно, но было видно, как что-то спокойно говорит Ольга
Владимировна и как бурно отвечает ей Серёга. – Пойду принимать участие,
легко адаптироваться к сельской жизни – без интернета, без телефона... и не
только адаптировался, а теперь ещё и уезжать не хочет...не получилось
наказания, – Виктор, кажется, был немного удивлён тому, что он услышал и
что узнал о сыне.
- Ну, ты слово своё сдержал – в таиланды свои вы его не взяли, Ты наглядно
ему показал, что обещанное надо выполнять, и это хорошо – он это запомнит.
А что наказания не получилось, так это... это, Витя, уже другая история, и
хорошо, что наказания не получилось... хорошо! – твёрдо проговорил Пётр
Степанович. – Сергей и отдохнул здесь на просторе, на чистом воздухе, и на
рыбалку поездил, и на звёзды посмотрел... что-то новое узнал и себя не
потерял... даже вон уезжать не хочет! – Пётр Степанович, глядя на Виктора,
улыбнулся.
- Да, уезжать он не хочет... мы такого никак не ожидали! – отозвался Виктор;
он оглянулся: у «Ниссана» Ольга Владимировна и Серёга разговаривали на
повышенных тонах, точнее, на повышенных тонах разговаривал Серёга,
голосов было не слышно, но было видно, как что-то спокойно говорит Ольга
Владимировна и как бурно отвечает ей Серёга. – Пойду принимать участие,
– улыбнулся Виктор.
– А то Сергей сейчас Ольге весь мозг вынесет – он в
последнее время просто спец по этому делу... со мной он особо не
оговаривается, побаивается, а с матерью – дай только повод! Я удивляюсь
иной раз, как у Ольги хватает терпения... – Виктор поднялся из-за стола.
– А то Сергей сейчас Ольге весь мозг вынесет – он в
последнее время просто спец по этому делу... со мной он особо не
оговаривается, побаивается, а с матерью – дай только повод! Я удивляюсь
иной раз, как у Ольги хватает терпения... – Виктор поднялся из-за стола.
– Спасибо, Зинаида Ивановна, за завтрак – сырники ваши и правда
сказочные...
- Да чего там сказочного! – лицо Зинаиды Ивановны озарилось счастливой
улыбкой. – Обычные сырники...
- Ну, не скажите! – улыбнулся Виктор.
– Если б меня кормили такими
сырниками, я бы тоже уезжать не захотел...
Виктор неспешно направился к жене и сыну, а Пётр Степанович, подмигнув
Зинаиде Ивановне, вполголоса проговорил:
- А Серёга-то наш крепкий орешек... не хочу уезжать, и всё тут! Увозите
меня в наручниках... ай да Серёга! Кто б мог подумать... – и приятно было
Петру Степановичу, и его, Петра Степановича, распирала гордость от такого
никем не ожидаемого поворота событий.
Между тем, у «Ниссана» шла настоящая словесная баталия: Ольга
Владимировна, стараясь быть убедительной, терпеливо объясняла Серёге,
что с его стороны всё это глупость и блажь – нежелание уезжать, а Серёга со
стороны своей отбивал все «разумные аргументы» матери; на слова Ольги
Владимировны, что надо будет готовиться к школе, что будут школьные
распродажи, где ему, Серёге, надо будет покупать новый костюм, новую
курточку к осени, Серёга отвечал, что в школу он может ещё походить какое-
то время и в старом костюме, а осень не завтра – курточку они купить всегда
успеют; Ольга Владимировна сказала, что про него, про Серёгу, уже
спрашивали его друзья – и Боря, и Славик из третьего подъезда, и Артём с
девятого этажа, на что Серёга ответил, что друзья эти никуда не денутся и
что он их будет видеть целый год изо дня в день; Ольга Владимировна
сказала, что если сейчас он останется здесь, то потом за ним нужно будет
приезжать ещё раз, а это глупо, это совершенно нерационально и по затрате
времени, и по деньгам, на что Серёга сказал, что он может приехать сам:
«Оставьте мне деньги на билет, и я сам приеду... на поезде приеду». «На
каком ты поезде приедешь?» – изумилась Ольга Владимировне. «На
обыкновенном. Толик вон приехал к бабуле и дедуле сам на поезде, и я
приеду!» «У Толика, может, прямой поезд, без пересадок, а тебе, если ехать
отсюда до Москвы, нужно будет две пересадки делать...» «И что? –
парировал Серёга.
сказочные...
- Да чего там сказочного! – лицо Зинаиды Ивановны озарилось счастливой
улыбкой. – Обычные сырники...
- Ну, не скажите! – улыбнулся Виктор.
– Если б меня кормили такими
сырниками, я бы тоже уезжать не захотел...
Виктор неспешно направился к жене и сыну, а Пётр Степанович, подмигнув
Зинаиде Ивановне, вполголоса проговорил:
- А Серёга-то наш крепкий орешек... не хочу уезжать, и всё тут! Увозите
меня в наручниках... ай да Серёга! Кто б мог подумать... – и приятно было
Петру Степановичу, и его, Петра Степановича, распирала гордость от такого
никем не ожидаемого поворота событий.
Между тем, у «Ниссана» шла настоящая словесная баталия: Ольга
Владимировна, стараясь быть убедительной, терпеливо объясняла Серёге,
что с его стороны всё это глупость и блажь – нежелание уезжать, а Серёга со
стороны своей отбивал все «разумные аргументы» матери; на слова Ольги
Владимировны, что надо будет готовиться к школе, что будут школьные
распродажи, где ему, Серёге, надо будет покупать новый костюм, новую
курточку к осени, Серёга отвечал, что в школу он может ещё походить какое-
то время и в старом костюме, а осень не завтра – курточку они купить всегда
успеют; Ольга Владимировна сказала, что про него, про Серёгу, уже
спрашивали его друзья – и Боря, и Славик из третьего подъезда, и Артём с
девятого этажа, на что Серёга ответил, что друзья эти никуда не денутся и
что он их будет видеть целый год изо дня в день; Ольга Владимировна
сказала, что если сейчас он останется здесь, то потом за ним нужно будет
приезжать ещё раз, а это глупо, это совершенно нерационально и по затрате
времени, и по деньгам, на что Серёга сказал, что он может приехать сам:
«Оставьте мне деньги на билет, и я сам приеду... на поезде приеду». «На
каком ты поезде приедешь?» – изумилась Ольга Владимировне. «На
обыкновенном. Толик вон приехал к бабуле и дедуле сам на поезде, и я
приеду!» «У Толика, может, прямой поезд, без пересадок, а тебе, если ехать
отсюда до Москвы, нужно будет две пересадки делать...» «И что? –
парировал Серёга.
– Некоторые пацаны летом из дома сбегают –
путешествуют по стране, и ничего с ними не случается...»
Виктор подошел как раз в тот момент, когда Серёга стал вспоминать все свои
предыдущие обиды; собственно, все эти обиды уже были давно и
благополучно забыты, но теперь они снова жгуче подкатили к горлу.
- Вы для меня никогда ничего не делали! – произнес Серёга с такой
безысходностью в голосе, что впору было подумать, что так оно и есть на
самом деле.
- Что мы для тебя никогда не делали? – проговорил подошедший Виктор.
- Что... да всё! – выдохнул Серёга. – В Таиланд вы меня не взяли...
- Так, про Таиланд забудь! – перебил Серёгу Виктор.
– Ты сам знаешь,
почему ты в Таиланд не поехал...
- Я просил вас купить мне кроссовки прошлой осенью – вы не купили...
- Серёжа! У тебя было две пары новых кроссовок, когда ты захотел ещё
одни... ты растёшь, нога растёт – зачем было ещё покупать третью пару? Для
коллекции? Чтоб потом выбросить? – проговорила Ольга Владимировна.
- Я просил вас отпустить меня на дачу к Генчику на Новый год – вы не
отпустили...
- И правильно сделали, что не отпустили! – проговорил Виктор.
– Генчик этот на три года старше тебя...
- Он наш сосед, – напомнил Серёга.
- И что? – парировал Виктор. – А то, что этот Генчик сейчас под следствием
находится и сидит в СИЗО, тебе ни о чём не говорит?
- Тогда он не сидел в СИЗО, – отозвался Серёга.
- Тогда не сидел, – согласился Виктор. – Но тогда уже по нему было видно,
что сядет – что это всего лишь вопрос времени. Потому и не пустили тебя, и
правильно сделали!
- Я просил у вас собаку, а вы не разрешили, – напомнил Серёга еще одну
«несправедливость» по отношению к себе.
- Серёжа! Но я ж тогда тебе объяснила, что у меня аллергия на шерсть, что
собаку в квартире мы держать не можем...
путешествуют по стране, и ничего с ними не случается...»
Виктор подошел как раз в тот момент, когда Серёга стал вспоминать все свои
предыдущие обиды; собственно, все эти обиды уже были давно и
благополучно забыты, но теперь они снова жгуче подкатили к горлу.
- Вы для меня никогда ничего не делали! – произнес Серёга с такой
безысходностью в голосе, что впору было подумать, что так оно и есть на
самом деле.
- Что мы для тебя никогда не делали? – проговорил подошедший Виктор.
- Что... да всё! – выдохнул Серёга. – В Таиланд вы меня не взяли...
- Так, про Таиланд забудь! – перебил Серёгу Виктор.
– Ты сам знаешь,
почему ты в Таиланд не поехал...
- Я просил вас купить мне кроссовки прошлой осенью – вы не купили...
- Серёжа! У тебя было две пары новых кроссовок, когда ты захотел ещё
одни... ты растёшь, нога растёт – зачем было ещё покупать третью пару? Для
коллекции? Чтоб потом выбросить? – проговорила Ольга Владимировна.
- Я просил вас отпустить меня на дачу к Генчику на Новый год – вы не
отпустили...
- И правильно сделали, что не отпустили! – проговорил Виктор.
– Генчик этот на три года старше тебя...
- Он наш сосед, – напомнил Серёга.
- И что? – парировал Виктор. – А то, что этот Генчик сейчас под следствием
находится и сидит в СИЗО, тебе ни о чём не говорит?
- Тогда он не сидел в СИЗО, – отозвался Серёга.
- Тогда не сидел, – согласился Виктор. – Но тогда уже по нему было видно,
что сядет – что это всего лишь вопрос времени. Потому и не пустили тебя, и
правильно сделали!
- Я просил у вас собаку, а вы не разрешили, – напомнил Серёга еще одну
«несправедливость» по отношению к себе.
- Серёжа! Но я ж тогда тебе объяснила, что у меня аллергия на шерсть, что
собаку в квартире мы держать не можем...
- Я просил у вас велосипед, а вы не купили. Борьке велосипед родители
купили, и я, как лох последний, у него всё время просил: «Боря, дай мне
прокатиться...»
- Ну, ты же знаешь, какая у Бори квартира – какая там планировка... и у нас
какая планировка – где бы ты ставил свой велосипед? – проговорила Ольга
Владимировна.
- У вас на всё есть отговорки... – вздохнул Серёга с таким видом, как будто
он долго-долго бился головой об стенку, стенку не пробил и сдался. – У всех
пацанов в нашем классе уже новые айфоны, и только у меня, как у
последнего лоха, старый гаджет, а я даже боюсь заикнуться об этом, потому
что опять услышу, что он у меня ещё не старый, что новый мне не нужен... я
сейчас хочу ещё погостить у дедули, хочу остаться здесь до конца лета, а вы
мне про распродажи, про время, про бензин... вы спросили меня, когда ехали
меня отсюда забирать? Привезли, увезли... как будто я вещь, а не человек, –
голос у Серёги дрогнул, словно он, взрослый четырнадцатилетний пацан,
готов был разреветься. Подошел Пётр Степанович.
- Зинаида Ивановна спрашивает, что на обед варить – борщ или лапшу?
купили, и я, как лох последний, у него всё время просил: «Боря, дай мне
прокатиться...»
- Ну, ты же знаешь, какая у Бори квартира – какая там планировка... и у нас
какая планировка – где бы ты ставил свой велосипед? – проговорила Ольга
Владимировна.
- У вас на всё есть отговорки... – вздохнул Серёга с таким видом, как будто
он долго-долго бился головой об стенку, стенку не пробил и сдался. – У всех
пацанов в нашем классе уже новые айфоны, и только у меня, как у
последнего лоха, старый гаджет, а я даже боюсь заикнуться об этом, потому
что опять услышу, что он у меня ещё не старый, что новый мне не нужен... я
сейчас хочу ещё погостить у дедули, хочу остаться здесь до конца лета, а вы
мне про распродажи, про время, про бензин... вы спросили меня, когда ехали
меня отсюда забирать? Привезли, увезли... как будто я вещь, а не человек, –
голос у Серёги дрогнул, словно он, взрослый четырнадцатилетний пацан,
готов был разреветься. Подошел Пётр Степанович.
- Зинаида Ивановна спрашивает, что на обед варить – борщ или лапшу?
– Пётр Степанович посмотрел на Ольгу,
- Дедуля, хоть ты за меня заступись... – проговорил Серёга; он посмотрел на
Петра Степановича с таким отчаянием в глазах, произнёс это с такой по-
детски непосредственной беспомощностью, что у Петра Степановича
невольно дрогнуло сердце.
- Ну... а чего заступаться-то? Вы обещали мне помочь сарай перекрыть, а
теперь, получается...
- Какой сарай? – с недоумением перебил Серёга; хоть и было на душе
Серёгиной неподдельное горе, и жгучие обиды комом стояли у горла, но он
про сарай тут же спросил – поинтересовался-уточнил у дедули.
- Вот те на! – изумился Пётр Степанович. – Девичья, Серёга, у тебя память...
а кто мне обещал помочь сарай для Машки перекрыть – новую крышу
сделать? Разве не ты с Толиком? «Мы, дедуля, тебе поможем!», – Петр
Степанович сделал вид, что передразнивает Серёгу. – Ну, и всё, тю-тю ваша
помощь...
- Что... действительно обещали помочь? – вопросительно посмотрел на
Петра Степановича Виктор; трудно было сказать, понял Виктор или не
понял, что Пётр Степанович врёт – про помощь в перекрытии сарая-
коровника у него, у Петра Степановича, никакого разговора с внуками не
было, перекрывать сарай Пётр Степанович планировал осенью, когда спадёт
жара.
- Обещали... а чего им не помочь? Лбы такие...
– отозвался Пётр Степанович.
- Да, папа, обещали! – живо подтвердил Серёга, и в глазах его вспыхнула
надежда. – Я просто забыл... обещали мы помочь дедуле! А если обещали...
- Ну, ты дома постоянно забываешь мусор выносить, тебе нужно из раза в раз
напоминать...
– хмыкнул Виктор.
– Что не надо, ты это очень хорошо
помнишь, а что надо – у тебя сразу девичья память, как дед сказал... хорошо
устроился! – Виктор вопросительно посмотрел на Ольгу, и Ольга в ответ
чуть заметно пожала плечами.
– Ну-ка... сходи принеси мне кружку воды
напиться... или спроси у бабушки кружку компота – принеси компот, если есть!
- Дедуля, хоть ты за меня заступись... – проговорил Серёга; он посмотрел на
Петра Степановича с таким отчаянием в глазах, произнёс это с такой по-
детски непосредственной беспомощностью, что у Петра Степановича
невольно дрогнуло сердце.
- Ну... а чего заступаться-то? Вы обещали мне помочь сарай перекрыть, а
теперь, получается...
- Какой сарай? – с недоумением перебил Серёга; хоть и было на душе
Серёгиной неподдельное горе, и жгучие обиды комом стояли у горла, но он
про сарай тут же спросил – поинтересовался-уточнил у дедули.
- Вот те на! – изумился Пётр Степанович. – Девичья, Серёга, у тебя память...
а кто мне обещал помочь сарай для Машки перекрыть – новую крышу
сделать? Разве не ты с Толиком? «Мы, дедуля, тебе поможем!», – Петр
Степанович сделал вид, что передразнивает Серёгу. – Ну, и всё, тю-тю ваша
помощь...
- Что... действительно обещали помочь? – вопросительно посмотрел на
Петра Степановича Виктор; трудно было сказать, понял Виктор или не
понял, что Пётр Степанович врёт – про помощь в перекрытии сарая-
коровника у него, у Петра Степановича, никакого разговора с внуками не
было, перекрывать сарай Пётр Степанович планировал осенью, когда спадёт
жара.
- Обещали... а чего им не помочь? Лбы такие...
– отозвался Пётр Степанович.
- Да, папа, обещали! – живо подтвердил Серёга, и в глазах его вспыхнула
надежда. – Я просто забыл... обещали мы помочь дедуле! А если обещали...
- Ну, ты дома постоянно забываешь мусор выносить, тебе нужно из раза в раз
напоминать...
– хмыкнул Виктор.
– Что не надо, ты это очень хорошо
помнишь, а что надо – у тебя сразу девичья память, как дед сказал... хорошо
устроился! – Виктор вопросительно посмотрел на Ольгу, и Ольга в ответ
чуть заметно пожала плечами.
– Ну-ка... сходи принеси мне кружку воды
напиться... или спроси у бабушки кружку компота – принеси компот, если есть!
- Хорошо! – покладисто кивнул головой Серёга, сильно подозревая, что
сейчас – без него – будет решаться его судьба, точнее, будет решаться
вопрос, что им, родителям, делать с его желанием остаться в Сосновке; он,
Серёга, почему-то был уверен, что мама, невзирая на все её аргументы, на его
стороне, а вот папа... и дедуля... дедуля тоже на его стороне!
- Ну, что делать будем? – посмотрел Виктор на Ольгу, когда Серёга скрылся
во дворе. Конечно, можно было бы на раз-два прекратить все эти дискуссии,
«игры в демократию», и никуда бы Серёга не делся – сел бы вечером в
машину и, как миленький, уехал бы... ну, надул бы он губы, два-три дня не
разговаривал бы – не велика беда! А с другой стороны...
- Я не знаю, Витя...
– отозвалась Ольга Владимировна; она посмотрела на
Петра Степановича. – Мы ведь думали, что он здесь у вас занудился, Витя
сказал, что нет у вас интернета, а для них интернет сейчас – это первое дело,
дома за этот интернет постоянно споры возникают... в отпуск мы его не
взяли, Витя настоял, что надо ему преподать урок... ну, хорошо, не поехал он
с нами в Таиланд – мы вернулись и решили, что в качестве компенсации
свозим его на море, съездим на несколько дней с ним на море, а теперь
получается не пойми что... чем вы, Пётр Степанович, его здесь так
приворожили, что он уезжать не хочет? – Ольга Владимировна
вопросительно смотрела на Петра Степановича; во взгляде её было
искреннее недоумение.
- Клад они здесь ищут,
– хмыкнул Виктор, отвечая вместо Петра
Степановича. – Разбогатеть хотят... – Виктор, глядя на Ольгу, улыбнулся.
- Какой клад? – Ольга Владимировна с ещё большим недоумением перевела
взгляд на мужа.
сейчас – без него – будет решаться его судьба, точнее, будет решаться
вопрос, что им, родителям, делать с его желанием остаться в Сосновке; он,
Серёга, почему-то был уверен, что мама, невзирая на все её аргументы, на его
стороне, а вот папа... и дедуля... дедуля тоже на его стороне!
- Ну, что делать будем? – посмотрел Виктор на Ольгу, когда Серёга скрылся
во дворе. Конечно, можно было бы на раз-два прекратить все эти дискуссии,
«игры в демократию», и никуда бы Серёга не делся – сел бы вечером в
машину и, как миленький, уехал бы... ну, надул бы он губы, два-три дня не
разговаривал бы – не велика беда! А с другой стороны...
- Я не знаю, Витя...
– отозвалась Ольга Владимировна; она посмотрела на
Петра Степановича. – Мы ведь думали, что он здесь у вас занудился, Витя
сказал, что нет у вас интернета, а для них интернет сейчас – это первое дело,
дома за этот интернет постоянно споры возникают... в отпуск мы его не
взяли, Витя настоял, что надо ему преподать урок... ну, хорошо, не поехал он
с нами в Таиланд – мы вернулись и решили, что в качестве компенсации
свозим его на море, съездим на несколько дней с ним на море, а теперь
получается не пойми что... чем вы, Пётр Степанович, его здесь так
приворожили, что он уезжать не хочет? – Ольга Владимировна
вопросительно смотрела на Петра Степановича; во взгляде её было
искреннее недоумение.
- Клад они здесь ищут,
– хмыкнул Виктор, отвечая вместо Петра
Степановича. – Разбогатеть хотят... – Виктор, глядя на Ольгу, улыбнулся.
- Какой клад? – Ольга Владимировна с ещё большим недоумением перевела
взгляд на мужа.
- Ну, какой... есть здесь река, и есть на реке этой остров... и есть местная
легенда, что на острове том зарыт клад. И вот представь... все поколения
местных сосновских мальчишек там из года в год искали этот клади... и я
искал... и батя искал... и Сергей наш ищет...
- А что... там действительно когда-то зарыли клад? – перебила Виктора жена.
- Вот! И ты уже готова искать тоже, – рассмеялся Виктор. – Увлекательное
это дело – поиски клада! Ну, так что будем с Сергеем? – Виктор перестал
смеяться. – Забираем его? Или что?
- Витя, я не знаю, – отозвалась Ольга Владимировна.
– Если он так хочет
здесь остаться и если мы его сейчас здесь оставим, то тебе потом ещё раз
придётся за ним приезжать... смотри сам! Я бы его оставила, если ему здесь
хорошо... вон как он и загорел, и даже подрос немного, как мне кажется... и
сырники такие вкусные! – Ольга Владимировна улыбнулась. – Ты, Витя, за
рулём – смотри сам, как ты считаешь нужным.
- Вы ж хотели еще на море с Серёгой съездить, – напомнил Пётр Степанович.
- И на море хотели его свозить... гладко было на бумаге, да забыли про
овраги, – вздохнула Ольга Владимировна. – С маленьким не было никаких
проблем, а теперь то это он хочет, то это ему не так... то днями сидит в
интернете, то домой не дозовёшься – во дворе болтается. Я в понедельник
выхожу на работу, ты, Витя, на работе... чем он будет заниматься ещё месяц
до школы целыми днями? Во дворе болтаться? В телефоне сидеть? – Ольга
Владимировна посмотрела на Петра Степановича, словно он, Пётр
Степанович, мог ответить на этот вопрос.
- Хороший Серёга парень, – отозвался Пётр Степанович.
– Шебутной
немного, но это с возрастом пройдёт... у всех проходит! Виктор тоже в его
возрасте банду организовывал, – Пётр Степанович, посмотрев на сына,
улыбнулся.
легенда, что на острове том зарыт клад. И вот представь... все поколения
местных сосновских мальчишек там из года в год искали этот клади... и я
искал... и батя искал... и Сергей наш ищет...
- А что... там действительно когда-то зарыли клад? – перебила Виктора жена.
- Вот! И ты уже готова искать тоже, – рассмеялся Виктор. – Увлекательное
это дело – поиски клада! Ну, так что будем с Сергеем? – Виктор перестал
смеяться. – Забираем его? Или что?
- Витя, я не знаю, – отозвалась Ольга Владимировна.
– Если он так хочет
здесь остаться и если мы его сейчас здесь оставим, то тебе потом ещё раз
придётся за ним приезжать... смотри сам! Я бы его оставила, если ему здесь
хорошо... вон как он и загорел, и даже подрос немного, как мне кажется... и
сырники такие вкусные! – Ольга Владимировна улыбнулась. – Ты, Витя, за
рулём – смотри сам, как ты считаешь нужным.
- Вы ж хотели еще на море с Серёгой съездить, – напомнил Пётр Степанович.
- И на море хотели его свозить... гладко было на бумаге, да забыли про
овраги, – вздохнула Ольга Владимировна. – С маленьким не было никаких
проблем, а теперь то это он хочет, то это ему не так... то днями сидит в
интернете, то домой не дозовёшься – во дворе болтается. Я в понедельник
выхожу на работу, ты, Витя, на работе... чем он будет заниматься ещё месяц
до школы целыми днями? Во дворе болтаться? В телефоне сидеть? – Ольга
Владимировна посмотрела на Петра Степановича, словно он, Пётр
Степанович, мог ответить на этот вопрос.
- Хороший Серёга парень, – отозвался Пётр Степанович.
– Шебутной
немного, но это с возрастом пройдёт... у всех проходит! Виктор тоже в его
возрасте банду организовывал, – Пётр Степанович, посмотрев на сына,
улыбнулся.
– Помнишь, Витя?
- Помню, батя, – Виктор тоже улыбнулся.
- Какую банду? – у Ольги Владимировны от удивления чуть округлились
глаза.
- Да, не банда это была, а партизанский отряд... глупые были – ума не было,
а энергия била через край... ну, мы три шалаша построили, самопалы
сделали... хотели школу захватить и там держать оборону... я был
командиром отряда... батю потом в школу вызывали – разборки были с
участковым... смешно сейчас вспоминать! – коротко пояснил Виктор Ольге.
- Сейчас время другое, – вздохнул Пётр Степанович. – Убили, избили – легко
всё сегодня делается... жизнь человеческая ничего не стоит – вот что
страшно. У нас, в Сосновке, благодать, а в городах ваших один криминал...
просто озверение какое-то! Вон райцентр наш... даже не город, а год назад
было убийство: подростки забили ногами пенсионера до смерти... ну,
поймали их, стали разбираться – оказалось, что убили человека просто так,
скучно им было... просто какая-то ненависть разлита в воздухе: одним
скучно, другие срываются с пол-оборота... школьники нападают на
учителей, учителя нападают на школьников... когда такое было?
- Да, время сейчас такое... вот и Сергей наш: ума ещё нет, а соблазны со всех
сторон, – Ольга Владимировна снова вздохнула. – Решай, Витя, сам...
Случайно ли Петр Семёнович сказал про то, что в Сосновке тишь и
благодать, или просто так подошел разговор... кто знает!
Серега вышел из двора с кружкой взвара в руке, подошел, молча протянул
кружку отцу. Виктор выпил взвар, точнее, выпил половину, протянул кружку
Ольге:
- Будешь?
- Помню, батя, – Виктор тоже улыбнулся.
- Какую банду? – у Ольги Владимировны от удивления чуть округлились
глаза.
- Да, не банда это была, а партизанский отряд... глупые были – ума не было,
а энергия била через край... ну, мы три шалаша построили, самопалы
сделали... хотели школу захватить и там держать оборону... я был
командиром отряда... батю потом в школу вызывали – разборки были с
участковым... смешно сейчас вспоминать! – коротко пояснил Виктор Ольге.
- Сейчас время другое, – вздохнул Пётр Степанович. – Убили, избили – легко
всё сегодня делается... жизнь человеческая ничего не стоит – вот что
страшно. У нас, в Сосновке, благодать, а в городах ваших один криминал...
просто озверение какое-то! Вон райцентр наш... даже не город, а год назад
было убийство: подростки забили ногами пенсионера до смерти... ну,
поймали их, стали разбираться – оказалось, что убили человека просто так,
скучно им было... просто какая-то ненависть разлита в воздухе: одним
скучно, другие срываются с пол-оборота... школьники нападают на
учителей, учителя нападают на школьников... когда такое было?
- Да, время сейчас такое... вот и Сергей наш: ума ещё нет, а соблазны со всех
сторон, – Ольга Владимировна снова вздохнула. – Решай, Витя, сам...
Случайно ли Петр Семёнович сказал про то, что в Сосновке тишь и
благодать, или просто так подошел разговор... кто знает!
Серега вышел из двора с кружкой взвара в руке, подошел, молча протянул
кружку отцу. Виктор выпил взвар, точнее, выпил половину, протянул кружку
Ольге:
- Будешь?
- Нет, спасибо. Я не хочу, – отказалась Ольга.
- Напрасно! – Виктор допил взвар, протянул пустую кружку Серёге; по
каким-то неуловимым признакам Серёга понял-почувствовал, что всё не так
плохо; он посмотрел на Петра Степановича, но по выражению лица Петра
Степановича было ничего не понять.
– Значит, что ты хочешь? – Виктор
посмотрел на Серёгу.
- Я хочу остаться у дедули, – твёрдо произнёс Серёга; он снова посмотрел на
Петра Степановича, и на этот раз, словно одобряя Серёгино желание, Пётр
Степанович едва заметно кивнул головой.
-
Хорошо. Допустим, ты останешься – мы вечером уедем с мамой без тебя.
Дальше что? – Виктор спросил это так, как будто он, Серёга, был героем,
оказавшимся в плену, и его, Серёгу, в этом плену допрашивали... во всяком
случае, именно так Серёге на какой-то миг показалось.
- Дальше? Ну, дальше... или ты, папа, за мной приедешь в самом конце лета,
или... – Серёга запнулся, не зная, надо ли озвучивать второй вариант.
- Или? – Виктор смотрел на Серёгу без всякого снисхождения, смотрел как
взрослый на взрослого.
- Или вы дадите мне деньги на билет, и я в конце лета приеду сам... на поезде
приеду, если ты не сможешь приехать за мной на машине, – добавил Серёга
не очень уверенно.
- Напрасно! – Виктор допил взвар, протянул пустую кружку Серёге; по
каким-то неуловимым признакам Серёга понял-почувствовал, что всё не так
плохо; он посмотрел на Петра Степановича, но по выражению лица Петра
Степановича было ничего не понять.
– Значит, что ты хочешь? – Виктор
посмотрел на Серёгу.
- Я хочу остаться у дедули, – твёрдо произнёс Серёга; он снова посмотрел на
Петра Степановича, и на этот раз, словно одобряя Серёгино желание, Пётр
Степанович едва заметно кивнул головой.
-
Хорошо. Допустим, ты останешься – мы вечером уедем с мамой без тебя.
Дальше что? – Виктор спросил это так, как будто он, Серёга, был героем,
оказавшимся в плену, и его, Серёгу, в этом плену допрашивали... во всяком
случае, именно так Серёге на какой-то миг показалось.
- Дальше? Ну, дальше... или ты, папа, за мной приедешь в самом конце лета,
или... – Серёга запнулся, не зная, надо ли озвучивать второй вариант.
- Или? – Виктор смотрел на Серёгу без всякого снисхождения, смотрел как
взрослый на взрослого.
- Или вы дадите мне деньги на билет, и я в конце лета приеду сам... на поезде
приеду, если ты не сможешь приехать за мной на машине, – добавил Серёга
не очень уверенно.
- Хм...отлично! – хмыкнул Виктор. – А когда и куда ты на поезде уже ездил
самостоятельно?
- Не ездил еще... но ведь надо же когда-то начинать, – проговорил Серёга,
глядя на отца.
- Ага, и ты решил начинать в этом году – решил, что время начинать уже
пришло, – с нескрываемой иронией резюмировал Виктор.
- Ну, я не знаю...если ты приехать за мной не сможешь, то, значит, время уже
пришло, – вздохнул Серёга.
- Хорошо, здесь я понял тебя, – Виктор, глядя на Серёгу, кивнул головой. – А
на море ты, значит, ехать не хочешь?
- Хочу, – отозвался Серёга.
- Хочешь, значит...и на море поехать ты хочешь, и здесь остаться... просто
какое-то раздвоение! Ну, тогда выбирай...
– весело проговорил Виктор.
– Или мы с мамой вечером уезжаем на море, а ты остаёшься здесь и потом в
конце лета приезжаешь домой на поезде, или мы едем все вместе на море, а
оттуда едём домой, как и запланировали... вот тебе два варианта, парень ты
уже взрослый... выбирай!
Серёга на мгновение заколебался, стоя перед таким непростым для себя
выбором... конечно, это обалденное лето рано или поздно всё равно
закончится – всё равно нужно будет отсюда уезжать... а с другой стороны...
еще целых четыре недели! Серёга подумал про Толика, про Пирата, про
остров... подумал про дедулю с бабулей... у него, у Серёги, никогда ещё не
былотакогодруга,какТолян...такого настоящего друга...вовсех
смыслах настоящего друга – самого-самого настоящего... ещё целых четыре
недели кайфа! Может, это единственный такой друг – больше таких друзей
уже никогда не будет... вместе ложиться спать, вместе вставать, вместе
мчаться на остров, вместе купаться и загорать... весело троллить Толяна,
который на троллинг нисколько не обижался... они как братья, и даже
больше, чем братья! И он, Серёга, уже не маленький, чтоб не суметь
вернуться домой самостоятельно, – глядя на отца, Серёга твёрдо проговорил:
самостоятельно?
- Не ездил еще... но ведь надо же когда-то начинать, – проговорил Серёга,
глядя на отца.
- Ага, и ты решил начинать в этом году – решил, что время начинать уже
пришло, – с нескрываемой иронией резюмировал Виктор.
- Ну, я не знаю...если ты приехать за мной не сможешь, то, значит, время уже
пришло, – вздохнул Серёга.
- Хорошо, здесь я понял тебя, – Виктор, глядя на Серёгу, кивнул головой. – А
на море ты, значит, ехать не хочешь?
- Хочу, – отозвался Серёга.
- Хочешь, значит...и на море поехать ты хочешь, и здесь остаться... просто
какое-то раздвоение! Ну, тогда выбирай...
– весело проговорил Виктор.
– Или мы с мамой вечером уезжаем на море, а ты остаёшься здесь и потом в
конце лета приезжаешь домой на поезде, или мы едем все вместе на море, а
оттуда едём домой, как и запланировали... вот тебе два варианта, парень ты
уже взрослый... выбирай!
Серёга на мгновение заколебался, стоя перед таким непростым для себя
выбором... конечно, это обалденное лето рано или поздно всё равно
закончится – всё равно нужно будет отсюда уезжать... а с другой стороны...
еще целых четыре недели! Серёга подумал про Толика, про Пирата, про
остров... подумал про дедулю с бабулей... у него, у Серёги, никогда ещё не
былотакогодруга,какТолян...такого настоящего друга...вовсех
смыслах настоящего друга – самого-самого настоящего... ещё целых четыре
недели кайфа! Может, это единственный такой друг – больше таких друзей
уже никогда не будет... вместе ложиться спать, вместе вставать, вместе
мчаться на остров, вместе купаться и загорать... весело троллить Толяна,
который на троллинг нисколько не обижался... они как братья, и даже
больше, чем братья! И он, Серёга, уже не маленький, чтоб не суметь
вернуться домой самостоятельно, – глядя на отца, Серёга твёрдо проговорил:
- Я останусь у дедули, – непростой и в то же время простой для него, для
Серёги, выбор был сделан.
- Серёжа, принеси мне компот...попроси Зинаиду Ивановну, чтоб она ещё
налила, – проговорила Ольга Владимировна, молчавшая всё время, пока
Виктор разговаривал с сыном. Серёга – уже в приподнятом настроении
оттого, что выбор сделан – пошагал за взваром, а Ольга, едва он отошел,
встревожено посмотрела на мужа: – На каком он поезде приедет? Ты о чём?
- Да ни на каком поезде он, понятно, не поедет... но какой упорный
чертёнок! «Я останусь у дедули», – улыбаясь, передразнил Виктор ушедшего
Серёгу. – А ты, батя, рад, наверное?
- Ну, а что? – Пётр Семёнович тоже улыбнулся.
– Вам, конечно, головная
боль, а мне, не скрою, приятно... ты, Витя, в прошлом году приезжал с ним
на несколько дней, а до этого вы приезжали с ним, когда ему было пять лет...
вот и вся радость! А он внук мне... конечно, я рад! Только вот на поезде
одному ему ехать, понятное дело, ещё рано – придётся тебе, Витя, в конце
лета ещё раз приехать, забрать его. Конечно, и дорога, и время... и бензин на
дорогу – всё это так, всё понятно! Но нужно иногда и жертвовать чем-то,
чтоб соблюдать баланс кнута и пряника. Вот когда вы не взяли его с собой в
ваши таиланды – это был кнут. А теперь уступите ему – это будет пряник...
так вся жизнь строится – кнут и пряник...
Серёги, выбор был сделан.
- Серёжа, принеси мне компот...попроси Зинаиду Ивановну, чтоб она ещё
налила, – проговорила Ольга Владимировна, молчавшая всё время, пока
Виктор разговаривал с сыном. Серёга – уже в приподнятом настроении
оттого, что выбор сделан – пошагал за взваром, а Ольга, едва он отошел,
встревожено посмотрела на мужа: – На каком он поезде приедет? Ты о чём?
- Да ни на каком поезде он, понятно, не поедет... но какой упорный
чертёнок! «Я останусь у дедули», – улыбаясь, передразнил Виктор ушедшего
Серёгу. – А ты, батя, рад, наверное?
- Ну, а что? – Пётр Семёнович тоже улыбнулся.
– Вам, конечно, головная
боль, а мне, не скрою, приятно... ты, Витя, в прошлом году приезжал с ним
на несколько дней, а до этого вы приезжали с ним, когда ему было пять лет...
вот и вся радость! А он внук мне... конечно, я рад! Только вот на поезде
одному ему ехать, понятное дело, ещё рано – придётся тебе, Витя, в конце
лета ещё раз приехать, забрать его. Конечно, и дорога, и время... и бензин на
дорогу – всё это так, всё понятно! Но нужно иногда и жертвовать чем-то,
чтоб соблюдать баланс кнута и пряника. Вот когда вы не взяли его с собой в
ваши таиланды – это был кнут. А теперь уступите ему – это будет пряник...
так вся жизнь строится – кнут и пряник...
- Это, батя, понятно...
– отозвался Виктор.
– Значит, я предлагаю сделать
так...
– Виктор посмотрел на Ольгу.
– Съездим на море втроём, как
планировали, потом привезём его сюда, пусть он ещё погуляет здесь на воле,
как батя говорит, а потом в конце августа я за ним приеду, заберу его... как
ты на это смотришь?
- Я к парикмахеру записалась на воскресенье... мы же планировали, что в
субботу вернёмся в Москву, а если назад сюда возвращаться, то вернёмся
домой мы только в воскресенье к вечеру. В понедельник мне выходить на
работу...
– проговорила Ольга Владимировна, думая о своём
распланированном времени.
- Ну, иногда надо и жертвовать чем-то, – повторил Виктор слова отца. – А
какие ещё есть варианты? Давай увезём его без возвращения в Сосновку,
никуда он не денется – ты в воскресенье сходишь в парикмахерскую, а он
потом при каждом удобном случае будет тебе же напоминать, что мы с ним
поступили как с вещью... какие варианты есть ещё? Твои варианты какие?
- Ну, я не знаю... пусть будет так, как ты говоришь, – вздохнула Ольга,
отлично понимая, что увезти Серёгу, конечно же, можно... можно, но –
нельзя, а нельзя потому, что он уже не маленький и с его мнением тоже
нужно считаться... не на поводу идти у него, не капризы его исполнять, а
именно считаться с его мнением. И потом... до школы ещё месяц – чем он
будет дома заниматься? Болтаться на улице?
Подошел Серёга – протянул матери кружку с взваром.
- Бабуля спрашивает, что на обед варить – борщ или лапшу. Я сказал, чтоб
варила борщ, что все хотят борщ, – проинформировал Серёга. – Ещё я сказал
бабуле, что я не уезжаю, остаюсь до конца лета – бабуля обрадовалась,
бабуля сказала, что я золотой. Ещё бабуля сказала, чтоб ты, дедуля, шел
зарубил курицу на борщ. Я сказал бабуле, что ты сейчас придёшь. У меня всё...
Ольга Владимировна, слушая сына – любуясь Серёгой, невольно
улыбнулась: вроде Серёжа уже не маленький, четырнадцать лет, а с другой
стороны...
– отозвался Виктор.
– Значит, я предлагаю сделать
так...
– Виктор посмотрел на Ольгу.
– Съездим на море втроём, как
планировали, потом привезём его сюда, пусть он ещё погуляет здесь на воле,
как батя говорит, а потом в конце августа я за ним приеду, заберу его... как
ты на это смотришь?
- Я к парикмахеру записалась на воскресенье... мы же планировали, что в
субботу вернёмся в Москву, а если назад сюда возвращаться, то вернёмся
домой мы только в воскресенье к вечеру. В понедельник мне выходить на
работу...
– проговорила Ольга Владимировна, думая о своём
распланированном времени.
- Ну, иногда надо и жертвовать чем-то, – повторил Виктор слова отца. – А
какие ещё есть варианты? Давай увезём его без возвращения в Сосновку,
никуда он не денется – ты в воскресенье сходишь в парикмахерскую, а он
потом при каждом удобном случае будет тебе же напоминать, что мы с ним
поступили как с вещью... какие варианты есть ещё? Твои варианты какие?
- Ну, я не знаю... пусть будет так, как ты говоришь, – вздохнула Ольга,
отлично понимая, что увезти Серёгу, конечно же, можно... можно, но –
нельзя, а нельзя потому, что он уже не маленький и с его мнением тоже
нужно считаться... не на поводу идти у него, не капризы его исполнять, а
именно считаться с его мнением. И потом... до школы ещё месяц – чем он
будет дома заниматься? Болтаться на улице?
Подошел Серёга – протянул матери кружку с взваром.
- Бабуля спрашивает, что на обед варить – борщ или лапшу. Я сказал, чтоб
варила борщ, что все хотят борщ, – проинформировал Серёга. – Ещё я сказал
бабуле, что я не уезжаю, остаюсь до конца лета – бабуля обрадовалась,
бабуля сказала, что я золотой. Ещё бабуля сказала, чтоб ты, дедуля, шел
зарубил курицу на борщ. Я сказал бабуле, что ты сейчас придёшь. У меня всё...
Ольга Владимировна, слушая сына – любуясь Серёгой, невольно
улыбнулась: вроде Серёжа уже не маленький, четырнадцать лет, а с другой
стороны...
- Всем раздал указания, – хмыкнул Виктор, с лёгкой иронией глядя на сына.
– Значит, слушай, Сергей, внимательно, Мы с мамой подумали и решили тебе
предложить такой вариант. Про поезд забудь – мал ещё ездить
самостоятельно на поездах, тем более с пересадками. Мы, как и планировали,
съездим все вместе на море, потом привезём тебя назад, в Сосновку, а в
конце лета я за тобой приеду – тебя заберу...
Серёга слушал – и не верил своим ушам... это был идеальный, просто
идеальный вариант! Лицо Серёгино непроизвольно расплылось в улыбке
предложить такой вариант. Про поезд забудь – мал ещё ездить
самостоятельно на поездах, тем более с пересадками. Мы, как и планировали,
съездим все вместе на море, потом привезём тебя назад, в Сосновку, а в
конце лета я за тобой приеду – тебя заберу...
Серёга слушал – и не верил своим ушам... это был идеальный, просто
идеальный вариант! Лицо Серёгино непроизвольно расплылось в улыбке
– такой офигенный вариант даже ему не пришел в голову... это был самый
лучший,самый правильный вариант!
- Но! – Виктор поднял вверх указательный палец. – Это один вариант. Есть
ещё один вариант. Поезд, как ты понял, даже не обсуждается – про поезд
забудь. Второй вариант такой: хочешь ты или не хочешь, а вечером ты
сядешь в машину, и мы поедем либо на море, либо поедем сразу домой.
Погостил ты здесь и так достаточно – отдохнул, к следующему учебному
году сил набрался, подготовился, так что все свои капризы ты оставишь при
себе, обсуждать твоё хочу-не-хочу мы не будем, – Виктор всё это проговорил
твёрдо, даже жестко. – Вот тебе два варианта на выбор... как мы сделаем?
Выбирай!
- Конечно, первый вариант! – живо отозвался Серёга, подумав, что сейчас за
выбор первого варианта от него родители потребуют что-то взамен... и он,
Серёга, не ошибся!
- Кто б сомневался! – с легкой иронией в голосе улыбнулся Виктор.
– Но первый вариант будет при условии, что ты...
- Я согласен! – вообще-то, Серёга это подумал, но получилось так, что он это
не только подумал, но и вслух произнёс.
- На что ты согласен? – хмыкнул Виктор.
- Ну... на ваши условия! – проговорил Серёга; он посмотрел на стоявшую
молча мать, по глазам матери понял, что она улыбается, и вновь перевёл
взгляд на отца. – Бесплатный сыр бывает только в мышеловке...
- Соображаешь, – Виктор улыбнулся.
- Ну, я ж не дурак, – Серёга, глядя на отца, улыбнулся тоже.
- Не дурак, – согласился Виктор. – Именно поэтому мы с мамой ставим тебе
условие: в следующем учебном году ты будешь учиться без “троек” – чтоб
ни одной “тройки” ни в одной четверти не было! Ты знаешь мою позицию:
“пя тёрок” с тебя никто не требует, а учиться без “троек” ты можешь вполне!
- Могу! Буду! – Серега, не задумываясь, кивнул головой.
- Что ты можешь-будешь? – уточнил Виктор.
лучший,самый правильный вариант!
- Но! – Виктор поднял вверх указательный палец. – Это один вариант. Есть
ещё один вариант. Поезд, как ты понял, даже не обсуждается – про поезд
забудь. Второй вариант такой: хочешь ты или не хочешь, а вечером ты
сядешь в машину, и мы поедем либо на море, либо поедем сразу домой.
Погостил ты здесь и так достаточно – отдохнул, к следующему учебному
году сил набрался, подготовился, так что все свои капризы ты оставишь при
себе, обсуждать твоё хочу-не-хочу мы не будем, – Виктор всё это проговорил
твёрдо, даже жестко. – Вот тебе два варианта на выбор... как мы сделаем?
Выбирай!
- Конечно, первый вариант! – живо отозвался Серёга, подумав, что сейчас за
выбор первого варианта от него родители потребуют что-то взамен... и он,
Серёга, не ошибся!
- Кто б сомневался! – с легкой иронией в голосе улыбнулся Виктор.
– Но первый вариант будет при условии, что ты...
- Я согласен! – вообще-то, Серёга это подумал, но получилось так, что он это
не только подумал, но и вслух произнёс.
- На что ты согласен? – хмыкнул Виктор.
- Ну... на ваши условия! – проговорил Серёга; он посмотрел на стоявшую
молча мать, по глазам матери понял, что она улыбается, и вновь перевёл
взгляд на отца. – Бесплатный сыр бывает только в мышеловке...
- Соображаешь, – Виктор улыбнулся.
- Ну, я ж не дурак, – Серёга, глядя на отца, улыбнулся тоже.
- Не дурак, – согласился Виктор. – Именно поэтому мы с мамой ставим тебе
условие: в следующем учебном году ты будешь учиться без “троек” – чтоб
ни одной “тройки” ни в одной четверти не было! Ты знаешь мою позицию:
“пя тёрок” с тебя никто не требует, а учиться без “троек” ты можешь вполне!
- Могу! Буду! – Серега, не задумываясь, кивнул головой.
- Что ты можешь-будешь? – уточнил Виктор.
- Могу учиться без “троек”. Буду учиться без “троек”, – Серёга без задержки
пояснил своё «могу-буду».
- Как-то ты легко обещаешь...
– проговорил Виктор с явно выраженным сомнением в голосе.
- Совсем не легко! – живо отозвался Серёга.
– Если я сказал, что буду
учиться без “троек”, значит, буду – ни в одной четверти “троек” не будет. –
Серёга подумал секунду и для пущей убедительности добавил: – Обещаю!
- А если обманешь? – всё с тем же сомнением в голосе без тени улыбки на
лице проговорил Виктор.
- Папа, не обману! Буду учиться без “троек”, – твёрдо проговорил Серёга.
Ольга Владимировна, раз всё повернулось таким образом, хотела тоже
внести свои две копейки – хотела сказать, чтоб Серёжа в придачу к
обещанию хорошо учиться так же пообещал впредь без всяких напоминаний
выносить мусор, поскольку это вменялось в его обязанность, а обязанность
эту он зачастую игнорировал, но подумала, что тема мусора – это тема хоть и
важная, но на фоне обещания хорошо учиться мелкотравчатая, и промолчала.
- Ну, хорошо. Значит, будем реализовывать первый вариант, – подытожил
Виктор. – Тогда вечером мы едем на море...
- Потом возвращаемся назад к дедуле, и потом в самом-самом конце лета ты
за мной приезжаешь, – весело проговорил Серёга.
– Реализуем первый
вариант! Вариант «А»!
Этот вопрос был решен! Оставался второй вопрос, не менее важный,
который тоже нужно было обязательно решить, и решить только
положительно, никак иначе... других вариантов в решении в т о р о г о
вопроса он, Серёга, просто не допускал!
пояснил своё «могу-буду».
- Как-то ты легко обещаешь...
– проговорил Виктор с явно выраженным сомнением в голосе.
- Совсем не легко! – живо отозвался Серёга.
– Если я сказал, что буду
учиться без “троек”, значит, буду – ни в одной четверти “троек” не будет. –
Серёга подумал секунду и для пущей убедительности добавил: – Обещаю!
- А если обманешь? – всё с тем же сомнением в голосе без тени улыбки на
лице проговорил Виктор.
- Папа, не обману! Буду учиться без “троек”, – твёрдо проговорил Серёга.
Ольга Владимировна, раз всё повернулось таким образом, хотела тоже
внести свои две копейки – хотела сказать, чтоб Серёжа в придачу к
обещанию хорошо учиться так же пообещал впредь без всяких напоминаний
выносить мусор, поскольку это вменялось в его обязанность, а обязанность
эту он зачастую игнорировал, но подумала, что тема мусора – это тема хоть и
важная, но на фоне обещания хорошо учиться мелкотравчатая, и промолчала.
- Ну, хорошо. Значит, будем реализовывать первый вариант, – подытожил
Виктор. – Тогда вечером мы едем на море...
- Потом возвращаемся назад к дедуле, и потом в самом-самом конце лета ты
за мной приезжаешь, – весело проговорил Серёга.
– Реализуем первый
вариант! Вариант «А»!
Этот вопрос был решен! Оставался второй вопрос, не менее важный,
который тоже нужно было обязательно решить, и решить только
положительно, никак иначе... других вариантов в решении в т о р о г о
вопроса он, Серёга, просто не допускал!
- И когда я приеду, на коровнике будет новая крыша, – Виктор не спросил
это, а произнёс утвердительно.
- Будет! – отозвался Серёга.
– Дедуля, сделаем новую крышу? – Серёга,
думая, как подступиться к решению второго вопроса, вопросительно
посмотрел на Петра Степановича.
- Ну, если вы... если ты и Толик поможете мне, то, конечно, будет... куда она
денется! Перекроем дом для Машки! – весело проговорил Пётр Степанович.
Случайно ли Пётр Степанович упомянул имя Толика, или он, Пётр
Степанович, хотел этим напоминанием про Толика подтолкнуть Серёгу не
останавливаться на достигнутом, а только это упоминание про Толяна
оказалось для Серёги как нельзя кстати... дедуля с ним, с Серёгой, был
просто на одной волне! Просто телепатия какая-то...
- Пап, я что хочу сказать...
– словно вслушиваясь в каждое своё слово,
произнёс Серега; он произнёс это медленно, врастяжку, как бы раздумывая,
говорить или нет; и Ольга, и Виктор отлично знали, что после такого
предисловия Сергей обязательно будет о чём-то просить, и потому,
посмотрев на сына с некоторым любопытством, Виктор спросил напрямую,
деловито:
- Что ты ещё хочешь?
- Я подумал... пусть Толян тоже поедет с нами! – проговорил Серёга и,
объясняя своё предложение, тут же озвучил свои аргументы. – Мы с ним в
гостях у дедули и бабули с первого дня. Мы вместе помогали дедуле сено
возить, вместе будем, когда вернёмся, помогать дедуле делать крышу. Толян
тоже будет отдыхать здесь до конца лета, как и я. И будет как-то не так...
некрасиво будет, если я съезжу на море и потом вернусь назад, а Толян всё
это время будет здесь...
– Серёга подумал секунду и, чтоб надавить на
жалость, добавил, – будет один здесь, как сирота... можно, он тоже поедет с
нами?
Пётр Степанович, слушая Серёгу, смотрел на Серёгу с явным одобрением
это, а произнёс утвердительно.
- Будет! – отозвался Серёга.
– Дедуля, сделаем новую крышу? – Серёга,
думая, как подступиться к решению второго вопроса, вопросительно
посмотрел на Петра Степановича.
- Ну, если вы... если ты и Толик поможете мне, то, конечно, будет... куда она
денется! Перекроем дом для Машки! – весело проговорил Пётр Степанович.
Случайно ли Пётр Степанович упомянул имя Толика, или он, Пётр
Степанович, хотел этим напоминанием про Толика подтолкнуть Серёгу не
останавливаться на достигнутом, а только это упоминание про Толяна
оказалось для Серёги как нельзя кстати... дедуля с ним, с Серёгой, был
просто на одной волне! Просто телепатия какая-то...
- Пап, я что хочу сказать...
– словно вслушиваясь в каждое своё слово,
произнёс Серега; он произнёс это медленно, врастяжку, как бы раздумывая,
говорить или нет; и Ольга, и Виктор отлично знали, что после такого
предисловия Сергей обязательно будет о чём-то просить, и потому,
посмотрев на сына с некоторым любопытством, Виктор спросил напрямую,
деловито:
- Что ты ещё хочешь?
- Я подумал... пусть Толян тоже поедет с нами! – проговорил Серёга и,
объясняя своё предложение, тут же озвучил свои аргументы. – Мы с ним в
гостях у дедули и бабули с первого дня. Мы вместе помогали дедуле сено
возить, вместе будем, когда вернёмся, помогать дедуле делать крышу. Толян
тоже будет отдыхать здесь до конца лета, как и я. И будет как-то не так...
некрасиво будет, если я съезжу на море и потом вернусь назад, а Толян всё
это время будет здесь...
– Серёга подумал секунду и, чтоб надавить на
жалость, добавил, – будет один здесь, как сирота... можно, он тоже поедет с
нами?
Пётр Степанович, слушая Серёгу, смотрел на Серёгу с явным одобрением
– он, Пётр Степанович, словно говорил и своим взглядом, и выражением
своего лица: «молодец ты, Серёга! Вместе – значит вместе!»
своего лица: «молодец ты, Серёга! Вместе – значит вместе!»
- Мне всё равно, одного везти или двоих, – проговорил Виктор.
– Договаривайся с мамой!
- Мам! – Серёга посмотрел на Ольгу Владимировну.
– Можно? Толян
никогда ещё не был на море... вообще никогда не был!
Серёга, говоря это, уже не сомневался, что Толик тоже поедет на море – они,
он и Толик, поедут на море вместе! Это с отцом у Серёги разговор не всегда
получался, потому что отец мог сказать один раз, и точка, дальше спорить,
доказывать свою правоту было совершенно бесполезно, а с матерью было
совсем иное дело – с матерью Серёга мог ссориться, потом мириться, мог
оговариваться – в разумных, естественно, пределах, мог бурно возмущаться,
почему он то или иное должен делать или, наоборот, делать не должен... с
матерью договориться было проще, и Серёга уже предвкушал... он, Серёга,
уже предвкушал, как они мчатся на море – он и Толян, вместе!
Серёга уже предвкушал... а Ольга Владимировна от этой новой «хотелки»
сына растерялась.
- Серёжа... – она замолчала, подбирая слова. – Как мы можем взять Толю?
Это чужой ребёнок...
- Ничего он не чужой! И Толян не ребёнок – мы с ним ровесники! – живо
отозвался Серёга.
– Ну, мам... пусть Толян тоже поедет! Папа сказал, что можно...
- Но мы сказали Софье Моисеевне, что нас будет трое – ты, папа и я... мы
забронировали номер на троих!
Услышав про Софью Моисеевну, Серёга тут же сообразил, как можно
решить этот вопрос.
- Мы будем в той же гостинице, что были в прошлом году? У Софьи
Моисеевны?
– Договаривайся с мамой!
- Мам! – Серёга посмотрел на Ольгу Владимировну.
– Можно? Толян
никогда ещё не был на море... вообще никогда не был!
Серёга, говоря это, уже не сомневался, что Толик тоже поедет на море – они,
он и Толик, поедут на море вместе! Это с отцом у Серёги разговор не всегда
получался, потому что отец мог сказать один раз, и точка, дальше спорить,
доказывать свою правоту было совершенно бесполезно, а с матерью было
совсем иное дело – с матерью Серёга мог ссориться, потом мириться, мог
оговариваться – в разумных, естественно, пределах, мог бурно возмущаться,
почему он то или иное должен делать или, наоборот, делать не должен... с
матерью договориться было проще, и Серёга уже предвкушал... он, Серёга,
уже предвкушал, как они мчатся на море – он и Толян, вместе!
Серёга уже предвкушал... а Ольга Владимировна от этой новой «хотелки»
сына растерялась.
- Серёжа... – она замолчала, подбирая слова. – Как мы можем взять Толю?
Это чужой ребёнок...
- Ничего он не чужой! И Толян не ребёнок – мы с ним ровесники! – живо
отозвался Серёга.
– Ну, мам... пусть Толян тоже поедет! Папа сказал, что можно...
- Но мы сказали Софье Моисеевне, что нас будет трое – ты, папа и я... мы
забронировали номер на троих!
Услышав про Софью Моисеевну, Серёга тут же сообразил, как можно
решить этот вопрос.
- Мы будем в той же гостинице, что были в прошлом году? У Софьи
Моисеевны?
- Да, – подтвердила Ольга Владимировна.
– У Софьи Моисеевны. Я
созвонилась с ней, договорилась... она будет ждать нас троих. Сейчас сезон,
договариваться нужно заранее...
Софья Моисеевна, полная пожилая гречанка, смешливая, радушная и
доброжелательная, с черными усиками, которые нисколько её не портили,
была владелицей небольшой двухэтажной гостиницы, расположенной в
десяти минутах ходьбы от моря. Собственно, это была не гостиница, а, если
говорить точнее, гостевой дом, где было четыре двухкомнатных номера на
втором этаже и несколько однокомнатных номеров на этаже первом, – кто-то
заселялся не неделю, кто-то на две или даже на три недели, за десять лет
сформировалась практически постоянная клиентура, люди приезжали
отовсюду, многие были знакомы между собой, атмосфера была домашняя,
всё было комфортно и уютно, до моря было рукой подть; Ольга, Виктор и
Серёга останавливались в гостевом доме Софьи Моисеевны уже три года,
каждый раз снимая двухкомнатный номер на втором этаже, где вторая
комната предназначалась для Серёги...
- Мы будем снова на втором этаже? – уточнил Серёга.
-Да, – подтвердила Ольга Владимировна. – В том же самом номере, что и в
прошлом году...
- Вот! – обрадовался Серёга.
– В одной комнате вы с папой, а в другой
комнате мы с Толяном! Попросим Софью Моисеевну, чтоб она поставила
дополнительно в мою комнату какое-нибудь раскладной кресло для Толяна
или даже просто лежак, и всё! Отличный вариант! Мам, всё решаемо! Софья
Моисеевна добрая, она не откажет... пусть Толян тоже поедет с нами! Ну,
мам...
– У Софьи Моисеевны. Я
созвонилась с ней, договорилась... она будет ждать нас троих. Сейчас сезон,
договариваться нужно заранее...
Софья Моисеевна, полная пожилая гречанка, смешливая, радушная и
доброжелательная, с черными усиками, которые нисколько её не портили,
была владелицей небольшой двухэтажной гостиницы, расположенной в
десяти минутах ходьбы от моря. Собственно, это была не гостиница, а, если
говорить точнее, гостевой дом, где было четыре двухкомнатных номера на
втором этаже и несколько однокомнатных номеров на этаже первом, – кто-то
заселялся не неделю, кто-то на две или даже на три недели, за десять лет
сформировалась практически постоянная клиентура, люди приезжали
отовсюду, многие были знакомы между собой, атмосфера была домашняя,
всё было комфортно и уютно, до моря было рукой подть; Ольга, Виктор и
Серёга останавливались в гостевом доме Софьи Моисеевны уже три года,
каждый раз снимая двухкомнатный номер на втором этаже, где вторая
комната предназначалась для Серёги...
- Мы будем снова на втором этаже? – уточнил Серёга.
-Да, – подтвердила Ольга Владимировна. – В том же самом номере, что и в
прошлом году...
- Вот! – обрадовался Серёга.
– В одной комнате вы с папой, а в другой
комнате мы с Толяном! Попросим Софью Моисеевну, чтоб она поставила
дополнительно в мою комнату какое-нибудь раскладной кресло для Толяна
или даже просто лежак, и всё! Отличный вариант! Мам, всё решаемо! Софья
Моисеевна добрая, она не откажет... пусть Толян тоже поедет с нами! Ну,
мам...
«Дожмёт мать!» – с удовлетворением подумал Пётр Степанович.
Так и получилось: Серёга, уговаривая мать, напористо наступал, приводя
самые разные аргументы, почему Толик должен поехать, Ольга
Владимировна оборонялась, делая упор на то, что «Толя, может, тебе как
брат, но юридически он чужой ребёнок», что «необходимо разрешение
родителей Толи на такую поездку», что «если что-то случится...» – Серёга в
ответ говорил, что «ничего не случится», что «бабуля Толяну разрешит», что
«будет некрасиво», если Толяна не поедет с ними, что «Толян никогда не
видел море»... в конце концов, Ольга Владимировна сдалась:
- Ну, хорошо, – проговорила Ольга, с улыбкой глядя на сына. – А вернёмся
домой, и, чтобы ты мусор выносил, я тебе снова буду каждый раз
напоминать?
- Никогда! Вынос мусора – это моя святая обязанность! – с пафосом
воскликнул Серёга: лицо его светилось от счастья. – Мама! Буду я выносить
мусор без напоминаний! Клянусь!
- Что-то ты сегодня много обещаешь, – с лёгкой иронией в голосе проговорил
Виктор.
- Ничего не много! – тут же с улыбкой парировал счастливый Серёга. – Буду
учиться без “троек” и выносить мусор! Миссия выполнима! Всё, я пошел –
скажу Толяну, что он тоже едет с нами на море! Будем собираться...
Так и получилось: Серёга, уговаривая мать, напористо наступал, приводя
самые разные аргументы, почему Толик должен поехать, Ольга
Владимировна оборонялась, делая упор на то, что «Толя, может, тебе как
брат, но юридически он чужой ребёнок», что «необходимо разрешение
родителей Толи на такую поездку», что «если что-то случится...» – Серёга в
ответ говорил, что «ничего не случится», что «бабуля Толяну разрешит», что
«будет некрасиво», если Толяна не поедет с ними, что «Толян никогда не
видел море»... в конце концов, Ольга Владимировна сдалась:
- Ну, хорошо, – проговорила Ольга, с улыбкой глядя на сына. – А вернёмся
домой, и, чтобы ты мусор выносил, я тебе снова буду каждый раз
напоминать?
- Никогда! Вынос мусора – это моя святая обязанность! – с пафосом
воскликнул Серёга: лицо его светилось от счастья. – Мама! Буду я выносить
мусор без напоминаний! Клянусь!
- Что-то ты сегодня много обещаешь, – с лёгкой иронией в голосе проговорил
Виктор.
- Ничего не много! – тут же с улыбкой парировал счастливый Серёга. – Буду
учиться без “троек” и выносить мусор! Миссия выполнима! Всё, я пошел –
скажу Толяну, что он тоже едет с нами на море! Будем собираться...
- Серёжа! Пусть Толя подойдёт сейчас ко мне – я его спрошу, хочет ли он
вообще ехать, и спрошу у Зинаиды Ивановны...
- Конечно, хочет! Сейчас мы придём! – отозвался Серёга. – А ты, дедуля, иди
курицу руби на обед – бабуля тебя уже заждалась...
- Понял, батя? – рассмеялся Виктор, когда Серёга быстрой походкой
устремился во двор. – Шило в заднице, а не Сергей...
- «Вы ж мои золотые!», как говорит Зинаида Ивановна про внуков, –
улыбнулся Пётр Степанович. – Серёга – отличный парень!
Зинаида Ивановна, сидя за столом в летней кухне, резала капусту на борщ,
когда к ней подошел сияющий Серёга.
- Серёжа! Ну, где там дедушка запропастился? Ты сказал ему, что он мне
нужен? – Зинаида Ивановна, перестав стучать ножом по разделочной доске,
вопросительно посмотрела на Серёгу.
- Сказал! Сейчас он придёт, – быстро проговорил Серёга. – Бабуля, слушай
меня внимательно! Сейчас придёт мама и спросит тебя, разрешаешь ли ты
поехать Толяну с нами на море. Ты скажешь, что разрешаешь, – Серёга,
конечно, ни секунды не сомневался, что Зинаида Ивановна разрешит, но на
всякий случай счёл необходимым бабулю «проинструктировать». – Скажешь,
что разрешаешь! Бабуля, ты меня поняла?
- На какое море? – глаза у Зинаиды Ивановны от удивления невольно
округлились.
- На Черное, бабуля! Мы едем на море – я и Толян! Сейчас мама всё
объяснит! – Серёгу просто распирало от радости. – Я пошел сказать Толяну,
а ты, бабуля, скажешь маме, что ехать Толяну ты разрешаешь! Всё, я пошел
сообщить Толяну – сейчас мы придём!
- Подожди! Серёжа, я ничего не поняла... – на лице Зинаиды Ивановны была
растерянность.
вообще ехать, и спрошу у Зинаиды Ивановны...
- Конечно, хочет! Сейчас мы придём! – отозвался Серёга. – А ты, дедуля, иди
курицу руби на обед – бабуля тебя уже заждалась...
- Понял, батя? – рассмеялся Виктор, когда Серёга быстрой походкой
устремился во двор. – Шило в заднице, а не Сергей...
- «Вы ж мои золотые!», как говорит Зинаида Ивановна про внуков, –
улыбнулся Пётр Степанович. – Серёга – отличный парень!
Зинаида Ивановна, сидя за столом в летней кухне, резала капусту на борщ,
когда к ней подошел сияющий Серёга.
- Серёжа! Ну, где там дедушка запропастился? Ты сказал ему, что он мне
нужен? – Зинаида Ивановна, перестав стучать ножом по разделочной доске,
вопросительно посмотрела на Серёгу.
- Сказал! Сейчас он придёт, – быстро проговорил Серёга. – Бабуля, слушай
меня внимательно! Сейчас придёт мама и спросит тебя, разрешаешь ли ты
поехать Толяну с нами на море. Ты скажешь, что разрешаешь, – Серёга,
конечно, ни секунды не сомневался, что Зинаида Ивановна разрешит, но на
всякий случай счёл необходимым бабулю «проинструктировать». – Скажешь,
что разрешаешь! Бабуля, ты меня поняла?
- На какое море? – глаза у Зинаиды Ивановны от удивления невольно
округлились.
- На Черное, бабуля! Мы едем на море – я и Толян! Сейчас мама всё
объяснит! – Серёгу просто распирало от радости. – Я пошел сказать Толяну,
а ты, бабуля, скажешь маме, что ехать Толяну ты разрешаешь! Всё, я пошел
сообщить Толяну – сейчас мы придём!
- Подожди! Серёжа, я ничего не поняла... – на лице Зинаиды Ивановны была
растерянность.
- Бабуля, я тебе всё потом объясню! Сейчас твоя задача: просто сказать маме,
что ты разрешаешь Толяну ехать с нами на море! – Серёга устремился к
калитке; во двор входили Ольга и Пётр Степанович. – Сейчас мы придём! –
на ходу проговорил Серёга, не задерживаясь – не останавливаясь.
Толик сидел на ступеньках крыльца – смотрел на Пирата; Пират уже
позавтракал, напился холодной воды и теперь, умиротворённый, лежал в
холодке, откинув хвост; может, Пират ждал, когда придёт Серёга и они
втроём рванут на остров, – глядя на Пирата, Толик думал о том, что этим
вечером Серый уедет... конечно, рано или поздно родители всё равно
приехали бы за Серым, потому что рано или поздно лето в любом случае
подошло бы к концу, и он, Толик, рано или поздно тоже уехал бы домой...
всё это было понятно – вечного нет ничего... но почему так рано? Еще целый
месяц... целый месяц самого лучшего в жизни лета было впереди... почему
так рано? Глядя на Пирата, Толик думал, что если Серёгу сегодня вечером
увезут, то он, Толик, тоже завтра или послезавтра уедет – у бабули он уже
погостил, и без Серого делать в Сосновке будет просто нечего...
Пират первым услышал приближение Серёги, – Серёга ещё шел по улице,
ещё только приближался к калитке, а лежащий на земле Пират чутким ухом
уловил знакомые шаги и радостно застучал хвостом по земле; Серёга,
хлопнув калиткой, стремительно вошел во двор, – вскочивший с земли Пират
яростно завертел, закрутил хвостом, приветствуя Серёгу.
- Ах ты, Пиратик! – Серёга обрадовался Пирату не меньше, чем Пират
обрадовался ему.
– Толян! Мы едем на море! – мимоходом приласкав,
погладив по лобастой голове Пирата, Серёга остановился перед сидящим на
ступеньках Толиком. – Слышишь? Мы едем на море!
- Отлично. Я рад за тебя... – Толик улыбнулся; он посмотрел на Серёгу снизу
вверх, и хотя он улыбнулся, и хотя он сказал «я рад», в глазах Толика
радости не было.
Серёганасекундуопешилоттакой неадекватной реакцииТоликана
сообщение о поездке, и только в следующую секунду до Серёги дошло, что
Толик сказал «рад за тебя».
что ты разрешаешь Толяну ехать с нами на море! – Серёга устремился к
калитке; во двор входили Ольга и Пётр Степанович. – Сейчас мы придём! –
на ходу проговорил Серёга, не задерживаясь – не останавливаясь.
Толик сидел на ступеньках крыльца – смотрел на Пирата; Пират уже
позавтракал, напился холодной воды и теперь, умиротворённый, лежал в
холодке, откинув хвост; может, Пират ждал, когда придёт Серёга и они
втроём рванут на остров, – глядя на Пирата, Толик думал о том, что этим
вечером Серый уедет... конечно, рано или поздно родители всё равно
приехали бы за Серым, потому что рано или поздно лето в любом случае
подошло бы к концу, и он, Толик, рано или поздно тоже уехал бы домой...
всё это было понятно – вечного нет ничего... но почему так рано? Еще целый
месяц... целый месяц самого лучшего в жизни лета было впереди... почему
так рано? Глядя на Пирата, Толик думал, что если Серёгу сегодня вечером
увезут, то он, Толик, тоже завтра или послезавтра уедет – у бабули он уже
погостил, и без Серого делать в Сосновке будет просто нечего...
Пират первым услышал приближение Серёги, – Серёга ещё шел по улице,
ещё только приближался к калитке, а лежащий на земле Пират чутким ухом
уловил знакомые шаги и радостно застучал хвостом по земле; Серёга,
хлопнув калиткой, стремительно вошел во двор, – вскочивший с земли Пират
яростно завертел, закрутил хвостом, приветствуя Серёгу.
- Ах ты, Пиратик! – Серёга обрадовался Пирату не меньше, чем Пират
обрадовался ему.
– Толян! Мы едем на море! – мимоходом приласкав,
погладив по лобастой голове Пирата, Серёга остановился перед сидящим на
ступеньках Толиком. – Слышишь? Мы едем на море!
- Отлично. Я рад за тебя... – Толик улыбнулся; он посмотрел на Серёгу снизу
вверх, и хотя он улыбнулся, и хотя он сказал «я рад», в глазах Толика
радости не было.
Серёганасекундуопешилоттакой неадекватной реакцииТоликана
сообщение о поездке, и только в следующую секунду до Серёги дошло, что
Толик сказал «рад за тебя».
- Придурок! Ты что – не понял? – Серёгу, стоявшего перед Толиком, просто
распирало от радости.
– Я сказал: м ы едём! – Серёга голосом выделил
местоимение «мы». – Я и ты! Вдвоём едем – ты и я! Поднимайся! – Серёга
потянул Толика за руку на себя. – Пойдём к бабуле...
- Подожди...
– Толик, подчиняясь Серёге – глядя на Серёгу ничего не
понимающим взглядом, податливо встал со ступеньки. – Как ты и я?
- Блин! Ты совсем тупой? – Серёга радостно рассмеялся.
– Вместе, Толян, вместе едём! Ты...
– Серёга выставленным вперёд указательным пальцем
показал на Толика, – и я ... – Серёга тем же указательным пальцем показал на
себя, – мы...
– Серёга подвигал указательным пальцем, словно маятником,
между собой и Толиком, – едем...
– Серёга подвигал руками, словно он
держится за руль автомобиля, – на море! – при последнем слове Серёга
раскинул руки в стороны и плавно подвигал руками, изображая то ли чайку,
то ли морские волны. – Толян, ты такой бестолковый, что я тебе должен всё
постоянно объяснять на пальцах! Ещё раз: мы с тобой едем на море! На
четыре или пять дней! Потом папа с мамой привозят нас назад, к дедуле, и
мы ещё отдыхаем у дедули до конца лета! Теперь понятно? – Серёга смотрел
на Толика ликующим взглядом.
- Понятно... – Толик верил и не верил Серёге. – Но как ты смог?
распирало от радости.
– Я сказал: м ы едём! – Серёга голосом выделил
местоимение «мы». – Я и ты! Вдвоём едем – ты и я! Поднимайся! – Серёга
потянул Толика за руку на себя. – Пойдём к бабуле...
- Подожди...
– Толик, подчиняясь Серёге – глядя на Серёгу ничего не
понимающим взглядом, податливо встал со ступеньки. – Как ты и я?
- Блин! Ты совсем тупой? – Серёга радостно рассмеялся.
– Вместе, Толян, вместе едём! Ты...
– Серёга выставленным вперёд указательным пальцем
показал на Толика, – и я ... – Серёга тем же указательным пальцем показал на
себя, – мы...
– Серёга подвигал указательным пальцем, словно маятником,
между собой и Толиком, – едем...
– Серёга подвигал руками, словно он
держится за руль автомобиля, – на море! – при последнем слове Серёга
раскинул руки в стороны и плавно подвигал руками, изображая то ли чайку,
то ли морские волны. – Толян, ты такой бестолковый, что я тебе должен всё
постоянно объяснять на пальцах! Ещё раз: мы с тобой едем на море! На
четыре или пять дней! Потом папа с мамой привозят нас назад, к дедуле, и
мы ещё отдыхаем у дедули до конца лета! Теперь понятно? – Серёга смотрел
на Толика ликующим взглядом.
- Понятно... – Толик верил и не верил Серёге. – Но как ты смог?
- Всё потом расскажу! Дедуля был на моей стороне! Мы, как вернёмся назад,
поможем дедуле сделать крышу для Машки. Бабуле я уже сказал, чтоб она
тебя отпустила – чтоб разрешила тебе ехать на море... ну, ты рад? – Серёга,
чувствуя, как его переполняет энергия, затряс Толика за плечи.
- Серый... – растерявшийся от такой неожиданной новости, Толик не знал,
что сказать... рад ли он был? Ну, ещё бы! Просто всё это... всё это было так
неожиданно, так неожидаемо и так офигенно, что нужно было просто
осознать то, что сказал Серёга, осмыслить, понять... лето ещё не
заканчивалось – оно продолжалось! – Серый...
– повторил Толик.
– Ты супер!
- Я знаю, – отозвался Серёга. – У тебя паспорт с собой?
- С собой... в сумке лежит.
- Ну, всё нормально! Идём к бабуле – там тебя мама спросит, хочешь ли ты
поехать... может, ещё о чем-нибудь спросит... ну, понятно! Потом мы
съездим на остров... папа отдохнёт, и вечером мы – аля-улю! Завтра будем
уже на море!
- А жить там где? – растерянно спросил Толик.
- Блин, ты совсем тупой? – рассмеялся Серёга; глаза у Серёги горели от
счастья – от предвкушения моря, оттого, что они, он и Толян, будут вместе,
оттого, что потом они вернутся назад, оттого, что жизнь прекрасна. – Это не
наша проблема! В гостевом домике будем жить! Всё, Толян, идём к бабуле –
мама нас ждёт!
поможем дедуле сделать крышу для Машки. Бабуле я уже сказал, чтоб она
тебя отпустила – чтоб разрешила тебе ехать на море... ну, ты рад? – Серёга,
чувствуя, как его переполняет энергия, затряс Толика за плечи.
- Серый... – растерявшийся от такой неожиданной новости, Толик не знал,
что сказать... рад ли он был? Ну, ещё бы! Просто всё это... всё это было так
неожиданно, так неожидаемо и так офигенно, что нужно было просто
осознать то, что сказал Серёга, осмыслить, понять... лето ещё не
заканчивалось – оно продолжалось! – Серый...
– повторил Толик.
– Ты супер!
- Я знаю, – отозвался Серёга. – У тебя паспорт с собой?
- С собой... в сумке лежит.
- Ну, всё нормально! Идём к бабуле – там тебя мама спросит, хочешь ли ты
поехать... может, ещё о чем-нибудь спросит... ну, понятно! Потом мы
съездим на остров... папа отдохнёт, и вечером мы – аля-улю! Завтра будем
уже на море!
- А жить там где? – растерянно спросил Толик.
- Блин, ты совсем тупой? – рассмеялся Серёга; глаза у Серёги горели от
счастья – от предвкушения моря, оттого, что они, он и Толян, будут вместе,
оттого, что потом они вернутся назад, оттого, что жизнь прекрасна. – Это не
наша проблема! В гостевом домике будем жить! Всё, Толян, идём к бабуле –
мама нас ждёт!
Дальше всё было примерно так, как и предполагал Серёга. Ольга
Владимировна спросила у Толика, хочет ли он поехать на море и есть ли у
него, у Толика, с собой паспорт, – вопросы, конечно, были совершенно
риторические. Зинаида Ивановна была и рада за внука, и в то же время была
в лёгком ахуе, – сама Зинаида Ивановна была на море всего один раз, было
это давным-давно, она тогда ездила «по линии профсоюза». Конечно,
Зинаида Ивановна ехать Толику разрешила – ни Серёга, ни Толик ни
секунды не сомневались, что бабуля разрешит. Ольга Владимировна сказала,
что они остановятся в райцентре, где есть интернет и связь, и Толик
обязательно позвонит домой – спросит ещё разрешение у мамы. А также она,
Ольга Владимировна, позвонит Софье Моисеевне – предупредит, что их
будет не трое, а четверо. «Думаю, что вопрос с еще одним спальным местом
решаем, но в любом случае нужно будет предупредить», – сказала Ольга
Владимировна. Зинаида Ивановна дала Ольге Владимировне деньги «на
Толика» – и на проживание, и на разные развлечения. Еще Зинаида Ивановна
дала деньги Толику «на карманные расходы»; Толик хотел отказаться,
говоря, что деньги у него есть, что мама ему деньги давала, но Зинаида
Ивановна сказала, что «то мама дала, а это бабушка даёт» и что «деньги
лишними не бывают». Потом Ольга Владимировна осталась помогать
Зинаиде Ивановне готовить обед и «узнавать разные кулинарные секреты», а
Пётр Степанович, Серёгин отец, Серёга и Толик отправились на «место
постоянной дислокации» – Серёга и Толик похвастались своими
«мустангами», Пётр Степанович поменял простыни и наволочки на кроватях
внуков, застелил чистую постель для Виктора и для Ольги, если она захочет
отдохнуть, и Виктор остался отдыхать – спать после ночи, проведённой за
рулём, а Серёга и Толик, оседлав «мустангов» и взяв с собой Пирата, рванули
на остров.
Владимировна спросила у Толика, хочет ли он поехать на море и есть ли у
него, у Толика, с собой паспорт, – вопросы, конечно, были совершенно
риторические. Зинаида Ивановна была и рада за внука, и в то же время была
в лёгком ахуе, – сама Зинаида Ивановна была на море всего один раз, было
это давным-давно, она тогда ездила «по линии профсоюза». Конечно,
Зинаида Ивановна ехать Толику разрешила – ни Серёга, ни Толик ни
секунды не сомневались, что бабуля разрешит. Ольга Владимировна сказала,
что они остановятся в райцентре, где есть интернет и связь, и Толик
обязательно позвонит домой – спросит ещё разрешение у мамы. А также она,
Ольга Владимировна, позвонит Софье Моисеевне – предупредит, что их
будет не трое, а четверо. «Думаю, что вопрос с еще одним спальным местом
решаем, но в любом случае нужно будет предупредить», – сказала Ольга
Владимировна. Зинаида Ивановна дала Ольге Владимировне деньги «на
Толика» – и на проживание, и на разные развлечения. Еще Зинаида Ивановна
дала деньги Толику «на карманные расходы»; Толик хотел отказаться,
говоря, что деньги у него есть, что мама ему деньги давала, но Зинаида
Ивановна сказала, что «то мама дала, а это бабушка даёт» и что «деньги
лишними не бывают». Потом Ольга Владимировна осталась помогать
Зинаиде Ивановне готовить обед и «узнавать разные кулинарные секреты», а
Пётр Степанович, Серёгин отец, Серёга и Толик отправились на «место
постоянной дислокации» – Серёга и Толик похвастались своими
«мустангами», Пётр Степанович поменял простыни и наволочки на кроватях
внуков, застелил чистую постель для Виктора и для Ольги, если она захочет
отдохнуть, и Виктор остался отдыхать – спать после ночи, проведённой за
рулём, а Серёга и Толик, оседлав «мустангов» и взяв с собой Пирата, рванули
на остров.
- Чтоб к обеду были, как штыки! Без опозданий, – предупредил дедуля внуков
- Будем, дедуля! – весело отозвался Серёга. – Я по солнцу время определяю
минута в минуту – я Толяну показывал, как это делать, но Толян всё равно на
всякий случай возьмёт телефон, потому что он мне не верит... возьми Толян,
телефон! – распорядился Серёга; он, Серёга, снова был в своём репертуаре...
На остров они втроём – Толик, Серёга и Пират – переплыли без плота, по
очереди держа Толиков телефон высоко над головой; Пират, оказавшись на
острове, первым делом помчался обследовать кусты, чтоб узнать, был ли кто
чужой на острове в их отсутствие. А Толик и Серёга сдёрнули с себя плавки,
развесили плавки на кустах, чтобы плавки высыхали, и – юные, голые, по-
мальчишески голенастые, отлично сложенные,– посмотрели друг на друга.
- Толян, ты хочешь? – спросил Серёга и, не дожидаясь, что на это ответит
Толик, тут же сказал о себе: – Толян, я хочу...
- Я тоже хочу... – отозвался Толик, сдвигая на своём члене крайнюю плоть –
обнажая бледно-фиолетовую головку.
Члены у них у обоих ещё не стояли – после заплыва в холодной воде члены
на солнце отогревались, ещё не были напряжены, но... много ли надо
времени, чтоб всё пришло в боевую готовность? Когда четырнадцать лет,
когда отличное настроение, когда есть тот, с кем можно окунуться в
безоглядное наслаждение, когда лето, каникулы, голубое небо над головой и
мир прекрасен... много ли надо времени, чтоб всё пришло в полную боевую
готовность? Толик вскинул руки на плечи Серёги, привлёк Серегу к себе,
прижался губами к губам Серёги – не засосал Серёгу в губы, а просто
прижался губами к губам... руки их заскользили по телам друг друга... не
прошло и минуты, как члены уже стояли, наполненные щекотливой
сладостью предвкушения...
- Толян, расстилай покрывало! Я смазку достану...
Тюбик со смазкой, тщательно завёрнутый в небольшой целлофановый пакет,
был спрятан в траве под одним из кустов... когда всё было кончено и
мальчишки, сбросившие напряжение, опустошенные и удовлетворенные,
вместе с Пиратом немного поплескавшиеся в воде, снова – лицом к лицу
- Будем, дедуля! – весело отозвался Серёга. – Я по солнцу время определяю
минута в минуту – я Толяну показывал, как это делать, но Толян всё равно на
всякий случай возьмёт телефон, потому что он мне не верит... возьми Толян,
телефон! – распорядился Серёга; он, Серёга, снова был в своём репертуаре...
На остров они втроём – Толик, Серёга и Пират – переплыли без плота, по
очереди держа Толиков телефон высоко над головой; Пират, оказавшись на
острове, первым делом помчался обследовать кусты, чтоб узнать, был ли кто
чужой на острове в их отсутствие. А Толик и Серёга сдёрнули с себя плавки,
развесили плавки на кустах, чтобы плавки высыхали, и – юные, голые, по-
мальчишески голенастые, отлично сложенные,– посмотрели друг на друга.
- Толян, ты хочешь? – спросил Серёга и, не дожидаясь, что на это ответит
Толик, тут же сказал о себе: – Толян, я хочу...
- Я тоже хочу... – отозвался Толик, сдвигая на своём члене крайнюю плоть –
обнажая бледно-фиолетовую головку.
Члены у них у обоих ещё не стояли – после заплыва в холодной воде члены
на солнце отогревались, ещё не были напряжены, но... много ли надо
времени, чтоб всё пришло в боевую готовность? Когда четырнадцать лет,
когда отличное настроение, когда есть тот, с кем можно окунуться в
безоглядное наслаждение, когда лето, каникулы, голубое небо над головой и
мир прекрасен... много ли надо времени, чтоб всё пришло в полную боевую
готовность? Толик вскинул руки на плечи Серёги, привлёк Серегу к себе,
прижался губами к губам Серёги – не засосал Серёгу в губы, а просто
прижался губами к губам... руки их заскользили по телам друг друга... не
прошло и минуты, как члены уже стояли, наполненные щекотливой
сладостью предвкушения...
- Толян, расстилай покрывало! Я смазку достану...
Тюбик со смазкой, тщательно завёрнутый в небольшой целлофановый пакет,
был спрятан в траве под одним из кустов... когда всё было кончено и
мальчишки, сбросившие напряжение, опустошенные и удовлетворенные,
вместе с Пиратом немного поплескавшиеся в воде, снова – лицом к лицу
– улеглись на покрывале, Серёга, вставив полусогнутую в коленке ногу между
ногами Толика, стал подробно рассказывать Толику, как он уламывал
родителей и на какие жертвы он пошел, чтобы всё получилось в наилучшем виде.
- Прикинь, Толян, как дедуля мне помог! Говорит: «Вы обещали мне помочь
крышу новую сделать, а теперь ты уедешь, Толик уедет, и никто мне не
поможет...» Я, блин, сначала не понял! Не было ж ни разу такого разговора,
чтоб мы обещали дедуле крышу делать! Говорю: «Какую крышу?» А дедуля
мне говорит: «Девичья у тебя память, Серёга!» Говорит: «Для Машкиного
дома, чтоб Машка зимой не замёрзла, кто обещал крышу сделать?» Тут я
сделал вид, что я типа вспомнил, что мы обещали, и говорю папе: «Да,
обещали, А если обещали, то нужно выполнять – не могу я, пообещав,
уехать!»
- Молодец дедуля! – проговорил Толик. – Чётко придумал про крышу!
- Да! Ну, потом начался торг: если меня оставят у дедули, то что я должен
сделать взамен... ну, я пообещал, что в следующем году я буду учиться без
“троек” – ни одной “тройки” в следующем году ни в одной четверти у меня
не будет...
- Серый, а ты сможешь учиться без “троек”? – спросил Толик, и по
интонации его голоса можно было понять, что для Толика это не праздное
любопытство–он,Толик,чувствовалсебясопричастным к
Серёгиным перипетиям
ногами Толика, стал подробно рассказывать Толику, как он уламывал
родителей и на какие жертвы он пошел, чтобы всё получилось в наилучшем виде.
- Прикинь, Толян, как дедуля мне помог! Говорит: «Вы обещали мне помочь
крышу новую сделать, а теперь ты уедешь, Толик уедет, и никто мне не
поможет...» Я, блин, сначала не понял! Не было ж ни разу такого разговора,
чтоб мы обещали дедуле крышу делать! Говорю: «Какую крышу?» А дедуля
мне говорит: «Девичья у тебя память, Серёга!» Говорит: «Для Машкиного
дома, чтоб Машка зимой не замёрзла, кто обещал крышу сделать?» Тут я
сделал вид, что я типа вспомнил, что мы обещали, и говорю папе: «Да,
обещали, А если обещали, то нужно выполнять – не могу я, пообещав,
уехать!»
- Молодец дедуля! – проговорил Толик. – Чётко придумал про крышу!
- Да! Ну, потом начался торг: если меня оставят у дедули, то что я должен
сделать взамен... ну, я пообещал, что в следующем году я буду учиться без
“троек” – ни одной “тройки” в следующем году ни в одной четверти у меня
не будет...
- Серый, а ты сможешь учиться без “троек”? – спросил Толик, и по
интонации его голоса можно было понять, что для Толика это не праздное
любопытство–он,Толик,чувствовалсебясопричастным к
Серёгиным перипетиям
- А куда мне деваться? – усмехнулся Серёга.
– Придётся стараться... я же
папе дал слово, а папа – это не мама, с папой всё конкретно.
- Здесь самое главное – сразу нужно начинать учиться, с первого дня, не
запускать, а потом незаметно втягиваешься, и, когда втянешься, уже не так
трудно, – поделился своим опытом Толик.
Они ещё поговорили немного: Серёга рассказал, что теперь он не только
будет хорошо учиться, но ещё и выносить мусор без напоминаний... но это,
последнее, неточно, потому что мама – это не папа, с мамой можно и
схалявить.
- А тебе что – трудно мусор из квартиры выносить? – спросил Толик.
- Да не трудно! – отозвался Серёга.
– Но, блин... как будто мне больше думать не о чём! Могу иногда и забыть...
– Серёга улыбнулся; Пират,
откинув хвост, спал невдалеке... а может, и не спал он вовсе, а прикидывался
спящим – притворялся, что спит. – Толян... – Серёга ощутил-почувствовал,
как накатывает новый прилив возбуждения.
– Мы когда купались после траха, ты писюн свой хорошо помыл?
- Хорошо, – отозвался Толик, глядя Серёге в глаза, и... то ли сам вопрос
Серёгин, заданный явно не просто так, то ли интонация, с какой Серёга задал
свой вопрос, то ли отличное настроение, то ли подростковая неуёмность,
подростковая готовность к сексуальным эксцессам, а только Толик тоже
почувствовал, как возникает новый прилив юного возбуждения.
- Я тоже помыл хорошо... – Серёга всем телом качнулся в сторону Толика. –
Толян... давай пососём друг у друга! Хочешь?
- Хочу! Давай, – ответил Толик, ни секунды не раздумывая – сжимая в кулаке
быстро твердеющий Серёгин член...
К обеду мальчишки успели тютелька в тютельку – они заехали сначала к
дедуле, посадили на цепь Пирата, отца Серёгиного в доме уже не было, дверь
была закрыта, и мальчишки – в предвкушении обеда – наперегонки
помчались на «мустангах» к бабуле.
- Мам, видишь, какой бабуля борщ варит? Красный... одно объединение! –
проговорил Серёга, работая ложкой.
– Придётся стараться... я же
папе дал слово, а папа – это не мама, с папой всё конкретно.
- Здесь самое главное – сразу нужно начинать учиться, с первого дня, не
запускать, а потом незаметно втягиваешься, и, когда втянешься, уже не так
трудно, – поделился своим опытом Толик.
Они ещё поговорили немного: Серёга рассказал, что теперь он не только
будет хорошо учиться, но ещё и выносить мусор без напоминаний... но это,
последнее, неточно, потому что мама – это не папа, с мамой можно и
схалявить.
- А тебе что – трудно мусор из квартиры выносить? – спросил Толик.
- Да не трудно! – отозвался Серёга.
– Но, блин... как будто мне больше думать не о чём! Могу иногда и забыть...
– Серёга улыбнулся; Пират,
откинув хвост, спал невдалеке... а может, и не спал он вовсе, а прикидывался
спящим – притворялся, что спит. – Толян... – Серёга ощутил-почувствовал,
как накатывает новый прилив возбуждения.
– Мы когда купались после траха, ты писюн свой хорошо помыл?
- Хорошо, – отозвался Толик, глядя Серёге в глаза, и... то ли сам вопрос
Серёгин, заданный явно не просто так, то ли интонация, с какой Серёга задал
свой вопрос, то ли отличное настроение, то ли подростковая неуёмность,
подростковая готовность к сексуальным эксцессам, а только Толик тоже
почувствовал, как возникает новый прилив юного возбуждения.
- Я тоже помыл хорошо... – Серёга всем телом качнулся в сторону Толика. –
Толян... давай пососём друг у друга! Хочешь?
- Хочу! Давай, – ответил Толик, ни секунды не раздумывая – сжимая в кулаке
быстро твердеющий Серёгин член...
К обеду мальчишки успели тютелька в тютельку – они заехали сначала к
дедуле, посадили на цепь Пирата, отца Серёгиного в доме уже не было, дверь
была закрыта, и мальчишки – в предвкушении обеда – наперегонки
помчались на «мустангах» к бабуле.
- Мам, видишь, какой бабуля борщ варит? Красный... одно объединение! –
проговорил Серёга, работая ложкой.
- А это ничего, что борщ варила я? – улыбнулась Ольга Владимировна.
– Правда, под руководством бабушки, но варила я, – не без гордости
проговорила Ольга Владимировна.
- Вот! Теперь дома нужно только такой борщ варить! – отозвался Серёга. –
Бабуля, ты нам в дорогу напеки пирожков побольше – и с капустой, и с
повидлом!
- Серёжа! Как тебе не стыдно? Командуешь, что делать бабушке... – с лёгким
укором в голосе произнесла Ольга Владимировна.
- Спеку, мой золотой, спеку обязательно! – лицо Зинаиды Ивановны
озарилось счастливой улыбкой.
– Ничего, Оля, стыдного здесь нет! Они
растут, и аппетит хороший – это ж залог здоровья!
На второе были котлеты по-киевски, для чего Петр Степанович зарубил не
одну курицу, а две – сочные нежные котлеты просто таяли во рту; ну, и пюре
к котлетам, и салат... от чая все отказались – все пили холодный взвар.
- Ну, теперь я понимаю, почему они не хотят уезжать отсюда: утром сырники
в сметане, в обед котлеты со сливочным маслом, – проговорил Виктор, когда
обед был закончен.
После обеда Виктор и Ольга остались у бабули, а Серёга и Толик, взяв обед
для Пирата, отправились собирать вещи в поездку, – обед у Пирата был тоже
как бы немного праздничный: на обед Пирату тоже был борщ с хлебом,
куриные косточки и кусочек котлеты по-киевски.
– Правда, под руководством бабушки, но варила я, – не без гордости
проговорила Ольга Владимировна.
- Вот! Теперь дома нужно только такой борщ варить! – отозвался Серёга. –
Бабуля, ты нам в дорогу напеки пирожков побольше – и с капустой, и с
повидлом!
- Серёжа! Как тебе не стыдно? Командуешь, что делать бабушке... – с лёгким
укором в голосе произнесла Ольга Владимировна.
- Спеку, мой золотой, спеку обязательно! – лицо Зинаиды Ивановны
озарилось счастливой улыбкой.
– Ничего, Оля, стыдного здесь нет! Они
растут, и аппетит хороший – это ж залог здоровья!
На второе были котлеты по-киевски, для чего Петр Степанович зарубил не
одну курицу, а две – сочные нежные котлеты просто таяли во рту; ну, и пюре
к котлетам, и салат... от чая все отказались – все пили холодный взвар.
- Ну, теперь я понимаю, почему они не хотят уезжать отсюда: утром сырники
в сметане, в обед котлеты со сливочным маслом, – проговорил Виктор, когда
обед был закончен.
После обеда Виктор и Ольга остались у бабули, а Серёга и Толик, взяв обед
для Пирата, отправились собирать вещи в поездку, – обед у Пирата был тоже
как бы немного праздничный: на обед Пирату тоже был борщ с хлебом,
куриные косточки и кусочек котлеты по-киевски.
- Я думаю, вещи сложить можно в одну сумку – в твою или в мою, –
предложил Серёга. – На фиг нам брать две сумки?
- Согласен, – согласился Толик.
В Серёгину сумку мальчишки аккуратно сложили свои вещи, которые им
могут пригодиться на море, причем, у Толика вещей оказалось больше, чем у
Серёги, потому что Толик всё-таки ехал к бабуле на более-менее
продолжительный отдых, а у Серёги была надежда, что отец его привезёт в
Сосновку, они повидают дедулю, и Серёга поедет назад, чтоб отправиться с
родителями в Таиланд... такие были у Серёги мысли, и потому вещей у него
было мало.
- Плавки для пляжа я там куплю, это не проблема... у тебя, Толян, плавки
нормальные – ты можешь новые не покупать... шлепки мы тоже там
купим... – Серёга вспоминал, что ему нужно было на море в прошлое лето. –
Бейсболки, если надо будет, тоже там купим... ну, очки солнцезащитные
тоже там купим, если потребуются... всё это мелочь!
- Ноутбук брать? – спросил Толик.
- На фиг он там будет нужен! А вот зарядные устройства для телефонов
берём обязательно! Толян... –
Серёга, блудливо прищурившись, посмотрел на Толика, – смазку будем брать?
- Зачем? – удивился Толик.
- Ну, мало ли... вдруг у тебя в одном месте засвербит, ты начнёшь ко мне
задом пристраиваться, а смазки нет... и что мы тогда будем делать? Можно
будет, конечно, там купить какой-нибудь крем типа от солнечных ожогов...
ну, или наоборот: крем для загара... – Серёга сделал вид, что он думает.
- Придурок! – фыркнул Толик. – Если вдруг засвербит в одном месте у тебя,
то четыре дня или пять ты потерпишь без моего вмешательства – не умрёшь
без моей помощи... согласен со мной? – Толик, явно подражая Серёге, тоже
сделал блудливое выражение лица.
предложил Серёга. – На фиг нам брать две сумки?
- Согласен, – согласился Толик.
В Серёгину сумку мальчишки аккуратно сложили свои вещи, которые им
могут пригодиться на море, причем, у Толика вещей оказалось больше, чем у
Серёги, потому что Толик всё-таки ехал к бабуле на более-менее
продолжительный отдых, а у Серёги была надежда, что отец его привезёт в
Сосновку, они повидают дедулю, и Серёга поедет назад, чтоб отправиться с
родителями в Таиланд... такие были у Серёги мысли, и потому вещей у него
было мало.
- Плавки для пляжа я там куплю, это не проблема... у тебя, Толян, плавки
нормальные – ты можешь новые не покупать... шлепки мы тоже там
купим... – Серёга вспоминал, что ему нужно было на море в прошлое лето. –
Бейсболки, если надо будет, тоже там купим... ну, очки солнцезащитные
тоже там купим, если потребуются... всё это мелочь!
- Ноутбук брать? – спросил Толик.
- На фиг он там будет нужен! А вот зарядные устройства для телефонов
берём обязательно! Толян... –
Серёга, блудливо прищурившись, посмотрел на Толика, – смазку будем брать?
- Зачем? – удивился Толик.
- Ну, мало ли... вдруг у тебя в одном месте засвербит, ты начнёшь ко мне
задом пристраиваться, а смазки нет... и что мы тогда будем делать? Можно
будет, конечно, там купить какой-нибудь крем типа от солнечных ожогов...
ну, или наоборот: крем для загара... – Серёга сделал вид, что он думает.
- Придурок! – фыркнул Толик. – Если вдруг засвербит в одном месте у тебя,
то четыре дня или пять ты потерпишь без моего вмешательства – не умрёшь
без моей помощи... согласен со мной? – Толик, явно подражая Серёге, тоже
сделал блудливое выражение лица.
- Ну, не знаю... как скажешь! – вздохнул Серёга с деланным сожалением. –
Ты мой старший брат – тебе виднее...
- Вот именно! – согласился с Серёгой Толик. – И потому забудь об этом, пока
мы будем с родителями!
- Толян... ну, вот как мне забыть, когда ты рядом? – вопросительно
посмотрел на Толика Серёга.
- Серый... ты совсем дурак или только прикидываешься? – вопросительно
посмотрел на Серёгу Толик, и они, глядя друг на друга, рассмеялись.
На ужин Зинаида Ивановна сжарила филе щуки, потушила филе в томате,
сделала пюре, а в дорогу напекла два больших бумажных пакета пирожков –
в одном пакете были пирожки с повидлом, в другом с тушеной капустой.
- Дедуля, не забывай Пирата кормить! – напомнил Серёга Петру
Степановичу, и серебристый «Ниссан» с сидящими на заднем сиденье
мальчишками, стронувшись с места, покатил по улице.
В райцентре, пока отец Серёгин заправлял «Нисан», Ольга Владимировна
сначала позвонила Софье Моисеевне – сказала, что обстоятельства
изменились и что их будет не трое, а четверо: «Да, еще один мальчик... нет,
не маленький – ровесник Серёжи... да, ещё одно спальное место... конечно,
диван-кровать вполне подойдёт... да-да, оплата будет не за троих, а за
четверых – двое взрослых, двое мальчиков-подростков... спасибо, Софья
Моисеевна... да, мы уже выехали – завтра будем у вас... спасибо, Софья
Моисеевна!» Потом Толик позвонил домой – сказал, что едет на море: «С
Серёгиными родителями – с его папой и мамой... на четыре дня... на
«Нисане»... бабушка отпустила... мы в райцентре сейчас – заправляемся...я
сейчас дам телефон тёть Оле, Серёгиной маме... да, даю телефон». «Как
маму зовут?» – вполголоса спросила Ольга Владимировна, беря у Толика
телефон. «Татьяна Григорьевна»,
Ты мой старший брат – тебе виднее...
- Вот именно! – согласился с Серёгой Толик. – И потому забудь об этом, пока
мы будем с родителями!
- Толян... ну, вот как мне забыть, когда ты рядом? – вопросительно
посмотрел на Толика Серёга.
- Серый... ты совсем дурак или только прикидываешься? – вопросительно
посмотрел на Серёгу Толик, и они, глядя друг на друга, рассмеялись.
На ужин Зинаида Ивановна сжарила филе щуки, потушила филе в томате,
сделала пюре, а в дорогу напекла два больших бумажных пакета пирожков –
в одном пакете были пирожки с повидлом, в другом с тушеной капустой.
- Дедуля, не забывай Пирата кормить! – напомнил Серёга Петру
Степановичу, и серебристый «Ниссан» с сидящими на заднем сиденье
мальчишками, стронувшись с места, покатил по улице.
В райцентре, пока отец Серёгин заправлял «Нисан», Ольга Владимировна
сначала позвонила Софье Моисеевне – сказала, что обстоятельства
изменились и что их будет не трое, а четверо: «Да, еще один мальчик... нет,
не маленький – ровесник Серёжи... да, ещё одно спальное место... конечно,
диван-кровать вполне подойдёт... да-да, оплата будет не за троих, а за
четверых – двое взрослых, двое мальчиков-подростков... спасибо, Софья
Моисеевна... да, мы уже выехали – завтра будем у вас... спасибо, Софья
Моисеевна!» Потом Толик позвонил домой – сказал, что едет на море: «С
Серёгиными родителями – с его папой и мамой... на четыре дня... на
«Нисане»... бабушка отпустила... мы в райцентре сейчас – заправляемся...я
сейчас дам телефон тёть Оле, Серёгиной маме... да, даю телефон». «Как
маму зовут?» – вполголоса спросила Ольга Владимировна, беря у Толика
телефон. «Татьяна Григорьевна»,
– быстро ответил Толик, и Ольга
Владимировна поговорила с мамой Толика: «Да, мы сами не думали... мы
планировать Серёжу забрать – приехали за ним, а на месте планы
поменялись... да, конечно, потом привозим их снова назад, к бабушке и
дедушке... за деньги не беспокойтесь – Зинаида Ивановна проспонсировала
Толю... да-да, за это не переживайте... и питание, и проживание – всё, как
положено... в гостевом доме... да, это частная гостиница, мы там уже
несколько раз останавливались... конечно, они будут вместе... да, хорошо...
хорошо, я проконтролирую, чтоб Толя звонил... да, конечно... завтра в
первой половине дня... запланировали на пять дней, а там посмотрим, как
получится... да, обязательно будет звонить... да-да, хорошо... не
переживайте... всего доброго, передаю телефон Толе...
–Ольга Владимировна протянула телефон Толику.
– Мама что-то хочет тебе ещё
сказать...» Мама Толика начала говорить, чтоб Толик вёл себя хорошо, чтоб в
море Толик далеко не заплывал, чтоб на солнце не перегревался, но Толику
слушать всё это было совершенно неинтересно, и он сказал: «Ма, я всё
понял! Дядь Витя уже заправил «Ниссан» – мы уже едем. Всё, мам, всё!
Завтра, как приедем, я позвоню!».
Владимировна поговорила с мамой Толика: «Да, мы сами не думали... мы
планировать Серёжу забрать – приехали за ним, а на месте планы
поменялись... да, конечно, потом привозим их снова назад, к бабушке и
дедушке... за деньги не беспокойтесь – Зинаида Ивановна проспонсировала
Толю... да-да, за это не переживайте... и питание, и проживание – всё, как
положено... в гостевом доме... да, это частная гостиница, мы там уже
несколько раз останавливались... конечно, они будут вместе... да, хорошо...
хорошо, я проконтролирую, чтоб Толя звонил... да, конечно... завтра в
первой половине дня... запланировали на пять дней, а там посмотрим, как
получится... да, обязательно будет звонить... да-да, хорошо... не
переживайте... всего доброго, передаю телефон Толе...
–Ольга Владимировна протянула телефон Толику.
– Мама что-то хочет тебе ещё
сказать...» Мама Толика начала говорить, чтоб Толик вёл себя хорошо, чтоб в
море Толик далеко не заплывал, чтоб на солнце не перегревался, но Толику
слушать всё это было совершенно неинтересно, и он сказал: «Ма, я всё
понял! Дядь Витя уже заправил «Ниссан» – мы уже едем. Всё, мам, всё!
Завтра, как приедем, я позвоню!».